Ее взрослая дочь

Я сохранил фотографию ее дочери. Красотка. Матери с ней не сравниться. Она была в разводе, она была одинока, она начала полнеть. И синяки в ее возрасте проходят не так быстро. Да, у нее были синяки. Отметины, оставленные дочкиным бойфрендом, что любил распускать руки.
Еще одна из тех, что оказались на обочине.
Я встретил ее на вечеринке, случившейся в округе Марин. Там был стандартный набор гостей: психоаналитики, культурно продвинутые бизнесмены, авангардные художники, адепты эзотерических учений, не опубликовавшие ни одной книги писатели, утешаемые всеми – издатели ведь не понимают ни черта.
В маленьких, из нескольких человек, группах, или даже тет-а-тет, мужчины разлагольствовали об искусстве и человеческой природе, стараясь произвести впечатление на юных дам, чьи ответные реплики были едва слышны, а улыбки сверкали, демонстрируя белоснежные, идеальной формы зубы.
Удивительно, все гости носили имена, произносимые на французский манер. Вероятно, так и должно быть на вечеринке, где мужчины бормочут свои заклинания, чтобы очаровать молодых красивых женщин.
Я сидел на маленьком диванчике. Делал вид, что тоже участвую во всеобщем белозубом веселье. Она сидела неподалеку, курила. Ее волосы имели тусклый рыжеватый оттенок, а белизна и форма зубов не выдерживали конкуренции. Я тянул бренди и размышлял о своем. Она вторглась в мои мысли, чтобы представиться:
– Привет, я – Сандра Дафейн.
– Эрих фон Нефф, – холодно сказал я.
Она постаралась скрыть недовольную гримаску: я со своим немецким именем не очень-то соответствовал общей моде. Мой статус также был моментально определен: писатель, не вписывающийся в модную тему, дальнейшие подробности потребуют дополнительных исследований в будуаре.
А сама-то она кто? Разведенка, писательница, к тому же живет на Калифорния-драйв. Три катастрофических пункта биографии.
Она глубоко затянулась, спалив сигарету до фильтра. Сказала:
– Момент. Я кое-что покажу.
Она полезла в свою сумку, размеры которой производили серьезное впечатление, достала большой конверт из грубой коричневой бумаги. В конверте лежала рукопись. Судя по внешнему виду, она прошла через множество не слишком аккуратных рук, оставивших на страницах следы от пиццы, пива и пятна менее очевидного происхождения. Ее явно не баловали вниманием.
Я взглянул на психоаналитика, объяснявшего красивой молодой блондинке, в чем заключается суть ее проблем. Чужая рукопись лежала у меня на коленях, я должен был читать эти машинописные страницы, захватанные грязными руками.
И я начал читать – очень бегло, не углубляясь в текст. Это и чтением-то нельзя было назвать, но меня это не волновало. Это, разумеется, был роман. Про непростую судьбу разведенной женщины, которая странствовала по постелям привлекательных мужчин, которые иногда находили время прочитать страницу-другую из ее сочинений в коротких промежутках между вспышками дикой страсти. Несбыточные мечты. Судя по многочисленным правкам в именах, переписанные неоднократно.
Ну что тут скажешь? Запечатленные на бумаге грезы. Нереализованные фантазии. Я сделал хороший глоток бренди и как бы одобрительно покивал. Люди вокруг нас формировали пары. Юная женская плоть легко комбинируется со зрелым мужским опытом.
Стакан дрогнул в моей руке, немного бренди пролилось на рукопись. На страницах появились новые пятна. У меня есть шанс уйти с вечеринки с женщиной, которая старше меня, чье многострадальное лоно испытало тяжесть родов. Нужно лишь немного подыграть. Или, в противном случае, получить порцию проклятий.
Я сидел и проглядывал замусоленную рукопись. Пил бренди. Она сидела рядом, переворачивала для меня страницы, нервно курила сигарету за сигаретой. Пепел сыпался на бумагу, оставляя еще больше пятен.
Вечеринка заканчивалась; гости расходились парами. Она аккуратно, страница за страницей, сложила рукопись, убрала ее в конверт, а конверт спрятала в сумку.
– Мне не на чем добраться домой, – сказала она. Ну вот, ключевая фраза.
Мы вышли на улицу, где стоял мой «шевроле-универсал». Определенно, она рассчитывала на другой экипаж. Молодые красотки покидали вечеринку в «порше» и «ягуарах» своих кавалеров. Она опустила стекло; я тронул машину с места. В открытое в окно врывался свежий ветерок.
– Здесь недалеко, – сказала она. – Сверни налево на Калифорния-драйв.
Я повернул, где она сказала.
– Четвертый дом по правой стороне, – сказала она.
Я припарковался на неосвещенной подъездной дорожке. Мы прошли к дому через газон. В соседнем доме залаяла собака. Сандра никак не могла найти ключи; я ждал, начиная терять терпение.
– Минутку, я сейчас их найду, – произнесла она извиняющимся тоном.
Наконец она нашла ключи и открыла дверь. Включила в доме свет, лампы горели тускло.
– Я сделаю тебе кофе, – сказала она.
Я сидел на кухне, положив руки на стол, ламинированный пластиком, У кухонных стульев были мягкие сиденья из поролона, обтянутого кожзаменителем, и ножки из хромированных трубок. Хромировка местами облупилась, там проглядывал ржавый металл.
– Сливки? – спросила она.
– Не надо, – сказал я.
Мы сидели и смотрели друг на друга. На этот раз между нами не было рукописи; я не имел понятия, о чем говорить. Она ободряюще улыбнулась, ее зубы были желтыми от никотина.
– На что похожи твои рассказы? – спросила она.
– Сложный вопрос, – сказал я.
– Хотелось бы почитать – когда-нибудь.
Я сделал глоток кофе. Она добавила в свой кофе сливок, взглянула на меня с сомнением. А вдруг я – никакой не писатель? Я посмотрел на ее пальцы, обхватившие чашку с кофе. Изящные, ловкие. Аккуратно подстриженные ногти. Определенно, такие руки должны нравиться нанимателям, которые ищут хороших машинисток.
А в кухонной раковине полно немытой посуды. Пятна от кофе на столе. И не только от кофе.
– Я, пожалуй, пойду, – сказал я.
Она взглянула на меня так, словно боялась остаться одна.
– Ты можешь остаться, – сказала она.
Я снова опустился на стул.
– Ненавижу оставаться в доме одна.
– Прекрасно тебя понимаю.
Это была ложь, мне нравится быть одному. Я люблю тишину и покой.
– Если хочешь, можешь спать на диване, – сказала она.
– Вместе теплей, – сказал я.
Она провела меня в спальню. Я сходил в туалет, чтобы справить мелкие дела. Когда вышел, застал Сандру без юбки, в кашемировом свитере и чулках. Ее бедра были изукрашены темными синяками. Она заметила мой взгляд.
– Есть и другие.
Она сняла свитер. Я увидел синяки на правом предплечье.
Она повернулась спиной, слегка ссутулилась, опустив плечи. Я расстегнул застежку на ее лифчике. Она поймала мои руки, положила себе на шею и на плечи. Я начал легкий массаж.
– Это все бойфренд моей дочери. Подонок. Сама не знаю, почему позволяю ему так с собой поступать.
Я гладил ее плечи. Ее напряженные мышцы стали расслабляться. Она засмеялась отрывистым истерическим смехом. Неужели я был тому виной?
Я замер.
– Нет-нет, продолжай. Мне это нужно даже больше, чем секс. – Она снова рассмеялась. – Нет, правда, я не шучу, – сказала она. – Уж такая я есть.
Я продолжал массировать ее плечи и шею. Она опустилась на постель, легла ничком. Ее ребра ходили ходуном от тяжелого дыхания.
– Теперь спину, – попросила она.
Я опустился ниже.
– Не волнуйся, ты свое еще получишь, – сказала она. – Мужики никогда своего не упустят.
– Ладно-ладно, – сказал я.
– Нет, правда, я тебя еще отблагодарю. Мне и самой этого хочется. Но сейчас я просто хочу получить свое.
И я продолжил гладить ее спину. Она вздохнула, мелкая дрожь пробежала по ее телу. А затем Сандра задремала.
Я разделся, лег рядом. Перед моими закрытыми глазами стоял образ выпирающих ребер Сандры, чем-то похожих на клавиши своеобразного музыкального инструмента. Выпитый бренди творил странные вещи с моим воображением. Мысли путались…
Утро. Шум воды в душе. Я лежал и мучился от похмелья. Она вышла из ванной, завернутая в полотенце, игриво улыбнулась.
– Я кое-что сделала для тебя, пока ты спал.
Привычной утренней эрекции не было. Красноречивое свидетельство, что она меня не обманывала. А я ничего такого не запомнил. Черт! Я вообще ничего не запомнил.
Я поднялся. Сходил в туалет, потом в душ. Смыл ее запах. Все вышло не так, как мне хотелось. Но тут уж ничего не поделаешь…
Я вышел из душа. Сандра шумно возилась на кухне. Я стал одеваться, услышал ее легкие шаги.
– Я принесла тебе омлет.
Я жадно накинулся на еду, словно волк.
– Ты не стараешься распробовать вкус, не так ли? – спросила она.
– Не всегда, – сказал я.
– Теперь ты, наверное, уйдешь?
– Я мог бы заглядывать к тебе время от времени.
– Если придешь в другой раз, скорее всего встретишь здесь мою дочь. Вон, ее фотография, видишь?
Я подошел к туалетному столику, увидел более юную версию Сандры. Блестящие рыжие волосы, белозубая улыбка.
– Уверена, она тебе понравится, – сказала Сандра, подмигнув. – Она моложе.
Я не нашелся, что на это сказать.
– Спасибо за омлет, – пробормотал я. – И за все остальное…
Нипочем бы не признался, что совершенно не помню ее оральные ласки.
– Твой роман…– Я помедлил, подыскивая слова. – Наверное, было бы лучше начать новую книгу, вместо того, чтобы раз за разом переписывать одно и то же.
Она посмотрела на меня виноватым взглядом. Словно я был школьным учителем, а она – ученицей, не подготовившейся к диктанту.
– Я попробую, – сказала она. И расплакалась.
Я обнял ее, прижал к себе.
– Никто мне раньше такого не говорил, – сказала она сквозь слезы.
Я ощущал себя строгим папашей. Папочка не должен говорить такие слова. Папочка злой.
Она угадала мои мысли.
– Не вини себя. Я ценю прямоту. Ты прав, я должна попробовать начать что-то новое.
Она отстранилась, повернулась к туалетному столику.
– Вот, возьми фотографию моей дочери. Она тебе понравится.
Я взял фотографию. Сандра проводила меня к двери.
– Я должна начать что-то новое, – повторила она напоследок.