"Кто познает мысли его?"

Они расстались у входа в ущелье. Гортон помедлил, прежде чем шагнуть в белую пелену тумана, клубившегося над руслом пересохшей реки.
- Все еще хотите войти туда, повелитель? - толстенький, лысоватый коротышка в шерстяном кафтане беспокойно стискивал резную ручку тяжелого сундучка. В голосе его явственно звучала надежда на отрицательный ответ. Грустные усталые глаза под густыми бровями смотрели обреченно.
-Да, хочу. - Гортон ободряюще взглянул на спутников. Взгляд Варга стал еще более печальным, на лице же второго - худощавого чубатого Хальса, увешанного оружием, играла азартная, дерзкая улыбка. Гортон совсем по-дружески подмигнул соратникам, - Не бойтесь... Я знаю что делаю. Ждите меня здесь.
Затем, подтянув ремень и придерживая рукоять висевшей на боку сабли, бодро шагнул вперед. Туман тут же поглотил его. Варг тихо застонал. -Зачем?! Зачем?! Зачем ему это?! - Варг тяжело опустился на холодный серый валун. Звякнул о камни сундучок, набитый снадобьями, эликсирами и магическими травами. На лице мага было такое отчаяние, что казалось - еще чуть-чуть, и он заплачет. Рука Хальса легла на его плечо. Варг поднял покрасневшие глаза на соратника. Хальс смотрел весело и спокойно - таким его знали бойцы, когда он появлялся в гуще боя, и его боевой клич, вторгаясь в нестройный звон клинков и свист стрел, вселял во всех и каждого уверенность, что не врагу улыбнётся сегодня удача.
- Он вернётся. Он всегда выходил из самых безнадежных положений... А что до твоего "зачем", то "кто познает мысли его?" - процитировал Хальс строку из знаменитой "Песни о Гортоне-вожде".
Варг только устало улыбнулся.
К своим неполным сорока годам Гортон успел стать героем песен, баллад, и многочисленных устных легенд. И было за что. Мальчишка из обычной семьи провинциального аптекаря , он с тринадцати лет изведал все прелести имперской тюрьмы, откуда совершил побег, после чего началась его полная скитаний и подвигов жизнь. Дерзкие налеты, обманутые засады, погони и поединки на ночных улицах с наиболее ненавистными "Слугами Империи" превратили его в опасного преступника и народного героя. Наконец, преданный и схваченный, чудом избежавший казни и сосланный на галеры, Гортон появился через два года у южных берегов Империи во главе небольшой пиратской флотилии, держа флаг на той самой галере, на которой до этого греб, прикованный к веслу, и на которой сумел умело поднять бунт и захватить власть. Это было только начало его пути, полного падений и взлетов, и необъяснимых, парадоксальных поступков. Несколько раз он получал предложения перейти на почетную службу - как к самой Империи, так и к её врагам (в последний раз - в чине генерала). Несколько раз он с немалыми средствами оседал на время в вольных северных городах, дававших ему и его дружине убежище и почет в обмен на защиту от внешних врагов. Неоднократно мог он оставить опасный свой путь, но всякий раз отказывал послам-вербовщикам, раздавал казну соратникам, и с кучкой добровольцев возвращался обратно на земли Империи, чтобы продолжать эту безнадежную, отчаянную, одинокую войну с непоколебимой громадой ненавистного государства... Многие считали его безумцем, кто-то - кровожадным псом, грызущим подножие Империи из внутренней ненависти к любой власти, кто-то - зарвавшимся, потерявшим голову от затянувшегося везения авантюристом, которому вот-вот, не сегодня-завтра изменит удача, и тогда он сложит голову на плахе. Но проходило время - вольные северные города опустошала чума, враги Империи погрязали один за другим в смутах и междоусобицах, в которых многие военачальники простились с жизнью, кто - в битвах, кто на эшафоте, кто - от яда и кинжала, а Гортон все не погибал, и все так же безнадежно, как пёс, грызущий ствол векового дуба, терзал Империю, пока однажды её массивное здание не дало ощутимую, опасную трещину. И Гортон из грызущего пса превратился в крепкий и острый клин, который все больше врезаясь в трещину, расколол, наконец, могучее некогда государство на груду обломков. Гортон собрал немалое войско и двинулся с боями к столице. На всём огромном пространстве Империи и далеко за её пределами все только и говорили о Гортоне. Тогда и появилась анонимная "Песня о Гортоне-вожде", в которой отдавалась дань уважения не столько удали и упорству, сколько необычайной прозорливости легендарного атамана и где не менее десяти раз повторялась фраза-рефрен: "Но кто познает мысли его?"
* * *
Варг грел руки у костра, то и дело поглядывая в ту сторону, куда ушел Гортон. Хальс невозмутимо грыз крылышко куропатки, только что снятое с огня.
- Самое страшное в этой проклятой лощине - не нежить, не вампиры или там призраки всякие. Все это чушь собачья! - Варг вдруг сморщил лицо и оглушительно чихнул. Пламя в костре заметалось в разные стороны. Утерев нос, он продолжил: - Здесь повсюду спонтанно возникают порталы в иные миры - вот что меня по-настоящему беспокоит!
Хальс перестал жевать и удивленно воззрился на Варга. Тот поспешил объяснить:
- Ну, представь, что вздумал ты прогуляться по городским крышам. Кругом небо, ветерок веет, солнышко пригревает. Благодать! А тут крыша под ногами рушится, и падаешь ты прямиком в кондитерскую, в муку и в корзины с яйцами. Кругом повара и поварята все белым-бело от муки. А то проваливаешься в оружейную - сыпятся на тебя алебарды и кирасы, на стенах чадят факелы и поблескивают доспехи в нишах стен...Ну, говоря короче и по существу, был ты в одном мире - бац, и оказался в другом, где все не так как у нас. Где, скажем, люди с песьими головами живут, или скажем, по воздуху рыбы летают! И встретится там может всякое существо, от безобидного до смертельно опасного - смотря в какой мир попадёшь. Представь: дракон или оса размером с коня! Там исчезнуть или погибнуть - раз плюнуть...
Хальс вскочил на ноги.
- Ты ему об этом говорил?! - глаза Хальса лихорадочно блестели. До него только сейчас дошла причина страхов Варга.
-Говорил, да что толку! Заладил свое - тянет меня, зовет. А что зовёт, что тянет - хоть бы объяснил по-людски. - Варг горестно посмотрел на Хальса. Тот вдруг подобрался и как-то враз успокоился.
-Тянет? Так и сказал? Ну, тогда понятно все...
- Что тебе понятно? - Варг недоверчиво заморгал глазами, стараясь понять, как вояке Хальсу может быть доступно то, что непостижимо для него, образованного человека.
- Я с ним уже лет пять, Варг. И долго не мог понять, как это он угадывает, как поступить надо? Ведь из одного со мной теста слеплен, на одних дрожжах поднялся. А он мне так сказал - сам не ведаю. Ведет меня что-то. Зовет. Я так думаю - это Зов. Человек, что слышит Зов, не сгинет, пока не исполнит то, что ему предназначено. Хранит его что-то непостижимое. Силу дает, знание. Умом этого не понять...
- "Но кто познает мысли его?" - Теперь уже Варг позволил себе процитировать "Песню".
-Вот-вот.
Варг опять беспокойно и тоскливо воззрился на белую пелену, и не думавшую рассеиваться, хотя солнце стояло уже высоко над головой.
- Говорят, если не бежать, оставаться на том же месте, куда тебя занесло, через недолгое время опять окажешься в своём мире....- Маг задумчиво почесал лысину. - Лишь бы ему ничто не помешало так поступить.
* * *
Сначала они услышали чей-то глубокий жалобный вздох. Словно в тумане какой-то страдалец припомнил разом все свои горести. Хальс и Варг затаили дыхание. Затем из тумана медленно - медленно появилась знакомая фигура. Гортон шел пошатываясь, сгорбившись, словно придавленный огромной тяжестью.
- Ранен! - Хальс сорвался с места. Варг стал лихорадочно открывать свой сундучок.
Хальс сразу же усадил командира на землю. Гортон, казалось, ничего и никого вокруг не замечал.
Варг уже был тут с раскрытым сундучком, в котором поблескивали склянки...
-Ну что? Куда он ранен?
-Я не ранен - глухо, жутко, словно из могилы, отозвался Гортон. Он посмотрел на друзей. Хальс и Варг увидели глаза своего вождя и содрогнулись. На них смотрел раненный, умирающий зверь, только что осознавший, что умирает. В живых, горящих, яростных глазах теперь была одна тоска - тоска по чему-то, ушедшему навсегда и безвозвратно.
- Хальс...Варг... помогите сесть на коня.
Очутившись в седле, Гортон сразу тронул коня. Варгу и Хальсу пришлось догонять его. Это было несложно - он всю дорогу ехал шагом.
-Что там было? Кого вы там встретили, повелитель? - тихо спросил Варг.
-Того, кто познал мои мысли... И ввергнул душу мою в чистилище. - Гортон больше не проронил ни слова, а у Варга и Хальса мороз прошел по коже.
* * *
Городок был мал. Ров почти обвалился. Невысокая стена, опоясывавшая его, не представляла серьезной преграды для штурма. Над зубчатыми стенами метался белый флаг.
-Сдаются? - спросил Гортон, привставая на стременах. Со времени похода в зловещее ущелье он осунулся, и под глазами проступили темные круги.
-Нет, шлют парламентёров. - Хальс вопросительно взглянул на вождя. - Что, будем вести переговоры? Город и так наш. Стоит нам один раз пальнуть из пушек, и они живо откроют нам ворота!
- Переговоры будут.- Гортон не отрывал взгляда от подъемного моста, который вдруг стал медленно опускаться, - Кроме того, я поеду на переговоры один. Никто не будет сопровождать меня.
-Что-оо? - Хальс не смог сдержать возмущения.- Это уже ни в какие ворота не лезет, Гортон! Я знаю, что мысли твои, вождь, не постичь никому из нас, простых смертных, но что творится в последние дни? Вместо того, чтобы идти на столицу, ты повернул войска на восток, неделю гнал нас через леса и болота. От нас ушла четверть бойцов. Четверть! Теперь мы осадили этот никчемный городишко, и вместо того, чтобы взять его и разграбить - а только так ты удержишь от бунта отряды из южных провинций! - ты решаешь вступить с ними в переговоры - один! С глазу на глаз! Без меня, без Варга, без всех, кто прошел с тобой твой путь! Объясни мне! Хоть раз объясни мне, что ты задумал?!
- Ты не поймешь - Гортон склонил голову, ярко-красные перья на шлеме качнулись как сполох огня. - А впрочем... Ты всегда мне был верным соратником и другом, Хальс. Останься им и в самую печальную и решительную минуту моей жизни. И я обещаю, когда всё кончится - я расскажу тебе...И Варгу...
Тяжкое молчание нависло над всадниками. Хальс чувствовал, как гнетущее предчувствие беды стискивает грудь. Потом оба, не сговариваясь, тронули коней и поскакали к пробиравшимся им навстречу по густой луговой траве несчастным, испуганным парламентерам. Парламентеров было четверо. После ритуального поклона старший из них начал речь, которая была тут же бесцеремонно оборвана Гортоном.
- Моё предложение таково: город остается цел и невредим. Я увожу свое войско назад без единого гроша выкупа с горожан. В обмен на это город выполнит одно - всего одно! - моё условие...
* * *
Барабанная дробь стихла. Глашатай в пёстром одеянии зычно прокричал три раза "Слушайте!" и над городской площадью нависла тишина. Глашатай сделал шаг назад, уступая место человеку в лиловой мантии и черной квадратной черной шапочке - городскому судье. Окинув тоскливым напряженным взглядом море голов, застывшее у подножия невысокого помоста, судья сцепил пальцы, сдерживая дрожь в руках и громко, чтоб его слышали в дальних закоулках примыкавших к площади улочек, начал речь:
- Славные жители нашего города! Всех вас собрали здесь, дабы засвидетельствовать всем и каждому, что справедливость торжествует! Торжествует, невзирая на лица и времена, невзирая на сроки давности! Синелиус Бонк, почтенный торговец и член городского магистрата, двадцать пять лет назад, будучи проездом в западных провинциях, ложно обвинил юного сына аптекаря в краже денег. Несмотря на недоказанность вины, Синелиус Бонк, угрожая судье своими связями в столице, настоял на самом строгом наказании мальчика. Тот был заключён в тюрьму, откуда уже вышел закоренелым преступником, чем принёс немало слёз и горя окружавшим его людям. Синелиус Бонк! - Два дюжих стражника с алебардами вытолкнули на помост дрожащего и затравленно озирающегося старика в просторной льняной рубахе, наспех заправленной в узкие штаны. - За клевету, за содействие обвинению невиновного, за жестокосердие и мстительность приговариваю тебя к позорному столбу!
Крик отчаяния слился с гулом толпы. Палач с помощниками подвели упирающегося Синелиуса к стоящему на краю помоста столбу с колодками, сноровисто уложили запястья и шею в соответствующие пазы и затем закрыли колодки. Щелчок - и тяжелый амбарный замок, плотно продетый в скобы, намертво скрепил половинки колодок.
- Вот так осужденный Синелиус Бонк простоит три дня и три ночи, а затем он будет с позором изгнан из города на веки вечные! Горожанам дозволяется в течение всего этого времени выражать своё презрение к преступнику.
Двое стражников вынесли за оцепление и поставили перед помостом огромную бадью с тухлыми яйцами и гнилыми овощами. Стражники из оцепления сильно потеснились, стараясь стать подальше от смердящей бадьи. Закованный в колодки завыл, затем зарыдал, а когда в его голову, промазывая поначалу, полетели первые гнилушки, он забился в заскрипевших колодках, и вой его стал и вовсе отчаянным, словно у бездомной собаки, умирающей от холода и голода.
Из толпы почти незаметно выбрались три фигуры в тяжёлых, не по сезону теплых дорожных плащах, тщательно пряча лица под капюшонами. Они направились к городской стене, где заросли папоротника и плюща скрывали от глаз потайную калитку.
* * *
- Странный то был мир. До сих пор не знаю, попал ли я к магу, или просто к необычному лекарю тамошних мест. Странно было и то, что он нимало не выразил удивления ни моим появлением у себя в доме, ни моим нарядом, настолько отличавшимся от его собственного. Странно было и то, что он понимал нашу речь. Впрочем, он при виде меня сказал "еще один оттуда", отчего я решил, что не я первый провалился именно к этому чародею. Потом (странный у них обычай!) предложил он мне возлечь на обитое черною кожей удобное ложе. Сам же сел на стул чуть поодаль с крохотным фолиантом и изящным грифелем и стал задавать мне вопросы. Он спрашивал о разном - мелком и важном, порой столь незначительном, что я удивлялся его интересу. А порой спрашивал он о таких вещах, что лишь уважение к чужим, и потому всегда непонятным обычаям, удерживало меня от того, чтобы взяться за меч. Он же вопрошал не просто так. Словно паук, он плёл невидимую сеть, ловя то неведомое, неподвластное, то тайное, что всегда нашептывает тебе Некто из-за спины, и как бы быстро ты не оборачивался, ты не успеешь увидеть таинственный лик Зовущего. Он был как опытный ловчий, расставляющий ловушки одна хитрее другой, дабы поймать невероятно чуткого зверя. Я чувствовал, что на этот раз Зовущему не уйти, и отвечал чародею, ничего не тая. И вот, в миг какой ловимый не ждал, пустил странный ловчий стрелу. Зовущий ускользал и прятался, но натыкался на ловушки - и не было ему спасения. Наконец показал мне чародей еще живого, бьющегося в агонии зверя. О, ужас, друзья! То был я сам! Я, всю жизнь ненавидевший зло, называемое Империей. Я, готовый отдать жизнь за свободу себе подобных от гнёта этого кровожадного божества. Я, Гортон, считавший себя великим, всего-навсего мстил Империи за перенесённую от заносчивого имперца обиду! Меня тогда высекли за кражу, которой я не совершал. Наказали, несмотря на репутацию и честное имя моей семьи. И я стал ненавидеть. Сначала обидчика, потом всех столичных торговцев, потом всех из столицы, потом всех, кто за Империю, потом саму Империю.... Дальше пошло-поехало.
- Но таких как ты, было немало, повелитель - заметил Варг - Но они не стали вождями и надеждою многих тысяч, оставшись разбойниками, пиратами, арестантами и каторжниками.Тебе же предначертана была великая судьба!
- Если бы не тот случай, друг мой Варг, я бы стал работящим аптекарем и если когда и стоял бы за справедливость, так это отпуская лекарства больным, но неимущим горожанам. Я вёл бы жизнь тихую, благопристойную. Я не повел бы на смертный бой сотни и тысячи из-за жестокой, но не смертельной обиды. Я не рисковал бы своей и чужими жизнями, если бы знал, что ведёт меня недостойное желание отомстить за себя одного. Отомстить одному-единственному человеку в Империи. Но маг из иного мира познал мои мысли - нашел их источник и открыл мне глаза. И посоветовал найти обидчика и покончить со старой обидой. Тогда я вскочил на ноги и бросился в ближайшую дверь,и вновь перенёсся из иного мира в свой собственный. Горькое пробуждение от былых иллюзий чуть было не свело меня с ума, но сегодня... Сегодня я чувствую себя свободным. Больше мне ничего не надо. Настала пора попрощаться, друзья!
- Куда же вы пойдёте, повелитель? - спросил Варг
- И что будет со всеми нами?- спросил Хальс
- Пойду жить жизнью человека, свободного от обмана Зовущего. А за себя и других не бойтесь. Вы мудрые и храбрые соратники. Ближе вас друзей у меня нет. И достойнее вас я людей не знаю. Объявите о моей смерти, возьмите всю власть в свои руки. И кончайте войну. Земля пропиталась кровью и пеплом из-за моих заблуждений, она молит о мире. Правьте и помните обо мне, недостойном...
* * *
Первый же закон изданный в Вольном Союзе Двух Королевств за подписями короля Хальса и верховного правителя Варга под угрозой смерти или вечного заточения запрещал кому-либо практиковать, изучать, либо отзываться одобрительно о тёмном магическом искусстве, именуемом Психоанализ. " Ибо проникая в тайное и сокровенное, выворачивая наизнанку душу и помыслы человеческие, не признавая вещей высоких и величественных, делает принужденно героев и гениев равными разбойникам и плутам, не делая различий в высоких помыслах и низких желаниях. Что же ждёт мир наш, если первые, устыдившись того, что помыслы их низки, уступят место вторым, ни стыда, ни чести не знающим? И если разбойник равен герою, а гений - плуту, то кто изберёт путь честный и славный, когда путь беззакония легче и приятнее? Всякий же человек - суть творение чудное и непостижимое, способное на многое,пока верит в чудесную силу Зова, когда внутри его зажигаются чувства и порывы нежданные и потому необычайные по силе.Пусть же никто, будучи никчемным учеником-подмастерьем, не возьмется глумиться над шедеврами непревзойденного, мудрейшего Мастера! Ибо кто познал мысли его?"