Отрывок из романа Антиреальность. Начало

- Ненависть - это болезнь, - улыбаясь, качаю головой, глядя на собеседника поверх очков.
- Любовь - такая же болезнь, - мой собеседник важно кивает и тоже смотрит на меня поверх очков...
- Любовь - исцеление от ненависти... - возражаю я.
- Ненависть - единственное спасение от любви...
- Разве можно спастись от жизни путём смерти? - недоумеваю я.
- Если жизнь причиняет боль, - утвердительно отвечает мне собеседник. Он такой же, как я. И выглядит так же... Только крылья у него позади тёмные и в глазах печаль. Я улыбаюсь снова, говорю:
- Если любовь причиняет боль, то это не любовь, а пародия на неё, обычная, человеческая пародия... Настоящая любовь не знает боли. А если и знает, то любовь настолько прекрасна, что никому не придёт в голову убить любовь из-за этой боли...
- Любовь - это зависимость, а значит - болезнь, - скептически пожимает плечами мой собеседник.
- Настоящая любовь всегда сочетается с благородной свободой духа, - качаю головой печально, - увы, мой друг, судя по описаниям, что ты мне даёшь, знал ты вовсе не любовь...
- А что тогда?
- Одну из граней ненависти... которая подло притворилась любовью, включив в себя слепую ревность, эгоистичную боль... и отсутствие самоотверженности...
- Такая любовь - выдумка! - восклицает мой собеседник с болью и горечью, а затем уходит быстро, чтобы мой ответ его не догнал:
- Именно вера в это утверждение порождает ненависть... болезнь.
(От автора)

Нельзя любить ни того, кого боишься, ни того, кто тебя боится.
(Цицерон)

Предисловие

Сегодня небо было равномерным, мощным, тёмно-синим массивом, в задумчивости склонившимся над землёй. И что-то сдерживало вот-вот польющий на землю, свежий ливень. Под ногами, прямо по чёрной, мраморной мостовой Главной площади танцевали нежные лепестки расцветавших вишен... Ветер изящно играл c ними, подбрасывал вверх и ловил. Ветер тут всегда только один.
- Вечный... - негромко произнесла я, слегка остановившись, опираясь на ручку моего чёрного зонта-трости – неизбежного моего спутника в дальней дороге. На голову мне опустилась пара лепестков, брошенные ветром на произвол судьбы. Этот же ветер на некоторое время замер, а потом пронёсся мимо меня сильным порывом воздуха. Я с улыбкой обернулась. Вечный стоял в образе человека с таким безмятежным, почти царственным видом, что, казалось, это не он только что беззаботно играл с лепестками вишен, подобно ребёнку, а какой-нибудь иной ветер. Взгляд его совиных глаз был несколько удивлён. Он посмотрел на зонт в руке, бегло оглядел мужской, чёрный камзол с золотой оборкой, в который я была облачена и поинтересовался:
- У вас не траур, но вы в чёрном. Дождь пойдёт только тогда, когда вы дойдёте до балкона на самом верхнем этаже вашего дворца, однако вы взяли с собой зонт, - теперь его взгляд упёрся прямо на меня, выражая крайнюю степень иронии и любопытства, - позвольте узнать причину столь странных поступков.
- Они кажутся странными лишь потому, что кажутся нелогичными, не так ли? - мои губы тронула невольная усмешка, и я тронулась вперёд. Впрочем, ветер быстро и неслышно догнал меня, - на самом деле, всё во мне зависит от меня самой. Это ведь абсолютно логично, согласись, друг мой. Я взяла зонт не из-за дождя, а потому что мне с ним удобно... Я оделась в чёрное, потому что мне на данный момент нравится этот цвет, а не из-за какого-то там траура, в который полагается носить именно чёрный, хотя это вовсе не цвет смерти, тебе ли того не знать.
- Зачем вы позвали меня, госпожа? - спросил Вечный негромко, видимо, избегая всякого спора со мной. Чтож. Надо признать, с его стороны это вполне разумно.
Я слегка нахмурилась:
- Не называй меня так. Я никогда не стремилась властвовать. А если уж властвовать, то только над самой собой... И столь высокого звания Госпожи я не заслужила...
- Госпожа, - настойчиво проговорил ветер и открыто улыбнулся, - позвольте мне вас так называть.
- Почему это?
- Мне доставляет это удовольствие, - Вечный улыбнулся, - не логично, не так ли? – поддел меня он, продолжая учтиво улыбаться мне в глаза.
- Верно, - покрутила головой я, вздохнув, - почему ты меня так называешь?
- На самом деле, это длинная история… - пробормотал ветер сухо, давая мне понять, что он не готов к беседе в подобном месте.
- Чтож, - пожала плечами я, - это твой выбор. Но знай, что я не держу тебя... - я помолчала, наблюдая за невозмутимым выражением лица своего спутника – зайдёшь? Сегодня будет чудная гроза…
- Почему нет, - пожал плечами Вечный.
Мы шли совершенно молча. Вечность делает нас настоящими ценителями молчания. Мы учимся ткать из тишины музыку, а не неловкость, возникающую при молчании напряжённом и лицемерном, в котором каждый из собеседников силится «придумать», что бы такое сказать понужнее и поэффектнее.
Не смотря на то, что Ветер был передо мной в облике человека, часть его всё равно постоянно была в виде потока воздуха, что реял вокруг моего спутника хаотичными порывами... И лепестки, таким образом, кружились в пространстве, сонно укладываясь у наших ног. Туча над нашими головами, тем временем, устилала небо, становясь всё гуще и тяжелее. Она справедливо ждала своего права голоса в сумрачной тишине. Безмолвным массивом она наблюдала за нами сверху. Кто знает - может и у неё есть своя душа, непостижимая ни для кого среди обыденных жителей вселенной... Я вдохнула свежий, сырой, идущий от неё воздух.
Как хорошо, что я создала этот удивительный, обособленный от всех законов, мир... Только тут, в этом чистом, насыщенном кислородом, воздухе, который никогда не был осквернён варварским, человеческим вмешательством, можно почти увидеть микроскопические кристаллы влаги, застывшей перед грозой. Сейчас, в Москве, должно быть, душно, как это обычно бывает в середине июня, а здесь свежо и совершенно тихо.
Итак, мы шли по дороге к дворцу, который считался моими покоями, и в котором, на самом деле, селятся все, кому не лень. Это в буквальном смысле – проходной двор. Слава Богу, дворец огромен, так что тут всегда найдётся место и для меня – скромной Королевы. Бываю я тут нечасто. Большую часть времени я провожу в сердце собственноручно построенной вселенной, о которой в книге и поведётся речь.
Вскоре, передо мной показалась ограда, которая величаво раскрылась при нашем появлении. Мы поднялись на самый верхний этаж дворца, зашли на просторный балкон, всё так же сохраняя молчание. Там, в одном углу стоит небольшая, резная беседка с письменным столом внутри... Там я пишу свои заметки, мемуары, веду свой немного безумный дневник – признак одиночества. Но одиночества не тягостного, а тихого и ненавязчивого, словно отдых после трудного дня. В другом углу стоит телескоп небольшого размера. Большой стоит в укрытии на самой крыше. Туда я забираюсь крайне редко. Забываю навестить это прекрасное, уединённое место... Непростительно для его хозяйки. Посередине балкона (он огромен... есть у меня тяга к большим пространствам...) два кресла и столик.
Ветер уселся напротив меня и мечтательно посмотрел на тучу. Прогремел гром, как бы откликнувшись на этот ожидающий взгляд. Я улыбнулась, почувствовав себя в знакомой, домашней обстановке. В этом дворце я могу наткнуться на любого, случайно залетевшего ветра, который, не смотря на моё звание, может преспокойно кинуться мне на шею или дружески хлопнуть по плечу. Среди этих ветров много детей, которые, почему-то, питают ко мне симпатию. Эти ветра – моя семья…
Скинув чёрный камзол и оставшись в рубашке, на которую тут же накинулся порыв ветра, я повесила его на спинку кресла. Затем я деловито закатала рукава и спросила, улыбнувшись:
- Чай или кофе?
Ветер слегка засмеялся и с любопытством на меня посмотрел:
- Вам достаточно материализовать всё необходимое на столе...
- Я люблю делать что-то только ради самого действа, - подмигнула я, - я хозяйка в своём доме, и я люблю ею быть...
- Чёрный чай с корицей, без сахара... покрепче, - проговорил Ветер, - помочь вам?
- Сиди, - улыбнулась я и вышла.
Вернулась я с огромным подносом, на котором было два кувшина - один с чаем, другой с венецианским кофе (его мне пришлось материализовать, ибо готовить я сей божественный напиток так и не научилась). Далее были чашки и блюдо с печеньем. Ветер настороженно принюхался и вскинул бровь:
- Что вы взяли за напиток? Пахнет... необычно.
- Нравится? - я усмехнулась, - ни разу не залетал в Венецию?
- Я слишком уважаю это место, чтобы посещать его, - с сомнением покачал головой Ветер, наливая себе порцию чая, - сколько себя помню, везде моё присутствие приносило только беды… Не смейтесь, госпожа, это так. Одинокий Город не поддаётся моему злому року…
- Это независимый, сильный и прекрасный мир, хотя и хрупкий тоже...
- Интересно, - улыбнулся Ветер.
- Давай помолчим, - я сделала глоток кофе и невольно улыбнулась. Никогда не привыкну к этому вкусу. Но, тем он интереснее.
Во внезапно наступившей тишине, которую ярко осветила молния, хлынул ливень, сопровождавшийся раскатами грома...
Гроза...
(часть первая)
Безветрие.
Все люди безумны. Увы, здоровых людей нет в этом безудержном мире. Каждый день мы имеем дело с сумасшедшими. Такое рядовое, никем не замечаемое, личное, уютное безумие есть у всех. (Да-да… каждый с ума по-своему сходит…). Это тот определённый мир, где живут твои сокровенные, немного жуткие мысли, которые кроме тебя самого (и то – не факт) никто никогда не поймёт. И хорошо, если ты не увлекаешься своими фантазиями, хорошо, что ты, замечтавшись, неминуемо возвращаешься «с небес на землю»… Ведь иначе можно стать сумасшедшим, который живёт в своём мире.
Я бы обязательно стала такой вот сумасшедшей – можете мне поверить… Но мне повезло. Моё безумие внезапно оказалось единственной истиной, которой можно было счастливо жить. Я расскажу вам историю этой истины и в заглавие поставлю завет – не сходите с ума, господа. Это самое бесполезное занятие из всех, какие себе выдумывал человек.
Раньше я играла по правилам этого мира. Я болталась на верёвочках, в руках кукловода, с отсутствующим выражением лица и громко материлась, когда меня дёргали за те самые верёвочки. А в душе у меня при этом постоянно теснилось ощущение того, что я нахожусь в неправильном месте, живу неправильно, а каждое слово, которое я говорю – вообще ложь. Это ощущение, с которым я родилась, в свою очередь, породило желание время от времени убегать от реальности. Желание переросло в идею, мгновенно завладевшую всеми моими мыслями. Подобно всем глупостям, маниям и гениальным вещам, она была весьма и весьма настойчива. Тогда, в момент одиночества, разъедающего изнутри мой воспалённый мозг, в момент, когда я чувствовала себя клочком туалетной бумаги, сжатом в кулаке толпы, тогда… я приняла до смешного безумное решение, что было вполне в моём стиле. Я решила создать свой собственный мир, отдушину от всех реальностей на свете. В этом мне помогла моя фантазия, музыка, дар рисовать и связать на куске бумаги пару хоть сколько-нибудь стоящих слов.… Из этих вот компонентов, соединённых моей могучей, упорной силой мысли, кирпичик за кирпичиком, долгими вечерами я создавала свой мир. Добавлю, читатель, что я никогда никого не любила. Такая святая, болезненная и великая слабость была недоступна моей странной душе. Однако, когда я создавала свой мир, я вложила туда всё тёплое и святое, что во мне было. Наверное, это можно было назвать словом «любовь». Как бы то ни было, вышло моё детище на славу. И теперь, каждый раз, когда стены этого мира непроизвольно сжимались вокруг меня, словно великаны, желающие мною пообедать, я юрко пряталась в свой мир. Мысли уносили меня туда, куда не может добраться ни один смертный на планете.
А ещё я видела сны. Эти сны были про тот самый мир, что я создала у себя в голове. В них не было проклятого чувства «неправильности», которое делало меня отшельницей в мире людей. Платой за это удовольствие было нечто вроде похмелья на утро. Вдобавок ко всему, я едва не сходила с ума от того, насколько реальны были эти сны. Но всё это быстро стало для меня обыденностью – человек, знаете ли, ко всему привыкает.
В одно весеннее, странное утро мне приснился необычный сон. Во-первых, я почти не помнила, что мне приснилось. Во-вторых, в этом сне я чувствовала любовь. Клянусь, что в этот миг, когда я её почувствовала, я проснулась и поняла, что такое жизнь. Чувство это было настолько неожиданным и сильным, что я стояла на месте, словно поражённая, чувствуя, как по щекам льются слёзы. Я стояла в огромном помещении, залитом солнцем. Я смотрела на картину перед собой. Я видела на нём того, кого раньше никогда не видела. Видела глаза, которых не существует в природе. И я любила его.
А когда я проснулась, мне было так плохо, что сорок минут я лежала в постели, не чувствуя ничего, кроме боли во всём теле и изумления в душе. Я пыталась вспомнить его. Вспомнить хотя бы его силуэт, овал лица… Всё было тщетно.
На уроке математики я торопливо нацарапала на листе бумаги стихотворение, которое должно было послужить для меня памятной меткой об этом сне. Поэзия всегда была моей страстью. Бессмысленной, но красивой…

Прольётся солнечным дождём
На сердце счастье долгожданно...
Оно прошепчет мне "Уйдём!
Ты для меня одна желанна!"

А я задумчиво смотрю
Едва качая головою,
Я слёзы счастья тихо лью
И улыбаюсь я порою.

Я знаю то, что это сон.
Когда проснусь, я не увижу
Его. И горестный мой стон
Привычно я возненавижу...

Но, всё равно, благодарю,
Согласно головой киваю,
Ну, а потом, в глаза смотрю,
Он говорит: "Прости... я таю..."

Я почти верила, что уже давно люблю того, чьего имени не знаю, чьих глаз не видела, а голос не слышала. Правда, наяву эта любовь тускнела, превращалась в призрак, но всё равно была. И это стихотворение звучало у меня в голове, как гипнотическая, печальная и мечтательная песня, надрывающая сердце своей безнадёжностью. Возможно, уже тогда я поняла, что в этот день будто включили спящий во мне механизм…
Я долго пыталась вспомнить эту странную картину, но лишь заработала себе головную боль. Ничего не скажешь, это было замечательным дополнением к моему состоянию. В конце концов, послав этот сон, этот мир ко всем чертям, я проворонила все уроки, витая в облаках и пытаясь дождаться последнего звонка, ничем не выдавая внутреннего нетерпения неадекватным поведением. На последних минутах последнего урока, которые тянулись невыносимо медленно, мне показалось, что я сойду с ума от скуки и премерзкого состояния. Однако, звонок, как водится, всё-таки прозвенел. И прозвенел, конечно, на пару минут позже. Звенел, естественно, долго и звонко, немилосердно растрясывая остатки моих несчастных нервов, которые ещё недавно наивно казались мне такими крепкими. В общем, просто потрясающе.
Я выхожу из школы самая последняя из учеников. Я выхожу одна с видом человека, который никуда не спешит. В это время по коридорам школы ходит старенькая, незаметная уборщица, а в гардеробной отгадывает кроссворд охранник. Школа замирает, и, когда я спускаюсь вниз по лестнице, я могу слышать лёгкий шорох своих шагов. Но в тот день всё произошло иначе. Скомкано попрощавшись с гардеробщицей, я схватила свою куртку и выбежала из школы раньше всех. Мне нужен… нужен был свежий воздух. Странное чувство перемен теснило мою грудь, голова раскалывалась, словно по ней били всю ночь молотком. Но, когда порыв ветра коснулся моего лица, я почувствовала, что всё-таки живу.
Впрочем, домой я всё равно шла, будто всё ещё пребывая во сне. Может, вся реальность – это и правда сумасшедший, тягостный сон?... «Ну, хватит, - одёрнула я себя, - после таких вот вопросов самой себе, такие, как ты, и сходят с ума».
Этот год начался так же, как любой другой год – с первого января, первого дня после празднования Нового Года. Зима всё так же неохотно пропускала весну, спадая к её ногам последним снегом слепого, холодного оцепенения. Лохматый и воинственный, вооружённый оттепелями, апрель был довольно хмур. Наверное, он, как и я, не любит просыпаться. Небо тоже было таким же, привычно тяжёлым и низким. Серое и рваное, как старое одеяло. Вот… всё грозится упасть, но держится, противясь силе притяжения, не падает. Жаль. Может, хотя бы обрушившееся на мою голову небо заставит меня выйти из этой безумной, мутной спячки, чтоб её?
Обрушившегося неба в тот день не предвиделось. Боги задумали нечто, что изменило мою жизнь навсегда. Хотя я этого и не сразу заметила. Знаете, так бывает – задумавшись о чём-то своём, открываешь дверь подъезда и, не видя ничего вокруг себя, входишь. А навстречу тебе (видимо так же замечтавшись) вываливается нечто незнакомое. Вы скомкано извиняетесь, почти не смотря друг на друга (в сущности, вам друг на друга плевать), потому что этого требует правила приличия, о коих вас обязательно известили в детстве, и мчитесь дальше в разные стороны. Все довольны. Все счастливы. Конец инцидента. Но так бы произошло с нормальным человеком. Естественно, я в нормальные не записывалась. Соответственно, всё произошло следующим образом: я потянула на себя дверь подъезда и… земля ушла у меня из-под ног. На меня чуть не упал какой-то рассеянный тип. Увидев меня, он замер на месте, словно готовясь на меня наброситься. Я навсегда запомнила эти глаза – непроницаемо чёрные под навесом из длинных ресниц. Меня тут же сковал ужас. Тип посмотрел куда-то на небо позади меня, я по инерции настороженно проследила за его взглядом. Естественно, ничего интересного там не было. Зато когда я обернулась, то уже никого не увидела. Только темнота подъезда молчаливо теснилась передо мной. Поёжившись от непонятно откуда взявшегося холодного сквозняка, я нерешительно вошла в дом. "Скорее всего, это был какой-нибудь маньяк, - подумала я, - Хотя. Он вообще был не похож на человека. Не знаю уж почему, но мне кажется, что человеческий взгляд не может передать подобную жажду убивать, мрачность, отчаяние, безумие и боль... - я вздрогнула, меня бросило в холодный пот, а в желудке связался узелок, - на меня, вообще-то непросто произвести впечатление. Но этот парень, не знаю, кто он такой, сделал это одним взглядом…"