Гуща

- Гуща, Саня, - это, как не крути, то, что всегда на дне, - втолковывал Иван Кузьмич своему соседу по дачному участку Сашке Джапаридзе, сидя напротив него за столом под яблоней.

По причине тихого летнего вечера собеседники выглядели умиротворённо, а если и позволяли себе какие резкости, то только в целях самообороны от озверевших комарих, что жаждали крови и растворенной в ней коньячной амброзии. И хоть самые удачливые - не прихлопнутые из хищниц и улетали уже по непредсказуемо ломаной траектории, на столе ещё стояло полбутылки трёхзвёздочного, а потому беседа проходила в задушевной атмосфере.

- Да-да… на самом дне. Там, Саня, вся сытность и припрятана. Весь, так сказать, соблазн, и вся, прямо скажем, интрига. Потому как – концентрат, а поверху завсегда одна жижа… И это вовсе не кулинарная сентенция, а…
Услышав чарующее слово «сентенция», обязывающее любого культурного человека к продолжению диалога, Саня открыл глаза и, удерживая голову на подставленной ладони, подтвердил,

- Да, Вано… сентенция это… это, знаешь ли… Ну… Тут не поспоришь.
- Во… А я о чём? Это ж целая философия… М-да… Вот, к примеру, погляди на это замечательнейшее звёздное небо… Красота?
- Красота, - подтвердил, полностью очнувшийся от дрёмы, Саня.
- Во-о-о… А почему красота? Да потому что гуща! – тут Кузьмич начал тыкать пальцем то в Андромеду, то в Персея, а то и куда-то в зенит, видимо целясь попасть в Лиру, - Там, Саня, вся вкуснота,.. так сказать, скопление… Мясо!

Решив сделать небольшой перерыв в изложении мыслей, Иван Кузьмич разлил коньяк по рюмкам, и собутыльники, звякнув хрусталём, взбодрились. Саня, ощутив прилив новых сил, шлёпнул себя пару раз по щекам, лишив природу двух неугомонных насекомых, и с сомнением в голосе спросил,
- Так значит, по-твоему, Вано, там дно?
Иван Кузьмич на минуту задумался, потому как вопрос был совсем не простым, возможно что и основополагающим, а подумав, ответил,
- А чёрт его знает, Саня… Может, что и дно… В те перспективы и сам Юрий Алексеевич не заглядывал, хоть и носил фамилию Гагарин… В тех густых просторах и законы-следствия небось другие… Не то что у нас.
В ответ Саня покивал головой в знак согласия и подтвердил,
- Ну, да… Там-то понятно… А у нас, разве что эта самая гуща событий… Пропади она пропадом… Вот возьми хоть нашего председателя – Анну Ивановну… До чего уж сгущённый человек… Аж оторопь берёт…

Услышав о председателе, Иван Кузьмич невольно передёрнулся и чуть не перекрестился, после чего с укором посмотрел на собеседника, тем самым давая понять, что это вовсе не интеллигентно упоминать об Анне Ивановне к ночи… Не интеллигентно и… небезопасно…
И тут же, словно в подтверждение его опасений у калитки и обнаружился женский голос,
- Иван Кузьмич! Вы не спите? Нет ли у Вас моего. Ушёл на десять минут, а уж три часа как нету.
Саня, услышав голос жены, тут же втянул голову в плечи и прошептал,
- Лизавета! Вот сейчас мне она, Вано, и будет…
- Кто будет? – не понял Иван Кузьмич.
- Не кто, а что! Она – гуща!!! И уж поверь мне - с такой сентенцией, что за день не расхлебаешь.

Проводив горемычного соседа в темноту, и, прослушав монолог Лизаветы о том, что совесть надо иметь и о том, что вся она теперь комарами зажратая от усердных поисков, и что,.. Иван Кузьмич допил остатки коньяку и подумал о том, что в некоторых жизненных обстоятельствах и постная жижица хороша, потому как от чрезмерной гущи случаются и всякие нехорошие изжоги, и пучения… А вспомнив о Саньке, добавил уже вслух, - А то и какие, не приведи господь, смертоубийства…