На эшафоте

Я гляжу на него — совсем ещё мальчишка. Ох, не здесь его место… Но не сам ли выбрал свой путь? Можно хоть сто поколений быть бедняком, это не даёт тебе права нарушать Закон.

В глазах вора стоят слёзы, отражая неистовое отчаяние. Я тоже знавал его, парень. Я тоже был на твоём месте. Моя жизнь также висела на волоске и зависела от незнакомых людей. Но мне удалось вовремя это понять и сделать другой выбор…

Правильный ли? Только с годами я понял, что правильных дорог не существует. Зато всегда есть альтернативные пути. Если всё было совсем плохо — ты мог идти воевать.

Умереть там, но в сытости, ещё и обретя идеологию.

Хорошо быть мудрым постфактум. По факту же, на эшафоте мы стоим только вдвоём, и я не просто опускаю топор — я, вслед за судьёй, вершу судьбу.

Парень, глядя мне в глаза, ищет в наигранной пелене моего безразличия хоть что-то, что позволит ему надеяться на спасение.

Я обязан знать, о чём он думает. Предвидеть любую вероятность нападения или побега.

Разглядев слабость или мизерный шанс спастись, он, не моргнув глазом, использует свою возможность уйти от приговора — будучи хоть сто поколений бедняком, хочется жить.

Нельзя моргать и мне, ведь если выживет пленник — умрёт палач.

Я наклонился к парню, вытер его слёзы и шепнул на ухо, что больно не будет. Как обычно, это прозвучало ровно — никаких эмоций, только голая правда и это лучшее, что я могу сказать.

Сначала парень удивился. Потом осознал неотвратимость смерти и заплакал сильнее. Затем, как большинство, возненавидел меня, и слёзы высохли.

Ну ничего, скоро для нас обоих всё будет кончено. Зато теперь он умрёт с достоинством.

Я занёс топор.



***

Каждый мой подъём на эшафот — последний. Я обманываю себя, искренне веря, что это так. Действительно, лучше умереть в бою, или от стрелы, или сто раз погибнуть любым другим способом, но больше никогда не сеять смерть, не чувствовать гневных посылов, адресованных мне, как последней инстанции системы правосудия.

Каждый раз я ощущаю их ненависть, и это больно. Только от неё не просыпаешься по ночам, она не преследует в кошмарах и не играет с разумом.

Хуже — лишь смерть возлюбленной на костре. Глаза в глаза. Ты подносишь факел, и убиваешь ваши прошлое, настоящее и будущее.



***

Сотворив ошибку один раз, сомневаешься всегда. Я же сделал всё правильно, но сомневаюсь, не было ли это ошибкой.

Да, ведьма казнена. Настоящая чародейка, творившая противозаконные вещи там, где я поклялся пресекать беззаконие.

Она преследовала свои цели, я следовал своей вере. Я был уверен что попал под чары колдовства, ведь не мог противиться ведьме, и страсть пошатнула мою веру. А я пошатнул её убеждения.

Мы скрывали отношения больше года, и за это время она ни разу не дала повода усомниться в искренности своих чувств. Я же ни разу не обманул, не предал её. Мы разделяли мнение касательно бескомпромиссности лжи, и не раз обсуждали что будет, если всё пойдёт не так.

Иногда я думаю, что мысли материальны, и взявшись рассуждать о будущем, мы при жизни сжигали себя на костре.

Это не могло длиться бесконечно, и мою ведьму поймали.

Всё, что я мог сделать уместилось в горсть знакомому стражнику — это были монеты, позволившие провести с ней последнюю ночь перед казнью.

Годы спустя, заливаясь в трактире горькой, я услышал песню бродячего менестреля. Он пел о нас, о той самой ночи.

По крайней мере, мне так показалось.


В тёмной камере не находилось слов.
В тесной камере не место для богов.
Он дрожал, она рыдала на плече
И Закон с Любовью бились в палаче…

Глаза молили, губы не могли сказать…
Открылась дверь, и стражник
Приказал им встать…



Менестрель записал песню на клочке ткани, и я выучил её в ту же ночь. Песню, которую никогда не спою, потому что, зная наизусть, не способен вымолвить ни строчки. Зато текст… он каждый раз звучит в моей голове во время казни, вырывая из реальности и погружая в прошлое…



…Ведя её сквозь толпу, в которой бесновались те, кому ведьма не успела помочь, и молча скорбели те, кому помогла, я услышал её шёпот. Слова, ради которых ещё долго буду подниматься на эшафот.



«Ты всё делаешь правильно»



***

Взор застила пелена, сквозь которую я снова оказался там, одновременно оставаясь здесь.

Здесь — уверенно опустил топор (там — дрожащей рукой медленно опустил факел).

Голова юноши вмиг отделилась от шеи (пламя медленно поглотило ведьму).

Его глаза застыли безжизненным стеклом (она не отрываясь смотрела на меня сквозь огонь и дым).

Под моей маской по щеке прокатилась незаметная зевакам одинокая слеза (я стоял и рыдал навзрыд).

Под ликование толпы префект похлопал меня по плечу, и я шагнул назад, предоставив возможность убрать тело.

Тупой безжизненный взгляд парня исчез в мешке (её взгляд, наполненный любовью, принятием и пониманием, таял в огне).



Пламя поглощало её тело, но ни звука не сорвалось с любимых губ. Лишь глаза, выразительнее любых возможных слов, подтверждали единственную фразу непоколебимо уверенной в своей правоте женщины…



…Пелена рассеялась, и с последними словами звучавшей в моей голове песни я посмотрел на обезглавленное тело парня, уносимое стражниками.

Как ты думаешь, юнец, я не жалел?!

Можно хоть сто поколений гордиться выбранными честностью и честью, но, рано или поздно, жизнь заставит сомневаться в выборе.

Каждую ночь сомнение лишает меня сна, и только одна фраза, услышанная из любимых уст, способна вернуть покой.

Каждый раз я обманываю себя, что этот подъём на эшафот — последний. И каждый раз знаю, что вернусь сюда ещё не раз.

Ради воспоминаний о совместной ночи во мраке тесной камеры. Ради того, чтоб снова видеть её, когда опускаю топор, затягиваю петлю, или подношу факел.

Ради кратковременной возможности отсеять сомнения.