Грустная история

Светочку не приняли в институт на бюджетное отделение, а на платное семье неоткуда было взять средств, всяких кредитов они боялись. Пришлось выходить на работу, а без высшего образования ничего путного не найти. Без связей и знакомств на хорошую работу не попасть, а этого у Светланы и её родителей тоже не наблюдалось, хотя, с большим трудом нашли местечко, взбаламутив всех знакомых, и Свету взяли на «непыльную» работёнку в какое-то информационное агентство. Платили ей там копейки, а кто-то клал половину её оклада в карман. Но работой этой Светлана дорожила, старательно писала нужные статьи в газеты и журналы, эссе, фельетоны…
Только хорошего парня Светлане встретить всё не удавалось. Первый её мужчина, с которым она встречалась целый год, разобидел девушку и бросил её, когда ей было около 22-х лет, чем та была оскорблена до глубины души и долго не могла успокоиться. Вешаться пыталась, но карниз для занавесок не выдержал и оторвался, несостоявшаяся самоубийца полетела на пол, запутавшись в занавесках и увлекая за собой растения в горшках. Из окна прыгать собиралась, но тоже «неудачно». Зацепилась за что-то острое и повисла головой вниз, с задранным подолом, пока не приехали спасатели и не сняли её оттуда. Она вообще, везучестью не отличалась. На неё гадили голуби, в неё плевал верблюд в зоопарке, она падала в канализационные люки, а в метро её пребольно ударило по голове стеклянной дверью, а голова у неё итак была слабым местом. Однако, эта невезучесть сыграла в её пользу, когда она неудачно пыталась убиться.
После этого, года два, она была одна, и никого не получалось встретить. В её жизни была только работа.
Поколение юношей и молодых мужчин конца 1990-х, начала 2000-х годов, которое годилось бы Светлане в женихи, было в дефиците. Сначала, в 1980-х, была долгая война в Афганистане, и все матери панически боялись за своих сыновей призывного возраста, так как вместо сына вполне реально было получить цинковый гроб. Потом, в начале 1990-х годов начались многочисленные войны в связи с распадом СССР, криминальные разборки во время передела собственности. А советские люди, горожане, служащие, как правило, рожали по одному ребёнку. Мальчик, девочка, не важно. Что уж получилось. И Света, и её подруги, знакомые – все были единственными детьми. Редко, у кого был старший или младший брат, сестра. А трое детей и вовсе было редкостью. Можно, конечно, было выйти замуж за студента из Китая, Африки, Сирии, Ирана или Армении, Азербайджана, узбекистана, Таджикистана или из нашей Сибири. Многие так и поступали, не найдя никого из своих. Но вряд ли это подошло бы Светлане. Не так-то просто ужиться в той культуре, что отличается от привычной. Молча, готовить, стирать, заниматься хозяйством, рожать детей и кротко подносить мужу по первому слову всё, что ему потребуется, даже если эта вещь находится около него, ей, как и многим девушкам из её окружения было не охота и не понятно, почему надо так жить и как вообще можно так жить. Каждый день встречать мужа с ужином… гладить рубашки, завязывать галстуки… Каждый день! Будний. А в воскресение – праздничный обед с разносолами, чтобы всех порадовать! На него уйдёт весь выходной! Весь день простоять у плиты! А ещё – уборка, стирка… Светлане не хотелось столь рутинной, тоскливой жизни домохозяйки. Она любила читать, смотреть фильмы, спектакли, бывать на концертах, в клубах, путешествовать. Ей нравилось красиво одеваться, посещать вечеринки или, модные в те годы, «презентации». Кроме того, девушка была амбициозной, ей хотелось сделать карьеру в журналистике. И она пыталась стать хорошим журналистом, но издательство, где ей удалось устроиться, было самым заштатным, писать приходилось, в основном, о фермерах, кооператорах, педагогах-новаторах, новых университетах, прочих частных вузах, школах и новых коммерческих предприятиях. А муж нужен был Свете только из её круга, а не восточного или горского происхождения, и не «родом из народа», который, если не валит лес или стоит у станка, то под пиво с воблой смотрит футбол в «семейках» да «алкоголичке». Нужен ей был такой, кто бы понимал, что женщина – это такой же человек, как и он, которому так же, как и ему, хочется после работы отдохнуть, вытянув ноги, а не стоять на кухне с поварёшкой. Она ходила бы с ним в консерваторию, театры, на выставки, но…
Сыновья маминых подруг на неё не смотрели и с удивительно-пулемётной скоростью все переженились да обзавелись детьми. Причём, их жёны красотой отнюдь не блистали. Самые обыкновенные. И Света не понимала, почему все куда-то спешат, и почему никто не смотрит на неё. Ведь она была красивой, стройной. И вскоре в кругу её знакомых свободных юношей, здоровых, с нормальной психикой, не осталось, а оставшиеся были детьми, подростками, либо сумасшедшими. В других местах её пребывания, незанятые ровесники её круга ей, почему-то не встречались, а если и попадались, то на неё не смотрели, да и сама она не умела разглядеть в молодом человеке мужчину. Было, лезли к ней некультурные юноши, побывавшие в музее, например, лишь однажды, в стаде пихавшихся школьников, не слушавших экскурсовода и не смотревших на картины. Такие думают, что Леонардо, Микеланджело и Рафаэль – это черепашки ниндзя, Бетховен – это пёс, а Андерсен – это блондинка с силиконовым бюстом. Эти экземпляры, способны брякнуть девушке: «Ты вроде бы ничего, не страшная!», а то и вовсе - выразиться при даме матом. А свои попытки познакомиться, она вспоминала сама такими словами: «Вижу: интеллигентный молодой человек. Явно воспитанный, а не «раскованный». Я решила к нему в профиль повернуться. Ведь я интересная, ахматовского типа, с лебединой шеей. А когда повернулась к нему лицом, увидела то, что у него на шее уже висит задастая девица с жёлтыми, обесцвеченными волосами, чёрным пробором, короткими ногами в дачных босоножках. Во, как надо! Наглость – второе счастье! Обрадовалась знакомству, по типу, «давай дружить, ты такой хороший!», она ж, блин, «раскованная»! И вот, идёт мой молодой человек с тусовки, а с ним под руку – это недоразумение с толстыми икрами задом асфальт задевает… какой диссонанс! Увела из-под носа! А я стою одна, а вокруг меня очередная женатая мартышка вьётся ростом мне по пояс, из поколения грёбаных шестидесятников! Лошадиные испорченные зубы, слюнявый красногубый рот, бородёнка, свитер, гитара, очки, сигарета… и комплиментами да дифирамбами сыпет, какая я загадочная, необыкновенная… отвечаю: «Спасибо, я в курсе», и так со мной всегда. Одни женатики от сорока и выше мной интересуются!»
Через два года одиночества и невезения в знакомствах Светлане попался женатый мужчина. Глаза чёрные, немного раскосые, кудрявая шевелюра, сам рослый, с большими, сильными руками. Девушка влюбилась, и ей захотелось выйти за него замуж. Хотя бы для того, чтобы никто косо не смотрел. Но.
Она встречалась с женатым любовником пять лет, как и все любовницы, ненавидя выходные и праздники. Марат, как его звали, иногда обещал Светлане на выходные куда-нибудь вместе съездить. Она, радостная, собиралась, но вдруг он ей звонил и говорил: «Малыш, к сожалению, в этот раз не получится», якобы, заболел кто-то или просил помочь, и так - каждый раз. Это было таким разочарованием, что хотелось всё крушить с досады. И снова приходилось думать о том, куда деть себя в выходные, чтобы не сидеть дома бельмом на глазу у домочадцев, переживавших из-за того, что она одна.
То, что мать видит её насквозь, Светлану откровенно бесило. Эти бровки домиком она спокойно не могла видеть. И когда она говорила ей об этом сначала очень спокойно и корректно, прося её, чтобы та прекратила так себя вести, делать какие-то намёки на то, что у неё никого нет, а пора, то мать ей отвечала: «Вот это и хорошо, если тебя бесит. Будет у тебя стимул поскорее выйти замуж и родить мне внуков!» На возражение дочери о том, что в современном европейском обществе принято после 35-ти выходить замуж, а в 40-к лет первого ребёнка рожать, когда карьера сделана, мать отвечала: «Глупости! Во-первых, у нас не Европа! Они там все скоро вымрут! У нас - Россия! И все мои знакомые да соседи давно косо смотрят. Как будто с тобой что-то не в порядке. Да и какая там у тебя карьера?! Ленивая ты, не стараешься, а способностей у тебя маловато, вот тебя все и обходят! Это ж надо такое написать: «30-ть лет за рулём транвая!» Ха-ха-ха! А я не хочу, чтобы про мою дочь говорили, что она неудачница!» После этого дочь в исступлении орала: «Ч-то-о-о?!!!», и мать повторяла сказанное ранее тем же ровным голосом да спокойным тоном. Это выводило девушку из себя ещё больше, и в бедную интеллигентную даму, обычно, под истошный крик дочери: «Я счаст-ли-ва-а-а!!!!!» летела одёжная щётка, фарфоровая статуэтка, ваза или тарелка. Увёртываясь от «снаряда», с грохотом разбивающегося об пол, та с издевательской улыбочкой, а то и смешком в лицо парировала: «Оно и видно. Ха-ха! Счастливые люди именно так себя и ведут! Их бы это не задело, а ты - злая и орёшь. А тот, кто орёт, тот не прав! Мы за тебя переживаем и просто хотим тебе помочь!», на что Светлана ещё громче орала: «А не надо за меня переживать!!! Мне не нужна ваша долбаная помощь!!! Оставьте меня в покое и не смейте лезть в мою личную жизнь!!!»
Личная жизнь у Светы проходила, в основном, по будням. Часто это бывало по утрам, перед работой, в лесопарке, близ дома Марата, куда Света приезжала на общественном транспорте, поднимаясь в несусветную рань, когда гораздо больше хочется спать, а не заниматься любовью, и ехать для этого в парк, где Марат на обочине дороги ждал её в машине. И там, где-то на самых дальних задворках лесопарка, у помойки, в тесноте автомобиля, стукаясь периодически головой о потолок машины, Светлане приходилось довольствоваться быстрым сексом, после чего любовник завозил её на работу, если не спешил, конечно. А то, бывало, ехал с ней в свой офис, по дороге «выбрасывая» её у метро, и она добиралась на работу сама. Но чаще всего их свидания проходили в обед. Реже - после трудового дня часа два, не больше. Эти встречи в вечернее время были редкими, так как жёнушка не дремала, и часто лгать про совещания было бы глупо, да и Марата это утомляло, и почти никогда не было встреч в выходные или праздничные дни. Это длилось шестой год, и Светлана давно устала «кушать завтраки» и ждать того момента, когда её поведут в ЗАГС. Как обычно: «Малыш, надо подождать. Пусть сначала дочке восемнадцать лет исполнится, или пусть сын институт закончит» и в том же духе.
Светлане исполнилось 29 лет. Для Европы и 55 лет - не возраст. У нас же странные понятия о возрасте и замужестве. Все куда-то спешат. Как будто шило в одном месте. Незамужняя девушка после 26 лет вызывает, если не сочувствие, то насмешки и подозрения в том, что у неё что-то не так. Причём, такими стереотипами грешит даже интеллигенция. И люди любят принимать участие в чужих делах. Норовят познакомить, а предмет знакомства, обычно, непрезентабелен и скучноват. Когда, отмахиваясь от них, как от назойливых мух, Света говорила о том, что счастлива, ей не верили и заявляли ей об этом в глаза, как и её мать, даже не думая о том, насколько это не деликатно. Это приводило её в такое состояние, что она едва сдерживалась, чтоб не послать их матом.
Светлана стеснялась того, что «до сих пор» не замужем так же, как стесняются наготы, ампутированных частей тела или уродства. Она вполне осознавала то, как унижают её в собственных же глазах жалкие попытки изображать всем своим видом счастливую девушку, меняющую женихов, как перчатки и собирающуюся вот-вот выйти замуж. Эти ответы на звонки друзей или родственников в рабочем коллективе, таким тоном, будто позвонил несуществующий жених и весёлый возглас: «Целую тебя!» после того, как на том конце уже повесили трубку.
Самой заветной мечтой Светы была отдельная квартира, где бы она ото всех спряталась, но стоила она столько, что таких денег ей было не заработать и за 30-ть лет. У неё не было средств и на первый взнос по ипотеке. Снимать квартиру у неё тоже денег не было, она столько не зарабатывала, да и показывать хозяевам паспорт по понятным причинам ей тоже не хотелось. Просить Марата организовать ей убежище она стеснялась, так как однажды уже просила, и он обещал «что-нибудь придумать», напомнить ему об этом у Светы не было душевных сил, поэтому «воз и ныне там» оставался.
Светочку нервировало то, что все знают о её одиночестве, и, чтобы не встречать сочувственные взгляды, которые гордому человеку выносить тяжело, она стала вести себя, мягко говоря, не адекватно. Вместо того, чтобы порвать с женатым любовником и целенаправленно искать хорошую партию для себя, как в перефразированной шутке: «Полгода позора и ты замужем!», она растянула на несколько лет эту глупейшую ситуацию - стала совершать поступки, признаться в которых не могла бы никому, и ей было бы ужасно стыдно, если бы кто разоблачил её. Ранимая девушка решила имитировать наличие личной жизни, создать для родных, друзей, соседей, сослуживцев и знакомых иллюзию того, что вот-вот выйдет замуж, изображая юную, успешную даму, а свою неустроенность прятать, так как уже не имела сил бороться с сочувственными взглядами и неудобными вопросами. Именно для этой цели и разработала она цепь всевозможных ухищрений, чтобы выглядеть в глазах окружающих счастливой. Что бы родители, друзья, сослуживцы и соседи думали, будто бы она проводит выходные с женихом.
И она придумывала себе разные дела вне дома, которые можно было бы выполнить ночью с субботы на воскресение, чтобы уходить из дома в выходные, а также по вечерам и даже, ночам. А это очень трудно, когда почти некуда пойти, чтоб зря время не потратить. Где-то с шести часов вечера и до часу ночи можно спать в метро, катаясь по кольцевой линии, надёжно спрятав под одежду на животе сумку с ценными вещами, которых не хотелось бы лишиться. За эти семь часов можно даже и выспаться. Но в час ночи придётся выйти из вагона, и, заспанной, зевающей, нехотя выползать из тёплого метро на холодную ночную улицу, зябко ёжась да кутаясь в шарф. И бедняга озирается по сторонам в поисках места, куда можно пойти, чтобы провести четыре с половиной часа. Иногда, если Светлана оказывалась на другом конце города, то она добиралась до дома пешком, заходя по дороге в ночные магазины и кафе. Но нельзя прийти домой ранним утром. Родители и бабушка заподозрят неладное. Поэтому она редко так поступала, каждый раз покупая букет, и с маской счастья на лице входя в квартиру под утро. Обычно, она где-то пересиживала, а потом шла на работу, до тех пор, пока не приноровилась ночевать там, после чего окончательно забыла дорогу домой.
Иногда можно было одну ночку провести у кого-нибудь из хороших знакомых. Там можно было принять душ, постирать вещи. Но этим злоупотреблять опасно, так как есть риск растерять оставшихся приятельниц.
Или можно поспать в залах ожидания вокзалов и железнодорожных станций, если, конечно, не прицепится мент с требованием показать билет и сказать ему, куда отправляешься. Для этого она называла самый утренний поезд, чтобы мент разбудил её, как можно позже. Если он требовал билет, то она лихо врала, что, будто бы кого-то встречает. Могло не прокатить, и она снова оказывалась на промозглом ветру ночного города, и ей хотелось плюнуть на всё, вернуться домой, принять ванну, броситься в родную постель, блаженно вытянуться под одеялом и провалиться в вожделенный сон.
Кроме этого, Светлана «любила» ночами спать в кинозале, если была такая возможность (были в, т. наз., «нулевых», места, где крутили кино всю ночь, и можно было не выходить из зала).
Допустим, круглосуточные кафе, но там не очень-то поспишь. Можно заказать что-нибудь и долго сидеть с ноутбуком, но поспать-то может не и получиться. Работники кафе будят спящих, принимая за пьяных, и норовят спровадить, чтобы своим видом не отваживали клиентов. Поэтому, Светлана надевала чёрные очки и приучилась спать, сидя, в устойчивой позе, чтобы не упасть, но, всё равно, время от времени, заваливалась на бок. Так же она вела себя с пятницы на субботу в ночных клубах, научившись дремать под грохот музыки в самом укромном и тёмном уголке, надев чёрные очки, с кальяном или кружкой пива, если, конечно, в такой обстановке уснёшь, но Светлана засыпала, так как, она, как кошка, уже привыкла спать в любой обстановке.
Светлана придумывала всё новые и новые способы имитации счастливой личной жизни «с женихом», которого у неё не было и не предвиделось, как она ни обманывала других, но, прежде всего, себя. Это стало для неё своеобразным спортом. Однажды она приняла участие в частной ночной экскурсии по Москве, но денег на следующую экскурсию уже не было - дорогое оказалось удовольствие, но оно того стоило. Было очень интересно, но ни одного свободного мужчины её возрастной группы не оказалось. Парочки, молодёжь лет 18-ти, пенсионеры и… женщины! От 20-ти до 85-ти!» Поэтому она стала сама себе устраивать ночные прогулки по культурным местам, и засекала время, за которое можно пешком дойти от одного места в Москве до другого. Заодно открывала для себя новые забегаловки, места, где можно купить дешёвый букет, бесплатно справить нужду, поспать и не быть выгнанной или отправленной в полицию - ночлежки всякие, в том числе и частные, нелегальные, где она однажды осмелилась переночевать, у подозрительной бабы, стоявшей с табличкой «сдам комнату на ночь» у Курского вокзала.
Женщина привела Светлану в квартиру, где в комнатке, едва помещаясь, стояли три кровати по периметру, а на двух из них спали люди. Похоже, это были мужчины из Средней Азии. Воздух в комнатушке был спёртым, если не сказать, зловонным. Отдав женщине деньги, девушка свернулась калачиком, не раздеваясь на пустовавшей третьей кровати, а хозяйка вышла из квартиры. Светлане не спалось, и она, задыхаясь от вони, прислушивалась к сопению соседей по комнате. Наконец, её стала одолевать дремота, но она тут же проснулась, услышав то, что в квартиру вошли. На этот раз это были женщина лет 35-ти и девочка лет 13-ти. Их положили в центр комнаты прямо на пол, на один широкий матрац и дали одно одеяло на двоих. Хозяйка нелегальной ночлежки по очереди растолкала парней из Средней Азии и сказала им, чтобы осторожнее были, когда понадобится встать – на полу люди. И снова вышла из квартиры. Дышать в комнате было совершенно нечем, но подойти к окну Светлана боялась, так как ей бы пришлось для того, чтобы открыть форточку, перешагивать через лежащих на полу, женщин, а потом становиться ногами на кровать с лежащим на ней, человеком. И она не дерзнула это сделать, всю ночь промаявшись. Не выспавшаяся, с отёкшим лицом, она поехала на работу. Понимая абсурдность своего поведения, Светлана ругала себя: «Закомплексованная идиотка! Отдала деньги за то, чтобы провести ночь в таких условиях! Дома-то своя комната! И чего там-то не живётся! Всё гордость!»
Зимой, когда никто из домочадцев не собирался ехать на дачу, а любовного свидания на пятницу вечер не планируется, можно прямо с работы съездить туда и с удовольствием там побыть, наслаждаясь тишиной и чистым воздухом. Сразу, по приезде затопить печь, а пока она топится, очистить двор и дорожки от снега, а потом, грешным делом, напиться. Утром проснуться в уютном доме, снова затопить печь и пить крепкий, горячий чай чашку за чашкой вприкуску с кубиками пилёного сахара из ближайшего сельского магазинчика. Потом лежать на кровати с книгой и лениться до вечера. На ужин сварить себе толстых и длинных сероватых макарон из того же лабаза, с тёртым сыром, а потом опять пить крепкий чай вприкуску с пилёным сахаром, а после ужина, подкинув дрова в печь, заснуть под треск поленьев в печке и бормотание транзистора.
Света завела себе тайный дневник, в который записывала все эти маршруты, где и что находилось, чтоб не забыть. Пухлая тетрадь с вклеенными туда фотографиями, билетами в кино, карточками кафе, клубов, чайных да магазинными чеками, выглядела симпатично. Эту свою заветную тетрадочку Света прятала в надёжном месте ото всех, и берегла, как зеницу ока. Такой была её «личная жизнь».
Дни своего рождения Светлана ненавидела и, чтобы искоренить у знакомых и родственников привычку поздравлять её в эти дни, брала отгулы или отпуск за свой счёт на несколько дней и блокировала всякую связь в интернете и «пересиживала» это время на даче или в санатории, где всегда в этот период были места. Праздников на это время никаких не попадает, а время не летнее, прохладное и дождливое. Природа, как будто бы, плачет по Светиной судьбе, и она сидит одна в номере или в пустом парке на берегу пруда и пьёт, чтобы не знать, забыть, не помнить ничего о том, какое сегодня число. Говорить об этом с Маратом она не хотела, так как это было только её.
Можно было скататься в санаторий дня на два, что тоже вариант. Только дорого. Но отдых был необходим, так как она устала зависеть от свободного времени женатого любовника, да играть роль счастливой невесты, у которой всё хорошо, мнительно приглядываясь, не вздумал ли кто ей посочувствовать, не веря в её «счастье». На свежем воздухе, конечно, хорошо. Зимой там тихо и почти безлюдно.
Бывало такое, что она всю ночь простаивала на длительной всенощной в каком-нибудь московском или подмосковном монастыре! Там можно, подстелив матрасик или коврик, подремать на нём, опустившись на колени в темном уголке церкви. Света исповедовалась, причащалась, получала епитимьи, но изменить ничего не могла. Она была привязана именно к тому человеку, хоть и счастлива с ним не была, а впала в зависимость от него, и холостого полюбить не получалось, да и не было рядом не то, что достойного, а вообще не было никого. Все командировки Светлана брала себе и часто бывала в разъездах, что было её спасением. Там, где её никто не знал, девушка чувствовала себя комфортно. Во-первых, в командировке никто не знал, сколько ей лет и каково её семейное положение. Выглядела она всегда на несколько лет моложе паспортной даты, а на безымянном пальце правой руки у неё было колечко по цвету и форме очень похожее на обручальное. Светлана любила это колечко, почти никогда не снимала и воспринимала его, как талисман. Этот «талисман» сослужил ей плохую службу, так как отпугивал порядочных юношей.
В этих командировках, после работы, Света с удовольствием шла в местный музей или театр. К сожалению, в её гостиничном номере часто, кроме неё, была, как минимум, одна женщина. Когда же она была в номере одна, хотя бы один вечер, то это было для неё праздником. Она вечером укладывалась в чистую постель, вытягивала ноги и руки, и радовалась тому, что не надо спать, сидя, в ночном клубе, а можно почитать книжку на ночь и заснуть спокойно в уютной байковой пижаме. Наплевать на то, что в чужом городе тоскливо вечером одной. Зато здесь нет мамы, у которой брови домиком по поводу её «до сих пор не замужем», нет маминых подруг, дочери которых все замужем за рослыми, сильными мужчинами, и они «просто хотят помочь», подсовывая ей каких-то мелких, хилых очкариков с нечистой кожей да противной рожей. Там нет соседок, на глазах которых она выросла, и они очень хорошо считают да имеют очень хорошую память на даты и то, сколько кому лет. И тоже «хотят помочь» своими бестактными советами, больше похожими на шпильки! И бабушек там нет, которые сидят на скамейке у подъезда. Охота было ей взорвать эту лавку динамитом, так как мимо них проходишь, как сквозь строй! Там нет заклятых подруг и «милых» сослуживцев…
Итак, её посылали, обычно, в какой-нибудь старинный провинциальный городок или напротив, город-урод вокруг градообразующего предприятия. И там - чёрное зеркало окна гостиничного номера… помигивает люминесцентная лампа. На стене бормочет сетевой радиоприёмник. Туалет в конце коридора. Душ частенько не работает, но, обычно, командировка пролетает очень быстро.
Гордая, Светлана уже была не в состоянии слышать вопросы по поводу личной жизни и встречать сочувственные взгляды. Именно от того все эти санатории, ночные клубы, метро, гости, вокзалы, ночлежки, монастыри и прочие приключения. Все из этих убежищ были опробованы да изучены.
Возвращаясь домой из очередной командировки, с дачи или санатория, Светлана снова продолжает вести себя не нормально, имитируя наличие личной жизни и тратит на это огромное количество энергии. Всё это изрядно её утомляло. Светлана чувствовала то, что запуталась и понимала то, что необходимо скинуть с себя всё это и нести своё одиночество с чувством собственного достоинства... но она была не в состоянии прекратить этот театр для людей, которым, в сущности, всё равно. «Им лишь бы самоутвердиться за мой счёт! Лишь бы поиздеваться! Иначе бы мне для знакомства интересного мужчину подогнали, а не этих ушлёпков! Своих-то за рослых, красивых да успешных выдали! Врут они всё! Не помочь они хотят, а унизить! А я виновата в том, что одна?! Никого ж нет! Где они вообще их берут? Где находят? Почему мне они не попадаются?! Мужчин много, разве что, в Китае. А в России-то их почти нет, - рассуждала она, тоскливо, - и в этом ничтожном количестве мужчин, большой процент занимают, мягко говоря, не подходящие для брака граждане. Это - гомосексуалисты, всякие извращенцы, маньяки, садисты, уголовники и хулиганы. И это ещё не всё. Кроме этих есть ещё просто хамы да подонки, религиозные фанатики, сектанты, игроки, наркоманы и алкоголики. Но и это ещё не всё! А сумасшедшие, а инвалиды, импотенты и кастраты, больные всякие (болезней-то на свете миллионы!)… Поэтому, тысячи и тысячи тридцатилетних женщин никак не могут выйти замуж. И это, несмотря на то, что среди них полно очень красивых, умных и вполне успешных!..»
Вскоре, сделав дубликаты с ключей от комнаты на работе, она научилась проникать туда, пролезая в дыру в ограждении, а затем - в окно туалета. В 2000-е и начале 2010-х не было ещё камер и хитрых замков. Войдя в комнату, она ложилась на диван, укрывшись пальто. Свет зажигать боялась, и лежала в тишине опустевшего здания, засыпая, не боясь того, что войдёт кто-нибудь из сторожей. Она знала о том, что они там, пьяные, дрыхнут в обнимку со столь же пьяной собакой по кличке Бакс, которой наливали, зачем-то, водку в миску, и пёс её лакал, после чего заваливался на бок рядом с мертвецки-пьяными людьми, и все они громко храпели.
У Светы был будильник, в ящике стола - зубная щётка, паста, и прочее для утреннего туалета. Просыпаться приходилось очень рано, затем быстро привести себя в порядок и выскочить с работы. Она шла в кафе завтракать или летела на свидание со своим женатиком, так как у неё было целое утро. До десяти появиться на работе она никак не могла себе позволить! У неё же «личная жизнь есть»!
Света вполне отдавала себе отчёт в том, что тратит время зря, и надо послать подальше женатика, не верить его обещаниям, да сосредоточиться на поисках жениха, а не тратить энергию на «не перспективного» любовника и пускание пыли в глаза окружающих, только унижаясь в собственных глазах, лишая себя свободы. Понимая всё это, она не могла ничего с собой поделать. И неприятно то, что, несмотря на все ухищрения, люди не верили в то, что у неё «всё в порядке». Они не желали замечать «весёлого смеха» (с истерическими, правда, нотками), воркование по телефону с «возлюбленным» и даже букеты цветов.
И вот, Светлане исполнилось 32 года, умерла её бабушка, а она, всё кушая завтраки от любовника, вела, так называемую, «иллюзорную» жизнь. Пускала пыль в глаза, тратя уйму энергии на то, чтобы прятать своё одиночество от окружающих. Больное самолюбие сыграло с ней злую шутку. Этим «обручальным» кольцом и прочими выкрутасами она отталкивала от себя приличных молодых людей, не успев их заметить, вся, сжавшаяся в злющий комок нервов, сосредоточенная лишь на том, что о ней подумают какие-то люди. Дома Светлана уже никогда не ночевала из-за своего психоза. Она вывезла всё необходимое, рыкнув, уходя: «Я замужем! Живу у мужа! Это забираю!» Мать разрыдалась, так как дочь выглядела невменяемой, со спутанными волосами и лихорадочно блестевшими глазами, и от неё неприятно пахло. Она отчаянно закричала: «Светочка, стой! Ты – моё самое любимое дитя! Пожалуйста, останься! Я тебе больше слова не скажу! Прости меня, пожалуйста, родная! Я вела себя бестактно и глупо! Хорошо, ты - самая умная и самая счастливая! Ты замужем! Только поживи гостевым браком, на кой тебе этот быт?! Не бросай нас! Мы не можем без тебя! Отец! Скорее догоняй! Мне её не поймать! Скорее!!!» Но пока отец натягивал тренировочные штаны и куртку, обувался и вызывал лифт, его обезумевшая дочь, развив нереальную скорость, уже неслась по лестнице вниз с огромным узлом за спиной. А потом через проспект, дворами, дворами, пока не оказалась на заброшенной стройке, где развернула узел. На клетчатом пледе лежала вся её одежда, обувь, сумки, косметика и средства гигиены. Придирчиво осмотрев вещи, она выбрала самые нужные, а остальное нещадно выбросила. Снова увязав вещи в плед, она стояла и плакала, так как не знала, куда это всё нести. На работе нельзя хранить такое большое количество вещей, и она, пошла к дому Марата, который в последнее время всё куда-то пропадал, и они давно не виделись. Вся её жизнь летела в тартарары из-за каких-то тёток с голосами гусынь, у которых жизнь не удалась, что Света понимала, но не в силах была это прекратить. Она всё быстрее и быстрее сходила с ума.
И вот, после очередной ссоры, которых между любовниками становилось всё больше, Марат надолго куда-то исчез, сказав ей: «Лечись, иначе закончишь свою жизнь в психушке!». И вот, она пришла в лесопарк, стояла там с мешком у помойки, вызвав туда Марата по телефону, который попросила у прохожего, так как на её звонки тот не отвечал. И вот он отозвался. Услышав голос любовницы, Марат решил, что случилась какая-то беда, и, на всякий случай, взял с собой деньги. И решил с ней встретиться, в конце концов, всё ей сказать, чтобы развязаться.
Когда он вышел из автомобиля, увидел женщину с мешком у помойки и сначала решил, что это бомжиха, так как пуховик у Светы был наброшен на демисезонное пальто, и на голове была зимняя вязанная шапка поверх тульи фетровой шляпы. Когда понял то, что это Светлана, даже испугался тому, как она изменилась.
- Что тебе? – напряжённо спросил он.
- Я ушла от родителей. Сказала им, что вышла замуж, забрала вещи и сразу к тебе. Ты давно обещаешь оформить со мной отношения, и я больше не могу ждать. Мне уже 32 года, а я всё ещё в любовницах. Хватит откладывать!
Почувствовав неприятный запах, Марат сказал:
- Давай отойдём от помойки! Посидим на лавочке в парке…
Когда они сели, Марат понял, что запах тухлятины исходит не от мусорных баков, а от немытого тела женщины.
- Я тебе ничего не обещал! – ответил Марат, - я ничего такого не помню. Да и чего не скажешь, когда хочешь женщину! Ты не маленькая, пора уже знать о том, что для мужчин слова ничего не значат, когда они хотят секса. Это животный инстинкт, и я себя не контролировал. Благоразумие должна была хранить только ты, а не я! У женщин другой организм. Они могут держать себя в руках, а мужчины – нет! У нас от женщины крышу сносит! И странно то, что ты этого не знала. Ты со мной познакомилась, когда тебе было давно за двадцать, и это уже не юный возраст.
- Как же так?! Я же верила тебе! Куда мне идти? Мои родители думают, что я вышла замуж! И я не могу вернуться домой! Ты меня опозорил!
- Возвращайся домой. И помойся! От тебя несёт помойкой! Сама себя позоришь, связавшись с женатым мужиком! Я никогда не уйду из семьи, тем более, к русской! У меня татарская семья! Мы - националисты, на русских в принципе никогда не женимся! Неужели ты об этом ничего не знала? Это знают все! Меня дед и бабка проклянут, если брошу семью для того, чтобы жениться на русской! Успокойся да иди домой! И сразу в ванную. Не ходи так, это ужасно. Всё, прости меня и прощай. Вот, возьми деньги и не поминай лихом. Мне, правда, очень жаль.
И Марат ушёл. То, что любовник её бросил, Светлана осознала не сразу. Она сидела на скамейке и тряслась всем телом. Она ничего не понимала и не помнила, после того, что услышала.
Две девушки-полицейские на гнедых кобылках патрулировали парк. Увидев на лавке странно одетую женщину с мешком, они спешились и приступили к ней с расспросами. Кто, откуда… Наконец, она разрыдалась. Вызванные по рации полицейские отвезли Светлану в квартиру её родителей. У неё уже не было сил «изображать счастье».
На часть денег, которые Светлана взяла у Марата, она купила баллончики с краской, длинные гвозди, здоровенный тесак и кувалду. Она облила его машину краской, проколола шины, побила стёкла, в умопомрачении не слыша того, как орала сигнализация, всё время, пока та крушила несчастный автомобиль кувалдой, резала тесаком сидения через разбитые стёкла, прыгала по его крыше, стремясь её продавить всё глубже. Когда полиция стащила её с крыши искалеченного автомобиля, она настолько обезумела, что выкрикивала нечленораздельные фразы и плевалась, а потом сбросила с себя одежду и, абсолютно голая, прыгнула в холодный осенний пруд, в котором плавали золотые листья, вспугнув несколько уток.
Потом она лечилась в психиатрической больнице довольно долго и не один раз, а несколько и подолгу, от лекарств у неё выпали волосы, а тело стало грузным. Работу она, конечно же, потеряла. Потом умерла сначала её мама, так и не дождавшись внуков, затем – отец.
Последний раз её видели зимой, рывшуюся в мусорном баке. Она была совершенно безумного вида. Её, виднеющиеся из-под пальто, ноги были голыми, синюшными и в язвах. Башмаки были рваные, на голове – детская шапка с помпоном, из-под неё торчали грязные седые патлы, на красном носу висела капля, во рту – чёрные осколки вместо зубов. Сосредоточено роясь в мусоре, она непрестанно бормотала: «Я замужем! Замужем! Вот кольцо! Кольцо! Что, не видно разве?! Я счастлива! Мне ещё 20-ть лет! Не лезьте в мою личную жизнь! Мне не надо помогать, меня муж содержит, у нас всё хорошо. Двое детей, машина, телевизор! Дача, машина, телевизор! Рояль, собака, двое детей, а свекрови не надо, не надо нам свекрови! Я не работаю, меня муж содержит! Кольцо! Вот кольцо! Смотрите, я замужем, с кольцом! Мне 20-ть лет! В мою личную жизнь не лезьте! Я красивая! У меня двое детей!..»