СОСЕДИ 1

СОСЕДИ 1

- 1 -

Так у нас повелось - с тех пор, как в этот дом переехали, кто-нибудь из соседей обязательно приходит вечером в гости. Не люблю я одна за столом сидеть, кусок хлеба в рот не лезет, надо разделить его с кем-нибудь, да и «запить» разговором. За тридцать лет они, соседушки мои, состарились, но, слава Богу, все живы, кроме одной - бабушки Тани.
Нина Ивановна часто приходит к нам в гости, а если засидится дотемна, то мы её провожаем. С тех пор, как её покусали собаки, она боится ходить вечером одна.
Тогда она засиделась у подруги. За разговорами и не заметила, как время прошло, а вышла за ворота - темно, ничего не видно. А тут ещё нога - не гнётся! Палочкой проведёт впереди себя, да так, шаг за шагом, потихоньку и продвигается. Всё лето дождей не было, а тут зарядили, льёт и льёт дождь. Расстояние от дома подруги до её дома было чуть больше километра, а ей тогда показалось, что все десять. Шла, а сама думала о своём, вспоминала прошлое...
Детства у неё, считай, и не было. Мать в совхозе работала, а по хозяйству она управлялась, как старшая. Козы окаянные замучили, много их было, по очереди пасли. Попробуй не выгнать на пастбище, так их крик на всю округу будет слышен.
Когда школу закончила, уехала в Сухуми, на ткачиху учиться, там и будущего мужа встретила. Привезла жениха - матери показать, да так и остались здесь. Жила - не жила... Пропал он без вести. Одна растила ребятишек, а потом и они разлетелись. Как удержать было? Каждый себе пару ищет, а куда половинка, туда и другая за ней следом. Раз уехали, значит, те половинки сильнее оказались. Не смогла привязать детей к дому, вот и живи одна...
Из подворотни выскочили собаки, и все воспоминания сразу улетучились. Сколько их, определить было трудно, если судить по лаю, так много. Она прибавила шаг, а ноги в калошах скользили, а когда замахнулась палкой, то и вовсе потеряла равновесие и упала. Попыталась отбиться, но палка выскользнула из руки, и собаки накинулись на неё. Хоть лицо и закрывала руками, но вскоре почувствовала, как, содрав платок, одна из них грызёт её голову... От боли потеряла сознание. В доме напротив, видимо, услышали шум, на улице загорелся свет. Люди выскочили из дома и отбили её от собак. С тех пор она по темноте одна не ходит, только с провожатыми.
На стол собрали быстро, да и много ли ей надо? - чайку, да поговорить.
Сегодня она свою маму поминает, а одной как-то не по-людски, вот и принесла нам пирожков. Откусила я кусочек и, как положено, говорю: «Царство небесное вашей матушке, пусть земля ей будет пухом». Она встала из-за стола, перекрестилась и только тогда села есть. Перекреститься надо было обязательно, без этого она за стол не садится. Ну, раз уж разговор за её маму зашёл, то и рассказ её был про мать и своё детство.
- Ой, Наденька, что она, бедная, пережила, да не дай бог никому такого! На её руках была мать больная и нас, детей, двое. Отец с войны не вернулся, хоть и ждали его, и надеялись до последнего, ведь сосед, хоть израненный, но вернулся с войны.
Сорок седьмой год был самый тяжелый, все тогда голодали, а о нас и говорить нечего. Бывало, наедимся, чего попало, а потом катаемся по полу, так живот схватит, что и разогнуться не можешь. Пока коровка была, ещё терпимо было, но, видно, не покрылась она тем летом. Молочка давала мало, а налог платить надо было. В правлении колхоза так сказали, раз нет молока, тогда двадцать килограммов масла сдайте. А откуда его взять - маслице это, если корова не доится? Покупать у людей? А на что?
На всё был введён налог. Хозяева, чтоб под перепись не попасть, коз уводили в лес - на всякий случай, хоть козы налогом не облагались, но так спокойнее было. Свиней в подвал прятали - шкуру надо было сдать обязательно. Яички, если куры есть, тоже отнести надо было. Вот и живи, как хочешь.
Сейчас только коров пасут, а мы тогда и коз, и свиней пасли, целое стадо свиней было. Мы свою свинью сами пасли, пока ест - отдыхаешь, а как наелась, то бежит, выпучив глаза. Она бежит, и я за ней, еле успеваю. Быстро свиньи бегают, не смотри, что они такие толстые да неповоротливые, это они только в хлеву такие. Толстыми они тогда не вырастали: кормов таких не было, на траве росли, паслись, как коровы, всё лето, а осенью на жёлуди переходили.
В тот день нас предупредили люди добрые, что приедут и заберут у нас корову за недоимку. Хоть и теплилась надежда, что пожалеют сиротинушек, но этого не случилось. Приехали вечером мужики на «линейке», не знаю, как тебе объяснить, что это такое - телега, не телега, - начальство на ней ездило.
Привязали они нашу коровку к телеге этой, да и тронулись. А мы с сестрой бежим за ними, кричим, чтоб не уводили нашу Тамарку. Глупые были, кто бы нас слушать стал. Тут один из них соскочил с «линейки», а в руках у него палка была длинная, откуда она взялась? Да как начал он нас с сестрой по спинам лупить... А что там тех спин было? Худоба была страшная. Мать как увидела, бежит к нам, кричит, упала на нас, собой нас прикрывает. А тот мужик вошёл в азарт, видно, остановиться не может и продолжает палкой бить, только уже не нас, а мамку... До сих пор помню их лица.
Тяжело было. С самой весны на травах сидели. Знаешь траву – «пьяница»? Её ещё болиголов называют. Наедимся мы трубочек травы этой и, как пьяные, ходим, смеёмся... А мать смотрит на нас и плачет. Только, бывало, и скажет: «Не ешьте её много-то...» Ещё молочай ели, трём его в руках, пока сок не останется на ладонях, а сок у него липкий да горький, - трём, трём, а что осталось, то едим. Ещё одно лакомство было - цветки акации. Понизу дерева все съедали, только на макушках оставались, что уже достать не могли. Тяжелое было время.
Она вздохнула, что, мол, теперь об этом вспоминать, и перевела разговор на другую тему:
- Сын приезжал, зовёт в город жить, что я тут, мол, одна, а там и удобства, и внуки. А я уж, было, и решилась на переезд. А, что, продам дом, думаю, к сыну поеду. Объявление даже повесила, что дом продаю, да всё страшновато как-то, а вдруг не уживусь с невесткой?! Да и шумно в городе. У меня же здесь раздолье - спустись по тропочке вниз, и вот она - речка, а водица в ней - студёная. Ничего, что берег каменный, летом камни раскаляются, а я пройдусь босиком, и ноги перестают болеть. В городе босиком не пройдёшься... Воздух тут свежий, легко дышится, а в городе разве такой воздух? А весной, как зацветет всё кругом, - все пчелы на моем подворье, а запах-то, запах какой! Особенно, когда акации цветут. Мне и забора не надо, вон какие акации выросли. Пчёлки издалека прилетают, своих нет. Стояли и у нас улики, давно это было, ещё мама живая была. Украли их у нас, не углядели мы. Мужиков в семье не было, мама тогда и придумала навязать ниточек с колокольчиками, да и протянула ниточки в кухню, если кто тронет, то услышим, мол. Услышать-то услышали, да что толку, их и след простыл. А ведь как умно придумали, шельмы, - чтоб пчёлы их не покусали, они крышку улика и рамки вилами поддевали, а потом пополощут рамки в реке, пчёлы и поплыли вдоль берега. Сколько раз мамка их собирала, если поймает матку, то ещё сохранится рой, а так - нет, все пчёлы разлетаются.
На улице засигналила машина, мы вышли, оказывается, искали нашу гостью, Нину Ивановну, дрова ей привезли. Она поднялась, и мы с ней вышли.
- Вот тебе и работа, чтоб не скучала!
Она улыбается и достаёт из кармана платочек с деньгами.
- Продам, не продам дом, там видно будет, а зима на носу. Утречком уже подмораживает. А печку протопишь, и тепло сразу. Теперь мне трактор найти бы, огород пахать надо. Руки две, а работы - непочатый край. Сыну всё некогда. У него один разговор: всё бросай и к нам! А как бросать? На кого? Вся душа изболелась. Вот теперь надо дрова убирать. А кто это там машет рукой, покупатели, что ли?
Мы с ней подходим к её дому, и действительно, у дома стоят чужие люди.
- Здравствуйте, мы по объявлению, Вы дом продаёте?
Я смотрю на Нину Ивановну и жду, что она им ответит. А она подумала немного и согласно кивнула головой:
- Продаю, милок, продаю...
- А посмотреть можно?
- Да, пожалуйста, за смотр денег не беру.
- Дом-то старый, а отопление у вас какое? Газ? - вон, вижу, трубы по огороду идут.
- Старый дом, да и я ж не молоденькая, а газ, какой у меня газ... да охапковый у меня газ, сколько дров кину, столько и тепла будет. А что трубы идут, так, кроме труб, сколько ещё всего надо, чтобы газ в дом провести, а пенсия одна...
- Бабушка, сколько Вы за дом хотите? Забор - менять надо, да и сараи скоро завалятся. А земля у Вас в собственности? А то ещё землю оформлять надо...
- Всё, что ты мне сказал, милок, я и сама знаю. В зиму-то уж не стану домик свой продавать, посмотрим, что весной будет... Иди сынок, иди с богом.
Присела она на пенёк...
- Вот так каждый раз. Как подумаю, что надо уезжать из родных мест, сердце кровью обливается. Мамка иногда приходит ко мне - во сне ли, наяву ли, уж не знаю... А продам дом, - куда она придёт?!
Заиграл телефон у неё в кармане, поясняет, что это сын звонит...
- Здравствуй, сынок, приходили твои покупатели, только я передумала продавать, ты уж, сынок, не серчай. Старая я, чтобы место менять. Все родные здесь похоронены, ты не забыл, что бабушке година? Что мне в вашем городе делать? Кому я там нужна?
Изведусь вся у вас! Лучше бы ты мне с дровами помог управиться! Что ты говоришь, не слышу, болеешь? И Людочке неможется? Ну да, ну конечно, у нас только я здоровая, а все остальные - больные. У одной меня всегда всё хорошо.
Она убрала телефон и нагнулась за орехом. Как она его увидела в траве?
- Орехи надо подобрать, все листьями завалило. Вот всем хороша осень, только уж больно хлопотная пора - работы много. А когда вся в одних руках, и тем более. Иди домой, ждут тебя там, небось.