Трудно представить женщину, которая бы не могла сварить кашу. Нам, русским людям, трудно.
На другом конце Земли я всё-таки нашёл именно таких женщин. Они не могли сварить кашу.
-Герши, райс поридж, райс поридж, плиз…- коверкаю я английские слова и веселю своим произношением нашего переводчика, Юрика.
Юрик всегда был поросёнок, а тут он вообще наотрез отказался переводить всё то, что не относится к работе:
-У меня в контракте ничего не написано про рисовую кашу,- заявил он,- разбирайся с этими девками сам, как хочешь. Я уже и так язык стёр. Он не казённый.
Мы уже полгода в стране. Кормят нас нормально, но однообразно. Мясо, мясо, мясо.
Я вообще не люблю тяжёлый завтрак. Захотелось каши. Просто молочной каши. Рисовой.
Эфиопки, которые нам готовили еду, понятия не имели, что такое каша.
Обложился словарями. Приготовил монолог. Сильно разжиревший в бедной стране переводчик помогать отказался.
Герши – очень толковая и общительная девушка. Она курирует все вопросы, связанные с нашим питанием, жёстко руководит поварами и официантами.
У нее, как сказал Юрик, блестящий английский. Она неплохо знает итальянский, может объясниться по ресторанной тематике на испанском и португальском.
По-русски она не понимает. Молодая совсем. Когда-то здесь, в офицерском клубе, почти все владели русским языком.
Юрик и Герши могли подолгу обсуждать какую-нибудь тему, связанную с искусством. Переводчик наш был человеком образованным и искушённым в этой тематике. Герши, как выяснилось, тоже. Она уже побывала в Европе, посетила там некоторые музеи и картинные галереи.
В общем, Герши много чего знает. Но она не знает, что такое каша.
Наконец, с горем пополам я сумел ей объяснить как делается рисовая каша.
С молоком.
-Виз милк, Герши, виз милк,- пояснял я ей. Она старательно записывала рецепт в свой блокнотик.
Не сразу, но Герши всё-таки сумела раскрутить доселе неизвестную ей тематику молочной рисовой каши. Время от времени эфиопки стали готовить мне ее на завтрак.
Как они потом признавались, им самим понравилась эта еда.