Хорошо

Воробей сидел на ветке. Он был мокрый, больной, опухший и взъерошенный. Из-за какой-то, должно быть, крайне мучительной, болезни у него выпали почти все перья на голове, спине и правом крыле, так что, если бы он даже захотел перелететь куда – нибудь в другое место, то не смог бы одолеть и трёх метров.
Оставшиеся слежавшиеся перья и красная воспалённая кожа на спине так воняли, что голодный орёл, невесть откуда взявшийся в этих краях и позарившийся на лёгкую добычу, в последний момент круто свернул в сторону отброшенный волной удушливого запаха. Воробей сидел здесь уже больше трёх месяцев. Он, вероятно, уже давно бы свалился на пыльную обочину разбитой грунтовой дороги, если бы не парализованные лапы, намертво вцепившиеся в полузасохшую ветку, по которой в удачный день проползали две, а то и три гусеницы.
Больше всего он любил утренние часы, когда ветер, дувший с соседского сада, приносил запах свежей малины. Да ещё влага дождя иногда наполняла его радостью.
Воробей просидел бы здесь ещё достаточно долго, если бы мальчишка из малинового двора не прострелил ему черепушку из пневматического ружья. Пулька вышибла ему половину мозгов, в результате чего воробей ослеп, оглох и потерял всякую связь с внешним миром.
Он остался живым.
Лёжа в пыли на обочине, он не замечал проезжавших машин, каким-то чудом не задевавших его распластавшееся пыльным комком тело. Он не слышал крики детей, игравших на дороге – таких же пыльных но, несомненно, более живых. И когда кто–то из них касался его ногой, он не замечал и этого. Воробей полностью погрузился в свой мир снов, если это можно было назвать снами. Он находился в той нереальности, которая умещалась в остатках его несчастной головы.
Вывернувший из-за угла грузовик поставил, наконец, точку. Воробей не увидел его колёс и не почувствовал прикосновения шипованных протекторов но, в тот короткий миг, когда его тело превращалось в грязно – бурую лепёшку и что – то окончательно перемкнуло в его мозгу, он проснулся.
Перед абсолютно прояснившимся сознанием промелькнули картины всей его воробьиной жизни. Картины и звуки. И запахи. И чувства
И он подумал, что жизнь - это хорошо.