Хорошие девочки не ходят в подвалы

ХОРОШИЕ ДЕВОЧКИ НЕ ХОДЯТ В ПОДВАЛЫ


За окном слышался тихий, тоскливый вой. Чьи-то острые когти нерешительно скреблись в тонкую дощатую стенку сарая; от этого звука холодело внутри и мелко дрожали пальцы. Вельда чувствовала, что еще немного, и она начнет трястись всем телом. А то и вовсе – вскочит, закричит и бросится куда глаза глядят, от этих ужасных звуков, от этой ужасной темноты…
Короче, вечер удался.
- И вот тогда глупая девочка не послушалась своей бабушки и решила спуститься в подвал. Она совсем забыла то, что говорили ей взрослые: никогда, ни в коем случае не ходи в подвал одна!
Голос Джима звучал нарочито глухо, как-то замогильно.
- А все оттого, что дуреха не верила в Них. И вот она пошла вниз, по черным-черным ступеням, держась рукой за черные-черные перила, а вдобавок они были все покрыты здоровенными кровавыми пятнами…
- Слышь, Джимми! – раздался откуда-то из угла недовольный голос, - а чего она вообще поперлась в подвал, если совсем не верила в Них?
Это конечно же был Фил, по прозвищу Умный Кролик. По жизни неплохой парень, никогда не отказывающий, если надо сдуть домашнее задание - но временами до отвращения въедливый. Именно тогда, когда это никому не нужно.
Понятное дело, Джим не выдержал и взъярился. Рассердился всерьез, не по-детски, как бывает, если ни с того, ни с сего задеть правильного пацана.
- Слышь ты, Кроль очкастый! – набычился он, – ты сидел бы себе да слушал, когда люди говорят. А если не хочешь слушать - то шел бы себе домой, к мамочке с папочкой, и пусть они тебе протрут очечки, и уложат спать в кроватку!
Произнося эту необычно длинную тираду, Джимми все ближе подбирался к Филу. Вельда подумала, что знаменитым очкам Умного Кролика, пожалуй, грозит серьезная опасность… и что драчун и враль Джим на этот раз прав. На все сто прав. Нечего портить дурацкими вопросами хорошую страшилку, а то настроение пропадет насовсем.
По доскам сарая по-прежнему скребли невидимые лапы, но теперь ей все труднее было забыть о том, что это лишь кривые ветки старой ивы. А жуткое завывание – просто ветер, да и не такое уж оно жуткое… если подумать, ничего особенного. И вообще, в сарае стало холодно.
Джим тем временем подкрался к Филу на дистанцию атаки и примеривался, оживленно поводя сжатыми кулаками. Очки на Кроличьем носу маняще блестели, словно донося украдкой о беззащитности хозяина; и бедолага Джим, конечно же, попался. Как и многие до него. Подошел слишком близко. Грубый, хоть и хорошо начищенный ботинок Кролика с глухим стуком ударил Джима под коленку – а в следующий миг Умный Кролик впился в обидчика, словно клещ. Его знаменитые окуляры скатились в солому, но это уже не имело никакого значения; на дистанции клинча Кролик видел превосходно.
Вельда тихо поднялась и выскользнула за дверь.

Окна ее домика светились вдали, притягивая взгляд и маня, немного похожие на болотные огоньки. Черно-синее небо обрисовывало ровную линию горизонта – лишь справа, словно могильный курган, возвышался купол Черного Айвена.
Раздражение постепенно улетучилось – в конце концов, что взять с этих мальчишек? Ежики, не умеющие вовремя убирать острые иголки… Вельда еще не вошла в тот возраст, когда зрелище дерущихся парней вызывает затаенный восторг, и потому размышляла об этом с величавой женской мудростью. Ветер на удивление быстро утих, сухая осенняя трава легко шуршала под ногами. Мама, конечно же, навязала ей маленький фонарь - но зажигать фитиль не было никакой нужды. Земля здесь ровная, не споткнешься… сейчас мама, наверное, уже приготовила ужин, может быть, даже ее любимый пирог с курятиной, а папа все сидит в своей комнате на втором этаже, и из-за двери доносится звонкое щелканье клавиш…
А вот фонарь у крыльца мигал, и это было плохо.
Проводка в доме пока что работала, и лампы – почти все! – обычно светились ровным белым светом. Вельда привыкла к тому, что оставшаяся в доме техника трудится почти без сбоев и гордилась этим - не каждая семья в городе могла похвастаться подобным везением. Спасибо прежним хозяевам, решившим поставить свое жилище далеко за городской чертой – однажды сказала мама; электромагнитная атака, превратившая большую часть городских машин в бесполезное железо, задела их лишь краем. Качал воду спрятанный в подвале насос, работал электрогенератор, и даже – о чудо! – жужжала в кухне стиральная машина…
Лампа мигала. Неужели – она умирает от старости? Техника, рассчитанная на многие годы, почти бессмертная, как умели делать до войны… Вельда ощутила, как в душе ворохнулась смутная тревога.

И тогда она услышала звук. Гулкий, металлический - словно бы кто-то задел большую бочку для дождевой воды, что стояла около дома. До крыльца оставалось шагов сто, не больше – и девочке показалось, что возле него мелькнула какая-то тень. Тоби?
Она негромко свистнула, подзывая собаку, но ответа не было. Да и вряд ли это мог быть Тоби…
Ни одна собака, даже самая крупная, даже громадный и редкий в их краях "русский сторож" (доставшийся папе, между прочим, за жуткие деньги), не отбрасывает ТАКУЮ тень. Движущееся у крыльца существо, насколько можно было понять по контуру тени, напоминало… вот именно, ту самую бочку с помятыми жестяными боками, вросшую в землю и покрытую кое-где ржавчиной. Вельда остановилась, прислушиваясь: что-то лязгнуло, стукнуло, кажется покатились поленья под навесом, запасенные на случай холодной ночи, заскрипели ступеньки… Девочка замерла, будто крошечный мышонок, что завернул, ничего не подозревая, за угол своей уютной норки – и натолкнулся на холодный, немигающий змеиный взгляд.
Внезапно громко залаял Тоби – как-то странно визгливо, с подвыванием. Вельда позвала - и пес метнулся к девочке: они никогда не сажали умного зверя на цепь, зная, что тот не тронет никого из своих. А незнакомым ночью возле дома делать нечего… Тоби ткнулся лбом ей в бедро, прижался, и она ощутила, как дрожит мощное мускулистое тело.
- Тоби, маленький, что с тобой?
Пес виновато взглянул снизу вверх - но как всегда, ничего не ответил. Взяв собаку за широкий ошейник, Вельда направилась к крыльцу. Лаз в подвал чернел совсем рядом – мама частенько упрекала папу за "редкую безответственность" и за "потрясающую лень": папа никак не мог найти время и закрыть ход хоть каким-то подобием люка, чтобы кто-нибудь ненароком не скатился вниз. Впрочем, в их семье не было принято напиваться так, чтобы не различить ступенек, ведущих вниз, от ступенек, поднимающихся вверх…
Прикосновение к теплой собачьей шерсти успокоило девочку. Да и пес, оказавшись рядом с человеком, хотя бы и маленьким, постепенно успокоился и перестал дрожать. Страшной тени уже не было видно; девочка решительно тряхнула волосами – вот что бывает, когда наслушаешься страшных историй – и поставила ногу на первую ступеньку.
Трусиха несчастная. Конечно, это всего лишь Тоби. Сослепу врезался в ту самую бочку, а потом задел поленницу. И, конечно, побежал жаловаться маленькой хозяйке...
Вот только мелкая дрожь, только что сотрясавшая клыкастого зверя, не вписывалась в это успокаивающее объяснение.
Вельда запретила себе думать об этом.
И все же, ее взгляд поневоле коснулся спуска в подвал, теперь казавшегося черным провалом в неведомый мир. Собственно говоря, она не была там ни разу – зачем, если автоматика дома работает, как часы? И мама не была; а бывал ли внизу папа, она не знает. А что собственно говоря, мешает ей спуститься туда прямо сейчас?
Вот возьмет и спустится по этим старым, покрытым мхом ступеням!
Девочка уже сделала целых три шага вниз, когда в ее воображении вдруг возникла картина: со скрипом открывается подвальная дверь. Щупальце - суставчатое, ржавое, мерзко скрежещущее по камню; с шипением ползет наружу, обвивает ей ноги... и тянет, тянет туда, где уже слышится дребезжащее урчание стальных шестерней. И...
… ОНА СОВСЕМ ЗАБЫЛА, ЧТО ГОВОРИЛА ЕЙ БАБУШКА – НИКОГДА, НИ В КОЕМ СЛУЧАЕ НЕ ХОДИТЬ В ПОДВАЛ ОДНОЙ… ГЛУПАЯ ДЕВОЧКА…
Вельда опрометью бросилась вверх по ступенькам.

Они молча сидели на широкой, нагретой солнцем скамейке возле школьной ограды. Солнце было уже по-осеннему неярким, но еще теплым – и хотелось лишь сидеть, подставив лицо ласковым лучам. Но еще не появилась на свете та сила, что заставит женщину, даже совсем юную, замолчать надолго.
- Фил завтра поедет в Роуд-Крик. С отцом, - медленно, с усилием произнесла Мардж. Помолчала и закончила: - За новыми очками.
- А старые? – так же нехотя откликнулась Вельда.
- Вдребезги. Кроличий папа в ярости. Отправился к Джиму домой.
- И что?
- Отец Джима разорался. У сыночка нос на сторону – Кроль его лбом приложил…. А Кролик-старший сказал, что тот может идти хоть прямиком к шерифу, и все равно никаких денег ему не видать. Как своих ушей.
Подруги хихикнули. Вельда поерзала, устраиваясь поудобнее. Она бы, наверное, не вспомнила об ЭТОМ… солнышко светило так ярко, и так успокаивающе шелестели вокруг желтые кроны деревьев, и даже старое деревянное здание школы казалось, против обыкновения, таким уютным… Легкий шорох заставил девочку вздрогнуть и обернуться; кусты зашевелились, и спустя миг из них выбралась низенькая фигура. Каждый ее шаг сопровождало чуть слышное гудение.
- Дядя Стив! Чтоб тебя… ох!
Металлическая фигура выпрямилась, повернув к Вельде плоское лицо, покрытое оспинами облупившейся краски.
- Провожу внеплановую уборку территории. Приказ директора. Я помешал юной леди? Юная леди возражает?
- Нет, дядя Стив. Продолжай работать.
Робот повернулся и направился прочь: спустя несколько шагов он что-то увидел в переплетении ветвей, и вновь нырнул в заросли.
- Он бывает просто невыносим – когда подкрадывается вот так. Да, Мардж?
- Имей уважение к старости, Вельда. В конце концов, он последний киберуборщик в городе…
- Интересно, как он выжил?
- Мама говорила – сидел в подвале, в мастерской. Ожидал списания, как устаревшая модель. Смешно, правда?
Некоторое время девочки молчали – а потом Вельда решилась.
- Мардж, ты как думаешь, ОНИ существуют?
Подруга возмущенно фыркнула, без всяких пояснений сообразив, о ком вопрос. Затем опасливо оглянулась по сторонам и придвинулась ближе.
- Мама говорит – глупости это все. Импульсы убили всех – как бедняжку Айвена.
- Ну-ну, бедняжка… Жалеешь Черного Айви? Он бы тебя не пожалел…
- Он дрался честно и погиб в бою! - величественно произнесла Мардж и хихикнула.
- Ну а если ИХ нет – то почему нам все уши прожужжали: не ходите, мол, за городом в одиночку? – Вельда не успокаивалась; - А к развалинам у реки - так и вообще…
- Дурочка. Хочешь познакомиться с мистером Криппеном? Весьма милый молодой человек…
- Ну да – для девчонок-комми… Криппен не вылезает из Резервации – если он вообще до сих пор жив. Скажу тебе, вряд ли комми пришлись по нраву его манеры… Во всяком случае, по эту сторону реки его не видели уж года два. Хотя…
- Что?
- Мы можем наткнуться на мутанта. Звери-мутанты, помнишь?
- … Не встречавшиеся уже лет двадцать.
- А еще - пыльные бури с зараженных территорий.
- Вельда, опомнись! – лениво протянула Мардж, совсем как ее мама; - Единственный зверь-мутант в округе – твой жуткий пес. А самое худшее стихийное бедствие – наша мисс Глория…
Девочки рассмеялись снова. Вельда понимала, каким глупым выглядит ее страх сейчас, в этот уютный осенний вечер, рядом с лучшей подругой, возле старого и такого уютного школьного здания… и она несомненно, выкинула бы все это из головы.
Если бы не одно обстоятельство. Вечером придется возвращаться домой.
И снова ноги сами понесут к зияющему черному провалу, и уши будут ловить малейший доносящийся оттуда звук. А на ночь она закроет окно… что в этом толку, если хрупкая рама вылетит от первого же хорошего удара? Как это делал храбрец-шериф в любимом папином телесериале.
Может, рассказать родителям?
Она представила, как мама поначалу смеется, уговаривает дочку не фантазировать… потом пугается и бежит к папе. Папа тоже не верит - но все же снимает со стены карабин. Спускается вниз, открывает подвальную дверь, и…
И ничего там не находит. Потому что ни одно порядочное чудовище никогда не покажется взрослым. Иначе все было бы слишком просто и уже не страшно – зачем бояться того, от чего могут спасти папа и мама?

В детстве, лет в шесть, Вельда панически боялась приближаться к огромному и черному кожаному дивану, что стоял в гостиной – казалось, стоит отвернуться, и из-под него, из этой таинственной темной щели бросится ЧТО-ТО. И утащит в темноту - навсегда. Стоящий посередине комнаты стол таких страхов совершенно не вызывал, наоборот – в нем было что-то уютное и обещающее защиту… может , оттого, что под него можно было забраться, играя в прятки?
Мимо дивана она всегда проходила так, словно под ним скрывался целый клубок ядовитых змей; и какой бы маленькой ни была девочка, ей хватало ума никогда не говорить об этом взрослым.
Дикие бывают в сказках. А Большая Война закончилась еще до рождения Вельды, и призраки прошлого уже почти не беспокоят горожан… даже резервация комми сделалась чем-то знакомым и привычным. Почти…
Она помнила, как два года назад забрали несчастного Рэтника. Кевина Рэтника по прозвищу Крыса.
По правде говоря, Вельда презирала его так же, как и прочие одноклассники – просто потому, что не принято уважать того, кого не любят ВСЕ.
Он и вправду был странный – вечно непричесанный, с длинным, словно бы заостренным лицом, напоминающим крысиную мордочку, вечно одетый в старый-престарый клетчатый костюм и драные спортивные туфли на резиновой подошве…
Однажды он вскочил - прямо посреди урока - и принялся орать что-то, брызжа слюной и размахивая руками. Мисс Глория сперва попыталась поставить его на место - да видно не было уже в мире того места, где мог бы стоять Кевин Рэтник.
А потом приехал фургон, и из него вышли люди в белых комбинезонах, с лицами, закрытыми марлевыми масками.
До конца урока Вельда тряслась от ужаса, и не она одна: карантин в классе – это не шутки, карантинная служба федералов может закрыть их здесь на неделю, а то и на месяц, и не поспоришь – «требования общественной безопасности». Но все обошлось, а спустя неделю мисс Глория сказала, что Кевин какое-то время поживет в больнице округа.
Угу, какое-то время. Например, до старости.
А Дикие бывают в сказках, и все тут.
Она подняла глаза. Красное солнце по-прежнему двигалось по желтоватому небу, и не было ему никакого дела до маленьких страхов маленьких девочек.

Ночью ей чудились тихие шорохи и позвякивания внизу, под окном. Первое время Вельда сходила с ума от ужаса; дрожащим голосом желала спокойной ночи маме, и забиралась под одеяло с головой - для того, чтобы полночи дрожать в своем ненадежном убежище. Как жаль, что она была взрослой девочкой и уже знала: если спрятаться под одеяло, ничего не изменится.
Временами оконное стекло мелко дрожало – или это только казалось?
Потом тихо подкрадывался, подползал спасительный сон, прекращая пытку; наутро, как это ни удивительно, вечерние шорохи казались чем-то совершенно неважным... До следующего вечера.


Однажды вечером льющаяся из водопроводного крана струйка стала уменьшаться, а потом и вовсе исчезла. Папа сказал, что "проклятый насос, наконец, сдох" - и пошел вниз, посмотреть, нельзя ли сделать что-то. А мама - что давно следовало бы пригласить мистера Доггерти, он в этом разбирается. И если бы не чья-то безответственная лень…
И вот тут-то стало ясно, что проклятый лаз давно надо было заделать.
Потом, придя в себя, папа говорил, что он почти и не оступился – просто левая нога почему-то встала не туда, и… Он полетел вниз, будто куль с мукой, с грохотом врезавшись в стоящее у самой подвальной двери ржавое ведро. Мама выбежала на звук, а чуть позже к ней присоединилась и Вельда – прямо в ночной рубашке. При попытке встать на ноги папа охнул и повалился обратно на ступеньки: в тусклом, мигающем свете фонаря его лицо сделалось белым-белым.
Мать и дочь с трудом привели – точнее сказать, притащили отца в дом и уложили на кушетку. Требовалось вызвать врача, немедленно – но терминал доктора молчал давно, со времен той самой атаки. И Вельда, торопливо одевшись, побежала по мокрому от дождя полю; керосинка осталась дома, и карман оттягивал тяжелый электрический фонарь с полным зарядом. Девочка все же не включала его – при лунном свете глаза прекрасно различали дорогу, а узкий луч фонаря скорее бы мешал, чем помогал. Оказалось, что доктор еще не вернулся из клуба – и Вельда бросилась туда, моля Бога о том, чтобы найти мистера Аткинса хотя бы относительно трезвым…
Все кончилось хорошо. Доктор Аткинс был работоспособен, а его "лендровер" заправлен под завязку - и совсем не наоборот, как ожидала девочка. Вскоре он уже осматривал папину ногу, осуждающе качая головой. А потом успокоил маму, сказав, что перелом закрытый, и в принципе, можно сказать, что нет ничего страшного… "вот только надо сделать рентген".
К счастью, аппаратура в подвалах больницы оставалась исправной. Папа получил укол анестетика – и спустя десять минут, опираясь на костыль, даже сумел доковылять до машины доктора…
Девочка опустилась на диван, чувствуя себя совершенно обессиленной, продрогшей – и вдруг поняла, что за весь этот сумасшедший день даже не вспомнила о НЕМ. Хотя… Пока насос испорчен, и ей придется ходить за водой к старому колодцу. В темноте. В то самое время, когда ЭТО бродит вокруг…
Вельда представила себя героиней комикса Синтией Бесстрашной, героиней времен войны – не удержавшись, хихикнула и поймала осуждающий взгляд матери. Бесформенный страх, мучивший ее все это время, не то, чтобы исчез совсем… скорее, ослаб, спрятался, ушел в тень. В конце концов, если в подвал под домом годами никто не заходил, это еще не значит, что там скрывается нечто страшное. Это просто никому не нужно, ведь сейчас не средневековье, когда механизмы нужно было ремонтировать чуть ли не каждый месяц… Современная техника – та, что осталась – надежна. И этот Дикий… вот было бы интересно встретить его и поздороваться? Или попробовать строго приказать, как школьный сторож приказывал Дяде Стиву: "Выключись!" В конце концов, она прекрасно знает, что Дикие бывают лишь в сказках.

Тело лазутчика нашли на следующий день – метрах в двухстах от дома, там, где ведущая к городу дорога заворачивает за поросший кустарником холм… там, где чернела громада Айвена. В том, что лохматый парень в драной брезентовой куртке был из людей Криппена, не сомневался никто – достаточно было взглянуть на левый рукав. Черный с красным шеврон: волчья морда и перекрещенные кости, легендарный знак…
Джеймс, местный молочник – вот кто его нашел. Сбила машина – вот что подумал парень, останавливая свой фургон перед лежащим на дороге телом; бедолага вышел на дорогу ночью и его сбила машина. Хотя – кто из городских мог вот так оставить пострадавшего умирать на дороге? Нехорошее дело…
Джеймс подошел ближе – и мысли об автокатастрофе унеслись прочь. Тело походило на воплотившийся в жизнь кошмар из старого фильма ужасов: одна нога рассечена чуть выше колена, да так, что едва держится, рваная рана поперек живота… на то, что осталось от черепной коробки, смотреть не хотелось. Вряд ли такие повреждения может нанести автомобиль, даже если это рогатый джип из резервации.
Чуть выше по склону, в кустах, нашли спрятанный мотоцикл.
К полудню на место прибыли шериф и заспанный доктор Аткинс. Глава городской полиции вышел, коротко глянул на труп – и прислонившись спиной к черной, поблескивающей гусенице Айвена, принялся раскуривать трубку. Молча. Доктор всю дорогу сетовал на свою горькую жизнь: подумать только, его, проведшего бессонную ночь, вызывают ради какого-то пьянчуги-комми, решившего погонять на байке с выключенными фарами… Да зарыть мерзавца по-тихому, прикопать возле железного приятеля – небось не поссорятся, вот и все дела… Ворча и кряхтя, доктор вылез из полицейской машины, бросил взгляд на тело – и мгновенно замолк, будто повернули выключатель. Покрутил головой, вздохнул и полез обратно – за чемоданчиком с инструментами.
Впрочем, вскрытие все равно делали в городе. В маленькой больнице, когда-то именовавшейся госпиталем Святой Терезы.
Вельда узнала обо всем уже позже – когда приехавший шериф долго расспрашивал девочку, не видела ли она чего-то странного или подозрительного вчера, во время визита к доктору. Вельда отвечала честно: не видела, и видеть не хотела. И без того было слишком страшно. Шериф снова вздыхал, качал головой – и настоятельно посоветовал не выходить из дома после наступления темноты.
В городе заговорили о том, что прожекторы Черного Айвена будто бы светились по ночам, а жители западной окраины слышали далекий рокот мотора. Слухи ползли и разливались, будто чернильная лужа; Вельда, заглянувшая после школы в аптеку, ловила на себе сочувственные взгляды: "… жить совсем рядом с ЭТИМ ЧУДОВИЩЕМ!!.. бедная девочка…". В конце концов шериф – в компании мистера Доггерти, хозяина механической мастерской, а также непременного доктора Аткинса – тщательно осмотрел стальную громаду Айвена и вынес вердикт: все спокойно. Люки чудовища по-прежнему задраены, траки гусениц давно вросли в грунт, орудийные дула покрыты паутиной. Старый железный комми Айвен опасен не более, чем школьный робот-уборщик. О чем и следует объявить в утренней газете…

Вельда осторожно погладила почерневшую от времени броню. Именно почерневшую, а не ржавую - ржавчина, неотвратимо покрывающая любой механизм, так и не справилась с биокерамикой.
- Зверь, - сказала она тихо.
Девочку поражала и околдовывала суровая, хищная красота старой машины. Плавные обводы приземистого тела; плоская, чуть суженная впереди башня; мощные жерла излучателей... Зверь застыл, чуть изогнув корпус, присев на широких, покрытых шипами гусеницах. Застыл – да так и замер навек; шершавые пластины, когда-то способные менять форму, были мертвы и неподвижны . Замер в тот момент, когда выйдя на гребень холма, обнаружил наконец достойную цель.
Вот она - цель. В полумиле отсюда.
Желто-коричневые городские дома, силуэт старой колокольни, когда-то высокий, а теперь – обрезанный наискось, словно карандаш… все не то.
Гигантская стальная фигура, издали похожая на человека – вот цель.
Мощные ноги-опоры широко расставлены. Шагающий танк стоял чуть боком, уже изготовив в боевое положение шестиствольные пушки – и было видно, что в последние мгновения жизни монстр лихорадочно разворачивался, готовясь встретить противника, успеть...
Импульс накрыл их обоих, погрузив в смертный сон.
Вспомнив что-то, девочка прижалась ухом к холодной броневой пластине. Замерла на несколько секунд…
Когда проходили историю Последней Войны, мисс Глория как-то упомянула: комми не слишком доверяли автоматике, предпочитая посылать в бой живых солдат. Пожалуй, ее слова были правдой – и живое тому доказательство находилось сейчас за рекой, на территории под названием Резервация. Потомки десанта, когда-то вступившего в бой с танками гвардейцев… Их легкие боевые машины и вправду управлялись людьми. Может быть, и Черный Айвен тоже?
Вельда представила, как ее взгляд обретает силу рентгеновских лучей – и ныряет в черную глубину машины. Скользит по гладким пластиковым панелям, стальным переборкам, касается спящих электрических цепей… нащупывает жесткие пластиковые кресла. В них – неподвижные фигуры в странной желтоватой форме русских; под старинными кожаными шлемами – оскал черепов…
Нет. Не может быть. Зверь-Айвен был машиной, такой же, как замерший на главной площади города шагающий танк.
Девочка встряхнула копной черных волос, и подумала: не ударь Импульс, кто бы победил в этой дуэли? Танк национальной гвардии лишь разворачивается, это видно, а Зверь… дедушка рассказывал, как кувыркалась верхушка колокольни – той самой – задетой его пробным выстрелом.
Уже неважно. Столько лет прошло!
Вельда повернулась и сделала несколько шагов к дому. Повернулась – и быстро подойдя к машине, толкнула чуть приоткрытый люк в кормовой части. Створка, чуть отошедшая в сторону, с лязгом захлопнулась. Посыпалась окалина старого сварного шва.
Вельда провела кончиками пальцев по броне.
- Я никому не скажу, Зверь.

Следующим вечером банда Динго Криппена перешла границу.
Мардж была права. В резервации Динго и его людям действительно приходилось несладко… впрочем нет.
Еще немного – и в жизни Динго наступил бы полный и окончательный финал.
Когда-то комми дали ему приют, как "борцу за права трудового народа" и "экспроприатору" – ведь проклятые капиталисты с той стороны решительно отказывались менять жизнь, переходя к более прогрессивному способу общественных отношений. А в силу этого категорически отказывались продавать технику и продовольствие за бесценок... Более того, некоторые отсталые горожане считали, что помогли потомкам высадившихся здесь когда-то чужих солдат уже тем, что дали им землю и оставили в покое…
Воевать с местными было опасно и бесперспективно – а вот люди вроде Динго могли быть полезны. Какое-то время. Награбленное ведь нужно кому-то продавать, не так ли? Пять джипов и полтора десятка мотоциклов с установленным вооружением были значительной силой. Все шло хорошо – до тех пор, пока уставшие от шалостей Динго горожане не обратились за помощью к федералам.
Криппен вначале не слишком испугался, полагая армию чем-то вроде большой команды национальной гвардии. Но оказалось, что даже самый крутой автомобиль с приваренными к бамперу "рогами" и пулеметной турелью на крыше бессилен против легкой бронемашины военных…
Потрепанные герильеро скрылись в резервации.
Комми помнили заслуги Динго и его людей – и тем не менее… Кормить ораву вооруженных бездельников вечно не собирались и они. Парни Криппена попытались было объявить себя местной охраной, как бы предложив свои услуги местным kolhozniks – но идею решительно не одобрили. У комми уже имелись свои стражи порядка, достаточно злые и достаточно организованные; они даже имели особую форму – грязно-серые костюмы и старинного покроя головные уборы с красными околышами… Конкуренции эти люди не терпели.
Идти же работать в поле молодчики Динго Криппена не желали категорически.
Динго решил уходить. Пройти пограничную реку, когда солнце скроется за горизонтом, а добропорядочные горожане будут готовится ко сну. Незаметно подвести оставшиеся джипы и стаю мотоциклистов к окраине, надев по такому случаю ненавистные глушители – а потом хлынуть на улицы рычащей, стреляющей волной… Возглавлять атаку выпало Серому Годзо, второму человеку в банде, давно мечтающему стать первым.
Прекрасный кандидат на роль подсадной утки… К тому же, в случае победы Годзо сам Криппен ничего не терял.
О пропавшем "лазутчике" он и не собирался беспокоиться – никакого лазутчика не было, был лишь пропавший дезертир.

К счастью, шериф Смарагда думал совершенно по-другому.
Нельзя сказать, что версия о дезертире не приходила в голову горожанам – наоборот, она прекрасно устроила бы караульных из числа "национальных гвардейцев", вынужденных каждую ночь, вместо наслаждения здоровым сном, отправляться по своим постам.
Но шерифа было трудно взять на жалость. К тому же гвардейцы получали солидную прибавку к обычном жалованью из бюджета города… теперь деньги следовало отрабатывать. Уже на следующее утро после убийства на площади возле ратуши можно было видеть шеренги заспанных, недовольных людей – в зеленых хлопковых рубашках и фермерских шляпах, с самым разнообразным оружием в руках. Древние двустволки, полицейские помповые ружья, трофейные автоматы с длинными изогнутыми магазинами - и невесть откуда взявшиеся армейские винтовки. Шериф, осматривавший ворчащее войско, подумал, что армейское оружие вроде бы не продавалось населению, и следовало бы разобраться, откуда у некоторых горожан взялись самые настоящие М-16 – но оставил эту мысль до времени.
Самым грозным воином оказался Джеймс – тот самый, что нашел тело. Ухмыляющийся парень держал на плече громадный пулемет неизвестной модели - толстый ствол, огромная коробка с пулеметной лентой и две таких же в запас. Определить марку оружия не взялся даже шериф; и лишь поставил храброго молочника на самый почетный, самый ответственный пост. Высоко над всеми прочими. Почти на вершине мира.
Положа руку на сердце, шериф не мог назвать опытным бойцом даже себя, не говоря уж о своей разношерстной команде.
Да, когда-то он провел пять лет в "летучем отряде" федералов – как раз в те времена, когда ребята Криппена еще вовсю шалили в округе, еще не спрятавшись под юбку комми – но последние годы службы в маленьком городке вовсе не способствовали сохранению навыков. Что же касается горожан… Шериф иногда даже жалел, что в нынешние времена с бандитами успешно разбираются военные. Глядишь, и простые люди не забывали бы о том, с какого конца нужно браться за винтовку!
Во всяком случае, план обороны был разработан вдумчиво. Шериф понимал, что Криппен не такой идиот, чтобы ломиться в город по основной дороге, ведущей от реки – а значит, нападения, если оно все же будет, следует ожидать с противоположной стороны. А то и с разных сторон, сквозь узенькие улочки, благо мотоциклов у мерзавца достаточно…
В общем, колонна Криппена, влетевшая в город именно со стороны реки, ревущая моторами и шарившая по окнам светом фар, оказалась для защитников почти полной неожиданностью…
Трудно сказать, как повернулось бы дело, если бы не Джеймс-на-вершине-мира. И его пулемет.
Смотровая площадка Гулливера, как называли жители шагающий танк, оказалась идеальным наблюдательным пунктом. Невысокое ограждение из труб позволяло удобно расположить оружие – если только не подходить к краю и не смотреть вниз. Высоту Джеймс не любил... Гулливер стоял прямо на центральной площади городка, и главная улица – она же дорога к Реке – видна была как на ладони. Неизвестно, осторожность была тому причиной, или обычное разгильдяйство – но и ствол пулемета, и его хозяин глядели точно в сторону, противоположную той, что указал шериф.
Именно там внезапно полыхнули фары и взревел мотор головного джипа – старого армейского "Хаммера", принадлежащего Серому Годзо. Почему вожак не решился возглавить атаку, мы знаем – а вот о том, какая сила помогла молочнику Джеймсу накрыть цель первой же очередью, история умолчала. Впрочем, сам герой имел об этом вполне твердое мнение.
Что именно хранилось в машине заместителя Криппена, так же осталось тайной. Джип Серого Годзо полыхнул ослепительной белой вспышкой – и превратилась в груду обломков, по инерции скачущих вдоль улицы, сбивая соседние мотоциклы…
Джеймс ликующе взвыл и перевел огонь на сбившиеся в кучу, сталкивающиеся между собой автомобили.

Решающий день настал.
Вельда медленно, словно ступая по минному полю, коснулась подошвой первой ступени. Доска была перекошенной, надломившейся посередине, и почти невидимой в темноте – но девочка пока не зажигала фонарь. Почему-то ей казалось, что если все произойдет в темноте, и родители ничего не заметят – будет лучше. Конечно, если мама обнаружит ее истерзанное тело утром, а не посреди ночи, вряд ли будет лучше… но убежденность была такой сильной, что девочка не раздумывала.
Ступенька тихо скрипит, принимая вес тела. Еще шаг… Еще… Десять ступеней. Вельда сосчитала их еще давно, заранее представляя, как однажды решится. Вот и дверь – холодная, старая, шершавая от потрескавшейся краски.
Жесткая брезентовая лента режет плечо… Старый обрез с тремя патронами в обойме, "женское" оружие... взять его без разрешения уже было рискованным поступком.
Для того, чтобы вставить ключ в скважину, нужно хотя бы на миг зажечь фонарь; пятно света выхватывает колышущуюся над входом паутину, и Вельда немедленно отпускает кнопку. Ей нестерпимо хочется повернуть назад. Неизвестный убийца – еще куда ни шло, но вот паутина – это уже слишком! Это просто невыносимо…
Девочка непроизвольно оглядывается, услыхав донесшиеся со стороны города рев моторов и звуки выстрелов. Опять шериф со своими гвардейцами играет в войну? Ключ наконец-то входит в скважину, и – так и застревает в ней, решительно отказываясь поворачиваться. Древний механизм окончательно заржавел.
Не судьба?
Девочка облегченно вздыхает – и тут дверь чуть подается вперед, словно приглашая…
Нет уж, хватит! Для этого раза – вполне достаточно!
Вельда качнулась назад – и в этот момент наверху, где-то поблизости послышался шорох шин и тихий звук мотора. Замерев на миг, девочка осторожно толкнула дверь. Так же медленно, стараясь не шуметь, закрыла ее за собой – и лишь тогда вновь нажала кнопку фонарика.
Шершавые бетонные стены, украшенные даже не сетями – целыми хлопьями паутины. О Боже, паутины!
Легкие, непереносимо отвратительные прикосновения ко лбу, щекам… девочка делает еще шаг, даже не пытаясь стряхнуть с лица налипшую дрянь: начни она сейчас отряхиваться – не миновать истерики… Короткий, метра два, коридор переходит в небольшую комнату, заставленную какими-то древними ящиками. Вельда вдыхает густой запах пыли и сгнившего дерева. И еще - машинного масла. И чего-то знакомого, привычного… почти что успокаивающего...
Липкий ужас, почти застилающий сознание, мешает сосредоточиться. Вельда не думала, что станет бояться ТАК… но эта паутина!
Едва слышные звуки позади, по ту сторону двери. Шаги! Почти рядом. Неужели мама что-то услышала? Сейчас она спустится вниз, и увидит ее, да еще с этой глупой штуковиной на плече… скорее вперед! Если уйти в следующую комнату, ее не будет видно от двери!
Страх быть обнаруженной мгновенно пересилил детский ужас перед темнотой и паутиной. Вельда на цыпочках метнулась вперед, узкий луч света выхватил из темноты какие-то металлические бочки, узкий горизонтальный бак, от которого и исходило чуть слышное жужжание… тот самый многострадальный насос?
Немедленно погасить фонарь!
Девочка отступила вглубь комнаты, во тьму, и замерла. Шаги наверху – медленные, странно осторожные - замерли где-то у ступенек, затем послышался голос…
Хриплый, мужской голос. Человек говорит тихо, явно не желая быть обнаруженным. Снова шаги – на этот раз удаляющиеся прочь. Шорох на ступенях крыльца…
Скрип двери. Кто-то зашел в дом!
Когда Вельда осторожно выглянула из подвала, внутри дома раздалось рычание Тоби – а затем длинная автоматная очередь и отчаянный, полный боли визг.
Вельда бросилась вперед. Миновала распахнутую дверь, рванулась вверх по ступенькам… поскользнулась и едва не покатилась кувырком, наступив во что-то теплое и сколькое. Первый этаж, дверь в кухню закрыта… за поворотом лестницы на ступеньках лежит тело в черной коже. Скорее вверх… щелчки пистолетных выстрелов впереди, за дверью гостиной, чей-то крик, хриплые ругательства. Еще одна очередь…
Дверь распахивается. В проеме двери – черная фигура; бьющий изнутри свет мешает разглядеть лицо…
…зато прекрасно виден залитый кровью ковер и разметавшийся по нему подол платья…
Девочка рванулась назад, не помня себя от ужаса: вниз, по ступенькам, минуя крыльцо - скорее!
Глухой удар захлопывающейся за спиной подвальной двери.

Впереди, в чернильной темноте, что-то щелкнуло. Зазвенело. Зашуршало по полу – жестко, звеняще, словно кто-то волочил по бетонному полу тракторную гусеницу.
Шорох шагов снаружи, за дверью. Хриплый голос спрашивает - куда подевалась эта чертова кукла?
Разуй глаза, посоветовал ему другой голос, тонкий. Вот же дверь. В подвал спряталась, тварь. Побегать от нас решила.
А хрена ж ты в бабу стрельнул... Не гонялись бы сейчас за девчонкой.
Стрельнул в бабу. В бабу, в бабу, в бабу…
Шорох и скрежет впереди. Легкое позвякивание…
Это уже не важно. Вельда возвращается к двери, уже не стараясь ступать тихо. Она железная, и засов прочный – мужчины не откроют ее…
Им нужно помочь.
Ржавый стальной брус вошел в гнездо намертво. Вельде пришлось хорошенько раскачать его, чтобы выдвинуть в сторону: с той стороны двери замерли, заинтересованно прислушиваясь. Девочка налегла всем телом – и засов, выскочив, звонко ударился о бетон.
Отступить назад – на шаг. Еще на шаг, еще… Темная фигура в дверном проеме. Снаружи ночь, но после кромешной тьмы подвала девочка прекрасно видит его: пижонский кожаный плащ и ковбойская шляпа, конечно - черные, как принято у ребят Криппена. Обязательная волчья морда на рукаве.
И ухмылка – широкая, радостная. Предвкушающая.
Забыв о своих планах, Вельда резко вскинула руку и вдавила курок.
Девочке почему-то казалось, что «ковбой» вскрикнет, взмахнет руками, как это показывали в старых фильмах – и медленно опустится на землю… Ничего подобного. Человека швырнуло назад, словно от удара большим камнем; верхняя часть его лица попросту исчезла, разлетевшись красными брызгами. Обезглавленное тело гулко бухнулось в дверь. Вельда, будто окаменев, смотрела, как дергаются ноги в сверкающих ботинках, словно умирающий все еще силился подняться и убежать.
Второй бандит вышел из-за дверного косяка – от удивления и страха он даже не пытался укрыться. В выставленных вперед ладонях не было оружия. Вельда медленно навела ствол ему в грудь.
- Детка… постой, детка… По…
Курок подается под пальцем. Несмотря на темноту, видно, как смешно расширяются глаза мужчины…
Сухой щелчок. Осечка.
Вельда отступила на шаг, забыв о том, что нужно взвести курок снова. Еще на шаг. И еще.
- Постой-ка, детка, не бойся… Ну куда же ты, маленькая? Иди к дяде, дядя тебе плохого не сделает…


Он уже улыбался – как минуту назад его товарищ, чье тело теперь лежало в расползающейся красной луже. Бандит даже не посмотрел в ту сторону, вперившись в Вельду радостно-бессмысленным взглядом.
- Куда же ты… а железку отдай дяде, железка нам не нужна…
Позади был проем второй двери –и полная темнота. Вельда как раз ступила на край этой тьмы, когда шорох и металлический звон повторились. Бандит протянул руку – наверное, он опасался, что девочка все же успеет выстрелить – и Вельда уже готова была повернуться и бежать туда, в темноту, забыв о том, что подвал под домом совсем не похож на катакомбы…
Что-то мелькнуло справа от нее, метнулось, взвизгнув ржавыми сочленениями. Нападавший удивленно замер, дернулся – и страшно закричал, опрокидываясь на бок.
Девочка просто стояла и смотрела – почти минуту, пока мужчина корчился на полу, зажимая руками рваную культю. Потом подошла вплотную, и опустившись на корточки, заглянула ему в лицо.
- О-ох, сука… ох... Помоги! Нога… затянуть…
Вельда не спеша передернула затвор.
- Помоги… что ты… не стреляй, не надо …
Что-то коснулось лодыжки, охватило ее холодным и твердым кольцом.
- Стой.
Щупальце замерло; острия шипов легонько щекотали кожу. Вельда навела ствол в голову лежащего, помедлила... нет. В голову – слишком страшно; чуть ниже, в грудь. Плавное движение курка под пальцем.
Выстрел.
Несколько секунд девочка смотрела на агонизирующего у ее ног человека, а затем холодно произнесла:
- Отпусти меня. Быстро!
Стальная лента дрогнула. Разжала объятия, отползая назад.
Вельда бросила разряженный обрез, и опустившись на пол, уткнулась лицом в колени. Ее трясло.
Легкий шорох совсем рядом… Девочка подняла глаза на возвышающийся рядом механизм. Вытянутое, похожее на каплю темное тело, шесть стальных лап, чуть шевелящиеся ленты-щупальца с острыми, как бритва, гранями. Чуть подрагивает ствол излучателя… разряжен.
Щупальце скользнуло к ней, едва заметно царапнуло открытое плечо, осторожно коснулось щеки...
Протянув руку, Вельда погладила теплую, чуть пружинящую под рукой шершавую броню Дикого.
- Хороший пес. Хороший... Не бойся меня, малыш - теперь ты дома.