В очереди за счастьем

В ОЧЕРЕДИ ЗА СЧАСТЬЕМ


Я стоял посреди всеобщего веселья и не мог отделаться от ощущения дежа вю. Всё точно так же как в детстве лет тридцать назад. Тогда в наш город летом приезжал чехословацкий Луна-парк и с его появлением в юных сердцах оживали две волнующие страсти: море и аттракцион. Удовольствие, надо сказать, было не из дешёвых, поэтому посещение этого священного для каждого ребёнка места предполагалось в виде одноразовой поощрительной акции и отодвигалось на самый последний, он же – торжественный, момент. И вот этот день наступал. Для ребёнка он приравнивался ко Дню Рождения и Новому Году: шум, всеобщая неразбериха, множество сияющих огней, захватывающие дух подарки. Одним словом – тогда это был праздник! Тогда… Давно… Впрочем, и сейчас это фееричное действо большинству посетителей в радость. Но я бы на стороне явного меньшинства. А жаль…
Темнело. Некоторые аттракционы уже закрывались. В потоке снующих в разные стороны людей я почувствовал себя неуютно и, свернув в одну из боковых аллей, сел на пустовавшую там скамейку. У меня ещё было два часа свободного времени, чтобы всё обдумать, принять решение и, пока ещё не поздно, - уйти.
Что вообще меня сюда привело на этот чуждый мне праздник жизни? Ответ лежал в нагрудном кармане промокшей от удушливой влажности рубашки – найденная в почтовом ящике тисненая визитка цвета слоновой кости, где под напечатанным чёрным цветом «Продавец Счастья», было добавлено от руки: «В 23:30 у Комнаты смеха. Если хотите стать таким, как все». И больше ничего. Как с точки зрения человека, напрочь лишённого чувства юмора, - это похоже на неудачную шутку. Наверное, я бы именно так и отреагировал, попросту выкинув нелепый клочок бумаги, если бы не одно, решившее, в конце концов, всё, обстоятельство – я действительно хотел стать таким как все. Безумно хотел. Это было моё самое заветное желание. И это действительно сделало бы меня самым счастливым человеком. Ради этого я готов был пойти на всё, лишь бы потом не жалеть о предоставленной и случайно упущенной возможности. Поэтому я сидел в парке и наблюдал за тем, как пустеют его аллеи.
Стемнело. Кое-где ещё слышна была музыка и чей-то весёлый смех, но это, скорей всего, заканчивали свои «аттракционы» постоянные посетители открытых кафе. На соседних скамейках виднелись целующиеся влюблённые пары. Иногда из тёмных уголков парка появлялись весьма подозрительные личности, которые, воровато оглядываясь по сторонам, подходили ко мне с просьбой – звучавшей, как требование, - прикурить, но, в свете огонька щёлкавшей зажигалки, рассмотрев меня получше, они вдруг резко отстранялись назад и тут же растворялись в темноте. Моё лицо искажалось кривой усмешкой, в которой не было ни торжества, ни радости – одна лишь горечь.
Время назначенной встречи приближалось. Я поднялся и, не спеша, побрёл в сторону Комнаты смеха, ориентируясь по расставленным на поворотах указателям. Как я и предполагал… Хотя нет – вру, ничего я не предполагал. Просто я совсем не удивился тому факту, что Комната находилась в самой удалённой части парка, к тому же ещё и укрытая высокими рядами раскидистой сирени.
23:29. Я, как всегда, был пунктуален. Этому научила меня жизнь – приходить в точно назначенное время и уходить, не задерживаясь ни на одну минуту больше положенного срока, дабы не обременять окружающих своим присутствием, да и самого себя оградить от их любопытства.
23:30. Я миновал последний указатель, обогнул живой забор и вдруг резко остановился от внезапно уткнувшейся мне в грудь мощной ладони. От удара у меня свело дыхание. Я поднял глаза и увидел стоящего перед собой огромного верзилу, смотрящего, впрочем, на меня без всякой тени враждебности.
- Простите. Вам назначено?
Его вежливость меня удивила и, не зная, что ему ответить, я молча достал из нагрудного кармана визитку и протянул её великану.
- Та-ак. Понятно, - он вертел её в руках, гладил пальцами и даже стал рассматривать на фоне совершенно тёмного неба, щурясь при этом, словно в яркий солнечный день. – Всё правильно… Подлинность заверена.
Наконец он вернул мне карточку и произнёс голосом, который в данных обстоятельствах можно было бы считать доверительным:
- Прошу Вас. Вам сюда.
Великан сделал шаг в сторону и указал на пространство позади себя. И только тогда я заметил спины стоявших в очереди людей. Человек пятнадцать-двадцать. В тусклом свете горевшего невдалеке фонаря было видно, что все взгляды были обращены в сторону небольшого павильона, над входом в который висела надпись «Комната Смеха Продавца Счастья». Как раз в тот момент, когда я подошел и собирался задать стоящему передо мной мужчине совершенно нелепый вопрос – кто крайний, дверь павильона открылась, и в абсолютно черный ее проем шагнул стоявший впереди всех человек. И тут, как по команде, очередь зашевелилась – каждый старался заглянуть через плечо соседа внутрь помещения. Головы тянулись вверх, раскачивались из стороны в сторону, и все это – в полнейшей тишине, что завораживало и пугало одновременно. Но также как и открылась – стремительно и бесшумно – дверь тут же захлопнулась за вошедшим, не выпустив наружу ни единого звука, ни единого подобия изображения. Очередь волнообразно зашевелилась, сделала вперед один шаг и опять замерла, приняв тот первоначальный вид, в котором я ее застал.
Увиденное меня потрясло. Такого я не то, что никогда не видел, а даже представить себе не мог – в полдвенадцатого ночи взрослые люди в полном молчании притаились в глубине ночных аллей, ожидая, когда наступит их черед зайти в Комнату смеха. Нелогично, нелепо… Если бы не одно «но» - у всех собравшихся было то, что заставило их, так же как и меня, прийти сюда, не боясь насмешек, и стоять покорно среди себе подобных – с обезображенными лицами и телами, а значит, в большинстве своем, и судьбами. Не считаю себя в праве описывать увиденных мною людей, скажу только, что со своим горбом я вполне мог бы претендовать среди них на место первого красавца. Все мы были в чем-то похожи. И каждый из нас хотел стать таким, как все – как те, другие, живущие рядом с нами и делающие вид, что не замечают нас. Я не стал задавать никаких вопросов и молча занял свое место в конце очереди.
Время тянулось мучительно долго. Ноги подкашивались от усталости. За час мы продвигались не более чем на четыре-пять шагов. И, если в начале очередь еще как-то реагировала на исчезновение за дверью очередного посетителя, то со временем и это перестало вносить оживление в наши ряды. Безудержно клонило в сон, и, судя по резкому вздрагиванию голов впереди стоящих, не одного меня. Но никто не вышел из строя, даже, хотя бы для того, чтобы присесть на землю или отлучиться по нужде. По-прежнему стояла какая-то вялая тишина. Как оказалось, я был последним в списке приглашенных, поэтому постоянное присутствие за спиной доброжелательного верзилы долгое время доставляло мне неудобство. Но, спустя часа полтора, я уже и думать о нем забыл. Более того, я совершенно не задумывался о том, что происходит за дверью, и что буду делать сам, когда окажусь за ней. В моей голове не было ни одной мысли по поводу происходящего вокруг – все воспринималось как данность, как само собой разумеющееся. Ни волнения, ни трепета – одно равнодушное ожидание стоящего в очереди человека. Даже если это очередь за счастьем.
Небо над головой начинало сереть перед скорым рассветом. Я даже не заметил, как скрылся за дверью последний, стоящий за мной, мужчина. Кажется, я умудрился заснуть, стоя на ногах и не упасть при этом на землю. Поеживаясь от утреннего холода и спросонья плохо воспринимая окружающую действительность, я вдруг услышал негромкий голос:
- Прошу Вас, делайте Ваш взнос.
Каким-то нелепым судорожным движением я протер глаза, и только тогда заметил у самого входа стоящего за стойкой карлика. Видимо, все это время его закрывала собою очередь, и я не мог раньше его видеть.
Я смотрел на него сверху вниз, на его нескладно сшитую жилетку, нелепые белые перчатки и лежащую перед ним записную книжку, и в голове моей вертелись мысли: все-таки я был прав – придется платить, а стоит ли? Сколько? Сказать, что ничего не знал? Поторговаться? А ведь могут и сами все отнять, черт с вами – как-никак покупаю счастье. Я ни слова не произнес – молча достал бумажник и, не раскрывая, положил его на стол. Карлик внимательно посмотрел мне в глаза, прощупал взглядом мои карманы и, лишь мельком взглянув на лежащий перед ним кошелек, вписал в свой блокнот мое имя – причем я точно видел по движению ручки, что он писал именно мое имя – и напротив него поставил четырехзначную цифру.
- Проходите.
Коротко. Без объяснений. Как на приеме у врача. Передо мной беззвучно открылась дверь, и я спокойно шагнул в таящуюся за ней темноту. Что я ожидал увидеть? Ничего. И здесь я оказался прав - полная тишина и непроницаемая мгла окружили меня со всех сторон. Ни страха. Ни паники, ни желания хоть что-нибудь предпринять я не испытывал – просто стоял и ждал своей обещанной доли счастья. И создатели аттракциона не подвели меня в моих ожиданиях – в павильоне начал медленно загораться свет, причем его источники были умело спрятаны так, что возникшее через несколько минут яркое освещение не слепило глаза. Я огляделся по сторонам: весь периметр комнаты был обставлен – как это ни банально – зеркалами. Но какими! Их кривизна варьировалась, если оценивать по шкале вызываемого ими эмоционального состояния, от полного отчаяния до почти эйфории. Я шел вдоль их рядов и с душевным трепетом всматривался в каждое из них. В некоторых мое отражение становилось похожим на бесформенную кучу переплетающихся частей тела; в других я видел самого себя практически без каких-либо изменений. Но была категория, и она нравилась мне больше всего, где я был практически идеален, лишь небольшие дефекты то тут, то там, слегка портили впечатление. Я понял замысел устроителей шоу, всю его гениальную простоту: обыкновенным людям кажется смешным то, что делают с кривые зеркала с их отражениями, но, если пойти от обратного, то, если таким как я показать наши искаженные изображения – не случится ли так, что в одном из них мы сможем увидеть свой идеал. Идеал самого себя. Нашу извечную мечту – стать такими как все.
Мое сердце дрогнуло. Я стал пристальней всматриваться в своих многочисленных двойников, удачных или нет, в поисках того одного, единственного, моего. И я его нашел.
Мы стояли друг напротив друга, и наши лица сияли от счастья. В наших фигурах не было ничего общего, и это сводило с ума от радости – меня, хромого и горбатого калеку, и стоящего напротив стройного широкоплечего красавца. Иногда наши взгляды встречались, и только тогда в глазах вспыхивало озарение, что мы – суть одно. Цель моей жизни была достигнута – я увидел свою мечту.
Нерешенным оставался только один вопрос – что будет дальше? Я должен теперь уйти, запечатлев навсегда этот светлый образ в ноющей от счастья душе? Или это зеркало теперь мое и я могу его забрать с собой – ведь за вход был сделан немалый взнос? Я огляделся по сторонам. К сожалению, версия с приобретением отпала сама собой, поскольку все остальные зеркала были на месте, что говорило о том. Что все, бывшие здесь до меня, ушли отсюда с пустыми руками. Я в нерешительности вертел головой, не зная, что предпринять. Но все уже было решено до меня и за меня. Неожиданно яркость света в комнате стала стремительно увеличиваться, заливая окружающее пространство ослепительным белым сиянием. Оно было настолько сильным, что, стоя в центре павильона, я не мог уже видеть окружавшие меня зеркала. Кроме одного. Моего. В этом зареве оно оставалось единственным темным пятном, манившим своей прохладой. Я сделал шаг в его сторону, затем другой… Вдруг все мое тело пронзила невыносимая резкая боль: ноги свело судорогой, а в спину будто бы вонзился железный кол. Вспышка света из невидимого источника прямо передо мной ослепила мои глаза. Дико крича, я закрыл их левой рукой и, инстинктивно выставив вперед правую, сделав над собой невероятное усилие и преодолевая боль, бросился всем телом вперед…
Я стоял у главного входа в Луна-парк, повернувшись к нему спиной, и широко раскрытыми глазами смотрел на розовеющее небо. По щекам текли крупные слезы, которые омывали застывшую на моем лице улыбку. Я молча плакал от счастья. На повороте зазвенел первый трамвай, и где-то невдалеке зашуршала по асфальту метла дворника. Я вышел из парка и медленно, наслаждаясь каждым шагом, пошел в сторону трамвайной остановки. Проходя мимо стеклянной витрины магазина, я не удержался и посмотрел на свое отражение – с гладкой поверхности на меня смотрел стройный мужчина с залитым слезами улыбающимся лицом. Мы смотрели друг на друга, и сердца наши пели от радости, потому что мы – одно целое, потому что теперь мы похожи друг на друга…
Прошло несколько лет. Я поменял фамилию, место жительства, забыл старых друзей и завел себе новых. У меня красавица жена и двое детей. Мы живем спокойной счастливой жизнью, в которой ничего не напоминает обо мне прежнем. Лишь только летом, когда в наш город приезжает чешский Луна-парк, мое сердце сжимается в тревоге, и я избегаю смотреть в зеркала. Надо ли говорить о том, что и в сам аттракцион я больше не хожу. И детей своих не пускаю под самым строжайшим запретом. Ибо, как знать, какое существует в природе равновесие, и какие еще зеркала таятся в комнате у Продавца Счастья.