Отметка Ноль

<...>

Когда это начинается, ему кажется, что мир двоится, темнеет до кроваво-красных тонов и покрывается мелкой паутиной трещин, будто кто-то со всей силы ударил кулаком по мутнеющему стеклу реальности. Все вокруг осыпается к его ногам мелкой мозаикой кусочков нормальной жизни. Остается только темнота, какая-то ненормальная темнота с оттенком красного, засасывающая его в пучину нестерпимой боли, обжигающей изнутри. Она собирается в горле несглатываемым колючим комом и не дает продохнуть. Она будто шепчет ему на ухо "Ну давай же, давай. Ты хочешь, я знаю". И ничего не помогает: ни сжатые до скрипа зубы, не деревянные перила, впивающиеся в пальцы мелкими щепками. Потому что он на самом деле хочет и больше не может себя контролировать.
Когда это начинается, он пытается убежать как можно дальше, спрятаться, укрыться (укрыть от себя других). Но сегодня удача не на его стороне. Или на его - как посмотреть. И прежде, чем он успевает понять что-либо, его руки сжимают чьи-то другие: тонкие, мягкие и совсем несопротивляющиеся. Его клыки впиваются в нежную белую кожу, и по горлу начинает течь кровь. Она окутывает его своим ароматом, проталкивает противный комок дальше и позволяет дышать. Попадает на губы, стекает по подбородку на шею, капля за каплей. И когда тянущая пустота внутри заполняется, когда маленькие стеклянные пазлы начинают складываться в картинку, и кажется, что ничего лучше быть уже не может, он слышит:
- З-зеро...
Тогда мир окончательно раскалывается пополам.
<...>
Дверь распахивается, когда он уже готов нажать на курок зажатой в ладони Кровавой Розы. Юки вбегает так, словно боится не успеть, толкает на кровать:
- Зеро, ты чего задумал?!
Она как будто не понимает, что это опасно. Вот так находиться с ним в одной комнате, приближаться к нему на расстояние вытянутой руки, прикасаться. Не понимает, что он теперь животное. Грязная тварь, которая однажды уже воспользовалась её беспомощностью.
Он перекатывается, подминает её под себя и всё так же наставляет на себя дуло пистолета, теперь зажатого в руках Юки.
- Прикончи меня. До того, как я опущусь до класса Е!
Кровавая Роза дрожит, и Зеро чувствует себя предателем. Слабаком, который не смог довести начатое до конца.
Но даже сейчас, когда его мир еще цел, - на столько, на сколько это возможно - когда краски не наливаются кровью, он может думать только о том, как лихорадочно бьется сердце Юки, как трепещет маленькая жилка на её шее.
- Убей меня сама.
<...>
Зря она не согласилась.
Единственное, о чем может думать Зеро, сидя запертым в своей комнате, то, что умереть от руки Юки было бы лучше и намного приятнее, чем от равнодушного выстрела Учителя.
И еще о том, что он лицемер. Неудавшийся охотник, ненавидящий вампиров, являющийся их низшим подвидом. Монстр, каких еще поискать.
Но Юки приходит к нему и сейчас. Словно находиться в постоянной опасности рядом с ним для нее жизненно необходимо.
Она будто дразнится своей доступностью, своей беззащитностью. Заводит его в ванную комнату, где "им никто не помешает" и говорит то, что никогда не должна была. Что Зеро не хотел от неё услышать и одновременно жаждал (где-то в глубине гниющей части своей души).
- Единственное, что я могу сделать... Я наконец-то поняла.
- Что... ты такое говоришь?
Её руки дрожат, как и голос, и она кое-как снимает с себя форменный пиджак Академии Кросс. А затем толкает Зеро к стене.
- Это лучший выход.
Они опускаются на пол. (Она, потому что ноги не держат её от волнения. Он, потому что не знает, что ему делать.)
- Зеро... Выпей моей крови! Пусть на время, но ты сможешь почувствовать облегчение.
- Прекрати.
Он говорит, а противный голосок в его голове требует "Продолжай!". Мир начинает медленно насыщаться кроваво-красным и двоиться, троиться, раскалываться на мелкие кусочки боли.
- Я понимаю.
Голос Юки тихий, и он прижимает её к себе. Её, мягкую, податливую, покорную в его, Зеро, руках.
- Прости.
Она шепчет. Хотя это он тот, кто должен извиняться. Он тот, кто во всем виноват. Это он не сумел справиться со своей жаждой, не смог избавить Юки от опасности. Он сейчас по капельке высасывает из неё жизнь, бесстыдно прокусив клыками только зашившую шею. Это всегда было только о нем.
- Прости.
О нем, который просто устал жить в постоянной борьбе, который не устоял, который поддался.
- Прости.
Глаза затягивает красной пеленой, и реальность медленно, но верно начинает собираться воедино.
<...>
(13.08.2010)