Анафема

Надзиратель открыл дверь камеры № 14. Он с прокурором Крыленко вошли, надзиратель держал в руке большую связку ключей. Геннадий Смелов лежал на нарах; на двух других нарах сидели два зэка. Крыленко подошёл к нарам Смелова.
- Голодаешь? Зачем?
- В знак протеста против произвола надзирателей, - ответил Смелов.
- Давно? – посмотрел Крыленко на надзирателя.
- Уже пять дней.
Крыленко взглянул на Смелова.
- Не боишься умереть от голода?
- Что? – не расслышал Смелов.
- Умереть, говорю.
- А-а, - услышал Смелов. – Мне правда дороже моей жизни.
Крыленко повернулся, пошёл к дверям, надзиратель – за ним.

Войдя в свой кабинет, Крыленко сел за свой письменный стол. Минут через пять к нему постучали.
- Войдите.
Вошёл лейтенант Александр Лупу. Крыленко переложил бумаги на столе.
- Смелова отвезёшь в психушку.

Смелов вошёл в кабинет психиатра Антохи. Это было в Девятом отделении молдавской психиатрической клиники в посёлке Кодры.
- Присаживайтесь, - показала психиатр на стул у стены.
Он присел.
- Я – Лариса Николаевна.
- За что меня привезли сюда?
Она что-то записывала.
- Вам не дорога жизнь, мы подозреваем у вас шизофрению.

Смелов сидел на койке во второй, наблюдательной палате.
- Смелов! – окликнул его санитар Пётр, сидевший на стуле у двери палаты. – К тебе пришла твоя мать.
Смелов встал, вышел в коридор. Сидел в отделении он уже второй день; голодовку прекратил ещё вчера. Ему давали Галоперидол, без Циклодола.
- Возьми, - протянула ему медсестра. – Таблетка Циклодола.
Смелов взял у неё таблетку, проглотил. Коля Юзик, пациент – эпилептик, протянул ему мензурку с водой; в другой руке Юзик держал чайник с водой. Смелов запил таблетку; санитар Костя, высокого роста, повёл его по коридору.

Костя отворил дверь, свет из коридора осветил диван в тёмной комнате, на котором сидел Смелов, Санитар впустил к сыну на свидание его мать, и закрыл дверь: в комнате опять стало темно.
- Гена! – сказала мать, плохо различая его в темноте, прокралась и села рядом с ним. – Почему наше свидание в темноте?
- Прокурор Крыленко так приказал.

Маршрутка двигалась из Кишинёва на юг по хынчештскому шоссе. Мрачная мать Смелова сидела в одном из кресел. Девочка, сидевшая с какой-то женщиной, смеялась.
Мать выбралась из остановившейся на чимишлийском вокзале маршрутки, пошла мимо магазина Оранж. Она пришла домой, вошла в свою спальню, ничего не поев, легла на постель.
- Они его пытают! – прошептала она.
Через час её сердце остановилось.

- Проходите, девушки, - сказала психиатр Антохи, старушка преклонного возраста, как говорится, развалина.
С Антохи по коридору Девятого отделения, в коридоре стояли психбольные, двигались шесть девушек: Оля Лунгу, Мария Булэцел, Нина Трофименко, Лиля Видрашку, Кристина Дмитриевна Дурлеску и Наташа Лешану.
- Вот это наши больные, - сказала Антохи.
Они подошли к пятой палате, вошли. Девушки разглядывали пациентов.
- Если вы, - говорила Антохи, - желаете стать медсёстрами, то сможете здесь работать.
- Они несчастные, - сказала Нина.
- Пациенты? – спросила Антохи. – Это ничего.
У двери палаты, в коридоре стоял Коля Юзик. Девушки вышли из палаты, они пристально смотрели на него.
- Тебя не пытают? – спросила Лиля.
- Медицина, - ответил он, - это одно из издевательств над человеком.
- Разве здесь не лечат? – спросила Лиля.
- «Лечат», - ответил Юзик, - рифмуется со словом «калечат».
Девушки переглянулись.
- Кого из вас вылечили? – спросила Мария.
- Тяжело в лечении, - сказала Кристина, - легко в гробу.
- Тяжело в учении, - перефразировал Юзик, - легко в бою.
- Я, - сказала Нина, - смотрела в Интернете документальный фильм «Процветание».
- Доктора, - сказал Юзик, - это иллюминаты, травящие народ и оплачиваемые воротилами мирового капитала.
- Семь миллиардов? – сказала Нина.
- Каждые полвека, - сказала Мария, - количество населения планеты удваивается.
- Народу, - сказала Наташа, - надо объяснить, что не надо…
- …Мужчинам, - сказал Юзик, - спать с женщинами.
- И тогда, - сказала Оля, - иллюминаты не будут уничтожать уже родившихся.
По коридору двигались ещё пациенты.
- Те, - Юзик смотрел на девушек, - кто идёт служить в медицину, чтобы травить народ лекарствами, - это предатели и провокаторы молдавского народа.
Девушки переглянулись.
Вернувшись домой, они отказались идти в медицинское училище.

- Чего тебе, - спросила Антохи, он сидела в своём кабинете за письменным столом.
- Юзик, - сказал санитар Костя, - голодает уже второй день. Говорит, не согласен, что вы назначили ему Галоперидол, и без Циклодола. Хочет опять Аминазин.
- Примите меры, - оторвалась Антохи от бумаг.
- Дать Аминазин?
- Другие меры. Чтобы не был голодным.
Санитары Костя и Федот схватили Юзика. Дело было в наблюдательной палате; Смелов, под действием Аминазина, спал. Юзик был здоровый малый, но они его повалили; Федот сдави ногою его горло на полу.
- Держите его руки! – сказал иллюминат Пётр.
Костя и Федот легли на Юзика. Пётр стал разжимать его зубы ротооткрывателем, кроша ему их. Пётр просунул Юзику в рот длинную кишку, до желудка. Так делали во всех советских тюрьмах и лагерях отсидки в ГУЛАГе, и в советских психиатрических душегубках. Советский опыт переняли эсэнгэвские иллюминаты 21 века. Пётр пустил по кишке жидкую пищу в желудок Юзика.
- Хватит! – сказал Пётр.
Желудок Юзика переваривал.

Юзик тщательно побрился; за столом брились ещё трое. Пятеро небритых ждали своей очереди. Тут же стоял и санитар Федот.
- Потом я бреюсь? – спросил Морковский.
Юзик положил бритву, вынув её из станка, себе в карман. Он подошёл к раковине, включил водопроводный кран и смыл остатки пены с лица.
Он открыл обломком ложки дверь бани, вошёл, затворил за собой дверь. Снял с себя пижаму, лёг на кафель; взглянул на окно: на подоконнике, снаружи, прыгал весёлый воробей. Он взял бритву, разрезал свой живот; обильно полилась красная кровь. Юзик ждал смерть.
- Я – Люцифер, - представился незнакомец.
- Дьявол? – спросил Юзик.
Люцифер прошёлся по кафелю бани, осмотрел душевые трубки, краны. Повернул ручку крана, воды не было.
- Тут вы моетесь? – спросил Люцифер.
- Да, Люцифер.
Люцифер спустился за дверь.
- А это предбанник? – спросил он. – Тут вы раздеваетесь перед принятием душа?