Книга путешествий. Часть-4.

Осенние просторы.



В ожидании большой поездки в Восточный Саян, я решил сходить в лес со старшим братом, живущим на даче, вместе со своей собакой – лайкой Кучумом…
Выбрав время, мы с другим братом, младшим, на его машине уже поздно вечером, в темноте, приехали на Генино садоводство.

Остановившись рядом с домом, в окне которого мелькали синеватые тени – братец смотрел телевизор - стуча башмаками по деревянной дорожке, вошли на участок, где нас встретил яростным лаем Кучум, крупная белая лайка. Толя, младший брат, что - то выговаривал ему уверенно продвигаясь в темноте к двери дома, а я, идя сзади всё время опасливо оглядывался и льстивым голосом уговаривал здоровенную, взъерошенную собаку, которая с рыком, следовала за нами по пятам, решая, кусать нас или нет. Кучум, тоже был немного в затруднении, потому, что незнакомые мужики, то есть мы, вели себя очень уверенно как свои люди…
Наконец Гена отворил, мы обнялись и похлопывая друг друга по плечам вошли внутрь…
Кучум нервничая, ещё долго взлаивал по временам за стенами домика…
Мы с Геной не виделись года три, но он не изменился, так же весело «сушил зубы» в улыбке, так же размахивал руками, когда говорил о походах в ближние леса.

Чуть погодя, сели за стол, и выпили водочки закусывая маринованными маслятами собственного приготовления. Толя спешил и вскоре, простившись, уехал, а мы, оставшись вдвоём и сидя на кроватях друг против друга, стали вспоминать здешние леса и бесчисленное количество километров, пройденных по лесным окрестным дорогам.
Гена пожаловался, что зверя стало заметно меньше, потому что весь лес застроили садоводствами, и к тому же, развели беспривязных собак, которые как волки, подчистили всю дичь в округе.

– Тут один мужик - продолжил он, налив себе холодного чаю, - аж трёх держит и все здоровые, как овчарки. Так они утром со двора вырвутся, залив переплывут, и давай петрушить всё подряд, что попадёт. Несколько раз видел, как они из леса с окровавленными мордами прибегали. Видимо козёнку словили, а может и изюбриную матку…

Гена отхлебнул чаю и продолжил – раньше в округе кабанишка был, а теперь ни следочка – всех поугоняли…
Он, вспомнив, что-то, засмеялся.
- Кучума, как - то они прищучили втроём. Так он хвост поджал и у ног моих вертится, только зубы скалит, огрызается. Думаю, могли бы его задавить, если бы я не вмешался…
После короткого молчания, поговорили об Англии, о моих детях, которыми я справедливо гордился, но с которыми у меня были возрастные сложности в отношениях…
Потом я незаметно задремал, и в конце услышал голос брата. – Ну, наверное, спать будем, а завтра с утра в лесок сбегаем…

… Утром проснулся, когда в окно, зашторенное белой занавеской, заглянул первый лучик солнца. Полежав пять минут, вскочил, натянул спортивные штаны, сбегал во двор, вернувшись помылся под умывальником и поставил чай. Гена лежал и смотрел по телевизору теннис, изредка комментируя: – Справа, надо накатывать, справа!..
Вскоре поднялся и он. Покормив Кучума, вернулся в домик, и собрал небольшой рюкзачок с котелками и бутербродами. Закрыв домик на замок, Гена прихватил пару гребных вёсел и мы пошли на залив, который тихо плескался метрах в тридцати от его дома…
Лодка – плоскодонка была полна воды, но Гена посмеиваясь взял с кормы алюминиевое ведро и мигом «перекачал» воду изнутри за борт. – Ну, теперь можем ехать – ухмыльнулся он, и сел за вёсла. Оттолкнув лодку от заросшего травой берега, я заскочил на корму и устроился поудобнее…

Залив, расстилался перед нами блестяще - синим водным зеркалом, обрамлённым по береговой линии рамой золотисто – жёлтого березняка с вкраплениями красно – лиственной осины. От воды шёл приятныё запах прохлады и разлитого по округе аромата подмороженного, преющего на земле осинового листа…
Лодка, под «управлением» Гены, шла ходко и бесшумно, хотя воды под моими резиновыми сапогами заметно прибавилось …
Уловив моё беспокойство, Гена засмеялся: – Это я специально не устраняю причины течи. Так, бросишь её на берегу и уйдёшь, зная, что никто, на такую развалюху не позарится. Приходишь вечером назад, а она как стояла, так и стоит на месте, только водой залита до самых бортов...
Причалив к низкому берегу, заросшему подсыхающим, плотно растущим камышом, мы наполовину выдернули лодку на берег и пошли вверх, по петляющей между, крупными берёзами тропинке, заметной по примятой затоптанной человеческими ногами, траве.
Я шел за братом и вдыхал прохладный воздух, посматривал по сторонам в надежде увидеть взлетевшего рябчика, или убегающего зайца.
Но кругом было пусто и я разочарованно вздохнул…

В Германии, где мы были, месяца за два, да моего приезда в Россию, даже в небольших куртинах леса встречались косули или зайцы. А здесь, на этих безбрежных пространствах заросших лесами, звери сейчас были чрезвычайно редки и так напуганы людьми и моторным транспортом, что прятались и убегали при малейшем шуме…
После того, как я спросил братца, что он об этом думает, он огорченно махнул рукой.

-Думаю, помимо того, что я тебе уже рассказывал, действует главная
причина всех перемен в худшую сторону - это время, которое нас старит, а других заставляет взрослеть. Вот отсюда и разной отношение к природе и нуждам человеческим. Будь моя воля, я бы запретил строить посёлки и садоводства рядом с городами. Это уродует природу, и заставляет вымирать не только животных, но и деревья… Ну а молодые думают иначе…

Он помолчал шагая неторопливо, но широко, потом повернулся ко мне и показывая в сторону, заброшенных полей, продолжил: - Тут, неподалёку, лет десять назад, по весне, гуляя с женой вдруг увидели матку изюбря безбоязненно подпустившую нас на двадцать шагов. Когда мы прошли дальше, она обошла нас, но по-прежнему не убегала. И вдруг, в зеленеющей траве мы увидели маленького оленёнка, ещё в белых пятнышках по светло – коричневому, который, к нашему разочарованию, был мёртв. Что послужило причиной его смерти мы так и не узнали, и веселее от этого не стало. Оленуха же, так и не уходила от мёртвого детёныша, хотя вокруг него уже начали роиться мухи…
Гена помолчал, сплюнул и закончил: - Значит десять лет назад, здесь были ещё не только кабаны, косули, зайцы, но и изюбри…
… Поднявшись на гребень горы, мы перешли разъезженную грунтовую дорогу и лесом, напрямик, стали спускаться в долину заросшую мелким, редким березняком и высокой, ещё зелёной травой.
В самой ложбине, я вдруг нашёл бывшую землянку, полуобвалившуюся, с торчавшим вверх бревном потолочного перекрытия. Она была выкопана лет шестьдесят назад, когда после войны, войска в ожидании демобилизации и построения стационарных военных городков, стояли ещё по-фронтовому, в палатках и землянках, в пригородных лесах.
Тогда, здесь были сделаны замечательные дороги и мосты, через речки и болота. Часть строений в полуразрушенном виде, сохранились до наших времён. Иногда среди дремучего леса, вдруг видишь полусгнившие столбики-ограничения, некогда широкой и прочной гати; или основания для больших палаток заросшие травой и малинником, стоящие посреди луговины, зажатой со всех сторон крупными деревьями.

Однажды, на гребневой дорогой, на старой могучей лиственнице, я заметил, смотровую площадку, и ведущую наверх лестницу, из вбитых в ствол металлических скоб. Солдатики, оттуда наблюдали и сторожили - не загорится ли где лес – известно, что таёжные пожары опасны для зверей и конечно для человека.
Солнце, между тем, поднялось в зенит и начало припекать – горячее серое марево поднялось в чистом осеннем воздухе над горизонтом. Тёплый ветерок пролетая над землей шевелил листья и шумел высокой травой, чуть подсохшей после ночных заморозков. Над болотинками, в распадках, летали кулички тревожно «пиликая» и где – то далеко каркали вороны…
Пройдя, вдоль молодых густых, сосновых посадок на южном склоне, мы пересекли ещё одну верховую дорогу и спустились к широкому болоту. Гена оставив меня варить чай, отправился на заросшие осокой озёра в болотине, на которых могли дневать стайки диких уток.
Я, отмахиваясь от лосиных клещей, которые норовили, севши на одежду или на голову проползти к открытым частям тела и «попить кровушки».
Разведя в небольшой ямке костёр, сходил за водой и поставив котелок над костром прилёг, отдыхая и вглядываясь в синее, лёгкое, тёплое небо над головой, бездумно наблюдая за полётом пушистых облачков…

Вода в котелке быстро закипела, я заварил ароматный чаёк и сел, достал бутерброды из рюкзака и поел с аппетитом, иногда бросая кусочки, привязанному к дереву Кучуму.
Вскоре вернулся Гена, молча развёл руками, подсел к костру, тоже поел и в конце уже, прокомментировал: – Пустые места, а ведь когда то…
…И я вспомнил давнюю весну, жаркий день с синеватым маревом над широким, Хейским болотом, и лося, стоящего посерединке осоковой лужайки. Я тогда впервые увидел волосяную серьгу на шее этого зверя, и долго гадал, есть ли такие «украшения» на шее у лосих – маток…
Передохнув, отправились назад, по дороге рассуждая, и гадая, почему окрестные леса, несмотря на их величину, так пусты и скучны…
Возвратившись к лодке, сели в неё, а Кучум, которого в лодку не взяли, побегал по берегу, потом решившись, прыжками заскочил в воду и поплыл напрямую через залив - здешние места он знал отлично…
Пока плыли по тихой, гладко блестевшей воде, увидели стайку чирков, освещённых золотым, заходящим солнцем, пролетевших в исток залива, вдоль высокого, заросшего красивым сосняком, берега…
Тихо поскрипывая уключинами лодка, почти не поднимая волны, незаметно но быстро продвигалась вперёд и когда братец поднимал на секунду вёсла, прислушиваясь, то капельки воды, тонкой струйкой скатываясь с плоскости весла, мелодично позванивали падая в воду…
Гена проследив в очередной раз утиный перелёт, погрёб к берегу, и причалив к прибрежной полянке, прихватив ружьё отправился скрадывать чирков…
Я разминая ноги прошёл вдоль берега всматриваясь в красивые, густые березняки и возвратившись к лодке, вдруг услышал парочку выстрелов: вначале один, а через паузу и второй, гулко раскатившийся в предвечерней тишине и прохладе...
Вскоре возвратился Гена и принёс двух сбитых им уточек – чирков. Тут же он их ощипал и разделал. – А какой супец мы с тобой вечером сварим – ликовал он, показывая мне брюшка уток, залитые светлым жирком.
Делал он, всё привычно и уверенно и я невольно позавидовал ему: «Живёт в таком красивом месте. Собаку имеет охотничью, да ещё и уточек постреливает как у себя в огороде…»
Когда мы переплывали уже следующий залив, на дальнем, лесном берегу залаял оставленный там Кучум и Гена прокомментировал: - Себя подбадривает. Знает, что всё равно надо плыть, но не хочет…
Через паузу он, оглядываясь на тот берег показал мне: – Во – о – н его голова. Плывёт за нами…
И ещё немного помолчав закончил: – Я его приучил плавать с самой весны. Отплыву немного от берега, а потом его в воду сброшу. Ему деваться некуда, вот он и плывёт за мной. А потом привык и перестал воды бояться… Да это и физическая тренировка для него хорошая…
Мы уже поставили ужин в доме и я, во дворе ел вкусную сладкую сливу, срывая с почти безлистых уже веток, когда появился Кучум, мокрый, но довольный тем, что снова дома и все испытания длинного дня позади…
Чуть позже, Гена действительно сварил замечательно вкусный суп из уток и я смаковал сочную утятину, разгрызая мягкие косточки, высасывая из них сок…
Вечером смотрели футбол по каналу спорт, когда в домик кто - то осторожно постучал. Гена открыл и вошёл Серёга, Генин приятель.
Узнав, что мы сегодня были в лесу, он зацокал языком и стал агитировать Гену сплавать назавтра на Курму – дальний, большой залив, протянувшийся в глубь тайги на десять километров.
Посовещавшись, решили пойти на гребях хотя, до противоположного берега залива было километров пять…
Рано утром, когда мы ещё дремали в постелях Серёга загремел вёслами во дворе и потом постучал – надо было вставать и собираться…
Выплыли на трёх лодках. Гена на своей плоскодонке, Серёга на недавно купленной «ангарке» – лодке, особой конструкции, которую используют ангарские рыбаки, и я на большой дюралюминиевой лодке, предназначенной для мотора, но хорошо идущей и под вёслами…
Над заливом висели космы белого тумана, передвигаемые утренним ветерком и когда, сидя в своей лодке, я отплыл от берега, то вдруг позади меня, ворча мотором, работающем на малом ходу, проявилась сквозь эту туманную пелену лодка полная охотников в защитного цвета куртках и с ружьями на коленях.
Они, встревожено поинтересовались, какой это залив и узнав, что в тумане заплыли в Калей заматерились, развернулись и «поползли», на малом ходу, вдоль берега, вскоре растворившись в тумане…
Я не торопясь, погрёб вперёд и выплыл на чистое место. И надо мной, открылось синее, словно умытое небо залитое яркими лучами солнца, а белое облако тумана ушло в исток залива и теперь, поднималось по лесистой долине к перевалу…
На воде появились небольшие волнишки чуть покачивая лодку и на ходу мерно постукивали в гулкие, дюралевые борта.
Когда я вышел на траверс низкого лугового мыса, волны усилились и с Байкала подул бодрый ветерок…
Справа открылась низкая песчаная дуга очередного заливчика и я вспомнил, как много лет назад, мы с друзьями приплыли сюда ночью, при сильном ветре и чистой луне, пробившись сквозь изрядный шторм.
… Тогда, волны почти заливались в лодку, мой друг с побледневшим лицом «рулил» на корме, а я, надвинув меховую шапку на уши залез головой в тень носового отсека и уснул – времени на сон в те золотые времена почти не оставалось!
Тогда, причалив к берегу в тихом заливе, мы долго искали в темноте знакомое зимовье, а когда нашли то выяснилось, что целая стена домика была разобрана на дрова, хотя с другой стороны, входная дверь была закрыта на металлический замок...
Тогда, дрожа от предутренней прохлады, мы с грехом пополам, подремали несколько часов внутри на полатях, а на сумеречном рассвете встали на берегу в ожидании утиного лёта.
Помню, как откуда – то слева, вдруг вылетела крупная птица, я навскидку выстрелил и попал, потому, что птица шлёпнулась на воду. Я думал, что это чирок – свистунок, но когда окончательно рассвело, оказалось, что это дикий голубь, так и плававший на поверхности залива…

…Обогнув мыс, перекликаясь с Геной, я получил команду, пришвартоваться к берегу и ткнулся носом своей лодки в песчаную отмель. Мы несколько минут дожидались Кучума, который своим ходом шёл по берегу и вскоре на крепком галопе выскочил из -за берегового поворота, разгорячённый, мокрый и взъерошенный.
Нам предстояло форсировать двухкилометровый залив и потому, я взял собаку к себе в лодку и отплыл последним…
Мужики не торопясь гребли, озирая открывающуюся водную ширь…
Берег на противоположной стороне водохранилища, был покрыт густым лесом, среди которого в нескольких местах торчали крыши домов и высокая кирпичная труба, выделялась ярко – коричневой чёрточкой на фоне жёлтых березняков…
Глубокая вода под килем поменяла цвет с тёмно-синего на зеленовато-серый и пронизанная солнечными лучами, пугала непроглядной глубиной.
Мелкая волна ряби позванивала, ударяясь с каждым гребком в борта и откуда - то издалека, с другой стороны широкого водохранилища, доносилось осиное пение лодочного мотора…

До заполнения ангарской водой Иркутского водохранилища, здесь были замечательные приречные, приангарские леса и почти под нами, проходила железнодорожная линия знаменитой Транссибирской магистрали, протянувшейся тогда, вокруг южной оконечности Байкала. Потом её затопило водохранилищем и сохранился лишь кусочек колеи, совсем рядом с Байкалом, в месте, где Ангара выбегает из этого сибирского озера – моря…
Кучум, сидя в носу поводил головой нюхая воздух и пристально, не мигая смотрел в сторону противоположного берега, который приближался медленно, но неуклонно.
От высокого лесистого мыса круто поднимающегося от водохранилища, на воду падала тёмная тень, в которой были плохо видны продвигающиеся на юг лодки Гены и Серёги, далеко нас с Кучумом опередивших…
Наконец обогнув мыс, вплыли в тихий узкий залив, наполненный солнцем и ароматами сосновой смолы. Здесь было почти жарко, воздух был тих и неподвижен, а по воде, от берега до берега, расстилалась солнечная дорожка, блестевшая искристым отражение на маслянистой глади…
Пристав к берегу, высадились на песчаную отмель и увидели большое кострище и рядом утоптанную полянку, на которой кто - то ночевал совсем недавно, может быть прошедшую ночь…
Я вспомнил, что лет двадцать назад часто бывал здесь летом и даже нашёл наверху высокой горы, на противоположном берегу заливчика, барсучьи норы. Однажды, я жил здесь несколько дней с молоденькой лайкой Зельдой, и как-то, возвращаясь из дальнего похода потерял её, и ночевал у костра в одиночестве. Утром, собираясь идти её искать, я допивал последние глотки чая, когда она появилась на противоположном берегу, старательно обнюхивая мои следы на траве. Когда встревоженная собачка обогнула заливчик и приблизилась, то подойдя к моим сапогам сушившимся на солнышке, она, по запаху «узнав» в них хозяина, «заулыбалась» прижимая уши и виляя хвостом. Кода я её окликнул, она поняла свою ошибку и подскочив ко мне, старалась лизнуть в лицо, выражая полный восторг и преданность…
…Мы только собрались доставать вещи из лодок, как с воды послышался звук лодочного мотора и к нам приблизились две лодки с пьяненьким охотниками. Один нервный и боязливый, тоном немного нахальным, но и трусливым, стал выяснять, не бандиты ли мы и не будем ли качать права – времена были тогда беспокойные.
Когда мы ему объяснили вежливо, но сдержанно, что это не так, он невнятно пояснил нам, что они здесь ночевали и хотели бы ночевать ещё…
Посмеиваясь, мы объяснили ему что являемся нормальными гражданами, а соседство такого психа нам тоже не очень нравится.
Потом вновь сели в лодки и поплыли искать новую стоянку вдоль берега Курмы – так назывался этот большой залив.
Наконец, после часа гребли, наш караван вошёл в широкий залив с плавучим островом посередине, заросший высоким камышом и деливший просторную заводь на две части.
Заметив, в одной его половине, стоящий на приколе катер и костёр на берегу, мы заплыли во вторую, и решили ночевать здесь…
Светило яркое, золотое солнышко. От залива, вверх поднимались лесистые берега, а на песчаный чистый пляж накатывала с тихим плеском мелкая рябь с открытой воды.
Выгрузив вещи прямо на песок, мы развели костёр и поставили кипятиться чай, а рядом на подстилке разложили аппетитную еду: солёное и копчёное сало с розовыми прослойками мяса по белому жиру, зелёный лучок, красные круглые головки редиски, ароматный хлеб и выставили, прозрачную как слеза водочку, тоже в прозрачного стекла бутылке…
Расположившись вокруг, мы выпили за удачное путешествие, закусили и насытившись долго пили горячий, коричнево – золотистый, искрящийся под солнцем, чай…
Кучум лежал поодаль свернувшись калачиком, дремал и изредка клацал зубастой пастью, стараясь поймать надоедливую муху.
…Посовещавшись, решили сходить на разведку в вершину большой пади Солцепечной, которая от нашего залива была отделена невысоким таёжным хребтиком.
Убрав продукты в вытянутые на песок лодки, выстроившись цепочкой вошли в лес. Преодолев заросший багульником и крупным березняком склон, поднялись на гребень обдуваемый ветерком и по нему пошли в вершину пади, преодолевая неглубокие ложбинки попутных распадков.
Кучум, на время куда то исчез, но вскоре, с противоположного склона долины раздался его призывный лай. Мне даже послышалось, какое-то неясное ответное ворчание и я предположил, что это медведь. Мы остановились, послушали, но лай прекратился и чуть погодя, среди высокой зелёной травы появился скачущий на галопе Кучум, с озабоченным видом склонивший голову к земле и что - то старательно вынюхивающий…
Разочарованно вздохнув, тронулись дальше…
Ещё примерно через час неторопливого хода, поднялись на водораздельный хребет, по которому проходила старая, почти неразличимая, заросшая дорога, по которой, я в далёком прошлом, тоже часто уходил в сторону Байкала, в замечательное зимовье стоявшее километрах в двадцати от Курмы, в излучине широкой таёжной пади…
…Здесь мы немного разошлись и Серёга двигался метрах в ста от нас, чуть правее, когда Кучум снова залаял, теперь уже азартно и даже яростно. Через время грянул выстрел, и всё затихло.
Вскоре, среди кустов ольхи и березняка, замелькала Серёгина фигура и мы увидели, что он несёт что - то в правой руке. Подойдя, он положил к нашим ногам некрупного барсука и мы, принялись охая и ахая, поглаживая Кучума, рассматривать мёртвого зверя…
Это был барсук - первогодок, килограмм восьми весом, с коричнево – серой шерстью и длинными острыми когтями на аккуратных лапках. На голове отчётливо были видны две белые полоски, а рядом, кровавые круглые пятнышки - следы картечин, попавших в голову и убивших зверька наповал.
-Я иду - рассказывал возбуждённый Серёга – и вдруг, вижу - на всём
скаку, несётся белый Кучум, а впереди, мелкая в зелёной траве, серый барсучок. Собака быстро догнала зверька и тот остановился, развернулся и сев на зад, угрожающе оскалил острые белые зубки. Кучум с яростным лаем, пытался бросками схватить барсука, но тот увертывался и рычал…
-Я вскинул ружьё, но Кучум заслонял от меня зверя и я крикнул ему: –
Кучум, отойди в сторону!
Словно услышав мою просьбу, собака чуть отпрыгнула вбок, и прицелившись, я выстрелил…
Глаза Серёги довольно блестели и он был рад удаче, как впрочем и мы… Я ещё подумал, что барсучок, может быть родом из того большого логовища, которое я нашёл неподалёку от маленького заливчика, лет двадцать назад.
Я знаю, что если не мешать барсукам, то они живут на одном месте помногу лет, сменяющимися поколениями и норы их становятся похожи на обширное городище…
Насмотревшись на трофей, Серёга положил барсука в рюкзак и мы, пройдя ещё с полкилометра, сели на склоне под старую, разлапистую сосну и стали слушать лежащую внизу густую тайгу. Было время начала изюбриного рева и мы надеялись встретить здесь гонных оленей.
Однако тайга молчала, а надвигающийся вечер заставил нас отправиться назад к водохранилищу.
Шли быстро и я с непривычки стал отставать, хотя старался и очень спешил…
В какой-то момент мужички, намного опередили меня и я, видя, что нам уже пора сворачивать и спускаться к воде, свистнул и показал рукой в сторону предполагаемого залива.
Однако Гена, не обратил внимания на мои призыва и вместе с Серёгой, ушёл дальше, пропал меж деревьев, а я свернул направо, попал в короткий распадок, свернул ещё чуть правее и через десять минут вышел прямо к нашей бухточке…
В ожидании заплутавших приятелей я разжёг костёр, поставил кипятить чай, потом поднялся на высокий берег, где было старое кострище, натаскал дров для ночного костра и вернувшись к лодкам за вещами, услышал, как с противоположной стороны, разговаривая вполголоса, в бухту, по заросшему ольхой склону спустились Гена и Серёга…
Разводя руками и вздыхая, Гена объяснил: – А мы пролетели по верху, чуть дальше, свернули направо и вышли на крутой склон, поняли, что промазали, огляделись, сориентировались и двинулись сюда…
Перенесли вещи на стоянку и стали готовить ужин. Тогда я решил, взяв с собой маленький фонарик подняться на таёжную гривку над заливом и послушать изюбрей.
Отойдя от стоянки и стараясь не шуметь, я прошёл по широкому логу, поднялся наверх уже в надвигающихся с востока сумерках, сел на наклонную берёзу и затаив дыхание, стал слушать окружающий меня лес.
Тишина заполнила необъятные пространства тайги и когда я успокоился, то за спиной, откуда - то издалека, с другой стороны Курмы услышал лай дворовых собак, брехавших от скуки в расположении большой турбазы, в начале залива… Лес напряжённо постепенно заливаемый тьмой молчал и как я не вслушивался - не было ни треска валежника под неосторожным оленьим копытом, ни тем более азартного, вызывающего соперников на бой рёва, который эхом самых высоких нот изюбриной песни, летает над тайгой октябрьскими тёмными ночами…
Уже в темноте спотыкаясь и падая, возвратился на бивак и неслышно подходя к краснеющему среди чёрных силуэтов деревьев костру, различил негромкие разговоры сидящих у костра Гены и Серёжи…
Я наступил на сучок и тут же с лаем, мне навстречу выскочил задремавший было Кучум, но в ответ на мои успокоения, он узнал меня и подходя ближе, обнюхал и завилял хвостом…
Я поужинал вкусной кашей, выпил водочки и стал устраиваться у костра на ночлег. Мужики расстелили свои спальники подальше от огня, а я взял у Серёги кусок полиэтилена, расстелил ватную телогрейку и с облегчением вытянув натруженные ноги лёг, и глядя в костёр задремал, под тихие разговоры друзей…

… Над лесом взошла яркая полная луна и от высокой стены сосняка, на краю которого горел наш костёр, на камышовый остров в заливе под нами, упала контрастная тень. На открытых местах, луна светила почти как солнце и можно было различить мелкие подробности противоположного берега и деревьев на нём…
Но свет её был жёлт, таинственен и вызывал внутреннее чувство тревоги и напряжения, которое мы испытываем становясь свидетелями природных феноменов. Кажется, лунный свет действует на человека возбуждающе и порождает причудливые сны. Ещё, каким-то образом, лунный свет связан с волшебством и даже с ведьмами…
Костёр горел ярко, обдавая меня жаром высокого пламени и несколько раз с тревогой я ощупывал себя – не горю ли?
Потом пришло полузабытье, уютное и освежающее…
Проснувшись от холода, поправил полупогасший костёр, сдвинул дрова поплотнее, завернулся в полиэтилен потуже и вновь провалился в сон. Потом, уже перед рассветом поднялся, шатаясь и теряя равновесие в полусонном состоянии подбросил в костёр последние дрова и заснул снова.
Проснулся в последний раз, когда услышал разговоры Серёги и Гены.
Поднявшись сел и стал тереть заспанное лицо, а потом, понял о чем они говорят и увидел в заливе, напротив того места, где стояли наши лодки, стаю уток.
Они, тёмными силуэтами то приближаясь, то удаляясь от берега, плавали и ныряли в тёмно - стального цвета воду, от которой вверх поднимались струйки тумана, заполнявшего всё пространство не только большого залива, но и нашей бухточки.
Я заставил себя подняться, выпил крепкого чаю с сахаром и потом, пошёл по крутому берегу залива посмотреть, нет ли где поблизости кабанов, покопки которых я увидел на берегу ещё вчера.
Выйдя на седловину разделявшую залив и падь Солнцепёчную, прислонился к берёзе и долго слушал и осматривал окружающий меня лес.
День постепенно приходил на место утра…
Из небольшого, светлого пятна в дальнем, восточном конце леса, постепенно разливался, распространялся на округу солнечный восход и наконец, сквозь стволы деревьев стоящих плотной стеной, проник первый серебряный лучик света. За ним последовали другие и наконец появился край золотого светила, на которое невозможно было смотреть, как на земного Бога, из - за его яркости и великолепия…

Наступил новый день…
Возвратившись к костру я позавтракал и не торопясь собравшись, мы погрузились в лодки, поклонились гостеприимному, красивому месту и отплыли назад, в сторону дома…
Я вновь вёз Кучума в своей лодке, а он, увидев, что Гена уплывает в другую сторону завыл, запричитал почти человеческим голосом показывая намерение прыгнуть в воду и последовать за хозяином - Гена и Серёга решили поблеснить щучку, в широком прогретом солнышком заливчике напротив, а я погрёб по диагонали, направляясь в сторону садоводства.
Когда причитания собаки мне надоели, я начал уговаривать Кучума не закатывать истерик, объясняя, что хозяин, скоро нас догонит.
Когда собачьи вопли достигли неприличного трагизма, даже для такого обширного пространства, я ногой поддал псу несколько раз по заднице, после чего он недовольно лёг на дно лодки, мешая мне грести.
Я отодвинул его, матюгнувшись притворно сердито и пёс, наконец успокоившись положил лобастую, с острыми ушками голову на лапы и задремал...
Вода тихонечко журчала под днищем, когда я усиливал и учащал гребки; солнце почти отвесно светило на неподвижную воду и дыша полной грудью, я думал, что такое блаженство, такой земной рай может быть только на твоей родной сторонке, которая, знакома тебе с детских малых лет и которая на чужбине снится и порождает ностальгию; от этого, так грустно порой бывает на сердце, даже живя в самых богатых и благоустроенных странах…
Свернув в свой залив, я снял рубашку и футболку, радуясь здоровью и силе не старого ещё тела, погрёб вперёд сильно и мощно, старясь развить максимальную скорость.
Скоро на берегу показались яркоокрашенные домики и дома знакомого садоводства и проплывая мимо, я вглядывался в разнокалиберные, деревянные брусовые и бревёнчатые, кирпичные и шлакоблочные, разных вкусов и стилей постройки, занимавшие пространства от берега, до далёкой берёзовой рощи, по всему пологому, южному, солнечному склону…
Вспомнил, что на месте этого садоводства, лет сорок назад были колхозные поля и берёзовые перелески, среди которых жил с недельку и я, в маленькой избушке знакомого егеря…
Тогда было тёплое сухое лето, я загорал на бережку или ходил в походы по округе. У меня не было ни ружья, ни удочки и я просто жил, наслаждаясь бездельем и хорошей погодой…

… Незаметно доплыли до нашего места…
Причалив лодку к берегу заставленному металлическими водозаборными конструкциями, лодками и лодочками и даже старыми катерами с растрескавшейся краской на бортах и сломанными поручнями – леерами, я выпрыгнул в мелкую, заросшую водорослями воду, подтянул своё суденышко поближе на берег. А Кучум, спрыгнувший в воду на подходе к причалу, успел уже у ближнего домика, выпросить у нашей соседке по даче какие - то косточки и радостно, с хрустом, разгрызал их, не обращал на меня никакого внимания.
Подойдя к нему, я взял собаку за ошейник и приведя во двор нашего дома посадил на цепь.
Кучум сразу погрустнел и в знак протеста залез в конуру, несмотря на мои извинения, что я только выполняю наказ хозяина…
Я уже сидел в доме и смотрел спортивную программу, когда приплыли Гена и Серёга. Им не повезло, и они не поймали ни единой рыбёшки…
Принеся все вещи из лодок, сказали друг другу до свиданья, и Серёга ушёл, а мы, переодевшись в цивильную одежду уехали на Гениной «Ниве» в город…

Там, собрав сменку белья и прихватив сушёный, берёзовый веник пошли в знакомую с детства поселковую баню…
Русская парная банька, после ночёвки на холодной земле особенно приятна. И мы парились с большим энтузиазмом, в несколько заходов, а потом, отдохнув и обсохнув в предбаннике оделись и пошла к брату домой, где сели за стол сервированные разными кушаньями и закусками.
Выпив, холодной водочки, закусили хрустящими, солёными рыжиками и повторив заход, стали есть уже рыжики в жареном виде. Грибочки эти Гена набрал в перелесках за садоводством и они были такие плотненькие и ароматные…
Третья рюмочка пошла сама собой и после, я расслабился и почувствовал, что ради таких моментов в жизни, стоило лететь через всю Европу, через всю Россию, сюда, ко мне на родину, в мой родной город, в прибайкальскую тайгу…
Поразительно как хороша бывает порою наша жизнь, вообщем - то наполненная заботами, тревогами и суетой!
…Недавно, созвонившись с братом Геной, я узнал, что прошедшей осенью, на утиной охоте в своём заливчике, он одним зарядом дроби, добыл четырёх крупных кряковых уток. А через несколько дней, сбил гуся, из которого приготовил чахохбили на несколько дней!
И я, искренне позавидовал ему белой завистью!

Остальные произведения автора можно посмотреть на сайте: www.russian-albion.com
или на страницах журнала “Что есть Истина?»: www.Istina.russian-albion.com
Писать на почту: russianalbion@narod.ru или info@russian-albion

8. 02. 2006 года. Лондон. ВладимирКабаков.





Весна в Ричмонд парке.





Почти год не был в Ричмонд парке. Раньше я приезжал туда довольно часто, а в один из прошлых годов бывал там почти каждую неделю. Во время гона красных оленей (это подвид благородного оленя), ходил туда почти каждый день. Начал наблюдение за гонными оленями в конце сентября, а закончил через месяц, в конце гона.
Тогда я написал большой очерк «Олени Ричмонд парка» который был напечатан в 36 номере литературно-исторического интернет-журнала "Что есть Истина?": http://istina.russian-albion.com/ru/chto-est-isti... где его регулярно читают…

А тут, подъезжая к парку на электричке, плохо узнавал окружающие парк места. Выйдя на станции я повернул налево и медленно поднимался на холм по улицам богатого лондонского района. Тут магазины и магазинчики сменяются кафе и ресторанчиками и публика живёт солидная и обеспеченная…
Войдя в парк, свернул направо, и по дорожке, вдоль края красивого зелёного склона, спускающегося к Темзе, пошёл в сторону белого здания, в котором разместились кафе и ресторан, где посетители могут посидеть за столиками на смотровой площадке, откуда открывается замечательный вид на город и реку, лежащие внизу, у подножия холма.
Когда-то, этот холм был святым местом для племен, в древности владевших этой землёй. На вершине была жертвенная площадка, где на племенные праздники собирались все окрестные жители.
После Вильгельма – Завоевателя здесь, постепенно образовалось место для охоты, а потом несколько столетий тому назад, действительно оформили королевский олений парк, обнесли его кирпичной стеной, где и охотились члены королевской семьи и местная знать!
А теперь этот парк стал местом прогулок для лондонцев и в выходные дни тут бывает очень людно. Да и в будни многие владельцы собак приезжают сюда на машинах и выгуливают своих питомцев в лесу, оставляя машины на нескольких авто стоянках…
А я, обойдя кафе стороной, спускаюсь с холма, сворачиваю налево и вхожу в парк в парке, который называется «Изабелла плантейшен». Место отгорожено от остального парка и здесь, давно уже существует рукотворный небольшой парк с озеринками, ручьем бегущим сверху пологого склона, набором экзотических растений и замечательными видами на пруды, на зелёные поляны и купы деревьев подобранных садовниками, ухаживающими за этой красотой уже более ста лет.

У входа, на небольшом пруду, плавают утки: кряквы и разноцветные красно-коричневые утки мандаринки - замечательной красоты птицы. Тут же парочка канадских гусей подплывают к помосту ограничивающему пруд и в ожидании смотрят на вас – ждут подкормки.
Я пофотографировал уток и двинулся дальше, дыша полной грудью ароматный весенний воздух, действительно кажущийся «сладким» после лондонских улиц заполненных машинами. Шел не спеша, вспоминая предыдущие посещения и рассматривая открывающиеся виды на только-только начинающие цвести рододендроны, зелёные луговин и чащи кустарников окружающих вас со всех сторон. Песчаные тропики часто пересекают ручей, журчащий на искусственно сделанных водопадиках, а иногда, заводят вас в дебри зелёнолистых рододендронов, над которыми возвышаются крупные сосны, ели и туя.
Пройдя через этот ландшафтный сад, вышел через ворота и стал подниматься к дороге, в те места, где я ещё ни разу не бывал - Ричмонд парк большой и поэтому, трудно обойти и узнать в нем все потаенные уголки.

Перейдя дорогу, по которой изредка проезжали автомобили, увидел стадо оленей-рогачей, расположившихся на отдых на поляне, метрах в двадцати от дороги. Оленей быков, в этом стаде было около дюжины. Одни олени лежали, а другие рядом лениво щипали травку. У всех этих быков были большие рога с семью отростками на каждом, а у некоторых и с «розочками» на концах рогов с тремя или даже четырьмя отростками. Кончики рогов были отполированы и светились среди травы белыми концами.
Это были доминантные быки, которые во время гона заводят себе гаремы из нескольких маток, а потом дерутся между собой старясь отбить самок друг у друга. В это время, олени ревут страшными рыкающими голосами и схватываются между собой толкаясь рогами и упираясь копытами в землю изо всех сил. Зрелище замечательно по силе страсти и звериной ярости!
Но в начале весны, они ещё не сбросили рога и ведут себя очень мирно. Самцы – олени ведут стадный, «мужской» образ жизни, а матки с оленятами держатся тоже отдельно и в другой стороне парка.
Поснимав эту кампанию я прошёл дальше по луговине и перед с лесом, состоящим из крупных дубов лет по двести триста возрастом, увидел ещё большое стадо быков-оленей, лежащих и пережёвывающих жвачку. Их рога, торчали из травы как бороны, выглядели вполне безобидно и как-то по-деревенски…
Полюбовавшись на этих ленивых травоядных, я свернул в лес и стал спускаться по заросшему высохшим папоротником распадку вниз, к большой и заболоченной луговине. Это место тоже было огорожено металлической изгородью и напоминало нетронутый человеком, старый дубово-буковый лес…
Выйдя на большую поляну, которую пересекала новая дорога, на противоположном склоне сел на деревянную скамейку и попивая чай, закусил бутербродами и яблоком, которые предусмотрительно прихватил с собой.

В низинке, метрах в ста от меня, расположилось стадо маток: кто-то из них кормился, а кто-то лежал отдыхая и задремывая.
Любопытные посетители парка подходили к оленям близко, иногда на десять шагов и фотографирующихся вместе с ними. Олени к этом у привыкли и не обращали на людей никакого внимания…
Перекусив и отдохнув, я отправился в сторону входа в парк и проходя мимо большого озера – пруда, любовался крупными белыми лебедями, которые живут здесь на островках посередине озера и выводят по весне птенцов…
Потом, поднимаясь на холм, уже позади, среди густого леса увидел небольшой особняк. Где-то, совсем недавно я прочитал, что в конце девятнадцатого века, этим особняком владел дед знаменитого философа и математика Бертрана Рассела - жить здесь удобно и тихо, в окружении оленей, лебедей и лис. Неудивительно, что после такой одинокой жизни среди леса, впечатлительный мальчик стал философом.
Однажды, рядом с этим особняком я видел на просеке крупных оленей и рядом, пробегающую по своим делам рыжую лису.
Неподалеку от выходя из парка, в роще высокого леса я отыскал взглядом громадный дуб и подошёл к нему поздороваться, потрогать его шершавую, толстую кору. Этому дубу, может быть самому крупному и старому в этом парке было наверное лет четыреста – пятьсот и он наверняка ещё помнил знаменитые королевские охоты в оленьем Ричмонд парке.

Выйдя в город, прошёл мимо смотровой площадки, рядом с красивым дворцом для воинов-инвалидов. Оттуда, открывался широкий вид на Темзу, блестевшую под закатным солнцем темной платиной. А у берега, там внизу, стояли на приколе большие жилые корабли, хозяева которых, иногда предпочитают такие жилища городским квартирам…
…За эти несколько часов проведённых в парке, я устал и едва двигал ногами, шаркая подошвами по асфальту, не обращая внимания на нарядные витрины дорогих магазинов и бутиков…
Сев в электричку, я бездумно смотрел в окно, вспоминал увиденной в парке… Как все-таки далеко наша городская жизнь от дикой природы и даже вот от таких красивых и старых парков…
Выйдя из электрички на вокзале Ватерлоо, сел на автобус и поехал домой.
Минут через десять, выйдя из автобуса по пути домой, зашёл в магазин «Маркс и Спенсер» и купил жене два букета цветов: гвоздики и тюльпаны.
Сегодня ведь Валентинов день!

Остальные произведения автора можно посмотреть на сайте: www.russian-albion.com
или на страницах журнала “Что есть Истина?»: www.Istina.russian-albion.com
Писать на почту: russianalbion@narod.ru или info@russian-albion


Февраль 2017 года. Лондон. Владимир Кабаков








На Свири.

“- Поезд ушёл. Насыпь черна. Где я дорогу впотьмах раздобуду?..”
Борис Пастернак. «Опять весна» Из книги «На ранних поездах».

Весна уже пришла в город. Невский проспект, стоит сухой и чистенький, без привычного снега, грязи и льда…

Солнышко выглянуло и розовые закаты стали наплывать, опрокидывая небо где–то за «Кораблями» в море и в тишину вечера…
И так хочется выбраться из города, хотя бы ненадолго, в перемены предвесенней природы…
Тут, кстати, Лёша Сергеев забежал и, уходя, предложил съездить на Свирь, подышать воздухом и посмотреть часовню, которую он начал рубить ещё прошлым летом. И я этим делом очень заинтересовался.
Среди недели созвонились поехать туда на субботу – воскресенье…
Лёша работает в Законодательном Собрании, помощником депутата. Мы с ним познакомились по нашим общим подростковым делам в моём районе и всё это время я ему рассказываю при встречах о сибирской тайге, о ночёвках у костра, а он мне об Алтае, где летом, в отпускное время копается с университетскими археологами, ищет остатки древней жизни.

И тут, наконец, решили побывать на природе вместе. Хотелось поговорить долго, подробно и со смаком настоящего сопереживания, чтобы никто не мешал, обо всём на свете, но, прежде всего, о том, почему он с утра до вечера в бегах и встречах, устраивает дела для других, а часто за других, а своими не занимается.
Да и я сижу в своём подростковом клубе целыми днями, а по выходным провожу детские и юношеские соревнования, и доволен и даже помолодел за эти годы. Ведь правильно говорят – с кем поведешься… А я работаю педагогом в подростковом клубе…
Я проснулся рано. Поставил чайник на электроплиту и начал собирать «разбитое» за последний переживательный год, «лесное хозяйство».

Этот год для меня был действительно одним из самых тяжёлых в моей жизни. Я развёлся и переехал жить на снятую квартиру…
Но об этой поре моей жизни в другой раз…
Рюкзак нашел быстро, потому что именно в нём перевозил весь мой скарб на новое место жительства. Куртку, шапочку, котелки тоже нашел, а вот сапоги – «утратились», лежат где–то на антресолях, в квартире бывшей жены. А наши отношения на сегодня таковы, что я и слышать о ней без внутреннего содрогания не могу…
Чертыхнулся…Посмотрел на свои зимние башмаки, купленные по случаю, на распродаже, и решил, что ничего страшного не произойдет, если разочек в лес в них схожу. Тем более, у костра не ночевать, Леша говорит, что домик там цивильный – свет, печка, радио. Даже телевизор есть…
Пил чай, слушал утреннюю программу ленинградского радио. Выступали политические комментаторы, с горькой усмешкой цитировали премьер–министра, а мне вспомнилось довольное, круглое лицо: премьер ведет заседание правительства, потирает руки; «перебивка» – что–то строго и зычно повторяет (может быть свое знаменитое теперь: «Хотели, как лучше – получилось как всегда…), «перебивка», льстиво улыбается Ельцину, глядя на «шефа» снизу вверх…
Я ворчу про себя, допивая чай и дожевывая бутерброд…
Я живу один. Снимаю однокомнатную квартиру и не могу нарадоваться тишиной и одиночеством. Общением за неделю сыт по горло.
Иногда, глядя на Лешу, думаю - как он выдерживает. Ведь с утра до вечера в бегах и все с людьми. А люди-то обижены жизнью и злятся даже на погоду…

Под вечер, иногда, заскочит с рюкзачком ко мне в клуб, сядет в кабинете поудобней, ноги вытянет и согревшись, начинает дремать по ходу разговора.
Рассказывает, что был по работе у старичков в совете ветеранов, потом у тренера, который учит девчонок вольной борьбе, потом бежит в Законодательное Собрание писать афишу и размножать её – из Хакассии приехала знакомая, которая поёт горловым пением…
Где он только энергию берёт? Ведь «дома» у него нет. Живёт за городом, на даче или ночует на работе. Пристроился через знакомых, где–то на окраине Питера, во дворце культуры, сторожем...
Ещё родители старенькие. Он к ним почти каждый день заезжает узнать, как здоровье. А ведь питерские концы немаленькие… А ведь где–то ещё жена есть. Я подробности не знаю. Не спрашивал…
Встретились на станции метро Ладожская. Лёша доехал со мной до станции Александра Невского, там пересадка. Попросил подождать и с рюкзачком за плечами помчался наверх – у него неотложная встреча. Передать надо что–то человеку. Я стоял, ждал…

Приехали в Купчино, минута в минуту. Пока поднимались на платформу, услышали гул тронувшейся электрички. Выскочили наверх, а наша электричка только что ушла – я её и «почувствовал» где–то над головой.
Потоптались, решая, что делать. Нам ведь надо было ещё пересаживаться в Волхове. Посчитали по времени…
Я предложил идти на шоссе и голосовать попутку. Идею эту по зрелому размышлению отвергли: по шоссе можно и до завтра не доехать. На автобусе конечно дорого, да и расписание не знаем. Лёша предложил разойтись и встретиться в четырнадцать тридцать, то есть в половине третьего – подойдёт следующая электричка, а в Волхове часа три погуляем на «просторе», и потом уедем уже на Свирь.
Сергеев ушёл по делам, а я поехал «домой». Хотя какой дом? Ведь только три месяца снимаю квартиру и бываю там по ночам. С соседями ещё не знаком. Однако ходить по городу с рюкзаком тоже невесело…
Приехал, лёг, почитал Набокова, «Камеру обскура», встал, поел, послушал радио. Пел любимец женщин, элегантного возраста красавчик, Сергей Макаров. Вспомнилась его белозубая улыбка, голос приятный, густой, весело–насмешливый. Смеётся. Благодарит поклонниц…
Поехал на Московский вокзал раньше времени, сидел на рюкзаке, ожидал около бюста Петра Первого. Милиционеры, прогуливаясь, поглядывали на меня. Я сидел и они, наученные последними московскими взрывами, приглядывали за всеми. Вид у меня на сей раз был вполне цивильный, поэтому не очень беспокоился.
Лёша, как всегда, появился в последнюю минуту.
Почти бегом шли на платформу. Только сели, электричка тронулась. Лёша, вздыхая, рассказал, что был в архитектурном театре, слушал историю их скандальных дрязг. Грустно улыбался, комментируя…
- Разваливаются… Портфели делят, а хорошее дело вот–вот рухнет…

Я вспомнил – на Играх Доброй Воли, где я случайно участвовал в качестве одного из организаторов смешного рекорда Гиннеса (об этом в другой раз), они ехали на грузовиках, везли макеты неинтересно сделанные из папье-маше. Подумал: «Если разбегутся, то никто ничего не потеряет. Меньше причудливых нахлебников будет…»
Погода, с утра ветреная, к вечеру выправилась. Солнце светило легко и радостно. Пока Лёша после рассказа об архитектурном театре, дремал, я смотрел в окно на приносившиеся мимо поля, на чёрные на белом дома. Зелёные сосняки, грязные по-весеннему платформы станций и снова летящие мимо кустарники, проталины, поросшие сосняками невысокие холмы, густые тёмные ельники, подступающие иногда к самой железной дороге. Машинист лениво и непонятно бубнил по радио названия станций. Представил кабину тепловоза, жёлтые лица машинистов, зевающих от жёсткого встречного солнца; а тут ещё в микрофон надо болтать…
В Волхов приехали к шести часам вечера. Выгрузились, под ярким заходящим солнцем.
Оставили рюкзаки в камере хранения и, сопровождаемые любопытными взглядами волховчанок, пошли гулять по посёлку. Рядом с вокзалом, чернел разрытой землёй, пополам со снегом, большой пустырь, а улицы были непривычно узки и пустынны… Прошли по центральной, повернули направо. Ходьба разогрела. Разговорились…
В одном из киосков (этого добра сегодня много) купили четвертинку – чекушку водки с иностранной этикеткой. Обсуждая этот торговый феномен, прошли дальше, до самой окраины. Где–то справа, в лесу стояли однообразные пятиэтажки. А впереди, дорога в проталинах, уходящая вдаль, среди зарослей кустарников и одиноких молодых сосенок.

На полях, среди перелесков, под холодным низовым ветром, лежал синеющий тенями снег. На дорогах постепенно вытаивает, накопившийся за зиму мусор: обрывки газет, полиэтиленовые рваные пакеты, обломки кирпичей. На обочине торчит серая, запылённая прошлогодняя трава, ломкие пересушенные трубочки медвежьей дудки, бегут ручейки талой воды, «впадая» в мутные лужи посередине колеи...
Тихо… Так тихо бывает только весной, накануне выходных, в небольших городках, когда работа закончена, все разошлись по домам – квартирам, сидят, ужинают, смотрят телик, отдыхают после безрадостной скучной недели нудной работы. Впереди блаженный вечер, а потом по нарастающей нервное ожидание – суббота… воскресенье…
И снова неделя работы… От таких мыслей, меркнет солнечный свет, становится холодно и тоскливо…
Наконец, мы возвратились на станцию Волхов. Здесь многолюдно… Солнце, заходя на западе, светит розово на старое здание вокзала, на поблекшие за долгую зиму людские лица, радующиеся предстоящим выходным. Светит и в нашу сторону. Мы уже о многом успели поговорить в этой провинциальной тишине, и обдумываем услышанное и сказанное…
Подошла наша электричка и мы, частью небольшой толпы, ввалились в вагон, уселись поудобнее и, наконец, тронулись к конечной точке нашего путешествия. Многие пассажиры вагона, хорошо знают друг друга, как часто бывает в небольших городках. Начались оживлённые разговоры. Я сидел, слушал и смотрел. Лёша сосредоточившись, что–то чиркал в своей записной книжке и по сторонам не глядел…
За окном продолжались длинные весенние сумерки. Несколько раз, прорываясь сквозь лесные чащи, заходящее солнце заливало окна алым цветом, но силы в его лучах уже не было и в вагоне постепенно темнело… Вскоре зажглись электрические лампочки, а солнце исчезло до завтра…
На подъезде к нашей станции, мы заволновались, Лёша глядел в окно, прикладывал руку козырьком, чтобы справиться с отражением противоположной стены, всматривался, не узнавая, в редкие домики, пробегающие мимо полустанков, с одним – двумя электрическими фонарями под крышами… Наконец, решительно сказал:
– Наша следующая…
Высаживались в ночь, как в омут, тускло освещённый привокзальной лампой, и похрустывая ледком подмерзающих луж, пошли куда–то вперёд и вправо.
Вскоре глаза привыкли к темноте и, осторожно шагая по краешку дороги, мы начали вслух гадать - вскрылась ли Свирь, а если вскрылась, то прошёл ли ледоход.
Нас догнал какой–то мужичок, с солдатским рюкзачком за плечами и мы на ходу разговорились. Он шел в деревню, которая стояла километрах в пяти от реки. Мужичок успокоил нас, что река ещё и весны не почувствовала и ледокол пройдёт только недельки через две. Выяснилось, что ледокол каждый год колол лёд на Свири перед открытием навигации…
Я стал интересоваться волками, и он рассказал, что прошлой зимой видел волков, но они очень осторожны в такое время, ходят ночами, а днём отлёживаются в чащобнике и совсем не слышно, чтобы где-нибудь скотину задрали или кого-нибудь из людей напугали. (Волки это мой «пунктик» на сегодня. Я собираю материал для книги о волках и собаках).
Разговаривая, вышли на асфальтированное шоссе и навстречу стали попадаться, слепя нас фарами, большие грузовики–фургоны…
Мы шли гуськом по обочине - я отстал и захромал. Разговор прекратился сам собой.
Вскоре мы попрощались с мужичком и, перейдя шоссе, свернули на заснеженную, наезженную дорогу, по которой, как говорил Лёша, два раза в день, рано утром и часов в пять вечера, ходит автобус.
Но сейчас было темно тихо и жутко. Чёрная ночь, мерцающие за лёгкими облачками звёзды и испуганно злобный лай собаки, охраняющей этим лаем одинокие домики, стоящие подле дороги, с тёмными окнами и раскачивающимся фонарём над крыльцом. Ветер дует откуда–то справа, с заснеженных ещё полей, едва проглядывающих в черноте ночи. И только среди леса затихает, но шумит вершинами елей и сосен сдержано и угрожающе…
Лёша - худой, высокий и длинноногий, я за ним едва поспеваю, идёт и смотрит вперёд и по сторонам, и рассказывает, что приехал сюда впервые лет пять назад с приятелем, у которого здесь, в деревне, живут летом на даче родители. Поправляя лямки рюкзака, Лёша говорит:
- Летом здесь хорошо. Рыбалка, ягоды, тихо – народу немного, купаться можно – вода в Свири чистая.
У Алексея Петровича (видимо отец приятеля) есть лодка…
- И вот я, слушая, как умерла его жена – продолжает рассказ Лёша после паузы - подумал, что хорошо было бы часовню срубить. Здесь места глухие, но православные с давних пор живут. Правда уже давно за Свирью нет ни одной церквушки и даже часовенки. А ведь люди живут, есть и старушки, которые хотели бы помолиться и у батюшки благословение попросить. А негде…
Лёша надолго замолчал, вспоминая…
- Ты знаешь, я тебе рассказывал, мы ведь начали её ещё прошлой весной. Но пока перевезли лес, пока ошкурили…
А то дожди зарядили, то заболел приятель… Одному хорошо, но тяжело - брёвна тяжёлые. Да и руки топором сбил в кровь, ты сам видел…
Последовала длинная пауза, во время которой мы дошли до тупика, в который упиралась наша дорога, и где автобус разворачивался. Дальше была уже только покрытая снежными надувами, замерзшая река.
Пошли по тропинке, набитой человеческими ногами…Ещё видны следы лошадиных копыт и санных полозьев. Огоньки деревни на другой стороне реки светили тускло, и казалось, мерцали, подмигивая, в ночной тьме…
Спустившись с высокого берега, пошли напрямик к ближайшему огоньку на той стороне. Вправо и влево, смыкаясь с чернотой ночи, расстилалось широкое белое пространство, посреди, чернеющих лесами, берегов.
Ветер задул сильнее и слышно было, как шуршала позёмка и скрипел смёрзшийся снег под ногами. Пошли по санному пути, петляющему то влево, то вправо по обозначенному, воткнутыми в снег по бокам колеи высокими ветками – вешками.
Лёша, объясняя, сказал:
- Вешки, чтобы не сбиваться с пути в темноте и в снежный буран. Иногда санный путь ветром за полдня заносит так, что ничего не разобрать. Ветры весной частые и сильные, то вверх, то вниз по течению…
Тут Леша стал рассказывать, как кричат переправу летом с берега на берег.
– Ветер и дождь ничего не слышно. Я один раз встречал знакомого. Договорились на 10 вечера. Дело было осенью, уже стемнело. Я думал, что он уже ждёт на переправе, взял в деревне лодку и поплыл. Перегрёб вон на тот мысок…
Он повернулся к берегу, с которого мы ушли, и показал рукой в ночь.
- Перегрёб, а его там нет. Я давай кричать. Ветер дует, деревья шумят. Темно. Дождь льёт. Ну думаю, если приехал – или заблудился или вернулся назад. И тут же слышу издалека кто–то кричит. Вначале хотел идти туда по берегу, а потом сообразил, сел в лодку и спустился по течению…
Не прерывая разговора, поднялись на снежный бугор берега. Санная колея вывела на расчищенную трактором дорогу – улицу. Дома стояли только с одной, дальней от берега стороны и были молчаливы и темны. В них жили летом. А сейчас только редкие электрические фонари обозначали жилые помещения. Вскоре подошли к дому с фонарём, во дворе которого остервенело лаяла хриплым басом крупная собака. Мне стало неприятно – столько собачьей злости было в этом лае, и больше от страха перед неизвестным, чем от смелости. Захотелось побыстрее миновать этот дом и этот двор, и вновь окунуться в чёрную, холодную тишину…
Лёша вполголоса объяснил, что здесь живёт его знакомый, отставной военный водолаз, который сейчас на пенсии и сторожит дом…
Наконец, оставив позади злую собаку и спящего подводника, подошли к «нашему» дому. Видно, что здесь не было никого давным-давно. Сугробы с улицы намело вровень с заборчиком и мы, шагая по насту, перешагнули через него, прошли «верхом». Ткнули входные двери в сени - оказалось заперто. Ключ от первых дверей висел на гвоздике в сарае, но ворота в сарай, который служил одновременно и гаражом для лодки и мотоцикла, были завалены промёрзшим и словно окостеневшим снегом. Попытались досками разгрести сугроб, и конечно ничего не получилось. Стали думать, что делать дальше. Я пошарил рукой под крышей в тёмном закутке и нащупал лом…
Леша, позёвывая и потирая озябшие руки, решительно сказал:
- Будем ломать стены, проникнем в сени, а там висят ключи от вторых дверей. Я хмыкнул в ответ, оглядел темноту вокруг и согласно кивнул головой…
Ломать было неудобно – вывернутые с гвоздями доски не выходили из пазов – снизу мешал толстый слой смёрзшегося снега.
И всё–таки, минут через пятнадцать, освободили пролом в две доски, и протиснулись в сени. А дальше всё было просто: включили рубильник, загорелась электрическая лампочка, мы нашли ключи. С замиранием сердца быстро открыли замок и вошли внутрь, откуда пахнуло на нас запахом старого влажного дерева и холодом покинутого человеческого жилья…
Пока Лёша разводил огонь в печке, я включил электрическую плитку, вышел во двор, отворив двери сеней изнутри, а точнее упершись, отогнул их и пролез наружу. Набрал в ведро сплавленного морозом кристаллического снега. Вернулся в дом и, переложив снег из ведра в чайник, поставил кипятить воду...
Печка разгорелась, струйки тёплого воздуха, стали растекаться по просторным комнатам…
В первом помещении – кухня. Там стоял стол, стулья, шкаф для посуды и буфет - непременная деталь интерьера деревенских домов. Всё было старое, давнее, изношенное, однако, чем теплее становилось внутри, тем уютнее эти вещи смотрелись…
Начали распаковывать рюкзаки. Переоделись в спортивные костюмы и начали готовить еду - мы устали и проголодались.
На ужин традиционный холостяцкий набор – сыр, колбаса, хлеб, луковицы, чай, сахар, конфеты. Всё Лёша аккуратно разложил и нарезал. Делал он это привычно и умело, как это делают самостоятельные одинокие мужчины, живущие независимо.
Я следил за печкой. Из поленницы, принёс три охапки дров и подбросил во второй раз. Между делом, вели короткие разговоры, а точнее я спрашивал Лёшу «за жизнь», а он отвечал…
Наконец чай закипел. Я достал заварку в жестяной коробке и заварил покрепче.
Пододвинули стол поближе к печке и сели на стулья, покряхтывая от усталости и глотая голодную слюну. Всё выглядело чистенько и аппетитно: хрустящий лук нарезанный кружочками и залитый растительным маслом, полу-копчёная колбаса, с белыми на срезе кусочками жира, пластики жёлтого сыра, пушистый белый хлеб, купленный ещё тёплым в Волхове…
Заманчиво забулькала ледяная водочка, налитая в старинные гранёные стаканы…
Подняли налитое и Леша, поправив усы и бороду левой рукой, правой держа стакан, провозгласил:
- За всё хорошее, что нас ожидает в жизни, – сделал паузу, примериваясь и поглядывая на содержимое стакана, – и за тех, кому жаль, что они не с нами!
Закончив тост, он решительно опрокинул водочку в рот, одним махом проглотил, крякнул и понюхав хлеб, заел корочкой, ну совсем, как мой старый дед из детства, сидя в деревенской избе пил самогон и благодарил Бога за прожитый день…
Плотно закусив, налили и выпили по второй. Четвертинка опустела и по телу разлилась теплота, мир сузился до размеров комнаты с гостеприимным столом посередине и разогревшейся до малиновых пятен, печки…
А тут и чай подоспел: горячий до обжигания, коричнево–золотистый на проблеск, сквозь стеклянные стенки стакана. Мы, не сговариваясь, вздыхали, приговаривая:
- Эх, хорошо! Красота!.. А чай то, чай то! – дружненько поддакивая друг другу…
Мы искренне радовались теплу, свету, вкусной еде, питью, приятному собеседнику…
Ночь, холод, далёкие звёзды, заснеженное поле реки под крутым берегом – всё осталось позади, всё жило отдельно от нас и вместе – было частью декораций, которыми природа обставляла жизнь людей… Вспоминалось: «Жизнь – театр и люди в нём – актёры»…
Убрали со стола. После крепкого чая глаза у Лёши заблестели. Сидели у печки. Дрова потрескивали. Темнота за окнами больше не настораживала. Выпитая водка разогрела кровь, мышцы расслабились, язык развязался. Мир и жизнь обрели глубокое значение и смысл…
- Зачем ты это делаешь? – продолжил я наш нескончаемый разговор – то, ради чего мы ехали сюда, шли, проникали в мир холодной тишины, в промороженную за зиму избушку…
Лёша, не спеша отвечать, открыл дверцу печки, помешал чёрной металлической кочергой пламенеющие угли, подбросил два полена, прикрыл, обжёгся немного, потёр пальцы о ладонь правой руки.
– Я не вижу здесь ничего особенного, – и замолчал, словно ожидая наводящих, подталкивающих вопросов.
Была моя очередь говорить…
– И всё-таки, ты даже не такой, как я … - нужные слова находились с трудом, - мне, понятно, больше делать нечего, кроме как жить для других. Я в этих других, смысл жизни вижу, потому что ни карьеры, ни родных, ни семьи у меня не осталось. Но смысл–то нужен!? И тебе, наверное, тоже!
Помолчали. Лёша разулыбался.
– Ну во-первых, я это делаю не специально, не задаюсь целью работать, помогая другим. Ведь у меня тоже жизнь выскочила из колеи и уже давно…
Он поднялся, взял эмалированный чайник с раскалённой плиты, налил, теперь уже тёмно–коричневого чая в стакан, опустил кусочек сахара, долго мешал, позванивая ложкой о стекло, потом отхлебнул большой глоток, устроился поудобней и продолжал:
- Мне кажется, я ничего не делал в жизни намеренно. Ещё когда учился в школе, собралась компания ребят, занимались в историческом кружке – Иван Грозный, террор, революция. Увлёкся эсерами: - Ну там Савинков, Созонов, Каляев… Ведь всё это было здесь, в Питере… Мне это было интересно и никаких планов я не строил… Я просто жил здесь и сейчас…
Он обвёл рукой полукруг… Я не удивился.
- И совсем ещё недавно – продолжил Лёша, - Савинков в пролёт лестницы бросился в тюрьме. Каких-нибудь пятьдесят–шестьдесят лет назад… Я террористов-эсеров понимал и сочувствовал. И потом – ведь революция-то продолжается. Просто надо это чувствовать. Ведь эти застойные деятели с лысинами и бровями узурпировали власть, которая с такими жертвами, кровью, страхом, голодом, – он, подыскивая слова, жестикулировал правой рукой, – лишениями завоёвана. А сейчас ведь, многие хотят сделать, чтобы все эти жертвы были напрасными…
Он, словно разговаривая с сам собой, тихо повторял:
- Нет, не воскресить. Нет!..
- Что, кого не воскресить? - гадал я…
Разгоревшись, Лёша поднялся и стал ходить из угла в угол, твёрдо ставя длинные худые ноги на скрипучие половицы…
- Уверяют, что не надо было делать Революцию, воевать с белыми, строить Союз, выполнять пятилетние планы. Договариваются до того, что винят большевиков в том, что Ленинград во время Отечественной войны не сдали немцам… Цифры убитых и умерших от голода в качестве своих доказательств приводят…
Помолчав, продолжил:
- Идиоты! Думают, будто можно жизнь остановить. Глупо конечно. Но когда людям постоянно капают на мозги и день и ночь по телевизору, по радио, в газетах, то хочешь не хочешь, а поверишь… И потому, сейчас в России кризис не финансовый, не экономический, а нравственный. Настоящий кризис общественной совести. Люди, сбитые с толку политическими провокаторами вне и главное внутри страны, верят только в деньги. Они и религию заводят себе как автомобиль, для того, чтобы у боженьки просить помощи – большие деньги заработать…
Лёша надолго замолчал. Я допил чай и стал слушать, как ветер за стенами, порывами ударяет в крышу и надавливает на оконные стёкла, которые откликаясь, чуть тренькали состыкованными по середине краями…
- Я же тебе рассказывал, что организовали мы, несколько десятков студентов и аспирантов, общество «Мемориал». И стали бороться с властями, тогда ещё советскими, чтобы они свои решения согласовывали со специалистами, с общественностью. Первые демонстрации провели…
Он остановился, сел, подбросил дровишек. Дождался пока они загудят, разгоревшись…
Я перешел на раскладушку, лёг поудобнее. В доме заметно потеплело. Ходики, громко тикая, показывали два часа ночи.
– Ну, а потом началась перестройка и в августе девяносто первого мы все пришли на площадь к Мариинскому дворцу, хотели защищать Горбачёва, хотя верить коммунякам уже не могли, и никому не верили на слова. Кроме Ельцина…Тот был обижен властью, почти изгнан и его все жалели…
…На меня напала зевота – день и в самом деле был длинный. И эта деревенская природная тишина, словно убаюкивала… Пока Лёша молчал, я первый раз заснул лёгким сном…
Открыл глаза, когда Лёша продолжил рассказ:
– Активисты «Мемориала» после августа девяносто первого года пошли в гору… Но люди-то хорошие. Саня Петров стал председателем жилищной комиссии в Законодательном, а жить - жил в подвале. И когда узнал, какие дела вытворяют в Москве «молодые демократы» – загулял. Говорит: «Не могу этого видеть и слышать!». Мы с ним иногда встречаемся, хотя он сейчас в Москве и в Питер приезжает редко…
Лёша снова замолк и я тут же уснул и проснулся, только услышав его предложение:
- Ну что, спать будем?.
Конечно, я стал делать вид, что не сплю, однако, с удовольствием расстелил постель, влез в холодные простыни и мгновенно «вырубился»…
Проснулся от порыва ветра, который задребезжал стеклами окон, зашуршал чем–то на чердаке…
Открыл глаза, увидел деревянный потолок, повернулся, скрипя раскладушкой, укладываясь поудобней. Лёша тоже заворочался. В доме было совсем светло и потому я спросил в пустоту: - Ну что, встаём?
Посмотрел на ходики и увидел, что уже десять часов утра. Лёша поворочался, выпростал лохматую голову из-под одеяла, заморгал глазами, глянул на светлые, зашторенные квадраты окон. Ветер вновь дунул и в трубе что–то вздохнуло холодным воздухом.
- Да, надо вставать, – промолвил он, рывком вылез из одеяла, пригладил ладонями волосы, прочесал пальцами бороду…
- Во сне Законодательное видел. Опять ругались на комиссии, – он не уточнил на какой, сдёрнул ноги с кровати, всунул ступни в валенки с обрезанными голенищами, неловко встал, пошатнулся, выправился и быстро вышел, скрипнув дверями, на улицу…
Через некоторое время вернулся, постучал полешками в дровянике, вошёл с охапкой, бухнул их к печке. Подошёл к кровати одел суконные брюки поверх спортивных, в которых спал и начал растапливать печку. Пришлось и мне подниматься. Оделся покряхтывая. Обул свои городские башмаки, схватил вёдра, ковшик, топор от печки и пошёл на реку за водой.
На улице дул холодный ветер и светило яркое солнце. Кругом зеленели пушистой хвоей сосны и ели, блестел поверхностными кристаллами глубокий, лежащий причудливыми волнами сугробов, снег. Слева, внизу, расстилалось снежно–ледяное широкое поле Свири.
«Большая река» – отметил я про себя и, стараясь не поскользнуться, ступая во вчерашние глубокие следы, пошёл к реке… Тишина стояла необыкновенная, непривычная, грустная. Остро почувствовалось заброшенность и одиночество…
Спустился под высокий берег по подобию тропинки, но воды не увидел – вчерашние проталины затянулись сероватым толстым льдом. Прошёл похрустывая снегом, чуть вправо, вглядываясь в открывающийся за поворотом просторы, протянувшиеся до горизонта замершей реки…
Вернулся, нарубил лед топором, сгрёб его руками и ковшиком в ведро, поспешил назад, в избу. Деревенские деревянные дома, стоявшие по берегу реки длинной вереницей, молчали, вглядываясь в просторы реки темными фасадными окнами…
В доме печка уже разгорелась и Лёша мыл в большой закопчённой кастрюле рис. Делал это тщательно и, закончив, поставил варить кашу.
Я невольно порадовался, что он такой неутомимо–активный, не считающий свою и чужую работу и сам взял веник и подмёл избу, наносил дров, разрубил пару чурок в дровянике, вспоминая свои одинокие походы по зимовьям, в Прибайкалье, откуда я был родом.
«Хорошо с таким умелым и трудолюбивым напарником, физически легче и поговорить можно, когда захочешь» – думал я.
Чуть позже, в тёплом доме позавтракали рисовой кашей, попили чаю с мятными пряниками и к двенадцати были свободны.
Закрыв выломанный ночью в сенях пролом, теми же досками, пошли погулять, посмотреть заповедник – мы, как оказалось, ночевали в Свирском заповеднике, куда я давно хотел попасть…
Вначале шли по дороге расчищенной от снега трактором, потом свернули на речную гладь, на лёд и увидели свежие человеческие следы. Лёша прокомментировал:
- Рыбак пошёл, Иван – подводник, сосед, у которого вчера ночью во дворе собака лаяла…
Пошли по следам. К полудню ветер стих, а золотое лёгкое солнце поднялось к зениту и снег, отблескивая под его лучами, слепил глаза. Вскоре увидели вблизи от берега, на высоком берегу, серый сруб, высотой венцов в семь, и рядом брёвна лежащие под снегом.
- Вот она, наша часовня – улыбаясь проговорил Лёша. – Конечно работы ещё много, но кто ищет – тот находит, кто работает, тот делает… - Он произнёс эту цитату голосом пророка и я невольно улыбнулся. Леша, подойдя, погладил верхнее бревно сруба.
А я был разочарован. Думал, что увижу нечто монументальное, а тут простое зимовье, да ещё в самом начале строительства.
- А почему часовня не в деревне – спросил я чтобы заполнить неловкую паузу.
- А здесь раньше местное кладбище было. Вот и решили поближе к вечному покою – Лёша глянул на меня и, улыбаясь, продолжил – Я понимаю, что это не «Спас на крови», но всё начинается с малого…
Он помолчал, задумавшись о своём, и глядя в сторону…
- Но сколько времени и сил я потратил, чтобы в Ладейном поле, в поссовете пробить все бумаги и разрешение на лес! Все заявки на бумагах Законодательного собрания писал. Вот здешние чиновники и не захотели связываться. И районного архитектора миновал. Повезло. Подписал исполняющий обязанности. Сам-то в отпуск только ушёл. Я его больше всех боялся. Ну, а дальше уже проще. Лес заготовили втроём с приятелями. А привезли трактором из заповедника… Я тут и дорвался до топора. В первые дни все ладони сбил в кровь и пальцы перестали сгибаться… Боль была адская. Думал, что так теперь и останется. Но отошли…
Лёша весело смеялся и, глядя на руки, быстро шевелил пальцами…
«Может действительно всё получится, – думал я. – А крышу сделают с красивым коньком и внутри иконы поставят. Батюшка приедет из Ладейного, освятит, и будут люди приходить из округи молиться. А там, смотришь, приход сделают…» Уверенность Алёши передалась мне.
И Лёша, словно продолжая мои мысли, добавил:
- Достроим, освятим и люди будут перед иконами свечки ставить за упокой души и молиться за тех, кто ещё жив, Христа поминать и размышлять о добре и зле. Мы люди православные и в бога веруем,- копируя кого–то, закончил он и, скрывая довольную улыбку, погладил бородку.
Во мне сидит дух противоречия, связанный каким-то образом с моим жизненным опытом. Я только что, сам об этом думал и чуть ли не этими же словами. Однако, вдруг, не захотел с ним так просто согласиться…
Во всяком случае, хотелось Лёше возразить, поколебать его уверенность, чтобы поддакиванием не сглазить такое хорошее дело. И я нерешительно произнёс:
- Видимо, Лёша сегодня времена другие начались, люди веруют всё меньше, а вору.т все больше. Если верят, то эта вера отдалённо напоминает христианство. Скорее это язычество, подправленное под христианство. Если верить «Повести временных лет», то князь Владимир, который был тоже политиком и воином прежде всего, коварным и распутным, крестил Киевскую Русь, предлагая всем явиться завтра на Днепр, а тем кто не придёт – искать другую службу… А то, что в Киеве стали рубить и жечь деревянных идолов, так это великокняжеская «директива пришла на места»… Времена тогда, думаю, были покруче чем в Революцию. Вот и приняли христианство по приказу начальства…
Лёша слушал, даже внешне не соглашаясь и, не утерпев, перебил меня:
- Дмитрич! Ты, кажется, неправ… - он боялся обидеть меня резкими возражениями. - Ты видимо, как большинство неверующих, хотел бы видеть церковь чем-то идеальным. Но, как говорил мне один преподаватель духовной академии, бывший университетский биолог – «Люди в церкви и в Академии в том числе, разные. Одни умные, другие глупые, третьи жизненные неудачники и даже пьющие. Но все они веруют в Бога, и это их объединяет, это в них главное».
Он прошёл несколько шагов молча и продолжил:
- Вот и здесь. Люди разные. Простые люди в основном верующие и им эта часовня нужна. Бог ведь нужен людям в беде, а нищета и старость это разве не беда? И потом раньше, до революции, простые неграмотные люди действительно веровали в Илью Пророка, который разъезжает на колеснице по небу и когда гремит гром – это значит гремят колёса его повозки, на небесных дорогах. Может быть не так конкретно и просто, но вера во многом была такой. Простые старушки веровали в Боженьку, который в длинной белой рубахе сидит на небе, на тёмном облаке и пишет нескончаемые дневники человеческих грехов. Ему ведь оттуда всё видно…
Поглядев на Алексея сбоку, я вдруг ещё раз увидел какой он высокий и худой…
- Сейчас, во времена космических экспедиций, самолётов и компьютеров всё уже сложнее… Одно хотелось бы подчеркнуть. – Лёша внимательно посмотрел на меня, проверяя слушаю ли я его… - Если сегодня церковь не сможет увеличить своё влияние, не сможет стать той силой, которая будет решать в Божьем государстве дела по-божески, то «кесарево», то есть государственная тирания, приведёт Россию к внутреннему краху очень скоро!
Лёша замолчал…
Я об этом тоже много думал и потому сразу ответил:
- Ты прав, будет плохо. Я согласен с тобой в одном, что если церкви не восстановятся, если деньги станут главной ценностью в нашей жизни, – а они уже становятся, если не стали, - думаю, тут трудно что–то возразить, то Россия быстро превратиться в арену кровавой борьбы за деньги, за акции, за землю, наконец. Земли в России много, а людей мало и тех, кто согласен на этой земле работать, совсем немного. Я уж не говорю о Сибири или о Севере. Тут и думать не хочется о будущем… Но посмотри вокруг. Ведь и здесь, на Свири, надо в первую очередь делать паром, раздавать людям землю, семена, трактора и сельхозорудия в аренду хотя бы, или внаём, как угодно, лишь-бы распахивать эти умершие колхозные пустыри, получать урожай, жить в достатке со смыслом и достоинством. Об этом писал Толстой сто лет назад… А его, за критику Победоносцева и порабощённой государством церкви изгнали из храма. Это разве не кощунство? Самого верующего – как протопоп Аввакум, да на костёр. Самого мудрого – да вон из церкви. И всё в угоду кесарям… Помнишь: «Кесарево – кесарю, а Божье – Богу». Так вот, в народе сейчас иногда шутят, перефразируя это так: «Кесарево – кесарю, а слесарево – слесарю». Как бы у нас с возрождением церкви так не получилось!..
Лёша глядел всё грустнее… Долго шли молча…
Леша, наконец, заговорил:
- Вот я, Дмитрич, вижу, что надо помогать людям уверовать в какие–то христианские идеалы, а без церкви это невозможно… Всё летит, несётся с телевизионным гиканьем и фальшивыми аплодисментами, с песнями и свистом, в тартарары, то есть к Чёрту, в буквальном смысле. А так как я, пока, не могу здесь построить церкви, то я хочу построить часовню… Начнём с себя, – закончил он разговор и улыбнулся…
На ходу разогрелись. Солнце поднялось на тёмно–синем, глубоком небе почти в зенит и нагрело весенний, ароматный воздух…
Дойдя до залитой солнцем речной косы, с которой весенние ветры, сдули почти весь снег, остановились, постелили куртки на землю поросшую травой и чуть присыпанную ярко белым снегом. Под ясным, золотым солнцем, полежали с полчаса, закрыв глаза и слушая шуршание чуть веющего ветерка. Каждый думал и вспоминал о своём.
Но едва солнышко прикрыла тёмная тучка, похолодало, пришлось встать и куртки надеть.
Пошли дальше и, свернув в небольшой заливчик, увидели впереди чёрную точку на белом – фигурку рыбака. Направились туда…
Подошли. На складном стульчике сидел рыбак, мужичок среднего роста, в армейской шапке и стёганке, в ватных штанах и в валенках, на которые были одеты калоши. Он улыбался нам, помахал рукой, узнав Лёшу, и когда подошли ближе, заговорил:
- Я вчера ночью слышу, Барсик лает, думаю – кого там чёрт носит по темноте? На тебя и не подумал, Алексей…
В ответ на мой вопрос – как ловится, оказал на высверленную лунку и пояснил: - Я вчера поймал здесь прилично, а сегодня то-ли ветер не с той стороны, то-ли что, но не клюет, хоть убей – и посмотрел на солнце. Лицо у него было уже загорелое, кожа на носу облезала, седая щетина серебрила подбородок. Маленькие, зелёные глазки смотрели весело и добродушно…
- Сегодня не клюёт - подтвердил он ещё раз. – Надо, наверное, домой идти…
Около лунки лежало несколько маленьких рыбок, блестевших мелкой чешуей, с яркими красными плавниками на брюшке…
- Ну, а вы что? – посмотрел на меня быстрыми внимательными глазами. – Когда домой? – Он показал рукой куда–то на запад.
Лёша ответил:
- Да вот Иван Петрович, завтра поутру хотим отчалить. Правда не помню, во сколько ранняя электричка отходит…
- Я тоже не знаю – весело откликнулся Иван Петрович. – Я ведь уже два года дальше Ладейного Поля не выезжаю. Нет нужды…
Вдруг клюнуло – кончик удочки дрогнул. Иван Петрович ловко перехватил леску, быстро перебирая руками, вытянул снасть, и на лёд упала, изгибаясь и подскакивая от поверхности утрамбованного снега, рыбка, плоско–широкая и блестящая. Я, как человек впечатлительный, заохал, завосхищался. Иван Петрович подозрительно глянул мне в лицо, насмешки не увидел, успокоился, рыбку с крючка снял, бросил поодаль и проговорил:
- Барсику на уху уже наловил…
Поколдовав с коробочками, он сменил наживку, и опустил снасть в лунку…
Поговорили о том, что весна поздняя, что прошлый год в эту пору уже ледокол прошёл и лёд поплыл, а нынче мороз, снег едва тронут теплом. Ещё недели три будет стоять…
Когда уходили, Иван Петрович пригласил к себе на уху…
Возвращались верхом, по береговой дороге и зашли по пути в гости к леснику Игорю. Жили они с женой Светланой, в большом, деревянном, одноэтажном доме, на пересечении лесных дорог…
Когда–то дом был приличным и выглядел солидно. Но доски обшивки со временем покоробились, изгородь вокруг двора наполовину разобрали на дрова и внутри стоял проржавевший грузовик без колёс и какие–то бочки, банки, бидоны из-под краски.
Постучавшись, вошли. Навстречу нам, мяукая, испуганно озираясь, выскочила кошка, а вслед вышла молодая женщина, которая встретила нас почти равнодушно, Лёшу узнала, пригласила проходить и сказала, что Игорь сейчас придёт, а она как раз готовит обед. Мы сняли куртки в прихожей и прошли на кухню, где топилась, потрескивая дровами, большая печка и что–то жарилось на сковороде…
- Зарезали Петьку – спокойно сказала Светлана, и я понял, что это тот баран, о котором мне рассказал на подходе к этому дому Лёша.
Каждое лето, Света покупала ягнёнка и держала его до весны, зимой прямо в доме, в бывшем дровянике, выкармливая на мясо.
Посидели, поговорили. Обменялись новостями. Света рассказывала, а Лёша знающе ей поддакивал: о дочке Катьке, которая зиму жила у бабушки в Питере, где–то на Васильевском острове, о своём брате, который по-прежнему пил горькую и пугал мать тем, что продаст квартиру. Мать собиралась подать на сына в суд, но, жалея его, терпела…
Света, помешивая мясо на сковородке, говорила – А что его жалеть-то, пропойцу. Ведь он матери-то не жалеет. Водит в дом гостей, а друзья у него такие же, как он сам…
Света надолго замолчала. Одета она была как обычно одеваются деревенские женщины, находясь дома: короткие валенки с калошами на ногах, серые чулки, юбка коричневая в клетку, свитер и сверху душегрейка из бараньего меха. Выглядела лет на тридцать, но черты лица неопределённые, стёртые. И только заметно было мне, какое–то внутреннее беспокойство, что заставляло предполагать, что она ждёт от жизни вообще, чего–то плохого, неприятно–трагического.
В просторных комнатах было мало вещей и расставлены, разбросаны они были как попало. Чувствовалось, что хозяйка не привыкла к устойчивому быту с занавесочками, картинками на стенах, яркими покрывалами и спящей на печке кошкой. Леша, наверное, бывал здесь уже не один раз и на беспорядок, а точнее на безбытность, не обращал внимания.
Вскоре пришёл Игорь, мужчина, тоже лет тридцати, с жидкой рыжей бородкой и русыми мягкими волосами. Поздоровались, представились и стали садиться обедать. Света поставила сковороду с мясом на стол, и, попробовав, я понял, что она его пережарила и даже немного подожгла местами.
Выставилась на стол и бутылка водки. Разлили по стаканам и я сказал тост за дружную семью, вполне искренне. Мне почему–то хотелось пожелать этим простым людям счастья и согласия в семейной жизни. Хозяева засмущались и в ответ на мой вопрос, Игорь, после второго тоста, стал рассказывать, что попал сюда, в егеря, лет восемь назад, молодым парнем.
- Всю жизнь хотел пожить в лесу – говорил он. - В детстве читал Майн–Рида, Фенимора Купера, и заболел лесом. Вначале жил здесь в заповеднике на кордоне, а когда перевёз жену и дочь, дали этот дом… Вот уже пятый год здесь живём …- заключил он.
- Ну, как охота в здешних местах? - спросил я и Игорь с удивлением глянул на меня.
- Какая охота? Здесь и стрелять-то не разрешено. На той стороне, правда, можно – он кивнул головой куда – то мне за спину – но там уже ничего не осталось. Говорили, что раньше здесь лосей было видимо–невидимо, но всех повыбивали браконьеры…
Он, вспомнив что–то, оживился.
– Прошлый год, осенью, лес заготавливали на той стороне, подхалтуривали – зарплата то у нас невелика, – уточнил он, - и вот, как–то едем с утра на тракторе, а он, лось, стоит в дальнем конце просеки. Думали вначале, что лошадь. Но откуда она здесь, в лесу…
Выпили ещё по одной. Жёсткое мясо хрустело на зубах, но на качество пищи в этом доме, как и в большинстве деревенских семей, внимания не обращали.
- Ну, а волки как? – вновь задал вопрос я, оживляя разговор, и Игорь стал рассказывать, что волки в заповеднике проходные…
- Вот говорят, что волки напали на машину прошлой весной в Подпорожье, на ветеринара, который ехал в деревню, на ферму! Да какие тут волки? – Игорь презрительно махнул рукой, – люди на каждом шагу. - Сейчас надо людей бояться, больше, чем волков.
Он хотел углубить эту тему, но я вновь встрял:
- А медведи? Медведи-то есть?
- А куда им деваться, – рассудительно ответил Игорь, чувствуя мой интерес и удивляясь немного моей неосведомлённости. – Света! Помнишь в прошлом году медведя бабка Портнова видела?
Света вступила в разговор:
- Да, конечно! Это на том краю деревни было. Там ещё наш барашек с Портновскими коровами пасся… Этот медведь, наверное, хотел на барашков напасть и потому, всех страшно напугал. У нас ведь тут больше пенсионеры живут…
Щёки Светы раскраснелись от выпитого и она с воодушевлением рассказала про медведя, долго ворочавшегося в кустах, про портновских коров, которые привыкли и не бояться пастись в лесу, но в тот раз сбились к домам и испуганно мычали…
Лёша сидел, поддакивал, но было видно, что эти рассказы он уже не один раз слышал и что мысли его далеко от нашей беседы и вообще от этого дома.
Хозяева захмелели немного и стало понятно, что они рады гостям, потому что за зиму видели новых людей очень редко и им приятно было поговорить с посторонними, благожелательными людьми интересующихся их простой жизнью…
Ушли мы от них часа через три и настроение моё после наблюдения за их жизнью, по их рассказам, стало грустным. Конечно, они люди простые, но жить так, не имея ни одной новой книжки, не хотеть знать ничего кроме сплетен и слухов о заработанных другими больших денег – совсем нелегко. Тут длинными зимними вечерами можно волком завыть от безысходности или запить горькую. Я с этим не один раз сталкивался в предыдущей жизни, в глухих российских местах и никак не могу понять причину, толкнувшую таких людей к переезду из города в деревню. Конечно, «простому» человеку, что в городе, что в деревне жить скучно. Но зачем тогда менять «шило на мыло»?
Мне вспомнилась похожая пара, встреченная мною, на северном побережье Байкала, в таёжной глуши, куда они сбежали из города от пьянства. Они разводили телят и пытались таким образом заработать денег. Но для чего им были эти деньги, если у них при виде водочной бутылки в горле пересыхало... Там было всё понятно… И потом у тех, на лицах было написано, что они запойные… Хотя Света…
Шли и молчали. Словно прочитав мои мысли, Лёша сказал:
- Игорь ещё корзинки плетёт. Красивые. Цветочницы там, хлебницы…Сейчас просто не сезон…
Мне показалось, что он Игоря оправдывает. И я подумал: «Каждый отвечает за свой выбор и за свою жизнь и платит свою цену за ошибки…» Солнце опустилось в туманную дымку над горизонтом. Ветер стих и казалось немного потеплело. Шли не торопясь. Я обдумывал увиденное и услышанное.
- И как только они здесь живут, – начал я, – ведь одному, ещё куда ни шло, а вдвоём, да ещё не выходя из дома – рехнуться можно… Тут ведь «сенсорная депривация» в чистом виде…
- А это что такое? – встрял Лёша.
- Ну, это когда у человека нет новых эмоциональных раздражителей… То есть - новых людей, новых идей, новых ярких чувств, – пояснил я и продолжил… - Было бы понятно, если бы они были зоологами или биологами, которые изучают поведение диких животных в заповедниках. Или допустим экологами, которые помогают сохранить природу и всё живое вокруг для последующих поколений…
Лёша шёл, молчал. Потом проговорил:
- Она пьющая – и через паузу продолжил – она летом иногда загуляет и пока всю деревню не обойдёт, домой не возвращается. Он, Игорь, её иногда на третий день домой, чуть ни на себе тащит. Вся деревня знает – Светлана загуляла. Она конечно безобидная, но денег у всех уже назанимала… Игорь её иногда поколачивает…
Подошли к дому. Лёша долго возился с замком и вдруг заговорил невпопад, хотя я уже забыл о разговоре:
- Не хотел бы я такой жены…
Я понял, что он об этой паре часто думает…
Войдя в ещё тёплый дом, включили свет и поставили на электроплитку чай вскипятить. Продолжая прерванный разговор, спросил:
- Игорь наверное её любит?- и, выжидая, замолчал…
- Наверное – наконец ответил Лёша. Лицо его было грустным, глаза смотрели не отрываясь в проём темнеющего окна…
- У них дочка лет восьми… Хорошая девочка. Летом живёт здесь. Со мной приходила разговаривать, когда я часовню рубил… Сядет рядом и рассказывает о папе, о Свете о бабушке… Весёлая и умная девчонка.
Чайник закипел и Лёша выключил плитку. Заварил чай. Разлил и, грустно улыбаясь, продолжил «свою» тему:
- Я ведь тоже влюблён и «покинут». Ты знаешь, – он посмотрел на меня. - Детей хочу, жену нормальную, любящую…
Он помолчал, посмотрел в окно и продолжил:
– Говорят седина в бороду, а бес в ребро…
Я хмыкнул. В его бороде не было ни одного седого волоска…
- Я раньше не верил, а теперь знаю… Точно, так и есть. Ты её видел. Она в пединституте учится на последнем курсе и теннисом занимается…
Я вспомнил высокую стройную Наташу Крылову, которая на городских соревнованиях, где я был судьёй, выступала за сборную института… Стройная фигура, коротко стриженные чёрные волосы, карие глаза, улыбчивое лицо…
- Да, всё началось неожиданно…
Лёша допил свой чай, налил ещё. Сел поудобней и стал рассказывать, не прерываясь. Ему, наверное, очень хотелось поделиться с кем-нибудь своим счастьем–горем. А я смотрел, молчал и слушал.
- Ты же знаешь, я бываю на соревнованиях и иногда о них пишу в разные газеты. Вот там я с ней и познакомился года два назад… В первый раз не обратил на неё внимания, у меня тогда ещё хорошие отношения были с бывшей женой. Мне тогда было уже тридцать три и я знал, что уже ничего хорошего впереди быть не может. Как я, шутя, напевал тогда – Всё позади и любовь и разлуки и встречи…
Лёша помолчал. Повздыхал…
- Прошёл год. И вот как–то, после очередных соревнований, вечеринка случилась. Выпили вина. Танцевали. Я обычно сейчас не танцую – в двадцать лет своё оттанцевал, - он улыбнулся, – я ведь в молодости был щеголем, шил одежду у портных. Ходил на танцы во Дворец культуры, как на работу. Можно было сказать, что был там заметной фигурой. Девчонки сами меня приглашали на танцы… Сейчас в это трудно поверить, – он автоматически погладил бороду правой рукой, - это действительно было… Тогда в клубах, в субботу и в воскресенье были танцевальные вечера. Ходили все молодые: студенты, старшие школьники, рабочая молодёжь. Девушки с парнями знакомились и мужей себе загадывали… Я вначале стеснялся незнакомых девушек приглашать на танец. А потом привык, осмелел - Лёша глубоко вздохнул. - Парень я был здоровый, весёлый, танцевал, как уверяли, неплохо. Я незадолго до того, закончил танцевальные курсы. При Доме культуры. - Лёша тихо засмеялся. – Я тогда самообразованием занимался…
Помолчав, он продолжил: – Но я отвлёкся… В тот вечер после соревнований, на вечеринке, я как обычно, когда с молодыми общаюсь, сижу, смотрю на танцующих, улыбаюсь и вдруг она, Наташа, подходит и приглашает меня…
Я удивился, но виду не подал. Пошли танцевать. А она льнёт ко мне, смотрит в глаза, будто мы друг друга уже десять лет знаем…
Лёша сделал паузу:
- Тут я и поверил вдруг, что ещё ничего не потеряно, хотя конечно понимал, что просто так эти танцы не закончатся…
Я её в тот вечер проводил до дома и впервые поцеловал… Она потом смеялась и говорила: «Мне первый раз с тобой целоваться не понравилось…» Какое–то время мы не виделись. А потом, я однажды забежал в Пединститут по делу и её встретил. Стояли, болтали почти час. Она на лекцию опоздала и, когда уже совсем уходила, я осмелился и пригласил её к себе на дачу, за город, где жил после разрыва с женой.
Лёша сидел, сгорбившись, смотрел грустно, иногда тяжело вздыхал…
- Она почти на ходу сказала свой телефон и просила позвонить, а на приглашение не ответила ни да, ни нет…
Я позвонил на следующей неделе и подрагивая внутри, пригласил в субботу утром, поехать на электричке в Зеленогорск, где «моя» дача была… И она согласилась. Я ещё долго не верил, что она придет, пока не увидел её на платформе, рано утром, с рюкзаком за плечами. Сидит и ждёт меня на скамеечке. Я её сразу зауважал – так рано утром и не опаздывать – это для меня о многом говорило… И уже в ту поездку, я увидел в ней нежную покорность, веру в меня, как в человека неравнодушного и необычного и впервые за многие годы услышал, точнее заметил слово люблю, которое не было пока произнесено, но которое прочитывалось в доверчивых улыбках, в уступчивом согласии давать мне больше чем я прошу, серьёзное отношение к моему человеческому я, которое уже потеряло надежду на взаимную теплоту отношений… Я помню, как сейчас, её ласковые глаза, никого кроме меня не замечающие вокруг, заботу и уход почти взрослой женщины за любимым: она кормила меня бутербродами в электричке на обратном пути, а покормив и проследив, чтобы я всё доел, положив голову мне на плечо задремала, не обращая внимания на любопытные взгляды соседей в переполненном вагоне…А потом, начались ежедневные встречи, лёгкие слёзы и обиды, из-за невозможности погулять дольше, зайти на прогулке подальше… И ежевечерние звонки, и ласково–нежное слово: «Привет!» И моя недоверчивость, боязнь отдаться искреннему чувству, таяли под напором её серьёзно–внимательного отношения к нашему будущему, вопреки неодобрению догадывающихся о чём-то родителей и её знакомых, вопреки моей давно пораненной гордости и ревности…
Лёша прервался и долго молча смотрел в одну точку… Потом, вздохнув, заключил: - Я до сих пор не знаю, за что она меня любила…
Лёша задумался и замолчал надолго. А я, не прерывая его молчания, обдумывал услышанное, мыл посуду, убирал со стола…
Давно уже сумерки опустились на деревню, на заснеженные, холодные, тихие, леса, на широкую долину Свири…
Гулкий шум мотора приблизился. За окнами промелькнул яркими фарами проехавший автомобиль и звук, удалившись, вскоре замолк - начинали проведывать свои домики первые городские дачники…
Лёша поднялся, подошёл к окну. Отодвинул занавеску и долго вглядывался в надвинувшуюся на дома ночную тьму…
- Я сам этого захотел, – словно прервавшись на полуслове, продолжил он свой монолог, – и она рано или поздно ушла бы от меня… Так лучше будет, если это случится по моей инициативе. Мне решать, чему быть и чему не быть. Я старше её и я мужчина…
Он снова надолго замолчал, ходил по комнате, иногда останавливаясь перед окном, смотрел в темноту и вновь начинал ходить…
Я понимал его. У каждого из нас бывают в жизни переломные моменты, когда кажется, что жизнь заканчивается, что впереди уже ничего светлого и радостного не будет…
Лёша неожиданно продолжил:
- Наталья долго не могла поверить, что я её люблю. Да и для меня это было новостью – он грустно усмехнулся. – Я достаточно волевой и рассудочный человек и мне казалось… В конце концов случилось так, что я понял – без неё мне трудно прожить и день… И она успела ко мне привыкнуть и её чувство, постепенно становясь обыденностью, угасало. Она уже не хотела ехать со мной в деревню, жаловалась, что я её никуда не беру с собой, хотя сама была занята с утра до вечера: то зачёты с экзаменами, то тренировки, то соревнования… Наталья тогда расцвела, обрела уверенность в своих силах, в своей привлекательности для других…
Он встал, налил себе чаю, положил сахар, долго мешал его ложечкой…
- Отношения медленно, но неуклонно менялись. Чем больше я влюблялся и тонул в нежности к ней, тем меньше она ценила мои влюблённые жесты… Она стала необязательной - обещала после своих дел позвонить и не звонила. Обещала прийти и не приходила, ссылаясь на занятость и усталость…
И я решил, пока не поздно, взять инициативу на себя…
В один из вечеров, когда я ждал, а она не пришла, позвонил ей сам и сказал, что нам лучше не видеться больше, что я завёл себе новую женщину… И бросил трубку… Это было месяца два назад…
Лёша надолго замолчал и потом, криво улыбнувшись, произнёс:
- И как же я в это время мучился! - Он потер глаза руками. - Началась бессонница. Я ходил, шатаясь от усталости и нервного истощения, как пьяный. Иногда готов был звонить ей и соглашаться на все унижения, лишь бы раз в неделю видеть её… Но в последний момент что–то удерживало или мешало мне набрать её номер…
Печка разогрелась, пыхала жаром и Алексей снял свитер. Щёки его порозовели, глаза лихорадочно поблескивали. Он вновь переживал уже прошедшее и грустил об утраченном…
- Я позвонил ей через две недели и сказал, чтобы она не мучилась ревностью и разочарованием, что у меня нет никакой женщины, что я это придумал, что я её люблю по–прежнему, но что не хочу дружбы с её стороны, а только любви. Конечно, я запинался, когда выговаривал слово любовь, потому что считаю его выражением чувства необыкновенного, святого, почти смертельного, уверен, что любить способны единицы из сотен... А остальные, говоря «я люблю тебя» имеют ввиду, прежде всего чувство, которое испытывают к себе самим, и потому для большинства надо бы проговаривать «я люблю себя». Я неистово хотел её видеть, и вместе с тем понимал, что нам лучше больше не видеться. Лучше для неё и, наверное, лучше для меня… Я переживал, и вместе с тем, как бы наблюдал за собой со стороны. И это приносило небольшое облегчение… Значит я ещё не совсем сошёл с ума…
И потом была зима. Я зверски уставал - приезжая на дачу, рубил дрова, топил печь, засыпал в два часа ночи и видел жуткие сны. Просыпаясь утром, во всём теле чувствовал усталость и ломоту в костях… Одним словом из бодрячка, каким был совсем недавно я превратился в запущенного, страдающего приступами тоски, пожилого холостяка!
Лёша замолчал. Теперь уже насовсем. Он рассказал то, что хотел рассказать, но уже в конце рассказа, как все одинокие люди, жалел о том, что раскрылся мне, а я чувствуя его невольное недоверие, обиделся в свою очередь… Так бывает…
Я надеялся, что вечером мы сходим в гости на уху к доблестному подводнику, но просчитался – Лёша ударился в воспоминания. Конечно, я ему сочувствовал, но здесь была история, в которой он сам был виноват. Ведь влюбился-то он, что называется по собственному желанию. Вот и маялся. Так в жизни иногда бывает: хотят облегчить старую боль, а получают ещё более сильную…
О том, почему он позволил себе влюбиться – он, конечно, умолчал…
Вслух я говорил Лёше:
- Ты ещё не старый и ты нравишься женщинам. Тебе надо переболеть Наташей. Это на год, не больше… Потом будет легче. Ты ошибся в одном. Ещё Пушкин писал: «Чем меньше женщину мы любим, тем больше нравимся мы ей…». Ты попросту отдался чувству… Это смело, это искренне, это благородно, но кто сейчас способен это оценить? – вопрошал я, а Лёша грустно качал головой…
Ему было плохо всё это время, в последние месяцы особенно – я это давно заметил, по его необычному равнодушию, ко всему, что было вне его переживаний, по его порой отсутствующему виду…
Я вспомнил его прежние шуточки, лукавые улыбочки, смешные каламбурчики – с ним раньше было весело…
Сейчас он сильно переменился. Хотя я и понимаю почему. Однако, за всё в жизни надо платить и потому… Я ему просто искренне сочувствую, но ничем не могу помочь. Ему сейчас никто не в состоянии помочь. Даже Наташа. У них попросту всё заканчивается. Может быть, ещё не кончилось, но…
Время подходило к десяти. Мы, конечно, никуда не пошли. Лёша, выговорившись, немного оттаял и улыбаясь рассказал, что Иван Петрович, считается местным Дон –Жуаном:
- Тут осенью скандал приключился, – посмеивался Лёша. – Жена Иван Петровича уехала на курорт, лечить печень, а к нему в гости, из соседней деревни зачастила Вера Петровна, их общая знакомая, одинокая дама. (Здесь все всех знают – как бы в скобках пояснил он).
- Придёт, обед ему сварит, бельишко возьмет постирать… Ну конечно поболтают о том, о сём… А то Иван Петрович к ней в гости отправится. Да на несколько дней… Ну, а ты сам видел, какой он шустрик и без предрассудков, – Лёша засмеялся.
- А тут жена раньше срока приезжает – говорит, что–то сердце по дому скучает. Приехала, а Иван Петровича дома нет. Стала его искать, кто–то из соседок услужил, да всё и рассказал…
- Вера Петровна, бывшая учительница, человек интеллигентный и уважаемый, но и это её не спасло. Жена Ивана Петровича, скандал учинила, окна в доме «разлучницы» побила, оскорбляла плохими словами…
Я смеялся над Лёшиным рассказом от души, представляя бравого отставника в неловкой ситуации…
Лёша закончил рассказ, уже переместившись в постель…
- Вера Петровна в суд на жену Ивана Петровича подала, но его всё откладывают. Конечно скандал, смех на всю деревню, обида, но дело-то не судебное…
Лёша зевнул и прокомментировал:
- В Законодательном Собрании скандалы посмешнее бывают…
Я вскинулся из полудрёмы и спросил – Что, тоже на почве?
- Нет, – сдержанно улыбнулся Лёша, – Если бы?- и стал серьёзным. - Недавно моего шефа около дома бандюки избили и он в больницу попал. Он говорит, что его запугивают, чтобы в «чужие дела» не лез. А он пытается разоблачить депутатов, которые и в Законодательном заседают и в частных фирмах подрабатывают… Бандюки, по всему видно – «умельцы». Голову ему пробили и рёбра сломали…

Мы ещё немного поговорили о работе Собрания, потом поставили будильник на два часа ночи и погасили свет. Утром, в шесть часов утра электричка уходила на Питер, а нам до станции был путь неблизкий…
В темноте зазвенел будильник. Я не спеша поднялся, оделся и включил свет. Лёша заворочался и, отвернувшись к стене, продолжал спать.
Включив плитку, поставил чайник. Достал продукты и разложил их на столе. Но есть не хотелось. Хотелось спать. Деревенский воздух, действовал как снотворное…
Сделав бутерброды и заварив чай, я подошёл к кровати, чтобы разбудить Алексея. Он дышал тихо, с большими перерывами. Зубы и губы были плотно сжаты, мышцы тела напряжены. Я только прикоснулся к его плечу, а он уже открыл глаза и спокойно, будто и не спал вовсе, проговорил:
- Да… Встаю…
Я извинился – мне жаль было его будить… Он заулыбался: - Что ты, что ты! Я уже выспался – и быстро начал одеваться…
Надо отдать ему должное – что бы не происходило у него в душе, но держался он достойно.
Попив горячего, крепко заваренного чая, оделись потеплее, выключили электрический рубильник, закрыли двери и, спрятав ключ на заветное место, вышли из избушки около трёх часов ночи.
На улице была оттепель и на небе не видно ни одной звезды. Деревенская улица была хорошо освещена уличными фонарями, но, спустившись с крутого берега на заснеженный лёд, словно погрузились в спрятавшуюся под речным обрывом ночь.
Шли медленно, щупая санную колею ногами. Алексей шагал впереди и, казалось, ему было не до разговоров…
Втянувшись в ходьбу, разогрелись. Остановившись на минутку, сняли из-под курток тёплые свитера. Перейдя реку, задержались на высоком берегу - смотрели на оставшиеся позади, деревенские огни. Каждый в это время думал о своём.
Я остался доволен поездкой: много впечатлений, много хороших разговоров и Лёша для меня стал ещё более близким и понятным человеком. Я стал его ещё больше уважать.
Выйдя на асфальт дороги, пошли медленнее и разговор уже переключился на городские темы.
- Ты знаешь, – начал Лёша. - Чем больше я общаюсь с депутатами, тем больше хочется уйти с этой работы. И если бы не наша дружба с шефом, то я бы уже давно покинул «стены» Собрания, - он широко улыбнулся и продолжил.
- Его сейчас одного нельзя оставлять. А то, ведь он тоже живой человек, может бросить копать это «болото» и сделает вид, что его это не касается…
Начался ветер, прилетевший откуда–то, из–за дальних полей и принёсший дальние звуки собачьего лая. Лес на обочине стоял тёмной стеной и только изредка вдалеке проглядывали серые прогалины…
Вспомнил, что пока шли сюда, на Свирь, то видели на обочине несколько отдельно стоящих домов с заборами вокруг, а сегодня тьма была непроглядная и потому дома прятались в ней, как за занавеской…
Долго шли молча. А потом Лёша спросил, как у меня дела на работе. Я привычно стал перечислять чиновников районной администрации, с которыми успел поругаться за последний год.
- Они работают только для себя, – стал я объяснять. – Они работают на «государевой» службе, получают зарплату с наших налогов, но ведут себя, как владельцы своих чиновных кресел. И если частный предприниматель, ошибётся в своём деле, он свою ошибку будет расхлебывать, рискуя личными деньгами, благополучием, а иногда, по нашим временам, даже жизнью…
Издалека, вместе с порывом ветра долетел тоскливый собачий вой…
- Сам знаешь, бандиты сейчас весь частный сектор контролируют. Государственные же чиновники ни за что не отвечают, «двигают» своих, заваливают работу и, в конце концов, с них, как с гусей вода – знай себе штаты увеличивают и ещё гордятся тем, что за малую работу получают большие зарплаты. Это своеобразная «культура работы» в русских госучреждениях. При таком отношении - когда на конечный результат никто не обращает внимания, лишь бы бумаги и отчёты были в порядке - всё разваливается!
Я разгорячился. Пришла моя очередь исповедоваться.
- И вот десятки, сотни тысяч, миллионы таких горе – работников, ходят на службу, получают зарплату, выступают на совещаниях и семинарах, а дела идут всё хуже и хуже. И это ещё полбеды. Но они ведь угнетают всех несогласных, всё новое встречают презрительно–подозрительно и губят всё неординарное и направленное в будущее… И они ведь друг за друга горой стоят…
Я уже шёл по дороге первым и, словно на автопилоте, разыскивал, чувствовал правильную дорогу.
- Они ведь как плесень – скреби ножом, кипятком поливай, а ей хоть бы что. Только настырнее в размножении после этого становятся… Тот, кто, начиная службу, сидел в общей комнате, смотришь уже обзавёлся собственным кабинетом, завёл секретаршу, повесил на двери табличку с часами приёма и всё… Его уже голой рукой не возьмешь, даже если он дурак дураком, и взятки берёт ловко и привычно. А ничего не докажешь…
Я сделал паузу, вглядываясь в подозрительно тёмное пятно на обочине, а потом продолжил:
- Рука руку моет. Они друг друга в районе хорошо знают. Зачем им лишние хлопоты и работа с новыми веяниями. «Неплохо живём и без инициативных людей – как бы говорят они своим поведением…» Их завтрашний день не интересует. Они живут как философы – одним днём. Но разница в том, что они обыватели и потому, глубоко о чём-то думать не привыкли и не научены…
Я улыбнулся, вспомнив понравившееся мне выражение.
- Им, я думаю, «мыслительного пространства» не хватает. Иначе говоря, они и времени не имеют, и думать не приучены. Как у нас в армии шутили остряки:
«Я имям сказал, пущай делают!»
Вдруг налетел порыв холодного ветра и пришлось прикрыться воротником куртки…
- Они знают одно: у них есть свои интересы, а интересы людей их совершенно не интересуют… Система! – заключил я, как обычно начиная горячиться разговаривая о чиновниках. …
На востоке появилась синеватая полоска и когда мы свернули с асфальта на станционный отворот, стало почти совсем светло. Сквозь серую пелену ненастного утра, проглянули уже ненужные огоньки сонной станции…
Мы пришли раньше назначенного срока на полчаса. И стояли на платформе, подрагивая от недосыпа и холодного ветра, дующего с востока…
Жёлтой звёздочкой, впереди мелькнула фара тепловоза и мимо с громом, скрипом и ветром пронёсся грузовой состав, оставив за собой тишину, лесное эхо и пустоту раннего утра.
Вспомнились стихи Бориса Пастернака из сборника «На ранних поездах»:

…Навстречу мне на переезде
Вставали вётлы пустыря,
Надмирно высились созвездья
В холодной дали января.

Вдруг света хитрые морщины
Сбирались щупальцами вкруг
Прожектор нёсся всей махиной
На оглушенный виадук…

Я читал вслух, вспоминая с пятого на десятое, а Лёша слушая с восторгом говорил:
- Хорошо, как хорошо! Я ведь в Переделкине бывал зимой и представлял, как Пастернак, не выспавшись, рано утром, стоял у переезда – там есть такое место, а мимо, с грохотом и стоном рельс, проносились металлические чудовища, пышущие горячим паром - паровозы. И страшно выл гудок…
Незаметно вывернула из–за спины и мягко «подплыла» к платформе электричка. Мы поднялись в натопленный вагон и заняли пустые скамейки в купе. Лёша устроился поудобнее и задремал, а я смотрел в окно, на пробегающие мимо станционные пустынные посёлки, тёмные еловые леса, широкие заледенелые реки ещё засыпанные снегом…
«Вот так живёшь рядом с человеком и не знаешь, кто он и о чём его сердце болит…» Я вспомнил рассказ Алёши о его несчастливой любви… «Да несчастная ли любовь–то была? Ведь его она как бы приподняла над жизнью, над миром…»
Ближе к Питеру, вагон стал заполняться. Вошла и села напротив молодая пара. Она в красивой, дорогой шубе, он в замшевой куртке, без шапки. Она держала его за руку, смотрела влюблёнными глазами… А он к этому уже привык, равнодушно поглядывал в окно и читал свою книгу. На очередной станции вошла их знакомая. Он встал, поклонился и, вновь сев, продолжил читать книгу, а подружки защебетали, обсуждая американское модное кино.
Тогда повсюду гремел «Титаник».
- А Леонардо Ди Каприо, ну просто душечка, – ворковала вошедшая и ей вторила её подруга. Молодой человек читал, не отвлекаясь, и я заметил, что это тоже американский переводной детектив…
« Ну, совсем как в романе Пастернака, – подумалось мне. - Ведь у него там такие же вежливые, но романтически–отвлечённые юноши присутствуют».
Тут я сам себя одёрнул: «Тебя сегодня что–то на романтическую поэзию «разнесло»».
На очередной остановке, в вагон, толпой вошли мрачные, не выспавшиеся дачники, возвращающиеся в город после выходных. Вскочил в вагон и книгоноша. Прочистив горло, он, сладким баритоном, заученно заговорил: - Уважаемые пассажиры! Я приношу свои извинения, но в продажу поступила книга о новых злодействах крестных отцов мафии в Америке. Автор продолжает тему знаменитого американского фильма «Крестный отец».
Он решительно двигался по вагону, показывая обложку, с мужественно выглядевшим мужиком в шляпе и чёрным пистолетом в руке…
Книгоноша вышел в соседний вагон, так и не продав ни одного экземпляра, а я подумал: «Интересно, кто им эти зажигательные рекламные тексты пишет?»
Электричка приближалась к Петербургу. Лёша перестал дремать и начал рассказывать, что материалы об институтском теннисе он отправил в Москву и ждёт, когда там его напечатают. Он, говоря это, зевал и равнодушно поглядывал в окно…
Мы снова становились городским жителями: болтливыми, скрытными, занятыми работой и проблемами зарабатывания авторитета и денег…
Вскоре электричка, минуя грязную «промзону», мягко вкатилась в большой вокзал и подошла к перрону.
Мы вышли вместе с суетливой, взъерошенной толпой, по переходу спустились в пыльное метро, быстро попрощались и Лёша, мелькая в потоке людей длинноволосой головой, вскоре исчез в многолюдье, а я, чуть прихрамывая - болела нога от длинных непривычных переходов пешком - направился в другую сторону. Мне нужно было на правый берег Невы…
Лёша ушёл, а я поехал к себе на квартиру…
Высадившись на Ладожской, обошел торговые ряды, купил себе продуктов и отправился «домой». Я научился быстро привыкать к месту, в котором жил хотя бы полмесяца…
В моей квартире, после заброшенности деревенского дома всё выглядело современно, чисто и ухоженно. Сняв верхнюю одежду, я подошёл к зеркалу. Оттуда на меня смотрело моё лицо: похудевшее, немного загорелое и серьёзное.
Вспомнив холодное, звездное небо над Свирью, я невольно поёжился и включил воду в ванной…
В своё удовольствие накупавшись, отогревшись от всех замерзаний в деревне и надев старенький махровый халат, вышел на кухню, приготовил себе поесть, сделал салат, поджарил лук с курочкой, заварил ароматный зелёный чай...
Поел неспешно, читая что–то детективно-неправдоподобное и поэтому, не задевающее сознание… Через какое-то время, я начал зевать и подумал, что не плохо бы было пораньше лечь спать…
Засыпая, долго вспоминал нашу поездку, видел грустное, умное лицо Алексея, рассказывающего о своей любви…
Он для меня открылся с какой–то совершенно необычной в наше время, романтической, может быть даже трагической стороны, как человек героический, человек решительного действия и потому незабываемо, даже как–то литературно обаятельный…
Тот, кто не видел такие лица в моменты откровенных разговоров, не ощущал исходящей от таких людей силы убеждённости, тот не поймёт, почему таких людей любят лучшие и замечательные красавицы, почему их уважают после одного взгляда на их не очень красивые, но мужественные лица, не только доброжелатели, но и враги, готовые сказать, подобно китайским мудрецам, придумавшим надпись на надгробии врага: «Мы смиренно надеемся, что при вашем новом рождении вы, когда-нибудь, станете нашим другом и учителем».
Его серьёзность, глубина внутренних чувств, его оптимизм человека, верящего в добро и красоту, невольно заставляют задумываться о нашей собственной позиции в этом мире. Лёша, несмотря на свою неухоженную внешность, невольно внушает симпатию всем окружающим и особенно женщинам. У женщин инстинкт на внутреннюю красоту, который, к сожалению, почти совсем утрачен мужчинами.
Он, своим существованием заставляет меня поверить, что пока такие люди живут на свете, не всё потеряно для этого мира…

… С той поры, прошло много времени. Я давно живу в другой стране… У меня новые «друзья», а если честно, то их нет вообще. Знакомые, конечно, есть, но…
Я иногда вспоминаю жизнь в России и почти каждый раз вспоминаю об Алёше Сергееве и переживаю - как он там сегодня поживает…
…Недавно, я через русских приятелей узнал, что Алёша трагически погиб!
Вот как это было…
Он ехал одним из последних троллейбусов со дня рождения своего приятеля… Троллейбус был почти пуст. На переднем сиденье видна была фигурка девушки, старающейся быть незаметной. На задней площадке веселились подвыпившие молодые хулиганы. Они со вкусом матюгались и подначивали друг друга заняться девушкой. Они были совершенно уверены, что ни водитель, ни длинноволосый бородатый мужик не помешают им. Их кожаные куртки были как униформа, показывающая, что они принадлежат к бандитам, или «косят» под бандюков…
Наконец один из трёх хулиганов, пошатываясь, прошёл по проходу вперёд и сел рядом с девушкой…
- Подвинься дорогая! - проговорил он решительно и дохнул ей в лицо чесночным перегаром. Девушка молчала и, сжавшись в комочек, смотрела замершим взглядом перед собой…
Леша, наблюдая за этой сценой, подумал: «Бандюки конечно от неё не отстанут, если их не напугать…» Он тяжело задышал, лицо его побледнело… Он решительно сжал зубы и крикнул через весь троллейбус:
- Оставьте девушку в покое или я позвоню в участок…
Он пошарил правой рукой по карманам, словно ища мобильник…
Один из хулиганов дёрнулся, воспринимая реплику одинокого пассажира, как оскорбление:
– Ну ты, мужик! Сидишь и сиди. Тебя не трогают и молчи…
Девушка, в этот момент вскочила и подошла к выходу…
- А мы тебя проводим, – проговорил третий, до сих пор молчавший бандюк…
Лёша решительно встал и прошёл к передней двери и остановился рядом с девушкой, словно прикрывая её своим телом от разгорячившихся хулиганов…
Троллейбус затормозил, остановился на следующей остановке, девушка выпрыгнула почти на ходу и побежала через сквер к ближним домам. Лёша собрался остаться в троллейбусе, но бандюки окружили его и, хватая за полы пальто, матерясь, гоготали:
– И мы выходим, браток. Ты, в рот – компот, шибко смелый! Вот и выйдем, поговорим…
Один из хулиганов протиснулся вперёд и соскочил на асфальт, двое напирали сзади… Лёша вынужден был сойти вслед за ним. Водитель в кабине видя всё в зеркало, молчал и делал вид, что его это не касается…
И только Лёша ступил на землю, как увидел, что первый бандюк, не поворачиваясь, наотмашь взмахнул левой рукой и он почувствовал тупой удар в грудь. Ступив по инерции ещё два шага вперёд, Лёша ощутил, как по груди, под одеждой потекло что–то горячее и липкое! Бандюки с гоготом, вынырнули из- за его спины и быстро пошли прочь, матерясь и размахивая руками…
Девушка к тому времени уже скрылась из виду, мелькнув последний раз тоненьким силуэтом, исчезла межу домами…
Лёша стоял, пошатываясь и никак не мог понять, чем мог его ударить первый бандит. Он сделал несколько шатких шагов вперёд, понял, что теряет сознание и из последних сил подойдя к тонкому деревцу растущему рядом с остановкой обхватил его руками и так замер, слушая всё происходящее в его раненном теле словно со стороны…
Затем теряя сознание он зашатался и упал под дерево…
Машины, проезжавшие в этот поздний час мимо, освещали лежащее тело светом своих фар. Некоторые водители замечали упавшего под деревом человека, но ни у кого не вызвала сочувствия скорчившаяся фигурка. Все уже привыкли и к пьяным на улицах, и к бомжам, которым негде было ночевать и даже к бездомным детям, ночующим в вонючих подвалах… Знай они, что человек лежащий под деревом, умирает – они наверное бы остановились, позвонили в скорую помощь… А так…
Лёша, не приходя в сознание, умер от потери крови под утро, через несколько часов после ранения… Бандюк, ударивший его в грудь ножом, делал это не в первый раз и потому, нож был направлен точно.
Утром пожилая женщина, пришедшая на остановку, заметила тело, нерешительно подойдя поглядела на почерневшее бородатое лицо мёртвого Алексея Сергеева и стала махая руками и что–то истерично вскрикивая, останавливать проходящие мимо легковушки.
Наконец один из водителей тормознул. Выслушал сбивчивый испуганный рассказ женщины, стараясь не приближаться к телу, позвонил по мобильнику и вызвал скорую…
Через время, с воем сирены подъехала милицейская машина. Осмотрев труп, милиционеры, опросили женщину и водителя, записали их адреса и номера телефонов, отпустили их, а сами остались ждать машину скорой помощи…
Над городом, над страной, над всем миром занималась мутно–серая, осенняя заря. На посветлевшем горизонте проявились серые, тяжёлые тучи и на порыжевшую, спутанную траву сквера упали несколько капель начинающегося, затяжного дождя…

Октябрь. 1998 год. Лондон.

Остальные произведения Владимира Кабакова можно прочитать на сайте «Русский Альбион»: http://www.russian-albion.com или в литературно-историческом журнале "Что есть Истина?": http://www.russian-albion.com Е-майл: russianalbion@narod.ru








Сицилия – остров церквей и греческой старины.



Палермо.

Поездка началась с аэропорта Станстед.
Сели в маршрутный автобус рядом с метро «Ливерпуль стрит» и поехали по переполненному машинами Лондону…
Доехали до Станстеда за час двадцать минут и сдав нашу большую сумку на колёсиках в багаж, прошли досмотр и отправились в громадный зал ожидания, где по краям располагались магазины и магазинчики, а посередине тысячи людей с рюкзаками и небольшими чемоданчиками ожидали своих рейсов. Периодически состав ожидающих менялся – кто-то улетал, а кто-то готовился к перелёту, ожидая своих рейсов.

Купив какао и кофе в «Старбаке», мы съели традиционные английские бутерброды с вареным яйцом и майонезом. Потом смотрели новости в своих айподах – здесь был вай-фай. После, увидев, что на табло появился номер нашего рейса и «калитка» вылета, пошли туда по бесконечному переходу. Аэропорт большой и калиток на посадку около шестьдесят…
И тут начались неприятные приключения. Очередь на рейс протянулась на пятьдесят метров и люди: дети, старики и молодёжь стояли на ногах почти час – рейс запаздывал. Единственный проход в зал посадки был забит нервничающими людьми, а кресел было не больше десяти.
А потом, люди, стихийно стали делится на несколько очередей, не понимая кто куда идет на посадку – в зале было четыре калитки на разные рейсы.
Наконец посадка началась, но тут возникла другая проблема. В самолете мест для всех чемоданчиков в багажных отсеках не хватило и служащие заставляли последних в очереди, сдавать свои вещи. Тут нам стало понятно, почему люди суетились и так хотели войти в самолёт в первых рядах.

Когда мы, в числе последних сели на свои места, пришлось наши объемные рюкзаки заталкивать под сиденья, что не совсем удобно для ног. Рюкзаки, к счастью в багаж не берут.
Весь полет сидел скрючившись и ноги устали в таком положении. Я ворчал обращаясь к Су - оказывается и в благополучной Англии бывают такие моменты, когда как в России, хочется обматерить нерадивых администраторов!
…Летели над Европой уже в сумерках и закат горел алым, а Альпы светились серебром, ещё не сошедшего с вершин снега…
В Палермо прилетели уже в темноте и на подлёте к Сицилии увидели внизу цепочку электрических огней, растянувшуюся в вдоль побережья.
В зале ожидания нас встретил водитель заказанного Су такси, и мы устроившись в мягкой быстрой машине, поехали в город, на квартиру, тоже заранее заказанную женой по интернету.
Вдоль улицы светились множество реклам, а чуть в стороне от шоссе и выше, даже в темноте белели громадные скалы – Сицилия остров гористый. Невольно вспомнился Крым…
Квартира, где мы остановились хорошая: большая кухня, служащая гостиной и спальня. И везде деревянные полы, может быть лучшие, какие нам приходилось встречать в съёмных квартирах, в наших путешествиях.
Хозяйка отлично говорила по-английски – она несколько лет жила и училась в Брайтоне. Поэтому проблем в общении не возникало. Да и видели её мы два раза - в первый день заселения и в последний, уже перед отъездом.
Показав нам все и оставив ключи, она ушла и мы остались одни. Попили чаю и легли спасть в предвкушении завтрашних экскурсий по незнакомому городу…

Утром, на рассвет за окнами поднялся непонятный шум и позже, мы вспомнили что хозяйка говорила о рынке. Приоткрыв окна, увидели, что прямо под нами рыбно-фруктовый рынок состоящий из лавок и лавочек, на прилавках которых торговцы с утра разложили свои деликатесы – рыбу, разных расцветок и форм, устриц, кальмаров, крабов, разные морские раковины, мясо крупных тунцов. Рядом были фруктовые и овощные прилавки с фруктами и овощами, иногда диковинными по форме и размерам.
А весь рынок шумел, разговаривал и почти пел на итальянском, привлекая покупателей и расхваливая свой товар.

…После лёгкого завтрака, мы вышли к рынку начинавшемуся прямо у подъезда.
Для нас привыкших к английскому порядку этот шум и суета показались невиданной экзотикой. Продукты земли и моря, во множестве видов и форм окружали нас. А торговцы на итальянский манер, темны лицом, крикливо – говорливы и вместе равнодушны – это для них привычная работа.
Все они от молодых до старых имели черные или темные волосы и я обратил внимание, что никто из них не имел даже намека на лысину…

Потолкавшись у прилавков, купили продукты для ужина: авокадо, сыр, помидоры, оливки, пару больших груш и все это сразу отнесли домой. Потом пошли изучать город – хозяйка оставила нам карту, указав что и где.
…Пошли в сторону недалекого театра оперы и балета, самого большого в Италии.
Театр впечатляет мраморной лестницей и двумя бронзовыми скульптурами по сторонам от неё. Серый камень высоких стен, масштабы театра впечатляли нас.
Найдя кассу, купили билеты на вечер, на «Тоску» и после, пошли в сторону «Палатина» - дворца королей Сицилии…
Дворец тоже поражает размерами, окружен крепостной стеной и наполнен архитектурными шедеврами. В начале второго тысячелетия он принадлежал королям Сицилии, а потом тут жили местные управители. Комплекс дворца входит и Храм Святого Петра, который замечателен своими фресками изображающими сцены из Библии и крупным портретом Христа Пантократора над алтарём.
Этот храм – одно из сокровищ не только дворца, но и вообще итальянского церковного искусства!
По дороге к дворцу, идя по главным улицам города, любовались фасадами множества церквей и муниципальных зданий в стиле Барокко. Но особенно они живописны на перекрёстке центральных улиц. Место это называется Кватро Канто. Все четыре фасада украшают скульптуры многофигурных композиций, но за фасадами тоже немного грязными и потертыми, открываются обшарпанные задники.
И все дворцы старой сицилийской знати в Палермо, имеют классические фасады и несколько арок на входах, украшенных или резьбой по камню, или фигурами ангелов и старинными рыцарскими гербами…

В этом городе, как и вообще в Италии, узенькие улочки приходят со всех сторон на пешеходную центральную и с непривычки, мы охали и ахали удивляясь коммунальной жизни горожан. Ведь балконы на этих улочках почти касались друг друга, а часто и соединялись верёвками для сушки стиранного балья…

Знаменитая капелла Палатино при дворце, производит впечатление громадной золотой шкатулки с картинами религиозного содержания. И вид этой «шкатулки» удивительно напоминает собор Святого Марка в Венеции: то же множество мозаик и та же игра цвета, света и архитектурных форм!
В покоях королей размещены мозаики, картины в интересных, в архитектурном плане, залах. Например, Зал Ветров, расположенный в башне, где на потолке купола сделана «роза ветров». И в окна, видны красивые дворики и садики внутри крепостных стен.
Ещё, во дворце проходит выставка современной итальянской живописи, где представлены картинны художников разных направлений: от футуризма до магического реализма.
Представлены картины, Балла, Боччиони и других современных «живописцев». Конечно они производят жалкое впечатление в сравнении даже с мало известными художниками Ренессанса и неоклассицизма. Но такова сегодняшняя уродливая мода…

Мы уже так зомбированы критикой, что боимся сказать о них правду и начинаем хвалить все необычное, пусть и бездарное. Эта детская мазня, часто становится популярной среди обывателей сбитых с толку художественными критиками… Но деградация современного искусства слишком большая, отдельная тема и потому, не буду на ней останавливаться.
Выйдя из дворца и пройдя через высокую въездную башню видную издалека и украшенную громадными эмблемами средневекового городи, мы прошли мимо величественного кафедрального собора, обещая прийти сюда завтра и отправились по улице Виктора Эммануэля в сторону моря – уж очень нам хотелось на него посмотреть.
Выйдя на набережную, нашли рыбный ресторанчик и заказали себе рыбу, которую нам принесла для выбора официантка на серебряном подносе.
Выбранная нами рыба оказалась свежей, чипсы и жаренные овощи вкусными и мы с удовольствие пообедали сидя за столиком на улице, где нас овевал лёгкий морской бриз.
Погода была по весеннему тёплой, но без летней духоты и мы говорили, что весна – лучший сезон для посещения средиземноморских стран!
После еды пошли на выставку старых сицилийских художников во дворец Аббателли. Здесь выставлена коллекция картин некогда принадлежащая частным коллекционерам, состоящая из работ Вазари, Мессины, Риберы и других.
В этом музее есть хорошая возможность проследить связь времён в искусстве - эволюцию итальянской живописи с тринадцатого по семнадцатый века.
И становится заметно, как со временем, наследуя мастерство друг у друга многими поколениями, художники овладевали великолепным пофессионализмом в живописи и в скульптуре.
Первые картины, фрески и иконы изображали у персонажей вместо характеров которые были навеяны Библией, скорее символы заменяющие живых людей. Мастерства хватало только на то, чтобы изобразить силуэты и раскрасить их по канонам принятым в те времена - ни разнообразия красок, ни теней и полутонов, ни тем более иллюзии воздуха и пространства.
Но постепенно, накопленное веками мастерство, позволило художникам не только изображать особенности характеров, но и чувства переживаемые изображаемыми героями.
Художники школы Караваджо и сам маэстро, когда спасаясь от преследования властей Италии жил и работал здесь, на Сицилии, уже используют светотень, перспективу, что придавало их картинам иллюзию реальной жизни. А это, очень редко удается сегодняшним художникам - может быть поэтому они увлеклись абстракцией…
Сравнивая «теперь и тогда», можно говорить, что в определённом смысле, современные «живописцы» впали во «вторичное одичание».
И ещё один момент: вся живопись до шестнадцатого, семнадцатого веков работала над религиозной темой и только ближе к нашей современности, стали появляться картины с персонажами из бытовой, частной жизни…
А теперь, в отсутствии больших тем в искусстве, современные художники кажется разучились рисовать и снова показывают нам вместо живых людей и сюжетов истории, некие символы, только совсем далекие от Библии и вообще от реальности.
Поэтому, сегодня приходится разгадывать, чем любоваться на эти, часто нелепые символы, не имея понятия о чем они говорят и что хотели сказать авторы картинок!
И если уже в тринадцатом веке и далее, всем были понятны религиозные персонажи, сцены из Библии и принципы творчества художников, то сегодня, зритель мучается в догадках, кого и что изобразил художник – авангардист, иногда, просто ляпая краску на холст или собирая непонятную инсталляцию из бытового мусора: башмаков, рваных рубашек и прочего хлама!
Однако, ведь бывает и хуже: одни клоуны прибивают свои гениталии к брусчатке Красной площади, другие выставляют на выставке писсуар, как предмет искусства и творчества.
Я называю такие выверты «писсуарным искусством» и кроме отвращения, они, у меня не пробуждает никаких чувств, кроме весёлого удивления!
Очевидно, что такое искусство является ярким примером деградации творчества, ударившегося в глупые попытки вернуть в живопись первоначальную дикую простоту неофитов рисунка и красок! Но кроме демонстрации неумелости из этого ничего не получается.
…Ещё одна особенность истории европейских искусств бросилась в глаза. Мозаичный Христос на одной из византийских икон, очевидно был предшественником иконы русской.
Мастерство к русским художникам пришло тоже после веков эволюции. Но Рублев и живописцы его школы и его современники, ещё использовали опыт иконописцев Византии…
Выйдя из музей через несколько часов, отдыхая, долго гуляли и любовались окрестностями и городом.
Палермо окружен дикими горами и средоточием жизни является город. Но надо признать, что посреди великолепия фасадов, сам город запущен и беден. Однако, эта бедность и потертость, довольно эстетична и привлекательна своей древностью и богатством бывших дворцов и ещё действующих церквей. Поэтому, на фоне тёплого климата и ясного синего неба, даже эта потёртость не может не вызывать восхищения!
Одна из особенностей Палермо, это каменные старые мостовые, за века после их создания, истёртые ногами прохожих до блеска. Швы между плитами заметны, а поверхность их неровная, но крепкая.
И ещё одна деталь городского обихода: водители не пропускают пешеходов на «зебрах»: можно стоять на тротуаре несколько минут и ни одна машина не предложит тебе дорогу.
А когда отчаявшись, идёшь не обращая внимания на мчащиеся машины – они резко тормозят и пропускают тебя. И только иногда вежливо останавливаются, видя что ты иностранец, ещё и для того, чтобы показать итальянскую галантность.
Меня поражало бесстрашие местных жителей, привычно и не очень торопясь, идущих по зебрам, не обращая внимания на поток спешащих машин…
Вечером пошли в театр, на итальянскую оперу!
Театр в Палермо большой, но тоже достаточно потертый – для реставрации здания денег у городских властей не хватает. Когда его строили, он предназначался для богатых и родовитых. Поэтому, тут ложи заполняют все ярусы, а партер небольшой.
Вверху, куда мы с Су, купив самые дешёвые билеты, поднялись в числе первых, смотреть на сцену не очень удобно, но слушать оперу можно. Тем не менее, мы устроились удачно, а страсти происходящие на сцене, драма разыгрываемая певцами-актёрами увлекли всех зрителей и нас тоже, заставляя не обращать внимания на неудобства!
Вкратце сюжет оперы «Тоска».
…Героиня оперы – Тоска, влюблена в художника Каварадосси, но капризна и ревнива. Драма жизни начинается тогда, когда силою обстоятельств она поставлена перед выбором, который предложил ей коварный и всесильный Скарпиа – предать властям беглеца спрятанного Каварадосси, но спасти любимого. Или упорствовать и тем самым ускорить его смерть.
Выдав беглеца, доверившегося её любимому, она однако не смогла спасти Каварадосси от ареста. А когда художника арестовали по приказу Скарпиа, Тоска, узнав о его коварстве убивает всесильно сатрапа, все ещё надеясь, что Каварадосси расстреляют не взаправду.
Но умерший Скарпиа, незадолго до своего убийства, приказал подчинённым в любом случае убить своего соперника. Расстрел произошёл взаправду и Тоска, убитая горем своего предательства и потери любимого, бросается с крепостной стены…
Музыка, пение с чисто итальянской страстью, драматический сюжет, действуют на всех неотразимо, не оставляя равнодушным ни одного зрителя в зале! Представление вызывает настоящий катарсис – зрители уходят после оперы просветлёнными, с грустными лицами, но в душе с верой в победу добра над злом, пусть и через самопожертвование!
Драма человеческих чувств, показанная в этой опере, делает зрителей хотя бы на время лучше и честнее перед собой и миром.

Оркестр театра хорош, сценография удачна и хор с детьми одетыми в красные монашеские одежды, вместе с взрослыми в великолепных костюмах, производит впечатление и поёт слаженно и мощно!
«Тоска» одна из самых удачных опер не только Пуччини, но и всего мирового оперного репертуара, во многом благодаря удачному либретто о истории жизни и смерти итальянских героев-патриотов и их борьбе с диктаторами.
Но и негодяй Скарпиа выписан великолепно и потому, в каждой постановке он становится одним из самых заметных персонажей на сцене…
И конечно, настоящим украшением этой оперы является итальянский язык – издавна олицетворяющий оперное искусство.
Большинство итальянских опер, показывают на сцене страстный и взрывной характер южан. И теперь, мне становится понятно, почему итальянские оперные композиторы так повлияли и на русскую оперу, стали тем образцом, к которому стремились русские композиторы: Мусоргский, Бородин, Римский – Корсаков и конечно Чайковский,. Все они писали удачные оперы, но ни одна из них не сравнится с «Тоской» Пуччини...

Первый день нашего путешествия подходил к концу, а мы уже столько замечательного видели и слышали на этом удивительном острове и в частности в Палермо!
…После театра, с удовольствием прогулялись по улице до нашего нового дома. Кругом весна, тепло, много машин, молодёжь гуляет парами и кампаниями…
Пришли домой, попили чаю с свежим хлебом, сыром и медом. Ноги за день ходьбы неимоверно устали, а с непривычки ещё и заболели…
Тридцать первое марта закончилось и завтра уже будет апрель!
…На следующий день, проснулись рано, позавтракали и поехали в Монреале – знаменитый собор и резиденцию короля Сицилии Вильгельма, внука короля Роджера.
Езды туда на рейсовом автобусе всего минут двадцать.
Дорога идёт в гору и постепенно, открывается замечательный вид на Палермо и окружающие его сады. Город виден как на ладони, а необычно синее море омывающее берега острова, предстает в легкой дымке.
Справа, на горизонте – горы с высокими крутыми склонами и меловыми обрывами. Рядом с дорогой, вдоль неё, весь склон занимают сады цитрусовых с точками многочисленных плодов жёлтого и оранжевого цвета на ветках: апельсинов, мандаринов и лимонов.
Среди садов видны стройные силуэты кипарисов, пальм, а на обочинах заросли кактусов с необычно большими и мясистыми колючими листьями. На крутых склонах видны дома фермеров и особняки горожан, в которых они живут летом…
Храм и дворец, как единый архитектурный комплекс дополняют друг друга. Здесь чувствуется влияние не только норманнской, но и мусульманской культуры.
В здешнем соборе, самая богатая «коллекция» росписей – мозаик, с явным византийским влиянием. Но в этом древнем храме, привычно для тех времён присутствуют так же мотивы норманнские и исламские, потому что тогдашние мастера представляли все три культуры.
До норманнов, в Сицилии два века правили мусульмане, а до них островом владела Византия.
Сюжетом мозаик на стенах, являются истории из Нового и Ветхого заветов. Они располагаются ярусами и по ним, словно по Библии можно «читать» истории создания Мира, сказания о Моисее и его подвигах, историю жизни и смерти Иисуса Христа.
Потолки и полы в храме сделаны не без влияния мусульманского искусства.
Куполов в этом храме, как таковых нет, а есть только полукупола и на центральном, самом большом полукуполе видна великолепная мозаика с мозаичным портретом Иисуса.
Блестящий и дорогой алтарь сделан папским ювелиром в шестнадцатом веке. Над алтарём четыре арки разных размеров, и каждая из них держит открытый навстречу зрителю полукупол.
Фигура Иисуса на мозаике, делает двуперстие благословляющее учеников и верующих, что означает по древней символике: «Я учу вас».
А апостолы-ученики, в ответ тоже держат двуперстие, что означает: «Мы слушаем Тебя, Учитель!»
Вся алтарная часть, в основном покрыта золотыми мозаиками и потому, алтарь блистает в лучах яркой подсветки!
По размерам, храм Монреале уступает храму Святого Петра в Палермо, однако мозаики делают его неповторимым и привлекают множество туристов, являясь одной из главных достопримечательностей Палермо.
Ещё раз хочу повторить, что католические храмы похожи на театр и одновременно на художественную галерею! И это театр, для полуграмотных верующих рассказывал в давние времена, в картинах и скульптурах о сотворении мира, о жизни и смерти Иисуса Христа.
В этом же храме стоит саркофаг Вильгельма Второго, по заказу которого построили и церковь, и дворец.
Вообще, красоту этого храма начинаешь понимать постепенно, рассматривая мозаики одну за другой, читая их как книгу с картинками, что для древних прихожан действительно было дорогой познания истории и сути христианства!
Нефы здесь, разделены рядами колонн, по девять с каждой стороны. И капители колонн украшены фигурными рельефами – композициями. Эти колонны метрового диаметра, кажутся не столь массивными из-за масштабов храма.
Особенность этой церкви состоит в том, что все стены и потолки украшены без просветов мозаиками-картинами и даже потолки и мраморные полы, покрыты яркими исламскими узорами…
Глядя на это чудо церковного искусства, поражаешься совершенству работы строителей и архитекторов живших в двенадцатом – тринадцатом веках!
В этом храме, нефы разделяют в общей сложности восемнадцать колонн, высотой метров пятнадцать и диаметром в метр, вырубленных из дикого камня, отполированных и поставленных человеческими руками. И эти тяжеленные громады надо было, тоже руками, с минимумом приспособлений поставить на основания, а на капителях укрепить крышу. И это делалось без современных шлифовальных машин, без кранов и тракторов!
Кажется, это была архитектура, которую сегодня не могут, а потому и не хотят повторить, потому что проще ставить какие-то здания - прямоугольники, пусть и высотой в сотни метров, с пробитыми в стенах дырками-окнами!
В современности, в простоте геометризма, помимо рационального использования материалов, присутствую и причины социальные. Одной из главных причин такой деградации архитектуры, является распыление богатств между большим количеством людей, тогда как все богатства в средние века принадлежали аристократам и Церкви, которой они покровительствовали в надежде через это достичь переселения на небеса после смерти, чтобы наслаждаться там вечной жизнью…
В СССР, архитектура как таковая исчезла, в силу того же дешевого рационализма. Один мой знакомый архитектор ещё в Союзе, говорил, что настоящую архитектуру убили «хрущёвки», то есть жильё для бедных.
Сегодня, когда в России появились богачи, архитектура празднует новое рождение.
Второе апреля.
Сегодня после завтрака с вкусным хлебом и сыром, идём под дождём в церковь Святой Екатерины, расположеной на небольшой площади, ещё рядом с двумя древними храмами.
Первое впечатление от этой церкви, тоже что и в Монреале. Но только здесь, вместо мозаик - скульптуры и барельефы покрывающие все стены. Автором всех их считают знаменитого скульптора Серпотто, работами которого украшены многие церкви не только в Палермо, но и в других городах острова.
Он умер в 1732 году, но оставил творческое наследство, живущее и радующее глаз по сию пору!
Глядя на все великолепие этой архитектуры начинаешь понимать, что цивилизация камня, значительно отличается о цивилизации дерева и является следующим шагом в будущее, в истории человеческой эволюции. И эта культура камня, с древнейших времён наиболее проявилась на территории нынешней Италии, хотя вся Западная Европа тоже принадлежала к этой культуре!
Именно итальянцев можно назвать нацией художников и скульпторов. И возрождение древнего мастерства во времена Ренессанса, показало это со всей наглядностью.
В период Ренессанса были воспитаны сотни, тысячи великолепных мастеров живописи и ваяния, чудесно самобытных и талантливых. Тогда в Италии, как нигде проявились их таланты и умения. Это произошло, во многом ещё и потому, что у высокого искусства в те времена, были богатые заказчики!
И церковное искусство тоже, прежде всего удивительно этим всплеском художественного творчества.
Но, как я уже говорил, в те времена вера была необычно сильна и богатые люди строили церкви, надеясь через это на том свете получить бессмертие.
Трудно представить, что эти громадные церкви стоящие одна рядом с другой, на службах были заполнены хотя бы наполовину. Но аристократы и богачи продолжали строить церкви, чтобы оставить свой след в христианстве!

Третье апреля.
Глядя на затёртое, кое-где ободранное людьми и временем великолепие Сицилийской древности, я подумал, что не будь здесь тёплой солнечной погоды даже зимой, синего неба и необычно яркого света, тогда, все это великолепие поблекло бы очень быстро и сегодня, воспринималось бы, как разруха.
И действительно, «старый город» здесь, разительно отличается от новых районов с чистенькими домами и прямыми широкими улицами. Здесь замечательной архитектуры центра, но жить наверное удобнее.
Однако именно Старый город привлекает туристов красотой своих дворцов и церквей…
Хочется заметить, что в плохую погоду, даже чистый и современный город производит угрюмое впечатление. Это касается и российских городов, которые в этом смысле, летом выглядят намного приятнее чем зимой.
Россия, своим климатом и безбрежными однообразными просторами, добавляет мрачных красок в рутинный быт и потому, чтобы сделать города чистенькими и аккуратными, нужны заметно большие усилия, чем в Италии.
Но тем Россия и интересна. И именно поэтому россияне терпеливы и выносливы, что во все времена помогало им выживать в самые трудные времена, побеждая своих врагов и капризы природы…
Невольно вспоминаются слова одного из древнегреческих поэтов: «Там на севере где дни облачны и мрачны, живут люди, которым умирать не больно!»
…После церкви Св. Екатерины, перешли в церковь крестоносцев, стоящую напротив, на возвышении.
Прямоугольное небольшое помещение, голые стены с ободранной штукатуркой, но необычно гармоничным пространство внутри и снаружи.
Все это напомнило мне по архитектуре церковь на Нерли, в России. Прямоугольная форма стен, совсем небольшие купола, аскетический алтарь, пара икон по бокам от алтаря, говорят нам о другой архитектурной традиции, восходящей к норманнам и крестоносцам, которые следовали в Землю Обетованную именно через Сицилию.
И среди этих голых кирпичных стен, в особые дни, до сих пор проходят службы, на которые собираются потомки крестоносцев…
К шести часам вечера попали в большую, красивую, простую церковь, где священник в сиреней мантии стоя на кафедре, хорошо поставленным голосом через микрофон, читал проповедь. Ему внимала небольшая группа верующих.
Мы тоже посидели, послушали звучную итальянскую речь, а потом, успокоенные и сосредоточенные пошли в сторону дома по набережной, обрамляющей небольшую бухту, где стояли яхты и катера рыболовов
Потом, свернув на Виа Кавур и минуя оперный театр вернулись домой.
Весь этот день шёл мелкий дождик, с небольшими перерывами…

…Назавтра было понедельник и потому, рынок под окнами открылся намного позднее и с улицы звучали менее оживлённые разговоры торговцев.
А мы, туристы, жили вне этой обыденной итальянской провинциальной жизни, потому что отдыхали от своей домашней рутины, в этом коротком путешествии…
После завтрака пошли смотреть пропущенные достопримечательности.
Ещё одна интересная церковь в знакомом треугольнике. В её интерьерах - сочетание древних мозаик и росписей барокко. Часть с норманнских мозаик, несколько веков назад были сняты монашками – бенедиктинками. Эти мозаики показались им ненужной древностью.
Поэтому, церковь представляет из себя смешение стилей обусловленной аскетизмом этого монашеского ордена и отражающих эстетические вкусы меняющихся владельцев…
Чуть не забыл. Во все церкви вход платный и стоит иногда довольно дорого. Я фыркал и ворчал, что это совсем не по христиански, но постепенно примирился с этим - пришли новые времена и деньги делают даже на церковных реликвиях. И это становится привычным!
Следующая церковь «Марторана» - памятник норманнского владычества, со следами арабского, исламского присутствия на острове. Здесь, в архитектуре есть следы древнего иудаизма, но и православия, который привнесли в церковь беглые албанцы поселившиеся на острове несколько веков назад.
Мраморные полы замечательно старые, но выглядят вполне как недавние. Все, как и в других церквях, богато и со вкусом украшено. Палермо во времена создания церквей, был большим городом и говорят, что по величине и количеству жителей, был вторым городом Европы.
Сегодня, Палермо славится своим прошлым и его можно назвать городом древних церквей и мостовых.
Вообще, на мой взгляд, все новое здесь можно воспринимать как некую деградацию былого величия.
Это похоже на Древний Рим, до сих пор во многом непревзойдённый современной цивилизацией. Хотя попытки вернуть это великолепие были, но окончились неудачей. Ренессанс, можно воспринимать как такую попытку.
Тогда, в Италии была богатая церковь и знать, способная кормить заказами сотни художников, архитекторов и скульпторов. Но Ренессанс минул и Италия вновь погрузилась в упадок и бедность.
Однако тогда, пятьсот – шестьсот лет назад, Рим, а точнее его живописные руины были ещё живы и потому, преемственность была возможна и естественна!
Ренессанс стал подобием, тенью Древнего Рима, но через время, и Ренессанс стал такой же тенью для настоящего…
Очередное вырождение искусства, как это не печально, началось в девятнадцатом веке и продолжается до сих пор! Сегодняшние изыски авангардистов вызывают у меня возмущение и скептическую улыбку. Кажется, это проявление «вторичного одичания» в искусстве!
Но, всё происходящее в современном искусстве естественно, потому что как и цивилизации, искусство и культура имеют время взлёта, и но и время крушения, а часто и полного уничтожения. Такое происходило со многими цивилизациями и в Европе, и в Азии, и в Латинской Америке. А вместе с исчезновением цивилизаций разрушалось культурные богатства, а искусства характерные для цивилизаций, тоже разрушались. Иначе говоря приходило время деградации искусства, которое часто обусловлено ещё выработанными творческими ресурсами.
После посещений множества музеев во многих странах мира, и особенно в Европе и Америке, можно прийти к выводу, что время Ренессанса в Европе, стало зенитом средиземноморского искусства, исчерпавшего себя за пять столетий развития живописи и архитектуры, начинавшегося с иконописи и церковной, архитектуры и закончившихся тем, что мы называем авангардом или современным искусством…
Но не будем о грустном…
В наше время, Сицилия стала частью Италии с богатым историческим прошлым, и в этом, русский Крым похож на этот остров!
…Сегодня, собрали вещи и пошли на вокзал. Мы покидаем Палермо и переезжаем в Катанью. А из Катаньи уже доберёмся до вулкана Этна и посетим старинный городок на горах - Таормину!
Да, чуть не забыл – встречаем на улицах Палермо довольно много русскоговорящих и это не удивляет. Иногда на рекламных плакатах встречаются надписи на русском языке! И это радует…


Остальные произведения автора можно посмотреть на сайте: www.russian-albion.com
или на страницах журнала “Что есть Истина?»: www.Istina.russian-albion.com
Писать на почту: russianalbion@narod.ru или info@russian-albion

Апрель 2017 года. Лондон. Владимир Кабаков







Путешествие из Лондона на итальянскую Ривьеру и возвращение назад через Швейцарию…

(Краткие записки)


Начинаю своё повествование, сидя в нашей машине, высоко в горах, во Франции, неподалеку от Гренобля, который называют столицей Альп.
Машина, на время наших путешествий, становится и моим кабинетом.

Сядешь ранним утром на боковое от водителя сиденье, захлопнешь дверку и отгораживаешься от шума и суеты внешнего мира. Пишется легко и сосредоточенность полная. Да и сиденья удобны – недаром авто конструкторы ломали голову как сделать наш Фольксваген комфортабельным…
Вчера вечером, приехав в долину Изера со стороны Шамбери, мы, под дождём, обалдевшие от усталости и новых впечатлений, торопясь, мотались с берега на берег путаясь в перекрестье дорог в поисках пристанища на ночь - кемпинга…
Селения, деревни, городки, промышленные постройки на протяжении сорока километров стоят здесь так близко, что не разобрать – где заканчивается одна и начинается другая деревня обозначенная на карте совсем неточно…
Посередине долины реки, петляющей меж двух гористых «берегов», протянулась платная автострада, которую мы всячески избегаем. Ведь нет смысла платить за машину, за бензин, да ещё за дороги и при этом оставаться свободным в выборе решения – когда, как и куда ехать.
Во Франции, однажды, государство совершило такую тоталитарную глупость, сделало главные дороги платными и это внесло такой сумбур и чересполосицу во всём автомобильном движении по стране…
На мой взгляд – это антидемократическая бесчувственность, которая во многом портит впечатление от чудесной Франции. Такая ошибка недальновидных людей может испортить настроение многим поколениям путешественников. Но помимо платных автострад во Франции есть ещё «стоячие» туалеты и запах мочи в городах, как наследие национальной «исключительности», но об этом чуть дальше…
…Наконец медленно накаляясь от необоснованных ожиданий - время бежало неумолимо к сумеркам и шёл мелкий нудный дождик - мы увидели при дороге значок кемпинга и свернули туда.
Кемпинг стоял на берегу мутного Изера, зажатый на узкой отмели между рекой и озерцом, за которым урчала моторами платная автострада.
Вышли из машины, прошли вдоль ряда караванов, посмотреть на «удобства» и расположение и нам кемпинг очень не понравился – ни клочка травы, тесно и какие – то молодые люди собравшись кучкой сидели у входа в туалет, в непозволительной для нормальных людей от него близости.
Вздыхая вернулись к машине и решили, что если не найдём вообще ничего – вернёмся в этот и переночуем…
Поехали дальше. Переехав в очередной раз реку, совершенно интуитивно свернули на дорогу поднимающуюся из долины в горы. Серпантин асфальтовой полосы круто поднимался вверх, среди лиственного леса и в один из прогалов, я увидел с полукилометровой высоты черепичные, красные крыши домиков внизу и мелькнувшую, серо-стальную ленту реки.
Я содрогнулся в душе, но промолчал не желая тревожить жену, которая с детства боялась высоты. Сюзи, крепко сжимая руль и привстав на сиденье, сосредоточилась на петляющей по краю обрыва, дороге…
Мне почему – то казалось, что асфальт, вот - вот закончится и дорога упрётся в обрыв или скалу…

Однако через несколько минут, мы выехали на пологий склон, где расположилась большая деревня, посредине которой стояла трёхэтажная мрачно – старинная мэрия и был даже информационный центр, закрытый из – за позднего времени.
По французскому времени было уже восемь часов вечера. Вокруг не было видно ни души… Только горы, лес, и долина реки внизу…
Мы в растерянности поставили машину на меленькой площади перед мэрией и вышли наружу. Стояла кромешная тишина, хотя то тут, то там, среди деревьев, видны были стены и крыши, двух – трёхэтажных домов и домиков.
Далеко внизу, под нами лежала широкая долина Изера, и на противоположной стороне громоздились скальные отвесные утёсы, словно обрезанные с лицевой стороны невероятно громадным ножом.
Вдоль долины, торчали из зелени леса кучками, крыши домов и горбились промышленные строения.
Вдали, за хребтом лежал горный массив Шартрез, тот самый, в недрах которого монахи за четыреста лет до наших дней начали приготавливать зелёный ликёр Шартрез, настоянный, как говорят, на ста тридцати разнообразных полезных и лечебных горных кореньях и травах. Хорошо было бы попасть туда и устроиться где-нибудь подальше от поселений и дорог. Но сегодня время поджимало и надо было устраиваться на ночлег…

…Между тем, время шло. Мы переминаясь с ноги на ногу стояли и оглядывая окрестности слушали тишину наступившего вечера.
Рядом с некоторыми домами, стоящими друг от друга достаточно далеко, видны были легковые машины и я подумал, что люди в этих жилищах есть. Сюзи хорошо говорила по-французски и я уговорил её постучаться в один из этих домов и спросить о ближайшем кемпинге…
Мы так и сделали. Нам открыла двери молодая женщина и услышав вопрос стала объяснять Сюзи, что неподалёку, в соседнем местечке, был кемпинг, но работает он сегодня или нет, она не знает…
Указав нам дорогу она выслушала от меня вопрос: Бывает ли здесь снег зимой и много ли его выпадает?
Она вначале отрицательно покивала головой, а потом поняв, что я спрашиваю о зиме ответила, что снега иногда бывает много – до сорока сантиметров…
Мы кланяясь, поблагодарили её за советы и пошли к машине…
Медленно тронулись в сторону деревни Сан – жён ле Вью и минут через десять езды по незнакомым петляющей дороге, остановились у автобусной остановки, на крохотной автостоянке, над которой было укреплено название нужного нам местечка.
В селении, людей тоже не было видно и потому, мы чуть прошли вперёд и вместе с лаем дворовой собаки от домика справа, слева услышали женский голос.
Заспешив на звуки человеческой речи, мы увидели на высоком крыльце женщину и Сюзи спросила о кемпинге. Я ничего не понимал ни в вопросе ни в ответе, но по жесту женщины, указывающей на соседний дом понял, что там можно подробнее узнать об этом…

Оказалось, что в указанном доме жила владелица кемпинга, находящегося совсем недалеко, на краю селения…
Мы позвонили в дверь и нам открыла женщина лет пятидесяти пяти, с глазами навыкате и кудрявыми волосами. Она выслушав вопросы Сюзи односложно отвечала – Уи – Уи…В конце разговора она вышла на дворовую терраску и показала нам видимую оттуда часть небольшого кемпинга…
Мы пошли к машине и Сюзи объяснила мне, что это хозяйка кемпинга, которая предложила нам выбрать себе место, поставить палатку, а потом прийти заплатить за ночлег…
Мы проехали метров сто, свернули за домами направо и въехав внутрь небольшого кемпинга по каменистой не асфальтированной дороге, остановились, осматриваясь. Кемпинг состоял из десятка караванов с деревянными пристройками - прихожими к ним. Были и свободные места на которых уже стояла одна палатка и рядом с ней автомобиль…
Обойдя кемпинг вокруг, мы выбрали плоскую заросшую зелёной травкой террасу и подогнав машину принялись ставить палатку…

Устроившись на ночлег, Сюзи довольно улыбаясь сварила ужин на газовой горелке и после еды попивая свежезаваренный кофе сказала мне: - Я хочу здесь остаться на несколько дней…
Я закивал головой – после тесного и шумного кемпинга в долине, - этот выглядел райским местом…
Мы решили остаться здесь на пять дней…
В тишине подступающей ночи с окружающих нас горных лугов, раскинувшихся среди крупно-ствольного леса доносились мелодичные звуки колокольчиков подвешенных на шеях пасущихся лошадей, коров и даже, как позже выяснилось, ослов, которые паслись за перелеском, неподалёку от кемпинга.
Меня особенно привлекало в этом месте то, что на подъезде к деревне, я, в прогал горной долины увидел громадную скалистую вершину и подумал, что она – эта вершина не менее трёх километров высотой, а значит мы будем жить уже в настоящих Альпах…
Когда стемнело, я взяв купальные принадлежности пошёл в душевую – «удобства» располагались от нас буквально в десяти метрах. Душ был удобным, вода горячей и платить за это удовольствие было не нужно – цена душа входила в общую оплату, которая составляла смехотворно малую сумму – пять евро за двоих за ночь и два евро за машину. Итого семь евро за сутки…
К тому времени наступила ночь и снизу из долины подмигивали нам электрические огоньки большого города на реке Изер – это был Гренобль.
Всё наше волнение разрешилось таким удачным образом, что я посмеиваясь подумал: «Сама судьба вела нас к этому месту…»
Ну, а теперь вернёмся к началу путешествия и расскажем всё по порядку…

Билеты на паром через Ла – Манш, мы заказали заранее, выбрав самые недорогие и подходящие по времени, по интернету, приблизительно за месяц до поездки. Путешественники мы опытные и за восемь лет которые я прожил в Англии, объехали во время летних отпусков - каникул не только всю Англию, включая Уэльс и Шотландию, но и половину Европы: несколько раз были во Франции, потом побывали несколько раз в Бельгии и Голландии и не только на машине, но и на поезде. А прошлый год мы жили в кемпингах в Южной Германии…
Обо всех этих путешествиях я уже рассказал в своих предыдущих очерках…
Однако в этом путешествии была своя особенность. Во-первых мы поменяли незадолго до поездки машину – старенький «Форд» на почти новый дизельный «Фольксваген – Пассат».
Поэтому, маршрут этой поездки планировался с заездом совсем не в близкую Италию, а выезд – через Швейцарию. Новая машина действительно была намного удобней надёжней и комфортабельней предыдущей. Она была просторнее, оборудована по последнему слову техники и к тому же имела запас топлива после одной заправки на пятьсот миль - то есть на восемьсот километров. Максимальная скорость в двести с лишним километров в час позволяла нам комфортно себя чувствовать в компании самых дорогих и престижных машин – «Мерседесов», «БМВ», «Ягуаров»!
Сюзанна хороший, прирождённый водитель, спокойный и сосредоточенный, а с её опытом вождения – почти сорок лет, мы никогда не имели больших неприятностей в дороге. (Первый раз она села за руль, в Ирландии, когда ей было четырнадцать лет). Она инстинктивно чуяла состояние и намерения водителей других машин и потому, предугадывая их манёвры, реагировала на всё своевременно…
…Из Лондона выехали в первом часу дня, с большим запасом времени. До Дувра, откуда во Францию уходил в четыре часа дня паром, было чуть больше ста километров и потому мы на полдороги остановились в «услугах» и перекусили…
Тем, кто не путешествовал по Европе на автомобилях, поясню, что «Услуги», это места рядом с автострадами, на которые можно заехать, отдохнуть там, сходить в туалет, поесть, выпить кофе, купить продуктов и газету в местных магазинчиках, а потом, буквально в течении минуты выехать вновь на хай-вей и продолжить путешествие…
Сборы в поездку, как всегда были, особенно для Сюзи долгими, тщательными и хлопотливыми.
Только она знала где и что у неё хранится с предыдущего года, необходимое в поездке, и собирала это методично, по заранее составленному списку. Я и здесь выступал на «подхвате», хотя вовсе не роптал на свою второстепенную роль члена туристической команды – ведь нас было всего двое…
Сам я машины не вожу и никогда не собирался водить. Моя всегдашняя рассеянность и погружённость в себя, мешали мне сосредотачиваться на дороге и потому, в молодости попробовав один раз вести мотороллер, - чуть не разбился - вместо того чтобы убавить газ, я его прибавлял.
Зато тогда, я понял, что быть хорошим водителем мне не судьба, а подвергать риску свою, а главное чужие жизни на дорогах мне не хотелось…
У меня есть своя теория по которой получается, что одни становятся водителями легко и быстро и водят автомобиль уверенно и свободно. А другие, вроде меня, могут попасть в аварию очень просто.
Тут играет роль как генная структура человека так и воспитание.
Например оба моих брата имеют машины, но старший боится садиться за руль и как только купил свою первую, сразу её и разбил. А вот младший, едет по дороге разговаривая со мной, правит одним пальцем и при этом норовит обогнать всех встречных и поперечных. Он такой по воспитанию – уверенный и самостоятельный…
Он сменил уже несколько машин и чувствует себя «королём», как в «Мерседесе», так и на тяжёлом грузовике…
…В Дувр приехали во время, быстро пройдя паспортный контроль, который сегодня для граждан королевства представляет короткую формальность, заняли своё место в очереди авто на паром и пошли в зал ожидания.
Всё здесь было знакомо по предыдущим поездкам и потому, мы попили чайку в буфете, а когда раздалось предложение по радио занять свои места в машинах, не торопясь сделали это. Некоторое время посидели в ожидании, вглядываясь в серебряное море впереди … Наконец все машины завели моторы и тронулись к парому…
Перед нами в машине сидела молодая пара, которые проигрывая момент отказа мотора, посмеиваясь некоторое время толкали свою машину руками, а потом завели движок и поехали как все…
Люди в жёлтых курточках, стоя на поворотах показывали куда и как быстро ехать и когда мы поднялись на борт пяти палубного парома, уже внутри грузовой палубы, указывали куда и как близко ставить машины.
Наконец заглушив мотор, мы вышли и захватив сумку с документами прошли внутрь парома на пассажирские палубы, которые, когда их видишь в первый раз, напоминают большой многоуровневый ресторан – кафе, со множеством столиков и кресел, стоек баров, буфетов, магазинов.
Широкие иллюминаторы во все стороны открывали виды сине – зелёного волнистого моря, а позади высились мощные, белые скалы Дувра, наверху которых, то тут то там стояли почти игрушечные здания и даже средневековая крепость некогда охранявшая морские подходы к порту…
Мы сидели за столиком и смотрели ТВ новости. Время от времени повторяли вид какого – то городка в Южном Ливане, на который израильская авиация сбрасывала бомбы и здания вдруг вздрагивали, начинали разваливаться на глазах и окрестности заволакивало серым дымом. Шла война. Израиль бомбил Ливан…
Через паузу показали колону израильских танков ползущих по раскалённой солнцем каменистой дороге. Потом показали крупнокалиберную пушку в которую солдаты вкладывали крупный тяжёлый снаряд.
А паром шёл по водам Ла Манша и на его пути часто видны были яхты, яхточки, большие и малые корабли …
А в середине пролива навстречу нам быстро приблизившись появился встречный паром, уже из Франции, из Дюнкерка…
Выйдя на верхнюю палубу мы, щурясь подставляли свои лица ветру и солнцу вглядывались в изумрудно синеватые просторы вод и наблюдали, как белый пенный след корабля постепенно исчезал на поверхности, казалось бездонного и безбрежного моря…
Часа через полтора показались берега Франции, застроенные непонятными большими промышленными зданиями – не то фабриками, не то нефтехранилищами. Вид, надо сказать, совсем не идиллический и вызывающий разочарование…
Через два часа после отплытия из Дувра, мы вошли в порт Дюнкерк и громадный корабль, медленно, словно на ощупь продвигаясь вдоль порта, наконец причалил…
По радио вновь объявили – занять свои места в автомобилях – и мы спустившись на грузовую палубу, заняли свои места в машинах и вереницей въехали на территорию Франции.
Недолгое путешествие по воде закончилось…
Съехав по крутому трапу на берег, мы, вслед впереди идущим машинам, выехали за пределы порта и тут уже, почти в одиночестве поехали по знакомой дороге.
Все наши соседи по парому, разъехались, рассеялись в разные стороны: кто – то направлялся в Голландию, кто – то в Германию, а кто –то перескочил на платную автостраду и помчался вдоль побережья в сторону Парижа. У каждого был свой путь и свои планы.
А я, наконец, приступил к исполнению своих обязанностей, как штурмана нашего экипажа - прокладывать путь по карте.
Мы уже не один год, первую ночь во Франции ночуем в кемпинге, неподалеку от Кале, в местечке Турнем сюр Эм. Нас там уже знает хозяин и любезно приветствует, когда мы появляемся в очередной раз.
Место удобное, от побережья езды около получаса и остаётся время чтобы и палатку раскинуть и ужин приготовить и погулять перед сном.
Поселение это старинное и представляет подлинную Францию с домами выстроенными несколько столетий назад, монументальной церковью, маленькой площадью перед мэрией и даже булочной – кафе, в котором пекут хлеб на «дровах».
Сохранились и развалины средневековых ворот ведущих на площадь, к мэрии…
По вечерам тут пустынно и тихо, и лишь в кафе тянут за стойкой из высоких узких бокалов местную вкусную настойку холостые фермеры и работники большой фермы.
Всё тут осталось таким, каким было добрую сотню лет назад. Конечно дома стали повыше и побогаче, да в щели оконных занавесок промельком светятся голубоватые экраны телевизоров…
Мы были в кемпинге уже около семи часов вечера и хозяин поздоровавшись с нами предложил выбирать любой свободный участок. Мы остановились на обычном своём месте, с небольшой натугой поставили палатку – дул сильный ветер и к тому же навыки за год теряются.
Потом, поели французский козий сыр с оливками, начинёнными чесноком с свежеиспечённым ароматно – хрустким французским хлебом - багетом и довольные, пошли гулять в городок.
По пути заглянули в детский парк в котором карусели и качели соседствуют с красивым прудом с утками и гусями, плавающими по тихой воде. Рядом, целый «городок» из игрушечных зданий с населяющими их петухами, курами, овечками и даже павлинами…
Возвратились к палатке уже в темноте и залезли в спальники со вздохами облегчения. Первый день путешествия всегда бывает беспокойным…
Проснулись непривычно поздно. На улице дул сильный ветер, но светило яркое солнце и мы позавтракав, не спеша стали собираться ехать дальше: сняли палатку, сдули резиновые надувные матрасы, сходили в душ, оплатили хозяину за ночлег.
Выехали на шоссе ведущее в сторону Арраса уже в двенадцать часов дня и ориентируясь по знакомой карте - мы через эти места уже проезжали не один раз – устремились на юг…
Долго ехали по равнинно – холмистой сельской Франции, среди полей золотистой пшеницы, окружённых зелёными перелесками. Пшеница, где – то уже скошенная, а где – то ожидающая сбора урожая, радовала глаз...
Мимо проносились тихие городки и деревни с обязательной церковью, церковной башенкой и торговой улицей в центре, на которой днём не было видно ни души. А потом вновь начинались поля, где изредка в клубах пыли видны были работающие комбайны и трактора… Тихий, размеренный быт провинции…
Минуя Блон и Реймс, за день, преодолели около четырёхсот километров, объезжая платные магистрали, что очень усложняло маршрут.
Я уже не один раз поминал недобрым словом французское правительство, решившее лучшие дороги сделать платными, и вспоминал английские трёх или даже четырёх полосные хай-вэи, на которых свободно гонишь из конца в конец Англии, преодолевая порой за день до пятисот миль…
Доехали до Труа, и в районе больших озёр, расположенных в национальном парке «Восточные леса» – нашли на берегу, у воды, кемпинг вполне благоустроенный и многолюдный…
Раскинув палатку недалеко от ворот, мы ужиная и попивая французское вино, наблюдали за обитателями кемпинга с незаинтересованным любопытством – ведь завтра мы отправимся дальше и через полдня забудем об этом месте.
Наши соседи по палатке, многолюдная и громкая семья французов, с вечера, на гриле готовили жаренное мясо и ароматный дымок ветром относило в нашу сторону.
Все они искренне радовались неожиданной свободе и хотели за два дня выходных, «оттянутся» по полной программе. И таких, кто приехал на день-два, в кемпинге было большинство…
Стоил кемпинг – двенадцать евро за место с палаткой машиной и двумя пассажирами (первый кемпинг, во Франции брал за одно место такую же цену).
Единственное неудобство, которое преследовало нас во всё время поездки по Франции – это были «стоячие» туалеты. При пользовании ими мне вспомнились советские общественные туалеты на вокзалах и в аэропортах, лет эдак тридцать назад. Теперь я знаю, откуда началась эта «мода» в Союзе.
Сидеть в таком туалете совсем неудобно и потому назвать его «удобствами» – язык не поворачивается. По окончании процедуры, сливаемая из высокого бачка вода (впрочем и не только вода) норовит обрызгать ваши ноги, башмаки и брюки, а боль в коленях ужасная и потому выскочив из туалета, со вздохами спешишь поскорее забыть об этой «пытке»!
Французы вообще очень равнодушно относятся к чужим реакциям на физиологические «жесты». Проезжая по Франции, часто можно увидеть человека на обочине преспокойно делающего своё «дело», чуть отвернувшись, не обращая внимания на проезжающие автомобили.
В городах и того хуже: сходить по малой нужде в любой подворотне самое простое дело и потому, как писал один целомудренный японский путешественник – «вся Франция пропахла человеческой мочой».
По поводу этого утверждения ничего не могу сказать, но то, что многие улицы в городах Франции, обложены собачьим дерьмом – это я увидел сам. Конечно если сравнивать с Россией, то Франция окажется в предпочтительном положении – там, то есть в России, вообще никто за собаками не убирает и потому, скверы и парки превратились в собачий нужник. Но я отвлёкся…
Мы спокойно переночевали ночь и даже перед сном, уже в темноте погуляли по берегу озера, в котором купалась развесёлая молодая компания с криками и хохотом…
Утром, на сей раз проснувшись пораньше позавтракали, приняли душ и отправились дальше, помахав на прощанье через окно весёлой и дружной французской семейке, собравшейся для завтрака за одним большим столом. Вчера, они гуляли по окрестностям до полуночи, а потом ещё долго из палаток доносились взрывы оптимистического смеха…
…Путь наш лежал в сторону Гренобля – столицы Французских Альп.
К полудню, мы приблизились уже к Дижону, объехали его по объездной дороге и попали в знаменитую Бургундию, в край, где делают известное во всём мире бургундское вино. Мы вспоминали «Три мушкетёра» - книгу Александра Дюма, в которой герои, друзья Де – Артаньяна, в промежутках между своими подвигами обязательно распивали несколько бутылочек бургундского…
А вокруг, вдоль дороги, виноградники выстраивались стройными зелёными рядами, на склонах каменистых холмов освещённых солнцем и на фасаде каждой встреченной фермы красовалось объявление о дегустации местного незабвенного бургундского с собственными особенностями и вкусом.
Невольно подумалось: «А сколько же тонн знаменитого винограда собирают здесь каждый год и во сколько же бутылок потом разливают сделанный из этого винограда напиток?»
А холмы, чем дольше мы ехали вперёд, тем выше становились.
Погода постепенно испортилась, пошёл нудный мелкий дождь, подул холодный ветер, и мы остановившись на обед, изрядно продрогли сидя на воздухе, на обочине дороги, за влажным деревянным столиком «пикника», и отогревались чаем и кофе из большого китайского термоса…
«Пикник», это тоже принадлежность европейских дорог, но уже не автострад, а шоссе районного значения. Делается асфальтированный сворот на узкую площадку, на которой стоят деревянные столики для перекуса. Во Франции, иногда на «пикниках» ставят передвижные туалеты. Но они так грязны и так плохо пахнут, что входить в эти тесные будочки иногда просто страшно…
Постепенно холмы превратились в настоящие горы и мы въехали в живописное ущелье по дну которого текла быстрая река. Слева и справа от дороги высились скальные обрывы, изъеденные ветрами и непогодой. То тут, то там виднелись чёрные отверстия больших и маленьких пещер и я невольно загорелся азартом первооткрывателя, вертя головой во все стороны.
Уже несколько лет я хочу найти такую пещеру, в которой можно откопать остатки жизнедеятельности древнего человека, а может быть, если сильно повезёт, то и его кости…
Моё воображение будоражат картины жизни древнего человека, сцены охоты на древних животных и хищников и подробности «домашнего» быта наших далёких предков…
Дело доходит до воображения немыслимых подробностей: видя каменистые тропинки, я представляю, как больно было ходить по ним босоногим неандертальцам, и сам начинаю немного морщится от воображаемой боли, в ушибленном пальце на ноге…
Ущелье продолжалось, как мне кажется километров тридцать и закончилось длинным тоннелем, проехав по которому, мы оказались на берегу большого, продолговатого озера, вдоль берега которого из зелени лиственных лесов поднимающихся по склонах, торчали крыши домов многочисленных городков и деревень - окрестности этого озера густо заселили люди…
Проехав под дождём через большой город Шамбери, мы въехали в долину, ведущую к Греноблю…

В самом начале повествования я уже описал наш приезд в кемпинг подле деревеньке Сан жен ле Вью и потому, теперь, постараюсь описать некоторые детали нашего пребывания там…
Кемпинг наш расположен на высоте 600 – 700 метров, на восточном склоне долины Изера, километрах в семи - десяти по прямой от Гренобля, отдельные здания которого видны в хорошую погоду очень чётко. Ночью, долина внизу сверкает созвездием ярких электрических огней, которые тихо мерцают в темноте, хотя наверняка большой город гудит и шумит вплоть до полуночи…
А у нас тишина, кемпинг окружён лугами и садами и чуть поодаль, по склонам гор, стоят хвойные, в основном, еловые леса. На травянистых склонах окружённых лесами пасутся лошади, коровы и овцы.
Вечером, после заката солнца, когда всё затихает вокруг до следующего утра, по округе раздаётся мелодичный звон колокольчиков на шеях домашних копытных, а на лесные поляны выходят олени и горные козлы. Следы их я замечал в округе вовремя моих походов по лесным дебрям…
Но, к сожалению, увидеть этих осторожных зверей мне не удалось.
Ночь проходит в тишине, а на рассвете нас будит перекличка деревенских петухов. Один прокукарекает, с «французским» акцентом и слушает, когда другой ему ответит. Если ответа нет, то первый петух уже с ноткой раздражения вновь кукарекнет и вновь слушает…
Вскоре солнце восходит из – за крутого лесистого склона и всё озаряется ясным, золотистым светом. Где –то на лугах, на одной из коров, постоянно звенит упрямый колокольчик и его немного грустная однообразная мелодия будит нас порой даже глубокой ночью…
Как - то утром, мы с женой обсуждали проблему психического здоровья коровы, у которой под ухом, при малейшем движение начинает греметь колокольчик.
- Не мешает ли он ей есть траву или спать? – вопрошал я и жена со смехом отвечала, что может быть наоборот при звуке колокольчика у коровы возникает ощущение голода и она начинает интенсивно кормиться.- Вспомни учение академика Павлова о рефлексах – убеждала она меня, но я недоверчиво качал головой…
Местные жители конечно к этим концертам давно привыкли и не замечают их. Но для нас -это настоящая музыка, исполняемая порой сразу на нескольких медных инструментах в разных концах ближайших полян…
Эти безыскусные, но искренние мелодии пробуждают в нас тягу к сельской жизни и мы, уже не раз обсуждали возможность будущей покупки небольшого домика, где-нибудь в окрестных горах.
Природа здесь замечательная, а воздух чист и прозрачен и я с моими проблемами бронхов просто ликовал вслушиваясь как постепенно исчезали в груди противные хрипы возникающие при малейшем напряжении дыхания…
В нашем кемпинге стоит с десяток караванов и на неделе многие из них пустуют. Владельцы их живут или в Гренобле, или в ближайших городах. Они поставили здесь караваны, приделали к ним различные пристройки для удобства жизни и приезжают сюда на выходные, с детьми и с собаками – кошками, а иногда и на недельку - другую подышать свежим воздухом и послушать тишину.
На наших глазах, в воскресенье утром приехала в свой караван пожилая пара французов с замечательно красивой, лохматой собакой ФИ – Би, и чуть отдохнув, весело переговариваясь, с вилами за плечами, отправились на свой огород, на соседней луговине, где у них, на крохотной полоске обработанной земли, росли крупные, красно -жёлтые помидоры, зелёный лук порей и прочие вегетарианские вкусности.
Тут получается сочетание дачи (каравана) и советского огорода. В русском варианте, это как известно домик и огород рядом, или, как торжественно назвали эту русскую придумку чиновники – приусадебный участок.
Деревня, в которой мы имеем счастье жить, начала строиться во времена незапамятные: так дом нашей хозяйки, был построен во времена правления в России царицы Екатерины Второй.
Этот дом неоднократно перестраивался и сегодня выглядит замечательно – большой, просторный, удобный с хорошим видом на горы. Как выяснилось и хозяйка не так молода как нам показалась в первый раз.
Ей уже восемьдесят лет, но она сохранила и лёгкость и подвижность и ясность взгляда. Рядом с домом стоит большой, старинный амбар, а во дворе мы увидели большую печку гриль, колёсный трактор и даже небольшой фонтан, в котором росли водные орхидеи и плавали пугливые краснопёрые рыбки…
Наблюдая эту атмосферу покоя и довольства, я подумал, что люди делающие фонтан во дворе только для красоты и своего удовольствия, способны хорошо организовать свою земную жизнь, а после смерти их и на небе бог не забудет.
Хотя было видно, что наша радушная хозяйка умирать не собиралась и наверняка доживёт до ста лет в полном здравии и сознании выполненного человеческого долга…
Всё здешнее благополучие и опрятность устраивалась не одно столетие и потому, была выработана преемственность благодаря которой всё хорошее, удобное и красивое не только сохраняется, но и приумножается и поэтому возникает привычка, которая становится обычаем, традицией…
Во второй день нашего пребывания в кемпинге, мы съездили в Гренобль, погуляли по городу и купили в супермаркете продуктов. Город несколько десятилетий назад был столицей зимней олимпиады - зимний спорт и туризм здесь в большом почёте.
История города начинается со времён владычества над местными племенами древнего Рима. Наверняка тут побывали и Цезарь и Помпей и ещё многие и многие римские полководцы и императоры.
Остались и римские руины, посетить которые мы не успели из-за нехватки времени. Зато мы погуляли по старому городу и поднялись на крутой холм над рекой Изером, на котором стоит местный университет.
Из города на вершину холма сделан подъёмник – фуникулёр, на нём можно из центра «старого» города подняться на лесистую вершину и с высоты нескольких сот метров обозреть Гренобль…
После прогулки под моросящим дождём, мы зашли во французскую блинную и съели замечательно вкусное блюдо – на блин накладывается начинка и потом края блина загибаются внутрь и дополнительно поджариваются, наподобие русских фаршированных блинов. Уверяю вас, что это было замечательно вкусно и совсем недорого.
Я запил блин, вкусным белым вином, а когда мы вышли из ресторана, то и дождь закончился и мы в удовольствие погуляли по чистеньким улицам, разглядывая «колониальный» товар выставленный в витринах многочисленных магазинов и магазинчиков…
Вернувшись в кемпинг по красивой ухоженной лесной дороге мы стали готовить ужин…
Теперь наверное надо рассказать детальнее о некоторых особенностях нашей «походной» жизни…
Приехали мы в восьмом часу вечера…
Воспользовавшись переменой погоды в лучшую сторону, не торопясь установили специальную кухонную палатку, красную, с желтыми вставными клиньями и полуметровым козырьком впереди, от дождя.
Поставили туда двух конфорочную переносную, а точнее «перевозную» газовую печку, с газовым баллоном вмещающим несколько литров сжиженного газа, достаточного на всё наше трёхнедельное путешествие.
Такие баллоны продаются и на заправках и особенно в супермаркетах.
Там, мы сдали свой старый, пустой и заплатили за новый около десяти евро…
Кроме газовой печки, в палатке стоят наши разборные пластмассовые ящики, в одном из которых мы держим сухие и консервированные продукты, а в другом посуду и кухонное снаряжение.
Кроме того, там же стоят наши сумки холодильники, в которые на день, в отъезд, закладываются пластмассовые футляры с замороженной внутри водой.Во всех кемпингах хозяева берут в свои холодильники, на «зарядку», такие пластмассовые футляры…
С такими «ледышками» внутри, из специальной сумки с пластиковым «изолятором», получается переносной холодильник в котором мы храним скоропортящиеся продукты…
Наконец, жена отпустила меня погулять в ближайший лесок, а сама принялась готовить ужин, удобно устроившись около газовой печки с книгой в руках…
Для неё это и работа и одновременно отдых.
Глядя снаружи можно было подумать, что какая – то русская румяная буфетчица сидит в своём киосочке и что – то продает прохожим…
В этот вечер в меню ужина были жаренные грибы с картошкой (Всё свежее и купленное сегодня в супермаркете, в упакованном виде).
За полчаса были готовы грибы – шампиньоны в белом соусе и круглая варёная картошка…
Открыв бутылку белого французского вина мы выпили по несколько глотков и приступили к горячей ароматной еде. Мы сидели в переносных креслах рядом со столом,вполне напоминающий наш домашний, кухонный и любовались первозданной природой вокруг…
Закат догорал над широкой долиной под нами и последний солнечный луч, пробившись сквозь пушистые горные облака, уперся прямой золотой дорожкой в гущу елового леса, особенно ярко осветив свежую, густую зелень еловой хвои.
И нам показалось, что по этой дорожке, прямиком, можно подняться на небо и наверняка увидеть там райские сверкающие чертоги…
Наша спальная палатка была с прихожей, в которой, мы в случае дождя могли и есть и читать, сидя в тех же удобных складных креслах. В случае нужды или при короткой остановке мы могли здесь приготовить ужин на маленьком газовом баллончике…
Внутри спального помещения квадратной формы, размерами два на два, с высотой потолка в центральной части до полутора метров, по краям лежали наши надувные прорезиненные матрасы, а сверху уже – спальники.
Посередине, на коврике в головах, стоял стульчик с большим фонарём на электрических батарейках и мы могли читать перед сном…
Утро в кемпинге начиналось с пения птиц и шуршания шагов по гравийным дорожкам - местные жители просыпались рано, потому что работали в Гренобле. Потом, сквозь сон я слышал шум моторов отъезжающих машин и мотоциклов и на время наступала тишина…
Мы просыпались только в девятом часу – ведь у нас был отпуск во время которого надо было выспаться на весь следующий рабочий год…
Завтрак Сюзи готовила сидя в кухонной палатке. Она кипятила воду в чайнике, заваривала кофе для себя и чай Эрл Грей для меня, а потом, мы долго со вкусом завтракали, сидя в креслах за столом и любовались чистыми и свежими после ночной горной прохлады окрестными лугами и лесами, поглядывая на противоположный борт долины, с пятнами серых скал на зелёном фоне больших лесов…
Мне вспоминались дешёвенькие советские гобелены, послевоенных времён, подвешенные над кроватью и изображающие альпийские луга, ручей и оленей пришедших на водопой. Тут же сбоку стоял островерхий домик покрытый черепицей.В детстве изображения на гобеленах, казались мне нереальной сказкой…
Сейчас, это всё окружало нас и казалось, что детские фантазии о райском уголке на земле воплотились в жизнь. Только вместо оленей, по лугу ходили белые, безрогие коровы.
И ещё, я некстати вспоминал стихи французского поэта Аполлинера: «В рощах далёких олени трубят. Лето уходит, осень приходит, жизнь проходит…»
И я подумал, что осенью здесь действительно на утренних зорях слышен олений яростный и тоскливый рёв – этот страстный вызов на бой и одновременно призыв оленух – маток!
И на душе становилось грустно. Ведь всё в жизни подвержено переменам и стоит человеку вообразить, что он в раю, и тут же начинаешь сознавать, что время жизни проходит и скоро отдых и любование горами вновь сменится городской рутиной и начнутся скучные однообразные будни, постепенно скатывающиеся в зиму, в холод и слякоть…
В это утро, после прослушивания политических новостей в программе Би – Би – Си, мы вместе позавтракали с чаем и вкусными французскими сырами и свежим ароматным хлебом, и я собрался в лес, а Сюзи решила отдохнуть и почитать книжку сидя у палатки на солнышке. В дороге она конечно сильно устаёт за рулём…
Собрав немного еды, я взял с собой кинокамеру, оделся в туристические одежды и через деревню направился в сторону лесистых остроконечных вершин виднеющихся высоко над нашим кемпингом…
Идя вначале по асфальтированной дороге, потом свернул на просёлок вдоль которого по серпантину поворотов от дома к дому поднялся до края деревни и в ступил в прохладный ещё, тенистый густой лес с высокой травой и кустарниковым подростом на обочине тропы - бывшей заросшей дороге.
Вдыхая ароматы цветущих трав и прелых палых листьев, я пошёл вперёд, надеясь, что тропа приведёт меня в лесные, нехоженые чащи.
То тут, то там, на обочинах виднелись шляпки грибов, которые по-русски называются сыроежками. На высыхающих грязевых лужицах видны были старые и новые следы оленей и барсуков и один раз мне даже показалось, что я различил старый волчий след, что наверное было ошибкой.
Я шёл тихо, часто останавливаясь и прислушиваясь.
В густом лесу, человек чаще обнаруживает зверя по звуку, и лишь потом может случайно разглядеть его бегущим или стоящим совершенно неподвижно… Солнечные лучи пробиваясь сквозь густую зелень буковой листвы приобретали таинственный сиреневый оттенок и я вдруг вспомнил свои походы по Крыму, по буковым лесам на яйле и сиреневую воду водопада, в окрестностях села Соколиного, скатывающегося с высокой отвесной скалы…
Километра через два, вдруг, в прогал леса, я увидел впереди себя силуэт двухэтажного дома и черепичную крышу и понял, что вышел к соседней деревне…
Не желая в этот день встречаться с людьми, (я совсем не говорю по-французски и довольно плохо по-английски) свернул на заросшую тропинку влево и стал через буковый лес подниматься вверх.
Однако скоро, тропинка потерялась в зарослях и я вынужден был, по крутому склону, заросшему крупным ельником с кустарниковым подростом, карабкаться по промоине от больших дождей, вглядываясь в чащу, стараясь увидеть в просветы небо и часто останавливаться, чтобы перевести дыхание или съесть несколько сладких и ароматных ягод лесной малины, которую замечал на пути…
Однако вскоре, чистый без подроста ельник закончился и я, видя перед собой непроходимые заросли ежевичника и орешника, двинулся уже вдоль склона, старясь не терять из под ног оленью тропу.
Она то возникала заметной ложбинкой в коричневой хвойно-лиственной подстилке, то терялась и приходилось некоторое время лезть, обдирая руки и ноги о колючки по зелёному плотно сплетённому ветками ежевичнику.
Несколько раз приходилось останавливаться и завязывать вновь и вновь шнурки моих туристических ботинок, за которые особенно настойчиво цеплялись колючки.
Насквозь пропотев и выбившись из сил, я наконец увидел среди листвы и хвои кусок синего неба и спрыгнул в глубокий ров, по дну которого проходила лесовозная дорога. Отдышавшись я пошёл по ней вверх и вскоре вышел на красивую поляну – вырубку покрытую ещё прошлогодними коричнево – охристыми буковыми листьями.
И на ней увидел справа от тропы в которую перешла дорога, развалина небольшого домика, со стенами сложенными из камней без раствора и остатками обвалившейся крыши, крытой крупными листами старинно выделанного шифера.
«Люди здесь жили наверное несколько столетий – думал я со всех сторон осматривая развалины – освоили землю и леса вокруг… Но со временем спустились в долины, поближе к крупным городам и автодорогам, где была работа, развлечения, асфальтированные улицы…
Среди леса ещё заметны были каменные изгороди заросшие мхом и кустарником и наверное отмечавшие границы земельных участков. Лес наступая на бывшие владения человека старался стереть следы его присутствия здесь, в глухом горном углу.
Пройдя ещё с километр по заросшей ежевичником тропинке, я вышел на развилку и чувствуя сердцебиение от высоты и усталости, сел на ствол поваленного дерева и поёживаясь от внезапно наступившей прохлады поел, разглядывая в прогалы зелёного леса крутые склоны окрестных гор…
Назад я спускался уже не спеша и обошёл свой кемпинг по верху длинного склона, воспользовавшись для этого пробитыми в густом лесу дорогами - просеками. Выйдя на незнакомую широкую луговину, укрытую от посторонних глаз лесом, подойдя к прозрачному шумливому ручью скачущему с камня на камень по дну долинки, я напился вкусной, холодной воды.
Подходя к поляне, я неподалёку от границы леса и луга заметил несколько оленьих лёжек и решил прийти сюда вечером, на закате солнца. Я надеялся встретить здесь оленей или других лесных зверей…
Вернувшись в кемпинг, я застал Сюзи сидящей в кресле и читающей книгу. Коротко рассказав ей о своём путешествии, помылся, поужинал и пригласил её сходить на полянку, которая была не далее километра от нашей стоянки.
Мы возвращались туда не торопясь, вначале по асфальтированной дороге, потом по грунтовому отвороту налево.
Когда, поднявшись по тропинке от дороги, вошли в вечерний лес, словно в тень гигантского лесного собора, то крадучись пробрались поближе к ручейку и убаюканные шумом бегучей воды, долго сидели на мягкой хвойной подстилке под раскидистыми елями, наблюдали и слушали приход вечерних сумерек.
Когда человек хотя бы пять минут в лесу посидит неподвижно, то ему очень трудно вновь прервать молчание окружающей природы и он, невольно оттягивает момент движения или разговоров…
Так было и с нами. Мы сидели на одном месте до глубоких сумерек, вглядывались и вслушивались в тихие шумы и шуршания леса: то ветка где- то треснет, то упадёт с высокой ели зелёная шишка, а то вдруг птичка встрепенётся в кроне дуба и запищит, словно кого-то о чём-то предупреждая…
Лишь в полутьме, очнувшись от этого наваждения, поднялись на ноги и так же тихо как пришли удалились в сторону деревни…
Идя по дороге, мы слушали в наступившей темноте музыку колокольчиков на пастбищах и говорили о красоте простых вещей в мире: вечерней тишины в горах, звуке звонких колокольчиков сплетающихся в звуковую и пространственную симфонию, журчании горного ручья…
Потом, мы долго сидели возле палаток, в молчании наступившей ночи и думали о том, что может быть в последний раз в жизни были в горах.
Но думали мы и о том, что впереди нас ещё ждёт Французская Ривьера и Италия и что всё будет хорошо…
Невдалеке от кемпинга, если глядеть вверх и назад, видна вершина, отличающаяся громадными размерами и высотой. Я с первого дня примеривался – как бы подобраться к ней поближе…
И вот, проснувшись на следующее утро мы решили поехать в ту сторону...
После завтрака, сели в машину и по извилистой горной дороге добрались, вначале до красивого и просторного города - курорта Уриаж, потом свернули налево и постепенно поднимаясь всё выше и выше по петляющей по крутым склонам дороге, выехали на большую высоту, в крупно-ствольные еловые леса на крутых склонах…
Заметив большую асфальтированную автостоянку рядом с заброшенным подъёмником мы остановили машину, переобулись и переоделись в туристическую одежду и обувь.
Я, в это время посматривал на трёх тысячеметровую вершину, наполовину скрытую в клочьях туманных облаков.
Это и была та громадина, которую я увидел в прогал долины, когда мы первый раз поднимались на машине в сторону Сюр сен ле Жён…
Зрелище было необыкновенное и захватывающее. Горные склоны, покрытые гигантскими серыми каменными осыпями, чёрточки ливневых, или весенних потоков оставили след на поверхности гигантской вершины, прятавшей свой пик в облаках.
Я охал и ахал, смотрел на вершину в бинокль пытаясь что-то разглядеть сквозь серые туманные скопления…
Поражали, прежде всего, масштабы этой вершины, совсем несравнимые с человеческими размерами, с человеческим существованием…
Представлялись какие-то невообразимые временные пространства лежащие за историей рождения и последующей жизни этого природного гиганта…
Наконец мы по туристической тропе вошли в лес и поднимаясь зигзагами, осматриваясь и принюхиваясь, вытирая пот и тяжело дыша, вскоре вышли близко к широкой просеке, на которой зимой утаптывают специальными тракторами снег и формируют лыжную трассу для слалома…
Летом она покрыта невысокой травой сквозь которую проглядывают спины вмурованных в землю каменных булыжников, больших и маленьких. Зимой всё это укрывается снегом, утрамбовывается и поверху скользят лыжники…
Решили оставить тропу и подниматься по просеке...
Идти по ней было приятнее, прохладнее и окрестности были видны в полном своём фантастическом величии…
Мы шли не торопясь, умеряя одышку и сердцебиение возникающего от высоты и от физического напряжения при подъёме на такой крутой склон…
Через час, поднялись на границу леса и горной луговины и здесь, посидели в затишье и съели по яблоку восстанавливая свои силы.
Слева от нас, непроглядной кулисой стоял тёмный ельник, по которому где – то в глубине, бежал шумливый ручей, а справа и впереди поднимались голые, травянисто-каменные склоны, заканчивающиеся скалами.
Эти вершины, словно соревновались на звание самой высокой.
Нам бы конечно хотелось подняться повыше, на самый верх, но время продвинулось к вечеру и мы с непривычки сильно устали. А ведь после подъёма предстояло ещё спускаться…
По настоянии Сюзи, назад шли по лесной тропинке и я часто задерживался у зарослей малинника, пробуя ярко красную, ароматную ягоду.
Заметив, под высокой елью, торжественно опустившей хвойные ветки почти до земли, разворошённую ветошь лесной подстилки подумал, что так буравить землю может или кабан своим подвижным крепким пятаком, либо медведь своей широкой когтистой лапой…
В другом месте, я увидел на земле полу обгрызенную шишку и разглядев, понял, что это шишка кедровая. Признаться я совсем не ожидал встретить в Альпах, кедровые орехи… Но это оказалось правдой…
Когда мы спустились до стоянки машин, постоянно слыша слева от нас ворчание струй горного потока по долинке, прошло ещё полчаса, небо расчистилось и я взяв бинокль и опершись на капот машины, стал вновь рассматривать вершину трехтысячника…
На громадном, уходящем в небо крутом склоне, изрезанном скальными морщинами, камнепадами и зелёно-жёлтыми луговинами, вдоль пересохших ручьевых русел, кое – где были видны человеческие тропы, зигзагами поднимающиеся к вершине.
Клочья тумана то совсем закрывали вершину, то чуть рассеиваясь улучшали обзор и я видел основную вершину – пик, треугольником упирающийся в небе и рядом громадину скалы, торчащей в небо как каменный гигантский штык, на который казалось невозможно было взобраться человеку.
Я вспомнил Восточный Саян, долину реки Оки, где тоже несколько основных вершин были высотой около трёх тысяч метров. Но там, подходы к вершинами были постепенными, по широким, часто, заросшим чахлым лиственичником лесостепным долинам. А здесь перед глазами на расстоянии всего одного, двух километров вздымалась одинокая в своём величии пик – гора…
Я немного поснимал на кинокамеру эту величественную картину, думая о том, что горы всегда производят неизгладимое впечатление на русских путешественников, живущих в основном на средне – русской равнине и непривычных к таким земным чудесам…
Назад мы возвращались, минуя горный курортный и спортивный городок Шамрусс, стоящие на высоте тысяча семьсот пятьдесят метров.
Дорога петляла среди высокогорных холмов и вдруг, мы увидели впереди скопление многоэтажных отелей и гостиниц, перед которыми были широкие автостоянки, а по улицам ходили толпы туристов в разноцветных курточках.
Здесь наверху, несмотря на летнюю погоду было прохладно и без брезентовой куртки можно было мгновенно продрогнуть. По склонам вокруг Шамрусса тут и там были видны широкие лыжные трассы, уходящие к безлесным вершинам и вдоль трасс, даже летом, работали подъёмники…
Минуя городок, мы начали спуск по обратной стороне горного хребта, и очень быстро въехали в густой и красивый еловый лес в котором отдельные деревья превышали по толщине человеческий обхват, а высота их достигала сорока – пятидесяти метров.
Дорога зигзагами стелилась под колёса, среди этого чистого, первобытного леса, дышалось легко и прозрачный воздух позволял рассмотреть каждую веточку на крупных деревьях на противоположных от дороги склонах, несмотря на километровые расстояниями между ними…
Мне вновь вспомнилась полу-объеденная белочкой кедровая шишка и я подумал, что встретить здесь сибирские кедрачи, все равно, что встретить лучшего своего Питерского друга в Париже, на Елисейских полях…
С этим чувством удивления перед многообразием Альпийской природы, мы и возвратились на нашу стоянку…
На следующий день, мы отправились в Национальный парк Шартрез, который располагался по другую сторону хребта служившего правой границей для реки Изера…
Преодолев путаницу пригородных дорог, свернули круто налево и потянулись в гору, в следующую долину.
Виды во все стороны открывались замечательные и я подумал, что монахи и во Франции, и в России, для своих монастырей выбирали всегда замечательно красивые места.
Дорога, петляя постепенно поднималась всё выше и выше по кромкам широких лесистых долин и иногда, под нами проносились крутые, многометровой глубины ущелья, по дну которых играя белопенными бурунами, скакал и пенился речной поток.
А над нами, то слева, то справа, вздымались горные скалистые пики, меняя местоположение в зависимости от того по какому берегу долины мы проезжали…
Густой хвойный лес, со всех сторон окружал дорогу, но иногда, перед нами проплывали зелёные, покосные луговины на которых стояли большие фермерские дома или лесные гостиницы в которых останавливались французские и иностранные туристы.
Горный массив Шартрез в Альпах, на сегодня один из самых известных и популярных во Франции, и даже в Европе. Погода здесь хорошая и летом и зимой, а чистейший воздух и вода, вкупе с замечательными видами и современным сервисом, создаёт все условия для отдыха, для занятий лыжным спортом и туризмом…
До городка Сент – Пьер Шартрез, доехали за полтора и остановившись здесь, смешались с толпой туристов, обошли центр города, полюбовались на старинные здания, площади и церкви, позвонили из автомата детям в Лондон и зашли в центр информации, где расспросили служащих о дороге к знаменитому на весь мир шартрезскому, картезианскому монастырю. Нам дали карту горного массива и показали на ней самый короткий путь.
Собственно монастырей в этом месте два, но один служит музеем, а во втором живут в тишине и молчании монахи. Таких монастырей на сегодня, около двадцати и разбросаны они по всему миру от Америки, Северной и Южной, до Германии, Англии и Италии… Доехали мы до монастырской долины быстро и поставив машину на оживлённой стоянке перед музее, отошли немного в сторону, и усевшись на скамейке, вкусно пообедали – мы с собой берём всегда и сумку – холодильник, в которой хранятся продукты, и вторую сумку с тарелками вилками, стаканами и большим термосом наполненным кипятком – ведь не на себе тащить.
Место для монастыря выбрано замечательно красивое и уютное его основателем, Святым Бруно, в одиннадцатом веке.
Со всех сторон долину окружают серо - меловые отвесные обрывы скал, а под дальним склоном протекает невидимая в чаще густого леса, река.
Раньше монастырь наверняка был отделён от человеческих поселений густым лесом и уединённость была полной…
Поэтому, монахи всё делали в монастыре сами: строили здания и крепостные стены, пилили лес на дрова и на деловые постройки, пасли коров и овец, ковали подсвечники и если надо, то и оружие для защиты монастыря.
Монастырь на протяжении многовековой истории неоднократно горел и перестраивался, часто почти заново. Но одно в их жизни оставалось неизменным – вера в Господа Иисуса Христа и служение ему послушанием и молитвой.
В первом, бывшем монастыре, сегодня работает музей, где посетителей знакомят с жизнью и бытом теперешних и давно умерших монахов.
Кстати, когда мы подъехали к музею, то увидели трёх пожилых монахов в светлых серых одеяниях до полу, коротко стриженных. Они медленно шествовали через толпу и туристы с любопытством оглядывали их, а иногда о чём то спрашивали.
Старший из них, высокий пожилой человек в очках, очень напоминал университетского профессора, и если бы не длинная сутана с просторным капюшоном, то можно было бы подумать, что маститый наставник объясняет что-то своим студентам.
Музей очень интересен, для меня, потому что я, некоторое время назад всерьёз собирался затвориться от мира в монастырь, но так и не решился.
Однако меня по сию пору интересует всё связанное с монастырской жизнью и потому, музейные экспонаты меня удивили.
Здесь, в миниатюре была воссоздана монастырская жизнь, с монашеской кельей, библиотекой, инструментами которыми пользовались монахи во время работ и даже старые аппараты, при помощи которых, монахи этого монастыря занимались дистилляцией знаменитого зелёного ликёра Шартреза, который начали в монастыре изготовлять четыреста лет назад и продолжают делать до сих пор…
Замечателен распорядок дня монахов, не изменившийся до сих пор.
Затворяются в келье на ночь они около одиннадцати часов, но в течении короткого сна несколько раз встают с постели и молятся у себя, перед маленьким алтарём.
И днём молитвы, как совместные в монастырской церкви, так и личные происходят часто. Таким образом монахи привыкают не расставаться с именем и образом Иисуса ни днем ни ночью.
Как верно заметил один из древних мыслителей: «Человека, его характер, делает система». Монастырь и является тем местом, где монахи воспитывает в себе постепенно отрешённость от земной суеты и бессмыслицы, приобщаются к Богу, а значит к небу…
Кельи монашеские не содержат ничего лишнего: стоит кровать, в форме закрытого с трёх сторон ящика, письменный стол, умывальник с кувшином воды и тазиком, молитвенный алтарь похожий на школьную парту, за которым монах читает молитвы ночью, становясь на колени перед изображением Иисуса Христа.
Орден картезианцев католический, монахи живут и жили в монастырях, носили и носят светлую длиннополую сутану с накидкой сверху и с капюшоном, который надевают на голову, когда хотят помолиться или удалиться от толпы. Голову они бреют - сегодня наголо, а раньше выбривали тонзуру на затылке, оставляя венчик волос кружком, на уровне ушей.
Современные монахи вполне современно выглядят и многие в очках, хотя конечно правило их земной жизни, их суточный распорядок очень отличаются от жизни обычных людей.
И главное в их жизни, я уже говорил об этом – служение Богу и поклонение Иисусу Христу, посвящение себя служению Господу…
После музея мы зашли в монастырский магазинчик сувениров, и там купили несколько маленьких подарочных бутылочек ликёра – Шартреза. Подливая в чай вы можете пить его, как натуральное лекарство от многих болезней. Легенды говорят, что рецепт ликёра монахи держат в тайне и что он настоян на ста тридцати горных лекарственных травах и растениях…
После музея, мы пошли в сторону действующего монастыря, в котором сегодня живёт около сорока монахов.
Вокруг монастыря высокая крепостная стена, сложенная из камня, со сторожевыми башенками круглой формы, по углам. В этом, здешний монастырь напоминает Соловецкий, где я был лет двадцать назад и где тоже необычайно красиво и таинственно…
Вход в монастырь, посторонним воспрещён. Вне монастыря стоит четырёхэтажная гостиница в которой живут светские гости монастыря и родственники монахов.
Монахи по сию пору делают всё необходимое для их жизни своими руками: ткут полотно для одежд, пасут стадо породистых коров, рубят на собственные строительные и реставрационные нужды лес, делают мебель, пекут хлебы…
Дисциплина общежития очень строгая и настоятель наказывает тех, кто нарушает ежедневный распорядок жизни и молитв…
В стенах монастыря часто звонит храмовый колокол собирая монахов на очередную общую молитву. Все монахи делятся в зависимости от заслуг и времени пребывания в монастыре на «отцов» и «братьев». Посвящению в «отцы» предшествует пятилетний срок жизни и послушания в стенах монастыря. За порядком приглядывает отец – настоятель, каковых за почти тысячелетнюю историю здешнего монастыря, сменилось уже более сотни.
Монастырь, обнесённый каменной стеной, стоит в глухом лесу, окружённый высокими горами с серыми скальными обрывами, с густым лесом у подножия и отдельными деревьями чудом удерживающихся на многометровых обрывах.
Вид во все стороны из монастыря - на лес и на горные хребты – замечательный. Невольно благоговеешь перед создателем, такого мощного, величественного ландшафта, приютившего издавна горстку служителей вечного Бога и его Сына, Иисуса Христа пришедшего на землю, чтобы своими страданиями искупить грехи человеческие.
Монашество во всём мире в назидание человечеству посвящает себя служению заветам Иисуса и потому, также способствует праведной жизни остальных людей.
Этот монастырь за свою историю переживал порой трудные времена, но постоянно, восстанавливался с божьей помощью, и современный вид приобрёл с семнадцатого века. Сегодня, несмотря на размеры, которые позволяют принять несколько сотен монахов, за его стенами скрывается всего несколько десятков.
Рассматривая красивые многочисленные здания внутри крепостной стены, я думал, что сегодня как и во всём мире подлинная вера во Франции переживает упадок и потому, сорок подвижников самоотверженно и достойно несут на своих плечах тяжёлую ношу сохранения христовой веры…
В России, монашество конечно было немного другое, более суровое и аскетичное, но смысл монастырской подлинной жизни везде один и тот же: молчание, уединение, молитва, признание в любви Богу – Отцу, Иисусу Спасителю и Святому Духу…
…Уезжали из монастыря уже под вечер и солнце садилось за дальний зубчатый хребет неторопливо и спокойно, посылая прощальные тёплые лучи обитателям монастыря и нам грешным, успокоенным и немного грустным после встречи с примерами праведной жизни…
На следующий день, поехали на озеро Лютель, расположенного на высоте более тысячи двухсот метров и являющегося природным заповедником…
Город – курорт совсем недалеко от этого озерца и многие туристы по пути в Шамрусс заезжают и сюда…
Озеро, совсем небольшое по размерам, расположено на плоской заболоченной равнине тянущейся вдаль хребта и полого спускающейся в дальнее ущелье.
Оставив машину на стоянке, мы переобувшись в туристические башмаки, вышли на прогулочную тропу и постепенно поднимаясь на лесной склон, углубились в густой лес, минуя заболоченную озеринку, постепенно зарастающую камышом и кочками…
На такой высоте у меня каждый раз начинает тревожно ворочаться и волноваться сердечко и потому, я, не перегружая себя чрез меры и стараюсь ходить не спеша и с остановками.
На сей раз прогулка проходила через хвойный лес с зарослями малинника и черники по обочинам грунтовой дороги. Мы часто видели шляпки сыроежек – грибов, торчащие из травы, собирали по пути ягоду малину и чернику, складывая её в пластмассовую коробку. Я чувствовал себя не совсем в своей «тарелке», но от жены это скрывал, старался бодриться и не обращать внимание на ворочающееся внутри сердце.
Мы прошли километра три по дороге, пособирали ягоду, и просто посидели на травке под соснами, нагревшихся под солнцем и источающих хвойный терпкий аромат смолы и дерева…
В окрестностях этого озера, во время войны жили французские партизаны – «маки». Остались, по сию пору, следы их пребывания здесь: основания и фундаменты казарм.
На стендах, вдоль дороги на озеро, помещены фотографии тогдашних обитателей этих высокогорных лесов, воевавших в составах добровольных партизанских батальонов с гитлеровцами…
В конторе заповедника, устроен небольшой музей, где показаны местные растения -эндемики и населяющие леса звери…
Дежурный по заповеднику, по вашему заказу и совсем недорого может провести экскурсию, во время которой рассказывает об особенностях климата и о животных населяющих окрестные леса…
С дороги, по которой мы гуляли в заповеднике, видны вверху, на горном перевале силуэты отелей Шамрусса, а внизу в долине, белеют многоэтажки Гренобля. Промежуток заполнен горами и лесом, зеленеющим на склонах…
Чем дальше мы уходили от центра заповедника, тем глуше становились места. Дорога всё гуще зарастала травой и на обочинах всё гуще разрастался малинник. Под высокой сосной, мы нашли густые, но невысокие кусты черничника и присели, собирая чёрную терпко – сладкую тёплую ягоду, вспоминая, как вот так же собирали ягоду в Эльзасе, и даже в Шотландии, в живописном ущелье по которому протекала неширокая быстрая речка, с невысокими водопадами и скалами – останцами по сторонам.
В Эльзасе, мы напали на целую плантацию черники и рядом среди кустов можжевельника, алели крупные гроздья брусники. Это было почти сибирское ягодное великолепие.
Там мы набрали две коробки ягод, привезли их в Лондон и заморозив в морозильнике, вынули и съели со сливками только под Новый год.
Представьте наши зимние ощущения, когда вкус ягоды напоминал летние жары, ароматы леса, безлюдье сосновых лесов…
Прогулка по окрестностям озера закончилась часа через три. Наступал вечер и вернувшись к машине мы сели за удобные деревянные столы для пикников и попили чаю и кофе. А потом быстро собрались и поехали в городок Уриаж, в магазин, за продуктами для ужина и назавтра…
После быстрого спуска по серпантину шоссе, я вдруг почувствовал себя неважно, но скрывая от Сюзи своё недомогание, отказался идти в магазин и остался сидеть в машине. Сердце ворочалось в груди, меня подташнивало и голова кружилась, то ускоряя верчение, то замедляя.
Видимо у меня началась лёгкая, горная болезнь, предположил я про себя и вспомнил, как Сюзи рассказывала, что нечто подобное, она испытала в Кашмире, в Индии где работала год учителем, после окончания университета.
Однажды, она очень быстро спустилась в горах с высоты четыре тысячи метров, до двух с половиной тысяч и вдруг почувствовала слабость и головокружение.
Она не смогла идти дальше, а так как не говорила по-бенгальски, то просто села у дороги обхватив голову руками и почти потеряла сознание.
Какие - то незнакомые индусы, проезжая мимо на автомобиле, остановились заметив её, посадили на заднее сиденье и отвезли в больницу, где ей дали соответствующих лекарств и заставили несколько часов лежать неподвижно пока головокружение не прекратилось…
Вернувшись в кемпинг, мы стали готовить ужин наблюдая, как наши соседи молодые холостяки французы, который уже вечер подряд пили пиво и вино, жарили на гриле мясо и разговаривали…
Из своего общения с ними я вывел, что любимым французским блюдом летом, является мясо жаренное на воздухе, на гриле. Думаю, что это было вкусно, так как ужинать они заканчивали через несколько часов после начала трапезы, уже будучи достаточно пьяненькими и громко оживлёнными.
К нам они относились с почтительным уважением называли Сюзи торжественно вежливо – мадам, а мне постоянно предлагали выпить с ними за процветание России. Я отказывался, ибо совсем не умею говорить по-французски. Да и совсем не хотелось терять время на пьянку - мне было здесь и без вина очень хорошо!

...Девятого августа ездили по шоссе, в сторону городка Бург, откуда поднимались на высокогорный курорт Альп – Хуэс, знаменитый тем, что здесь проходит высокогорный участок велогонки Тур де Франс…
Многие французы, фанаты велосипедных гонок, как бразильцы фанаты футбола.
Много велосипедистов разного возраста класса и качества экипировки, буквально высунув языки от усталости, медленно поднимаются по шоссе до Альп – Хуэса и потом, быстро спускаются вниз. Подъём по высоте составляет около тысячи метров и потому, нетренированному человеку даже пешком туда трудно подняться…
А наверху множество гостиниц порой самого высокого класса, модные магазины, кафе и рестораны. Здесь круглый год работают подъёмники и толпы туристов, взрослых и детей ходят по улицам, вышагивают по окрестным горам, катаются на горных велосипедах и на мотоциклах.
Мы, выйдя из машины, сели в подъёмник и покачиваясь на высоте до двадцати метров над землёй проехали несколько сот метров до верхней границы города, откуда открывается прекрасный вид на горы и виден в том числе далёкий «штык» пика Монблана, то появляющийся, то исчезающий в облаках тумана…
В середине городка высится странная башня, и когда мы подошли поближе, то выяснили что это местная, модерново построенная и спроектированная церковь. Мы не преминули зайти внутрь.
Нас встретили звуки органа, и в полутьме, где освещена была только «сцена» алтаря с органом посередине, мы увидели человека в цивильной одежде разучивающем на органе литургические мелодии.
Церковь была замечательно современной. Алтарь находился под полукруглой выемкой, уходящей вверх в башню и потому, кажется, что именно световое пятно над алтарём является центром притяжения в церкви.
Неправильной формы холл, обрамлён экспрессивно выполненными витражами, на которых в красках рассказаны библейские история рождения, учения и мучительной смерти Иисуса с последующим воскресением и явлением апостолам…
Я уходил из церкви завороженный этими органными звуками и яркими красками на изображениях витражей…
Мы вышли на «свет божий» умиротворённые и попали в поток туристов, радующихся солнцу и горам, здесь и сегодня. Магазины и кафе были переполнены, а на игрушечной санной трассе была очередь детей желающих прокатиться вниз…
Вернувшись к машине, мы сели и решили выехать из города повыше в горы.
Склоны вокруг были высоки и величавы и вглядевшись мы замечали, что по округе передвигаются стайками и поодиночке, туристы в ярких курточках, и работали несколько подъёмников, в кабинах которых, виднелись силуэты не только людей, но и собак, и даже велосипедов. Позже мы поняли в чём дело…
Отъехав несколько километров, остановились на стоянке машин на краю крутого склона спускающегося вниз, в сторону городка Бург, из которого мы и поднялись наверх. Светило яркое солнце и тени были четким и контрастными, и только, когда солнце закрывало очередное облако, поднимался, словно ниоткуда взявшийся ветер и становилось заметно прохладнее, так что приходилось застёгивать куртки.
Потом облако уплывало, появлялось солнце, ветер улетучивался и мы вновь блаженствовали сидя на подстилке на верху холма м вкусно обедая французскими деликатесами: копчёным лососем, оливками в масле и белым хлебом, с хрустяще-свежей корочкой.
Вдруг, два отчаянных горных велосипедиста появились из – за нашей спины, подъехали к краю обрыва и бесстрашно нырнули вниз. На них были шлемы и кожаные щитки на коленях, но думаю, даже в экипировке, было страшно на велосипедах спускаться там, где и пеший человек проходил с трудом.
Мне вспомнилась далёкая пора молодости, когда силы и желание риска переполняли меня. «Эх, - подумал я - в мои бы годы, да такие возможности!
Увы, для меня всё это осталось в прошлом и меня совсем не тянет спуститься по этой тропке даже пешком…»
Перед нами, под нами, над нами лежали Альпы, и на противоположной стороне долины на горных скальных пиках, поблескивали искрящимся снегом вершины одна выше другой.
А над нами совсем близкие каменные вершины были укутаны в клочья тумана…
В кабине подъёмника, проплывающего высоко в воздухе, неподалёку от нас, я увидел силуэты велосипедов, рядом с людьми и вдруг понял, что бесстрашные горные велосипедисты, уже спустились вниз, по тропе, а теперь вновь поднимаются на вершину, чтобы повторить тренировочный спуск.
Закончив обед, мы ещё посидели понаблюдали за происходящим вокруг. Неподалёку группа авиамоделистов запускала модели с бензиновыми двигателями в воздух и управляли их электронными пультами. Мотор стрекотал, самолётик описывал круги то поднимаясь вверх, то на бреющем полёте в метре от земли проносился над альпийским лугом…
Вслед за самолётом, запустили игрушечный вертолёт и он оставляя за собой шлейф сизого дымка, тоже, то снижался, то поднимался вверх, совершал круговые полёты или зависал на одном месте…
Солнце уже опустилось ниже к горизонту и мы вздыхая и сожалея об утрате, покидали это сказочное место…
Спустившись по крутому шоссе в Бург, оттуда поехали вдоль грандиозного ущелья в сторону Гренобля. Горные, скальные обрывы казалось временами подступали к самой дороге и нависали над долиной на полукилометровой высоте.
Зрелище было величественным и устрашающим одновременно!
Я представил себе знаменитое, ущелье в Гималаях, глубиной в пять километров и покачал головой…
«Наверное, - думал я – это зрелище из разряда тех, «что ни словом сказать, ни пером описать». Перед такими картинами, человеческий ум, его способность описывать природу, мало чем могут помочь. Это можно только переживать в ощущениях и чувствах и восхищённо мотать головой…
Через час, мы были уже на месте. Ведь мы привыкли ездить по горам, уже не боялись крутых поворотов и глухих глубоких ущелий и нам такая езда доставляла наслаждение. Машина, урча сильным мотором на крутых подъёмах, катилась быстро и без усилии, а на спусках и перед поворотами тормозила быстро и мягко.
Мне вспомнилась история её покупки…
Мы поехали в гости к матери Сюзи, в Девон. На полдороге, наш старенький Форд, вдруг зачихал мотором, а потом начал греться, выпуская струйки горячего пара из под капота. Ему было уже лет двенадцать и Сюзи купила его восемь лет назад. Он нам служил верой и правдой долгие годы в том числе и в летних поездках. И вот настала пора и мотор начал сдавать…
Мы кое – как доехали до Токи, где жила бабушка и там, сестра Сюзи предложила нам поехать в магазин подержанных машин посмотреть, что там есть.
Сюзи уже несколько раз говорила мне когда речь заходила о покупке новой машины, что она хотела бы Фольксваген – Пассат, и я несколько раз обходил ряды подержанных машин на лондонских распродажах, но ничего подходящего не увидел.
И вот, находясь в двухстах милях от Лондона, мы едем вместе с Роной, сестрой Сюзи в магазин и с первого взгляда замечаем тёмно – синий Фольксваген – Пассат, дизель, который прошёл всего около сорока тысяч миль и был выпуска 2002 года.
Сюзи села за руль, попробовала прокатиться несколько миль вокруг магазина и машина понравилась ей окончательно. Уже через два часа после начала поездки в магазин, мы решили, что покупаем эту машину…
Вот так, «новая лощадка» появилась в нашем гараже…

Итак завтра мы уезжаем дальше, в сторону Ниццы и Сан – Ремо, неподалеку от которого и находится местечко Таджиа, где стоит дом нашей знакомой Джил, соработницы Сюзи.
Сборы, как обычно протекают по определённому, привычному уже распорядку. Вначале собраны и вынесены все вещи из кухонной палатки. Потом собирается сама палатка и укладывается в чехол.
После съема палатки, под её дном мы видим светлое пятно выцветшей травы – наглядное доказательство того, что солнечный свет стимулирует в траве выделение хлорофилла, имеющего зелёный цвет.
Потом сдуваются матрасы и выносятся вещи из спальной палатки. Протирается пол внутри и снимается палатка. При этом надо не забыть отстегнуть внутреннюю часть от внешней…
Потом вынимаются из земли металлические колышки удерживающие палатку и опустившуюся на землю палатку с внешним чехлом, по отдельности складывают или если на внешней стороне дна есть пятна сырости, то протирают тряпочкой и дают просохнуть. Главное правило - не держать долго в свёрнутом виде сырую палатку. Она покрывается изнутри плесенью, ткань портится и теряет водоотталкивающие свойства. Иначе говоря палатки должны храниться только в сухом виде…
Наконец все вещи собраны протёрты и уложены на своё место в багажнике и на заднее сиденье. Наша стоянка непривычно опустела и только белёсые пятна на траве указывают место, где стояли наши палатки в течении семи дней. Тут мы прожили хорошие дни, а теперь настало время уезжать, расставаться с веселыми и беспокойными соседями – французами, и с хозяйкой, которая была нам искренне рада.
Приходиться прощаться со ставшими хорошо знакомыми горами, Греноблем, неслышно живущим своей обычной жизнью у нас на виду.
Наконец сборы закончены, мы в последний раз сходили в «стоячий» туалет и удобный просторный душ. Поднявшись в дом к хозяйке мы благодарим её за гостеприимство прощаемся с ней оглядываем в последний раз деревню, маленький кемпинг на окраине, садимся в машину, и медленно выезжаем на дорогу…
Движемся вначале медленно, осмотрительно. В соседней деревне останавливаемся на площади перед мэрией, и опускаем в почтовый ящик открытки с видами Французских Альп, отправленные детям и соседям в Лондон. Уже выезжая из деревни видим, как через дорогу, выскочив из под изгороди перебегает дикий кролик. Я со смехом думаю о том, что это первое дикое животное которое мы видели здесь за неделю и по иронии судьбы, дикий кролик живёт на деревенских огородах…
И наконец, мы набираем скорость, въезжаем в уже знакомое ущелье и движемся в сторону Бурга через который пролегает наш путь в сторону Бриансона.
Въезжая в Бург, мы видим толпы оживлённых туристов, сидящих на террасах кафе и ресторанов и даже всадников, гуляющих по улицам, ведя коней в поводу, пересекающих нашу дорогу. Курортный сезон в разгаре и потому население небольшого городка увеличивается почти вдвое, а может и больше…
А мы уже мыслями в будущем, устремляемся дальше, оставляя где - то в вершинах гор и Альп – Хуэс и ставшие знакомыми местные вершины трёхтысячники…
А дальше, начинаются уже высокие Альпы – так называется район, по которому мы движемся в сторону Бриансона и дальше.
Действительно, дорога начинает подниматься всё выше и выше протянувшись по обеим сторонам глубокого ущелья, изредка ныряя в недлинные тоннели…Заснеженные горы всё ближе подступают к трассе и мы уже невооружённым глазом из автомобиля видим снежные вершины, ледники спускающиеся к кромке леса, белопенные ручьи вытекающие из под толстой ледяной брони и устремляющиеся к недалёкой реке, бегущей по дну ущелья.
Постепенно мы поднимаемся на очередной перевал, а потом по серпантину, дороги устремляемся вниз.
Холодные снежники на горах становятся всё ближе, горы уже безлесные выравнивают рельеф и становится заметно холоднее несмотря на яркое солнце.
Мы приближаемся к Бриансону, самому высоко расположенному городу Европы. Между тем время, приближается к полудню и мы, остановившись на одной из смотровых площадок на обочине дороги, раскидываем нашу подстилку - скатерть самобранку, раскладываем на ней наши съестные припасы и не спеша обедаем, рассматривая окружающий нас горный ландшафт с восхищением и энтузиазмом.
В нескольких метрах от нас, под невысоким обрывом бежит большая горная речка, прыгая с уступа на уступ, пенясь и звеня струями чистейшей горной воды. Перед нами горный хребет покрытый снегом, а за спиной, крутые серо – коричневые гранитные громады, нагретые солнцем и совершенно пустынные, нависающие многометровыми обрывами над шоссе.
Изредка, вблизи дороги мы видим осколки этих громадин величиной с немалый дом, осиротело лежащие здесь может быть многие сотни лет…
«Ведь когда-то они упали оттуда, с высоты – думаю я вопрошая сам себя, и не нахожу точного ответа – когда это случилось? - Может быть двадцать лет назад, а может быть сто, тысяча, десять тысяч лет назад…»
После обеда мы тронулись дальше и скоро вновь стали подниматься вверх и вверх. Ущелье превратилось в долину с высокими бортами, безлесную и гладко пологую.
Стало ещё холодней.
Но туристов на улицах горных селений становилось всё больше и больше. Было заметно, что для туристов здешние места привлекательны высотой окружающих долину вершин и красотою местных ландшафтов…
Действительно, зрелище поднимающихся вокруг зелёных, складчатых гор радовало глаз. Луговины радовали взоры чистой зеленью, а ручьи и реки текли размеренно и ровно, хотя и быстро. Воздух был необычайно прохладен и чист и наверное чрезвычайно полезен для людей с больными лёгкими или бронхами…
По-прежнему, на дорогах было много велосипедистов и в очередной раз подумалось, что Франция, это страна населённая велосипедистами.
И ещё удивительная деталь: часто вглядываясь в их лица, я замечал и седые волосы торчащие из под шлема и старческие морщины на загорелой коже лица…
Выходит, что велосипедом здесь увлекаются не только молодые люди, но и пожилые. И я невольно позавидовал тем из них, кто привычно пыхтя одолевают очередной подъём, или наравне с легковыми машинами лихо несутся вниз под уклон.
«Пожалуй – рассуждал я про себя – велосипед ещё и один из самых полезных для человека видов спорта…»
Мы постепенно приближаемся к Бриансону…
Солнце поднялось в зенит и становится тепло и даже жарко, но так как это бывает в высокогорье. Под солнцем вы расслабляетесь, но стоит ему зайти за тучу и ветерок пробегая по телу, обжигает холодком. В горах погода резко контрастна и разграничена…
Бриансон объезжаем, где – то сбоку, по объездной дороге, сворачивая направо…
А прямо и впереди милях в тридцати – сорока тоннель через Сен – Бернар и граница Италии. Но мы так не поедем…
После Бриансона, началась самая высокая дорога в Европе, ведущая через перевал на побережье Средиземного моря, на французскую Ривьеру.
Постепенно взбираясь по серпантину дороги всё выше и выше, мы наблюдаем изменения происходящие с ландшафтом - густые еловые леса на крутых склонах исчезают и появляются невысокие лиственничники, немного напоминающие леса в Восточном Саяне. Проходит час или полтора и лиственничники сменяются зелёными луговинами с невысокой ковровой травкой.
Поселений становится всё меньше. Часто, при дороге встречаются отдельно стоящие заброшенные, разрушающиеся дома. Жить здесь круглый год наверное очень трудно: холод и снег большую часть года. К тому же, безлюдье и однообразие ландшафта нагоняют тоску...
Где – то, далеко позади на горизонте сверкают снежными вершинами хребты Северо-Западных Альп.
А впереди складки гор, покрытые чахлой травкой, сменяющейся постепенно каменными осыпями и щебёнкой.
Дорога тонкой ниточкой поднимается среди пологих вершин и впереди, постепенно раскрывается перевал.
На придорожных указателях мелькают цифры: 2000 метров над уровнем моря, 2200, потом 2500…
Жилья уже нет вокруг на десятки километров и только изредка видны бетонные капониры и доты – здесь в своё время стояли войска и во вторую мировую проходили редкие бои за овладение перевалом…
Наконец проделав длинную полу петлю, объехав по долинкам соседние вершины, мы оказались у подножия конусообразного пика, на котором сделана смотровая площадка, откуда можно увидеть и приморские леса, и Итальянское приграничье.
Обзор с площадки замечательный, во все стороны. Высота площадки – 2807 метров. Можно сказать, что мы находимся на крыше Европы!
Здесь холодно и вид окружающих гор напоминает лунный ландшафт – пустынно и дико. Где – то далеко внизу видна ниточка дорожного серпантина и осторожно ползущая по ней машина.
Там впереди, в ста километрах южнее – Средиземное море, пальмы и пляжи…
Но, находясь здесь, трудно поверить, что через два часа мы сможем выкупаться в тёплой лазурной воде Великого европейского моря…
Наконец, насмотревшись на унылый пейзаж вокруг, мы садимся в машину и начинаем медленно спускаться вниз, к лесам, к деревням и городкам - к людям…
Километров через пять от вершины вниз, мы встречаем первых животных – стадо овец сбившись в плотную массу, неподвижно стоят на краю пологого поля. Овец несколько сотен и я подумал, что где - то неподалёку живут люди…
Так и оказалось.
Вскоре мы подъехали к деревенскому кафе и подобию гостиницы, вокруг которых на площадке перед домами сидели юные туристы в ожидании автобуса, а часть из них теснилась в очереди в душевую.
Мы поднялись в кафе и попросили продать нам воды в пластиковых бутылках и нам вдруг, на русском языке ответила симпатичная молодая девушка.
Мы разговорились и выяснилось, что она изучает в одном из Парижских университетов русское искусство и современный танец, изучает русский язык уже несколько лет и недавно жила год в Питере, в студенческом общежитии на Васильевском острове.
Она хорошо говорила по-русски и мы быстро познакомились.
Выяснилось, что на каникулах она подрабатывает здесь в кафе официанткой и живёт здесь с июля по октябрь – от снега до снега. Завершая беседу мы пригласили её к себе в Лондон, в гости и дали её адрес и телефон.
Я был приятно удивлён этой встрече на «краю земли» и подумал что это хорошо, когда «наши» люди встречаются так часто и в таких необычных местах…
Сходив в традиционный «стоячий» туалет, мы попили водички и тронулись дальше.
Дорога «въехала» в хвойные леса и теперь всё повторилось в обратном порядке: вначале были тёмные ельники, потом стали появляться пушистые сосняки, особой средиземноморской породы, а ближе к морю появились лиственные деревья и кустарники, которые постепенно вытеснили ель и даже сосну…
Часа через два мы подкатили к развилке которая указывала, «что если направо поедешь», приедешь в знаменитые Канны - город на море в котором ежегодно проходит известнейший кино фестиваль; «а если налево поедешь», то попадёшь в итальянский Турин.
Мы поехали прямо и попали в Монако – маленькое княжество, в котором процветает игорный бизнес, но есть своя правящая королевская династия и раз в год проводят гонку Формулы-один…
Поставив машину на стоянке в «услугах», мы подошли к балюстраде «висевшей, высоко над побережьем и морем и долго любовались необъятно синими водными просторами, городом далеко внизу на побережье и большим круизным, многопалубным судном, стоящим на рейде…
Был тёплый тихий вечер и воздух необычно мягкий, ласковый и ароматный заставлял глубже дышать и радовал предчувствиями. На аллеях стояли пальмы в обхват толщиной, а на холмах окружающих море, росли оливковые деревья и мне даже показалось, что всё это я уже где – то, когда - то видел…
Возможно память придавала некогда увиденным фотографиям и картинам, живость никогда не бывшего.
Перекусив, мы сели в машину и ориентируясь по-прежнему по карте Франции, помчались в сторону Сан – Ремо.
Незаметно проскочили границу между Францией и Италией и по платной автостраде, построенной совсем недавно и состоящей из тоннелей и гигантских виадуков, буквально за полчаса долетели до Таджи - местечка в окрестностях Сан – Ремо.
Когда путаясь в указателях и нервничая, уже в городке, подъехали к новому вокзалу, наступила тёмная мягкая, бархатистая ночь.
Здешний воздух совсем отличный от воздуха горных долин в Альпах – кажется, что на Ривьере человек может жить не заботясь об одежде. И мы осознали, что попали наконец в благодатный край, на побережье Средиземного моря, на Ривьеру.
Вокруг, уже привычно не было не души (городок в будни, становился к восьми часам пустынным) и мы, не без волнения и беспокойства, позвонили по мобильнику Джил, которая обещала нас встретить.
Минут через десять она подъехала на своём маленьком Форде, поздоровалась и не теряя времени на длинные объяснения, сказала, что нашу большую машину лучше оставить здесь на стоянке, а нас она подбросит к дому на своей…
Мы послушались, и пересели в её Фордик и только по дороге поняли её категоричность - дорога была не только крута и узка, но в двух местах приходилось брать поворот на подъёме в два приема, чтобы вписаться в острый угол асфальтовой колеи…
Минут через пятнадцать, после опасной езды по узким карнизам над широкой долиной, мы приехали к её дому.
Выйдя из машины увидели освещённую террасу, гостей сидевших за большим столом, услышали стрекотание цикад в тёмной ночи и познакомившись со всеми присутствующими выпили вина и включились в разговор…
Так началась следующая часть нашего путешествия - ещё на несколько дней мы осваивали новый дом…
Гости вскоре простившись разъехались, а мы попив чаю устроились в гостиной на раскладушках и после напряжённого, полного множества впечатлений дня, заснули крепким сном…
Утром, сквозь сон я слышал, как Джил спустилась из своей спальни и на кухне заварила себе чай, а потом вышла на террасу.
Мы проснулись часа через полтора и первое впечатление было приятным, от блаженной теплоты и пахучести лёгкого воздуха итальянской Ривьеры.
Всё вокруг было наполнено запахами оливок, вызревающих фруктов и разнообразных трав, растущих на поверхность лесистой долины, под нами.
Двухэтажный дом красивой и удобной планировки стоял на краю спуска.
Далеко слева и внизу виднелось громадное тёмно – синее, спокойное море…
Я поднялся, сделал себе чай, вышел на террасу поздоровался с Джил и стал рассматривать панораму.
В густо заросшей долине, находившейся от моря километрах в пяти среди лиственных деревьев, кое – где располагались редкие двух и трёхэтажные дома.
Их окружали сады в основном из оливковых деревьев.
Солнце к тому времени поднялось из – за высокого восточного склона и я радовался, тому, что нахожусь на землях некогда могучего, всесильного Рима, в Италии, и пытался представить себе, как более двух тысяч лет назад, здесь, вдоль моря проходили бряцая оружием и сверкая металлическими оперёнными шлемами бесчисленные легионы Гнея Помпея и Юлия Цезаря; как по дорогам в окрестностях, впереди пеших легионов тянулись вереницы всадников тяжело вооружённой конницы.
И все это двигалось, спешило, направлялось в сторону великого Рима, или наоборот в сторону завоёванных провинций и ещё дальше…
Однако сегодня, здесь всё далеко от римского имперского величия и в деревнях живут крестьяне выращивающие овощи, виноград, много оливковых деревьев и главное, в теплицах, протянувшихся рядами вдоль дорог выращивают разнообразные цветы, которые потом рассылаются во все уголки мира для продажи.
Можно наверное назвать этот край естественной цветочной теплицей Европы - основные доходы, местные жители получают от выращивания цветов. Благородный бизнес…
Однако я хочу несколько слов сказать о хозяйке.
Родилась она в Новой Зеландии, в семье преуспевающего фермера, выходца из Англии, и получила классическое образование. Училась в известных частных школах, жила в интернате, потом окончила местный университет и приехала работать в Метрополию, в Англию…
Семьи у неё нет и потому она живёт одна по тем принципам и традициям, которые усвоила в молодые годы в результате данного ей воспитания…
А принципы обучения были традиционны для английских семей, и в Новой Зеландии сохранили свою консервативную окраску, в силу отставания новых веяний обычного для отдалённых частей английской империи. Она вспоминала, что в интернате, директриса, которая проверяла все письма отправляемые новыми воспитанницами домой, вернула ей её первое письмо и попросила переписать адрес: «Не мистеру и миссис таким то, а эсквайру…».
И всё воспитание постоянно напоминало детям, что они англичане, и что они дети родителей из высшего класса общества. Классовое самосознание, незаметное выстраивание классовых перегородок - отличительная черта традиционного английского воспитания.
До сих пор, это снобизм и подчёркивание своего классового происхождения.
Тут уместно более подробно остановиться на этой особенности «старой, доброй Англии». Для меня, в моём постепенном узнавании Англии и англичан - предмет классовых, общественных отношений – один из самых интересных предметов.
Я постепенно уясняю для себя, что классовая система здесь, несмотря на все формальные, внешние перемены современности, сохраняется и развивается по сию пору, но аккуратно прикрыта демагогическими рассуждениями о равенстве возможностей и правах человека…
Например средний и высший (аппер) класс, так же отличаются друг от друга, как «рабочий» класс отличается от среднего. Здесь, на британских островах принято называть рабочим классом тех, кто работает руками, а средним – тех, кто работает «головой».
По доходам они могут мало отличаться друг от друга, а часто, квалифицированные рабочие зарабатывают больше чем служащие.
Но по стилю жизни, по ценностям, по образованию, они очень отличаются, несмотря на имеющееся количество денег.
Например рабочие отдыхают в определённых местах, а средний класс в других. Дети рабочих в основном ходят в государственные школы, а дети из семей среднего класса, как правило устраивают своих детей, в частные, достаточно дорогие школы.
Интересно, что со времён либеральных шестидесятых годов, законы защищают интересы детей заканчивающих государственные школы от скрытой дискриминации.
В университетах существуют определённые цензовые квоты, по которым выпускники государственных школ имеют определённые преимущества перед выпускниками частных.
Чтобы разобраться в ныне существующей классовой системе Великобритании, надо понять, что деньги сегодня перестали быть определяющим фактором принадлежности человека к тому или иному классу. Главным, стало «прикосновение» человека к тому или иному виду образования, уровню культуры, и конечно уровню «потребления» определённой информации…
Однако и льготные квоты не дают реальной возможности детям из рабочих семей получить приличное образование, и потому, часто, они остаются на всю жизнь социальными аутсайдерами.
Ещё один из определителей социально – классовой позиции в общества, являются «хобби».
У разных классов, нерабочие занятия и увлечения заметно отличаются. Например в спорте и в физической культуре, дети из рабочих семей играют в футбол, занимаются спортом с прицелом на будущую профессиональную карьеру, которая позволит им легко зарабатывать много денег. Деньги именно для рабочих остаются по прежнему чуть ли не важнейшим фактором жизненного преуспеяния.
Средний же и высший класс, занимаются конным спортом, теннисом, фехтованием, гольфом и даже регби. Но это все не ради денег, а для физического развития, для «общения» своих со «своими», для подтверждения социального статуса...
Верхом аристократизма считается сегодня игра в конное поло, которое является ведущим хобби принца Чарльза и его сыновей…
Если ты между прочим говоришь, что твои дети берут уроки верховой езды в Гайд – парке, это автоматически определяет тебя как представителя аппер - класса.
Даже в супермаркетах, по наименованиям продуктов и товаров в твоей корзинке, можно определить откуда ты и к какому сословию принадлежишь.
Высший класс – это как правило вегетарианцы, любители животных. Если это собаки – то они небольшие. Если кошки, то очень породистые или… совсем с улицы.
В их продуктовых корзинках летом например, много дорогих ягод и фруктов – клубники, черники, малины, салатов и т. д. Низший класс покупает недорогую колбасу, мясные полуфабрикаты - и всего этого помногу. Язык, а точнее словарь и его содержание и формы применения тоже определяют классовое положение носителя языка в обществе.
Если вы учились в частной школе или даже в Харроу или Итоне, где платят за обучение до двадцати пяти тысяч фунтов в год, то вы никогда бессознательно не скажете слова «туалет», а скажете слово «лаватори», скажете не «сёрвьет», а «напкин» о салфетках и так далее…
Я конечно вынужден об этом говорить коротко, в силу того, что в данном случае пишу не социологический трактат, а путевые заметки и потому, очень схематично, но замеченных закономерностей стараюсь придерживаться.
Средний класс, в отличии от рабочих, очень много читает, знает молодых и немолодых талантливых и модных авторов, и книги являются большой темой для разговоров в их среде, тогда как рабочие говорят о футбол, о женщинах, о работе и о деньгах…
Средний класс с молодых лет любит путешествовать, или даже немного пожить в другой стране (лучше если в Африке или в Индии). Во вторую половину жизни, заработав денег, они стараются купить домик с участком земли где-нибудь за границей и ездят туда в каникулы или в отпуск, чтобы отдохнуть от многолюдья и почитать книжки…
Все они увлекаются искусством и на мой взгляд, испытывая обычную тоску от рутины и заурядности жизни, проживают её в мечтах, читая умные измышления о чужих страстях и переживаниях.
Здесь невольно вспоминается критика Львом Толстым, современного искусства в его знаменитом трактате: «Что такое искусство?»
Что касается отношения к религии, то большинство среднего и даже высшего класса, даже если в детстве обучались в церковных школах, то во взрослом состоянии превращаются в агностиков или в атеистов.
Мне кажется, что это определяется несоответствием религиозных норм поведения и стиля жизни, с тем, что сегодня называют «западной» цивилизацией.
…Животное начало, особенно в молодости постоянно давит на человека. Так зачем же переживать «трагедию» ограничения желаний, раздвоения, когда проще нырнуть в поток чувственных «удовольствий» и ничем себя не ограничивать…
Может быть поэтому, сегодня, в Англии, смерть как «факт» скрывается, упрятывается в дальние уголки человеческого сознания.
Умер допустим ваш отец…
Вам его, «специальные» люди, увезут в похоронную контору, где есть большие холодильники, в которых он хранится долго в «неиспорченном» виде.
Вы конечно горюете, но в отсутствии мёртвого тела эта горесть носит вполне цивилизованный характер.
Дней через десять – пятнадцать, когда вы уже почти примиритесь с неизбежностью потери дорогого папочки или мамочки, состоится кремация и прощание с умершим.
Так как он, уже, несмотря на сильный холодильник «запах», то вы делаете это не открывая крышку гроба.
После обязательной церковной службы, в церкви крематория, гроб с телом вашего отца провозят мимо вас на платформе и опускают на специальном лифте в печь. При этом на вас может пахнуть из «подземелий» адским жаром, но это уже только деталь обряда…
Прах покойного, через время, вы можете забрать из крематория, где он хранится в специальном складе, а можете и забыть. И потому, этот прах служители развеют в неизвестном вам месте.
Эта боязнь смерти уравнивает высший класс с низшим, если конечно вы можете оплатить услуги похоронного бюро.
Тут, я в очередной раз отвлёкся от нашего путешествия и потому, продолжу рассказ о итальянской Ривьере.
Перед тем как купить дом, Джил прочитала книгу о англичанах купивших старый разваленный дом в Италии совсем за недорого, и переделавших его в течении нескольких лет в современный дом…
Она присмотрела через агентство нечто подобное здесь, в Таджии совсем недорого…
Строительство и благоустройство длилось около трёх лет и стоило немалых денег. За это время характерная Джил, сумела перевезти «часть Англии» на Итальянскую Ривьеру: большой платяной шкаф, кресла и даже каменные столбы, весом до ста килограммов, вкопав их на краю террасы, где ставила на отстой свою машинку.
Дом состоит теперь из двух этажей – внизу кухня и просторная гостиная, верху спальня и душевая с туалетом. Второй туалет сделан на улице, с отдельным входом.
По замыслу хозяйки ни раковины, ни воды на кухне нет, поэтому посуду предварительно её сполоснув на улице, ставят в посудомойку.
На кухне также стоит большой холодильник, в котором в любую жару можно хранить продукты и вино на неделю.
В придачу к дому, она купила гектар земли, на которой располагается сад из ста оливковых деревьев и ещё много чего по мелочи: лимонные и мандариновые деревья, виноград и несколько фиговых деревьев.
И всё это теперь по южному благоухает и плодоносит. Ароматы вокруг дома изумительные по тонкости и изысканности запахов. И плюс ещё удивительный воздух Средиземноморья – мягкий и нежный круглые сутки. Ночью можно спать под простыней, а днём дует ветерок с моря и в тени прохладно и приятно.
Я, глядя на оживлённую Джил, думал невольно о том времени, когда она останется одна, здесь, в этом великолепии и невольно покачивал головой - ночью в этой пустынной долине никого нет и только сторожевые собаки лают и воют вдалеке…
Соседи конечно есть, но до них приходится пробираться через заросли не менее километра…
Надо обладать твёрдым характером и железными нервами чтобы жить здесь и при этом радоваться жизни…
Однако, иногда я ловлю себя на том, что слишком мрачно смотрю на жизнь, слишком драматизирую переживания людей. Вполне может быть, что люди не так уж чувствительны и не тяготятся одиночеством
Здесь, в доме Джил, я познакомился с её университетской подругой, которая очень интересно рассказывала мне о том, что и в Англии после Тэтчер, и в Чили, после диктатуры Пиночета - её муж, бывший чилийский журналист - установилась психологическая атмосфера индивидуализма и накопительства, когда ответственность за происходящее, государственные чиновники переваливают на плечи робких и ничего не понимающих в политике и экономике обывателей - когда лозунг: «Это ваши проблемы!» становится очень популярен.
Страны после их правления стали богаче, но общество развалилось на атомы, отдельно пытающиеся устроиться в жизни и зарабатывать деньги…
На мой взгляд нечто подобное сегодня происходит и в России, которая постепенно превращается в конгломерат граждан, пытающихся кто как сможет, часто за чужой счёт, построить своё счастье на деньгах.
Из этого конечно мало что получается хорошего - семьи разваливаются, друзья становятся врагами и завистниками, смысл личной жизни и истории, как чего то естественного и цельного, утрачивается и подменяется сиюминутными заботами и задачами…
Просматривается интересная закономерность социального свойства – тирания в любых формах – государственная, индивидуальная, экономическая, культурная – порождает тип людей – эгоистов, заботящихся прежде всего, и только о своём личном преуспеянии.
То есть стимулирует антихристианские, антирелигиозные настроения, которые можно называть атеизмом, а можно и просто безбожием…
Теперь читатель, после моих отступлений будет иметь представление о разговорах которые мы вели сидя за большим столом, сделанным из железнодорожных свай привезённых из Зимбабве(!) и попивая бургундское, изредка вглядываясь в зеленеющие лесом окрестности…
На другой день после приезда к Джил, мы поехали в Сан – Ремо, городок, известный прежде всего всем любителям итальянской эстрадной песни – здесь проходит знаменитый итальянский песенный фестиваль, телевизионные трансляции с которого в своё время смотрел весь Советский Союз...
Городок оказался наводнён машинами и туристами и мы с трудом нашли место чтобы выскочить из машины Джил, любезно согласившейся нас туда подбросить…
Вообще, хочется предупредить автопутешаественников на Ривьеру, что самая большая проблема с девяти утра до семи вечера в городках, лежащих вдоль моря, в ясный день – это проблема парковки…И французы, и особенно итальянцы стараясь припарковаться, ставят машины в самых неожиданных местах, а тот, кто понахальнее, так прямо посередине дороги…Другая особенность этих итальянских городков – множество мотороллеров различных марок и размеров, на которых едут на пляж или в магазины, или по делам, или даже на свидание молодые люди в возрасте от 14 до 30 лет. Часто, это загорелые красотки, гордо и неприступно, как на троне восседающие за рулём.
В Сан – Ремо таких тоже было немало и я, изредка ловил себя на том, что таращусь на загорелые фигуры словно на картины современных художников. Надо признать, что итальянские девушки, часто отменные красавицы…
…Мы оставшись на оживлённой улице, вначале решили, что делать дальше и посовещавшись пошли вперёд в поисках центра информации, а поскольку ни я ни Сюзи не говорим по-итальянски, то найти этот Центр без карты было довольно трудно. Итальянские надписи нам тоже ничего не говорили…
И тут неподалёку мы услышали русскую речь – женщина – гид втолковывала беспокойным «русакам», как найти знаменитое казино, в котором проходят эстрадные конкурсы и как потом возвратиться к месту встречи.
Я терпеливо дождался окончания этого длинного, на повышенных тонах «инструктажа» и спросил, как нам найти Центр информации.
Когда женщина объяснила нам как туда попасть, я из праздного любопытства спросил «откуда людишки», и она сказала, что тур формировался в Германии, но вообще компания сборная, отовсюду из Европы…
Сегодня наших соотечественников можно встретить повсюду.
Вспомнилась история, рассказанная мне в Питере, Валерой Машковым - замечательным путешественником – одиночкой…
Дело было лет десять назад. Он, хорошо зная английский, в 21 год, летал в Индию и поднимался в одиночку в Гималаи, в надежде попасть в Тибет...
Где – то на равнинах Индии он подхватил лихорадку и попал в больницу в тяжелейшем состоянии.
Выздоровев, продолжил путешествие и постепенно приблизился к китайско-индийской границе, шагая в сторону одного из высочайших перевалов мира, в Тибета.
И тут, впереди, на снежной поверхности горного ледника, он увидел две фигурки идущие по тропе навстречу. Вскоре уже различил человеческую речь и с удивлением услышал русские матюги и хохот.
При радостной встрече выяснилось, что эти двое были русскими альпинистами, пытавшимися самодеятельно одолеть какие - то высокие Гималайские вершины и после восхождения возвращавшиеся домой…
Встретившись, они обнялись как братья и провели вместе остаток дня и ночь, обмениваясь новостями и попивая тибетский чай Даржилинг, который ребята уже научились готовить…
… Найдя центр информации, мы как обычно, взяли там схему города, и уже спокойно стали гулять, не боясь заблудиться и потеряться.
Выяснилось, что парки в Сан – Ремо необычайно красивы и напоминают больше ботанический сад, чем общественные места отдыха. Пальмы различных видов, кактусы тоже нескольких пород, орхидеи, несколько крупно цветущих видов рододендронов и ещё много незнакомых мне деревьев и кустарников, украшают безлюдные аллеи парков, тянувшихся вдоль главной улицы города.
Мы, пройдя через несколько отдельных парковых участков вновь вышли к центру города и свернув направо от моря, попали в лабиринт узких мощёных улочек, зажатых с двух сторон старыми домами.
Эти улочки или поднимались на холмы или спускались вниз, словно длинная многоступенчатая лестница. Там, в тени высоких стен, прямо на мостовой дети играли в мяч и изредка «протискиваясь» мимо, проезжали мотороллеры. Жизнь в городе для местных жителей, несмотря на потоки туристов, шла своим чередом…
Задыхаясь и потея, мы поднялись на гору, на вершине которой в старину стоял древний замок, разрушенный в семнадцатом веке. Теперь на месте замка небольшой скверик и грот с падающим сверху, с высоты трёх метров, водным потоком.
А неподалёку росло извивающимися стволами, растущими из одного корня, гигантское кактусовое дерево в пять обхватов толщиной и корнями, змеящимися по поверхности земли толщиной в человеческое туловище…
Мы присели на скамейку и отдыхая, любовались замечательным видом города у моря - красные черепичные крыши ступенями спускаются по склону к сверкающему под солнцем бирюзовому морю.
Немного передохнув, решили зайти в церковь стоящую чуть выше, идя по широкой мощёной улице.
Снаружи это была обычная церковь с большим куполом и теряющимися в его тени нефами, но внутри это был настоящий театр для молитвы и любования «домом для Бога». Картины в простенках, скульптуры святых и апостолов в нишах и на выступах, своими драматическими жестами приглашали и вели взгляды верующих к алтарю, где стоял большой стол покрытый тяжёлой расшитой тканью и сверху – большая скульптурная композиция с Распятым Христом в Центе и Богоматерью, чуть поодаль креста!
Всё это в торжественной полутьме играло золотыми, серебряными и розовыми тёплыми красками и немного напоминало роскошные театральные декорации религиозного театра. Молодая женщина, стоя на коленях перед алтарём, неотрывно глядя на Иисуса Христа и Богоматерь, молилась, беззвучно шевеля губами…
«Вот что нужно для верующих- подумал я, вглядываясь в эту картину - чтобы дети и взрослые наглядно увидели красоту и трагичность жизни и смерти Спасителя и его апостолов, и уверовали искренне и самозабвенно…»
Выйдя на солнечный свет, мы обсуждая впечатления от увиденного, спустились по мраморной лестнице в город, находящийся чуть ниже церкви и продолжили поход.
Дальше, уже спустившись по другой, но тоже узкой и ступенчатой улице к набережной, пошли вдоль моря разглядывая необычный для северян пейзаж.
На юге Англии, конечно тоже есть пальмы, но они похожи и размерами, и видом на карликовые и потому, размеры и свободная красота настоящих пальм нас удивила. Пальмы были разных пород и видов, но все они отличались размерами и ухоженностью. Цветущие крупными разноцветными цветами кустарники, делали улицы нарядными и праздничными.
Вдоль набережной, расположились многочисленные кафе и мороженицы, а у берега, тут и там виднелись причалы, с множеством белых яхт и моторных катеров…
Вдруг, к нам подошла стройная девушка в брюках в обтяжку и розовой кофточке и спросила: - Вы русские?
Услышав утвердительный ответ, а она в этом и не сомневалась, девушка пожаловалась, что по-английски здесь никто не говорит и потому, она не знает, где здесь есть хорошие магазины.
Потом, она презрительно улыбаясь рассказала, что приехала вчера, поселилась в четырёх звёздном отеле, но «это оказалась такая дыра!», и поэтому ей здесь не нравится.
Мы посоветовали ей дойти до тур центра и взять там карту города. Добавили, что по поводу магазинов ничем не можем ей помочь…
Чтобы подбодрить её, я посоветовал ей быть смелее и не стесняться спрашивать прохожих – это единственный выход в её положении.
Когда она ушла в направлении туристического центра, я с грустью подумал, что какая тоска для неё - молодой и красивой - быть одинокой в незнакомом городе. Пусть на Ривьере, но без друга или подружки, с которыми можно просто поговорить на родном языке…
Возвратились мы в Таджио из Сан – Ремо на автобусе, и когда сбивчиво объяснили водителю, что не смогли купить билет, он махнул рукой и устало отвернулся. Он ничего из нашего итальянского не понял, но почувствовал, что надо помочь и сделал это…
Джил приехала за нами на автостоянку у вокзала, по нашему звонку, на своей маленькой Фиесте и на обратном пути гнала, одновременно разговаривая с нами. Она вела свой Фордик как профи и через десять минут мы были дома…
За ужином, сидя на террасе, мы выпили вина и долго разговаривали обо всём на свете. Женщины вспоминали романтические и энтузиастические шестидесятые, когда во всём мире было спокойно и можно было до Индии например, доехать на туристическом автобусе. А цены на продуктовых рынках были «бросовыми» и потому, «хиппи» и «битники» жили буквально припеваючи в своих жилищах - коммунах.
В разговорах, тогда, все почти не касались политики, а потому и споров не было.
Когда я заговорил о своей теории «социализма с Богом», Джил фыркнула и я замолчал, и переведя разговор на другое - она была агностиком, потому что воспитывалась в современном стиле, по современным методикам, которые для Бога просто места на Земле не оставляют…
…Спать ушли поздно, когда на небе мерцало множество ярких звёзд, а в уголке, между тенями двух сходящихся холмов, проблёскивали скопления электрических огней – там виден был городок у моря…
Назавтра с утра, мы сели в машину и поехали в горы искать речную купальню, которую очень хвалила Джил.
Небольшая речка петляла между крутыми берегами и местами была едва заметна и я засомневался, что мы найдём подходящее место. Так и получилось…
Мы конечно прозевали нужный отворот, потом решили ехать дальше в поисках рекомендованного Джил ресторана, поднялись на два десятка километров в горы, остановились в одном из придорожных селений на автостоянке.
И тут грянул такой ливень, что мы сидели минут пятнадцать в машине наблюдая сцены из вселенского потопа (сверкала молния, гремел гром и вода потоками выливалась на землю, а потом собираясь в ручьи низвергалась в речное ущелье).
Видя, что дождь не прекращается и небо серое и покрыто бегучими тучами, развернулись и «не солоно хлебавши» поехали назад к морю, на побережье.
Дождя здесь не было. Видимо в горах зарождаются местные дождевые тучи и грозы так же носят локальный характер…
Мы свернули по приморскому шоссе направо, в сторону городка Империя, а потом и в Диана Марину, следующий городок, в котором жили те англичане из книжки, которые купили дом в деревне и перестроили его в современную виллу…
Тут нас настигла гроза, гуляющая с утра по округе и мы зашли в кафе, переждать дождь. Сюзи выпила кофе и стала подписывать открытки для знакомых в Англии, а я смотрел по телевизору репортаж о чемпионате Европы по лёгкой атлетике.
Когда дождь кончился, мы погуляли по городку, сходили на море и полюбовались лёгкой морской тяжёлыми, тягучими двухметровыми волнами с шумом и грохотом на волнолом, перехлёстывая его мириадами пенных брызг. Зрелище волнующее и показывающее весь потенциал возможной разрушительной силы моря…
Вернувшись в Таджио, мы пошли в итальянскую пиццерию и с разочарованием съели немножко подгоревшую, пересоленную пиццу.
Это был может быть самый неудачный день нашего путешествия. Всё что мы задумывали с утра либо откладывалось назавтра, либо по тем или иным причинам не удавалось. Я был раздосадован и невольно возложил вину на Сюзи…
Она обиделась и мы по сути дела поссорились, не разговаривали до вечера, делая вид, что говорить не о чем… Но и такое бывает в длинных путешествиях. Главное в такой ситуации не фиксироваться на неудачах…

После выхода из ресторана позвонили Джил и она приехала нас забирать.
Шёл мелкий дождик, то прекращаясь то начинаясь вновь и на одном из крутых горных поворотов наша Фиеста забуксовала. Пришлось выйти подтолкнуть машину, и оставшийся путь идти пешком. Благо что это было недалеко…
Назавтра утром мы внезапно решили уезжать, подумав, что лучше это сделать в воскресенье, когда машин на побережье не так много и не будет пробок на дорогах в городках…
С утра пораньше проснулись, попили чаю и кофе и стали собираться. Я походил вокруг дома, сорвал и съел одну крупную спелую фигу с дерева в саду, обошёл оливковый сад по периметру, увидел апельсиновое дерево неподалёку от дома, с ярко - жёлтыми плодами на ветках.
Утро было светлым и солнечным, воздух пах лавром и эвкалиптом и я подумал, что если всё во внутренней душевной жизни человека нормально, то здесь можно жить подолгу. Погода и климат располагают к размышлениям и писанию…
Если же на душе «кошки скребут», то тут в одиночку и без людей не выжить. А нас ведь с женой двое и потому, всегда можно пообщаться с родным человеком…
Значит нам тоска одиночества не грозит…
Дело за малым – купить здесь дом или участок земли…
Уезжали утром и тепло простились ч Джил и её подругой. Я надолго запомнил наши разговоры в этом домике и они пробудили во мне новые идеи и теории…

…По приморскому шоссе мы поехали в сторону Генуи, вдоль замечательно яркого и чистого Средиземного моря.
Джил дала нам адрес кемпинга на море, где мы хотели пожить несколько дней. Однако там не было мест и мы поехали дальше…
Вдоль берега расположились сплошной полосой селения, большие и маленькие и в каждом городке или посёлке, был свой пляж. И все они были полны, но главное, не было ни одного свободного места на стоянках, в радиусе километра полтора от пляжа. Длинные ряды мотороллеров стояли по обе стороны дороги в районе пляжа и несмотря на время после полудня, похоже никто не собирался уезжать домой. Казалось вся Лигурия (Область в которой мы жили) выезжала отдохнуть на пляжи…
Мне кажется такая нехватка автостоянок обусловлена тем, что городки и селения все выстроены задолго до появления автомобилей и естественно, никто о стоянках тогда и не думал. Сегодня на всех свободных участках сделали стоянки. Но этого всё – таки мало для миллионов автовладельцев съезжающихся к морю и не только из самой Италии, но и из Европы…
Мы ехали и ехали вдоль моря в надежде наконец выкупаться в благодатной воде средиземного моря. Но отсутствие мест на автостоянках повергала нас в уныние.
Время близилось к вечеру, когда мы увидели вблизи дороги вывеску - кемпинг, и заехали туда.
Кемпинг был большим и очень нам не понравился – это все напоминало «фабрику» отдыха. Караваны и палатки стояли впритык один к другому и в придачу, машины надо было оставлять на ночь на стоянке, метрах в двухстах от палатки. Однако деваться было некуда и мы поставив палатку, пошли купаться, уже почти в сумерках…
Море было волшебно тёплым и ласковым. Мы были вознаграждены за многодневное ожидание и с удовольствием плескались и плавали в молочно-зелёной солёной воде. Это было блаженство и ради этого стоило терпеть все неудобства «коммунального» кемпинга. Пляж был необычного, серо - черного цвета и ступив на песок, который тоже был черно – серым. Я подумал, что это оттого, что камни здесь были такого же цвета и потому и песок отличался от обычного светлого или жёлтого…
Я вспомнил свой одиночный поход на Северном Байкале, когда я на ночёвку остановился в одной из бухт в двух днях ходьбы от дальней метеостанции, которая стояла в ста с лишним километрах от ближайшего поселения. В этой бухте был пляж состоящий из чёрной крупной плоской гальки и этот цвет запомнился мне надолго… Я ночевал тогда в уютном зимовье на берегу бухты и похоже, что кроме красавцев - изюбрей приходивших на берег Байкала на водопой, здесь люди бывали, но всего несколько раз в году….
… Выкупавшись, мы вернулись в палатку, поели и совсем уже собрались спать, когда поднялся ураганный ветер, в небе засверкали молнии и зашумел, заметался по округе страшный шторм и дождь через несколько минут перешёл в крупный град.
Всё ревело и шаталось!
Палатка норовила взлететь на воздух и вдобавок крупный град сплошной стеной ударил по кемпингу. Градины были иногда величиной с голубиное яйцо и больно хлестали нас по спинам, через двойной тент палатки. Шторм ревел и грохотал, палатка шаталась из стороны в стороны и наверное улетела бы в море, если бы нас не было внутри!
Вдруг и резко похолодало.
Обычно температура на Ривьере летом даже вечером редко опускается ниже двадцати градусов, а тут я в одежде начал дрожать от холода. Наверное температура за считанные минуты опустилась до нуля.
Когда я случайно коснулся пола прихожей рукой, то вдруг понял, что там полно воды. Расстегнув полог и вглядевшись во тьму, увидел, что тазик для мытья посуды, как «лебедь белая» плавал «по волнам».
Я невольно выругался, стал ощупывать дно в спальном помещении и с испугом понял, что мы сидим на большой луже воды… Благо, что днище спального помещения сделанное из специального материала, не пропускало воды…
А гром всё гремел, молнии сверкали так, что их видно было через тент, и град сменился дождём. Вода всё прибывала и я не зная, что делать запаниковал. Сюзи сидела на матрасе и испуганно глядела на меня!
Надо было действовать - несмотря на дождь я вылез в ночь из палатки и ворча ругательства под нос, тапком, словно лопатой отгрёб от входа толстый слой тающего града…
У входа в кемпинг горел сильный фонарь и при свете, я видел, что лужа постепенно стекает в проделанные мною проходы. Сюзи тихо сидела внутри палатки и изредка беспокойно спрашивала: - Ну как там?
Наконец дождь закончился. Люди стали выходить из караванов и палаток и оглядев «побоище» качали головами. С деревьев, градом было сбито множество листьев и хвои, собранная настоящими завалами под деревьями и мешала дождевой воде уходить вниз, к морю. Я с остервенением скрёб жёсткую, неподатливую землю, проделывая углубление и наконец лужа настолько уменьшилась, что я вздохнул с облегчением и влез в палатку…
В прихожей осталось немного воды, а под палаткой её совсем не было и я уже не так зло ворча, улёгся спать пользуясь старой истиной – «утро вечера мудренее»…
А утром вновь было тепло, солнечно и тихо. Проснувшись рано, мы перебрали продукты и вещи в подмоченных сумках, протёрли палатку изнутри и снаружи и позавтракав пошли на море купаться. Вода вблизи от берега была мутной и покрыта какими – то нечистыми пузырями воздуха…
Тем не менее мы с удовольствием заплыли подальше и радуясь теплу и свету, долго плескались, стараясь попасть на гребень крупных волн и прокатиться на них подольше…
Возвратившись к палатке мы нашли её уже полностью просохшей. И крупный град и неистовая буря казались нереальным сном, но завалы, листьев и хвои, которую с утра убирали обитатели кемпинга, доказывали нам, что это было взаправду.
Собрали всё, уложили в машину и заплатив за ночлег втрое дороже чем во французских кемпингах, выехали на дорогу, дав себе слово никогда не останавливаться в таких «фабриках» автотуризма…
Путь наш, лежал в сторону Альп, но подъезжали мы к ним, уже с другой, итальянской стороны…
Геную, мы видели мельком, и «усевшись» на автостраду, помчались вперёд.
В Италии система оплаты на автострадах немножко другая, более рациональная чем во Франции.
Тут, вы выезжаете на автостраду и на контрольном пункте берёте контрольный талон. Для каждого крупного населённого пункта сделаны свороты – съезды с автострады, на которых вы, сунув в машину проверки оплаты контрольный талон, видите сумму которую надо заплатить и платите либо наличными, либо банковской карточкой. Машина столь любезна, что даёт вам сдачу, не обсчитывая…
Мы проехали по автостраде километров двести и заплатили за эту поездку около двадцати евро. Зато мы сделали это вдвое быстрее чем по бесплатным дорогам и уже часам к четырём, въехали в Аосту, древний город, существовавший ещё в римские времена, и расположенный неподалёку от самого высокого альпийского горного массива, Монблан. Правда из Аосты самой вершины Монблан не видно, но город окружён трёхтысячниками, которые тоже производят внушительное впечатление.
Мы решили остановиться на ночлег в районе перевала Сен Бернар, а потом уже решать где пожить оставшиеся перед возвращением дни: или в Италии, в районе Турина, или в Швейцарии, неподалёку от Женевского озера, которое была всего километрах в сорока от города, за перевалом…
С часик побродив по Аосте, в основном по центральной улице «старого» города, увидев мельком и римские триумфальные ворота и развалины древнего театра, мы вновь сели в машину и поехали в сторону короткого тоннеля Сен-Бернар. (Есть ещё длинный, в сторону Франции, но это уже в другую сторону).
Постепенно поднимаясь в гору, мы любовались тем, как над нами возвышались громады окрестных вершин и у их подножия тут и там виднелись игрушечные домишки, прилегающих к шоссе посёлков и деревень. Я заметил на правой стороне от дороги деревушку с красивой церковью и белой высокой колокольней…
«Вот бы там поселиться там» – подумал я, и попал точно.
Шоссе делало поворот на девяносто градусов и при въезде в эту деревушку мы увидели транспарант с надписью: «Кемпинг Европа»
Наученные горьким опытом мы не стали подъезжать к рисепшен (приёмной), а поставив машину на стоянке, перед кемпингом, полюбовавшись на снежные вершины с ледниками, виднеющиеся из – за леса впереди на перевале, вошли внутрь, всё осмотрели и нам понравилось.
Кемпинг был большой и места для палаток в нем, располагались на невысоких террасах разделённых одна от другой дорожками.
На самой верхней, мы облюбовали место для палатки неподалёку от «удобств» и только после этого вошли в помещение администрации кемпинга. Стоило место около восемнадцати евро в сутки и мы решили остановиться здесь. Хозяйка «заведения» была вежлива и любезна, что нам тоже понравилось. Она предложила нам устраиваться, а заплатить предложила по отъезду, что нас тоже устраивало.
Кемпинг был по настоящему хорош – чуть в стороне от деревни и от больших дорог, в тихом уютном месте.
Выйдя через время за ворота, мы нашли магазинчик, в котором купили итальянского вкуснейшего твёрдого сыра, свежего хлеба и маринованную селёдочку…
Выйдя из магазина, решили осмотреть деревушку и пройдя чуть дальше и вверх, нашли церковь, которая привлекла моё внимание издалека, ещё вчера.
В ней только что произошёл обряд свадьбы и гости расходились группками по машинам. Колокола в это время играли какую – то красивую мелодию и мы встретив служителя спросили, кто это звонил на колокольне? Он развёл руками и словно оправдываясь пояснил, что это работает электронный автомат.
Рядом с церковью, чуть ниже по склону, стояла школа выстроенная совсем недавно, с весёлой росписью на стенах и просторными светлыми окнами на фасаде.
Во всём увиденном в посёлке, чувствовалось благополучие, обеспеченность и порядок…
Неподалёку от кемпинга стояла реставрированная крепостная башня, оставшаяся от некогда существовавшего здесь средневекового замка.
Рядом с башней, внизу, прямо на луговине, цвели розы и из шланга тянущегося снизу, от местной почты, струи воды орошали яркую зелень. Поливочные «пушки» работали в окрестностях во многих местах.
Позже, мы увидели, что специальный человек в фирменной жёлтой куртке, объезжает окрестные муниципальные луга и сады и включает и выключает насосы, качающие воду для полива.
У этого служащего был фирменный спортивный мотоцикл, на котором он без труда поднимался по самым крутым склонам в нужное место…
Возвратившись к палатке, мы устроив застолье под старым грушевым деревом с обильными, но ещё зелёными плодами и поглядывая на темнеющие зубцы горных вершин занимающих полнеба впереди на горизонте, поужинали и укладываясь спать решили, что будем здесь жить несколько дней и уже отсюда, уезжать к парому из Дюнкерка в Англию…
Назавтра мы поехали в Аосту, чтобы подробнее познакомится с городом, который у римлян назывался Аугустум Преториум, и который был основан в 25 году новой эры, в честь правящего тогда императора Августа…
Через него, римские легионы уходили к Альпийским перевалам в сторону земли франков и галлов, а в другую сторону - в земли белгов и германцев. Стоя на перекрёстке дорог, город скоро вырос и превратился в административный центр большой провинции.
Из остатков древне - римского города хорошо сохранилась арка – ворота в крепость и остатки стен, каменный мост через реку, а также четырёхэтажная стена большого театра вмещающего в те времена до четырёх тысяч зрителей.
Сохранились и аркады форума засыпанные со временем двухметровым слоем земли, но частично откопанные реставраторами.
Кроме этих римских строений в исторической части города, привлекает туристов отреставрированная, правда частью в руинах, христианская церковь шестого века, рядом с которой стоит церковь начала первого тысячелетия с замечательным внутренним двориком, состоящим из аркад окружающих зеленую травянистую площадку на которой любили отдыхать христианские монахи…
Во дворе этой церкви, как реликвия сохраняется огромное липовое дерево с дуплом разделяющим его почти надвое и с табличкой, которая утверждает, что липе 460 лет…
Сегодня Аоста известный туристический центр, где ежегодно бывают десятки тысяч туристов со всех концов света.
Центральные улицы старого города, с утра до вечера заполнены фланирующими туристами, сидящими в кафе, толпящимися в многочисленных магазинах и магазинчиках. Старое и даже древнее, здесь удачно сочетается с современным и потому, Аоста интересна как молодым так и почтенным пожилым туристам…
Мы провели в городе несколько часов и в завершении похода зашли в пиццерию и съели по куску замечательно вкусной пиццы.
При этом мы много смеялись, когда непонимающая по-английски и по-французски хозяйка - итальянка, воспользовалась переводом любезного гостя итальянца, с Сюзиного французского, а уже жена переводила мне с французского на русский.
Все были весело удивлены что я из России и смеялись над проблемой тройного перевода.
…Утром, мы решили никуда не ехать и сходить в поход по окрестным горам.
Не спеша позавтракали, сходили в бассейн, который входил в число услуг и с удовольствием выкупались в прохладной, чистой воде.Сюзи заходила в чисто – прозрачную воду по пластиковым ступенькам очень осторожно, а я с разбега прыгнул в воду и стал плавать фыркая и ныряя вдоль небольшого бассейна, стараясь пронырнуть его по длине…
Я уже вылез и насухо вытерся махровым полотенцем, а Сюзи всё не хотела выходить из воды, которая после времени привыкания вовсе не казалась холодной…
После купания мы пообедали, отдохнули в тени грушевого дерева, читая книжки и после двух часов собрались наконец в поход…
Прогулочная тропа пересекала шоссе ведущее к перевалу, потом поднималась до ближайшей фермы вдоль границы яблонево-сливового сада.
И рядом с фермерским красиво – современным трёхэтажным домом, сворачивала круто влево и уходила лесом, сопровождая водный поток удерживаемый в бетонном водостоке, метровой глубины и такой же ширины. Уровень воды быстро текущей по жёлобу был сантиметров тридцать глубиной и потому, мне подумалось что в этом жёлобе можно было бы устраивать соревнования на скоростное прохождение какого – либо отмеренного участка, в обычной пластмассовой ванне.
Мы посмеялись над этой идеей, но в принципе многие экстремальные виды спорта сегодня, так и начинали быть, становились популярными…
Пройдя немного по тенистому, старому буковому лесу, увидели внизу в прогале деревьев, большой бетонированный канал высотой метров в шесть и такой же ширины. В нём спокойно вмещалась целая река чистой воды текущей с гор, «ограниченная» трудолюбивыми и смышлёными крестьянами в бетонные «рамки».
Все знают неистовства воды устремляющейся с гор по весне и по осени во время дождей. Местные жители эту проблему решили, таким образом.
Вскоре, мы вышли к заброшенным садам. Некогда, здесь, на склоне, стояли дома и жили местные аборигены – крестьяне. А теперь здесь изредка пасутся лошади с соседней нижней фермы и по вечерам, на травянистые луговины выходят дикие олени спускающиеся с гор в долины.
Наша тропа шла через лес, рядом с бетонным каналом и по временам, мы выходили к распределительным колонкам, где человек используя систему задвижек пускает или закрывает воду на окрестные поля и сады…
Пройдя вдоль склона несколько километров, вышли к деревне и повернув, возвратились в свой кемпинг через деревушку Кре, в которой начали строить новые дома и даже большой мост.
Надо отметить, что живут здесь люди зажиточные, да и государство не жалеет денег на благоустройство…
Возвратившись к палатке, долго сидели и ужинали, пили чай, наблюдая, как в гористых окрестностях, длинный вечер переходит в тёмную ночь…
Кругом тихо и потому, особенно отчётливо и громко был слышен бой колокола отсчитывающий часы, и повторяющий соответствующее количество ударов два раза.
Это местная традиция - повторять колокольным звоном наступающее начало каждого часа дважды.
Второй раз, через пять минут после первых точных звонов. Думаю, что зимой в сумерках и ночью, это помогает людям ориентироваться не только по времени, но и на местности - колокольный звон разносится по всей долине из конца в конец.
На следующий день, с утра небо хмурилось и по небу ползли низкие серые тучи. Мы как обычно позавтракав, не спеша, вернулись в палатку подремали некоторое время и только часам к двум собрались и поехали в национальный парк с интересным названием «Большой рай».
Доехав до Аосты, свернули направо, проехали несколько километров по шоссе ведущему в сторону Монблана и вновь свернули налево. Пересекли долину поперёк и стали подниматься круто в гору, преодолев спускающийся в долину гребень.
Попали в глубокое декоративное ущелье и петляя вдоль течения реки, поднялись к курортному городку Койн, откуда решили проехать к каскаду водопадов вблизи деревни Лилаз.
Начался резвый дождь и мы одев дождевики, оставив машину, на стоянки в деревне направились пешком к водопаду, минуя старинные деревянные деревенские дома и амбары, пахнущие старым, прокалённым на солнце, обветренным, растрескавшимся деревом.
Эти памятники архитектуры недавнего прошлого очень декоративны и привлекательны для меня, потому что будят воспоминания о сибирских таёжных деревнях с деревенскими огородами зарастающими лебедой, и полуразваленными, коричнево - серыми от времени, сеновалами…
Мы вышли к скалистому обрыву, по оборудованной мостиками и поручнями тропе и, увидели скальные останцы, по которым с шумом и плеском прыгали водные каскады, образуя внизу водопада в камне скалы, большие глубокие ванны с зеленоватой холодной водой.
Обрыв был высотой метров в пятьсот, с террасами расположенными перед зрителями по фронту и сквозь это нагромождение камня просачивалась, пробивалась, прорывалась целая река воды, то разделившись на несколько струй, то сливаясь в шумный поток. Полюбовавшись снизу на шумящий белопенный поток, мы начали подниматься вверх по глинистой тропе, идущей зигзагами среди еловых крупно-ствольных деревьев.
Дождь лил непрестанно – руки, лица, куртки и очки намокли, но это нам не мешало искренне восхищаться увиденным - мы охали и ахали любуясь всё новыми и новыми открывающимися панорамами.
Водный каскад уходил куда – то в глубокое ущелье, вправо и мы вспомнив о приближающемся вечере, повернули назад, жалея, что приехали сюда слишком поздно и что с погодой нам тоже не повезло…
Вернувшись в деревню, мы поехали назад в Койн, а оттуда в соседнее ущелье, из которого открывался замечательный вид на ледники, покрывающие северный склон высокой горы. Глядя на этот обледенелый склон, я думал, что часто расположение ледников зависит не только от высоты склона, но и его расположения относительно солнца. Если это южный склон, то ледниковая зона начинается с высоты около двух тысяч метров и выше.
А в «сиверах», как говорят сибирские таёжники, лед и снег начинаются с высоты до трёх тысяч метров…
Глядя на множество туристов вокруг несмотря на дождливую погоду, любуясь трёх – четырёх – пяти этажными отелями с яркими цветниками на балконах, я отметил, что сельское хозяйство здесь, сегодня заменено туристическим бизнесом.
Чистенькие ухоженные городки, деревни и даже отдельные дома, выстроены на деньги, которые в этом краю прекрасных гор оставляют миллионы туристов, съезжающихся в Альпы зимой и летом, отдохнуть, подышать чистым хвойно-ароматным воздухом, походить по живописным окрестностям, покататься на санях и на лыжах…
К их услугам множество кафе, ресторанов, баров, магазинов и магазинчиков торгующих туристическим снаряжением, сувенирами и изделиями местных ремесленников…
Выезжали из «Большого рая» уже в сумерках, вздыхая, обещали сами себе побывать здесь хотя бы ещё раз…
Утро следующего дня выдалось жарким и солнечным и мы решили, что настало подходящее время посмотреть жемчужину Альп, гору Монблан, которая расположена в часе езды от Аосты…
Сидя за завтраком, мы любовались абсолютно чистым тёмно – синим небом и силуэтами зубчатых скалистых вершин, в контр – ажуре, когда не видишь подробности склона, а только силуэт вершин, отпечатывающийся на синем небе в форме зубчатой линии…
Потом ехали в сторону горного массива Монблан и в какой – то момент, увидели впереди сверкающие на солнце вершины!
Самой высокой из них – 4810 метров – был Монблан. С итальянской стороны, этот пик не имел такого острого угрожающего, вида, какой имеет эта вершина со стороны Франции. Именно эту копьевидную форму горного пика тиражируют миллионы цветных открыток в Европе и мире.
Именно таким Монблан мы и увидели, когда поднялись в городок Альп – Хуэс, во Франции…
Чем ближе мы подъезжали к Монблану, тем величественнее и «панорамнее» представала перед нами картина горной страны. День был жарким, до 27 градусов, но поднимаясь выше и выше к подножию высочайшей вершины Альп мы чувствовали охлаждение воздуха. На что конечно же влияли и подъём и огромное количество снега и льда хранящегося в ледниках и снежниках, спускающихся по склонам гор.
Наконец на траверсе горного курорта Коурмайер, открылось поражающее воображение горно-ледяное великолепие, широко раскинувшееся влево и вправо от нас. С Монблана по широкому провалу вниз сползал серо – блестящий ледник, тогда как на вершинах, бело – сахарной пудрой сверкал и искрился толстый слой снега!
Мы остановились перед жерлом знаменитого, длинного тоннеля под горами Монблана и развернувшись, нам туда не надо, спустились на несколько километров к городку, из которого на вершины окружающие Монблан поднималась канатная дорога, с удобными небольшими вагончиками, в котором каждый желающий за определённую плату мог подняться до промежуточной вершины и со смотровой площадки полюбоваться панорамой заснеженных гор…
Но мне показалось, что всё это великолепие собранное на протяжении всего лишь одного дня жизни, будет зачёркивать одно другое и потому, мы отложили подъём на фуникулёре, поближе к Монблану, на следующий раз…
Остановившись на стоянке рядом с подъёмником, мы вышли на берег шумной бурлящей течением реки, и удобно устроившись напротив крутого склона покрытого зелёными луговинами и еловыми лесами, слушая шум прибывающей на глазах реки мчащейся вниз с неудержимой силой по прорытому ею руслу, мы раскинули нашу «скатерть самобранку» и рассматривая склон, кажущийся в ясном воздухе необычайно близким и масштабным, поели и попили чаю.
На наших глазах воды в реке прибавлялось и она прорывала для себя новые пути в гряде булыжников и крупных камней оставленных здесь со времён весеннего паводка. В жаркий день, во вторую его половину, снег наверху тает всё интенсивнее, воды становиться всё больше…
Пообедав мы пошли погулять, отыскали информационный центр и посмотрели целый зоологический музей в котором были собраны животные и птицы населяющие окрестные лесные теснины и горные пики.
Девушка в музее рассказала нам, что сама ходит в горы и не один раз в живую, видела перед собой и рогатых ибексов, горных коз, могучего орла и даже ушастого филина…
Позже, в магазинчике купили несколько открыток, на которых были изображены высочайшие вершины массива и курортные городки у подножия Монблана.
На одной открытке была собака, знаменитый сенбернар, с бочоночком коньяка подвешенного на ошейнике. Таких собак, ещё в средние века тренировали монахи в окрестных монастырях, чтобы они используя своё чутьё находили заваленных снегом или заблудившихся людей и потом «угостив» несчастных коньяком, помогали им найти дороги к человеческому жилью…
Собаки выглядели добродушными гигантами и я пожалел, что не могу в Лондоне, в своей крошечной квартирке держать такого великодушного и ласкового «друга».
Потом вспомнил недавнюю статистику прочитанную мной в одном из туристических журналов. В этом сверкающем снежным великолепием горном краю, давно обжитом человеком, ежегодно гибнет не менее ста человек и среди них есть как новички, так и опытные горно-восходители…
…Чуть позже, мы спустились на машине вниз в курортный городок и ходили по оживлённым заполненным туристами улицам любуясь на витрины магазинов и слушая разноголосый шум вокруг – здесь были казалось представители всех наций населяющих Европу…
С трудом протискиваясь сквозь толпу я изредка поднимал голову и видел громады заснеженных склонов, которые, казалось в суровом и неодобрительном молчании, озирающих этот беспечный людской муравейник…
Время шло и нам надо было спускаться вниз, возвращаться в суету обыденной жизни, оставляя в воспоминаниях, этот образ величия и суровости, недоступных обычному человеку вершин…
С приближением вечера вокруг резко похолодало и в тени было уже просто холодно. Таков микроклимат горной страны и к этому тоже надо привыкнуть…
Возвратившись в кемпинг, мы увидели неподалёку от нашего места палатку и конскую сбрую сваленную в кучу, а к деревьям на краю террасы были привязаны два коня коричневой масти, спокойно обмахивающихся длинными чёрными хвостами, не обращая на нас внимания…
Мы поняли, что обрели новых соседей и спустя какое – то время познакомились с ними…
Это были пожилые англичане – он с седой бородой и в странной хламиде напоминающей рясу.
Она, стройная и ещё нестарая очень оживлённая и разговорчивая. Вначале к ним подошла Сюзи и поприветствовала земляков. И вот что она узнала…
Пол и Бабетта, вместе с собакой, маленьким шустрым терьером по кличке Марко, так звали знаменитого путешественника Марко Поло, первым из европейцев описавшего Китай времён монгольских завоевания. Он же описал великий шёлковый путь. И это имя было дано терьеру с намёком…
Втроём, на лошадях они совершали конное путешествие из Кентербери, что в Англии, до Рима, по старинной дороге христианских паломников из главного кафедрального Кентерберийской собора, в Рим. Этот путь протянулся через горы и долины Франции, Швейцарии и Италии на полторы тысячи километров.
Сами путешественники, выйдя недавно на пенсию, жили в Бретани, во Франции, где купили дом. Сделавшись свободными от забот о хлебе насущном, они решили купить лошадей и заняться конным туризмом.
Бабетта, жена Пола, занималась лошадьми с раннего детства и потому, они выбрали хороших лошадей, но приобрели их очень дёшево – одну из кобыл списали в расход после окончания короткой карьеры рысистой лошади, а другую, из - за плохого характера с сельскохозяйственной фермы, потому что с нею не могли управляться хозяева.
Из этих лошадок уже намеревались сделать консервы для кошек и собак, но подоспели Пол и Бабетта и выкупили их, буквально из смертного плена…
Мне вспомнилась недавняя скандальная история, произошедшая в Англии, когда репортёр обнаружил человека, который убивал и закапывал гоночных собак – грейхаунды, которые закончили вступать на собачьих гонках.
Он убил по словам репортёров, не менее десяти тысяч великолепных, ещё полных жизни животных. Слушая рассказ о выкупленных лошадях Пола и Бабетты, я подумал, что вместо убийства. Бедных грейхаундов, могли бы продавать недорого в руки любителей животных и собак.
От этого всем было бы лучше. Я сам бы с удовольствием приобрёл эту замечательную породистую собаку…
Пол рассказывал, что прошлый год, они сделали конный поход из Бретани, что во Франции, в Испанию, тоже по тропе пилигримов и приобрели определённый опыт…
В этом году, они на конном трейлере переправили лошадей, в Кентербери и вот уже седьмую неделю шли по тропе паломников.
До конца путешествия оставалось прожить в походе ещё недели четыре, в Риме.
Их уже будет встречать их знакомый с трейлером, для перевозки лошадей домой, в Бретань.
Лошади за шесть недель похода устали и Пол с Бабеттой, решили им дать отдых.
Они с любезного разрешения хозяев кемпинга пустили коней пастись на луговину, над кемпингом. И лошадки тревожили наш чуткий сон ночью, гремя по камням изгороди копытами, на травянистой поляне почти над нашей палаткой.
Хозяева же занялись стиркой, чисткой и штопаньем одежды, а так же ремонтом снаряжения и пополнением продуктовых запасов.
Пол говорил улыбаясь, внимательно разглядывая меня, что они проходят в день по равнине до сорока километров и останавливаются ночевать там, где удается найти корм для лошадок.
Часто это сельские окраины кемпингов, а иногда стоянки бывают прямо в лесу или в поле. Для себя они имели небольшую палатку.
В ответ на мой вопрос: «А кованы ли их коняжки? -Пол ответил, что они одевают на копыта лошадей пластиковые чехлы, похожие на человеческие калоши, которые не скользят по камням, хорошо «держат» землю и защищают копыта от повреждений и стирания о твёрдые камни.
Их собака, Марко, как и положено исследователю, сидел во время перехода наверху, впереди седла, на специальной попонке, и озирала окрестности, изредка спускаясь на землю, чтобы размять лапы и нагулять аппетит.
Пол и Бабетта написали книгу о своём первом путешествии и эту книгу собирались издавать в Англии. Сегодня такая литература в Западной Европе привлекает много читателей.
Полу было 56 лет и до пенсии он работал в английской компании сотрудничавшей с нефтяными компаниями в России. Они с женой даже прожили год в Москве, незадолго до ухода Пола на пенсию.
А Бабетте, на вид было лет 45 и они были оба в хорошей физической форме. Но главное, они с присущим многим англичанам из среднего класса оптимизмом, не собирались медленно стареть проживая пенсию и задолго до смерти собираясь умирать.
Для них, настоящая жизнь только началась и потому впереди были большие и интересные путешествия, новые книги и новые открытия.
Они имели взрослых детей, но сами по духу были так молоды, что я им невольно позавидовал. Ведь так часто мы малодушно отказываемся от наполненной событиями и приключениями жизни только потому, что пенсия - это якобы время «отдыха»
Познакомившись, мы обменялись адресами и я коротко рассказал, что тоже был участником конного похода по Восточному Саяну, когда за неделю мы преодолели около 150 километров по весенней горной тайге, кое-где, ещё покрытой снегом.
Я упомянул, о том что мой брат, уже в этом году вместе с телевизионщиками из иркутской телестудии «Аист» совершили там же двухнедельный переход в Долину Вулканов, что в Окинской долине и обратно, и натерпелись там приключений: лошади поранили ноги при переправах через каменистые речные потоки, падали с горных круч, переворачиваясь через голову, тонули в разлившихся от снегопадов и дождей, реках. Людям тоже досталось.
Они попали на перевале в снегопад, длившийся всю ночь - это в июле то, а остальное время шли по колено в воде по залитым тропам.
Зато они удачно охотились и рыбачили, и на привалах ели свежее мясо и рыбу во всех видах: и уху, и жаренную, и солёную.
Хариусы были необычайно велики и их было очень много в озёрах и речках. Ещё, они видели множество следов медведей и самого медведя на одном из горных склонов.
Путешествие конечно было более коротким, но и более опасным и полным приключений - всё – таки Восточный Саян это, не Альпы.
Я уже давно думаю, а встреча с Полом и Бабеттой ещё раз подтвердили это, что примеры такого отношения к жизни, жажда узнавания нового и попутное делание добра для всех (вспомним историю их лошадей) очень заразительны для молодых людей, только начинающих жить и ищущих примеров для подражания.
Подлинно человечное, гуманное, любовное отношение к природе и человеческой истории, может служить действенным примером для подражания!
Вспоминая о этих замечательных англичанах, я подумал, что в Восточном Саяне, где лошади всегда были главнейшей частью быта бурят и сойотов населяющих этот удивительный край, конный туризм может стать занятием, которое поможет принести благосостояние жителям Оки, без разрушительного для природы края прихода в регион промышленности и всего из этого вытекающего: загрязнения среды, нарушения этнических традиций, разрушение хрупкого равновесия природы и человеческого сообщества.
Можно будет постепенно, выстроить туристическую инфраструктуру привлекая туристов и любителей природы со всего мира.
Потом начать производить снаряжение для конного туризма, используя опыт поколений в этой области и сделать доходной сувенирную торговлю - торговлю предметами рукомесла бурят и сойотов.
Со временем можно выстроить кемпинги, пансионаты, гостиницы, на лечебных источниках создать водо-грязелечебницы.
Кроме того, можно будет привлекать в эти места туристов, любителей космических фантазий. Создать центр по изучению НЛО и УФО…
Местные жители рассказывают много историй о космических кораблях пришельцев, виденных в разных местах Окинской долины; о удивительных зверях этой тайги, о следах и даже захоронениях йети, в неоглядной дремучей тайге…
Думаю, что Саяны – удивительный, ещё не затронутый промышленным загрязнением край, может со временем стать тем же, чем сегодня являются Альпы для многих стран Европы…
Такие мысли приходили мне в голову после того, как на следующий день мы простились с отважными путешественниками и пожелали им счастливого пути…
Такие интересные встречи бывают иногда на наших туристических путях…
А назавтра и мы уезжали...
Проснулись пораньше, собрали палатки очень быстро и умело – благо погода была хорошей.
Потом, последний раз сходили в душ, загрузили всё в машину, рассчитались за проживание с любезной хозяйкой и медленно выкатили на дорогу, ведущую вверх, к перевалу…
Дорога, как обычно петляя, поднималась вверх и в начале часто встречались деревни и деревушки с барами, отелями, кемпингами и туристами на улицах.
Но постепенно дорога поднялась выше, поселения исчезли, а те, что редко – редко попадались на глаза, стояли у обочины и смотрели на мир заколоченными окнами давно нежилых старых домов.
Лес постепенно тоже закончился и появились большие пологие луговины, зелёные и словно ковром укрывающие переломы, ямы и холмы местности…
Мы увидели указатель: до тоннеля четыре километра – и вскоре началась длинная предлинная галерея над обрывом, то закрываемая туманом, то открывающая вид в одну сторону, на луговые и щебёнчатые вершины вокруг…
Вскоре въехали в тоннель и остановились.
Впереди выстроилась небольшая очередь машин и после прохождения паспортного контроля, мы попали уже на территорию Швейцарии…
Стояли минут двадцать, видимо дожидаясь когда встречные машины преодолеют длинный тоннель. Наконец подъехали к шлагбауму, заплатили около двадцати евро служителю и поехали по тоннелю по двухрядке, в направлении уже Швейцарских Альп…
Через десять минут мы увидели «свет в конце тоннеля» и выехали, уже среди высоких вершин, в Швейцарии…
Дорога по широкой долине спускалась всё ниже и ниже. Начали появляться первые селения, но ничем особенным они не отличались ни от итальянских, ни от французских горных деревень.
Где-то справа, за горами, остался знаменитый Швейцарский горный массив, второй по общей высоте в Альпах. Его посещение мы отложили до следующего раза…
Спустившись с гор, «сели» на бесплатную автостраду и помчались в сторону Женевского озера, в сторону Лозанны.
Бесплатные автострады здесь, были для нас приятным открытием, и сразу повеяло воздухом свободы и демократичности, которым всегда отличалась благословенная Швейцария.
Недаром многие революционеры и контрреволюционеры жили в этой стране вольготно не подвергаясь полицейским преследованиям. Взять хотя бы Ленина в Цюрихе, или Владимира Набокова, который последние годы своей жизни прожил вблизи от Женевского озера…
(После написания «Лолиты» многие литературные критики, считали его литературным диссидентом).
Вскоре показалось и само озеро с ожерельем городов и городков на побережье и силуэтами высоких гор на южном его берегу.
По тихой, искрящейся под солнцем большой воде, скользили пароходики и виднелись на горизонте, белые остроугольники яхт.
Я был немного разочарован недостаточно большими размерами Женевского озера. Мне представлялось, что оно, будет чем-то будет похоже на Байкал. Но размерами, это озеро многократно уступало Байкалу и потому, я вспоминая величие и мощь Байкала, разочарованно вздохнул…
По автостраде летели со скоростью километров сто двадцать в час и вскоре, кусочек Швейцарии, увиденной из окна движущейся машины, остался позади и мы въехали в удобную, знакомую, привычную Францию.
В районе Безансона, на холмах достигающих высоты тысячи метров, растут густые сосновые и еловые леса и мы подумали, что в таком красивом месте нам надо будет обязательно побывать в будущем…
Остановившись в одной из залитых солнцем деревень, в небольшом магазинчике купили французский козий сыр, свежий ещё тёплый багет с хрустящий корочкой, оливки в масле, и отъехав немного вперёд, остановились на «пикниковой» стоянке.
Обедали мы со вкусом вглядываясь в окрестные леса протянувшиеся до синеющего в дымке горизонта. И после, уже поспешая, свернули на платную автостраду и помчались в сторону Труа, оставляя Безансон где – то далеко справа…
Через несколько часов быстрой езды, съехали с автострады и заплатили за двести километров около шестнадцати евро…
Вскоре, уже при свете заходящего солнца, въехали в национальный парк «Восточные леса», знакомый нам уже по ночёвке на берегу одного из озёр.
Нашли новый кемпинг, более зелёный и менее многолюдный, раскинув палатку, съели вкусный ужин, а я, выпил на радостях вкусного французского вина и развеселился… Потом, уже в сумерках, мы пошли на берег озера и до ночи ходили по пешеходной тропе вдоль берега, слушая шум волн доносящийся из-за зарослей камыша…
Новый кемпинг был достаточно удобным, недорогим и зелёным и потому, мы удовлетворённые выполнением своего плана по количеству километров за день, отдыхали с удовольствием...
Здесь, в маленьких деревнях, мы увидели «старую» Францию, которая сохранила во многих селениях и деревянные крытые рынки выстроенные здесь несколько столетий назад, и старинные церкви, частью реставрированные, а частью полуразваленные или выглядевшие не очень авантажно.
Подумалось, что для изучения старой сельской французской архитектуры, надо приезжать сюда, и в радиусе пятидесяти километров, можно найти много неизвестных шедевров французского церковного и общественного строительства…
Утром, как обычно позавтракав и сходив в душ, тронулись дальше уже в сторону Кале, в известный нам кемпинг…
К полудню, миновали тихий благообразный ухоженный, аристократический Реймс, мельком увидев знаменитый собор издалека, вспоминая его посещение несколько лет назад, когда мы через Реймс добирались до Эльзаса…
Километрах в сорока от Реймса, стоит городок Блон, в котором тоже замечательный, не менее древний собор, стоящий на вершине одинокого холма, царящего над окружающей равниной.
Собор действительно по мощи и красоте не уступает Реймсскому, но менее известен заграницей.
Поэтому и сам собор не до конца реставрирован и городок выглядит так, или почти так, как он выглядел лет эдак триста тому назад. Замечательна маленькая площадь перед громадой собора и туристы, совсем как паломники много лет назад, сидящие на старинной мостовой и разглядывающих собор вполне по домашнему…
Проехав немного чуть дальше, остановились обедать на краю поля, в дальнем конце которого паслись коровы и в прогалину между деревьями виднелся Блонский собор, немного в «профиль».
Его масштабы, поражают. Кажется, что он занимает всю вершину холма…
Но в этом и просматривается задумка средневековых архитекторов, которые ставили величавые соборы на таких местах, где они возвышались над всем материальным, как тогдашняя религиозность возвышалась над обыденностью и рутиной мещанской жизни…
Мы поели и пока уставшая за рулём Сюзи дремала, подложив под голову рюкзачок с подушками, я прошёлся по перелескам вокруг, поел сладкой и спелой ежевики, растущей вперемежку с остро жалящей крапивой, на закрайках полей…
Через час мы уже вновь мчались в сторону Англии и приморского города Кале…
На сей раз мы взяли много влево по карте и доехав почти до моря, до города Аббвиля, свернули вправо и вверх в сторону Сент - Омера.
Тут, нас настигла гроза и какое – то время мы ехали посреди водных потоков, включив фары и «дворники», наблюдая через заливаемые дождём ветровые стёкла, как вдалеке сверкают зигзаги молний и через время, рокочет, перекатываясь, гром…
Проскочив грозовой «фронт», мы вновь выехали на солнце и продолжали дальнейший путь без приключений…
Уже под вечер, в Сент-Омере, мы свернули влево, и по знакомому шоссе без препятствий доехали до «нашего кемпинга», часов около семи вечера…
Здесь мы решили переночевать две ночи, посмотреть Булонь - портовый городок поблизости, съездить и купить подарки в Евро – Сити, большом супермаркете расположенном на площади в несколько гектаров…
Ну, а пока, мы с облегчением вздыхая, высадились на том же месте с которого начинали наше путешествие по Франции, поставили не только спальную, но и кухонную палатку, сварили ужин, поели и пошли гулять в городок, знакомый нам уже по неоднократным экскурсиям по нему…
Назавтра, мы отправились на море, в Булонь.
Город известен сохранившейся в центре старой крепостью и высокой храмовой башней - колокольней видной из всех концов города и конечно с моря. Мы здесь уже были в предыдущие посещения, но тогда храм был закрыт, и вот теперь мы в тишине, рассматривали картины и скульптуры и задрав головы, всматривались в расписной круг высокого башенного потолка храма.
Выстроен он был в начале восемнадцатого века и потому, отличался от старинных соборов Реймса и Блона лёгкостью конструкций и некоей «светскостью», архитектурными изысками барокко и уже некоторой запущенностью.
Его собирались реставрировать, потому что кое – где на углах, краска и даже штукатурка обвалилась.
Так, почти всегда бывает, когда памятники архитектуры созданы в промежутке между древностью и современностью…
После, мы посидели в французском баре, где красивый и изысканно вежливый бармен – француз, подал нам кофе и бокал пива и пожелал приятного отдыха…
Выехав из Булони, по приморскому шоссе доехали до Серого Мыса, (в промежутке между Булонью и Кале есть ещё Белый Мыс) одной из выдающихся частей побережья в море, и погуляли там по берегу, обнажившемуся при отливе.
Множество туристов в резиновых сапогах ходили по мокрому дну и собирали всякие морские примечательности, а кто – то работал, собирая мули - створчатые раковины, в ведро. Они – сборщики мулей – после, сдавали найденные раковины в рестораны и получали за них деньги.
Дул сильный, порывистый ветер и я представил, как за тысячелетия пребывания человека на этом берегу, изменился ландшафт вокруг!
Песчаные дюны, под таким ветром, медленно двигались наступая на берег и в конце концом, окрестности превратились в груды, кучи, холмы песка, сверху заросшие кустарниками и жёсткой травой.
За такими горами и холмами можно было прятаться от ветра, но и потеряться в этом лабиринте узких долинок было просто…
Повсюду здесь встречаются остатки укреплений времен первой и вторых мировых войн - здесь погибли тысячи и тысячи солдат, воевавших как на стороне Антанты и Союзников так и немецких войск…
Во Франции, сегодня очень много белых кладбищ с захороненными останками солдат союзных армий. Но есть и чёрные (с чёрными крестами) кладбища погибших на французской земле немцев…
Под вечер, мы заехали в супермаркет Евро – Сити и провели там несколько часов.
Этот гигантский магазин, ежедневно посещают десятки тысяч покупателей и состоит он из двух громадных торговых площадок: Восточной и Западной.
Чего только тут нет и всё намного дешевле, чем в обычных магазинах и магазинчиках.
Меня в первую очередь привлекает винный отдел, в котором есть вина и алкоголь из всех концов Европы и Америки.
Видя столько красивых известных марок вина и коньяка, я застываю в изумлении, но при отсутствии денег, всегда беру что - то не самое лучшее. А после ухода вздыхаю, что вот бы хорошо это взять ещё, и вот то, и это…
На сей раз я накупил маленьких бутылочек водок, коньяков и ликёров для подарков в Россию, а для себя купил литровую бутылку Наполеона.
Кроме того я нашёл недорогую одежду и обувь для дочки, живущей в Петербурге, а так же небольшие подарки для моих английских детей, которые должны были, в одно время с нами, возвратиться домой из путешествия в Соединённые Штаты, в Нью – Йорк…
В таком магазине время течёт незаметно и потому, мы возвратились в кемпинг уже в темноте и сразу легли спать. Завтра был завершающий день путешествия…
Утром проснулись часов в восемь и не торопясь, паром из Дюнкерка отходил в четыре часа, позавтракали и стали собираться.
День стоял солнечный и даже жаркий и потому, палатки быстро просохли от ночного дождичка и снизу, от сырости. Привычно собрав всё снаряжение, мы подъехали к рисепшен – приёмной, расплатились, пожелали хозяину удачного бизнеса в следующем году и отправились в Дюнкерк…
С этим городом у англичан связаны неприятные воспоминания о Второй мировой войне. В его окрестностях, немцы разбили наголову английский экспедиционный корпус состоящий из трёхсот тысяч лучших войск. И только нежелание Гитлера портить отношения с англо – саксами, помешали полному уничтожению экспедиционного корпуса.
Зато англичане до сих пор используют выражение «Дух Дюнкерка», когда речь идёт о патриотизме. Ведь тогда мирные жители, рыбаки и просто добровольцы имевшие суда, часто самые маленькие, приплывали к Дюнкерку и забирали полуразбитые части и, переправляли ошеломлённых разгромом английских солдат назад, в Англию, часто под бомбами немецких самолётов…
Таким образом удалось спасти многих и подвиг мирных жителей с той поры получил название «Дух Дюнкерка»
Сегодня Дюнкерк – это красивый современный город с большим портом и удобной гаванью, постоянно наполненный туристами из Англии.
Мы зашли в книжный магазин, купили нашумевшую к тому времени книгу Ирины Немировской, «Французская сюита», о тяготах военного времени во Франции…
Потом, в соседнем магазинчике накупили свежих круасанов, булочек с шоколадом для дома, а для себя - аппетитные сандвичи, во французском вкусе…
Время подходило к трём часам и мы, зная, что на пристани надо быть за час до отправления, погнали в сторону порта, находившийся от города километрах в пятнадцати – двадцати…
Приехали во время…
Показав паспорта на пропускном пункте, проехали поближе к парому и стали в ряд машин, ожидающих посадки.
Зайдя в помещение морского вокзала позвонили детям и узнали, что они благополучно долетели и уже дома ждут нас…
Посадка прошла привычно быстро и мы, захватив наши сумки с продуктами «высадились» на пассажирскую палубу громадного парома.
Устроившись в холле за столиком, с аппетитом поели в последний раз французских продуктов, под завистливыми взглядами соседей удивляющихся нашей обстоятельности и умению «устраиваться».
В этом сказалась наша туристическая выучка, девизом которой служат слова – «война войной, а обед по распорядку»
Потом, Сюзи стала читать новую книгу, а я вышел на палубу.
Дул настоящий крепкий, морской ветер и воды пролива волновались, поблескивая мириадами солнечных брызг на поверхности.
Тут и там видны были корабли, кораблики и белопарусные яхты. Они смело проходили очень близко от нашего большого парома и это казалось опасным
Позже, я, из английских газет узнал, что в этот день погиб экипаж яхты из трёх человек, раздавленной и потопленной таким же паромом!
Мы пересекли Чаннел – так называют англичане пролив Ла-Манш - за два часа и уже в пять часов были в Дувре - между Францией и Англией разница по времени в один час. Тогда, когда пересекаешь Ла-Манш в сторону Франции, мы прибавляем час, а когда из Франции в Англию, то убавляем.
Высадка произошла без происшествий. Но на пропускном пункте несколько машин завернули на стоянку для досмотра. Один раз, несколько лет назад, и нас так же завернули и мельком просмотрели багажник.
Думаю, что это обычные методы безопасности так ужесточившиеся в последнее время. Кроме того, говорят, что так вылавливают ворованные машины, пригнанные для продажи в Англии!
Выехав с территории порта, мы проехали вдоль побережья, потом свернули на хайвэй номер двадцать и помчались в сторону Лондона по трёхрядному шоссе…
Как всегда в это время года было тепло и мы, любуясь дубовыми перелесками отделяющих одно поле от другого, открыли окна в машине и дышали полной грудью.
Мы были дома и оставалось только добраться на нашу улицу английских ювелиров - Хаттон Гарден, где нас ждали дети полные впечатлений от своей поездки в Америку и скромные, но интересные подарки, привезённые ими из-за океана…
…Наше чудесное путешествие заканчивалось и я, уже с грустью вспоминая о увиденных замечательных местах Франции, Италии и Швейцарии, задумывался о новых путешествиях в следующем году…

14. 09. 2006 года. Лондон. Владимир Кабаков







Сицилия – Катанья и Этна.



Катанья.
Сегодня, собрались и пошли на вокзал. Мы покидаем Палермо и направляемся в Катанью. И оттуда уже доберёмся до вулкана Этна и всем известного городка Таормина...
На поезде ехали три часа…
Современный итальянский поезд состоит из двух вагонов, удобен просторен, идет мягко и неслышно, как хорошее авто. К тому же пассажиров было немного и нам никто не мешал рассматривать окрестности…
За окном проносились драматические пейзажи - Сицилия «страна» покрытая холмами, скальными обрывами и глубокими оврагами. А в промежутках, возделанные поля и сады, сады, сады!

Почти все сельскохозяйственные земли заняты садами цитрусовых или парниками, в которых выращивают ранние овощи и ягоды. А на полях растут диковинные растения, разные съедобные травки и просто зелёная трава для рогатого скота.
На подъезде к Катанье старались увидеть Этну, но низкие тучи мешали этому…
Приехали под дождём и выйдя с небольшого вокзала, стоящего на берегу моря, пошли по одной из центральных улиц в сторону нового жилища, которую Сюзи заказывала по интернету ещё в Лондоне. Пришли в съемную квартиру в пять часов вечера и нас никто не встречал.
Нам это сразу не понравилось и мы стали звонить хозяевам. Вскоре пришла девушка –испанка на плохом английском показала и рассказала где-что в нашем жилище, а потом ушла.
В Палермо была настоящая уютная квартира с спальней кухней и гостиной. А здесь - просто комната с туалетом и душем. Но мы не ворчали, потому что ко всему привыкли за годы путешествий…

Сразу разгрузившись, пошли в город и увидели большую церковь святой Агаты, в которой похоронен знаменитый оперный композитор – Беллини, автор известных опер: «Норма», «Пуритане», «Сомнабула»
Тут же, усыпальница Святой Агаты, христианки, которую мучители сожгли на жаровне, на костре, предварительно отрезав груди. Поэтому на картинах и иконах Святая Агата всегда с жаровней и рядом отрезанные груди на блюде.
Это случилось в третьем веке и изверги римляне, пытались пытками и смертями подавить движение христианства в Италии…
Собор сравнительно новый и отличается от старых церквей Палермо величиной и простотой убранства, несвойственной для Италии.

Катанья, как и Палермо полны церквей, которые порой стоят близко одна от другой.
Время было позднее и мы пошли ужинать, разыскивая ресторан или кафе. Но многие из них по понедельникам закрыты. Наконец нашли ресторан под тентом, но официант провел нас внутрь, где было светло, чисто, тепло и уютно…
Мы были одни в зале за столом с белой скатертью и синими полотняными салфетками.
Кафе называлось Дель Дуомо, готовили здесь хорошо, и мы с удовольствием съели ужин рассуждая о достоинствах итальянской кухни.
Возвратившись к себе в комнату, на третьем этаже без лифта, мы легли спасть после утомительных утренних сборов, дороги и заселения в новое жилище…
Утром, проснувшись рано, попили чаю и кофе и отправились на поезде в городок Таормину – основанный древними греками ещё в третьем веке до Новой эры.
По пути ворчали, что в комнате нет стиральной машины, маленьких ложек, кружек… Но конечно это мелочи из-за которых нет смысла расстраиваться за свой выбор. Ведь часто заказывая жилье по интернету, покупаешь «кота в мешке».
Ехали на поезде вдоль побережья Средиземного моря. Слева в облаках тумана иногда была видна Этна с снегом на вершине. А на море, у берега были видны черные скалы. По легенде, это те камни, которыми кидался ослеплённый Одиссеем Циклоп. «Значит, здесь когда-то жили эти гиганты» - думал я представляя какими они были страшными.

На станции в Таормине купили билеты на автобус в баре – так здесь часто делают, и поехали на большом автобусе вверх, по серпантину дороги в городок, стоящий наверху.
Дорога узкая, все спешат и мешают друг другу! Итальянцы думают о других так же мало как россияне. В Англии – другое. Там общество давно установилось и люди стали понимать, что эгоизм – это путь к саморазрушению общества!
Наш автобус удивительным образом лавировал между других машин и на крутых поворотах, иногда буквально протискивался среди маленьких машин и жестикулирующих водителей. Теперь я понял почему большинство машин в Италии, маленькие. Так удобнее ездить по узким дорогам и ставить машины просто на тротуарах тесных городов…
Вышли из автобуса на автостанции полной туристических автобусов и пошли по Корсо Умберто вверх на холм, где и находился древний греческий театр, выстроенный в третьем веке до рождения Христа, для жителей греческой колонии.

Потом здесь властвовали древние римляне, а потом через череду захватов мусульманами, испанцами и прочими завоевателями, устроилось королевство Сицилия.
Театр не так давно откопали из под двухметрового культурного слоя земли и теперь, здесь летом, ставят спектакли древнегреческих драматургов…
И конечно туристы заполняя город приходят сюда – к главной достопримечательности города!
Этот театр на Сицилии остался со времён греческой колонии, а потом римского владычества и сюда приезжают туристы со всех концов света!
Вид на побережье внизу, со стен театра замечательный, но и вверху на скалах видны богатые виллы и даже стены монастыря! За серыми стенами спрятались от земной суеты монахи, живущие там уже несколько столетий.
Театр конечно интересный, на открытом воздухе, с подковой амфитеатра, откуда видно море и даже вулкан Этна. Театр вмещает до трёх зрителей и сцена кода-то состояла из площадки для представлений и боёв гладиаторов и разных подземных входов и выходов на «сцену»
После часа исследования театра, мы спустились в город и попали в городской сад «Вилла Коммунале». Сад стоит над обрывом метров двести высоты, с прекрасным видом на море и множеством экзотических деревьев.
Мы долго сидели на скамейке в тени крупной пальмы и отдыхая любовались городком слева, и побережьем внизу и справа…

С другой стороны, сад окружали старые дома для знатных и богатых, с башенками и балконами. Под этими, отделёнными от города улицами, был даже теннисный корт, на котором играли профессионалы в возрасте, видимо живущие в одном из этих богатых домов.
Потом пошли вдоль обрыва по Виа Рома и пришли к остаткам городской стены, где сели в уличном кафе и поели вкусного итальянского мороженного.
Сидели на веранде и смотрели на толпы туристов, наполняющих город с утра до вечера. Именно из-за обилия туристов городок богат, чист, ухожен и аккуратен, в отличии от обычных городов и городков Сицилии.
Туристы – основная и немала часть доходов таких городков.
Потом пошли в центр города и вошли в небольшой садик, где помимо разных кубистических современных скульптур, увидели бюст Анны Ахматовой, признанной в Таормине королевой поэзии в 1964 году…

Потом, дойдя до «Пьяцца 9 апреля», остановились на время.
Отсюда, с широкой террасы, открывался божественный вид на окрестности древнего городка. И здесь, мне совсем не трудно было вообразить, как две тысячи с лишним лет назад, по улицам городка прохаживались древние греки в хитонах и лавровых венках на голове…
Решили перед отъездом, поужинать Таормине, нашли очередную пиццерию и сидя на террасе возвышающейся над городом, съели настоящую итальянскую пиццу, запивая местным вкусным и недорогим вином.
Потом пошли на автовокзал сели в маршрутный автобус и спустились к железнодорожной станции и подождав немного, уже в темноте уехали на поезде в Катанью …
Провинциальная тесная и грязная, обшарпанная Катанья, очень отличается от Таормины. Но я уже говорил, что налет древности, делает все это даже привлекательным.
Странным образом на этой улице совсем не было супермаркетов и мы долго искали хлебный магазин и наконец купили какие-то подозрительные, пересохшие булочки для завтрака.
Утром пятого апреля, мы поехали на вулкан Этну. Купили билеты прямо на центральной площади у девушки-агента автобусной фирмы.
Пока ждали автобуса ходили по городу, попали на замечательный рыбный рынок, где как и в Палермо, между прилавков с рыбой толпился народ и кричали торговцы, зазывая покупателей. Потом осмотрели снаружи величественный старинный монастырь и несколько больших церквей с красивыми почти одинаковыми фасадами в стиле барокко!
Здесь в шестнадцатом веке произошло страшное землетрясение и извержение лавы, затопившей почти весь город.
Погибли почти все жители города, ну и конечно здания были разрушены…
Автобус на Этну был большим и старым, но водитель спокойным и умелым, как и все местные автобусники.
По узким петляющим улицам выехали из города и стали подниматься наверх. И чем выше мы поднимались, тем прохладнее становилось. Пришлось одеть куртки и шапочки, которые мы предусмотрительно захватили с собой.
Выше, уже за окраинами города, на склонах лежал белый снег на серо-черном фоне ноздреватых глыб лавы, которая покрывала здесь всю землю. По сути, лава здесь и была землёй! То есть, она зарастая травой и деревьями постепенно ею становилась…
Приехали на базу, где стояли уже автобусы туристических групп. Минуя магазины и магазинчики пошли к кратеру Сильвестра. Кругом расстилался почти лунный пейзаж, который скрашивали магазины, магазинчики и даже небольшие гостиницы.
И всюду туристы, группами и поодиночке, которые фотографировались, кричали и чуть ли не песни пели. По временам, откуда-то сбоку набегали волны густого тумана гонимого ветром и видимость сокращалась до нескольких сотен метров…
Кратер Сильвестр – один из многих на склонах Этны, неглубокий и в диаметре метров сто. Он давно не извергал лаву, потому что основное жерло Этны, располагается чуть ли ни на километр выше базы и откуда проложена канатная дорога с небольшими вагончиками, снующими вверх и вниз.
Когда мы шли по кромке кратера, туман вокруг то надвигался, то рассеивался и тогда, видно было синее небо в остальное время, закрытое испарениями снега, на горячем верху вулкана. В эти моменты, были видны крутые заснеженные склоны и вершина, за гранью которой в глубине кратера извергалась жидкая, огненного цвета лава.
Когда обедали в одном из местных кафе, смотрели фильм о извержениях вулкана в разные годы. Зрелище завораживающее. Сразу представлялось, как близко мы все живем с огненной стихией внутри Замли, прорывающаяся в таких вот вулканах наружу…
В моменты извержения, раскалённая лава, представляющая из себя расплавленный камень, плотным потоком словно огненный кисель течет рекой. И осыпаясь по остывающим берегам потока, темнеющей золой, становится черным и ноздреватым камнем, заполнившим уже все окрестности. И даже в Катанье видны хвосты этого потока, в древности изливавшегося даже на город.
В кратере изредка происходят взрывы и ошметки лавы кусками плещутся над воронкой из черного камня…
А жидкий камень, кипит словно булькающая пузырями каша, только каша с температурой в несколько сотен градусов, а иногда более тысячи! Зрелище незабываемое…
В местных лавочках купили баночку мёда, бусы для дочери и кольцо из черного лавового камня для Сюзи.
В начале пятого, собрались у автобуса. Кто-то из наших попутчиков поднимался наверх, а один мужчина говорил, что даже видел раскалённую лаву в устье кратера!
Назад доехали быстро, видели по пути разрушенный домик залитый давно остывшей лавой, словно утонувший в ней.
Уже в черте города видели черные горбы остывшей лавы, оставшиеся от большого извержения 1904 года…
После приезда в город, пошли искать супермаркет и по пути видели несколько проституток: наглых, старых, злых и потрепанных, которые не скрываясь сидели в одном из переулков, зазывая проезжающих мимо таксистов…
На нас они посмотрели как на инопланетян. А мы постарались быстро проскользнуть мимо, не обращая на себя внимания…
Купив продуктов, вернулись на «базу» и поужинав, легли спать…
Спали крепко, но в случайно открытое окно залетели комары и стали кусать нас во сне…
Сегодня шестое апреля и мы едем в Очериале, - небольшую деревню на побережье моря.
Ехали туда на автобусе по узким городским улочкам, на которых иногда не могут разминуться два автомобиля.
Этот городок известен своим Дуоме - собором, который производит неизгладимое впечатление. Трудно поверить, что такой шедевр церковной архитектуры выстроили в маленьком городке-деревне.
Это ещё одно подтверждение, что Италия родина не только живописи, но и архитектуры многое взявших от своих великих предков. Потрясающие воображение творения древних зодчих и каменщиков, заставляет во всем этом увидеть мистические, религиозные корни. Недаром, особые аристократические религиозные объединения в Европе, назвали «масонскими».
Как и во всех итальянских церквях, в Дуоме замечательные мраморные полы, много скульптурных изображений святых, Девы Марии и распятого Иисуса Христа…
От собора, спустились к морю по дорожке, крутым серпантином спускающейся с склона, почти обрыва, к небольшой бухте.
Спуск занял минут двадцать и уже на берегу моря, на широкой обзорной площадке, мы отдохнули глядя на волнующееся воды, вдыхая солоноватый морской воздух, а потом пошли по берегу, в сторону приморской деревни, мимо лавовых скал точащих прямо из воды.
В деревне под названием Санта Мария, мы нашли рыбный ресторан и сев на террасе, пили молодое белое вино, ели свежевыловленную, зажаренную на наших глазах рыбу и любовались на бухту с вулканическим черным песком по берегам, ограничивающих необъятные просторы моря…
Сицилию нельзя путать с Италией. Как Шотландию нельзя путать с Англией, хотя и остров давно итальянский, да и Шотландия официально давно уже считаются частью Великобритании! У сицилийцев даже свой диалект, иногда очень значительно отличающийся от литературного итальянского.
Об этом мы и говорили с женой, после съеденного обеда, запивая еду вкусным белым вином…
Вернулись в Катанью уже вечером и проезжая по городу, глядя на узкие улицы и величественные церкви, я думал, что итальянские города, и Сицилия здесь не исключение – настоящие памятники древности. Катанья как и все на Сицилии представляется мне сочетанием архитектуры барокко и древних греческих и римских остатков древних поселений: бань, амфитеатров, храмов...
И во всем здесь чувствуется преемственность того мастерства, которое зародилось около трёх тысяч лет назад и продолжается, уже в ослабленном виде, даже сегодня! И в жилых домах часто встречаются каменные арки в возрасте нескольких столетий.
Но все это, если приглядеться запущено, потерто или даже ободрано - такова действительность итальянской жизни в провинции…
И вместе, Катанья представляется живым музеем христианства и подтверждение этому, мы видим в многочисленных мастерски изваянных фигурах святых, Девы Марии и самого Христа, в великолепных церквях и зданиях монастырей!
Сами церкви, как я уже говорил, являлись для неграмотных прихожан театром из камня и картин, в которых они узнавали историю Христа и его последователей, изображенных на полотне и в камне.
Святых мучеников всегда изображали вместе с орудиями пыток. Святую Агату с жаровней, а святую Катерину с колесом, на котором её пытали. Об этом я узнал только здесь…
Интересно, что христиан в начале первого тысячелетия нашего времени, пытали и убивали за христианскую веру, а в средние века пытали и убивали в застенках инквизиции, за отсутствие веры, считая своих жертв ведьмами и колдунами!
…На следующий день мы переезжали в древнегреческий город Сиракузы, о котором я слышал ещё на уроках истории в школе, не зная, что он расположен на Сицилии!

Остальные произведения автора можно посмотреть на сайте: www.russian-albion.com
или на страницах журнала “Что есть Истина?»: www.Istina.russian-albion.com
Писать на почту: russianalbion@narod.ru или info@russian-albion

Апрель 2017 года. Лондон. Владимир Кабаков







Поездка в Париж

Вокзал для поездов «Евростар», находится совсем неподалёку от нашего дома, и потому, ранний отъезд нас мало беспокоил...
Проснулись как обычно, около шести часов утра, попили чаю и прихватив собранные с вечера вещи, вышли на улицу. Было почти светло и я подумал, что до Нового года ещё далеко...
Последнее время, жизнь движется словно скачками – какое-то время тянется, «плетётся», а потом вдруг, ускоряется и незаметно пролетают не только дни, но и недели, и месяцы... «Однако, поживём ещё!» - невольно процитировал я знакомого балагура и хмыкнул. Сюзи, моя жена подозрительно на меня глянула, но промолчала – «мол, что с него возьмёшь, он русский, да ещё и буддист «самодеятельный»?»

Громыхая колёсиками чемоданов по асфальту, мы пошли в сторону метро, однако не доходя до станции увидели автобус следующий до Кингс – Кросса и запрыгнув в него, с комфортом доехали до вокзала.
...На станции, на контроле, впервые за все наши совместные поездки, Сюзи обыскивали, потому что она «звенела» проходя через «досмотр», несмотря ни на что. Позже выяснилась причина - её новая заколка, о которой она забыла, была достаточно металлической, чтобы вызывать сигнал тревоги. Кроме того, мы с собой взяли пластмассовые вилки и ложки, но забыли, что с нами был острый столовый нож – металлический и видимо при просвечивании «внутренностей» чемодана, оператор заметил этот нож.
Надо отдать должное тому человеку, который просматривал наши вещи. Он шутил, советовал не нервничать и вел себя непринуждённо. Может быть поэтому и мы восприняли эту неприятную случайность вполне миролюбиво...
А тут подошло время посадки и все с чемоданами и сумками, по пологому эскалатору двинулись на перрон, к пассажирскому составу.

... Вагоны «Евростар», немного напоминают салон самолёта. Скорость, по временам, сопоставима со скоростью малых самолётов и потому, мы доехали до Парижа очень быстро. В дороге, я читал книгу, «Афоризмы Лао-Цзы», и так погрузился в переживание глубины и остроты даосских парадоксов, что почти не заметил длинны дороги.
... Высадившись в Париже, мы привычно, спустились в «камеру» хранения, и пройдя через досмотр, оставили чемодан Сюзи и мой рюкзак на колёсиках в боксе, и потом пошли в город: наш номер освобождался в три часа дня, и потому, мы пошли гулять по Парижу, в ожидании вечера...
По пути, в метро, купили проездной, с кривой улыбкой вспоминая прошлый год, когда какой - то мошенник, предложил нам купить билеты по своей карточке, в автомате. Мы отдали ему около двадцати евро наличными и он, сунув нам карточку полученную из автомата, быстро ушёл помахав нам рукой на прощание.

Я при этом, чуть ли не кланялся ему, благодаря за дружелюбие и помощь – очередь в кассу была приличной.
Каково же было моё разочарование, когда выяснилось, что он купил нам билет на одну поездку вместо проездного, и уже позже, на выходе, турникет не хотел нас выпускать из метро. Только с помощью полицейских, мы смогли подняться на поверхность, воспользовавшись служебным выходом...
…В этот раз мы приобрели билеты, как все и ездили спокойно, куда нам надо....
По выходе из вокзала, я начал канючить, что хочу есть и мы зашли в парижское кафе, где я выпил горячего чаю с сладкими «плюшками», а Сюзи – кофе.
После завтрака, мы направили свои стопы в сторону парижской Опера – Гарнье, куда, наконец, решились сходить на экскурсию. Сюзи, готовя культурную программу для поездки, через интернет узнала многие подробности будущего посещения знаменитого театра и потому, мы без промедления двинулись в сторону Оперы.
Все предыдущие поездки в Париж, мы заходили в Оперу, так как она была по дороге в знакомый отель, но не имея времени, не могли устроить экскурсию по этому замечательному памятнику искусства, сочетающего в себе архитектурный шедевр времён империи и национальный культурный феномен, наполненный музыкой, пением и танцами...
Уже на ступеньках «Опера» мы заметили большое оживление и вскоре узнали, что сегодня состоится открытие экспозиции, «Русские сезоны в Париже» - выставки приуроченной к сотой годовщине начала гастролей русского балета, антрепризы Дягилева во Франции, которые произвели, тогда, настоящий фурор и познакомили парижан с результатами «русской революции» в искусстве и прежде всего в сфере балета...

Композитор Стравинский, танцор Нежинский и другие солисты, русские художники Бенуа, Бакст, Рерих и другие, - все мастера русского балета, тогда, по настоящему потрясли воображение, как простых зрителей – любителей, так и эстетов - профессионалов.
Такой удивительной музыки, такого мастерства, таких замечательных декораций, ещё никогда не было на сцене этого знаменитого театра!
Я помню своё впечатление от балета «Весна священная», который мы смотрели в Лондоне, в Ройял Опера, в исполнении труппы Королевского балета.
У меня мурашки забегали по спине, когда я услышал этот рваный, угрожающе агрессивный, наступательный, дикий ритм и когда увидел кружащихся в «полуночном экстазе», полуголых раскрашенных «индейцев» - танцоров.
Представляю насколько было ошеломляющим впечатление у тех, кто сто лет назад, после привычной «сладости» и благообразия балетной классики, натолкнулся на это яростное проявление «славянской» жизни...

До антрепризы Дягилева, Запад и понятия не имел о самобытности русского искусства и тем паче балета...
Именно, тогда русский балет вышел на мировые подмостки и остаётся признанным лидером по сию пору...
Мы поднялись по широкой лестнице «Опера – Гарнье» и вошли внутрь грандиозного здания, которое построено было около двухсот лет назад, в эпоху империи и которое воплотило в себе всё имперское величие и великолепие тогдашней Франции...
Замечательный мягкие линии дугами и полукружьями каменно-мраморного наполнения, украшенные классическими скульптурами и барельефами в вестибюле, поражали своим богатством и разнообразием форм.
Из большого мраморного холла, по симметричным полукружьям мраморной, лестницы, мы поднялись на этаж и сверху, некоторое время рассматривали мозаику полов вестибюля, охая и ахая от эстетического восторга охватившего нас, поражая гениальностью задуманного и мастерством исполнения...
Здание в архитектурном смысле действительно было великолепно!
Однако, главное потрясение, ожидает зрителей и слушателей спектаклей внутри зала и на сцене, где выступали и выступают лучшие артисты и оперно-балетные коллективы мира...
Представить тот давний праздник выступления русского балета, нам помогало воображение и статьи, написанные по этому поводу, и прочитанные нами предварительно, вместе с нашей дочерью Аней.

Она, будучи студенткой Кембриджа, год, по обмену, училась в одном из университетов Парижа, и курсовую работу, писала, как раз о «русских сезонах» Дягилева.
... Я, невольно представил себе чувства и эмоции толпы разодетых парижан и парижанок, пришедших сюда столетие назад и потрясённых увиденным и услышанным, на этом празднике русского революционного искусства...
Нечто подобное, словно слыша сохранившееся в этих пространствах эхо, испытывали и мы, вглядываясь в детали интерьера, где тогда, происходили ошеломившие всех, события...
Поднявшись ещё на этаж, мы вошли в распахнутые двери одной из просторных лож и увидели полукружье гигантского живописного помещения, золото отделки его стен и потолка, и всё невесомое пространство зрительного зала, тогда, на премьере, вмещающего в себя, как зрителей, так и русских актёров.
Труппа Дягилева в тот момент, была объединена стремлением воплотить красоту и многообразие искусств. И чувствовала своё призванного хотя бы на время представления, показать избалованным разнообразными представлениями парижанам, величие русской природы и могучую энергию жизни человека в природе...

Весь объём зала, заканчивался просторной сценой на которой, в тот момент, рабочие монтировали декорации на одно из очередных представлений.
Сохранившаяся роспись потолка, исполненного «знаменитыми» художниками модернистами, диссонировала с классическим строгим богатством отделки интерьера.
И по аналогии, я вспомнил Шартрский собор и безобразный синий, тёмный витраж - работу Малевича, который непонятно по каким причинам грубо «впихнули» в цельный средневековый интерьер.
Этот убогий витраж, своей современной простотой, только подчёркивал сложность и красоту классического рисунка и цвета старинных витражей, задуманных и исполненных за много столетий до появления «современного» искусства, искусства полного детской самонадеянности и параноидальный самоуверенности отражающей драму нарушения душевого равновесия наших недавних современников...
…Осмотрев театр, не торопясь прошли на юбилейную выставку, откуда уже успели схлынуть многочисленные гости пришедшие на открытие сотой годовщины Дягилевской антрепризы. Народ, конечно ещё толпился, но не было ни телевизионщиков, ни газетчиков – официальная часть «праздника», к счастью быстро закончилась...
Здесь, в экспозиции юбилейной выставки, полотна декораций Рериха, Бакста, и Бенуа, соседствовали с простенькими рисунками Гончаровой и Ларионова. Тут же, темы балетов, от «Весны священной» до «Петрушки» были представлены в макетах декораций, эскизах костюмов и манекенах, одетых в эти костюмы.
В затемнённой комнате показывали кино-отрывки балетных сцен и зрители, сменяя друг друга, пытались оживить своё воображение рассматривая современные версии тогдашних спектаклей.
Мне запомнился фрагмент из «Петрушки», который в лубочной манере показывал дореволюционную Россию, её церковные купола, и разухабистый праздник, разливающийся на улицах, не то Москвы, не то Санкт- Петербурга.
... Для многих французов, как и сто лет назад, сегодняшняя Россия представляется некоей страной чудес, наполненной медведями и колоритными «пейзанами» в шубах и треухах, танцующих на заснеженных улицах городов.
Но они, конечно знали, что сегодня в России есть и балет, только уже представленный знаменитым Большим театром и Мариинкой.
В восприятии России французами, мало что изменилось с той поры, хотя, наверное в современной России, чудес и экзотики стало намного меньше...
Во многом, этому способствуют рассказы о «Раше» русских туристов, наконец - то осуществивших свою эстетическую мечту – посмотреть Париж... «и умереть».
Вспоминается старый анекдот из недавней советской жизни: «Я опять хочу в Париж! - А что, вы уже были там!? - Нет, но я уже много раз хотел...»
... После «Гранд Опера», мы, пройдя по улицам центра города, вошли в «Галери ля Фает», может быть самый известный «дворец» торговли в мире.
Он был, в соответствии с сезоном, украшен внешней разноцветной мозаикой иллюминации, а внутри громадного здания, стояла ёлка, украшенная переливчатой мишурой ало – фиолетового цвета. Впечатление от этого «предчувствия» новогоднего праздника – незабываемо!
В коридорах и торговых залах этого «дворца» торговли, ходили тысячи и тысячи покупателей и просто любопытных глазея на неисчислимое количество разнообразных товаров!
И от этого «фестиваля» торжествующего изобилия, невольно начинала кружится голова, и хотелось выйти на свежий воздух.
... Отдыхая от этого великолепия, мы поднялись по эскалаторам на плоскую крышу, где стараемся бывать при каждом посещении этого супер-магазина. Долго, под тихим дождичком, рассматривали панораму Парижа окружающего «Галлери...».
Со всех сторон на нас смотрели, привлекая внимание знакомыми силуэтами, парижские «достопримечательности». Далеко слева, виднелась знаменитая Эйфелева башня – символ Парижа, а немного правее высились и светились белыми куполами «арабские» силуэты церкви Сакра-Кёр...
Дождь, не позволил нам долго любоваться панорамой и снова загнал внутрь…
Немного уставшие, оглушенные суетой и разнообразием увиденного в магазине, мы, устроившись на лестнице ведущей на крышу, съели свои бутерброды и отдохнули, обмениваясь впечатлениями обо всём увиденном и услышанном, не обращая внимания на проходивших мимо любителей панорамных видов. В конце концов, бывая в толпе, невольно и быстро привыкаешь не обращать внимания на безымянных и безликих прохожих ...
После «Галлери ля Файет», мы, возвратились на вокзал, забрали свои чемоданы и отправились в гостиницу, в которой уже останавливались прежде.
На метро мы проехали несколько остановок, потом пересели на другую линию и вышли уже на Монмартре, невдалеке от нужной нам улицы.
... В маленькой гостинице, нас, уже привычно встретил любезный портье, выдал нам ключ, и мы, поднявшись на третий этаж в тесном лифте, войдя в номер, стали устраиваться на ночлег...
Перед тем, как лечь спать мы, уже в темноте, сходили погулять, и как обычно, дошли до величественной Сакра – Кёр.
Несмотря на дождь и позднее время, в церкви, было много людей и тихо звучала органная музыка. Мы сели и стали всматриваться и вслушиваться в величественно-торжественную тишину громадного намоленного за столетия, пространства этого храма.
На нас снизошёл покой и внутренняя тишина, и мы задумались, каждый о своём сокровенном, но грустно возвышенном.
... Рассматривая громадные фрески на стенах и потолках, я думал о временах рождения и жизни Христа, о тех днях, которые через тысячелетия человеческой истории дошли до нас в торжественных словах евангелистов, песнопениях и гимнах литургии, в музыкальных тонах классической музыки, в рисунках и красках картин художников Средневековья и Возрождения...
Однако сегодня, скорбь и вселенская драма бытия Христа, представлена и представляется нам, как нечто монументальное и величественное, лишённое животворного ощущения и понимания человеческого страдания как чего - то жизнеутверждающего.
В определённом смысле и наши современники впали в заблуждение израильских фарисеев и книжников, мечтающих о Мессии на боевом коне, с золочённым мечом возмездия в руках... Увы, корни человеческих заблуждений, по-прежнему коренятся в помпезных мифах о человеческом счастье, как о победе величественного и грозного, над обыденным и страдающим...
Вот такие мысли текли в моей голове, пока мы сидели и слушали тишину и шепоты Сакра – Кёр...
Потом, обошли громадную, высокую церковь по периметру заглядывая во все закоулки и рассматривая сотни скульптур, картин и резных барельефов, рассказывающих о жизни и смерти Иисуса Христа и его учеников, о победе христианства после смерти Мессии, в лице апостолов и святых угодников, часто отдававших жизни, за свою веру в победу добра и справедливости на этой, не очень приспособленной для счастья, земле...
Выйдя на паперть, мы долго всматривались в огни Парижа, расстилавшегося перед нами, внизу, на многие-многие километры вокруг...
Дождь кончился, но порывами налетал холодный ветер, напоминая нам об осени и приближающейся зиме...
... Возвращались в гостиницу, через оживлённые ярко освещённые улицы с множеством магазинчиков, ресторанчиков, и кафе, часто открытых одной стороной помещений к прохожим.
В одной такой лавочке, мы купили горячих сосисок для меня, и салат для вегетарианки Сюзи, и возвратившись в номер, удобно расположившись, вкусно поели запивая еду молодым французским белым вином.
Утомлённые длинным, наполненным переездами-переходами, сменой впечатлений и обстоятельств, мы, приняв душ легли в постель и быстро заснули, не слыша в открытое окно, звуки парижской жизни, не затихающей даже ночью...
Проснулись по привычке около шести утра, ещё долго лежали согреваясь под толстым одеялом, и только около восьми часов, быстро встали и одевшись, пошли есть свой «брейкфаст» в столовой, в подвальном этаже гостиницы.
Как обычно, я забыл, что и как приготовляется во время завтрака и потому, в первый раз заварил мятный чай холодной водой из бойлера- там было много кнопок и я начал не на ту! А потом, поняв свою ошибку, долго не знал куда эту бурду вылить.
Тем не менее, сытно позавтракали сыром, ветчиной и медами-джемами, не забыв украдкой, прихватить с собой пару сыров и масло для короткого полуденного ланча.
Мы с Сюзи не видели в этом ничего плохого, а воспринимали как спорт и потому, остались собой вполне довольны.
После завтрака, одевшись потеплее, вышли на воздух, спустились по мощёной улице к станции метро напротив знаменитой «Мулен-руж» - «Красной мельницы» и отправились в сторону далёкого пригорода, где и расположилось знаменитое русское кладбище, на котором давно хотели побывать.
Городок Сен-Жермен де Буа, оказался богатым поселением состоятельных парижан и в окна автобуса я рассматривал приличные современные дома с садиками и архитектурными «завитушками», сравнивая с лондонскими пригородами и убеждаясь, что богатство или состоятельность, во всех больших городах мира похожи...
Сойдя на нужной остановке, по указателю на обочине перешли шоссе и вскоре, вошли в ворота небольшого кладбища, расположенного на окраине посёлка.
Справа, сквозь вершины невысоких деревьев, покрытых уже редеющими жёлтыми листьями, виднелись золотые купола с крестами местной, кладбищенской православной церквушки...
На первых же надгробных камнях –памятниках, мы встретил фамилии знаменитых в России, (извините, поправлюсь) в царской России, князей и графов из старинных дворянских фамилий: Нарышкиных, Белосельских-Белозерских, и ещё многих российских аристократов.
Будучи сыном домохозяйки и рабочего, я без пиетета отношусь к аристократии и потому, больше для Сюзи, восхищался набором известных имён из недавней, дореволюционной истории...
В левой части кладбища, куда мы попали через ворота, часто встречались и французские фамилии, потому что кладбище это местное городское, а не только служило русским эмигрантам...
Не торопясь, мы шли между рядами могил, рассматривали надгробные памятники и, встретив знакомую фамилию писателя, поэта или даже великих князей, обменивались короткими репликами...
Пройдя в центр кладбища, поняли, что нужен путеводитель по этому «городку мёртвых» и чуть вернувшись, подошли к церкви, рядом с которой, оказалось «тур бюро» - маленькая комнатка в пристрое, где женщина не говорящая по-русски, продавала книги о русской эмиграции и раздавала бесплатные схемы кладбища с указанием «знаменитых» могил.
Книги, как обычно в русских «казённых присутствиях» стоили очень дорого, а церковь, тоже, вполне по русской традиции, была закрыта на замок.
Мне вспомнились открытые с утра до вечера, старинные английские городские и поселковые церкви в провинции, и я повздыхал, поворчал на обычную русскую недоверчивость, подозревающую даже в церковных посетителях если не прямо воров, то вандалов и разухабистых хулиганов.
«Откуда им тут взяться? – ворчал я про себя, вспоминая, что видел вдалеке, и то мельком, среди надгробий двух благообразных старушек...
Вскоре, мы с ними столкнулись на одной из кладбищенских дорожек и познакомившись, узнали, что они из Финляндии, русские, уехавшие туда из Питера, уже давным-давно.
Они разыскивали братскую могилу курсантов какого – то царского военного училища, и мы, поговорив о прошлом, попрощавшись разошлись.
Вскоре мы нашли этот мемориал, состоящий из нескольких могил, объединённых в один ансамбль, с похожими, но разной величины, надгробными каменными стелами...
Вскоре, нашли здесь и могилы известных эмигрантских писателей и поэтов, в том числе Зайцева, Бердяева, и Бунина. В этой же части кладбища, упокоились и известные белые генералы, ушедшие с белой гвардией, во Францию после поражения в Гражданской войне.
Здесь же похоронен и известный балетный танцор Нуриев, чей надгробный памятник напоминает причудливый монумент, исполненный в ярко окрашенном камне, изображающем цветной ковёр над могилой.
Невдалеке, похоронен и Александр Галич, с которым Сюзи в своё время была знакома и который умер нелепой, и потому особо трагической смертью. Его убило током, когда он пытался починить телевизор...
... Вглядываясь в надписи на надгробных камнях, я невольно вздыхал, размышляя о судьбе русского народа расколотого Революцией на две неравнозначных половинки.
Большая часть из тех знаменитостей, - офицеров гвардии и придворных, которые навечно упокоились здесь, - принадлежали к той малой части русского народа, которая после революции вынуждена была бежать за границу, и которая так и не примирилась с безжалостным вердиктом истории, изгнавшей их из милого отечества.
Почти все они с тоской доживали свои жизни здесь, потеряв свои богатства и дворцы, но с жадностью ожидая новостей из Советской России...
Многие, подобно Бердяеву, которого здесь, во Франции величали «красным профессором», уже после победоносной войны и победы СССР над Гитлером, почти примирились и «простили» свой народ, который, как им казалось, «не помнил и не уважал их святынь». Кстати, тут мы встретили и могилы Дмитрия Мережковского и Зинаиды Гиппиус, известной и талантливой поэтессы, обладавшей вполне мужским сердитым и мстительным характером. Именно она, со злобой обиды писала, уже после победы Революции в России: «... И снова в хлев, он будет загнан палкой, народ, не уважающий святынь...»
В определённом смысле её предсказания сбылись после победы Контрреволюции и развала Советского Союза.
Но думаю, что вряд ли она бы радовалась этому сбывшему пророчеству.
Любая Контрреволюция, на время, делает вполне бессмысленными все подвиги, жертвы и достижения Революций...
…В конце нашей экскурсии, мы изрядно устали общаясь несколько часов с мёртвыми, и найдя деревянную скамейку, чуть стесняясь молчаливого, невидимого окружения, достали свои съестные припасы и подрагивая от холода, стали есть пикник, запивая бутерброды холодной водой из пластиковых бутылок...
... На станцию, мы возвратились на том же автобусе и сев в электричку уже в сумерках, доехали до Мулен-Руж, - развесёлого театрика, над которым и сегодня вращаются крылья красной мельницы...
Часам к шести, вновь прикупив горячих ароматных французских кушаний в уличном «бистро», поднявшись к себе в номер, поели, посмотрели по телевизору новости на английском языке и потом, вышли погулять по улицам Монмартра.
Сюзи, объяснила мне, что Пляс - Пигаль, это район вокруг Мулен-Руж, - место ночной разгульной жизни в Париже, наподобие Сохо в Лондоне.
Здесь много разного рода маленьких театриков и кино с пьесами и фильмами фривольного содержания, а так же секс - шопов, где продаются вещи «интимного обихода».
Слушая эти объяснения, я охал и ахал, таращил глаза во все стороны, пытаясь рассмотреть в гуляющих по бульвару «дамочек с камелиями».
Увы, было холодно и наверное поэтому, мы так и не встретили ни одной, а если и встретили, то я просто не узнал их...
Утром, уже вполне отоспавшись за три дня, поднялись на «брейкфаст» около девяти и завтракали уже без моих «фокусов», вполне привычно различая где в бойлере кнопка для кипятка, а где для холодной воды.
Но и французских сыров и джемов, мы уже наелись, и потому, взяли с собой только маленькие пакетики масла и коробочку французского мёда, на пробу…
Мы сегодня съезжали из этой гостиницы и потому, не торопясь собирались, изредка поглядывая в окошко на разноцветье крыш и балконов под нами.
Мне вспомнился стих друга Маяковского, Кручёных: «Над морем крыш и стадом труб, висит луны сгоревший труп» и я процитировал его. Сюзи была не в восторге, от этого легкомысленно-пугающего повторения шипящих и звонких согласных редуцированных до угрожающего шипения. А я, как носитель русского языка, был от этого в восторге, как впрочем и вообще от поэзии русской революционной поры...
Во время сборов, атмосфера ухода навсегда, в считанные часы превратила уютный гостиничный номер в холодное пространство, память о котором сотрется очень быстро.
Это ощущение непрочности связей человека с местом случайного проживания, наверное связано с логикой человеческих встреч и расставаний.
Когда три дня назад, мы вошли в номер, то чувства были иными – насторожённость, постепенно сменялась ощущением защищённости и потому, тёплой благодарности дому, нас приютившему.
Но вот мы уезжаем и наши чувства уже устремились в будущее, и вновь ожидание наполнилось тревогой, незаметной, но дисциплинирующей...
На метро, мы приехали на Северный вокзал, оставили в камере хранения чемоданы и пешком, направились в сторону музея Дэ - Орсе.
Прошлый раз, в новогодние праздники, мы не захотели туда идти из-за длинных очередей желающих туда попасть. Сегодня всё было иначе и, купив билеты, не задерживаясь, мы прошли в громадный холл – бывший зал ожидания железнодорожного вокзала...
Надо отметить эту архитектурную тенденцию, которая может быть началась здесь в Париже, но сегодня распространилась по всей Европе – бывшие промышленные здания приспосабливают под прибежища разного рода искусств.
Вспомните хотя бы новый лондонский музей «Тэйт-галлери», «внедрённый» в огромную коробку бывшей теплоэлектростанции...
Более того, специально построенный парижский музей современного искусства «Центр Помпиду», с самого начала был спроектирован, как нарочито промышленного вида здание, с выносом на фасад коммуникаций и разнообразных функциональных труб.
Де-Орсе - музей замечательный своим собрание картин и скульптур.
Прямо перед входом стоят: чёрный, угрожающе динамического вида носорог и слон. И эти фигуры из дикой природы, настраивает нас на встречу с чем-то легкомысленным и чудесным. И мы это видим в громадных открытых перспективах этого «музея-вокзала».
Именно скульптуры зверей, уже при входе внутрь музейного пространства, привлекают ваше внимание.
Меня это особенно волнует и привлекает, можно сказать на уровне инстинкта, потому что я русский, а у нас, не потеряна ещё связь с окружающей дикой природой...
Ну ещё потому, что я лесовик – одиночка, и мои воспоминания полны случаев неожиданных встреч с оленями, лосями, волками и медведями…
...В этом музее, мы с женой, решили осматривать всё по порядку, хотя, конечно уже были здесь и не один раз. Но всё забывается, а любимые картины или скульптуры, как и книги, когда их перечитываешь после большого перерыва; знакомые мелодии, когда их слушаешь после забывания, вызывают новые, особенные чувства...
Несколько часов мы бродили по этой сокровищнице изобразительных искусств, пытаясь внутренним взором уследить за развитием тенденций в мире живописи и скульптуры.
Но особенно подробно, хочется рассказать о французских художниках импрессионистах, которые ещё не утратили чувства формы и мастеровитости, но уже попробовали пробиться к чувствам, вызываемым содержанием бытовой обстановки окружающей нас в рутине жизни, подчас рождающие восторги и умиление.
Пейзажи Сислея, Дега, Дёрена, напоминают мне картины из далёкого детства с пылью на не асфальтированных дорогах, тележными повозками и зарослями цветущей, снежно-ароматной черёмухи, растущей вдоль линии железной дороги, по которой гремя на стыках проносились пышущие паром паровозы, мелькающие длинными стальными рычагами движущими несколько высоких симметричных колёс, безостановочно бегущих по серебряным блестящим лезвиям рельс…
Портреты Ренуара стилизованы и сладковаты проявлением буржуазного довольства напоказ. Жанровые картинки зарисовок жизни богемного дна у Тулуз-Лотрека, вызывают невольную симпатию к искренности и трагическому разочарования непринятого и не понятого публикой, художника.
Безумная патология психологической неадекватности и связанные с этим взрывы гнева и упадка душевных и физических сил, поражают в Ван-Гоге точно так же, как самодовольство автора, отчасти напоказ, заставляют задуматься над таитянскими полотнами Гогена, который, как мне кажется, был полной противоположностью Ван-Гога.
В той давней жизни богемы, эти противоречия в столкновениях характеров, иногда искрили, вызывая взрывы зависти или даже ненависти у между художниками.
Следствием этого, как мне кажется, было и отрезанное Ван – Гогом собственное ухо. Согласитесь, в благообразных буржуа таких чувств просто не может быть, по определению...
... Выйдя из музея уставшими и едва двигающими ноги, мы устроились неподалёку, на пешеходном мосту через Сену, под прохладным ветерком, зато почти в одиночестве и поёживаясь от прохлады идущей от осенне-зимней реки, не торопясь и обсуждая увиденное и панораму Парижа поели, провожая отсутствующим взглядом проплывающие под нами прогулочные теплоходы с весёлыми звонкоголосыми ватагами школьников, приветливо машущих руками проходящим по мосту, одиноким прохожим.
После еды, согреваясь, пошли в сторону вокзала, по пути миновали знаменитый театр Одеон, с именем которого тоже связана целая эпоха в литературе и искусстве столетней давности...
Потом, отыскав почту, отправили несколько открыток с видами Парижа нашим детям и соседям.
Почта уже закрывалась, но служащие любезно позволили нам не спеша заполнить адреса и сбросить в нужный почтовый ящик.
Их любезность и благодушные улыбки обрадовали нас и мы, весело комментируя очередные парижские достопримечательности, пошли к вокзалу.
Здесь, найдя подходящий магазин, уже торопясь, купили французские сыры, печенья, с штампованными шоколадными барельефами изображающими средневекового школьника; ещё кое-что по мелочи, и уже почти бегом возвратились на вокзал, - наш поезд уходил через час - надо было ещё пройти контроль документов и багажа при посадке...
Бывая в Париже часто, мы к этому уже привыкли.
... Через три часа, уже были в Лондоне.
Добравшись до нашей квартиры, неподалеку и от Сити, и от Пикадилли Сёркус, мы с удовольствием попили чаю, и не задерживаясь легли спать в свою, такую тёплую, а главное удобную и родную постель...
Сюзи, завтра рано утром надо вставать на работу...


Ноябрь 2009 года. Лондон.Владимир Кабаков.


Остальные произведения Владимира Кабакова можно прочитать на сайте «Русский Альбион»: http://www.russian-albion.com/ru/vladimir-kabakov/ или в литературно-историческом журнале "Что есть Истина?": http://istina.russian-albion.com/ru/jurnal