На четверых

Ну и задачу загадал царь–батюшка, хуже не придумаешь. Будто кроме как Змея–Горыныча побеждать в царстве других дел нету. Гнусьненько. А самое гнусненькое в том, что деваться некуда. Если не пойдёшь, голова с плеч, с гарантией. А без неё, без головы, жить скучно. Есть–пить неизвестно в куда, да и поговорить, не поговоришь ни с кем, говорю же, скучно. Ну а если пойдёшь и не победишь, тоже хана и тоже гарантированная. Правда есть ещё вариант – победить этого Змея–Горыныча, будь он неладен, хоть он здесь как раз и не причём, живёт себе и живёт, никого не трогает. Если и хулиганит, то исключительно по–пьяни, и то, не очень чтобы. Тогда да, тогда царевна в жены полагается и полцарства в придачу, вот только даже если и победишь Змея, обманет царь–батюшка, как пить дать, обманет.

Правда, никто ещё Змея этого не победил, наверное потому царевна в девках до сих пор и мается. А может быть она кривая, косая вся, потому и в девках, да и подозрительно как–то, никому её не показывают. Царь говорит, что на свадьбе, мол, и увидишь, и тогда смотри–любуйся, сколько твоей душеньке угодно.

Так, вернее об этом думал Иван, возвращаясь из царского дворца к себе домой. Делать нечего, раз стукнула дурь в голову, вызвался в женихи царевнины, придётся идти, побеждать Змея. Уж лучше пусть он сожрёт, чем при всем народе по шее топором. Каюк, что там, что там – один, но если топором, то соседи увидят, а потом гордиться и рассказывать всем будут, что мол, вот какой у нас сосед, ему голову по приказу самого царя срубили. Тьфу ты! Их бы туда!

Ивана, соседи, да и не соседи тоже, дураком в открытую хоть и не называли, но наверняка в дурости подозревали. Да и как не подозревать, ну скажите, какой умный попрётся к царю, царевну в жёны просить, наперёд зная, что тот его заставит Змея–Горыныча побеждать? Только дурак!

Но Иван хоть возможно и был дураком, но не совсем. Идя домой, он, ну почти лихорадочно думал над тем, как бы ему победить Змея–Горыныча, так сказать, нетрадиционным способом и с гарантией? Думал, думал и придумал, вернее вспомнил.

***

Где–то с год назад Змей–Горыныч, по–пьяни, милицейский УАЗик спалил. Он ведь как, Змей этот: если трезвый, то держит себя, а как напьётся, так давай огнём пулять в разные стороны. Вот и пульнул в милицейский УАЗик, а тот и сгорел. Хорошо, что милиционер, Иван, только не этот, другой, успел из машины выскочить. Правда ему все равно досталось, от начальства. Объявили выговор, строгий, и премии лишили. Вот теперь Иван этот, милиционер, злой очень на Змея–Горыныча, и, говорят, что отомстить ему поклялся.

Вот тут есть за что зацепиться. Надо будет напоить Змея–Горыныча в дребадан, ну, чтобы буянить начал, тогда милиция его и заберёт в вытрезвитель. А в вытрезвителе его, Иван – милиционер–водитель и прижучит, и отомстит. Гениально!

Для стопроцентной чистоты предстоящего истребления Змея–Горыныча, Иван, придя домой напился, причём, напился серьёзно, как полагается. Утром же, маясь с похмелья и не притворяясь, Иван взял четверть самогона, закуски чуть–чуть и отправился истреблять Змея–Горыныча.

Змей–Горыныч сидел под здоровенным дубом и был занят тем, что пытался всеми тремя пастями ловить бабочек, развлекался значит. При появлении Ивана, Змей свои развлечения прекратил. Сначала было подобрался весь, думал что Иван биться пришёл, но увидев что тот без меча или дубины, а только мешок какой–то с собой принёс расслабился:
– Ты что, Иван, биться пришёл?
– Во–первых здравствуй.
– Ну здравствуй. – всё–таки Змей–Горыныч не до конца был уверен, что Иван не драться собирается. Да и мешок непонятно с чем не давал покоя.
– Нужен ты мне больно, биться с тобой. – сказал Иван, присев напротив Змея. – У меня другая забота. Понимаешь, перебрал вчера, похмелиться надо, а не с кем, все на работе, вот я к тебе и пришёл.
– А не врёшь?
– Да чтоб мне…!
– А ну, дыхни!

Иван дыхнул в нос одной из голов. Видать перегар был настолько настоящим, что поморщились сразу все три головы, но, зато Змей–Горыныч успокоился, мол, не врёт Иван, и вправду с похмелья.

– Ну тогда давай, – согласился Змей–Горыныч. – я завсегда не против.
Иван развязал мешок, достал из него бутыль с самогоном, закуску и четыре стакана. Почему четыре? А потому! Считайте, голов у Змея–Горыныча три, плюс Иванова голова, вот четыре и получается.

***

Далее всё как обычно: разлил по стаканам, поднял, выдохнул, выпил. Змей–Горыныч проделал всё тоже самое, только когда выдыхал, огня не было, и головам пришлось пить по очереди. Лап две, а голов три, потому и очередь.

– Ну, рассказывай, – сказал Змей–Горыныч. Морды у голов стали довольными, видать понравилась самогонка. – как жизнь? Царевну замуж выдают или плюнули?
– Говорят, выдают. – Иван хоть и закусывал хлебом, и пока подозрений со стороны Змея–Горыныча не вызывал, но все равно, хитрил, обманывал.
– Значит скоро жди гостей. – вздохнул Змей–Горыныч сразу в три головы. – Ты не знаешь, царю там что, больше делать нечего, как меня истреблять? Чуть что, царевне замуж в очередной раз захотелось, так женихи ко мне прутся, да все с мечами или дубинами, надоело уже. Я же никого не трогаю, живу тихо, мирно.
– Давай ещё по одной. – предложил Иван. Разлили, выпили, закусили. – А чего ты хотел? Сам посуди: царевна, хоть её и никто не видел, всё–таки царевна. Всё–таки царь за ней полцарства в приданое даёт. Ну и хрен с ним, что царство маленькое и дырявое, все равно, царство. А женишься на не царевне, чего хорошего? Дадут за ней, ну, корову, или телушку, курей с десяток и сундук с барахлом и то, бабским. Вот и выбирай!
– Оно конечно так. – согласился Змей–Горыныч. – Счастья, его все хотят, и я хочу тоже, а мне не дают, драться лезут.
– А ты уедь куда–нибудь, подальше. – на всякий случай предложил Иван. – Вот и не будут приставать.
– Да куда я поеду? – опять вздохнули Змеевы головы. – Кому я там нужен? А здесь всё–таки мой дом, знаю всех и меня знают. Видать судьба у меня такая, издевательства терпеть.
– Видать такая. – тоже вздохнул Иван и разлил ещё по одной.

***

Бутыль довольно–таки быстро закончилась: голов–то, ну если с Иваном, было четыре, а значит и глоток столько же. Поэтому пришлось Ивану идти ещё за одной. Ничего страшного, Иван пошёл за второй бутылью. На ногах он пока стоял крепко, а как стоял на своих лапах Змей–Горыныч, Ивану пока было непонятно, потому что тот как сидел под деревом, так и продолжал под ним сидеть.

«Ладно, – возвращаясь с бутылью, думал Иван. – эту прикончим, тогда он уж точно начнёт буянить, а милиция уже в курсе».

По дороге за второй бутылью, Иван свистнул соседского пацана и наказал ему сбегать в милицию и сказать там, мол, Змей–Горыныч пьянствует и что часа через три напьётся до поросячьего хохота и обязательно начнёт буянить. Пацан, стимулированный пряником, просьбу дяди Вани пообещал выполнить, правда после того, ну, как выполнит, потребовал ещё один пряник. Ничего не поделаешь, пришлось пообещать.

***

На этот раз Змей–Горыныч встретил Ивана гораздо приветливее, он даже закуску какую–то приготовил. Иван, разумеется специально, о закуске якобы совсем забыл. Он подумал, что нечего закуску попусту тратить, без закуски Змей–Горыныч быстрее буянить начнёт, а значит быстрее в вытрезвителе окажется, ну а там, как говорится, дело техники, вернее, милиции.

Опять разливали, выдыхали, выпивали, потом опять выдыхали, а потом закусывали. Потом, разумеется, разговоры разговаривали. О чем разговаривали? Да так, о ерунде всякой. Кто не знает о какой, напейтесь с корефаном и поговорите, тогда поймёте, о чем Змей–Горыныч с Иваном разговаривали.

После очередной, но явно, не последней, Ивану вдруг захотелось плясать. Ну, раз захотелось, пляши, кто тебе не даёт? Правда, Змей–Горыныч составить компанию Ивану отказался, как сидел, так и продолжал сидеть. Он был согласен составлять Ивану только одну компанию – насчёт выпить, а насчёт плясать, сам пляши.

А Иван плясал. Потом плясать ему показалось мало и он начал петь. Петь Иван тоже любил, но поскольку из песен знал только частушки, и то, матерные, пел их. Потом они ещё пили и ещё разговаривали, а потом Ивану захотелось пойти в деревню и набить кому–то морду, правда он не сказал кому. Змей–Горыныч пытался было его отговорить, но где там, попробуй, отговори. Так что, Иван попёрся в деревню, а Змей–Горыныч, как сидел под дубом, так и остался сидеть.

***

По дороге в деревню, Иван повстречался с милицейским УАЗиком, а поскольку был пьяным, пьянее не бывает, и орал матерные частушки, был задержан, помещён в УАЗик и отвезён в вытрезвитель. До Змея–Горыныча УАЗик, получилось, не доехал, да и не зачем уже было. Пьяный Иван был задержан, а значит, план на тот день был выполнен. А вытрезвителю, ему всё равно, кто в нём ночевать будет: Иван или Змей–Горыныч.

Утром, Ивана после, говоря культурным языком, соблюдения всех формальностей, из вытрезвителя выпустили, нечего в трезвом виде место занимать. Будешь пьяным – добро пожаловать, а трезвым, ну и что, что с похмелья – делать нечего!

Иван вышел на улицу. Перед вытрезвителем, точно также, как вчера под дубом, сидел Змей–Горыныч.
– Здорово Иван. Как ты?
– Как, как?! Хреново!
– Иван, я тут, это, подумал, слетаю–ка я к брату, в гости, на месячишко. Да и не виделись уже давненько. А ты, это, сходи к царю, скажи ему, что победил мол меня, выгнал из царства. Понял?
– Понял. – на всякий случай сказал Иван, хотя ничего не понял, башка раскалывалась.
– Ладно, пойдём. Подлечиться тебе надо, а то вон, аж колошматит всего…