Восток Дальний и Ближний часть 5

Восток Дальний и Ближний часть 5

По трапу сошла группа туристов, и началась посадка Петровых. Папа захотел подняться на верхнюю палубу. И это понятно, его душа моряка: простора желала. Захотелось ему, ещё раз, как в молодости грудь подставить морскому ветру.
С ним и Саша наверх поднялся. И тому внизу тесно показалось. А может он, специально к своему отцу захотел. Скучает ребёнок. Хотя ему уже тридцать лет.
Всё равно для него он ребёнок. И самому папе уже «под завязку лет». Но сейчас они: «на одной ноге стоят». Мужики все такие, они до самой смерти «пацаны».
Устроились они возле лееров: лёгкие ограждения из тросов, так называются. А тут к ним ещё целая семья наверх поднимается. Скорее всего, что это даже две семьи, если судить по детям, их много. Заполнили они собой всю небольшую палубу, а дети возле лееров крутятся. Похоже, было, что у них сегодня праздник. Под громкую музыку, они всё пританцовывают.
Это были арабы или цыгане, скорее всего что первое. Ивану трудно об этом судить. Рослые, черноволосые и смуглые, с большими цыганскими глазами, полнеющие мужчины. Похоже, что их женщины остались внизу, а этим экстрима захотелось.
- Но, как они оставили своих детей на «веселых папаш»? - Иван этого не понимает.
- Не скажешь, что они и сильно выпившие, если судить по нашим русским меркам. То у нас и не такое бывает. Тут трудно что-то сказать, а тем более судить их. Совершенно другие люди.
- Может они и сами, от природы такие весёлые люди. Без всякого там алкоголя: не как у нас - раздумывает так Петров. - Но факт, остаётся фактом. Никакого внимания вся эта интересная компания на своих детей не обращает.
И они, эти симпатичные куколки: девочки в светлых кепочках, предоставлены сами себе. Они довольны этим обстоятельством. И даже повизгивают от удовольствия. Особенно когда катер штурмует очередную волну, и потом катится вниз под горку. Да ещё стараются отцепиться от ограждения: игра у них появилась, такая «необычно интересная, и весёлая».
Не нравится всё это Ивану, но терпит он. Как говорится: «не вмешивается в чужое дело». Хотя хорошо понимает, что на воде шутить нельзя. Всегда эти шутки плохо заканчиваются: море не прощает «баловства в свой адрес».
Но и Ивана понять можно: он здесь чужой человек. Что ему сейчас надо? И тем более их родственники молчат.
Саша даже отвернулся от всей этой компании. Не хочет он туда вмешиваться. Всегда доброе его лицо, тут стало настороженным. И сейчас он скрывает это. Никогда раньше, не видел его таким равнодушным отец.
- Его Саша «душа человек». Свою последнюю рубашку, не задумываясь, другому человеку отдаст. И детей очень любит.
Но вот катер, начал резко закладывать поворот, на обратный курс. Море сразу возмутилось таким необычным манёвром: не хочет оно мириться с волей человека.
И ветер сразу же «резко в лице поменялся». Перестал быть добреньким. Всем людям показал, что он на стороне стихии. А затем, негодуя, «этот задира», сорвал кепочку с головы одной девочки, и бросил её под леера на палубу. На самый край кормы, дальше только море, и волны.
Манёвр ещё не закончился, но девочка уже отцепилась от ограждений, и робко двинулась к своей потере. Но её головной убор не стал дожидаться хозяйку. И со следующим порывом ветра, «шаловливо устремился за борт». Игра такая. Ветер помог кепке это сделать красиво, и даже грациозно.
Теперь головной убор, никому не нужный и жалкий, мокрой тряпкой болтается среди беснующихся волн. Игрушка для них.
Девочка уже у края кормы. Она не понимает всей опасности, что грозит ей самой. Сейчас ей жалко только свою кепку: «та бедная тонет», а родные не хотят этого видеть.
Но вот и они все повернулись, к ней. И как ни в чём небывало, спокойно смотрят на ребёнка. Что будет дальше с ним, никого не волнует.
Иван уже мысленно всё просчитал, всю невесёлую ситуацию.
- Если она даже и упадёт за борт. То он успеет нырнуть в воду, и достать девочку. Хоть Петров и не молод, но это всё ещё, в его силах.
- Хотя на работе его друзья непременно бы сказали ему: «и тогда, «море выплеснулось из берегов» - это Саша Че, - тот любит пошутить. Хотя и сам поступил бы так же. Он добрый человек. И других шутников вдоволь хватает.
- Но зачем дело доводить до крайности, когда девочку и на краю палубы можно, сейчас перехватить. И Иван делает этот шаг.
- Папка не смей хватать ребёнка, этого нельзя делать! – его Саша бледен, и очень взволнован. – Тут нельзя трогать детей и женщин. За это срок дают!
Иван ничего не понимает: как это так?
- Ребёнок скоро будет за бортом? И ещё есть возможность его перехватить тут?! Даже самим её родителям!
А девочка балансирует на краю палубы, она побледнела и смотрит на Ивана. Больше никто её не поддерживает. Даже палуба играется с ней, старается уйти из-под ног. И она это хорошо понимает. Когда все держатся за леера.
- Держись малышка! – просит её Иван. – Держись родная!
Та пошарила вокруг себя ручонками, и зацепилась за трос. Крепче встала на ноги, и лицом повеселела. Сейчас ей ветер помог: с другой стороны «навалился на катер», и поддержал её. Вот «и нет, в нём души».
Зато её родственники, можно сказать, что спокойны. Ничего плохого не случилось, и всё прекрасно вокруг. Не понимают они, что Петров им говорит. А ему сказать много чего хочется: «очень хороших русских слов».
Саша обиделся на отца. Катер замедлил ход, и он спустился на нижнюю палубу. Понимает он, что не имеет морального права, прилюдно указывать своему отцу, что ему делать. Но и молчать ему тяжело. Для него это настоящая пытка. Как говорится в России: «обухом топора не перешибёшь». Не понимает отец ничего, что «это не его Россия». Как ты ему это объяснишь?!
И уже на берегу, папа ему своё толкует, «а если бы она упала за борт?» А они все там стоят, и смотрят спокойно?!
- Ну и пусть падает! У них детей много, вот и не жалеют они их!
- Они тупые папа!
Совсем опешил Иван: «и арабы люди!» Он против всякого национализма: пред Богом все мы равны!
- Но ты же сам видел…..
- Что вы ругаетесь? – это Ольга вмешивается. – И нам здесь не сладко приходится. Как у твоего друга Распутина написано. Он душу лучше тебя понимает. И ты почитай….
Пусть птицы утешат, клюют всё зерно,
Читают с ладони, судьбой что дано…..
- Мы не знаем здесь, что будет завтра и послезавтра. Ещё месяца не прошло, как нас бомбили. Ты не можешь этого понять!
Очень умело она обезоружила своего отца, и он замолчал, не зная, «что ей ещё сказать про коммунизм».
- Таня, тоже не поехала с нами, она не хочет рисковать ребёнком. Дима на работе, ему надо обязательно работать. У всех свои проблемы, и их надо срочно решать.
- Вот видишь, как всё здесь сложно папа. Даже только в нашей семье, не считая других проблем.
Но зять решил всех примирить: «папа ты устал?»
- Иван искренне обрадовался: «хоть один родной человек позаботился «о своём престарелом отце. Скромном Российском пенсионере, с основательно подорванным здоровьем!»
- Сынок спасибо, родной!
- Не надо верить моим нехорошим друзьям. Которые говорят, что от моей «каленой «рожи», сигареты прикуривать можно. Столько в ней жару. - Это поклёп на хорошего человека. - И он от жалости к себе, чуть не рыдает.
Все дети смеются. Внук Итайчик стучит в ладоши: «молодец его дедушка!» Он его сильно любит.
Офир не совсем понимает своего папу, и жена ему со смехом переводит: «молодец папа!».
С ним скучать они точно не будут. Хорошо, что он приехал в гости.
Посмеялись, и зять предлагает ехать на озеро Кинерет, Оля переводит.
- А мы успеем до темноты вернуться?
- Не успеем, но потом некогда будет.
- Надо ехать!
Офир готов хоть куда ехать, лишь бы отцу было хорошо. И снова машина летит вперёд. Но как они не торопились к озеру они подъехали уже в темноте. Большие валуны преграждали путь к озеру. Иван и Саша решили искупаться.
- Мне для истории, а тебе не надо сынок. Для вас вода холодная!
- Я такой же, как и ты папа. Мне всё можно.
Ольга достала им большое полотенце, и они в темноте пошли к озеру.
Кое-где Иван различил головешки на берегу: это рыбаки оставили, свой след. И здесь наверно нашего брата рыбака хватает. Как говорят: «рыбак он и в Африке рыбак» Душа его неугомонная. Не хочет он по-другому отдыхать, к воде его тянет.
Видел Петров это озеро по телевизору у себя России. Говорили там, что это богатое, рыбное озеро. Там рыба сама прямо в руки лезла. И он это видел своими глазами. Конечно, как и всякому рыбаку, это ему очень понравилось. Думал он и здесь побывать. И вот:
Но сейчас здесь темно, и дно сильно неудобное для ходьбы босиком. Да и волна здесь большая. Ничего сейчас в темноте не рассмотришь, какая там рыба.
Зато в полукилометре от них яхты стоят: светятся, что светлячки на озере. Хотя такого в реальной жизни не бывает: каждому своё место. По берегу озера красивые, высокие здания для туристов расположены. Они сейчас блистают рекламами, а озеро «ушло в темноту», и затаилось там.
Это взгляд Ивана из самого озера . И он сам сейчас для других не заметен: «я водяной, я водяной…» Но это шутка.
- Санька ты не замёрз?
Тот действительно через силу купается, но не сдается сынок. Папе надо срочно вылезать из воды, и сын за ним следом пойдёт. Так оно получилось.
Пошли они к машине, а по пути огромные разлапистые деревья. В темноте они как доисторические монстры стоят, и «рыбаков» в свои объятья встречают. Наверно так оно и было на самом деле, хотя давно это было. А сейчас чёрной ночью, «даже небо с копеечку покажется».
Оля переживает за них, для них они настоящие герои. Но надо им, ещё, и яхты посмотреть: «поехали туда!»
Здесь по набережной гуляли все вместе, в полном составе. Море огня, и иллюминаций. Здесь на это дело денег не жалеют. Зато озеро, сейчас чернее чёрного. Его жемчужины яхты, на теле озера, светятся, как дорогие украшения. Одна яхта богаче другой выглядит. Величественно смотрятся они в озеро, «его чёрное, бездонное зеркало», им нельзя не понравиться своему Властелину Озеру. Это Восток, и никуда тут не денешься. - Всё тут в Израиле красиво этого не отнимешь!
Домой летели на всей возможной скорости. Офир любит экстрим, но правил движения нигде не нарушает. Тут он пунктуален, «берёт» только всё возможное!
- Вот куплю себе джип, и по бездорожью покатаюсь. Вот это езда! По горам, по пустыне.
Оля всё переводит отцу: «молодец сынок». Живите дружненько: «и всё у вас будет «ладком, да с медком»
Дома Ивана ждёт сюрприз. Оля подаёт отцу телефон: «тебя спрашивают!». Петров поздоровался, и спрашивает: «кто вы?» Там мужской, незнакомый голос весело отвечает: «а отгадать не попробуешь».
Не любит Иван такие «фрацедельки». Хотя и сам не знает, что это такое: «может съедобное, а может, и нет». Во всяком случае, не кулинар он. Но по созвучию похоже на сардельки, блюдо такое. А может кто-то придумал такое слово для набора красивых звуков. А голову пусть ломают другие: «что это?» Кто-то сказал «подурачился», а в мозгу навечно осталось. И такое бывает: «запало туда».
- Вряд ли я отгадаю здесь в Израиле, в России у нас проще на эту тему.
- А Фимку Кельмана помнишь?
- Родной ты мой! – не удержался Иван. – Столько лет прошло.
- Я недавно вспоминал, как мы за багульником, с Сашкой Портным ходили. Вот почудили мы тогда.
- Ты Ванька такие штучки всегда любил.
- Да я в школу не хотел ходить! Как дойду до кинотеатра, и дальше я не ходок.
- Не было там простора моей души, обязательно над ней кто-то стоит: или учитель химии, или классный руководитель, или учительница английского языка.
- Как Дина Михайловна выучила нас, в начальных классах. Так дальше никто из учителей и не нашёл ключика к моей душе. Она мне, как мать родная была: на всю жизнь осталась.
- Я всегда захожу к ней на могилку, когда на кладбище бываю.
- Она всех нас помнила, и даже детей наших и внуков. Таких учителей мало на свете.
Немного помолчали: слов не находилось. Но и грустить им сейчас нельзя, столько лет не виделись друзья.
- А я бы по голосу тебя никогда не узнал.
- Ты надолго приехал в Израиль?
- Ещё недельку побуду.
Ну, тогда давай отдыхай. А я ещё с Леонидом Крепаком переговорю, вот и встретимся все вместе. Мы все здесь в разных городах живём.
Опять Ивану не спится. Думал, что только голову прислонит к подушке, и сразу душа в рай улетит. А тут поговорил с другом, и всё в памяти оживает.
С ранцем за спиной он со школы возвращается. С виду совсем он хороший малыш, и никого он не трогает. Но это «чапаевец», и его трогать тоже не надо. На улице Чапаева все так воспитаны.
А тут группа старших ребят, на год на два колотят его одноклассника Фиму Кельмана. Не нравится он им, вот и травлю организовали, и так каждый день. Но сейчас их уже двое.
Летит Ванькин ранец в сторону, и он уже на земле с кем-то из обидчиков возится. Потом с другим. А тут вообще, как в кино происходит. Захватил мужик Ивана за школьный ремень, потому что тот сверху лежит и цепко держит своего противника. Поднимает его шутник над головой: «вес взят!», и весело спрашивает: «ещё драться будешь»
- Буду!
Только он отпустит его на землю, и всё снова продолжается. Опять он возится с обидчиками Кельмана Фимы. Ну, а тому волей неволей приходится отбиваться. И так у них чуть ли не каждый день происходит. То возле самой школы, то чуть дальше.
- Тебя мы не трогаем, ты можешь идти домой. А вот с тем, и на Фиму показывают пальцем, нам надо разобраться.
- Я не тороплюсь, мы вместе пойдём!
И опять у них возня на целый час, если не больше. Не хочет Иван товарища им оставлять.
- Да брось ты его! – они уже, и драться не хотят с Иваном. Знают они, что его победить трудно, хотя он и ростом меньше их. А упорства у него больше.
Так он и остался с Фимой дружить. И обидчики, уважать Ивана стали. Хотя он и непонятен им: «за что ты его защищаешь?» - Не трогайте его!
Теперь они вместе ходят домой, и никто их уже не трогает. Затем и Сашка Портной к ним присоединился. Так и сдружились они не на один год.
Часто они у Ванькиного дедушки собирались, там и сад есть. И инструмент разный в хозяйстве. А придёт время бабушка и за стол их посадит: «кушайте на здоровье»
Чуть позже Ефим скажет Ивану: «да я у вас, как родной был». Иван ничего ему на это не ответит. Потому что он никогда и не задумывался над этим. По-другому он и не представлял себе эту дружбу, так же и с Сашей Портным. – «Конечно!»
Вместе они учились до девятого класса, затем Саша Портной ушёл работать на стройку. У них была большая семья, и это тогда было закономерным явлением. Денег, в семье всегда катастрофически не хватало. Да и откуда им взяться. Старшие сёстры учились в медучилище, а младший Вовка был моложе Саши на пять лет. И престарелая бабушка, «на руках».
Так, что особого выбора «у старшего брата» не было, он хозяин в доме. Да и сам он был в душе романтиком. Не хотел Саша, ни от кого зависеть, сам хотел семье помогать. Как говорится: начитался разных книг, и «рвался на волю». Взрослым быть.
И вот, он уже в рабочей спецовке. В кирзовых, фасонистых сапогах, появляется в своём родном классе. Чем и вызвал необыкновенный обвал эмоций: фурор полнейший.
Никто Сашу из класса не гнал, и он с удовольствием отсидел с друзьями один урок. Больше он и сам не мог. Но все без исключения были довольны таким вариантом развития событий..
Учителя мудро восприняли его появление в школе. Теперь уже в другом качестве: рабочего человека. У них на глазах, произошло его «внезапное взросление». И предстоит ещё долгий путь становления характера человека.
Тут всё правильно было: вроде и оторвался он от школы, а «крыльев то нет». - Надо поддержать его. И они сделали всё очень тонко». - Слава им!»
Но сами друзья воспринимали всё проще: они искренне гордились своим другом. - И всё тут понятно!
Хотя если глубже разобраться: причин гордится им, много было. И основная из них, что у этих подростков никогда не было денег. Их родители всегда с копейки на копейку перебивались. Естественно, что и они не жировали. А тут? «Сам себе пан, и кум королю»
Поневоле, возгордишься своим другом: правильное тот принял решение. Теперь Саша сам при своих деньгах. Он взрослый и независимый человек.
Хотя какой он взрослый? Его бригада тогда строила здание автовокзала, это рядом со школой. И его надо было охранять ночью: инструмент и пиломатериалы.
Дошла и Сашина очередь нести свою вахту. Приглашает он своих друзей, и они там весь вечер вместе хозяйничают. Лазят по строительным лесам. И дурачатся там, как только могут: малые дети, иначе не скажешь. Так что, до взросления им далеко было, ох далеко!
Но они старались…..
Получает Саша свою первую получку, и говорит Ивану, и Фиме: «по рабочему закону я должен проставиться». Не понимают его друзья.
- Я должен угостить вас!
- Конфетами?
- Сначала вином, потом конфетами!
- Но мы же учимся, у нас сегодня по реферату на каждого. И по плану нас будет «классная», то есть классный руководитель, через полчаса слушать. Поздно, что-то менять!
- Хотя традиция, есть традиция! – им очень хочется взрослым подражать. Побыть взрослыми, рабочими людьми.
Их молчание, воспринимается Сашей, «как намёк к действию: «бежим на рынок».
- Сейчас большая перемена и мы успеем всё «по уму сделать». Это целых двадцать минут свободного времени: что нам отвела Родина, «для хороших дел»
У входа на рынок стояла будка, где чистили обувь. Пожалуйста, плати денежки и тебе за копейки, на славу вычистят любую обувь. Да ещё спасибо скажут.
Стыдно им было это делать, потому что по марксистко-ленинскому учению, это уже эксплуатация человека, человеком. Да и время не позволяло им сейчас, «детством заниматься: « его в обрез».
У Саши в голове, уже давно был свой, «круче», вариант». Давно проверенный способ: все рабочие так поступали. Причём гордо, без всякого там унижения человеческого достоинства. Как подобает рабочему человеку.
Недалеко шла торговля горячими пирожками. Цена их колебалась от пяти до шести копеек, зато выбор был приличный. И качества они были отменного: «на выбор любые». пышущие, «здоровьем и жаром»! - Десять штук!
Чуть дальше был предмет их конечной цели. Стоял прилавок. За прилавком огромный усатый грузин, который свободно торговал своим вином. С белым колпаком на голове, белых налокотниках и фартуке. Никак, не портил общего вида городского рынка. И даже был его достопримечательностью. Как и будка для чистки обуви.
Вино стоило пятьдесят копеек стакан. И разливал его грузин из пузатого чайника. Тот всегда сверкал чистотой. Всегда внимательно следил за происходящими здесь событиями. И всегда был в курсе всех их.
Но так же, всегда «красиво молчал»: не его это дело что-то говорить. Для этого был сам хозяин: тот уж, поговорить был мастер. Мог стакан вина, и даром налить. Если «достойный» человек нравился, «и говорил с душой».
Сейчас тут всё как на Восточном базаре происходит. Красиво говорить это тоже искусство. И там это ценят, а здесь?
- Три стакана вина! – подаёт Саша мятую, и зелёную «трёшку». Три полноценных советских рубля, грузину.
Тот внимательно смотрит на подростков. Те одеты прилично, но дышат тяжело от быстрого бега. Вон, как «во всю «степь» разрумянились! Наверно из школы сбежали.
- Куда вы так красиво бежали джигиты, «совсем лошадь загнал»».
- Не лошадь, а сердце! - Чурбан неотёсанный! – поправляет его по-свойски Саша! – Учиться надо!
Иван с Фимой, чуть не присели от таких словесных, душевных излияний друга.
- Вот это Саня! Совсем взрослым стал, уже чувствуется «рабочая закваска»!
- Свою первую получку получил, и друзей угостить хочу.
У грузина брови и усы стали дыбом. От немалого удивления, и большой значимости такого редкого события в жизни человека.
- Джигит, это незабываемое событие в твоей жизни: «вай! вай! Поздравляю тебя!
- Извини дорогой, что я хотел тебе сразу уши надрать. Ты смелый джигит! И теперь я сожалею об этом, необдуманном желании!
- Настоящие мужчины, только так честно поступают! Я тебе всё прощаю!
Наливает он полный стакан вина, и с уважением Сашке протягивает: «дорогой, я тебя сам угощаю!»
- Надо выпить! На востоке так принято! Первая получка, это как мама родная, нет её дороже. Она любимая!
- Меня Резо зовут! Мой дедушка больше ста лет жил: «потому что хороших людей всегда уважал».
- Ты ко мне к первому пришёл со своей большой радостью. Я сегодня счастливый человек! И твои друзья это мои друзья: всех угощаю! Денег не надо!
Достаёт Резо ещё три стакана, и до краёв наливает туда хорошего вина. Тут и пирожки с мясом пригодились.
- А как же реферат?!
- Успеем! Ещё пять минут осталось!
Сейчас им иначе нельзя, и дядя Резо обидится! Он «со всей душой к ним подошёл». Славный он человек! И к Сашке, как к сыну относится. Восток дело тонкое: тут душа главное.
Бегут они в школу на всей возможной скорости. Залетают в класс. И только, они успели чуть-чуть привести себя в порядок . Заходит Фаина Яковлевна, учитель литературы, и сейчас их классный руководитель.
- Что так тяжело дышим, Петров! Про Ефима она пока ничего не говорит.
- Не любила она Ивана, за то, что тот упорно не хотел учиться. Точнее за его пренебрежение к учёбе. А это никак не скроешь. И у неё на лице всегда такое же, пренебрежение к самому Ивану. По крайней мере, ему так казалось.
Но она классный руководитель, и знала, что он мог хорошо учиться, как это было у Дины Михайловны, «его родной учительницы». Но не хотел!
Она не могла понять, что у него сейчас не было другого выбора. Сестра уже училась в механическом техникуме. Отца в доме не было, старенькая бабушка с ними жила. И, как уже сказано было выше: денег всегда катастрофически не хватало.
Поэтому его жизненный путь уже заранее был определён жизненными обстоятельствами. Но его мама категорически настояла, что бы Иван закончил десять классов. Пусть всей семье будет трудно, они потерпят.
Она сама закончила, уже после войны строительный техникум. А это по тем временам было приличное образование. И это было её мудрое решение. Среднее образование было просто необходимо, полноценному советскому человеку. Даже в Конституции СССР было так определено: обязательное среднее образование.
Только понять всё Ивану не сразу пришлось. Хотя от Природы, и он имел свой определённый талант. Но его надо было развивать, и ещё раз развивать. То есть упорно учиться.
Он сам пожалеет потом, что не учился, не прилагал никаких усилий в эту сторону. Всегда выезжал за счёт своей хорошей памяти, но этого было недостаточно. Детство и только.
За неделю до первого сентября, он отдал документы в школу, в девятый класс. Там поморщились, но документы приняли. В разрез с линией партией идти никто не хотел. И Иван видел всё это, и чувствовал: второй сорт!
Определение было по тому времени точное и обидное. Но в корне оно было неправильным для педагогов: нет такого сорта в природе. Есть обстоятельства! И личное нежелание учителя «раскрыть человека»!
Но и тут: не всем это дано! Человек и учитель, это разные люди: «один есть, другого нет». В одном может быть душа, в другом её нет! А тут от Бога должно быть: большая душа!
Иван подружится с хорошей девочкой спортсменкой. Она племянница, его Фаины Яковлевны, классного руководителя. Он тогда не знал этого. Но дела это уже не меняло. Они просто хорошо дружили. И за всю свою жизнь, никогда на этот счёт не высказались.
- Кто из них? И что? Тогда в своей душе чувствовал.
- Фу! Петров?! Он не хочет учиться, с ним не надо дружить! – это тётя своей племяннице говорит.
- Он очень добрый Иван, и хороший: таких людей мало! – добрая фея племянница.
Через много лет Иван напишет в своём дневнике. Там всё было сказано о ней, и их дружбе. Она любила коньки, это точно. И это была их «красавица юность»:
Ты птицей, пронеслась на коньках,
По нежному льду моей памяти….
Так что учительница литературы, не один раз ошиблась в Иване.
Иван начал читать реферат, но приходилось бороться с самим собой. Фима делал тоже самое: того и гляди, уснёт за столом. Спрашивается, зачем им надо было свою судьбу испытывать? Или это безрассудство их юности?
Фима один из лучших математиков школы, и по физике он силён. Но и ему было бы много неприятностей. Про Ивана и говорить нечего: прощай школа!
Дочитал он свой реферат, и сел на место. Ефим начал читать. Что он там читал, он и сам толком не понимал. Работал в автоматическом режиме.
- Что-то неважно у вас сегодня, получается, - говорит им Фаина Яковлевна. – Но вижу, что оба готовились. А над дикцией надо хорошо поработать. И уже всему классу говорит, тут имеются в виду парни:
- У вас у всех, только футбол на уме. Ещё ни одной перемены спокойно не прошло. До предела «растерзанные», на занятия являетесь!
- Полчаса: только, в себя приходите! Когда же вам учиться? – это и спасло тогда: Ивана, да Фиму. - «Тут глубже надо было рыть»
- А тебе Иван надо срочно сдавать зачёты по английскому языку.
- Знаю дорогой, что ты его не любишь. Но сейчас это «предел, всех твоих мечтаний»
- Иначе Петров, «возьмёшь разгон вон с той сопочки», - и на окно властно показывает.
А там красавица сопка Тихонькая, вся золотом осени сияет, глаз от неё не оторвёшь. В своё время казаки её так красиво назвали. И родная река Бира им в объятья стремится. Прямо в класс свои хрустальные воды несёт.
- Какая тут лирика Фаина Яковлевна: мне уже плакать хочется!
Все довольны «общим сюжетом разговора», кроме Ивана: лично ему радоваться нечему.
Но, как известно, «голь на выдумки сильна»:
- Фима, напиши мне английский текст, только русскими словами. А остальное тебя не касается.
- Ты в своём уме Иван. Три листа, такого текста, даже дурак выучить не сможет. А у того голова «с чистого листа начинается». Тем более за такое короткое время.
А дальше, что было, самому Ивану смешно вспомнить:
- Ты же Петров «пнём пень», в английском языке, всегда таким был, - это Светлана Алексеевна, от «чистого сердца», ему так чистосердечно говорит. - А тут, тебе заслуженную пятёрку надо ставить?! - Ефим сидит за своим столом и загадочно улыбается: его рук дело!
- По заданной теме ты хорошо говоришь, тут слов нет, а дальше… не готовился.
- Но можешь ведь?!
- Я после контузии Светлана Алексеевна, меня простить надо. У меня давно так: здесь помню, а там сквозняк!
Первый раз он пожалел, что не учил английский язык, когда на флоте служил. Там всё по-английски написано: русский, английский. И в аэропорту вспомнил свою учительницу, «какой я дурак был». - И что его не учить было? Там ничего, для него, невозможного не было. Это с его-то памятью! Сам себе создал проблемы.
А утром машина летела по дороге на Мёртвое море. В машине Ольга с мужем, Итайчик, Саша с Димой, и их дорогой гость папа.
Татьяна и Асси, никуда не поехали, врач сказал ей никуда не отлучаться. И это было правильным решением. Тут рисковать никак нельзя. Звонит ему Танечка:
- Папочка, я так рада, что ты ко мне приехал, теперь я буду спокойно рожать. Я тебя здесь ждала, всю свою жизнь!
- Ты первый подержишь свою внучку, дашь ей своё тепло души. Только от этого я уже счастлива!
Ивану хочется плакать: «я никуда не поеду Танечка! Спасибо тебе моя родная!»
- Я завтра буду рожать. Я хорошо чувствую это. Асси со мной. Так, что всё будет завтра.
А сегодня побудь с другими детьми. Я сама тебе позвоню!
Летит машина «проторенной дорогой». Им надо ехать через Иерусалим, но они уже были там, и далее к Мёртвому морю. Всё равно Петров старается лучше всё рассмотреть. Хотя он уже всё это видел, интереса не убавилось.
- А вот этого батя чуда, ты точно не видел! Это вход в наше метро: твой сын его строил!
- Я работал с израильтянами, а потом перешёл в Московскую бригаду. И этим я горжусь сейчас: там такие славные люди были.
И как они работали. Они мне все, как родные стали.
- Ты не поверишь, но это самое лучшее время работы в моей жизни. «Я с душой там работал», и понял, что это такое. Потом поправился: все так работали. И все расписались на стенах нашего метро. И моя роспись там есть. Своим детям и внукам потом её покажу. Этим можно гордиться. Даже по телевизору меня показывали.
- Мы раньше итальянцев, закончили свой отрезок метро. Они нас тоже поздравляли. Затем мы поехали в Москву. Но там у меня не всё гладко пошло, бригаду разбросали по отдельным участкам. И я решил в Израиль вернуться, – вот так отец!
- Ты у меня герой Дмитрий!
Начинался Иерусалим: проехали КПП. Вот пошла в сторону стена с колючей проволокой и вышками. Это Палестина начинается, или сектор Газа? Может ни то ни другое. Ивану тем более трудно разобраться. А у кого спросишь, тут тебе не Россия Матушка.
Но главное для него, что всё видел своими глазами, как говорится, сам прочувствовал обстановку, что и здесь не всё гладко. Красота природы, и настроение людей здесь никак не гармонируют. Всё идёт в разрез Природе. Не получается у израильтян, мирно жить с арабами. Часто кровь проливается.
Ещё месяца не прошло, как Израиль был втянут в новый военный конфликт. Кто виноват?
Надо решать это за столом переговоров, исключить гибель ни в чём не повинных людей с обеих сторон. Пусть только дипломаты «страдают», под рюмку хорошего коньяка. Это лучше, чем «кровь рекой».
Начался отсчёт, стоят таблички: на сколько метров ниже уровня моря сейчас находятся путешественники. И так до самого Мёртвого моря. А это ни мало, ни много, а четыреста двадцать метров, ниже уровня моря.
Вот проехали верблюда, он красиво разнаряжен, рядом с ним и его хозяин. Работодатель намного скромнее выглядит, своего работника. И это наверно не один парадокс этих мест. Хотел Иван «эту парочку», лучше разглядеть, но Офир его тихонько удержал. Оля объяснила отцу: дальше ещё будут верблюды, можно будет покататься. И тебе сфотографироваться на память.
- Что это за туман внизу расстилается? – спрашивает отец у Дмитрия.
- Это батя, уже Мёртвое море начинается. По его берегам соль лежит. Происходят постоянные испарения, и всё это чудо «легким туманом» кажется.
- Здесь соль на экспорт добывают, она лечебная и спрос на неё постоянно растёт. Сам испытаешь это удовольствие: суставы полечишь.
А на той стороне в дымке тумана уже Иордания, другое государство. Хотя кажется, что это недалеко, но всё здесь обманчиво.
- Ничего здесь не определяется «на глаз», как в России: «на глаз папа, можно только соль насыпать».
Это сын учит своего любимого папочку: раньше «зайцы скромнее были», - Дмитрий этого не слышит.
Знает он анекдот, про то, как заяц в магазин пришёл, что бы соль себе купить: да капусты на зиму посолить. А волк продавец в том магазине. Но это дела не мешает.
- Пять килограммов соли, - бодро говорит ему заяц.
- Понимаешь заяц, у нас весы сломались. Так можно я тебе соли «на глаз насыплю». То есть без взвешивания.
Сначала оторопел заяц от такой наглости продавца, а потом зло отвечает:
- Под хвост, себе насыпь! Собака «бешенный»!
Со всего мира едут сюда люди отдыхать, а не какие-то проблемы решать. И ты делай так же папа: «родной ты мой», - и он не без юмора.
Дорога идёт между морем и горами. Они очень древние и лысые, и если присмотреться, то можно увидеть в скалах «пустые глазницы пещер».
Где-то есть и туда подъездные дороги. Но где они начинаются в расщелинах скал, этого мало кто знает. Тут уже другая статья дохода, другие люди.
Но вот Офир сворачивает к морю. Здесь разлапистые тропические деревья, радушно принимают их в свои тенистые объятия.
Оставили машину на стоянке, и «всей кавалькадой», мимо строений для отдыха, двинулись к морю. Сейчас здесь не сезон, и людей мало. Но «за бортом»: ни много, ни мало, тридцать четыре градуса жары. На Дальнем Востоке, уже во многих городах снег лежит. И в Биробиджане первый снег лёг. Ивану трудно сейчас во всё это поверить.
Здесь тропики благоухают, а там уже скоро утро будет: «чукча в чуме ждёт рассвета»: на восемь часов разница. Но Иван, легко перенёс эту разницу во времени. Зато с климатом и ему сложнее будет. Особенно когда обратно домой полетит, и всё «в обратку» пойдёт». Упущенное время догонять. А пока он только в выигрыше, все теплее ему Дальневосточнику.
Под лёгким навесом оставили Ольгу с Итайчиком, и все лишние вещи. Все торопятся в объятия морских волн. Для Ивана сказочных.
- Папа не вздумай там нырять, без глаз останешься. И лицом вниз не ложись, потом не перевернёшься на спину. И кепку с головы не снимай, и голову не мочи, а то плохо будет, и так далее.
Всё знает Иван, он на море три года служил, и кто его учит: «пехота». Ей ли его «моремана» учить. Но зря он так говорил, и даже думал тогда. И он многое не знает.
Среди больших камней плещутся тяжелые волны Мёртвого моря. Концентрация соли здесь такова, что даже бацилла в море не выживает. И вода, как масло тягучая, но при этом удивительно прозрачная.
Каждый её камешек в лёгком обрамлении нежной соли, и запах особый: удивительное творение природы. Оно единственное во всём мире.
А сама морская хозяйка, на своих царских перинах отдыхает. Во сне, по всему морю, разметалась: нежится она на солнышке, скучно ей сейчас.
Хоть людей резко поубавилось на её берегах, но и сейчас посмеяться можно.
- Вон Ванька Петров из необъятной России, что «сюда лыжи навострил». Удивить всех своей удалью хочет. А я ему легонько в глаза водичкой плеснула, и всё: сейчас бедный ничего не видит. Нет у него сил, даже глаза открыть. Можно и мне над ним посмеяться.
Не знает Ванька, как до своего полотенца добраться. А оно в трёх шагах от него на берегу лежит. Его глаза «соль «поедом ест». Это настоящая пытка для человека. А он ещё и нырять тут хотел. Вот бы и нырнул герой: «на свою голову».
Кое-как Иван своё полотенце нашёл, и глаза протирает. Очень неприятная это штука. Даже зрение у него хуже стало. И спеси заметно поубавилось. Но это ещё не вся ему наука!
Лёг Иван на спину, а вода его держит, как мячик. И так же, «как игрушку «в круговерть» запустить хочет, точно резиновый он.
- Но он же ей, не игрушка какая-то? - начинаются у него «разборки с волнами». Тут вода, ещё и в уши ему попала. Опять беда!
А Дмитрий, на спине, точно на лодке, в Иорданию загребает. Руки у него, что вёсла гребут. Зато Иван, никак к этой воде не может приспособиться. А тем более догнать своего сына, для него это «гиблая затея».
Решил он поплавком плавать, самый простой детский способ. Но и тут у него, ничего не получается. Чуть ноги ниже пояса опустил Иван. И его, неведомая сила, уже вниз «луковицей», переворачивает. Не ты с ней играешься, а она с тобой балуется: да как ещё ловко!
Дима и Саша потешаются над своим отцом. Зато Офир далеко не отплывает, и не смеётся над папой. Он хорошо воспитан, и это приятно Петрову.
Но вот к берегу подошла группа арабов, наверно многочисленная семья. Мужики просто одеты, зато женщины все в белых одеяниях. «Чёрные лебеди» вольно плавают себе на волнах недалеко от берега. А женщины белыми лебёдушками, присели в воду недалеко от берега. И, тоже купаются, только не в воде, а в своих многочисленных одеждах». Та пузырём по верху моря плавает, «и нежданной негой упивается».
Дети только успевают женщинам, пресную воду из бутылок лить на голову. Жарко им. Но, в общем, все довольны без исключения: на море, отдыхают.
Но вот появилась на берегу группа «негритят». Иван даже оторопел от увиденного чуда.
- Папка, да это они грязью вымазались. Её тут из земли, сами берут. И мы сейчас узнаем: «что тут, почём?»
- Туда надо идти! И Санька по камням, резво пошёл вдоль берега моря.
Совсем скоро они увидели интересную картину. Весь берег пронизан небольшими норами. Как будто его гигантские черви точили.
Запускают в нору, все желающие руку, и уже там слепок чёрной грязи.
- Надо ещё, и ещё достанем! – это Саша всех желающих грязью снабжает. Некоторые ему даже деньги предлагают. Но довольный сын весело отвечает: - «песня не продаётся!»
- Держи папа! – это отцу.
Иван не знает, что с ней делать. Офир ему объясняет. Показывает, как это делается. И минуты не прошло, как вся семья весело натирается грязью. Рядом с ними все желающие, творят, тоже самое чудо. Все говорят на разных языках, но не это главное сейчас. Они и так, хорошо понимают друг друга.
И тут не обошлось без юмора. Коренастый мужичок серьёзно спрашивает Ивана: откуда землячок? Иван чуть не присел от неожиданности, так растерялся. Но потом справился с удивлением.
- Я с Дальнего Востока земляк!
- А я с Воронежа!
Два шага по карте! Но, всё равно очень приятная встреча. Земляки с удовольствием жмут друг другу руки. Сейчас нет разницы, где ты живёшь. Россия огромная, и сердце у неё большое. Они оба частички этого сердца. Радость встречи искренняя: далеко их Мама-Россия. А тут чужая страна.
И для детей Ивана, мужичок из Воронежа, сейчас тоже родной. Иначе и быть не может.
Вон и Офир, как ему улыбается. Он хорошо понимает значение этой встречи: «здесь в Израиле встретиться? Для души это радость!
Чёрные, и пока ещё белые люди. Последние, не успели натереться грязью. Но через пару минут, они все будут одного цвета «чёрнее ночи». Только глаза их и подскажут, кто есть кто.
Очень просто решён сложнейший вопрос жизни: цвета кожи. А если бы так просто он решался и в глобальном масштабе? То и многих войн на земле не было бы.
Двинулись все Петровы в обратном направлении, да ещё пакет грязи с собой, для Ольги прихватили. Толстый и чёрный папа, движется первым по склону: уже вверх, от моря. За ним идут все остальные родственники. Папа «вожак этой чёрной стаи».
Он и сам не понимает, кого он сейчас представляет, «какого дикого, и чёрного зверя». Из груди его, готово вырваться «реальное, живое пламя». Это от сильного, внутреннего жара. Перегрелся он на солнышке. И при ходьбе в гору его чувства обостряются.
Скорее всего, он не «неведомый зверь» сейчас. А Змей-Горыныч из русской сказки. Там всё сходится: тот пламенем дышал на людей. Работал, как совремённый огнемёт. Тут поневоле поверишь в реальность этого персонажа, в нашей человеческой жизни.
Ольга, как увидела их так и не может остановиться от смеха. Зато Итайчик спрятался за маму. Сейчас она его единственная защита, «от группы этих непонятных ему людей». Мысли его заметались «в головушке: «они его родные»? … или не родные».
- Стоять! - командует дедушка. – Ребёнка напугаете!
Итайчик уже узнал своего отца, он его больше всех любит. И теперь его ничего не пугает. Они все свои: это Дима, это Саша, а это дедушка». Соскучился он, и, на руки к папе просится.
Грязь на теле высохла, и стала лёгким панцирем. Присела вся семья в тенёчке, и спокойно отдыхает.
- Папа пей больше воды, тут у нас это плохо кончается. Люди и сознание теряют! – это Саша переживает. - Здесь не Россия. Тут фон сильный, излучения много.
Пришло время смывать грязь под душем, а она плохо смывается, сильно в кожу впиталась. И пришлось приложить немало усилий, что бы очистить от неё тело.
- Надо в морской воде сначала помыться, потом под душем.
Спустились ещё раз к морю, и искупались там. Сейчас Ивану уже было намного проще находиться в воде.
Обвыкся он немного. Как-то приспособился. И вроде больших проблем уже не было. Но главное понял он, что эта необычная вода, любое погружённое в неё тело «неистово отвергает». Для человека, тут всё происходит: в рамках разумного, и не разумного восприятия. Иван образно мыслит:
- Море Мёртвым считается, а Дух его. Он живёт в море: сильный, и живучий. Вечный он!
- Значит и море живое. И сильно гневается оно: куски соли по берегам яростно разбрасывает.
- От несправедливости всё это! И зря его Мёртвым зовут? – Петров по-своему мировые, и даже древние научные проблемы решает:
Или взять Иерусалим. Тут точно русские корни есть. А это уже «мировая катастрофа», для всей современной науки».
- Если хорошо вникнуть в смысл этого слова. То на славянский лад, его можно просто перевести: «это есть, русский Олимп». Их вершина богов.
- А если Россия: то «Рос, это, я!» – от такого смысла слова, дух захватит.
- Значит, русские, и там, давно были? И волхвы шли туда уже наторенной дорогой! Туда Благую весть принесли.
- Вечная связь была: туда и обратно.
- А вообще, где их только не было. По всему миру их белые косточки разбросаны, хоть и с добром они к людям шли. Но кому это понравится в этом мире зла и насилия!
И дальше Петров «в дебри своих рассуждений полез».
- Сам отец наш Господь Бог усыпал россыпью своей: Рос, Россия!
- Расти, сеять! Всю свою землю. Его семена это!
Перегрелся ты Ванька, под тропическим солнцем, и понесло тебя, «ох понесло!» Лучше бы ты на печке с Емелей катался. И тебе спокойнее было бы, и другим.
- Зачем тебе голову свою «бестолковую, «зазря, тут», над чужими проблемами «ломать». Тут и окунуться толком нельзя, «хотя и вода кругом?! Тут всё не так, как в России!
Надо Ивану дух перевести. И он уже спокойно решил: не надо тебе Ваня расстраиваться над чужими проблемами, у тебя их своих «невпроворот». Каждый пусть занимается своим делом.
У дороги стоял ражнаряженый верблюд, этот «корабль пустыни». Он действительно был огромен, и невольно вызывал к себе уважение любых путешественников. Даже самых безразличных: всё это фикция, всё наигранно. А он настоящий.
Посмотрел Иван на копыта, а там две его развёрнутые пятерни в каждое входят. Поневоле восхитишься его стопоходами, и не удивительно, что по песку он лошадь обгоняет. А тот уже покорно присел на землю, и Ивана прокатиться на своих горбах приглашает. И всё же Петров отказался.
Сфотографироваться можно и на фоне такого «корабля». Для Дальнего Востока, и такой кадр большая редкость. А лезть на верблюда уже годы не те, как говорится: хорошего понемногу. Так они и сделали, получились замечательные снимки.
- А что ты папа своей Татьяне Евгеньевне не звонишь. Или она не переживает за тебя? – это Саша спрашивает. – Наверно скучает по тебе.
- Как корова по седлу, - хотел ответить отец, но не посмел этого сказать. Всю одежду ему она сама выбирала. И Саше, и Диме, и Оле, всем выбирала. Как говорится и ей хлопот досталось. Могла бы ничего и не делать.
- Очень сильно скучат, всё время плачет, оттого и голос пропал.
- Ну, папка мы же тебя серьёзно спрашиваем? – это уже Оля вмешалась. – Нехорошо так делать.
- Даже очень нехорошо! – перевёл все на шутку папа. – Каюсь я!
- А когда варенье из клюквы варить будем? Ведь я обещал тебя научить Олечка, – это он так ловко от заданной темы уходит.
- Завтра и сварим. Офир уйдёт на работу, а мы с тобой дома останемся: я, Итайчик, и ты.
А отец им своё, не хочет свою травить, семейную жизнь выворачивать.
- А ты помнишь Санька, как мы с тобой за брусникой ездили, у нас дома на Дальнем Востоке. Очень много, мы тогда ягоды набрали: десять, или двенадцать вёдер. Потом на тележке, до железнодорожной станции эту ягоду вывозили: по лесовозной дороге ходили.
- Папка, там так красиво. Кругом одни сопки стоят, и нет им конца и края. А воздух, какой там насыщенный: брусникой, хвоей, и разными травами. Прямо эликсир жизни. Надышаться не можешь. Поначалу даже пьянеешь от него, пока не привыкнешь. И воды напиться не можешь, родниковая она. И чистая-чистая, как слеза.
- А помнишь Саша, как с медведем мы тогда чуть не встретились. Хотя как у нас говорят: чуть-чуть по-русски не считается. Обхитрили мы его с тобой Сашка, обиделся он тогда на нас.
- Расскажи папка: это Оля с Димой заинтересовались.
- Переночевали мы с Сашей в землянке. А ночи там тёмные-темные, и звёзд очень много. Прямо как фонари они висят, такие яркие. Это север наш. На тысячи километров одна тайга тянется. Люди там редко встречаются, и в основном одни охотники. Зато зверю там приволье.
- И десять метров мы от землянки не успели отойти, как на песке свежий след медведя. Он на человечий след сильно похож, только широкий очень, и следы от когтей видать. Ночью он к землянке подходил, от любопытства косолапый маялся. Интересно ему было посмотреть, кто же посмел так нагло, нарушить его приятный покой.
- И ста метров мы не отошли, а на земле куча обесцвеченной ягоды горкой лежит. Это медведь «напакостил». Такую огромную кучу наворочал: «с полведра она ростом». Силён лесной бродяга. А главное, что ягода почти вся целая.
- Медведь бруснику не жуёт, больше так глотает. В его желудке она проходит мощную термообработку: всё, что надо он себе забирает, остальное в «отвал». Вот вам и кино.
- Здесь недалеко от землянки я знал небольшой ягодник. Но найти его нам сразу не удалось. Изменилось место после пожара, сильно зарасло.
- Ягоды там всегда хватало, можно было рядом с землянкой её собирать. Далеко не ходить: всё под рукой было бы. Но тут Саша показывает развороченную колодину на земле. Это медведь, всю её «распушил», личинок так доставал, для него это любимое лакомство.
И далее, то же самое: ни одного гнилого дерева Миша не пропустил. Везде лакомился этот обжора. Но не всё коту масленица: «два весёлых бутерброда», нагло вторглись в его владения. Непорядок это, по всем его меркам наглость.
- Что будем делать папка?
- Тут всё ясно, по-другому в тайге не бывает:
- Медведь уже давно сзади нас идёт, крадётся, как и любой хищник. Хоть и сытый он, но всёравно опасен. Может, кто-то из охотников его сильно обидел. И что у него там на уме мы не знаем. Поэтому Саша нам надо срочно уходить из его владений. И чтобы с ним не встречаться, то сейчас, только вперёд надо идти. Ни в коем случае не назад, к землянке, где мы свои вещи оставили.
- Тут сбоку, недалеко от нас лесовозная дорога проходит. Потихоньку мы пойдём туда, но всё время вперёд будем двигаться. На одном ягоднике с медведем нам не сработаться. Злой он сейчас, потревожили мы его гордость.
- Через десять минут мы были уже на дороге. Медведь туда никогда не пойдет, не его это «барское дело», по людским дорогам «выставляться».
- Вот тогда медведь и начал реветь. Сильно обиделся на нас хозяин. «Осерчал, косматый трудяга», что не встретился с нами. А мы уже по дороге назад пошли, и ловко обошли Мишку-медведя.
Засмеялся отец, что-то весёлое вспомнил:
- У меня был друг один, так он примерно так рассказывал свою встречу с медведем: любил тот почудить, да и приврать: «всего, граммульку».
- Как рявкнул медведь на меня, я чуть в штаны не наложил. До самой моей нежной души достал этот бродяга своим рыком. Так неожиданно всё получилось: он меня видит, а я его нет! Тут обидно вдвойне!
- Потом опять, как «выдаст диким рёвом» свежею арию». Этот «солист» лесной. Ужас один! Дрожь по телу!
- Наверно хотел мне сказать, что ты сюда ходишь «недотёпа»? Тут всё моё!
- А эхо в сопках весело дразнится, ему-то что? Оно всегда плохо говорило, а тут «вообще никуда»: хули-хули-хули…..
- Нет, что бы мне всё по-человечески объяснить, а то: хули-хули-хули… Я и, … в штаны наложил.
- А что я мог сделать тогда? Не тренированный я. От природы: такое «нежное создание» рос. И вырос!
- И не себя мне тогда жалко было, а штаны свои новые: «хули-хули-хули»! Из Китая те приехали. Жена их купила: «что-ли?».
Очень недоволен мной Хозяин тайги, а как же иначе: «и тебе бы не понравилось».
- Ноги мои отказали: совсем, как ватные стали. Я и сел, на свой «граммофон» отдыхать. «Парюсь там», в своих новых штанах из Китая: хули- хули, чёли-чёли. И думаю так позорно.
- А мысль, в таких случаях, по-предательски чётко работает. Буд-то дразнится она: вперед меня забегает. Рассудите сами? - Коронный прием рассказчика.
- Никогда я так быстро «по нужде не ходил», как сейчас. - Не поверите! - А тут ловко: «всё «влет» получилось». Вся моя немочь прошла! Медведь помог. – Как тут не смеяться людям? А тот дальше продолжает:
- Мне некогда было, «дно почистить», не до того было….
- Так и сидел я, «заколдованный, очарованный», на фоне всей красоты. – «Любуюсь!»
- Ох, и досталось мне тогда страха!
- Но главное, что выход всё же был найден: для любого типичного случая.- Этот случай, мне и помог братцы.
- Теперь я сразу убегать тренируюсь: «ноги мои ноги»!
- Первый приём САМБО отрабатываю. Если правильно перевести: Сам-Боюсь! Система такая.
Веселятся дети в машине, ну как тут не смеяться? Чудит их отец. Он таёжник старый, не одну такую байку знает. Говорит, что ночи у костра длинные не то ещё услышишь.
- Ну, от чего же не рассказать людям. Но с одной оговоркой: везде доля правды есть. Только в каком соусе всё поднести: сколько чего сыпать? Только мастера знают.
Итайчик хлопает в ладоши, он уже понимает своего дедушку, и он ему очень нравится.
И хочется ему сказать дедушке: где же ты был раньше мой родной дедуля. Так скучно без тебя было. Оставайся у нас. А у того уже слёзы на глазах.