рассказ "Семён Семёныч"

(история одного кота)


Так мы назвали кота, которого привез мой старший брат Александр. Брат подобрал его во дворе своего дома в Москве и принёс сначала к себе домой, накормил, вымыл и обогрел. У брата жил ещё один кот с красивыми кисточками на ушах. И вот эти коты не смогли вместе ужиться, между ними стали вспыхивать ссоры, доходившие даже до драк. Саше кот понравился своей статью и спокойным поведением, несмотря на не совсем опрятный вид, было очевидно, что это не уличный кот, да и негуманно было отправлять его снова на улицу. Зная, что у нас нет ни кота, ни кошки, а в деревне без них нельзя, Брат решил привезти кота к нам.

Саша занёс кота к нам в дом и опустил его на пол. Не проявляя излишней суетливости, кот осмотрелся и начал изучать новое для него место, не спеша и важно обходя комнаты, обнюхивая мебель, стены и углы дома, пока не оказался в гостиной. Там он ловко и пружинисто вскочил в кресло и улегся отдохнуть. Мы прошли на кухню выпить чаю, а кота оставили в покое на кресле. Обсуждали вопрос о том, какое же имя дать этому коту? Не помню уже, чья это была идея, но когда прозвучало имя Семён, все поняли - это именно его имя, позже кота стали уважительно называть по имени-отчеству – Семён Семёныч (когда вспомнили героя Никулина в «Бриллиантовой руке»).

Сёма был крупным молодым котом с густой тёмно-коричневой шерстью, которая свалялась колтунами, особенно много их было у него на животе и подмышками. Мои попытки удалить свалявшуюся шерсть вначале не увенчались успехом. Когда я брал его на руки и начинал потихоньку раздвигать его «дреды», чтобы подрезать волоски ближе к коже и освободить кота от неудобств, он мягко и уверенно сильными лапами отодвигал мою руку с ножницами, но никогда не пускал в ход свои острые когти и зубы, просто демонстрировал их наличие, предупреждая, что при необходимости может пустить их в «дело». Опасаясь причинить ему боль, я прекращал свои манипуляции и отпускал его. Но постепенно, шаг за шагом, мне удалось удалить все его колтуны и хорошенько рассмотреть всё его тело. Живот и грудь кота без волос были гладкие, нежно-кремового цвета, без шрамов и каких-либо изъянов, сосочки выглядели небольшими пупырышками. Я не стал удалять шерсть в тех местах, где она не свалялась. По опыту я знал, что животные очень тяжело переживают отсутствие волос на своём теле. Со временем шерсть его отросла естественным путём, на спине и боках она приобрела замечательный здоровый вид и блеск. Сказалось и хорошее питание.

Избавить его от назойливых блох удалось быстро и качественно каплей препарата, нанесённого на холку. Как называлось лекарство, я уже не помню (кажется «барсик» или что-то подобное). Буквально через месяц Семён Семёныч выглядел просто великолепно: большой, сильный, в красивой «шубе», с благородной неспешной походкой. Когда он сидел «столбиком», никогда не «разваливал» задние лапы. Благородство и аристократизм читались во всём. Про себя я присвоил ему титул графа (хотя в дворянской иерархии не силён).

Межкомнатные двери в доме мы не закрывали, поэтому Сёма спокойно разгуливал по всему дому, крайне редко поднимаясь на второй этаж. Любимым местом его отдыха было кресло, которое он выбрал в начале нашего знакомства. Это место он использовал и для сна. Несколько раз ему устраивали в коробке лежанку, но он всегда уходил на кресло.

Сначала перед дверью в туалет в коридоре мы поставили ему лоток с песком для отправления естественных нужд, но он предпочитал по нужде выходить в сад и огород, хотя и пользовался лотком изредка. Выпустив впервые на двор, мы опасались, что он уйдёт (кошачьим надо время, что бы привыкнуть к дому), но наши опасения оказались напрасными. Сёма признал наш дом своим и признал нас, не хозяевами, но скорее друзьями.

Не бывало случая, чтобы он громко просился на улицу или обратно. Сёма просто садился около двери и спокойно ожидал, когда мы это заметим, или негромким «мяу» напоминал нам о себе. Аналогично он поступал и при возвращении с прогулки. Территория Сёмы в пределах ограды нашего дома практически не подвергалась набегам соседских котов, серьёзных стычек его с ними я не припоминаю, наверно они его просто побаивались. Дома мебель и стены он не метил, поэтому вопросов о его кастрации, никогда не возникало. В тапочки и другую обувь проживающих и гостей он никогда не испражнялся, даже если обижался на кого-то. Когда дети пытались с ним играть или просто погладить, он эти «приставания» переносил стойко и спокойно, но иногда давал понять, что эти действия ему не по душе, легонько ударяя лапой, не выпуская когтей, либо слегка прикусывал зубами, но никогда не делал больно, не прокусывал кожу до крови. Он не любил сидеть на руках людей, когда его брали на руки, намереваясь приласкать, Сёма как-то весь расслаблялся и сползал (стекал) на пол.

У него были обычные кошачьи глаза, может немного темнее по сравнению с желтовато-зелёными глазами других кошек. Но взгляд его притягивал, он был крайне осмысленным. Казалось, он всё-всё понимает, а не говорит потому, что не желает тратить время на это «никчёмное занятие». Я любил с ним разговаривать. Все домашние животные любят, когда люди с ними беседуют. Как это понять и объяснить, я не знаю. В этом смысле Сёма не был исключением. Во время наших бесед он то поднимал на меня свой взор, то наклонял свою голову, как бы соглашаясь или не соглашаясь со сказанным. Я не люблю, когда кошки, привлекая к себе внимание, трутся боками и головой о ноги людей, так вот Сёма даже не пытался этого делать. Он никогда не занимался своими гигиеническими процедурами прилюдно (напоказ), вылизывал свои прелести где-то в стороне.

Семён Семёныч был обычным крупным и красивым котом с благородными манерами. Его любили и уважали все домашние и гости. Даже большинство соседей относились к Сёме уважительно и, по нашему примеру, называли его по имени-отчеству. Так он и жил у нас (а может считал, что мы живём у него, уж не знаю), не мешаясь под ногами, не выпрашивая еду, не портя мебель (свои когти он точил о стволы деревьев в саду). Знатным мышеловом он никогда не был, но иногда приносил мертвую мышь на крыльцо для отчёта (в основном это были полёвки, которые во множестве водились в округе из-за близости фермы). Сёма любил гулять, только не в дождь и не по снегу.

Мы заметили за Семёном одну очень интересную особенность. Позади нашего дома и огорода были поля, которые использовались жителями деревни для выращивания картофеля. Сразу за огородом было и наше поле, которое мы засадили картошкой только один раз, а потом оно пустовало (гуляло), нам хватало для жизни размеров огорода (почему-то урожай самостоятельно не сажался, не пропалывался и не убирался, а работа не позволяла уделять огороду много времени и сил). Так вот, мы заметили, что на закате в сухое время года уважаемый наш Семён Семёнович садился на этом поле «столбиком» и смотрел в сторону заходящего за чернеющий вдали лес солнца. Когда солнце заходило, он возвращался домой. Надо было обладать большой смелостью, сидеть от забора на расстоянии 50-100 метров из-за того, что там частенько пробегали бездомные или спущенные с цепи деревенские собаки, иногда небольшими стайками. Но что было, то было – Сёма сидел и смотрел на закат, а собаки на него не нападали. Причину такого поведения кота я не знаю. Догадки были совершенно разные: медитирует, просто ему это нравится, вплоть до такой: Сёма – инопланетянин.

Моё повествование заканчивается, подходит к своему трагическому финалу.
Этот кот прожил у нас немного, всего пару лет. С той поры уже минуло лет двадцать, а я всё помню как вчера. В один из дней я был дома, не работал. Сёмы дома не было уже пару дней, и мы подумали, что он загулял (такое хоть и редко, но случалось и раньше). Я вышел прогуляться в сад и вдруг увидел Сёмку под яблоней. Он лежал на боку и не шевелился. Когда я к нему приблизился, то сразу понял в чём дело. Задние лапы и задняя часть тела были у него сильно деформированы. При моём приближении он шевельнулся, поднял голову и посмотрел на меня. Передвигаться самостоятельно он уже не мог. Я взял старый мешок, аккуратно переложил кота на него, взял на руки и бережно перенёс в гараж. Потом я принёс ему в миске свежей воды (пить сам он не мог) и только смочил его губы водой и провел рукой по его голове, вся задняя часть его тела была раздроблена и неподвижна, из неё сочилась и засыхала темная кровь. По характеру повреждений, с большой долей вероятности могу сказать, что это была не авто-травма, к тому же место его обнаружения находилось далеко от дороги, где проезжали автомобили. Скорее всего удар (возможно не один) ему нанесли дубиной, поленом или чем-то таким, что описывают в милицейских протоколах, как «твёрдый тупой предмет с ограниченной поверхностью». От боли он не мог даже мяукать, слышалось только его тяжёлое дыхание и редкие вздохи, похожие на всхлипывания. Он закрывал глаза, затем тяжело открывал их вновь, а я ни чем не мог ему помочь. Всё было понятно без слов. Я сказал о происшествии жене. Она, только краем глаза взглянув на Семёна, заплакала. Потом мы ушли в дом и решили детям пока ничего не говорить, но запретили им заходить в гараж (чтобы они не потревожили умирающего). Несколько раз я заходил в гараж, смотрел на него и пытался с ним разговаривать. Слезы душили меня, но я через силу говорил ему хорошие ласковые слова. Он оставался в том положении, в котором я его оставил.

Рано утром я пошёл проведать Сёму и обнаружил его там, где оставил. Тело его уже окостенело. Я прикрыл рукой веки его глаз, завернул в мешок, на котором он лежал. Затем взял штыковую лопату и закопал его сразу за забором позади огорода. Могилку я выкопал поглубже, чтобы её не раскопали собаки и дикие звери, и опустил осторожно на её дно тело Сёмы, завёрнутое в мешковину. Насыпав небольшой холмик, я посидел на корточках, размышляя о случившемся, выкурил сигарету и пошёл домой. Потом умылся и промыл глаза, чтобы не было видно следов моих слёз. Вот так ушёл от нас этот замечательный кот Семён Семёнович. Детям я потом обо всём честно рассказал. Они плакали.