Баба Нюра чистит память

В спящем ночном дворе, походившем на колодец, не горели ни фонари, ни окна. Набежавшие недавно тучи скрыли полную Луну и лишили дворовое пространство света. Карл бесшумно приземлился на деревянный подоконник распахнутого окна на мансарде старого пятиэтажного дома.
—Хе-хе-ух,— оповестил хозяйку о скорых гостях филин.
Слегка расправив крылья, он перескочил на свою любимую лошадку-качалку. Под полозьями игрушки заскрипели половые доски. Анна Ильинична села в кровати и, не открывая глаз, стала пальцами разнимать, расчёсывать длинные седые волосы. Катерина, её квартирантка, ученица и названная внучка быстро вскочила с дивана, зажгла тусклый ночник и принялась спешно натягивать джинсы, менять ночную сорочку на футболку, моргать глазами, чтобы прогнать сон.
— Не суетись, подождут, — медленно проскрипела седоволосая женщина.
Катерина подбежала к окну и попыталась разглядеть, что творится внизу, в темноте. Тщетно. Только слышно было, как кто-то что-то куда-то тащит, точнее волочит. Ноша, вероятно, была тяжела, потому что влачивший мужчина кряхтел и отдувался.
Анна Ильинична открыла глаза и шмыгнула носом.
— Гребёнку подай! — велела она.
Девушка взяла с туалетного столика резной изогнутый гребень из слоновой кости и принесла бабушке.
— Знаешь, Карлуша, какие у меня раньше косы были, толстущие, — закрепляя гребнем дулю на затылке, обратилась Ильинична к филину. — А сейчас что? Тьфу! — показала она фигушку птице.
— Хе-хе-хе-хе-хе-хе-хе, — отреагировал Карл и с важным видом стал раскачиваться на лошадке.
— Тоже мне, генерал, — ревностно заметила Катерина.
Из подъезда послышался звук падения чего-то мягкого и тяжёлого. У входной двери зазвенел колокольчик. Девушка на цыпочках миновала тёмную, большую «проходную» гостиную, заставленную разного рода старинными предметами, мебелью и высокими растениями в массивных керамических горшках. В коридоре Катерина включила бра и посмотрела в глазок: за дверью стоял вспотевший амбал, весь в спортивном и чёрном, по классике. Колокольчик зазвенел настойчивей, но девушка не спешила.
— Ух! — подал голос Карл.
Катерина обернулась и увидела, как закутанная в покрывало баба Нюра выходит из спальни и прикрывает за собой дверь, держа в руках зажжённую фитильную лампу.
— Зови давай, — велела она и уселась в глубокое кресло, обшитое синим с красными огурцами гобеленом; лампу поставила рядом, на комод.
Пока Катерина открывала замки, задвижки, цепочки, которых на двери было целых двенадцать, баба Нюра разминала ладони, кисти, щёлкала суставами пальцев, что-то шептала себе под нос. Как только дверь открылась, все звуки в квартире смолкли.
Амбал хмуро посмотрел на Катерину и спросил:
— Ты кто? Где бабка?
— Я Катя, то есть Катерина. А баба Нюра в гостиной, ждёт кого-то. Может вас?
— Упаси меня Господь! — перекрестился амбал и указал вниз.
Рядом, позади ног визитёра, на большом оранжевом чемодане лежал человек среднего возраста и телосложения, в коричневом пальто, тёмно-зелёных вельветовых брюках и в рыжих шнурованных туфлях.
— Звать Валентин, фамилия Петровский, — сказал амбал, — работает в филармонии, скрипач.
— Понятно, — сказала девушка и отступила, — вносите!
Амбал молча кивнул и, подхватив скрипача, направился в гостиную. Увидев бабку, замер, сглотнул слюну.
— Здрасьте, Анна Ильинична. Привёл, то есть принёс, — сказал амбал и положил ношу на овальный обеденный стол посреди комнаты. — Вот, — указал он на бесчувственного мужчину. — Поможете? Пожалуйста.
— Снова ты, Мишаня, — с укором заметила хозяйка квартиры.
Амбал потупил взгляд.
— Живой он? — подозрительно спросила Катерина.
— Да живой, конечно! Стал бы я к вам жмура тащить? Хлороформа нюхнул и отдыхает.
— У тебя этот уже четвёртый за год, — качая головой, произнесла Анна Ильинична.
— Баб Нюр, так ведь работа такая! Куда деваться? — сетовал Михаил. — Меня ж если что, даже посадить не успеют, в СИЗО завалят или ещё раньше. Но и лишнего я на себя брать не хочу. Художников обижать нельзя, Батя этот закон чтит, и в вас, Анна Ильинична, не сомневается. И я не сомневаюсь. А чем скрипач не художник? Поэтому и обращаюсь. Возьмёте?
— Уже взяла, — отмахнулась от него баба Нюра и стала рассматривать мужчину на столе. — Деньги Катерине отдай. Бате передай, что бабка Нюра ученицу взяла, помощницу. Как помру, с ей работать будите.
— Ага, спасибо! — обрадовался Мишаня и заторопился покинуть квартиру. — Бате передам, и сам девку запомню. Только вы это зря, вам ещё жить да жить.
В коридоре он достал из кармана скрученные в толстый цилиндр зелёные купюры и отдал Катерине со словами:
— Держи, помощница. Да смотри ведьминому делу хорошо учись, чтобы тоже память чистить могла, как бабка. Тогда сработаемся.
— Постараюсь, — пожала плечами Катерина и спрятала деньги в задний карман джинсов.
— Пока, ученица! — сказал амбал и, водрузив чемодан на левое плечо, стал спускаться по лестнице.
— Доброй ночи! — крикнула ему вслед Катерина.
Поняв, насколько нелепа в данной ситуации произнесённая ею фраза, девушка закрыла входную дверь, заперла её на все двенадцать запоров и в некотором смущении вернулась в гостиную.
Скрипач всё также лежал на спине без чувств, только теперь его шея, таз, руки и ноги были привязаны к столу толстыми верёвками. Баба Нюра заклеивала мужчине рот серебристым скотчем.
— Что, познакомилась с мафией? — добродушно смеялась она.
— Даже и не знаю можно ли это знакомством назвать, — сомневалась Катерина. — Да и мафию я себе не так представляла.
— Можно, можно, тебе и такого знакомства за глаза хватит. С этим завтра разберёмся, — кивком указала она на мирно сопящего скрипача, — а теперича спать айда.
Спорить с бабкой смысла не имело, но когда они разбрелись по постелям, Катерина спросила.
— Баба Нюра, так ты что и вправду ведьма? Ты зачем его к столу привязала? Может ему помощь какую оказать надо?
— Дурында ты, Катька, и есть дурында. Тебе же сказали, под хлороформом он. Ничегошеньки с ним до утра не станет, даже если проснётся. А связала, чтобы не трепыхался попусту, да не орал: нас не будил, соседей не пугал.
— Как же так произошло-то?
— Пару лет назад, после случая одного заключили мы с Батей, это главный у их, сделку: я кому надо память чищу, а они мне за это платят и работать разрешают. Я Батиным ребятам всем установку дала: когда кто ваши злодеяния невзначай увидит, так вы не убивайте, если такое возможно, а ко мне ведите. Я, мол, память им почищу, сроду ничего лишнего не вспомнят. Вот они нет-нет, да таскают ко мне безобидных. Не часто, но бывает.
— А научишь меня тоже память чистить? — приподнявшись на локте, попросила Катерина.
— Отчего ж не научить, научу. Вот на скрипаче и потренируешься. Как проснётся, выспросим у него, что да как, узнаем, что помнит, что знает, до чего ему дело есть, до чего нету. Объясним, в какую ситуацию он угодил, и расскажем, как из неё выбраться целым и невредимым. Согласится «забыть», значит «чистка памяти» прошла успешно. Не согласится… Да такого пока не было, чтоб не согласился.
— Ну а если не согласится?
— Не знаю, Катюха, не знаю. Думать будем, что делать.
— А почему они тебе верят, баб Нюра? Я имею в виду всё, что мы делаем, гадания эти, привороты, отвороты, порчи, заговоры и прочее колдовство, ведь понятно, что всё это бред сивой кобылы, а люди верят. Ладно простые люди, а Батя этот, он ведь наверняка не дурак, раз во главе бандюков стоит. Так почему?
— Стечение обстоятельств, милая. Пять лет назад Батя этот убегал от полиции, хотел на чердак подняться, да к моему порогу угодил. Я как раз из булочной возвращалась, в дверях и встретились. Завалился он в квартиру, меня тоже затащил, в заложники взять хотел, наверное. Дверь запер, мне приказал молчком сидеть. Тут Карл из кухни на него как вылетит. Накинулся, царапается, кричит, крыльями машет, бьётся. Пока они боролись, я статуэтку с комода взяла и по шее Батю-то разок приложила. Упал он, сознание потерял, но быстро в себя пришёл, я его даже связать не успела, соображала долго. Да видно так-то так удар пришёлся, что память у него за последние часы напрочь отшибло. Вот я ему тогда и напела, что сам он ко мне пришёл по доброй воле, что кошмары его мучали страшные, воспоминания из детства о том, как птицы на него нападали. Молола, что в голову пришло, Карла в шкаф спрятала, выгородить хотела. Кто ж знал, что Батю птицы в кровь исклевали, когда он первоклашкой был? Никогда, говорит, такого опыта не переживал, чтоб раз и память напрочь отшибло, ни с того, ни с сего. До вечера мы с ним просидели, нашёл он во мне родственную душу.
— А ты в нём?
— Бог с тобой, криночка! — замахала руками бабка. — Я от страху за себя и за Карла ему подыгрывала. И вот доподыгрывалась. Сама не знаю как, но убедила его, что память могу чистить, не полностью, кусочками, в пределах нескольких часов. А он возьми да поверь мне: на себе, говорит, испытал, как же не поверить. Теперь вот случайных свидетелей обратно в простых граждан превращаю. Правда, чаще всего граждане те в скорости после «чистки» город наш стараются покинуть, но зато живы-живёхоньки, героев пока среди них не нашлось, чтобы в полицию идти со своими свидетельствами. Так что легенда оказалась неожиданно рабочей.
— А если найдутся герои, тогда что?
— Тогда и думать будем, — недовольно рявкнула баба Нюра и закончила разговор, — спи давай, больно много знать стала. Завтра скрипача в чувства вернём и тогда уж вместе с ним решим, насколько ему собственная жизнь кусочка память дороже и не будет ли «чистка» лучшим выходом в сложившихся обстоятельствах. Это дипломатия называется. Спи!
Возражать бабушке Катерина не стала. Весь следующий день они проведи дома, а под вечер из двора, походившего на колодец, где не горел ни один фонарь вышел мужчина средних лет и среднего телосложения, в пальто и брюках. Неподалёку его ожидало такси. Он спешил, хотел поскорее рассказать заплаканной жене, как вчера по дороге домой случайно упал, ударился головой, не мог вспомнить кто он, не понимал, что ему делать, слонялся в парках. В одном из них Валентин услышал их романтическую песню и вспомнил любимую. Супруга была счастлива и ещё долго рассказывала всем, кто готов был слушать, как их любовь помогла мужу победить амнезию.