Я Онович Ты. 2. Настоящая Жизнь

Пощёчина была довольно логичным ответом на слова, только что сказанные Я. Он был готов к ней, потому что человек должен быть готов ко всему, когда он решает изменить свою жизнь. Вчера он понял, что всё, чем он жил до той записи в синей книжке, куда он обычно записывал свои мысли, было какой-то игрой, затянувшейся партией в шашки, когда у противников остаётся по дамке и ни один не может победить, никто не хочет сдаться.

Вчера Я понял, что настало время опрокинуть доску, и он сделал это. Шашки посыпались на пол. Сейчас, с сухим стуком упала первая. Удар породил вспышку боли, после которой осталось жжение.

- Это навсегда, ты понимаешь? - сказала она.

Я не жалел. Ему надоели эти чувства на час, в них он видел причину своей внутренней неустроенности, бездействия, никчёмности, будничности. Жизнь Я была двуцветным кино. Она протекала с неизменной скоростью 24 кадра в секунду, в ней всё происходило как по сценарию, созданному исписавшимся драматургом: с понедельника по среду - любовь и всеобщее ликование, со среды по четверг – охлаждение и затянутые диалоги, и ещё три дня, которых с лихвой хватает на разрыв и депрессию. Я терял счёт съеденным шашкам в этой чёрно-белой чехарде, он понимал, что все его чувства и переживания поверхностны, несущественны, он не мог ничего создать, он не видел жизни за своей жизнью.

Новое понимание мира представало перед глазами. Всё, что окружало Я укладывалось в систему, придуманную им. Он понял суть многих вещей, ещё больше предстояло узнать. Игрушечная жизнь закончилась, началась жизнь мысленная.

Идти домой не хотелось, Я охватило желание как можно скорее воплотить свои мысли в текст. Он спустился в удушливое тепло станции метро, сел на свободную скамейку, достал блокнот и начал писать.



?Итак, Монолог. Здесь только я, уже много лет только я. Я и музыка. Музыка тишины и моего голоса. Все почему-то считают тишину пустой. Но они просто не знают. Не знают её. Не знают её так, как знаю её я. Нет, тишина не есть беззвучие, не есть пустота. Тишина это музыка. Она также окрашивается разными настроениями, также рассказывает нам о чём-то. Тишина – невероятно выразительный звук. Да, вы не ослышались, именно звук. Как любой звук её можно услышать, просто надо уметь услышать. Тренируйте свой слух, слушайте тишину, и, после долгой и упорной тренировки, вы сможете понять, о чём она хочет рассказать.

Тишина служит аккомпанементом к моей жизни. Её аккорды никогда не повторяются, они никогда не смогут надоесть мне. Это бесконечная симфония, это моя любимая музыка: мой голос в сопровождении тишины… мой внутренний голос, разумеется.

Я уникален. Я один понимаю смысл человеческой жизни. Я и есть смысл. Моя мысль будет вечной и никогда не умрёт, никогда не прекратится. Даже когда я уйду. А я уйду. Это неизбежно. Но это не имеет никакого значения, ни для меня, ни, тем более, для кого-то ещё. Тело лишь оболочка для мысли, а Мысль – всё. Мысль – невидимая материя. Она меняет окружающий мир неотвратимо, бескомпромиссно, вносит порядок в Хаос уже в первые секунды своего зарождения. Мысль вечна. Хаос неизмерим. Он бесконечен, и никогда не будет упорядочен. На этом держится мир. Мысль – источник порядка, Хаос – её противоположность. Мысль рождается из Хаоса и всегда несёт в себе его микроскопическую частичку, в Хаосе же всегда присутствует зарождающаяся Мысль. Этим поддерживается мировое равновесие и мировая борьба, это – мировая гармония, гармония несовместимого. Когда я умру, моя мысль будет продолжать вносить порядок в безумный мир, как и сейчас.



Я сознательно обрёк себя на одинокое существование. Зачем я это сделал? Вы поймёте потом… потом… На моих счетах в банках хранятся и постоянно преумножаются за счёт процентов огромные денежные средства. Большинство этих денег никогда не будет использовано мной. Мой образ жизни весьма аскетичен. Деньги тратятся только на оплату счетов за жильё, да на еду, которую мне приносят. Периодически с моих счетов снимается значительная сумма и отправляется в некоторые крупнейшие благотворительные фонды. Пусть у глупцов, незнающих смысла жизни, и считающих что то, что они делают действительно важно, будет хоть какая-то надежда.

Я не знаю, сколько лет прошло с того момента, как я начал затворническую жизнь в своём доме-бункере, где никто не может меня побеспокоить. Я постарел. Это неважно. Когда я умру, никто не похоронит меня. Когда я умру, останется только моя мысль. К этому я стремлюсь. Для всех людей я уже умер, меня нет для них. Это только один шаг на пути к превращению в Мысль.



Наверное, где-то на земле существует мой антипод – человек, который посвятил себя Хаосу. Хотя мне сложно представить такое существо. Человек, которому чужда Мысль, человек, в голове которого царит Хаос... Наверное, это кто-нибудь нездоровый умственно.… А может и нет. Да, скорее всего это не так. Ведь я, служитель мысли, не отрицаю Хаоса и его присутствия во мне. Следовательно, и служитель Хаоса может принять Мысль, как данность, как неизбежность. Да, он определённо должен существовать. Как противовес, как ещё одна гирька на другую чашу весов. Он один. Потому что я один. Он ещё живёт на земле. Потому что я живу. Мы уйдём вместе. Как только я превращусь в чистую Мысль, он перейдёт в Хаос. Иначе не может быть. Мы сделаем это одновременно. Мы сблизимся настолько, что граница между нами будет едва заметна. Нас будет разделять то, что объединяло нас при жизни, то, что всегда стоит между Мыслью и Хаосом. Тишина. Тишина по природе своей двойственна. Я, служитель мысли приемлю её, как ту самую частичку Хаоса. Она для меня звучит, она хаотично переливается всеми красками мира, всеми оттенками слышимого. Для него, моего антипода, Тишина должна быть безлика, монотонна, цельна, монолитна, пуста, упорядочена – элемент мысли в мире Хаоса. Таким образом, мироздание строится на трёх элементах. Это Мысль(порядок), Хаос, и Тишина. Мысль и Хаос стоят против друга, а граница между ними – Тишина. Она включает в себя и элементы Мысли, и элементы Хаоса. Мир тройственен. Тишина является меньшей величиной. Её доля мала. И Хаос, и Мысль, распространяясь, уменьшают количество Тишины. Хаос и Мысль наполняют её звуками, они способны занимать её место, так как она суть и Мысль, и Хаос. Когда-нибудь они встретятся. Тогда развитие вселенной прекратится. В чудовищном порыве Хаос смешается с Мыслью, сольётся с ней. Тогда всё станет Тишина.



В мире нет вещей абсолютно упорядоченных, или абсолютно хаотичных, случайных. Каждое обозначенное словом явление несёт в себе зерно Мысли, каждое явление неизведанно и не может быть изведано до конца, а следовательно несёт в себе зерно Хаоса…?



Я Сидел и писал ещё очень долго. Потом сел в последний поезд и отправился на свою станцию. Он ликовал. По дороге он придумал свой рассказ до конца, дома он его дописал. Он распределил по полочкам всю свою жизнь, определив, какую роль играют Мысль и Хаос в том или ином явлении его жизни. Он увидел процесс творчества, как процесс упорядочивания хаоса, определил эмоции, как элемент Хаоса, слова их определяющие, как элемент Мысли.

Часа в четыре утра, когда глаза уже закрывались сами собой, когда сознание уже начало создавать навязчивые сонные видения, я включил свой компьютер, зашёл в гугл и ввёл в поиск ?Философские журналы?. Из небольшого списка ссылок я выбрал наугад журнал ?Эйдос?, зашёл на сайт, перешёл по ссылке ?контакты?, записал адрес редакции и с твёрдой уверенностью назавтра отправиться туда пошёл спать.



Редакция журнала находилась в старом, девятнадцатого века постройки, здании, выкрашенном, как и многие дома в центре Петербурга в цвет яичного желтка. Краска на стенах была облуплена, покрыта трещинами, оконные рамы казались гнилыми, грязный двор обнаруживал смердящие, переполненные мусорные бачки, припаркованные на газоне автомобили, с налипшей на колёса грязью и травой и крохотную, ещё советскую, детскую площадку с покосившейся каруселью, ржавой горкой, скрипящими на ветру качелями и грязными, истоптанными чьими-то ногами скамейками. Я позвонил в звонок, располагавшийся справа от массивной чёрной металлической двери, на которой покоилась табличка, гласившая: ?Редакция журнала ?Эйдос??.

Через минуту за дверью послышались чьи-то неторопливые шаги, затем щёлкнул замок, и из открывшегося проёма показалось полное, обрюзгшее, усталое лицо лысеющего мужчины лет сорока.

- Что вам угодно? - спросил мужчина фальцетом, голосом, так неподходящим к внешности толстяка.

- Я хочу напечататься у вас. Я принёс философский рассказ… - ответил я баском (ему казалось, что так солиднее).

-Надо было позвонить сперва! - Язвительно и возмущённо, почти крича, сказал работник редакции и начал закрывать дверь.

Я придержал её и выпалил скороговоркой:

- У меня перерезали телефонный кабель, я всё понимаю, но не мог позвонить.

Повисла секундная пауза, затем Я услышал смягчившийся голос мужчины:

-Ну, так и быть, проходите.

Я шёл вслед за своим проводником по узкому плохо освещённому коридору, который привёл их к дубовой двери, за ней находилось светлое помещение, довольно убого обставленное: У окна стояли два компьютерных стола из ДСП, на которых громоздились ламповые двадцати пяти дюймовые мониторы, и ворохом лежали бумаги, близ каждого стола стояло по удобному креслу на колёсиках, на тумбочке у двери помещалась грязная кофеварка, рядом с тумбочкой стоял бойлер, В этом помещении никого не было. Я отвели сразу в следующее помещение – кабинет редактора.

Войдя, спутник Я указал ему на стул напротив конторского письменного стола, а сам уселся в мягкое кожаное кресло.

- С кем имею честь беседовать? - строго сказал он, вопросительно глядя на Я.

-Меня зовут… Я…

- Прекратите ломать комедию! Вы что меня за идиота держите? За идиота?! А я не позволю! Слышите, я не позволю! Кто вас прислал?! Отвечайте! ?Философские записки?? ?Истина??

- Я пришёл сам, - ответил я и положил на стол перед редактором свой раскрытый паспорт.

- Ох… прошу прощения, Я Онович. Ваше имя поистине удивительно.

- Ничего. Когда мне не верят, я показываю паспорт. А как ваше имя?

- Ну моё имя самое обыкновенное - Алексей Владиленович. Вы что-то принесли? Вы говорили, какой-то рассказ.

-Да. Одну минуту, - я достал рукопись.

Александр Владиленович бегло просмотрел листы.

- Что ж. Вижу, вижу, мысль есть… Я прочитаю это сегодня, как можно скорее, и позвоню вам.

Дайте мне свой номер.

Я назвал свой номер, попрощался и вышел. Он Волновался: это был его первый такой опыт, ему не хотелось ударить в грязь лицом, ему хотелось славы.