Транс-уральская рапсодия

Глава 3.

Жуков наша маленькая Ника всех давит без жалости, а у меня была к ним любовь, какая-то симпатия – нет, отбегала, конечно, когда ползли на меня, отбрасывала, но а так, было интересно наблюдать, как они там копошатся, проворно бегают, забавно переставляя свои хрупкие тонкие лапки. Не жалко было только комаров и мух, налетающих в дом, их била мухобойкой беспощадно! Моими самыми любимыми насекомыми были такие полупрозрачные оранжевые «солнышки», как их называла, крохотные паучки, выползающие на поверхность в начале лета. На чёрной, оживающей, отогревающейся земле они смотрелись очень радостно и колоритно.

Серов, север Свердловской области, край низкого неба и северного ветра. В этот зимний город мы наведывались в, новогодние каникулы – мама и мы с братом. Мама старалась нас как можно больше везде вывозить и бывать, и вот, одним из таких вариантов и был Серов, по большей части зимой, но и летом тоже. Там жили Саня, тот самый, что нёс сбитого Барсика, его мать, тётя Паня, тётка мамы, и прабабушка Ульяна, мать деда Ивана и тёти Пани наше прабабушка.
Низкое северное, будто скребущее землю небо. Такое ещё встречала в Питере и других северных городах, Сургуте или Нефтеюганске. Тётя Паня всегда наготавливала всего, целое застолье! От всевозможных яств и блюд ломились столы и подоконники; воздушный торт-безе с масляным кремом и по сей день остаётся моим любимым лакомством!..
В новый год ёлка или сосна, большие, северные, пушистые, прям до самого потолка – есть фотография, снятая Саней, где бабушка Ульяна у такой разряженной ёлки, сидит, сложив свои трудовые руки, и до того этот образ праздника и её натруженности и прожитой жизни врезается в память, что на глаза наворачиваются слёзы. Ёлка мне тогда казалась такой же рослой, как и все они – Саня под два метра и немаленькие тётя Паня с бабушкой Ульяной.
Саня увлекался музыкой и фотографией, очень любил животных. На кассетнике или бобиннике слушал разные записи – пластинок, которые ещё были у нас в ходу, у него уже не было и в помине, а проигрыватель стоял где-то в шкафу. Старше меня на шесть, а брата на четыре года, они больше времени проводили друг с другом. Саня охотно взял брата под своё крыло в плане музыки, он был одним ребёнком в семье, без сестёр и братьев, и общение с нами доставляло удовольствие и ему. И меня Саня тоже преданно и беззаветно любил всю жизнь, но уже чуть отстранённее, чем Максима. Позже любовь к записям и слушанию музыки перешла, перекинулась и на меня. Уже не в восьмидесятых, а в начале и середине девяностых. А тогда было интересно наблюдать за проносящимися туда-сюда стайками Саниных музыкальных, да и просто, друзей и единомышленников – дружить он умел и любил как никто, и сейчас уже после трёх лет с его ухода, остаются его верные и преданные друзья…
Футбол, хоккей, другой спорт оставались брату на время гостей у Сани дома, а тут пение под микрофон и гитара, слушание нового, редкого и запрещённого. Но как-то тогда ни Саня, ни брат так и не привели меня к тем рокерам, которых узнала позже. Саня больше склонялся к приблатнённо-попсовому репертуару, не зря в последние годы своей жизни увлекался Леппсом. А тогда «Сектор газа», Александр Новиков, Вилли Усов были всегда у него на слуху. Брату же нравилось многое – и наше, и зарубежное, слушал, понимая язык. Я же пришла к року как таковому, разному и всякому, в девяностых, а уже сейчас сконцентрировалась конкретно на нашем русском роке.

Северная природа Серова – кедры, грибы и клюква, но там, привыкнув больше к климату поюжнее, бывать не очень-то любила и стремилась – тайга себе и тайга. Каждый раз проезжая вокзал Свердловска и делая на нём пересадку, думала, что за город такой, с огромным вокзалом и дурно-пахнущим туалетом и бескрайним залом ожидания. В Свердловске, как в городе, а не на вокзале, первый раз побывали в девяностом-девяносто первом году, когда Саня поступал в железнодорожный институт – он с детства любил поезда, просто грезил ими, даже сочинял маленьким сказку про паровозенят и мечтал стать помощником тепловоза (машиниста). Но учиться, испугавшись (так как по природе был очень робким и застенчивым) притеснений однокурсников и старших, не смог. Вернулся и устроился к себе в Серове на завод, где всю жизнь проработал по обслуживанию станков с ЧПУ, так как технику знал как свои пять пальцев. Чинил он что угодно и даже собрал компьютер, когда они только пошли. Паял и соединял платы с проводами, деталями и запчастями (не знаю уж, что там содержится в микросхемах). Любил животных, всех жалел, был мирным и не конфликтным, если только не с бабушкой или мамой – тут он мог разойтись во всю ивановскую! В конце его сгубил, как водится, неправильный образ жизни и алкоголь. Да и женитьба на неподходящей даме в год олимпиады и всеобщего подъёма, пристрастившей его ко всему прочему ещё и к курению, тоже к добру не привела, это с его-то сердцем!..

На вокзале Свердловска с мамой как-то случился приступ. Ещё совсем молодая женщина с двумя маленькими детьми, 8 и 10 лет, она попала со своим недомоганием сначала в медпункт, а потом комнату матери и ребёнка – очень себя не щадя и не жалея, пахала и рвалась, как и дед с бабой, чтобы выучиться и нас выучить, при этом везде нас возя и всё посещая, показывая и смотря страну. Им с отцом было непросто тогда, в тот период, таким молодым, и получить такой удар, а ей ещё и по здоровью…
Зато потом мы четырьмя поколениями поехали до Москвы, дальше в Киев и наконец, Хмельницкий, а у мамы ещё и Каменец-Подольский на границе с Польшей. Грандиозная поездка на Украину, где жил брат бабушки Ульяны, дядя Ваня, бывая и у них в Серове и однажды пригласив в гости и к себе.
Москва, огромный шумный город, 1988-ой год, мы на Киевском вокзале – всюду зелень, сели на поезд до Киева. Приехали – ещё гористее и холмистее, чем Москва, Киев, всюду колючие ёжики опавших каштанов под ногами, киевский стадион «Динамо», набережная Днепра, университет имени Т.Шевченко, Бабий Яр… Город показался мне, восьмилетней, каким-то южный, тёплым, гостеприимным, большим, с огромным сердцем и душой, таким зовущим и уютным. Мощёные булыжником узкие улочки, ведущие то вверх, то вниз. Очень тепло – дымка жара марева над горизонтом, город весь будто купается в лучах солнца и какого-то своего трудно передаваемого словами оранжево-золотого света.
Дальше Хмельницкий, областной центр на западе Украины. Наше пребывание там совпало с празднованием тысячелетия Крещения Руси, и потому в Южном Буге было много людей в исподних, белых одеждах, готовых принять Святое Крещение и над ними отец в чёрной рясе (В чёрном теле сподобно держать себя, чтоб душе очиститься и возвыситься).
Хмельницкий – большой и развитый промышленный и индустриальный центр. Памятник знаменитому уроженцу Богдану, в честь которого и назван город, на привокзальной площади. Мы жили там в частном секторе, в квартале настоящих украинских домов и домиков, как там их называют, хат и хаток. Изредка выходили в гости в многоэтажки и по городу к двум тамошним тёткам. В палисадниках и садах зрели яблоки, абрикосы, сливы и груши, и мы рвали их прямо так, с улицы, обтирали и ели. Чуть не с ветки – такие сладкие и ароматные, просто ммм! Украинский красный борщ с фасолью, весь будто в сеточку солнечных пятен, светлый, южный увитый и заросший, зелёный двор с белёным домиком и такими же светлыми и узкими наличниками на окнах. С огорода овощи, зелень, кукуруза, а из сада вишни, с вишней же вареники.
Я маленькая, играю с девочкой-погодкой, старше меня. Они дарят мне огромную, хранящуюся у их бабушки картонную новогоднюю корону Снегурочки, всю увитую мишурой и блёстками – такой красоты я прежде ещё не видела! Мягкая игрушка ослика, подаренная на память, какого у меня тоже ещё не было – такой южный, солнечный, колоритный, украинский мотив. Сейчас у наших дочек кукла украинка – хотели купить русскую красавицу, но вышла украинская, а мы и рады – в разноцветных цветах лента на голове, узор вышит красной тесьмой на чёрном фоне безрукавки и юбки, белая рубашка, а передник красный, нарядный, и такие же сапожки. Черноволосая со светло-голубыми глазами - настоящая красавица-украинка!
Потом, дома, долгими зимними вечерами и днями, когда примеряла новогоднюю корону или играла с осликом, я вспоминала тёплую и солнечную Украину, Киев и Хмельницкий и крещение людей в Южном Буге…

Куда-то далеко уехать из дома удалось только через три года, не считая ежегодной Юрюзани, в 1991-ом. А пока в 1989-ом переезжали в новое жильё, трёхкомнатную квартиру, данную семье от института. В 1990-ом осваивали дачу, да притом ещё лето у дедушки с бабушкой. Я, уже не боясь, кормила с руки телят, баранов и коз, чтоб завести их во двор или просто так в яслях, давая им что повкусней.
И мы снова, все вместе, дружной компанией, я, Саня и брат, проводили летние каникулы. Саня возил меня на бачке мопеда, когда нужно было съездить в соседний городок за радио- и электро-товарами. Одному ему не хотелось и поэтому брал меня. Помню, как мчались по краю шоссе, как обгоняли нас гудящие камазы и самосвалы. На Сане взрослый шлем, на мне детский. А всё равно нравилось, хоть и было немного страшновато: мимо проплывали горбатые южно-уральские горы, чуть ниже них поля, луга, долины и речки со светлыми округлыми и покатыми валунами, так и просящимися в руки. Да и ходить по ним было одно удовольствие – сущий массаж для обнажённых ног. А там, далеко, на другом берегу, маленькие крошечные, со спичечный коробок, домики окрестных посёлков.