СИЛА ЛЮБВИ

1.
Сегодня суббота. За окном плаксивая погода. Дождь не унимается с утра, и ветер рвется в закрытые окна. Задвижки еле сдерживают порывы страха и боли. Внутри дикий стон отчаянья, равен реву набирающего высоту истребителя, от которого лопаются стекла в ближайших домах.
Сумерки опустились на Петербург, и машины включили фары. Шум машин стал уже привычным, т.к. окна выходят на дорогу, что ведет в центр города. Поэтому утром, днем и ночью по ней всегда мчатся машины. Улица не такая спокойная, как мне говорили хозяева наемной квартиры.
Я пишу откровение в этом рассказе. Писать легче, чем объяснять или говорить. Жизнь ничего не стоит, если в ней нет веры, надежды и любви, если в ней нет веры, надежды и любви. Нет той нитки. Ради чего хочется видеть солнце, дышать воздухом, ходить по траве.
Я верующий человек, поэтому мне трудно сделать это. Я знаю, это тяжелый грех, но я понимаю и осознаю свои действия. Нахожусь в адекватном состоянии и полностью владею своим сознанием. Возможно, сознание в большей степени владеет мной, чем я им.
Я не принимал лекарств, не считая валерьяны. Но уже и она не может дать мне ни внутреннее спокойствие, ни внешнее.
Я очень устал.
Говорят, что через слезы душа становится светлее, и человеку даются лишь те испытания, что он может вынести. Что там, наверху, знают, кто на что способен. Но уже несколько лет я живу на грани этой границы. И жду. Жду, когда за мной придут и освободят от жизни.
Я не знаю. Способен ли кто понять это, когда приходиться говорить себе, что ты сильный, что сможешь, что будешь счастлив, и обязательно будет то, о чем мечтаешь. Когда упав на колени, встаешь на сломанные руки, и смотришь вверх, говоря себе «все будет хорошо». Я не знаю, кто сможет почувствовать меня или понять. Возможно никто. Я считал, что потерплю еще чуть-чуть и будет та жизнь, которой живут другие люди. Только еще чуть-чуть, ровно столько, чтобы хватило сил. А раз есть силы, значит, я еще могу бороться. Но сегодня силы кончились, Я не знаю, где их взять и у кого, и зачем… Я не хочу их брать, «У него сильная воля!» - так говорили про меня. И сколько лет я не мог предать это утверждение сомнению. Ведь человек рождается сильным, значит, он остается им, чтобы не случилось?
Слова для меня вечные – все будет хорошо, уже не действуют. И кроме отчаянья ничего не выходит изнутри.
Я устал.
Я очень устал. Но кому хочется признаваться, что он слабый? Никому.
Два месяца назад я погрузился в депрессию. Девчонка, с которой я начал жить – сорвалась из-за нашей с ее матерью ругани, и опять уйти от реальности, вспомнив свое прошлое занятие – наркотики. Мы познакомились в июне прошлого года, и я, поверив в свои силы, решив, что хватит с меня холостяцкой жизни – женюсь и создам семью. Мне никогда не давалось легко что-то в жизни, и я не тот человек, что боится трудностей. Тогда Яне знал всей трагедии правды, что пряталась за моими же занавесками. Мне было положено знать только то, что я знаю, больше – нельзя.
Мне скажут – сдал. Опустил голову и руки, упал на колени. Но скажите, как встать на ноги, если они сломаны? На сломанных костях далеко не уйдешь, и ни один врач не сможет тебе помочь кроме тебя самого.
Говорят, депрессия лечится, и я сам всегда не мог понять людей, которые себя так загнали в тупик, что не могут найти выход. Я считал, что выход есть при любом раскладе жизни. Будь у тебя проигрышная карта, можно блефануть, и тогда, быть может, тебе повезет. Но если б мне сказали, что так будет, когда-либо в моей жизни такое, я б сломал нос тому человеку без сожаления совести. Такого со мной? Никогда!
Вот прошел час, как моя подруга психанув ушла в темноту ночи. Я не знаю, куда она пошла, но догадываюсь. И от этой догадки становится еще хуже. Душевная боль разрывала меня на куски, и сжигала заживо. Поэтому эта боль требовала выхода в физическом воплощении.
Я осмотрел комнату, взгляд наткнулся на веревку, задержался, а потом вцепился в тупой нож, что стоял в стеклянной банке вместе с другими столовыми приборами. Деревянная ручка манила к себе. По телу прошла крупная дрожь, в горле пересохло. В голове: «Все? Этим и закончится моя жизнь? От ножа?»

2.
Сюда мы переехали совсем недавно. Прошло около полугода, как мы живем в этой комнате. Моя подруга приходила с работы сильно уставшая, и с порога сразу падала на кровать без сил. У нее сложная работа, связанная с распределением кадров в крупной компании, где требуется лгать, пугать, отстаивать себя, если вдруг кто-то решит накляузничать начальству, ответственная. Поэтому я порой даже не обращал внимания на хроническую усталость, потерю всяких интересов, желаний. Я ждал, что вот измениться обстановка на ее работе, и мы снова будем вместе, снова будем общаться как прежде. А не делать вид, что общаемся.
Я чувствовал, что с ней твориться что-то неладное. Она ела меньше и меньше, вскоре вообще перешла на чай. Мы почти не разговаривали, не смотрели телевизор, не гуляли, не общались с внешним миром.
Я ждал и ждал. Дурные мысли об игле я гнал от себя, а внутри себя жестоко ругал за их возникновение. Ведь меня просили –верить, а я не мог не верить, потому что люблю.
Когда через три месяца я понял, в чем дело, она мне сама во всем призналась. Сама. Встретила меня на выходе с работы, и сообщила, что опять на игле, что взяла заначку из моего кошелька, что ей плохо, и просила помочь. Она сказала, что я могу уйти от нее, ведь она все понимает, и не хочет делать меня несчастным, что не призналась раньше из-за страха. Ведь я могу уйти. Я понимал – семь лет на героине, и шесть без него – ничто. Эта болезнь не лечиться. Тут или быть с этим человеком или нет. Но предать я не смог. Хотя тогда я думал не о себе. Тогда я согласился остаться, чтобы преодолеть эту немощь. Я верил, что моя любовь вылечит, или хотя бы заставит не возвращаться к той пустоте, что ожидает каждого наркомана.
Я обнял ее, и мы пошли домой. По дороге обговорили план «отречения» от геры. Трудный, слезный, но очень нужный.
Она уволилась с работы, чтобы спокойно переломаться. В интрнете на работе я изучил всю доступную информацию о наркоманах, о наркотиках. В частности про героин. Там стояли страшные цифры. Страшные строки читались моим мозгом, будто электрические разряды проходили через него. С каждой информацией стоял вопрос- а выдержу ли я: Смогу ли? Сможет ли она? На сколько она этого хочет? Сможет ли наша любовь победить эту заразу?
Я не знал точного ответа, и от этого все больше и больше уходил в себя, не осознавая этого. Я чувствовал, что медленно умираю. Но мне нельзя, ей нужно видеть во мне веру, а эта вера угасала.
- Сколько у нас денег? – спросила она меня, когда мы встретились у моей работы.
- Триста рублей – ответил я.
- Не хватит… - опустила она голову.
- Сколько нужно?
- Три тысячи. И это только на два раза. А чтобы переломаться нужна неделя. Две…
- Что за дрянь, что так дорого стоит? – спросил я, хотя мне было совсем неинтересно, лишь бы помогло.
- Метадон. Только им можно снять. Им лечат наркоманов. Многим помогает… Его врачи дают…- она поправила волосы, что упали на лицо. Ветер дул в спину, будто подгонял нас. – Юра, я люблю тебя. Очень. Я хочу этого. Ты мне веришь?
- Верю… - ответил я, и обнял ее. Она поцеловала меня в щеку. Мне очень хотелось верить. Это все, что у меня было. Вера в чудо.
- Ну, так ты достанешь деньги?
- Попробую, - пробубнил я. Мы почти дошли до подъезда.
- Попробуешь или достанешь? Я на завтра договорилась. – останавливаясь на лестнице около двери, спросила она.
- Достану!
Мы вошли в квартиру, я упал в бессилии на кровать. Она переоделась, и ушла на кухню. Вскоре пришла со столовой ложкой. Из джинсов достала маленький треугольник фольги сантиметров 2х2 и, осторожно раскрыла его. В нем находился белый порошок. Потом придвинула тазик к столу и, из куртки вынула шприц. Я смотрел на белый порошок в фольге и не мог отвести взгляд.
- Это та дрянь? Это гавно ты вводишь в себя?!
- Да, это дерьмо – героин. – объяснила она спокойно.
- Ты прямо здесь? Здесь будешь… колоться? - с паникой начал я.
- Ты хочешь, чтоб, я как раньше, в подъезде?- высыпав порошок в ложку, и поднеся зажигалку ко дну ложки, начиная греть, спросила она.
- Нет. Не хочу…- осипшим голосом ответил я. Я подошел к окну, и обхватил руками затылок. «Боже, помоги нам все это вынести…». Боковым зрением я увидел, как она набрала получившуюся жидкость в шприц, и начала готовить вену. Я прошел обратно к кровати, стараясь не смотреть на свою любовь, лег и отвернулся к двери, в противоположную сторону от любимой, закрыв глаза и уши.
Ее рвало еще с минуту, а потом все закончилось. Я повернулся к ней весь в слезах. Как они появились, я не знал.
- Все будет хорошо. Обещаю. Я люблю тебя – говорила она, а я смотрел на ее зрачки – они такие маленькие. Будто вообще нет.
- Я верю… - сказал я, и сглотнул.
Внутри меня - меня, же распинали. Мне было больно, будто я сидел на героине, а не моя девушка. Мы включили телевизор, как она уснула. Я не видел экрана, я не видел сигареты, я видел ее: бледную, с содрогающимся телом, а потом слова:
- Все будет хорошо. Обещаю.

3.
Я проснулся вначале пятого. Она уже не спала. Она лежала в постели и смотрела в потолок.
- С добрым утром. – вымученно улыбнулась она.
- С добрым утром! – ответил я.
- Ты чего не спишь? – спросил я – Еще только пять…
- Жду.. . – ответила моя любовь, также смотря в потолок.
- Чего?
- Шести утра.
- Ах, да… - и улыбка испарилась с моего лица.
Вчера после ее вмазки, я разделил то, что она принесла от Коли. Она разложила по пакетикам героин на части, с каждым днем уменьшая дозу, и отдала мне. При этом серьезно предупредила, чтоб я спрятал это от нее. Я выдавал ей по пакетику три раза в день, в шесть утра, днем в двенадцать часов, и вечером в двадцать часов.
Мы помолчали немного, я тоже смотрел то в потолок, то на часы:
- Не смотри так часто … я и так знаю, сколько там…
- Ты мне больно не сделаешь? – вдруг спросил я – Не убьешь?
- Хм… Нет. Я все-таки люблю тебя, хотя ты сейчас для меня самый лютый враг…
- Знаю… - громко ответил я.
Часы показали без пяти шесть утра. Она встала с кровати.
- Еще пять минут!...
- Знаю! – огрызнулась она, - подготовить надо. Доставай! - ее голос так изменился, что я не сразу понял, что речь принадлежит ей.
Эту процедуру я уже знал наизусть. Сейчас развернет фольгу, растолчет в порошок маленький камешек, высыплет в столовую ложку, щелкнет зажигалкой по выпуклой стороне, начнет греть адскую смесь.
Человек привыкает ко всему: и к плохому и к хорошему. Сейчас, спустя неделю, я мог почти спокойно смотреть на это, по крайне мере без слез, но меня так же продолжали казнить где-то внутри. А когда ее рвало, я уходил в ванную, включал по громче воду, чтобы не слышать ее мучений, и сдерживал слезы, что просились наружу.
На календаре я начал отмечать дни красным фломастером, когда мы пришли к завершающей стадии. Метадон я давал ей раз в три дня с утра, и когда она начинала истерику, я тыкал в календарь, и говорил, что дам только в этот день, что обведен в красном кружке. Я понимал, что рискую, ведь она теряет контроль над собой, и может убить меня. Но я верил, что этого не произойдет, потому что она меня любит. Я был постоянно с ней рядом, жесткий контроль. Я боялся, что она без меня выйдет из этой комнаты, и все начнется с начала. Когда у нее случались приступы гнева, я старался больше молчать, и не говорить на темы, что могут вызвать спор. Каждый день я писал ей сообщение на телефон, что она сильная, что люблю, что она выдержит. Я убеждал ее в том, что она сильная, а сам понимал, что слабею. Что эта надежда на переломку превышает все пункты возрастания. Что не приму, если она сорвется вновь.
Вскоре она перестала ходить, потому что началась ломка, ее ноги сильно болели. Она плакала, крутилась в постели, сжимала руки в кулаки, а я гладил по голове и повторял в тысячный раз, что она сильная, что сможет. Что люблю ее.
Она чувствовала огромную слабость, много потела. Часто впадала в бредовое состояние. Я бежал домой после работы и кормил ее хлебом, обжаренным в яйце. Другого, она не могла есть. Ее рвало, и она не могла уснуть. Она смотрела в мои глаза, а я не всегда выдерживал этот взгляд. Потому что он говорил – Лучше бы ты меня убил!
Прошла еще неделя с «лекарством», и ей стало лучше. Это дерьмо закончилось, и я был искренне рад, что, наконец, все закончилось.
В четверг она приняла последнее «лекарство», в пятницу без него, голова была ясная, и у нас был великолепный секс. Я чувствовал себя счастливым. Счастливым, что мы выдержали! В субботу мы поехали кататься, и вернулись довольные жизнью.
А в три часа по полудни, мою любовь подменили. Она опять замкнулась в себе, опять отвечала односложно, взгляд не человека, а зверя. Я знал, прошло двое суток, пора принимать… Ей плохо. Но ее обещания мне, Долги… Мое подкосившиеся здоровье… все еще удерживали ее, а вечером она встала с кровати, улыбнулась мне, будто приняв верное решение, и начала одеваться. Когда я спросил – Куда? Ответ был –Покататься… Пол года назад мы вместе сдавали на права, где и познакомились. На мое предложение взять меня с собой, - резкий отказ. Я понял. Понял, что поедет за дозой. Что все напрасно. Я встал перед ней, и сказал, что никуда не отпущу. Прижал к стене, и напомнил, что она ОБЕЩАЛА. Но ей было все равно, моя девушка оттолкнула меня, словно мужик. Я схватил ее за руки:
- Не пущу!
- Руки убери! – угрожающе произнесла она.
- Не отпущу! – повторил я, и сильнее сжал ее ладони, сверля взглядом ее изменившееся лицо.
- Руки убери, я сказала… - сквозь зубы прошипела адское существо.
- Не уберу! – также грозно, настаивал я.
Она неожиданно подалась вперед, и укусила меня за ухо. Я был вынужден разжать ладони. Схватился за укушенное место, и на кончиках пальцев обнаружил капельки крови.
«Сука! Чертова наркоманка!» - кричал я внутри, разрывая всю Вселенную.
- Сука! – прошептал я, но меня не слышали…
Она быстрым шагом отправилась к двери. Я снова перегородил путь. Моя любовь остановилась, исподлобья, и чуть наклонив голову, посмотрела на меня. Я видел: себе самой она уже не принадлежала… Это не та, нежная и любящая меня женщина. Ее глаза были широко открыты, и в них ясно читалась ярость. Бешенная ярость.
- Я тебя убью, если не отпустишь.. – прошептала она зло. И я это видел, и ясно понимал, что сейчас она может это совершить… здесь и сейчас… Я испугался не за себя, а за нее. Я не боялся ни боли, ни смерти, она – да. Еще как! Панически, до обморока…
Я отошел в сторону, ошарашенный своим открытием. Открытием, которое просто поглотило меня, и спихнуло во что-то липкое и противное… «Она серьезно больна, и неизлечима…Только… - что-то внутри цеплялось … вера? Где же ты моя вера? Вера и любовь? Господи, помоги… ей выбраться… Помоги нам».
Она выбежала на лестницу, и сбежала вниз. Я устал останавливать. «Пусть идет!- думал я, - нет!!! Надо вернуть, Надо… вернуть» - я измерял комнату шагами, а потом бросился вниз по лестнице, пропуская по три-четыре ступеньки зараз, врезаясь на поворотах в холодные стены подъезда.
Когда выбежал из подъезда, она въезжала в арку под домом. Я бросился на багажник машины, цепляясь всем, чем можно, и закричал:
- Стой! Ради меня, остановись же!! Остановись!!!- голос сорвался и пропал, будто отдал всю силу в последнее слово «Остановись!». Она газанула еще сильнее, и сбросила меня с машины, выехала на оживленную улицу. Я опустился на колени во дворе, закрыл лицо руками. Мне было больно, и боль шла через слезы. Я не мог поверить, что она предаст. Я не мог поверить, что все мучения в пустую… Я любил ее, сильнее, чем можно представить… Я не мог сдаться… Или мог?

4.
Не знаю, сколько времени я простоял на коленях на колючем асфальте, но заметно стемнело. Я поднялся наверх, и рухнул на кровать. Я знал, что психологически я больше не выдержу видеть ее вмазки. Мое сердце билось так сильно, что вот-вот выпрыгнет. Через время ко мне вернулся рассудок, и я начал думать, как жить дальше. Как жить мне.
Чтобы успокоиться я выкурил сигареты три –четыре. Потом собрал все ее вещи, засунул наспех в пакеты, и поставил перед порогом. Вернулся в комнату, написал ей сообщение, что верю ей и в нее. Я знал, что это слово самое главное в ее жизни. Ведь ей никто не верил, и она искала того, кто полюбит ее такой, какая она есть. Во мне боролись чувства ненависти и любви. Внутри, что-то оборвалось. Я понял, веры во мне убавилось…
Я сел на пол, осмотрел комнату, взгляд наткнулся на веревку, задержался, а потом вцепился в тупой нож, что стоял в стеклянной банке вместе с другими столовыми приборами на столе. Деревянная ручка манила к себе. По телу прошла крупная дрожь, в горле пересохло. В голове: «Все? Этим и закончится моя жизнь? От ножа?»
Под столом лежала старая простынь, я разорвал ее на полоски, взял нож, и поднес к руке. Провел по лезвию пальцем – тупое. Мне не хотелось совершать самоубийство, но жить так – я больше не мог. Уйти я тоже не мог. Я встал, сел за стол, написал часть текста, а потом сел обратно на пол, облокотился на холодные батареи сзади, устроился удобнее, так как знал, смерть не будет мгновенной, и во второй раз поднес нож к руке. Оно оказалось неприятно холодным и липким. Нажал на него, появилась тонкая полоска крови. Нажал сильнее, но нож не резал мои вены. Он отказывался. Я глотал слезы, кричал что-то. Я уже не я, а потом потерял сознание.
Когда очнулся, рука была в крови, на ковре кровь, но боли не было. Телефон, лежащий рядом пропищал, пришло сообщение от нее. Я знал, что от нее, хотя еще не открыл телефон. Сообщение гласило: «Я тебя сильно люблю. Прости». Я вытер остатками простыни кровь, забинтовал руку. Встал с пола. Я решил ждать ее. Ее, потому что люблю сильнее жизни. И верю, что она сможет. Кое-как дойдя до порога, я забрал пакеты с ее вещами, разложил по местам. Меня шатало, била дрожь, губы что-то говорили, но звука не было. Только стены этой комнаты, видели и наблюдали, как я был ничтожен, но они никому не расскажут… Никому…
Через час она пришла. За окном уже ночь. Не надо говорить, где она была, и зачем она была. Я и так знал. Моя любовь подошла ко мне, обняла и разрыдалась.
- Прости меня… прости! Я слабая…
- Нет, ты сильная… - ответил ей, поцеловав в мокрое от слез лицо.

5.
Через неделю я опять занял денег, и она опять купила «лекарство». К тому времени, мне становилось хуже. Сердце то билось как сумасшедшее, то замирало по две-три минуты. Голова кружилась, и часто не хватало воздуха. Порой, я не мог сделать вдох, и это было жуткое зрелище. Когда начинался приступ, накрывался с головой одеялом, чтоб она не видела этот ужас. Как хотел, чтоб поскорее все закончилось! Потому что терпеть уже не было сил. Никаких… Она видела мои попытки вздохнуть, один раз даже сделала искусственное дыхание, потому что я никак не мог впустить в легкие кислород. Она плакала, обнимала меня, говорила, что все будет хорошо… И я верил… Мы оба понимали, четвертого раза уже не будет. Некому …
И снова повторялась процедура: порошок в фольге, высыплет в столовую ложку, щелкнет зажигалкой, разогреет адскую смесь, укол, рвота.
Я по-прежнему не мог наблюдать все это, поэтому выходил на кухню, курил, пока она не звала меня обратно. На этот раз я сказал себе – третий раз – последний. И она сказала себе – третий раз – последний. А если нет, то она предложила уйти вместе. Я согласился.
Через две недели и этот метадон закончился. Я вновь переламывался вместе с ней, хотя не сидел на игле. Отчего оба уже не выглядели людьми, а становились призраками. Я молил Бога, и Он услышал. Услышал!
За это время мы научились понимать друг друга по глазам, порой без слов… Мы стали ближе, говорили одними и теми же словами и фразами…
И у нас получилось! Я смог выстоять, я смог помочь ей. И она смогла!
Теперь моя девушка не употребляет наркотики. Я это знаю, и люблю еще сильнее. И слава Господи, Ты был с нами в то трудное время.
Можно было тогда сказать –Уходи!
Можно было соврать себе, Не Люблю. Но легче бы не стало.