-- : --
Зарегистрировано — 123 740Зрителей: 66 800
Авторов: 56 940
On-line — 26 547Зрителей: 5253
Авторов: 21294
Загружено работ — 2 130 005
«Неизвестный Гений»
Знакомка
Пред. |
Просмотр работы: |
След. |
18 октября ’2017 15:22
Просмотров: 13336
ГЛАВЫ ИЗ НЕОПУБЛИКОВАННОГО РОМАНА
Знакомка
Небо вечерами тяжелеет и медленно тонет в воздухе. Оно пытается вырваться, рождая в вышине белые всплески облаков, но силы покидают его, облака тускнеют, и уставшее небо безнадежно и тихо опускается к земле. Сначала оно перестает видеть Солнце, затем дозорные башни Эмпайр-билдинг, и в конце концов, задохнувшись, падает спиной на черный асфальт, широко раскинув руки…
И наступает Ночь…
Наступает… хм, странно. Что-то вроде огромного черного ботинка, давящего город. Быть может, полуночникам, не успевшим закончить дневные дела, так и кажется. Но они не знают всей глубины Ночи – всего лишь полуночники, они засыпают, не познав ее, потому что живут днем.
Всегда думал, что Ночь не наступает, а приходит. Каждый вечер, в один и тот же час, она проходит по городским улицам в черных лаковых ботинках, со срезанными заостренными носами; слегка постукивает пальцем в мое стекло; тихо открывает дверь и, оставив черные туфли у порога, заходит в мою комнату. У нее удивительно белое вытянутое лицо с широкими и четкими, словно подведенными бровями; длинные, но не узкие глаза; прямой чувствительный нос и яркие губы, кажущиеся полноватыми для такого типа лица. Больше всего поражает их цвет – кажется, она любит только насыщенные тона. Она никогда не выберет оранжевый, слишком легковесный, напоминающий солнечного зайчика, и всегда отдаст предпочтение алому, широкому и чистому цвету, напоминающему шелк, или малиновому, более глубокому и томному. Пожалуй, днем это выглядело бы вульгарно. Но теперь, когда за окнами густая чернота, ярко-красный на ее бледном вытянутом лице выглядит вполне естественным…
И конечно, в строгом, но изящном костюме: слегка зауженные длинные брюки, достаточно свободные, чтобы скрыть формы, но без излишних складок для декора; такой же строгий дамский пиджак. Даже черные туфли, оставленные у порога, кажутся такими же строгими и напоминают неопределенного рода стильные ботинки, которые не стыдно надеть и мужчине. Она не любит пышных декораций, излишних аксессуаров и деталей, перегружающих образы, и предпочитает акцентироваться на лицах…
Что еще?..
Она проходит, присаживается на спинку дивана и, покопавшись в сумочке, достает сигарету. Она не торопится и долго вертит сигарету тонкими пальцами. Я наблюдаю за ней – она за мной. Мы не разговариваем, потому что знаем друг о друге все… Еще не время. Она закуривает. Узкая длинная сигарета нисколько не портит ее прекрасного образа и приносит в комнату тонкий женский аромат, разбавляя резкий запах верблюдов и их погонщиков. Иногда мне кажется, что эти азиатские губошлепы нагло врываются в дом, не спрашивая разрешения хозяина, и резвятся здесь сутками, заплевывая все и вся. Обезьянник уже надоел, но я ничего не могу поделать и только констатирую факты, особенно по утрам, когда приходится судорожно отрыгивать этот запах из легких после бессонной ночи.
Вспомнив, что у меня закончились сигареты, звоню в бар, расположенный на первом этаже, и прошу принести пару пачек. Она, ухмыльнувшись, стряхивает пепел в воздух и пересаживается на кресло, располагаясь поудобней. Она не уйдет до утра и знает это.
В дверь стучат, я, не вставая, кричу, достаю из кармана десять долларов, отдаю их и бросаю сигареты на стол. Широкая полоса света уходит за дверь. В коридоре сухо щелкает задвижка. Кажется, все…
Я поворачиваюсь к ней, смотрю несколько секунд, достаю сигарету и тоже закуриваю. Некоторое время мы молчим. Потом подогреваю кофе… все это не вставая, чтобы не отвлекаться… медленно глотаю без ничего. Посмаковав во рту специфичный привкус, перебивающий запах табака, закуриваю вновь и наконец берусь за дело.
Я рассказываю. Она не перебивает, зная, что услышит все. Она почти всегда молчит, и я усердно стучу по клавишам, открывая ей сокровенное. Страницу за страницей я бросаю написанное на пол.
Она поднимает белые листы, медленно пробегает глазами строчки и благодарно улыбается, потому что без моего рассказа никогда бы не узнала того, что происходит днем…
И все повторяется снова…
Я люблю Ночь, но каждый раз, когда я набираюсь смелости и присаживаюсь на диван рядом с ней, она откладывает белые листы в сторону, грустно улыбается и уходит от меня в коридор. Я слышу, как она одевается, щелкает входная дверь, какие-то голоса…
Торопливо подхожу к окну и жду, когда она выйдет на улицу. Вижу, как сосед заводит машину, и напрасно стою в ожидании Ночи…
Она уходит незаметно. Я знаю, что так будет всегда…
Знакомка
Небо вечерами тяжелеет и медленно тонет в воздухе. Оно пытается вырваться, рождая в вышине белые всплески облаков, но силы покидают его, облака тускнеют, и уставшее небо безнадежно и тихо опускается к земле. Сначала оно перестает видеть Солнце, затем дозорные башни Эмпайр-билдинг, и в конце концов, задохнувшись, падает спиной на черный асфальт, широко раскинув руки…
И наступает Ночь…
Наступает… хм, странно. Что-то вроде огромного черного ботинка, давящего город. Быть может, полуночникам, не успевшим закончить дневные дела, так и кажется. Но они не знают всей глубины Ночи – всего лишь полуночники, они засыпают, не познав ее, потому что живут днем.
Всегда думал, что Ночь не наступает, а приходит. Каждый вечер, в один и тот же час, она проходит по городским улицам в черных лаковых ботинках, со срезанными заостренными носами; слегка постукивает пальцем в мое стекло; тихо открывает дверь и, оставив черные туфли у порога, заходит в мою комнату. У нее удивительно белое вытянутое лицо с широкими и четкими, словно подведенными бровями; длинные, но не узкие глаза; прямой чувствительный нос и яркие губы, кажущиеся полноватыми для такого типа лица. Больше всего поражает их цвет – кажется, она любит только насыщенные тона. Она никогда не выберет оранжевый, слишком легковесный, напоминающий солнечного зайчика, и всегда отдаст предпочтение алому, широкому и чистому цвету, напоминающему шелк, или малиновому, более глубокому и томному. Пожалуй, днем это выглядело бы вульгарно. Но теперь, когда за окнами густая чернота, ярко-красный на ее бледном вытянутом лице выглядит вполне естественным…
И конечно, в строгом, но изящном костюме: слегка зауженные длинные брюки, достаточно свободные, чтобы скрыть формы, но без излишних складок для декора; такой же строгий дамский пиджак. Даже черные туфли, оставленные у порога, кажутся такими же строгими и напоминают неопределенного рода стильные ботинки, которые не стыдно надеть и мужчине. Она не любит пышных декораций, излишних аксессуаров и деталей, перегружающих образы, и предпочитает акцентироваться на лицах…
Что еще?..
Она проходит, присаживается на спинку дивана и, покопавшись в сумочке, достает сигарету. Она не торопится и долго вертит сигарету тонкими пальцами. Я наблюдаю за ней – она за мной. Мы не разговариваем, потому что знаем друг о друге все… Еще не время. Она закуривает. Узкая длинная сигарета нисколько не портит ее прекрасного образа и приносит в комнату тонкий женский аромат, разбавляя резкий запах верблюдов и их погонщиков. Иногда мне кажется, что эти азиатские губошлепы нагло врываются в дом, не спрашивая разрешения хозяина, и резвятся здесь сутками, заплевывая все и вся. Обезьянник уже надоел, но я ничего не могу поделать и только констатирую факты, особенно по утрам, когда приходится судорожно отрыгивать этот запах из легких после бессонной ночи.
Вспомнив, что у меня закончились сигареты, звоню в бар, расположенный на первом этаже, и прошу принести пару пачек. Она, ухмыльнувшись, стряхивает пепел в воздух и пересаживается на кресло, располагаясь поудобней. Она не уйдет до утра и знает это.
В дверь стучат, я, не вставая, кричу, достаю из кармана десять долларов, отдаю их и бросаю сигареты на стол. Широкая полоса света уходит за дверь. В коридоре сухо щелкает задвижка. Кажется, все…
Я поворачиваюсь к ней, смотрю несколько секунд, достаю сигарету и тоже закуриваю. Некоторое время мы молчим. Потом подогреваю кофе… все это не вставая, чтобы не отвлекаться… медленно глотаю без ничего. Посмаковав во рту специфичный привкус, перебивающий запах табака, закуриваю вновь и наконец берусь за дело.
Я рассказываю. Она не перебивает, зная, что услышит все. Она почти всегда молчит, и я усердно стучу по клавишам, открывая ей сокровенное. Страницу за страницей я бросаю написанное на пол.
Она поднимает белые листы, медленно пробегает глазами строчки и благодарно улыбается, потому что без моего рассказа никогда бы не узнала того, что происходит днем…
И все повторяется снова…
Я люблю Ночь, но каждый раз, когда я набираюсь смелости и присаживаюсь на диван рядом с ней, она откладывает белые листы в сторону, грустно улыбается и уходит от меня в коридор. Я слышу, как она одевается, щелкает входная дверь, какие-то голоса…
Торопливо подхожу к окну и жду, когда она выйдет на улицу. Вижу, как сосед заводит машину, и напрасно стою в ожидании Ночи…
Она уходит незаметно. Я знаю, что так будет всегда…
Голосование:
Суммарный балл: 0
Проголосовало пользователей: 0
Балл суточного голосования: 0
Проголосовало пользователей: 0
Проголосовало пользователей: 0
Балл суточного голосования: 0
Проголосовало пользователей: 0
Голосовать могут только зарегистрированные пользователи
Вас также могут заинтересовать работы:
Отзывы:
Нет отзывов
Оставлять отзывы могут только зарегистрированные пользователи
Трибуна сайта
Наш рупор
Из которой нельзя убежать
Хоть здесь нет ни замков ни ворот
Но однажды устанет молчать
Его властью сломленный народ.
Хоть здесь нет ни замков ни ворот
Но однажды устанет молчать
Его властью сломленный народ.
Присоединяйтесь