БАБА ЯГОДКА ОПЯТЬ

БАБА ЯГОДКА ОПЯТЬ


Этой осенью я познакомилась с одной женщиной, совершенно случайно. А разве бывают другие встречи? Всему виною в жизни - случай! Это произошло на территории нашего небольшого рыночка, где она и работает - убирает территорию. А я? Что делаю там я, сама не знаю. Мой небольшой магазинчик большей частью пустует. Люди привыкают к сети магазинов «Магнит» и других им подобных. Выбор теперь большой. На рынок ходят больше пенсионеры, и то, не столько купить, сколько просто пообщаться друг с другом.
И вот мы пьём кофе и разговариваем... Я слушаю её историю, очень запутанную, но от этого не менее интересную... - для меня интересную.
Слушаю и так ясно представляю то, о чём она мне рассказывает, как будто это происходило не с ней, а со мной.
Ей пятьдесят пять... На дворе осень. Она так и сказала: «Опять осень, как и тогда - десять лет назад». Она сегодня шла по дороге навстречу холодному ветру, как в ту пору, с той разницей, что одежда на ней была получше и потеплее, да и была она не так одинока, как той холодной осенью своего сорокапятилетия. Говорят, возрастная планка последние годы сдвинулась... То в сорок пять наступала вторая молодость, а теперь в сорок пять только рожают... Память снова уносила её в те далёкие годы...
Ей сорок пять! Как говорится, сорок пять - баба ягодка опять... Если бы так... Может, у кого-то и так, а у неё - ни кола, ни двора! Куда идти? Где укрыться? Холодный осенний ветер пронизывает насквозь. Пальто... - одно название, сколько ему лет-то? Лет десять, поди, будет. С мужем на ярмарке покупали, уже и мужа нет рядом. Живой! Не её теперь муж. А как всё начиналось...
Поздно вышла замуж, тридцатник стукнуло, а она всё около родителей. Был опыт неудачного сожительства, но такой, что вспоминать о нём не хотелось. Мать постоянно болела, а отец жил сам по себе... Странная у них была семья. Сама бы не решилась уйти из дома, да мать уговорила, мол, жизнь свою не губи, выходи замуж. Время быстро идёт, тебе деточек рожать надо, своё упустишь, потом не наверстаешь. Послушалась матери, как посватался человек, так и дала согласие. Хороший был муж, ласковый, да отходчивый. Жаль вот только, что мачеха у него была молодая, а жить пришлось в одном дворе. Говорили люди... Да не верила, что с мачехой у него старая любовь тянется. А как застала их вместе в своей постели, так собрала вещички свои, да и ушла... Не успели они ребёночка родить, видно, быть тому.
В родительский дом возвращение было тяжким. Мать приняла с радостью, а вот отец не скрывал своей непонятной злобы. А она и понять не могла, за что отец её не любит - вроде и ласковая, и заботливая, и в доме порядок на ней держится. Сейчас знает. Когда умерла матушка, отец и рассказал всю подноготную. Не его она дочь, а кто её родитель, он и сам не знает. Унесла мать эту тайну с собой в могилу. И бил он её, и пытал, не призналась в своём грехе.
Не прошло и недели, как схоронили мать, а отец уже другую в дом привёл, а её за порог выставил. Куда хочешь, туда и иди, а чтобы ноги твоей в его доме не было, мол, и так, сколько лет терпел. И пошла... Идёт по дороге, узелочек в руках, спотыкается... Каждый камешек под ногой, что большой булыжник, в глазах темнеть стало, видно от голода, с утра ничего не ела. Перебранки, да крики в доме, не то что к столу подойти, в уголочке местечка не было...
- Женщина, что с Вами? - её окликнули с дороги - женщина, пожалуй, лет на пятнадцать её постарше будет... Подошла, рукой горячего лба коснулась... Охнула... И потянула её за собой.
Она послушно пошла за незнакомкой, да и то сказать, голова совсем не соображала, в глазах туман, да и какая разница, куда идти было. Сил хватило на несколько метров, остановилась, к деревцу прислонилась, что у дороги стояло. Чуть пришла в себя и дальше тронулись.
Пришли. Девятиэтажка. Однокомнатная квартира, жильё одинокой женщины стало и её пристанищем. Никто не спрашивал её согласия, всё само сложилось.
Так и стали жить вдвоём. Не привыкла она чужие харчи есть, устроилась уборщицей на вокзале, хоть какая, да своя копейка. Вроде её денег никто не спрашивал, а наоборот, предлагали... Ушла она от своей спасительницы. Почему ушла? Сама не знает, ушла, да и всё. На вокзале бытовочка была, туда и перебралась.
На вокзале же и познакомилась с другой женщиной, та приезжала к родственникам в гости, а ехала она в российскую глубинку, в родные места. Татьяной её звали. Пригласила Татьяна её к себе, долго уговаривать не пришлось, заманчиво было, мол, там полдеревни пустует, и работа есть - на ферме... Немного растерялась поначалу. Коров доить? Да не умеет она! На ферме работала на откорме телят, но когда это было... А коров не доила. Но подумала и решилась.
Три дня в дороге... Мелькают столбы, станции... А вслед за ними - странички прожитых лет. Что она видела в жизни? И была ли эта жизнь? Кто его знает...
Дома с заколоченными окнами ждали своих хозяев - кому-то улыбнётся счастье, отстроят, отремонтируют, оживёт подворье. А желающих въехать в эти дома не было. Глухомань. От районного центра далеко. Так и вымирают деревни. Разъезжаются по белу свету люди, что помоложе, а старики хотят умереть в своих избах, лежать на своем погосте под охраной родных берёзок, вот и застряли здесь. Да ещё семьи с малыми детишками задержались, кто на ферме, кто сам по себе...
Выбрала ей Татьяна домик небольшой с подвальчиком... А в том подвальчике - и сахар, и соль, и закатка. Всё в баночках закрытых... Недавно, видно, старики померли, а они народ запасливый. А ей, как находочка!
И работа нашлась, никуда и ходить не пришлось, утречком сам председатель подъехал, вести в деревне быстро расходятся, а вроде её никто и не видел.
Так и началась её жизнь в деревне.
Привыкла и к работе, и к коровушкам, даже полюбить их успела...
Всё бы ничего, только не могла смотреть на соседа... Пожилой мужчина, когда бы она ни вышла из дома, сидел на своей лавочке и смотрел на неё так жалобно, что сердце заходилось. Ну что за взгляд такой! Насквозь пронзает. Что ему от неё надо! Хоть и пыталась злиться на старичка - всё отца в нём видела, не прошла, видно, на него обида, - а не могла. Остановилась однажды у этой соседской лавочки. Разговорились... Сыны его пьющие. Бабку, жену его, добили... Теперь его очередь. Пенсию забирают, а ему куда деться? Нет, он не просил у неё помощи! Может, поэтому и взяла его к себе жить.
Хороший он человек был. Был... Помер уже... Не досаждал ей, всё старался не привлекать к себе внимания, тихо так лежал у печки...
А однажды говорит ей: «Лидочка, доченька, как я рад, что ты у меня есть - не умру под забором...» А есть сам уже не мог... В тот день ей на работу надо, а она не может уйти, как не пускает её кто или что из дома... От печки - голосок его слабенький: помру, говорит, скоро... ноги уже туда пошли... Ты, доченька, помой меня... И щец бы похлебать... Какие щи?! Хоть бы кашки поел. Нагрела она воды, выкупала деда, потом нашла соску, что телят поила, прокипятила её... Сварила молочную реденькую кашку, налила её в бутылочку, на бутылочку надела соску, напоила его. Он поел, вздохнул... И помер...
Похоронила дедушку. Памятник поставила, всё, как положено...
А жить там не смогла... Опять одна. Что её ждёт дальше? Куда, к чьему порогу приведут ноги...
* * *
Она стояла передо мной - эта высокая, мужиковатая женщина. На ней была старая мужская куртка какого-то болотного цвета и такие же брюки, а в остальном - это была довольно симпатичная женщина. Почему она откровенничала со мной? Не знаю. Наверно, мне очень хотелось послушать её историю, вернее дослушать до конца, а ей просто с кем-то поделиться своим, пережитым... Вот нас и свела судьба...
- Надя, сколько всего я пережила в жизни, что и врагу не пожелаешь. Говоришь, почему так поздно замуж вышла? Так это официально в тридцать-то лет. Мне шестнадцать было, когда подобрал меня один сердобольненький мужичок - разженя... Старый он был уже, как я сейчас... Помню, чего не помнить-то. С мамкой своей он жил. Привёл меня, девчушкой, в их дом - ни женой, ни дочкой, так, непонятно кем...
Матушка моя тогда уезжала, долго её не было, мне не докладывали, куда она ездила. Продукты нам с отцом оставила, да и денег - тоже, а он запил и выгнал меня из дома... Как кутёнок, под забором ночевала - свернусь в клубочек и лежу. Худая стала да страшная... Кто даст хлеба кусочек, а кто и мимо пройдёт, глаза пряча... Сначала сильно есть хотелось, а потом - нет... Притерпелась, наверно.
Вот такой он меня и подобрал: волосёнки грязные - выпадать начали, на руках и ногах - цыпки, одежонка лохмотьями свисает - где порвала, где само расползлось.
Отец в дом не пускал... Закроет все двери и спит, не могла в дом попасть. Долго матери не было, что уж у неё за дела были? К кому и зачем она ездила? Тогда не знала ещё, что детдомовская я, не родная им... После смерти отца бумаги нашла. Только почему он мать винил, не понятно.
Пошла за этим мужиком... Отъелась у них. На работу вышла - за телятами ухаживала. Теляточкам молочко дают и кашку, и я с ними... Ну и дома покормят. Сытая была, чего уж... Мать его не обижала меня. На её пенсию жили да на то, что я принесу, заработаю. Мужик мой не работал, днями пропадал где-то, а вечером возвращался. Так бы, может, и жила с ними, да проиграл меня муженёк в карты... А как приехали молодцы за долгом, я - бежать! Начальнику в ноги упала, человек он хороший был, заплатил за меня десять тысяч, во сколько муж оценил, да и отправил назад к мамке, она как раз только что приехала и искала меня...
Убили его потом, муженька моего. Бог шельму метит.
Рано я поняла про замужнюю жизнь. Может, поэтому до тридцати и сидела при мамке...
На консервном заводе работала... Там такое со мной приключилось - умерла, было, да вновь ожила. Умирать не страшно. Страшно очнуться в земляной яме... Током меня убило... Как убило? Пол сырой был, вот что-то и замкнуло... А сторож не растерялся да в яму меня и положил. Глубокая яма была, не знаю, для чего копали, а как для меня... Караулил меня сторож, не отходил далеко от ямы. На четвёртые сутки глаза открыла. Вот диво было!
Прости... Не могу больше рассказывать... Как-нибудь в другой раз... Сердечко что-то прихватило... - Она дрожащей рукой дотянулась до грудного кармана и выдавила таблетку...
Я побежала за водой... Когда пришла, её уже не было...