Продвижение

ПРОДВИЖЕНИЕ

Шаг первый
Если вы сядете на пригородный поезд на станции “Свердловск-пассажирский” (нет-нет, только не в выходные, иначе придется ехать в толпе дачников, студентов и со-бак), то через четыре часа сможете смело ступить на территорию Шишковска.
В здание вокзала, которое похоже на лежалый шоколадный торт, вам заходить не надо. Идите прямо и попадете на Торговую улицу. Вообще-то эта улица со времен революции названа именем Героя, который жил раньше в Шишковске; но имени его никто и не помнит, кроме работников архива. А улицу по старинке называют Тороговой или Го-родом. “Ты куда?” - спрашивает шишковца сосед. “Да в Город за хлебом". Торговая похожа на палку с набалдашником - рынком. Вдоль “палки” тянется полсотни магазинчиков, кафе, два бара, библиотека и отдел образования. Хотите встретить знакомого, которого лет сто не видели? Пройдите раза два по Торговой, увидите не только, кого ищете, но и других: от первой учительницы до Болтуна, являющегося мэром Шишковска последние двадцать лет. Упаси бог назвать его Болтуном в глаза - с этой же секунды вас не возьмут даже на должность уборщицы в шишковской бане. А если у вас есть дети, то однажды изнасилуют вашу дочь... или сына. Кто же не знает, что Болтун - брат шишковского Аль Капоне. “Рука руку моет...” - любит хихикать на неофициальных пьянках Болтун.
Впрочем, сегодня вам не нужна ни первая учительница, ни встреча с Болтуном. Идите до конца Торговой, во-он до того магазина, куда детишки из ближней школы во время перемен прибегают купить пищащие коврики, пластиковые кровавые пятна и горькие леденцы. Поверните направо и идите вдоль швейной фабрики и зданий пожарной охраны и администрации. Все вверх и вверх до заправочной станции. Теперь, если вам повезет, вы незаметно прошмыгнете по территории медгородка мимо терапии, гинекологии, роддома и (ещё незаметнее) мимо морга. Чувствуете этот странный запах? Это снова открыли Подвал. Попасть туда - мечта и кошмар шишковских подростков. Совершенно чудовищные вещи рассказывают те, кто побывал там.
Но в Подвал вы можете сходить позже, а сейчас - вниз через ивняк к руслу Шишковки. Скорее, скорее, может, успеете... Осторожно, здесь дохлый кот. И туда не вставайте - там сбрасывают грязную воду из медгородка. Вниз, вниз, вниз. Вот здесь. Видите? Впервые это произошло здесь. Тут был костер. А тут и вон там, вокруг костра - старые бревна и ящики для посиделок.
Уже смеркается, вам пора. В сумерки это место принадлежит им. Вы видите отблески пламени? Вы чувствуете запах ментоловых сигарет? Они курили их в тот октябрь 1992 года.

1992 год. Октябрь.
В этот октябрьский вечер костер был кстати. Он отгонял холодную сырость Шишковки и поддерживал тепло в компании трех сопливых подростков и трех двенадцатилетних девчонок, мечтающих повзрослеть. Общий треп “ни о чем” сливался в единую песню и быстро забывался.
-Нучефигнявсеэтоохинабухалисьмыаонкакменядосталипредкиукогосигаретыяему-каквмазалспичкидай...
Майка устало скидывала со своего плеча руку блондинистого сопляка:
- Иди, обнимай Янку или Таньку.
- У них свои парни есть, детка! - плейбойским шепотом уведомил Майку белобрысый (Лёха, кажется).
Действительно. Майку и привели сюда только потому, что природа не терпит пустоты. Нужно, чтобы здесь, около костра, были три устойчивые пары, уродливые модели взрослого поведения. Майка обожглась взглядом о пламя и посмотрела на лица, белеющие в сумерках. Вот круглое бледное с черными глазами и черными же толстыми от дешевой туши ресницами, похожими на лапки тараканов - Танькино.
Танька одна из самых крутых среди зареченской мелкоты. Почему она крутая, если до глупости обыкновенная? Может потому, что год назад её изнасиловал сын Болтуна, толстый слюнявый и вечно пьяный Стас? Говорят, Танькина мать подняла шум на весь Шишковск, и тогда Болтун перед самым следствием предложил ей деньги. Она взяла. Тогда-то Танечка, любимица шишковских библиотекарей и надежда школы, стала крутой. Майка была у неё дома и видела крошки на пыльном столе, неубранную кровать с одеялом в заплатах и Танькину ворчливую мать с мятым застиранным лицом. Истеричная Танькина крутизна не была крутизной “золотой” молодёжи. Она была... Пока Майка подбирала определение, Танька заметила её пристальный взгляд и истолковала по-своему:
- Дать сигарету? Я тоже тащусь от ментоловых.
Майка поспешно замотала головой:
- Нет, что ты, меня родители убьют!
- А вот мне по фиг на матушку! Она меня продала, с-сука! - Танька лихо прикурила от костра.
- От курения рак... – не вовремя ляпнула Майка, чувствуя, как все пятеро отодвигаются от неё. Ясно - отрезанный благополучный некурящий ломоть. Майка затравленно повернулась к Янке - “ Скажи им что-нибудь, ведь это ты привела меня сюда!”
Но Янка училась затягиваться и Майкин взгляд игнорировала. Янка тоже слыла крутой, но не от безысходности, а от одиночества. Её мать неделями пропадала в деловых поездках, а приезжая, не требовала никакого отчёта от дочери. Янка жила по двум фразам: “Don’t worry, be happy.” и “Кто не рискует, тот не пьёт... ничего". Поэтому на Янкином журнально-правильном лице всегда сияла спокойная улыбка. Сияла она и сейчас. Майка через силу улыбнулась в ответ и собралась объявить о своём уходе.
- А пойдёмте в Подвал! - это внезапно предложил молчаливый Славик с девичьими чертами лица. О немужественной внешности ему было известно, и он почти всегда сумрачно хмурил бесцветные брови и, когда говорил, скупо цедил слова сквозь пухлые губы.
- В подвал? Круто! - радостно одобрила Янка предложение своего boyfriend’а.
- Славик, ты гений, - задумчиво согласилась Танька.
- А там открыто? - поинтересовался белобрысый Лёха.
- А то не слышишь? - усмехнулся Серж и выразительно потянул носом.
Майка тоже принюхалась. Пахло ментолом, дымом от костра, сыростью Шишковки и гнилью. Майка точно помнила, что ещё полчаса назад последний запах не примешивался. Ветер не изменился. Неужели... НЕ НАДО!...всё-таки... двери Подвала... ЧЁРТ ВОЗЬМИ!... открыты?
Майка закинула голову и посмотрела вверх, на вершину холма, откуда они с Янкой спустились ещё днём. Днём было всё равно. А теперь? А теперь вся компания медленно поднимается наверх. Майка нехотя встаёт и идёт следом. Тоже ползёт наверх. Как хорошо было бы, если бы этот холм был бесконечным. Но нет! Танька и Серж уже почти добрались, их догоняют Славик и Лёха. Рядом с Майкой пыхтит Янка.
- Боишься? - обыденно улыбнулась Янка.
- Да, немного. Я же там никогда не была.
- Да ни фига не страшно. Разве что в первую минуту. А потом уже как игра. О, долезли!
В ожидании девчонок ребята уже минут пять от нетерпения приплясывали на месте.
- Чё долго-то? Пошли! - буркнул Лёха.
- Подожди! Ты-то тут сто раз был, а Майка ни разу. Пусть сперва в окно посмотрит. Да, Май?
Майка с благодарностью посмотрела на Янку. Что ни говори, лучшая подруга - это лучшая подруга.
Но окна на этот раз оказались завешанными старыми тряпками. Майка судорожно вздохнула и приказала себе быть такой же весёлой, как остальные.
- Хватит время тратить! - процедил Славик и решительно направился к открытым чернеющим дверям Подвала, на ходу доставая фонарик. Все побрели за ним. Не слабо же им, в самом деле!
- Фу, как воняет! - почти хором воскликнули все, входя в Подвал.
- Давердо довую бартию бривезли! - прогнусавила Танька, зажав нос.
Майка огляделась. Фонарик Славика наверняка в прошлой жизни был прожектором. В одном углу подвала небрежной горой лежали свёртки разных размеров. Это похо-дило на багажное отделение. Походило бы... Если бы не проступившие и давно засохшие бурые пятна на бумаге. Майка отвернулась. Другой угол был заставлен бочками. Рассохшимися, деревянными, опоясанными ржавыми обручами. Что в них?
- Что в них? - буднично спросила Майка. Ей хотелось, чтобы её вопрос прозвучал именно так - небрежно, пресыщено.
- Что-что, зародыши! - также буднично ответил Серж.
- Что?!! - Майка забыла о наигранной пресыщенности и вцепилась в локоть Сержа.
- Зародыши. Тут же в больнице бабам аборты делают, а зародышей прессуют в бочках, - пояснил Серж и, лениво высвободив локоть, направился к куче свёртков.
Майка без удивления почувствовала, что её скоро стошнит. Она посмотрела на Янку. Та, уже без улыбки, тоскливо бросала взгляды на выход.
Для Таньки, Славика и Лёхи Подвал был чем-то вроде кунсткамеры. Они, кривя губы от отвращения, жадно вглядывались в каждую деталь Подвала.
- Ребята! Вы посмотрите, что я нашёл! - Серж спрыгнул с горы свёртков, держа в руках коробку. Все сгрудились вокруг него. Он помедлил и снял крышку. Майка со свистом втянула в себя воздух.
В коробке лежала рука. Просто рука. Без контекста с туловищем она производила странное (страшное) впечатление. Ногти цветом и формой походили на маленькие лиловые сливы, пальцы были обтянуты потрескавшейся во многих местах кожей. А сама кожа была серой в чёрных кляксах.
- Трупные пятна! - гордо заметил Славик, дотронувшись до кляксы.
Вдруг Майка завизжала и выбила коробку из рук Сержа. Рука выпала и теперь лежала рядом с Лёхиным ботинком. Он возмущённо отпнул её.
- Да вы все здесь сумасшедшие! Разве так можно?! Сволочи! Я хочу домой! - орала Майка, поворачиваясь, то к одному, то к другому. - Это же... Это же...
- Что это? Ну, что это? - насмешливо спросила Танька.
- Сволочи! Суки! Извращенцы! - бесновалась Майка.
- Так, да? - осведомилась Танька. - Ребята, давайте её оставим здесь на ночь. Прикиньте, утром приходит сторож, а она здесь. Ещё вопрос, кого назовут извращенкой.
Майка хотела закричать, броситься к выходу, но ребят рядом уже не было, а дверь Подвала, неумолимо скрипя, захлопнулась.
- НЕ-ЕТ! Откройте! Выпустите! Я боюсь! - заорал кто-то внутри Майки.
За дверью орала на ребят Янка:
- Вы чё, рехнулись? Серёга, козёл, дай сюда ключ! Май, мы щас откроем. Только не кричи. Отдай ключ, сволочь!
- Да ладно тебе, Янка. Утром её старик выпустит. Пойдём на берег, - судя по голосу, Танька уже уходила. Через ми-нуту и остальные удалились.
Майка съёжилась у подвальной двери. Глаза привыкли к темноте. Уже различалась куча свёртков, темнели бочки. Недалеко от них, на пятнистом, утоптанном полу виднелся маленький предмет. Но не настолько маленький, чтобы Майка не могла сосчитать у него пальцы.
- Нет, - беспомощно прошептала Майка, закрывая глаза. Запах гнили сводил с ума. А откуда-то издалека (скорее, со стороны бочек) послышался плач ребёнка. Нет, плач десятков детей, не рождённых и спрессованных. На края бочек, цепляясь, влезали тонкорукие, тонконогие, составленные из кусочков и пузатые, как лягушата, бледные восьми-двенадцатинедельные младенцы. В плаче различался ритм, переходящий в слова:
- Мама, мама, пришла наша мама!
- Нет! - Майка зажала уши и начала биться о дверь. - Неееет!
Как сказал бы старик Кинг – «кошмарный сон стал реальностью». Шелестя бумагой, зашевелилась гора свертков. Тяжёлый воздух Подвала наполнился ожившими картинами “мастера расчленения” Пикассо.
Майка, стоя на четвереньках, пыталась выбить дверь головой; с каждым ударом из её рта выплескивалась часть полупереваренного ужина.
- МАМА! Пришла наша мама!
- Нет!
Майка вскочила и начала топтать существ, вертящихся вокруг неё. Кроссовки скользнули по раздавленной плоти, и Майка рухнула в толпу холодных жителей Подвала.

- Майя! Вставай! Шляешься по полночи, а потом тебя в школу не добудишься. Где ты вчера была? У тебя вся одежда бензином пропахла! С токсикоманами связалась? У отца на тебя рука не поднимается, а так бы отлупцевать тебя надо! Ну что лежишь? Небось, и уроки не сделала! Вставай, говорю! - Мать выплюнула порцию утреннего яда и ушла в прихожую одеваться. Майка, не открывая глаз, слышала, как мать жикает молниями на сапогах, сердито причесывается...
- Мама! - Майка стояла в ночной рубашке в дверях прихожей. - Ма, ну, извини, честное слово, больше не повторится. Ни разу. Веришь мне?
- Ладно, собирайся в школу. Разогрей макароны. Да верю, верю.
Мама неумело подмигнула и скрылась за дверью.
Майка прошлёпала на кухню, поставила на газ сковородку и почесала лоб. Что было ночью? Какие токсикоманы? Ведь Майка пришла домой в одиннадцать, поругалась с отцом и легла спать ещё до полуночи. Точно, до полуночи. По-тому что, когда она шла домой (в одиннадцать), на соседней улице выла сирена пожарной машина. Майка тогда автоматически посмотрела на часы...
Все ведь нормально. Надо собираться. Успеть бы ещё к Янке зайти, спросить, что же горело. Майка торопливо позавтракала, оделась, набила сумку учебниками и вышла, напевая странную песенку:
- Ма-ма, ма-ма, приш-ла на-ша ма-ма!
А Янки дома не оказалось...

ВЫРЕЗКА ИЗ ГАЗЕТЫ

“Шишковские вести” от 05. 11. 92.
Человек человеку...
(хроника происшествий)

С 1 по 31 октября Шишковским ОВД зарегистрировано 26 краж, 12 ограблений, 6 случаев нанесения тяжких телесных повреждений, к административной ответственности привлечены 72 человека.
Практически все преступления, связанные с присвоением чужого имущества, раскрыты буквально по горячим следам. Члены “криминального квартета”: гр. Б. 1970 г.р., гр. К. 1968 г.р., гр. Т. 1973 г.р. и гр. М. 1971 г.р. - понесут уголовную ответственность. Просьба шишковцам, пострадавшим от рук “джентльменов удачи”, обращаться по тел. 2-04-02.
За прошедший месяц 27-ой отряд пожарной охраны выезжал на 14 вызовов. В четырёх случаях тревога оказалась ложной, в девяти - горели надворные постройки. Последний вызов поступил 29 октября около полуночи. Он был самым трагическим за последние несколько лет. На берегу Шишковки в районе ШХК горел ивовый сушняк. Жертвами оказались пять подростков. По всей видимости, молодёжь регулярно убивала время по вечерам, собираясь вокруг костра, распивая спиртные напитки, употребляя анашу и нюхая токсичные вещества. Причиной пожара послужил взрыв канистры с бензином. Двое подростков погибли на месте пожара; трое, не приходя в сознание, скончались в реанимации городской больницы от обширных ожогов 1 степени.
Отделом ГАИ зафиксировано 15 ДТП. Никто из людей не пострадал.

Шаг второй
Ну что, как спалось? Вам не снились их глаза, выскакивающие из ор-бит от дикой боли? Не хотите уехать отсюда?
Шишковск - городок хороший, тихий. Случайное убийство жуют месяцами. До нового убийства...
Готовы идти дальше? Тогда оторвите свою задницу от продавленной гостиничной кровати и выходите на крыльцо. Да повнимательней, не видите, что оно гнилое? Это старая затрёпанная гостиница, пережившая при-езды грязных таджиков и злобных литовцев. Единственное её достоинство - она как раз напротив вокзала, автостанции, столовой и пятачка “красных фонарей”. Спускайтесь с крыльца, да нет, в другую сторону. Протискивайтесь в первую же брешь в заборе и идите прямо через двор к зданию школы. Она похожа на декорацию - с фасада ярко-желтая, а сзади, куда выходят окна столовой и спортзала и двери кочегарки, - бледно-серая. Вообще, площадка на задах школы - любимое место мальчишек и девчонок из старших классов. Над этим клочком земли незримо болтается табу: “Взрослых не выгуливать”. Возможно, болтается не так уж и незримо, потому что взрослые сюда давно не суются. Во время выпускных вечеров этот крохотный заповедник становится местом паломничества наспех составленных парочек и покрывается обертками от презервативов, а к утру его успевают основательно заблевать выпускники, не нашедшие пару.
А теперь мимо кочегарки в школу. У парадных дверей с недавних пор появился охранник - длинный прыщавый курсант школы милиции. И если охранять учебное заведение означает - лапать задницы девчонок и пинать мальчишек, то я готова трижды в день целовать у этого мента-недоучки то, за что он лапает школьниц.
Сейчас - на второй этаж, к двери седьмого кабинета. Её легко узнать - она единственная обитая железом, хотя и пропускает все звуки. Кажется, там пока никого. Можно войти.
Это был кабинет химии. Несмотря на худую остроносую мегеру-химичку, царствующую в нём, его все любили. После уроков человек пятнадцать оккупировали кабинет, вытаскивали из каморки за кафедрой и включали старый магнитофон с огромными колонками. И тогда на весь этаж гремел Фредди Меркъюри, рок-н-ролл или вальс, тот, который из фильма “Мой ласковый и нежный зверь”; за кафедрой тихонько позвякивали склянки с химикатами.
Только больше этот кабинет никто не любит. Нет, конечно, в нём иногда ведут уроки, но как-то скомкано, нервно. Встаньте здесь. Холодно, да? Тут везде холодно. Сюда даже парни покурить не заскакивают.
Как противно скрипит дверь за кафедрой. Хотите увидеть их лица цвета рыбьего брюха? Нет? Тогда спокойно выйдите из класса, из школы, со школьного двора. Весь день ваш, вперёд, на прогулку.


1993 год. Март.
Как и следовало ожидать, школа была темной, пустой и гулкой. Словно вокзал, и вот-вот диспетчер объявит прибытие поезда. Пустые вешалки в раздевалке напоминали великанскую грудную клетку. Длинный извилистый полуподземный коридор, связывающий основное здание школы со спортзалом, мастерскими и библиотекой, просто пугал. На втором этаже гостеприимно хрипел магнитофон, а из двери седьмого кабинета выпадал на тёмный линолеум желтый прямоугольник света.
Внутри кабинета все было так, как бывает во время подготовки вечеринки восьмиклассниками. Парни составляли из парт длинный стол вдоль одной из стен; девчонки, стуча каблуками, бегали по классу и развешивали украшения. Каждый приходящий встречался криками:
- Блин, где ты ходишь?! Давай скорей заходи!
Новоприбывший пробегал в лаборантскую, торопливо раздевался, осторожно ставил принесенный с собой торт к остальным угощениям и включался в общую суету.
Майка пришла почти последней. Вместо приветственных воплей ребята обменялись недоуменными взглядами (зачем она пришла?). Внутри у Майки что-то сжалось, но она бодро прошла раздеться.
- Что надо делать? - выйдя, спросила она у Ольги (главной среди девчонок восьмого класса). Ольга была первой во всем. И, к Майкиной досаде, все успевала. Тут тебе и городские олимпиады, и секция кик-боксинга, и партия бас-гитары в рок-группе. Майка, да и многие в их школе долго думали, что новенькая - дочь магната. И все хором офигели, когда прочитали анкету, обязательно заполняющуюся при переходе в новую школу. В графе “отец” Ольга поставила прочерк. Мать-казашка работала на Шишковской птицеферме и, кроме Ольги, у неё было ещё трое детей.
- Ничего не надо, дорогая. Ты бы ещё утром явилась! - ласково улыбнулась королева класса и, отвернувшись, продолжила прерванный Майкой разговор с другими девчонками. - Прилетаем мы с командой в Сакраменто, и кто вы думаете, нас встречает в отеле? Сам Жан Клодик!
И как эта болтунья могла понравиться Майке в начале года? Что самое обидное, насчет Ван Дамма Ольга, скорее всего, не врала. Сборная области позавчера вернулась из США. Вечер-то в классе, по какому еще поводу? Олечка приехала.
Майка повернулась в сторону мальчишечьей компании. Парни стояли кружком и курили. Майка задержала взгляд на чётко очерченном, безупречном профиле Андрея. Этот парень был единственным акселератом среди Майкиных одноклассников. Он уже начал бриться; часто приходил в школу в тёмных очках и, ненатурально зевая, рассказывал развешивающим уши пацанам о бурной ночи в обществе двух (а то и трёх) кандидаток на Мисс Мира. Парни от зависти и уважения пускали слюни. В восьмом классе ты можешь быть трусом, тупицей, бедным, занудой; ты можешь не уметь драться и водить машину; твои сверстники тебе всё простят, если ты, слегка презирая девчонок, каждую ночь проводишь с другой. Тогда тебя считают Крутым Мужиком, Плейбоем и Геройским Покорителем Этих Дур. Майка же подозревала, что Андрей пошёл по пути наименьшего сопротивления и попросту занимается ассимиляцией ушей и лапши. Потому, что нет в их старом грязном Шишковске рассадника супермоделей. А даже если и есть, на кой им нужен четырнадцатилетний сопляк? Хоть и симпатичный...
Тем временем Андрей отдал своим адъютантам распоряжения, и те выбежали из класса.
- Девчонки! - сказал великий покоритель женских сердец, старательно отводя взгляд от Ольги. - Мы решили угостить вас пивом. Мужики! Заносите!
Внесли брякающий пакет с пивом. Андрей щедрым жестом пригласил всех поближе: “Угощайтесь”.
Парни, на мгновение забыв об одноклассницах, бросились расхватывать темные запотевшие бутылки. Впрочем, девчонки тоже не ждали повторного приглашения. Майке показалось, что кабинет вдруг наполнился змеями - то тут, то там шипели открываемые бутылки.
- Тебе не хватило, дорогая? - поинтересовалась Ольга, увидев, что у Майки в руках ничего нет. - Андрей, как так?
- А-а, переживет, - махнул рукой парень.
Майке в голову бросился сухой ком обиды. Все смотрели на неё: кто с насмешкой, кто с сочувствием. Но, в общем-то, для всех это был не более чем эпизод.
- Держи, дорогая, - Ольга протянула ей пиво. - Я все равно не пью.
Майка медленно обхватила пальцами скользкую бутылку. Как же хочется разбить её... разнести здесь всё... это же сборище чудовищ! Спокойно, так хорошие (нормальные) люди не делают. Они в таком случае говорят...
- Спасибо, - выдохнула Майка. Ольга собралась что-то ответить, но тут вклинились музыка и Андрей.
- Оля, танцуешь?
Майка заметила, что свет теперь падал только из лаборантской. Все девчонки были приглашены; не танцующие в этот раз парни курили, перевесившись через подоконник. Майка мрачно допила пиво. Несмотря на открытое окно, ей было душно. Платье, сшитое на заказ специально для этого вечера, стало тесным и не таким уж красивым. Одноклассницы в простых юбках, блузках, водолазках и джинсах казались куда более естественными и симпатичными, чем Майка в своем взрослом платье и новых модельных туфлях. И, как назло, никто не замечал Майкиного мрачного настроения, никто не подходил и не спрашивал, как дела. Год назад было по-другому. Год назад почти весь класс делал то, что хотела Майка. Например, срывал урок, стоило ей щелкнуть пальцами.
Майка сердито уставилась на ноги танцующих. Что в ней не то? Почему она не может радоваться празднику, как остальные? Где она просчиталась? Она симпатичная, правда, высокая для своих лет. Нет, дело не во внешности... Дура? Вот уж ни фига! Она звезда молодёжного пресс-клуба Шишковска. Что интересно, в пресс-клубе её все любят. Ещё. А идиоты-одноклассники её не ценят. Плевать! Да и вообще пора убираться из этого детского сада.
Майка презрительно оглядела присутствующих: ну кто из них достоин её симпатии? С кем она не будет чувствовать себя лишней? Ради кого стоит остаться до конца вечеринки?
Андрей? Было бы забавно потанцевать с парнем, не стараясь выглядеть ниже, не сутулясь и не сгибая колени. Но... (а-а, переживет)... нет!
Вон те три мартышки в углу класса? Друзья как на подбор - маленькие, прыщавые, с интеллектом белых мышей. “Прости меня, Бим!” - мысленно извинилась Майка перед своей белой мышью за нелестное сравнение.
Одноклассницы во главе с Ольгой? О чем с ними говорить? Майке не нравились их постоянные темы - “Парни такие уроды!” и “Что мне надеть завтра?”, ещё больше не нравилось своеобразное хихиканье, присущее многим тринадцатилетним девчонкам. Когда они так хихикали, Майка вспоминала десяток куриц у бабушки в деревне, кудахтающих при виде петуха.
Миха? Да этот очкарик в жизни не ходил на внеклассные мероприятия. Поэтому Майке приходилось довольствоваться беседами с ним во время перемен или по пути домой. Миха бы на месте Майки уже давно слинял отсюда. Но его здесь не было, и Майка продолжала пялиться на темные фигуры одноклассников. Как бы они (злились) ржали, узнав, что Майке нравится самый худой, самый бледный, самый заумный парень (пожалуй) во всей школе. Но Майке хватило ума показать (до-казать) всем, что она просто балдеет от Обалденного Андрея. Даже чересчур доказать...
Танцы достаточно быстро надоели. Тройка самых упорных ещё вяло отплясывала в центре класса, остальные разбрелись, кто куда: кто в туалет, кто на улицу. Из окна прекрасно просматривалась площадка за школой, там, на почти всеобщем обозрении целовались Ольга и квинтэссенция юмора - Игорёк. Майка впервые за вечер ухмыльнулась и отправилась на поиски Андрея.
- Андрюха? - три мартышки одновременно расплылись в пошлой улыбке. - А за фиг он тебе? У пожарного выхода он.
Майка простучала каблучками по второму этажу. Где-то внизу раздавались отрывистые возгласы - восьмиклассники торопились насладиться властью над временно умершей (им казалось) школой. Но старое здание не умерло, оно даже не пыталось прикинуться спящим: немногочисленные включенные лампочки мигали, школьный звонок, выбирая редкие минуты тишины, самовольно позвякивал, а за запертыми дверями кабинетов скрипели парты.
Майка торопливо прошла к дверям подвального пристроя. Темно. Скорее всего, Андрей прошел по кишке черноты запросто. Майка на память прикинула длину туннеля - метров тридцать, считая все повороты. Она давно не боялась темноты. Но темнота темноте - рознь... Есть уютная домашняя темнота, когда сквозь шторы в комнату пробивается свет из окон дома напротив, а под закрытой дверью лежит яркая полоса - дочь люстры, висящей в коридоре; в кухне гремит тарелками мама, брат смотрит по телевизору свой вечный футбол, а папа увлеченно щелкает на машинке свой, не менее вечный, роман-трилогию “Тень смеха”. Тогда весь приглушенный свет и привычные звуки смешиваются и образуют необходимый Майке “засыпательный фон”. А есть другая темнота, липкая, злая, тяжелая; эта темнота - в неясных очертаниях, в странных звуках, в скрипе захлопывающейся двери; эта темнота - подвальная.
Р-раз - первый шаг самый сложный. Два - почему-то не слышны голоса ребят. Три - тихо, нет, шорох... такой, будто (Подвал) кто-то (Подвал) пытается... (вылезти из бочки?)... Нет! ПОДВАЛ ПОДВАЛ ПОДВАЛ. Четыре - что там, у первого поворота? Пять - это не Андрей... Кто это идет? (мама мама пришла наша мама) Шесть - лучше не считать... Глаза задыхаются от нехватки света, а за спиной - шлепанье маленьких босых ног.
Майка почти бежала, каблуки выстукивали бешеную морзянку. Вот и выход. Майка отдышалась и взялась за ручку двери. За дверью раздавались голоса. Да, ясно различимый полушепот.
Его Плейбойство беседовало с одной из своих шестёрок.
- Ну, Андрюха, можно я с Ольгой... один танец...
- Ни фига, тёлок в классе хватает, бери любую, кроме (!) неё. Понял?
- Да с кем еще-то? Там одни коровы беспонтовые, в натуре! Андрюха... ну...
- Тебе, уроду, не все равно?
- Ну, Андрюха, ну можно? - заныл урод. - Я тебе все “бабки” отдам, если разрешишь.
- М-м-м, - задумался Андрей. Было слышно, как он слегка усмехнулся. - А от какой тебя просто блевать тянет?
- А то ты сам не знаешь, от кобылы Майки. От неё всех тошнит.
- Это точно! - засмеялся Андрей.
Майку слегка качнуло. Явно не от пива. Почему всё так? (мама мама пришла наша мама) Почему она везде лишняя? (не везде не везде)
- ...потанцуешь с Маечкой, потом можешь танцевать с Ольгой. Один раз. Понял?
Урод задумался. Сквозь оркестр обиды, ненависти и страха Майка все же услышала, как он нервно затягивается и тихонько чертыхается. Потом он сказал то, что Майке не понравилось даже больше, чем то, что она услышала ранее. Совсем не понравилось. Урод мрачно растоптал окурок и ответил:
- Знаешь, Андрюха, не то, что ради твоей красавицы Ольги, ради золотой медали танцевать с этой дурой не буду.
- Мое дело - предложить, - равнодушно проворчал Андрей. Видимо, он слегка досадовал, что не увидит спектакля. - Ладно, пошли...
Майка успела скинуть туфли, взять их в руки и, забыв о темноте, промчалась по коридору.
Пока парни неторопливо плелись по пристрою, она, уже надев пальто, стояла в лаборантской и думала, стоит ли срезать пуговицы с ультрамодного плаща Андрея; она тупо глядела в сторону стола, уставленного тортами и салатами. Ужасно! Да к чертям пуговицы! Всё к чертям! Пусть подавятся. Майка решительно вышла из лаборантской и гордо прошествовала мимо развлекающихся одноклассников.

В дверь осторожно постучали.
- Майя, можно к тебе? - мама просунула голову в комнату, слегка приоткрыв двери. Майка сидела в позе лотоса, созерцая видимую только ей картину на противоположной стене.
- Можно?
- Да, мам, входи, - Майка погасила в себе вспышку раздражения и взглянула на мать.
- Почему ты не на вечере? Неужели тебе нравится все время сидеть дома?
- Было бы лучше, если бы я шлялась, где попало, каждый день?
Мать с удивлением посмотрела на Майку - что это с тобой, дочка?
- Не где попало, а на вечере, и не каждый день, а хотя бы раз в месяц. И платье тебе сшили, и туфли подобрали, ну что тебе ещё надо?
- А разве я просила платье и туфли?
- Майя, в твоем возрасте дети просто стремятся побыть вдали от “предков”, как они называют родителей. Вот я только что с Полиной Платоновной разговаривала. Её мальчик до сих пор не пришел, но это НОРМАЛЬНО, понимаешь?
Майку передернуло от расчётливо поставленного ударения на слове “нормально”. Нормально - хорошо, ненормально - плохо, так?
- Кто такая Полина Платоновна? - Майка, улыбаясь, про себя считала до десяти по-французски.
- Да Морева же... Её Игорь с тобой учится...
- А-а, Игорёк… да, конечно, он нормальный.
- Видишь, и ты бы сходила. Игорь бы тебя проводил потом. Рядом ведь живете...
- Мам, ну что за кайф сидеть в компании этих идиотов? Чтобы провести время у меня и пресс-клуб есть.
- Какие они идиоты? Такие же, как и ты, дети, - мама поджала губы, вспоминая все усовествлящие фразы.
- Ладно, ма, я спать буду, - Майка использовала эту фразу вместо грубой “катись ко всем чертям, мамочка”.
- Ладно, спокойной ночи.
Мама, закрывая двери, улыбнулась Майке - что ни говори, дочь хорошая, вполне здравомыслящая, немного замкнутая, правда, зато всех этих подростковых сдвигов и легендарного переходного возраста.
Майка вытянулась под одеялом. Через минуту она уже спала, а еще через минуту ей снился почти пустой класс. Шёл урок. Мегера-химичка по журналу проверяла, кто отсутствует. Не было семнадцати человек.
- Где отсутствующие? - предгрозовым голосом поинтересовалась она.
Вопрос был риторическим. Ответ плавал в воздухе, на полу, на стенах кабинета - после вечеринки никто и не подумал снять украшения, проветрить класс и подмести окурки и обертки от конфет.
- Что ж, любители веселья больше чем на “тройку” в четверти могут не рассчитывать.
На этой фразе Майка улыбнулась, вздрогнула, погружаясь в более глубокую фазу сна - приятные сны такая редкость в наши дни.
ВЫРЕЗКА ИЗ ГАЗЕТЫ

“Шишковские вести” от 28. 03. 93.
Последняя вечеринка.

Вечеринка у восьмиклассников школы №4 начиналась, как любые другие вечеринки современных подростков. Ребята решили отметить 23 февраля, 8 марта и начало весенних каникул.
Собралось, как предполагает следствие, семнадцать человек. Украсили класс, накрыли стол, танцевали. Повеселившись и отметив праздники, дети разошлись по домам. В период с часу до двух ночи им всем стало плохо. Все были госпитализированы с острыми симптомами отравления. Отравления чем? Видавшим виды врачам и проводившим впоследствии экспертизу следователям было не по себе. Практически во всех тортах и салатах оказалась смертоносная начинка из крысиного яда и средства от тараканов.
Из семнадцати детей двенадцать умерли. Пятеро оставшихся больше никогда не будут полноценными членами общества: побочные эффекты после отравления сказались в виде прогрессирующего слабоумия и паралича спинного мозга.
Неделя с 22 по 28 марта отныне записана в истории Шишковска как Неделя Траура. Город замер от боли и страха за своих близких, за своих детей. Замер от ужаса, что кто-то мог совершить такое, что этот нечеловек до сих пор на свободе и наслаждается всеобщей скорбью.
Редакция газеты приносит соболезнования семьям погибших и пострадавших.

Шаг третий
Есть такой анекдот: “Сидит мальчик без ножек и смотрит мультфильм. В это время приходит папа и переключает на футбол. Мальчик говорит:
- Папа, я хочу смотреть мультики.
- Сынок, сходи возьми пульт и переключи.
- Но, папа, у меня же нет ножек.
- Нет ножек, нет и мультиков".
Страшный анекдот. Но у вас-то есть ножки, так что насмотритесь - никаких мультиков не захочется. И будет страшнее, чем анекдот.
Сегодня придется взять с собой поесть и выпить. Вам предстоит поехать на не-большой пикничок. Путешествие в меру однообразное и занудное, потому как всю дорогу, все двадцать пять минут, почти пустой авто-бус тащится среди непроглядной зелени. Хорошо? Красиво? Не знаю. Во всяком случае, у шишковцев зелень вызывает умиление разве что в первую неделю мая и в салате. Шишковцы, конечно, тоже бы с удовольствием отдыхали в теплые весенне-летние дни в ближайших лесах, но... ...В человеческом организме от 4 до 5 литров крови. Каждая капля на счету, так? Тем более жалко отдавать свою кровушку за так. И кому отдавать - комарам! Зря смеетесь. Ой, зря!
Шум и чиханье автобусного мотора запросто перекрывается писком, неведомо как залетевших в наглухо задраенный автобус, комаров. Это особенные, шишковские, комары, долгоносые вампиры размером с самого мохнатого шмеля. Они ухитряются, во что бы то ни стало пробиваться к человеческим (!) эритроцитам. Ха, почувствовали? Будто свежий помидор раздавили на джинсах. Эти монстры даже брезент могут прокусить.
Впрочем, скоро приедем, хотя и там комаров не меньше (а может, и больше). Зато это сказка. Нет, просто, так турбаза называется - “Сказка”.
Паутина тропинок связывает между собой двадцать домиков и выводит к просторной застекленной веранде, на которой по вечерам проводятся игры и лекции. За верандой - крутой обрыв и - река. Причём, река не чета мутной узкой Шишковке, она куда шире, чище и живее. Первые жители назвали реку удивительно метко (хотя и редко) - Ведьмина Коса. Она каждую весну меняет русло, и если на следующий год ей взбредёт в голову (где голова у Ведьминой Косы?) подвинуться вправо, то веранда, скорее всего, поплывёт.
Тем не менее, пока что турбаза процветает. Особенно в августе и сентябре, когда еще тепло, но комаров и прочих насекомых уже нет. В такой “бархатный” сезон в “Сказке” отдыхают и устраивают семинары (аж до белой горячки) “большие” тёти и дяди из администрации, отдела образования и налоговой полиции. Что интересно, на эти попойки, простите, на эти семинары никогда не приглашают журналистов из “Шишковских вестей”. К чему бы это? А-а, неважно. Вы-то здесь отнюдь не в райскую пору. Июнь - самый удачный месяц для кормления комаров. Как раз в июне в “Сказке” каждый год (за исключением последних четырёх лет) проводился областной слёт будущих “акул пера”.
Вот и “Сказке” конец. В смысле, вы её всю обошли. До завтрашнего дня автобус не придёт, но вы можете расположиться в любом домике. Они пустуют. Сторож вам откроет. Только, пожалуйста, что бы ни произошло, не открывайте ночью двери или окна.
А произойти может всё. Ну, абсолютно всё.

1994 год. Июнь.
Что делают люди, приезжая хотя бы ненадолго в новое место? Конечно, “столбят участки”, т. е. проводят границу между своим и чужим. Например, в гостинице кладут на тумбочку расчёску или бритву, у кровати ставят тапочки, развешивают в шкафу одежду. В летних лагерях и студенческих общежитиях на стену над кроватью лепят постеры и фото-графии. Даже взрослые серьёзные дядьки, оказываясь в столовой или кафе, торопливо водружают свой кейс на соседний стул, дабы оградить себя от сонабивателей желудков.
В Майкином распоряжении оказались: дощатая, занозистая стена, панцирная сетка на дистрофичных лапках и полметра пола - дальше шла территория незнакомой девчонки, кажется, из соседнего райцентра. С двух сторон от окна расположились свердловчанка и жительница ПГТ с ужасным названием - Янтарик-7. Ужасным оно было потому, что в этом самом Янтарике находились самые здоровенные чуть ли не во всей России урановые рудники. “Ни фига себе, янтарь!” - Майка живо представила кусок урана с лошадиную голову.
На всё про всё (столбление и знакомство) главная “акула пера”, редактор областной молодёжной газеты, выделила двадцать три минуты. Неделя сборов была расписана очень плотно.
Майка уже в третий раз была на слете юных писак. Каждый год слет проходил одинаково: в первые дни всяческие занятия, конкурсы и выпуск газет. Интересно. Да. Но уж как-то незатейливо. Будто организаторы слета думали, что состав провинциальных пресс-клубов часто и кардинально обновляется. В основном же, костяк слетавшихся не менялся, по крайней мере, на протяжении пяти лет.
В общем, скука. И все надежды Майка возлагала на Ночь Расплаты. Так называлась ночь перед отъездом, когда жюри (несколько студентов журфака и главная “акула”), предварительно прочитав юнкоровские публикации, представленные к номинации, определяло Безусловно и Безмерно Талантливого Ребёнка в Этом Году.
Майку, как и остальных, нисколько не беспокоило витающее противоречие в названии номинации. Самым важным был Кусок Удачи. Как правило, это было направление, дающее право зачисления на журфак без экзаменов. Ну и конечно, что-нибудь приятное по мелочи.
В прошлом году Майка получила направление и четверть первой полосы в одной из московских газет по своему выбору. Направление подарили навсегда, а четверть полосы только в трех номерах.
А на позапрошлом слете Кусок Удачи отхватил очень умный юноша из Свердловска. В дополнение он получил путевку в Парижский Диснейленд. Говорят, её он отдал своей прабабке, а от направления отказался и, окончив в этом году школу с золотой медалью, поступил в кулинарный техникум.
Майка уж точно не собиралась быть такой странной (дурой) и рассчитывала через неделю снова получить звание ББТР. В принципе, Кусок Удачи ей нужен был, как мертвому припарки, но ведь это так здорово…
…Всю веранду освещала огромная люстра в форме фонаря. Присутствующие сидели прямо на полу, подтянув колени к подбородку. Только редактор областной молодежной газеты стояла в центре помещения, перекладывая из руки в руку (горячо сейчас будет!) запечатанный конверт. На потолке веранды двумя черными птицами метались ее пальцы.
- Ребята, будущие коллеги! Не буду мотать вам нервы, заранее поздравляю ББТРа и … - редактор как-то нервно надорвала конверт. По потолку с хрустом метнулись её пальцы. В тишине раздавался только яростный писк голодных комаров. Майка почувствовала: СЕЙЧАС. Да, именно это наречие (сейчас) она могла потрогать, ощутить на вкус (кислое), просто съесть. Майка выплюнула его. Вне желудка от СЕЙЧАС пользы больше.
- Кусок Удачи забирает Майя Зубкова! – редакторша, наконец, отпустила домой черных птиц и села рядом со всеми. В течение десяти секунд все искали Майку взглядом (однако, удача, начальника, огненная вода дари чукча). Потом, по традиции, ураганным шелестом пролетели аплодисменты. Восемьдесят пар губ скандировали:
- Слово! Слово!
Майка без смущения поднялась:
- Спасибо за аплодисменты! Разумеется, я очень рада. Думаю, что я буду отличным журналистом. И очень хочу (ложь ложь ложь), чтобы все собравшиеся здесь стали моими друзьями, сотрудниками и коллегами. Спасибо всем!
…Это так здорово
Майка, используя десятиминутный перерыв, яростно копалась в своих публикациях, отбирая и бракуя сок своего мозга. (Сок не должен быть разбавленным – это сладкая вода, сок не должен быть терпким – это вино.) До ужина надо передать редакторше свои лучшие материалы. Что можно взять? Что?
Майка вдруг увидела со стороны себя и свои амбиции: умная, но обыкновенная девчонка с хорошими, но до жути предсказуемыми статьями. Ужасно.
Нет, точно не номинируются репортажи с выставок, презентаций и праздников. Не пойдут истории о плохих компаниях, сердитых взрослых и замусоренном городе. Не стоит отдавать подборку стихов и цикл рассказов. А вот это можно. Будет неплохо. Чтобы написать эти решающие четыреста строк, Майке пришлось раза четыре ночью удирать из дома, получить фингал и ссадину на лбу, отбиваться от потенциального насильника и потратить все гонорары за предыдущие публикации. Зато и статья получилась шикарная. Правда, пошловатое название “Цена свободы” ей пришил тупой редактор рубрики из “Шишковских вестей”. Но содержание-то от этого не изменилось. Речь шла о 12-14-летних продавцах наркотиков в Шишковске, о пятнадцатилетней содержательнице борделя, и о…таком дерьме, из которого Майка не хотела (не должна была) вылезать.
Слет прошел на удивление быстро (незаметно), он, хоть и мало чем, но все же отличался от предыдущих. Майка склонялась к мысли, что этому виной раскаленный шар солнца и звереющие по вечерам комары. Во время мероприятий на веранде, их били и аккуратно складывали в пустую цветочную вазу. Ваза быстро наполнялась. Один умник оформил комарами название стенгазеты, насыпая их на написанные клеем буквы.
По вечерам на пирсе, вопреки обыкновению, не прогуливались бестолково познакомившиеся парочки. Почему-то не сидели у костра с гитарами и разными историями; может, потому, что самого костра не было?
В сумерках, за час до начала вручения Куска Удачи, Майка (прикончила очередной тюбик противокомариной мази) стояла за верандой на краю обрыва и думала о том, что (скука) это последний слет пресс-клубов, который она посетила (от сумы да от тюрьмы…).
- Волнуешься? – Майка и не подумала оборачиваться на голос – и так ясно, что это самый мерзкий и нахальный третьекурсник из всех журфаковских третьекурсников в мире. Что, впрочем, не помешало Майке положить на него глаз еще в прошлом году. За эту неделю она особого прогресса не достигла – ничего, кроме глаза, на мерзкого Сашку не удавалось положить.
- Чего мне волноваться? – Майка двумя крупными глотками загнала все банальные признания куда-то в слепую кишку.
- Действительно! Ты же обалденно даровитая Майя Зубкова! – из Сашкиных слов сочился не просто яд – не то слово, – а концентрированная слюна злых духов. – Не волнуйся. Ты сегодня снова отхватишь направление.
- Почему ты такой злой? – Майка обошла его, слегка зацепив плечом.
- Сейчас не успею объяснить. Слышишь? Начинается! Приходи ко мне после получения Куска. Да не бойся ты, не буду я к тебе приставать. Для меня, что ты, что старая галоша – все едино.
Майка зло сплюнула и скрылась на веранде.
Снова на потолке метались черные птицы редакторских рук. Снова в наступившей тишине звенели насекомые-вампиры.
Ураганный шелест хлопков, коллективная просьба о СЛОВЕ. И нет прошлогоднего чувства (СЕЙЧАС). Это он лишил её этого чувства. Он! Сидит и что-то чертит пальцем на пыльной половице.
Майка медленно встала. (Мне дьявольски хорошо, я довольна. Иди к чёрту, Сашка!)
- …Разумеется, я очень…
(А рада ли?)
Небрежно сунув в задний карман джинсов (второе) направление и временное удостоверение штатного работника областной газеты (приятная мелочь), Майка бодро топала через темноту к Сашкиному домику. Хуже уже не будет.
Сашка по-буржуйски занимал двухместную комнату один. Но всю полезную площадь съедали разбросанные по кроватям и полу одежда, газеты, рукописи, пустые и полные пивные бутылки. Под всем этим беспорядком просто-таки валялся крик: “Я – образ! Образ, создаваемый тщательно и на года! Образ самого непризнанного в мире гения! Ура!”. Майка решительно навесила менее претенциозный ярлык: “Аутсайдер!”. И с облегчением вздохнула. Она боялась увидеть здесь действительно МАСТЕРА. Да, ползал по спинному мозгу скользкий гибрид страха и зависти. Простой человеческой иссиня-черной зависти, которая, если её вовремя не постирать, превращается в простую нечеловеческую ненависть. А теперь…
Теперь гибрид махнул хвостом и скрылся в свалке Сашкиных вещей (комплексов).
- Пришла, да? – Сашка свесился с кровати и выудил из рюкзака новую пачку сигарет. – Пива хочешь?
- Ты ведь меня не пиво позвал пить, так? – Майка расчистила небольшое местечко на соседней кровати, села и теперь, прищуриваясь от напряжения, старалась прочитать хоть фразу из Сашкиных записей.
- Ну… Что, я ведь был прав? Ты снова получила премию. А за что?
- Разве не знаешь? Ты же входишь в жюри, должен читать юнкоровские публикации. Или пропьянствовал? – Майкины глаза выхватывали из рукописи только фразы-связки, бледные и ничего не значащие: так сказать, в общих чертах, если судить с другой стороны. Хозяин фраз, такой же бледный и словно нарисованный острым, крошащимся карандашом, молча открыл бутылку (бог знает, сколькоочередную).
- Да не было никакого коллективного чтения. Вообще чтения публикаций не было, - Сашка оторвался от бутылки и внимательно смотрел на Майку злобно-трезвым взглядом. – Ты спрашивала, почему я такой злой. Но я ведь злой не всеми. Я ненавижу тебя. Таких, как ты.
Майка сочувственно кивала: скользкий гибрид страха и зависти теперь ползал в Сашкиных венах, артериях и капиллярах. Слишком дешевый и пошлый наркотик.
- Слышишь? – Сашка заметил, что Майка улыбается, и взбесился от бессильной злости. – Все было решено!
Майка пропустила мимо ушей его последнюю фразу и запоздало поинтересовалась:
- Так почему ты меня ненавидишь? Я – зелёная девчонка, а ты – почти законченный (кретин) журналист…
- Ненавижу таких… У которых все на мази. Все разложено до рождения. При-знайся, тебя ведь с детства все взрослые любили? Ты была светом очей, да? Умная, вежливая, спокойная, беспроблемная… Так? Да только любили-то тебя не за ТЕБЯ!! Вот так!
- А за что же меня любили? – теряя терпение от пьяной болтовни, заорала Майка.
- Не “за что”, а “почему”. Потому же, почему тебе и премию дали. Просто, когда редакторша и остальные узнали, что в слете участвует дочка некоего (для меня он, безусловно, НЕКИЙ) Владимира Зубкова, писателя и члена Союза журналистов, тебя стали пасти. Среди твоей дребедени напряженно выискивали хотя бы проблеск таланта.
- Стой! Это ведь не отец за меня статьи писал! Я сама! И получалось неплохо, - воздух в домике вдруг стал водянисто-липким.
- Это ТЕБЕ так говорили. Редакцию из вашего города натаскали на твое продвижение.
- Ну, а чего ради? Я ведь совсем не пуп земли, чтобы ломать такую комедию только для меня.
- Вот! – Сашка ухмыльнулся, отбросив свежеопустошенную бутылку. – Конечно, не для тебя. Просто однажды папик твой приехал на встречу выпускников журфака и пожаловался, мол, дочка совершенно бездарная, а рвется в журналистику. Все покивали… посочувствовали…обещали помочь… Помогли…
Майка откачнулась назад и ударилась затылком о дощатую стену. (Где-то далеко-далеко маленькая испуганная девочка билась головой о дверь и кричала в холодное молча-ние темноты.)
- Зачем же мне два направления? Ведь хватило бы…
-ТЕБЕ не хватило бы. Нет, - Сашка уверенно покачал головой. – Несмотря на прохождение без экзаменов, тебе пришлось бы просто, ради формальности, ознакомить некоторых преподов со своими работами. Понимаешь, твоего отца, конечно, бывшие однокурсники уважают, но… Не до такой же степени…
- И что теперь? – Майка растеряно поднялась с кровати и глянула в окно, с улицы в комнату жаждали попасть десятки комаров-бройлеров.
- Откажись от направлений. Освободи место другим, действительно продвинутым, ребятам. У тебя хватит ума поступить в любой другой ВУЗ, на любой факультет. Но в журналистике ты – ЛИШНЯЯ…
ЛИШНЯЯ… Слово, как фейерверк, взлетело в фиолетовое небо, рассыпалось, тут же воскресло, расцвечиваясь огненной болью.
ЛИШНЯЯ… Слово металось в пустом Майкином черепе каучуковым шариком, не желая остановиться и перестать отстукивать вечные мелькающие секунды.
ЛИШНЯЯ… (ты овладел искусством садизма) Майка долго смотрела в окно. Сашка еще что-то бормотал, но, видя, что лишился благодарной слушательницы, отвернулся к стене и уснул, продолжая и во сне оставаться недовольным и незначительным.
Майка погасила свет и, выходя, поежилась: что ни говори, июньские ночи на Урале теплом не балуют.
Ладно, бегом к домику. Хоть бы девчонки уже спали. Ужасно не хочется больше видеть завистливые глаза и слушать поздравления, пропитанные доброй порцией яда.
Соседки спали. Майка быстро забралась под одеяло.
Детские амбиции, да? Я САМА буду лучшим журналистом. А когда я им буду, еще увидим, кто кому сделал имя – я отцу или отец мне.

ВЫРЕЗКА ИЗ ГАЗЕТЫ

“Областная газета” от 23. 06. 94.
Чем не жертва Дракулы?

Трагически окончился очередной областной слет юных журналистов для студента третьего курса журфака Александра Гридина. Решив отметить ночь вручения наград юнкорам, студент влил в себя изрядную порцию спиртного. После чего ему стало слишком тепло, и он, распахнув окно, уснул. Как выяснилось позже, уснул навсегда.
Гридин, раскрывая окно, не принял в расчет известных своей кусачестью и величиной шишковских комаров. Насекомые слетелись на запах крови и в считанные часы успели выпить большую её часть.
Жертву кровососов нашли, когда уже никто не мог помочь.


Шаг четвертый

Сейчас вы стоите недалеко от лесопилки. Такое чувство, будто в уши набилась стая жужжо-пищащих насекомых. Неинтересно это – жить рядом с лесопилкой. Постепенно начинает казаться, что ты - бревно, и это в твоё тело вгрызаются механические зубы. Человек, он ведь как Буратино: непрерывный пилёж и – от того и другого останутся желтые мягкие опилки.
А бывает по-другому. Бывает, что бензопильные зубки гнутся, натыкаясь на сучья внутри бревна.
Вас не увлекает зрелище превращения корявого ствола в плоские, светлые, как картофель-фри, ровные доски? Штабеля досок – аккуратные, ровные, нужные. Ужасное зрелище… Ужасное.
Ну всё, пора дальше. Правда впереди петляет симпатичная тропинка? Идите по ней. Смотрите под ноги – здесь часто встречаются сусличьи норы. А вон на той березе живет салатовая гусеница с большими черными глазами, она толстая и похожа на стручок гороха. Но где вы видели стручки с глазами? Однажды она жутко напугала птенца синицы. Он учился летать. Скорее всего, после встречи с глазастым горохом крылья ему отказали. Вот что бывает, когда родители обращают мало внимания на своих детей.
В Шишковске к детям относятся с долей равнодушия. С долей чуть больше нормы. Поэтому в Свердловском реабилитационном Центре больше всех детей-наркоманов именно из Шишковска. С другой стороны, уровень преступности среди шишковской молодежи намного ниже, чем в других городах области. Равнодушие и спокойствие взращивают равнодушие и спокойствие.
Нет, ребята из Шишковска живут хорошо, а если и умирают иногда, то по собственному желанию. Но и тогда их смерть ненадолго выводит взрослых из оцепенения. Повесилась как-то пятнадцатилетняя девчонка. Она жила с парализованным отцом и слепой бабушкой. Так отец, узнав о её смерти, сказал только: “Что ж, значит, за сахаром она так и не сходила. Придется пить пустой чай".
Что действительно достает шишковских родителей, так это, если дети слишком уж самостоятельные и беспокойные. Так нельзя. Все должно идти своим чередом; а жизнь надо планировать ровно на шаг вперед.
Так что не стоит завидовать молодёжи из этого славного города. Ей позволено не больше, чем взрослым. А ведь всем известно, что свободы у взрослых – кот наплакал.
Лучше пойдите в бар, что на Торговой. Конечно, это далековато. Если пешком, зато там разливают хороший коньяк. Там симпатичная барменша. Она умеет делать классные коктейли, может любому поднять настроение, только сама никогда не смеется. Не спрашивайте у неё, почему; а то она снова заплачет, и вы получите соленый коньяк. Все знают, почему она такая. Все в Шишковске. А может, уже забыли. Ведь это было ужасно давно, года три назад. А еще чуть раньше она на городском празднике получила титул Самой Веселой Девушки в Шишковске.
Пейте, пейте свой коньяк. Вряд ли вы где-то сможете узнать под-робности этой истории.

1995 год. Октябрь.
Суббота! Что может быть лучше? Тем более, это октябрьская суббота: ни школы, ни возни с огородом. Майка твердо решила провести выходной в свое полное удовольствие. Только книги, магнитофон, видеокассеты и... пошли все на фиг.
За окном сумрачно. Пора вставать? Майка дотянулась до пульта и включила телевизор.
- …ждет нас сегодня? А сегодня на Урале хозяйничает антициклон. Он принес с собой порывистый ветер, скорость которого порой доходит до восемнадцати метров в секунду, и проливные дожди. Солнце сегодня так и не удостоит нас своим появлением. Температура воздуха по области 6-8 градусов выше ноля.
- …в нашей студии!! Мы начинаем программу для жаворонков!
Все ясно, еще и семи нет. Хорошо! Больше всего Майка любила ранние утра выходных. Тишина в наше время такая редкость. Можно спокойно лежать и думать или включить музыкальный канал и попрыгать перед зеркалом. Майке порой казалось, что она превращается в беспросветного Нарцисса, но она утешала себя тем, что, возможно, большая часть человечества любит разглядывать свое отражение.
А еще утром можно забраться на кухню, сварить кофе, раскулачить холодильник, вернуться обратно и без помех заняться “Психологией” Юнга.
В общем, пока все спят, можно поЖИТЬ. Главное, никого не разбудить и не показать, что ты уже не спишь. А то проснется мама, включит на полную громкость передачу “На заметку рыболовам” (это фигня, что мама ни разу не держала в руках удочку), а потом позвонит своей подруге тёте Свете и будет сорок минут обсуждать, как во вчерашней серии были одеты герои сериала “Бесконечная боль”.
Проснется папа и начнет петь. Начнет ПЕТЬ! Всё – от “Куда, куда вы удалились…?” до “Делай БЭП!”
Но хуже всего, если проснется брат. А он обычно каждое утро просыпается. Пока.
Майка точно помнила, с какого времени все изменилось. Точно помнила…
Брат был старше на целых шесть лет и два месяца. Родители точно распланировали его зачатие, рождение и добрый кусок детства. Планировалось, что это будет достойный последователь покорителя космоса Гагарина и через пару десятилетий перещеголяет первопроходца и высадится на Марсе. Короче, брата назвали Юрий. Не Юрик, не Юра, не как-нибудь еще, а именно Юрий.
Майке повезло родиться вторым и последним ребенком. Все новинки педагогики родители испробовали на первенце и решили, что планирование детской жизни – игра, не стоящая ни одной обгорелой свечки. Поэтому Майка росла, как самая свободная в мире птица, а Юрий “познакомился” с системой доктора Спока (это когда ребенка будят и кормят или позволяют кричать до хрипоты), со здоровым образом жизни семейки Никитиных (в этом случае форточка в детской распахнута в любую погоду, а стены увешаны шведскими стенками). И. Т. Д. На ночь Юрию читали “Органическую химию”, а вместо песенок о Чебурашке и Лешиных галошах он слушал (приходилось слушать) Вертинского и Бетховена.
Такое воспитание было не то что бы плохим, нет (ужасным), просто слишком ускоренным. Юрий научился читать в три года, в пять лет болтал по-английски и почему-то (очередной закидон родителей) на языке хантов. В шесть лет он начал играть на скрипке и флейте, и у него начала жутко болеть голова. К счастью, вскоре родилась Майка, и поток информации, направленный на Юрия, слегка сместился в сторону.
Сколько Майка себя помнила, она всегда гордилась братом. Гордость омрачалась только тем, что все ждали от Майки таких же успехов, если не больше. Но родители говорили, что и одного вундеркинда в семье за глаза хватит (или просто устали и хотели пожить для себя), и Майка будет сама выбирать, что ей надо. Как бы там ни было, Майка совершенно не завидовала Юрию, – как можно завидовать гению, если все равно никогда не поднимешься выше него? К тому же Юрий иногда, в свое до одури уплотненное время, пытался дотянуть её до своего уровня. Это только благодаря ему, она пришла в первый класс, умея не только читать. Юрий прошел с ней зачатки геометрии, физики и химии. Так что до седьмого класса Майка просто отсиживала уроки, читая под партой что-нибудь более интересное.
Тем временем, Юрий, окончив в пятнадцать лет школу, на год загремел в больницу из-за своих непрекращающихся головных болей. Ну, не совсем в больницу, в какой-то санаторий на юге. Майка не интересовалась этими подробностями. В этот год она закончила начальную школу с похвальной грамотой, играла с мальчишками в футбол, научилась свистеть в два пальца, в общем, на полную катушку была ребенком.
Из санатория Юрий вернулся другим. Перестал обращать внимание на Майку, забыл мечту стать физиком-ядерщиком и поступил в два института: юридический и экономико-правовой. Более того, он стал занудой. Когда он был дома, в воздухе висело непрекращающееся жужжание недовольства
В двенадцать лет Майка поняла, что ненавидит его.
…Они сидели всей семьей за столом, торопливо завтракая. Бряцанье вилок часто перекрывалось отрывистыми приказаниями:
- Мам, хлеба!
- Мам, чаю!
- Мам, ну, шевелись, дай сахар!
Майка мрачно поглядывала на Юрия: что это он такой барин? Отец же молчать не стал:
- Дорогой, у тебя рук нет, что ли?
- А ты вообще молчи, я с мамой говорю! – огрызнулся Юрий.
- Ах ты, щенок! Воспитали на свою голову!
- Поменьше бы воспитывали! – Юрий зло сощурил глаза.
- Юрий, Вова, …завтракаем же… - мама беспомощно увещевала мужа и сына. Будто, если не завтрак, то и ругаться можно.
- Заткнись! – спокойно бросил Юрий, встал из-за стола, подхватил свой дипломат и отправился на работу. Он устроился на время в какую-то закрытую коммерческую фирму, опаздывать было нельзя.
Майка спокойно наблюдала, как отец утешает плачущую маму, и также спокойно поняла, что ненавидит. Юрия.
Ещё через пару лет у Юрия появилась девушка. Алина. Майка с само-го начала их романа гадала, ЧТО такая душевная девчонка могла разглядеть в её занудном брате?
Алина работала на раздаче в старой столовой. Майка часто после школы забегала к ней поболтать, и выяснила, что с Алиной Юрий вовсе (далеко, совсем) не такой, как дома. Что он веселый, добрый и душа любой компании. Не-ет, Майка не стала сразу же менять мнение о своем братце, но терпеливее выслушивала его утреннее ворчание. Обычно беседы начинались так:
- Майя, я бы не советовал тебе ходить в школу в этих зашитых джинсах и старом свитере, - при этих словах Юрий приосанивался и подтягивал узел своего итальянского галстука. – Главное – имидж. Не важно быть, сумей прослыть. Понятно, почему учителя к тебе несерьезно относятся…
- Слушай, помолчи, а? У меня вообще-то для советов родители есть, - Майка коротко взглядывала на маму. Но мама уже смирилась с таким поведением Юрия (да и денег в дом он приносил больше, чем мама и папа вместе взятые).
- Маечка, Юрий прав, ты же девочка. Иди переоденься, еще есть время.
Майка сжимала зубы и яростно размешивала сахар в чае. Хорошо, если отец слышал. Тогда он высовывался из-за газеты и возмущался:
- И чего привязались к девчонке?!
Это означало, что в школу можно идти оборванкой. Чаще побеждали Юрий и мама.
Таким образом всё и шло. Никто не выбрасывал белый флаг. Майка уже назло старалась во всем оставаться пацанкой. И Алина тут уже ничего не могла изменить. Хотя нет, могла. Но не хотела. В атмосфере семьи Зубковых носились слабые намеки на свадьбу Юрия. Но он не желал и слышать об этом. Боялся, что быт испортит отношения с Алиной. А она была довольна и таким положением дел. К тому же, столовую выкупил в свою собственность брат Болтуна, и теперь Алина работала там в должности управляющего-бар-мена. Ну и зарплата была соответствующей. Они с Юрием уже отдохнули на Азовском море и слетали в Карелию.
…Не успела Майка дочитать первую главу Юнговской книги и выпить первую чашку кофе, как из холла послышалось знакомое жужжание брата. Судя по всему, он не только куда-то собирался, но и разбудил родителей.
- Мать, ты думаешь, что говоришь? Я же русским языком тебе вчера сказал: постирай рубашку в тонкую фиолетовую полоску, а ты подаешь мне чисто-белую. Как я могу с этим пиджаком надеть эту рубашку? Соображаешь? А почему ботинки плохо блестят?…
Майка, грустно усмехаясь, слушала тихие оправдания матери. Сама виновата. Отшить бы его один раз…и все! Ну, а если духу не хватает, то терпи, стирай…в фиолетовые полоски!
Брат ушел. У него была важная встреча. Если все пройдет хорошо, он станет равноправным компаньоном в фирме. От фиолетовых полосок и блеска ботинок зависит так много! А Майка, даже выступая на школьном концерте, одевалась, как дочь бедной поденщицы.
Юрий вернулся к обеду. Не снимая ботинок, прошел в кухню, упал на стул и потребовал есть. Мать заметалась от шкафа к плите, наливая и накладывая. Отец в это время резал хлеб и заваривал чай. Майке стало противно. Она взяла тарелку и попыталась удалиться к себе.
- Ты куда это? Обед на то и есть обед, чтобы все ели вместе! - остановил её Юрий. - Кроме того, есть надо без книг и телевизоров. Садись давай!
- Маечка, Юрий прав. Вместе так вместе! - Мама поставила перед Юрием последнюю тарелку. Отец промолчал.
Майка молча давилась, торопясь поскорее смыться от нравоучений брата. Но он заметил эти поползновения:
- Не торопись, жуй медленно, так надо для хорошего пищеварения. И потом, твое чавканье действует мне на нервы! У меня был тяжелый день.
- Дай пожрать спокойно, а? - Майка нарочно заговорила грубо.
- Надо говорить "поесть", кроме того, вдруг тебе придется есть в гостях…
- Заткнись! - Майка вскочила, швырнула в Юрия тарелкой и, не дожидаясь фразы о том, что невежливо швырять в людей тарелками, выскочила из кухни. Сволочь! Вечно все портит! Достал! Майка в ярости молотила кулаками подушку. Стоп! А если попросить Алину что-нибудь сделать, повлиять на него? Майка, зная, что придется идти мимо кухни, уверенно отложила новую отглаженную юбку в сторону и натянула узкие джинсы с разрезами, где только можно (и нельзя) и затертую кожанку. Вышла.
В коридоре, разделяющем комнаты её и брата, на полу что-то белело. Неужели Юрий уронил одну из своих бумаг? Не может быть! Да, на полу лежала короткая записка. Майка увидела подпись. От Алины. Хм, интересно, что же она чувствует к Юрию на самом деле? Майка без слюнявых угрызений совести сунула записку в карман и демонстративно-медленно прошла мимо кухонной двери. Брат не замедлил высказаться:
- Майя, ты бросила в меня тарелку со спагетти и испортила мой новый пиджак. Это во-первых. А во-вторых, куда ты в таком виде?
- Юрий, я тебя очень прошу, - и Майка выдала фразу, в которой цензурными были только предлоги, а смысл сводился к короткому слову: "Отстань!"
Во всем городе было до омерзения пусто. Октябрь всех разогнал, озлобленно плюясь мутным дождем. Прижимая зонт щекой к плечу, Майка развернула Алинину записку. "Юрик! Прости меня. Я сделаю, как ты захочешь. Не бросай меня. Алина". Так, значит, он и до неё добрался. Что он требует?
В баре тоже было пусто. Его вечерние завсегдатаи пили дома огуречный рассол. Алина, облокотившись о стойку, читала толстенную книгу, иногда что-то выписывая из неё в тетрадь. Алина уже второй год училась на радиотехника.
- Привет Майка! Классно, что зашла. Я уж думала, что заспиртуюсь тут от скуки, - Алина с шумом захлопнула тетрадь и книгу. - Ты на секунду или поболтать?
- Привет. Я - поболтать… Налей кофе, - Майка тянула время, не зная, с чего начать. - У вас с Юрием все хорошо?
Алина включила кофеварку, медленно повернулась. Спокойна, как индейский вождь. Значит, все хорошо. Здорово!
- Думаю, нет, - Алина разлила кофе в две кружки, достала сигарету. - А откуда у тебя такой интерес?
- Так, - Майка решила пойти ва-банк. - Юрий случайно листок обронил. Я сразу не сообразила, что это не мое, прочитала. Вот, возьми.
Алина, сжав губы, пробежала глазами свои же слова. Бросила листок в пепельницу, подожгла.
- Видишь ли, Юрий часто думает только о себе… Короче, "залетела" я от него.
- Вот как, - Майка подумала, что и её брату не чуждо что-то человеческое. А может, он и в постели зануда (повернись так, а теперь сделай так, тебе должно быть приятно, по статистике, 80% девушек любят это). Забавно, наверное.
- Да, я сказала об этом Юрику. Как только узнала. Честное слово, Май-ка, я ничего от него не требовала. Просто сказала…
- А он что? - Майка тщетно пыталась представить Юрия в роли отца.
- Он не стал больше меня слушать. Дал денег на аборт и адрес свердловской частной гинекологии. Сказал, что ему сейчас не до писка и пелёнок; что, когда я избавлюсь от этого… Он так и сказал - от этого! Будто про мерзость какую-то… Когда я избавлюсь, тогда и встретимся. А если выберу это, то его больше не беспокоить.
Майка минут пять ждала, пока Алина проплачется. Нужно было выяснить только одно. Только одно.
- Ты… Ты выбрала… Что?
- Майка, я люблю его, - Алина смотрела в стойку, рассчитывая увидеть там что-то интересное. - Я была в больнице во вторник. Да не смотри ты так!! Я знаю, что я дрянь! Но ведь и он!… А теперь в сторону, да?!
Алина швырнула пепельницу вдоль стойки и с удовлетворением кив-нула, услышав звон осколков. (мама мама пришла наша мама) Майка смотрела сквозь Алину и вспоминала, где она могла слышать шлепанье лягушачьих лапок. Интересно, кто еще (Алина, Юрий?) слышал (видел) их? (Все, хором: мама, мама, пришла наша мама…)
- Майка! Ну, куда ты? Что я еще могла сделать? - Алинин голос почему-то затих. А, это дверь закрылась. Ладно.
Майка бодро шла домой. Изредка встречающиеся прохожие странно посматривали на неё. Ах да, надо же зонтик раскрыть. Проливной дождь, в соответствии с прогнозом. Почему не бывает радуги в октябре? К чёрту научное объяснение! Просто было бы здорово… Повторять: Каждый Охотник Желает… Чтобы заглушить черно-белые голоса ненужных младенцев.
В доме стояла полумертвая тишина. Родители сбежали в гости. Так почти каждые выходные бывает. Все бегут из дома, если там брат. Ворчит.
- Юрий! - Майка заглянула к брату. - Я знаю, ты занят, и сейчас не лучшее время, но в подвале закончилась картошка…
- На улицу, в ямку надо спускаться, да? - Юрий оторвался от бумаг. - Хорошо, я сейчас переоденусь. Хотя ты и сама могла бы… Да ладно уж, схожу.
- Спасибо. Ведро у порога.

Когда вернулись родители, Майка, наслаждаясь внезапной и продолжительной тишиной, допивала третью кружку кофе и дочитывала первый раздел Юнговской "Психологии".
- Майя, а где Юрий? - Маме показалась странной такая мирная атмосфера дома.
- Он вроде к Алине собирался. Не знаю.
Вечером вся семья, как в старые добрые времена, когда Юрий был в санатории, резалась в "Монополию".
А ещё позднее вечером позвонила Алина и спросила, где Юрий.
А утром в воскресенье позвонил секретарь хозяина фирмы и сказал, что раз Юрий не явился на очередное собрание и не предупредил об отсутствии, то в правлении не состоит.
А вечером в воскресенье снова звонила Алина…
А Юрия не было. Майка спокойно читала, пила кофе, надевала, что хотела. А Юрия не было.


ВЫРЕЗКИ ИЗ ГАЗЕТЫ

"Шишковские вести" от 19. 10. 95.
Осторожно, дождь!

В прошедшую субботу, в результате обильного выпадения осадков, местами произошло смещение пластов глины. Вследствие чего обвалились множество ямок для хранения овощей. Запасы огородников оказались погребены под толщей земли.
Есть жертва. Юрия Зубкова, спустившегося за картошкой, постигла участь "даров природы". Спасти Юрия не смогли.
Садоводы и огородники, будьте внимательны!

* * *
Выражаем сердечную благодарность коллективу фирмы "Lown-Down", коллективу салона "Реквием", родным, друзьям, соседям и всем, кто разделил с нами горечь утраты и принял участие в похоронах Зубкова Юрия Владимировича.
Родители и сестра
Шаг пятый
Сегодня действительно майский денёк. Не стоит портить его плановой экскурсией. Лучше бродить по улицам, покупать мороженое и чипсы и не думать над каждым зданием или странным местом о памятниках жестокости и глупости.
Ещё хорошее развлечение - сесть на во-он ту, единственную полноценную скамейку в парке и разглядывать прохожих.
В Шишковске и встречают и провожают по одежке. Возраст средне-статистического шишковца определяет его одежда. Драповые пальто и цветастые платки - привилегия бабушек. Дедушки предпочитают болоньевые куртки или старые ватники. Мужчины средних лет носят кожаные куртки и брюки, пошитые в ателье "Мадель" (вывеску писал пьяненький художник, а переделать нет ни сил, ни желания, ни денег). Женщины любят длинные светлые плащи и короткие ботинки с опушкой.
Писком моды у шишковских девчонок считаются кожаные юбки и джинсы "от Кляйна". Почти все поножно обуваются в высокие ботинки-сапоги на шнуровке. Парни, те одеты попроще: как можно более мешковатые штаны "Кардинал", спортивная куртка и грубоватые ботинки китайско-итальянского пошиба.
Вот и всё. Если вы одеты чуть лучше или чуть хуже; одним словом, не как все, то вы изгой в Шишковске. Можете показывать себя за деньги. Но не долго. Ведь о том, чтобы вы одевались в соответствии со стандартом, позаботятся ребята из команды местного Аль Капоне.
Это вообще отдельный разговор. Обратите внимание, на той стороне улицы идёт один такой представитель. Думаете, всё так просто? Надел спортивные штаны, футболку, кроссовки, побрился налысо - и ты в команде брата Болтуна? Ни фига! Ко всему прочему, надо проводить полдня в городском (точнее, частном, Болтуновском) спортзале, другую половину дня есть и напиваться, а к ночи закатываться на дискотеку или просто ездить по улицам (обязательно на достойном команды автомобиле) и снимать девчонок. Редко какая откажет (попробуй, договорись с несгораемым шкафищем).
Нечастые рабочие дни у команды очень насыщены: прежде всего, раз в неделю проводится Трезвый день. Простые шишковцы так и говорят: "У казаков Трезвый день - нашим легче".
В Трезвый день опохмелившаяся команда запруживает своими автомобилями западную окраину Торговой, где находится Штаб Шишковского Казачества. (Шишковская интеллигенция любит поязвить на тему непонятного появления в истинно-суперкупеческом городке оплывших жиром казаков спортивно-мафиозного уклона.) Тем не менее, саму команду нимало не занимает вопрос её происхождения, и в Трезвый день на стол брата Болтуна (как и самого Болтуна, впрочем) кладутся краткие отчеты о сумме, экспроприированной у базарных торговцев, частных предпринимателей и "лишних людей" в пользу Фонда Развития Урало-Сибирского Казачества. Десятую часть налогов после утомительно-Трезвого дня команда пропивает поздним вечером тут же в баре Штаба.
А наутро следующего дня их снова ждет обыденщина: спортзал, изъятие финансовых излишков у населения, выпивка, жратва и девочки. Команда сумела чудно сократить известную формулу с "украл, выпил, в тюрьму" до "украл, выпил, украл, выпил…"
Впрочем, ребята из взрослой команды до вас снизойдут только, если вы будете слишком выпендриваться. Для работы по мелочи есть многочисленная армия гопсы (ассимиляция гопников и попсы). Гопса вмещает в себя бедных и не особо обезображенных интеллектом молодых людей от 15 до 20 лет. Как правило, у них не только ум и внешность второсортные; девушки и времяпрепровождение тоже оставляют желать много лучшего. Их любимый прикол - это когда они стоят оптом (штук эдак 7-8) вечером где-нибудь на углу - "Эй, дай сигарету! Нет? Ты чё, в натуре, мужик, а?…" Бывает только две развязки, причем, обе одновременно: а) сломанные ребра прохожего, б) все сигареты и деньги оказываются у гопсы.
В принципе о казаках и гопсе можно писать работу на тему: "Эволюция от человека к обезьяне. Гопса - тупиковая ветвь или…?"
Видите, на вас уже смотрят. Ну, зачем вы надели темные очки?
Вот их уже целая толпа. Они, как собаки, чувствуют, когда их боятся. Но если вы не боитесь, идите, и смело бейте их. Вперед!

1996 год. Май.
Последний месяц весны с размаху накрыл Шишковск жарой. И скукой.
- Сиеста какая-то…- растерянно бормотала Майка, дожидаясь на остановке автобуса. Солнце загнало взрослых шишковцев в душные, но затененные помещения; а ребята открыли утопательный сезон. За два дня полноценной африки, у плотины Шишковки утонули четыре ребёнка. Родители роптали, но Болтун ленился выставить у опасного места охрану.
Сиеста, похоже, распространилась и на автобусы. Майка нетерпеливо огляделась и достала пачку сигарет. Щелкнула зажигалкой. Осторожно затянулась. Пару дней назад Майка выкурила первую в своей жизни сигарету. Пытаясь скрыть даже от себя желание показаться более крутой в глазах шишковской гопсы, Майка говорила, что это эксперимент на тему "Трудно ли бросать курить?". (Мать эксперимента не оценила и прогоняла Майку курить с кухни на балкон)
Майка включила плеер. Жарко. Как жарко! Дымный треск свежих веток в костре. Почему темно? Нет, уже светлее. Пахнет химикатами. Больно… Майка подносит руку к голове. Мозг обнажился и пылал от боли. Не от физической - ведь в мозгу нет нервных окончаний. Да просто укусил гигантский комар. Комья глины сыплются на крышку гроба… Что…
- Ну, ты, - Майку грубо тряс за плечо прыщавый урод с гипердегенеративной физиономией. - Слышь?
- Что? - Майка сняла наушники.
Пока она улетала вместе с музыкой в заколоченное подсознание, вокруг нее собралась компания гопсы.
- Что? Да ничё! Давай сигареты сюда, ты, неформалка! - это проговорил уже другой, более симпатичный (но не в данной ситуации) парень.
- Что, мама денег не дает? - поинтересовалась Майка, насмешливо улыбаясь.
Гопсы нахмурились, заподозрив в Майкином вопросе, какой-то подвох. Но Майка смотрела открыто и (какая нахалка!) совершенно без страха.
- Ну, не дает, а тебе что? - решил перенахальничать Майку симпатичный гопс.
Вместо ответа Майка тщательно пошарила в кармане джинсов, выудила пятак.
- На, купи себе сигаретку, сопляк! - пятак без звука упал на дно лужи. Майка надела наушники и собралась давнуть "Play". У симпатичного гопса отвисла челюсть, а урод рванул плеер из Майкиного кармана и неаккуратно шмякнул его о бетонный поребрик.
Плеер с жалобным хрустом раскололся. Компания заржала.
- Я не люблю, когда ломают мои игрушки! - Майка почувствовала, как что-то сжимает её легочные пузырьки и выдавливает из них остатки здравого смысла.
- А теперь давай сюда сигареты! - гопсы пропустили её претензии мимо ушей.
- Что? - Майка взглянула в их лица. Пустота. - Отвалите, а?
Пустота в лицах гопсы слегка трансформировалась, и на Майку глядели Болтун и его брат (девочка, это Шишковск, мой город!)
Майка с удивлением обнаружила, что, кажется, сейчас (впервые в жизни) её будут бить. И стало страшно. И противно от своего бессилия.
Девочка в красивом платье и блестящих туфлях смотрела в темное окно на мутное весеннее небо. Где-то за спиной смеялись люди, котором было хорошо вместе. А де-вочке было грустно. Она повернулась и…
Вдруг Майка заорала, смешивая крики со слезами:
- Да подавитесь вы!! - в лица гопсе полетели сигареты, зажигалка, упаковка жвачки, билетные деньги.
- Давно бы так, - один из гопсов легонько хлестнул Майку по шее, остальные злорадно ухмыльнулись, и компания, забыв про Майку, расположилась на остановке и закурила (Майкины) сигареты.
Майка подобрала раненый плеер и пошла домой.
- Дура! Дегенератка! Кретинка! Трусиха! - Майка, злясь на себя, купила бутылку пива. - Понтов выше крыши, а сама ты просто…. никто какое-то!
Жара усиливала ощущения. Пиво ни в каком смысле не охладило Майку. Домой она добралась ещё более злая и… беспомощная.
И ведь кучища народу мимо остановки шла. Хоть бы кто остановился! Щас! Кто из шишковцев (имеется в виду, психически здоровых) пойдет против гопсы, чтобы защитить девчонку в выпендрежной одежде? Разве что гопсе помогут её запинать.

Вечером, сидя над останками плеера, Майка анализировала ситуацию. Мать уже несколько раз заглядывала в комнату, обеспокоенная тем, что Майка не выходит курить (уж если дочка дымить не идёт, что-то случилось).
- Не мешай, мам! - Майка отмахнулась и столкнула со стола плеер. - Черт! Да пошли вы все!
Майка выскочила из дома. "За сигаретами побежала", - решила мама.
Земля отдавала тепло, украденное у солнца за день. Майка бежала по улице, безжалостно отдавливая ноги своей тени. Стук сердца пытался выплеснуться сквозь барабанные перепонки.
- Ф-фу, - выдохнула Майка. И огляделась. Далеко ещё? Нет. Ещё немного. Майка прижала локоть к левому боку и неловко, с перебежками, проковыляла дальше.
- Эй, неформалка! Дай сигарету! - этот крик она услышала, когда уже перестала искать.
Ну вот. Всё. Майка опустила руки и остановилась. Сердце исчезло, мозг купался в вечерней прохладе и не болел. Лицо Болтуна было близко. Жара закончилась.



ВЫРЕЗКА ИЗ ГАЗЕТЫ

"Шишковские вести" от 25. 05. 96
Человек человеку…
(криминальная хроника)

С 1 по 18 мая Шишковским ОВД зарегистрировано 42 кражи, 11 грабежей, 45 (!) случаев нанесения тяжких телесных повреждений. К административной ответственности привлечено 93 человека.
Преступлением года по праву может считаться массовое убийство, произошедшее 15 мая на границе города и района. Жертвами стали шесть подростков от 16 до 19 лет. Все они были задушены петлями-удавками.
Убийца расправился с ними в разных местах, но тела перенёс и рассадил на остановке.
Не исключено, что убийц было несколько, а само убийство начиналось, как молодёжная разборка.
Кому что-либо известно о происшествии, просьба позвонить по тел. 2-04-02.

Все только началось
Если говорить лирически-пошло и плоско, то Пушкин (вот ведь авторитет!), когда сочинил "осенняя пора, очей очарование", наверняка думал о Шишковских лесах в сентябре.
Оранжево-желтые пятна деревьев смотрятся куда симпатичнее непроглядной зелени лета.
Попробуйте оценить такой кайф как шуршание листьями при ходьбе. Эти листья сделали великую вещь - укрыли собой мусор, набросанный шишковцами во время неоднократных пикников. Некоторые люди, ожидая гостей, делают то же самое - заметают грязь под ковры. И поначалу выглядит неплохо. Весна, конечно, потом смажет все старания сентября; листья сгниют, но это будет не скоро.
Шуршите листьями, пока есть возможность. А еще лучше ушуршать вглубь леса, тогда вообще кажется, что никого нигде не осталось. Да и никто не нужен.
Этот год на редкость неурожайный на опята. Иногда попадется забитый дождями грибок. Без семейки. Пни покрыты одним мхом. Похожи на стриженых под площадку стариков. А пару лет назад народ мешками тащил грибы. В тот год всех настолько обуяла жадность, что, не глядя, хватали ложных и съедобных опят. Многие отравились, но вроде бы никто не умер. Вот врачам была работка - напромывались желудков досыта.
Шуршите-шуршите листьями. Откуда вы знаете, вернетесь ли сюда когда-нибудь…

1997 год. Сентябрь.
Для Майки начало осени ознаменавалось массой событий. Во-первых, Майка пошла в последний, одиннадцатый (наконец-то!), класс доблестной Шишковской средней школы имени Юной Партизанки.
Во-вторых, в пресс-клубе утвердили новый сборник стихов и рассказов М. Зубко-вой и отдали в набор.
Ну, и, в-третьих…. Неважно.

Майка с утра была в бешенстве. В самом деле, что за фигня? Разве так можно?
- Майя, не кури!
- Майя, оставь свой жаргон!
- Майя, выключи свою ужасную музыку!
- Майя, не гуляй долго!
- Майя, надень пальто!
Порой Майка склонялась к мысли, что забота заботой, а сиротой быть тоже неплохо. По крайней мере, никто не указывает, не приказывает, не советует.
Будто они никогда не ошибались. Сколько раз отец заваливал домой пьяный, а мать каждый год ездила на курорт одна и привозила домой (нет-нет, конечно, не любовника) какую-нибудь гонорею.
Будто они никогда не делали того, что хотят.
Ну и ладно. Майка успокаивала себя мыслью, что все может измениться. И она будет жить, как хочет.

Итак, поссорившись со своими "яблонями" (яблоко от яблони недалеко падает, а?), Майка шла по лесу, сердито пиная трухлявые палки.
Вдруг остановилась. Посмотрела в небо.
- Обещаю, - прозрачные слова срывались со связок и повисали на оголенных ветках. - Обещаю, что никогда не буду такой занудой и жить по правилам. Осень, ты мне не веришь, да?
Лес, естественно, молчал.
Майка вздохнула, поправила на плече рюкзак и пошла по просеке дальше. Просека - кратчайший путь попасть на тракт. Что ж, скорей. Надо уходить отсюда. Они не догонят. Им все равно.
Майка старалась не думать, что сейчас лежит дома в спальне родителей. Лежат или валяются? Все равно.
Прибавить шагу. Жалко оставлять пресс-клуб и ма-аленькие перспективки в области книгоиздательства.
- Интересно, что сейчас будет с моим сборничком? - пробормотала Майка. И сама же ответила:
- Что будет, что будет? Ничего не будет!
Она закурила и снова двинулась вперед.
И больше её никто никогда не видел.

Из телефонного разговора
- …нет и ещё раз нет! Диагноз остается неизменным. Да, уверенности в благополучном исходе у меня все меньше. Ну, сами посудите, Зубкова уже шесть лет находится в кататоническом ступоре. Да, с 1992 года. Если бы я только мог узнать, что произошло после того, как компания пьяных подростков заперла её в подвале морга!
Так что, думаю, надо применить другой медикаментозный курс.
А пока она по-прежнему находится в Свердловской горпсихбольнице. Да, и мне жаль. Говорят девчонка, перед тем как это случилось, подавала большие надежды. Разумеется….
Да, и вам тоже удачи. Увидимся на декабрьской конференции. Конечно, а как же без коньяка?...