Т. №12. КАПЕЛЬКИ.

Кого мы больше всех на свете ругаем после поездки на железнодорожном транспорте? Ну, конечно же, проводников. И за влажную постель, и за чай похожий скорее на мочу, чем на тонизирующий напиток, и за то что на казалось бы, безобидный вопрос:----Скажите, пожалуйста, когда наш поезд прибудет на такую-то станцию? В ответ, мы можем услышать такое! Что в наш век просвещенности, и всеобщей грамотности, мы оказывается, не знаем и половины того словарного запаса, которым свободно владеет почти каждый проводник. После чего, если вы конечно никогда не работали проводником, и не имеете достаточного профессионализма, что бы достойно ему ответить? вам остаться только одно, с открытым от возмущения ртом вернуться на место и как говориться у нас в России – сидеть и сопеть в две дырочки. При этом теми же самыми словами, более культурно, но менее красноречиво, почем свет стоит ругать проводника, естественно про себя, и окончить этот внутренний монолог, громко, так что бы услышали соседи по купе: ----Такое хамство можно услышать только от проводника! После чего вы вкратце изложите своим попутчикам суть произошедшего, естественно несколько смягчив тон, и впредь при каждом удобном случае с видом знатока будете вещать о том, что на железной дороге работают самые грубые и невоспитанные люди. Смею с вами, не согласится, и вот почему.
Для начала ответьте мне на один вопрос! Зачем люди ездят в поездах? Ну, как же удивитесь вы! В поездах люди ездят в гости, в командировку, просто путешествуют, да мало ли для чего. В этом вы совершенно правы. Но помимо того что бы ездить в гости или в командировку, есть категория людей, которые ездят в поездах для того, что бы поговорить, вернее для того, что бы выговориться. И дело тут вовсе не в том, что им не с кем поговорить дома или на работе. Конечно же, есть, но дело в том, что поговорить, и выговориться, это две совсем разные вещи. Поговорить можно о погоде, о делах, о рыбалке, о девочках, наконец, а вот выговориться можно только о самом сокровенном и тайном, о том, что болит и камнем лежит на душе, что ее душу, будоражит и тревожит. Принято считать, что самые искренние и откровенные люди бывают перед богом, перед собой, перед судом, особенно когда их ознакомят со статьей УК РСФСР о даче заведомо ложных показаний, и перед проводником. Что касается проводника, то это происходит вот почему. Вот представьте себе что вы садитесь в поезд, находите свое место и едете с совершенно незнакомыми людьми. Естественно знакомитесь, обмениваетесь ничего не значимыми фразами, и при этом совершенно не замечаете проводника, или проводницу, если она, конечно же, не голубоглазая блондинка, без обручального кольца на известном пальчике. А если проводник ничем таким не отличается, то вы замечаете его лишь тогда, когда он начинает проверять билеты или кричит, что бы, не бросали окурки в тамбуре на пол. Но вот наступает вечер, получено слегка сырое белье, и вы ложитесь спать. Но не тут-то было. Вам не спится, вы ворочаетесь, в голову лезут всякие странные, невеселые и тревожные мысли. Что-то начинает вас беспокоить и мучить, и вам становится просто необходимо этим, с кем-нибудь поделится. Что вы станете делать? Вряд ли, вы начнете будить своего громко храпящего соседа, которого зовут Вадик, и он из Магадана. Впрочем, вы можете, как советуют специалисты начать считать до ста, и когда досчитаете, тысяч эдак до трех, пойти в тамбур покурить, после чего попробовать все с начала, и на этот раз вам может быть повезет, и вы уснете безмятежным сном. Но есть еще один испытанный способ, вернее даже не способ, а человек, который в подобной ситуации сможет помочь вам как ни кто другой лучше. И этот человек этот, как вы, наверное, уже догадались сами – проводник. А если при этом, у вас еще есть то, что в нынешнее время иметь не принято в поездах и иных общественных местах, то считайте, что вы спасены. И так, устав считать слонов вы слезаете со своей полки, берете пол-литра, что ни будь вкусненькое загрызть, тара естественно есть у проводника. Потому что у настоящего проводника, как и у настоящего водителя, рабочее место всегда укомплектовано всем необходимым, и вот вы берете все это и идете к проводнику. Вы осторожно подходите к двери и с опаской стучите. А вдруг, думаете, вы, вам не рады, и прогонят. Но двери открываются, и тот же самый человек, который еще пару часов назад хриплым голосом кричал на вас: Порозставляли здесь свои костыли! /после того как в темноте он ударился головою об вашу через чур, длинную и торчащую в проходе ногу/, смотрит на вас совсем другими глазами, и предлагает войти. Он вас ждал, впрочем, не обязательно вас, может быть, кого ни будь другого, но обязательно ждал. Потому что, настоящий проводник точно знает, что нет такого вагона, в котором всем бы было хорошо. Вы садитесь, разливаете водку по стаканам, выпиваете, закусываете, и потом как бы только ради того, чтобы не молчать, начинаете говорить, о каких ни будь мелочах. Постепенно переходя к самому главному, к тому ради чего, собственно говоря, вы туда и пришли. И тут вас как будто прорывает, вы изливаете все что, накипело, все что мучило, вообщем все то, от чего людям не спится по ночам. Вы не ждете советов, вам не нужны сочувствие и утешения, единственное, что вам необходимо так это то что бы вас кто-то слушал, просто так сидел и слушал. Вот тут то и начинается у проводника, его настоящая работа – слушать. А уметь слушать, это я скажу вам, потруднее будет, чем мыть полы или заваривать чай. Для этого нужно иметь талант, талант, который имеют почти все настоящие проводники. Вы только представьте себе как нужно уметь слушать, что бы совершенно незнакомый человек, перед другим совершенно незнакомым человеком вывернул себя наизнанку, и рассказал о самом личном и сокровенном, о том, что порою и самым близким и родным людям не рассказывал. И сколько в этих рассказах маленьких и больших драм и трагедий, и все это как губка впитывает в себя проводник. И так, почти каждую ночь, и вся та тяжесть, которую вы с себя снимаете, не исчезает
куда-нибудь, а ложится, ни их порою хрупкие плечи. Вот почему у них, и помятые лица, и мешки под глазами и вечно они ворчливые, не выспавшиеся, с ранней сединою в волосах. Да и разве можно быть другими, нося в себе сколько, чужого горя и боли?
Возможно, вы меня спросите----Зачем я все это написал?
Я отвечу. Ну, во-первых, я журналист и писать это моя работа, и чем больше я напишу, тем, стало быть, больше заработаю. Шучу, конечно, а если серьезно, то таким образом, мне бы хотелось бы отблагодарить одного проводника, вернее проводницу, с легкой руки которой мне посчастливилось соприкоснуться с человеком, с такою сложной и трагическою судьбой, встречу с которым, для любого из нашей '' пишущей братии'' можно назвать – подарком судьбы. А, дело было так: ----Лет двадцать назад, когда ваш покорный слуга был еще только начинающим журналистом, по заданию редакции я был направлен в командировку в один из передовых колхозов Белоруссии. Как это у нас часто бывает, в вагоне вышло какое-то недоразумение с билетами, и оказалось, что на моем месте уже едет какой-то хмурый дядя. Избегая скандала, к которому, я был явно не расположен, я согласился перейти в другое купе, которое мне любезно предложила проводница. В моем новом купе кроме меня, ехал еще один довольно угрюмый тип. Еще более неприятные чувства вызывал огромный шрам, который находился на левой стороне его лица. Можно было даже сказать, что его лицо находилось на правой стороне шрама, такой страшный и уродливый вид имел этот человек. Видя, что мой попутчик явно не расположен к знакомству, я просто поздоровался и залез на свою полку. Он, конечно же, тоже, догадался о том впечатление, которое на меня произвел, отчего его шрам налился кровью, отчего его лицо стало еще более мрачным, и как мне вдруг показалось обреченно жалостливым. Я достал из сумки книгу и попытался, было отвлечься чтением, но в голове роем вертелись какие-то обрывки мыслей, которые то и дело прерывали собою смысл прочитанного. Скоро я понял, что из моего чтения ничего путного не получится и, отложив книгу, я просто уставился в потолок. Я думал о том, как лучше и плодотворнее мне провести завтрашний день, и даже начал составлять некий план, но потом отбросил и это занятие, так как по собственному опыту знал, что все намеченное крайне редко удается осуществить, из-за всякого рода обстоятельств и случайностей. Еще большей уверенности в этом мне придавало какое-то странное предчувствие того, что моя нынешняя командировка мне не удастся, ведь, недаром же в народе говорят, как начнешь, дело так его и закончишь. А начал сегодня, я явно не важно. День еще только начинался, а я уже попал в эту историю с билетом, а теперь еще этот тип внизу, с которым, как я почему-то понял сразу, придется промолчать всю дорогу. Правда еще оставалась надежда на два оставшихся места, и глядишь, судьба пошлет мне каких нибудь более общительных попутчиков. С этими мыслями я и уснул, а когда проснулся, была уже вторая половина дня. Окно было зашторено, отчего в купе, было сумрачно и тихо. Мой невеселый попутчик сладко спал на левом боку.
Я подумал, что порою, и внешность человека влияет на его привычки.
Я попытался разглядеть вторую половину его лица, и сразу же должен отметить, что оно хранило на себе черты какой-то суровой и мужественной привлекательности, можно даже сказать, что оно было по-своему красиво, но вот только его вторая половина…
Наш поезд остановился. Он проснулся, и почему-то сразу же посмотрел на меня. Я испытал чувство неловкости, и смущенно отвел глаза. Он встал, обул туфли, накинул пиджак и вышел. За дверью послышался шум и гам. Как обычно на станциях начинается неразбериха. Кто-то еще не успел выйти, а кто-то уже влез с кучей чемоданов и сумок. Раздались крики возмущения, знакомый голос проводницы призывал пассажиров к спокойствию. Вдруг, дверь моего купе открылась и в него заглянула симпатичная девичья голова, потом исчезла, дверь закрылась, открылась снова, и та же самая девушка с криком:----Люся нам суда! Буквально вломилась в купе. Следом за нею, вошла и та самая Люся, которая как две капли воды была похожа на уже вошедшую. Сколько раз мне доводилось встречать близнецов, и я снова и снова искренне удивляюсь. Вот вам, пожалуйста, еще один пример, из ряда удивительных совпадений, которые происходят в нашей жизни.
Сестры поздоровались, и уселись подо мной, хохоча и разговаривая о чем-то
своем. Вещей, у них не было ни каких, если не считать сумочек. Да и что собственно говоря нужно, молоденьким симпатичным девушкам - кроме пилочки для ногтей, зеркальца, губной помады, и еще чего-то из косметики, что как раз и вмещается в таких сумочках. Через несколько минут наш состав тронулся, и следом за этим в купе вошел наш четвертый пассажир. То, что он принес с собою, очень меня удивило. Это было обыкновенное эмалированное ведро, которое было буквально битком набито белоснежными розами.
----Спекулянт, наверное! ----подумал я.
----Вот,---- как бы извиняясь, произнес он----Купил вместе с ведром!
----И поставил его на стол.
Девушки заулыбались, за что тут же получили по три цветка каждая. Должен сказать, что, входя, он находился к ним правым боком, так что они не могли видеть его лица, ''той'' его половины. Получив цветы, девушки еще больше заулыбались еще больше, и стали благодарить доброго дяденьку. Но когда он повернулся для того, что бы закрыть дверь, слова буквально застряли у них в горле….
Он догадался, что произошло. Было видно, что с ним это произошло не в первый раз, и что он прекрасно понимает, что своею внешностью он как бы воздвигает между собой и окружающими некую стену. Стену из отвращения, страха, и в то же время жалости, от последнего, казалось он страдает еще больше. Он как мог, улыбнулся, и не раздеваясь, повалился на постель, лицом вниз. Девушки о чем-то пошептались, встали, положили цветы на стол, и вышли. После того как закрылась дверь, он перевернулся на спину, посмотрел на цветы, встал, взял их, воткнул их обратно в ведро и произнес:----Они обратно не вернутся! Люди в таком возрасте очень не любят соприкасаться с уродством.
Я знаю,----он сделал паузу---- что вам тоже неприятен! Только не говорите что нет! Я живу не первый десяток лет, и все прекрасно понимаю и вижу. Я себе и то неприятен, а что уж там говорить о других! Вот скоро почти уже тридцать лет как я стал таким, сначала думал, что смогу привыкнуть, но поверьте, что к этому привыкнуть невозможно, постоянно чувствовать, что ты у всех вызываешь отвращение - это ужасно! Я по возможности стараюсь вообще ни кому на глаза не показываться, но от этого не спрячешься. Есть правда один способ все это закончить.
----Какой? ----Сам того не желая, спросил я.
Он с грустью посмотрел на меня, и продолжил - Застрелиться! После чего громко, и истерично засмеялся. Окончив, он продолжил:---А знаете, я уже скоро тридцать лет как совсем не смотрюсь в зеркало? Хотя самое лучшее зеркало это лица людей вас окружающих. Сказав это, он замолчал, и в купе воцарилась гнетущая тишина. За окном начинало смеркаться, отчего в купе стало совсем темно. Я почему-то даже не подумал о том, что бы включить свет, я понимал, что в темноте, мой странный попутчик чувствует себя более уверенно. Выслушав, его я как бы проникся жалостью к этому несчастному, незнакомому мне человеку, при этом чувствуя, что на самом деле не отвращение, а именно жалость доставляет ему еще больше страданий. Нужно было как-то поддержать разговор, но я понятия не имел, о чем можно было говорить после его слов, и я ляпнул первое, что пришло мне в голову:----Ну и почем розы? Он ответил, что не знает, но за все вместе он заплатил двести рублей, плюс ведро - даром!
----Вы должно быть хорошо зарабатываете? ----Спросил я! ---- Если тратите такие деньги на цветы? Да вообщем, не так уж и много---- ответил он,----видите-ли в моем положении,/он сделал паузу/, вы думаю, понимаете, что я имею в виду? Лучше иметь работу на дому, вот я и делаю медицинские переводы с английского. А что касается денег, то я их почти не трачу, в театры я не хожу, на курорты не езжу, а много ли нужно в моем возрасте? Так что в принципе из своего годового бюджета я без особых проблем могу потратить в год рублей пятьсот, на цветы! У меня чуть было не вырвалось----А зачем? Но я вовремя сдержал себя, подумав, что вряд ли стоит лезть к чужому человеку, со своими дурацкими расспросами. Я почувствовал, что наш разговор опять зашел в тупик, и решил сменить тему.----Вот, ----Сказал я. ----Сколько встречаю близнецов и все не перестаю удивляться, до чего же природа любит преподносить нам всякие сюрпризы! А вот интересно, характерами они тоже так схожи как внешне?
Он ничего не ответил, но я чувствовал, что вопрос он услышал, и обдумывает ответ. И когда он уже хотел, что-то сказать, открылась дверь и в купе заглянула проводница----Что же это вы товарищи в темноте сидите, или не знаете, где свет включать, первый раз едете что ли?---- Нет,----сказал я ---- не первый, просто нам и в темноте не плохо. ----Ну, как хотите, да чуть было не забыла, зачем приходила, ----Чай пить будем? Мой попутчик встал, и не обращая никакого внимания на ее вопрос, спросил у меня----Вы не составите мне компанию пойти поужинать? ----Нет, так нет, произнесла проводница, и недовольно ворча себе что-то под нос, пошла дальше по вагону. Я и сам порядком проголодался и поэтому сразу же согласился. В ресторане было пусто, мы сели за первый попавшийся столик, подошла официантка, мы сделали заказ. Спустя несколько минут она принесла нам две порции ''цыплят табака'', салаты, и бутылку Армянского коньяка. Мой попутчик открыл бутылку, налил коньяк в рюмки, залпом выпил и стал закусывать. Я тоже не собирался отставать. Немного закусив, он снова
налил и мы выпили, потом еще, и еще… Все это мы делали молча, после того как бутылка выпита, он подозвал официантку, и попросил принести еще одну. Когда заказ был выполнен, он снова открыл и стал разливать. Я, поблагодарив, отказался, сославшись на то что, стараюсь придерживаться нормы.----А я, пожалуй, еще выпью.----Сказал он и снова выпил.----Вы только не подумайте, что я этим делом, / он, постучал вилкой по бутылке /, сильно увлекаюсь, просто сегодня такое настроение. Чем больше он пил, тем речь и движения его становились все более развязанными, лицо порозовело, глаза заблестели, и его ужасный шрам налился кровью, отчего стал еще более выразительным и отчетливым. Покончив с ужином, он явно не собирался уходить, напротив он развалился на стуле, достал из кармана спичечный коробок, вынул спичку и стал тщательно ковыряться в зубах. Покончив с этим занятием, он выбросил спичку в пепельницу и
заговорил----Вы спросили меня там, в купе на счет близнецов, схожи они характерами, так же как и внешне? Не знаю, мне нигде не приходилось об этом не читать, не слышать, Но на собственном опыте, ''горьком опыте'', /он акцентировал мое внимание, на слове горьком/ убедился, что они очень разные, хотя вы сами понимаете, что это мое сугубо личное, так сказать субъективное мнение. И если вы располагаете свободным временем, я бы мог в вкратце изложить мою историю? В знак согласия, я просто кивнул головой, и он начал свой рассказ:
----Сейчас я уже точно не помню толи в пятом, толи в шестом классе, где-то перед Новым годом, в наш класс вошел директор и с собою привел двух девочек сестер-близнецов.----Вот дети знакомьтесь,----Представил он их. ----Саша и Женя, с сегодняшнего дня, они будут учиться вместе с вами! Учительница взяла обеих девочек за руки и провела к парте, которая находилась позади моей.
----Вот девочки, теперь здесь будут ваши места, садитесь и слушайте!
Мне, да и, наверное, ни кому из ребят с нашего класса до этого дня не приходилось видеть живых близнецов, поэтому весь класс то и дело оборачивался и с нескрываемым любопытством, и интересом поглядывал на них. Новенькие, были очень симпатичные девчонки, при этом как две капли воды похожие друг на друга, за что сразу же и получили прозвище – ''капельки'' . Как это часто бывает в таком возрасте, все мальчишки из нашего класса, в том числе и я, по уши в них влюбились. Но мне повезло больше остальных, так как я сидел впереди их, то я имел законное право часто оглядываться, списывая задачки, хотя и сам с ними легко справлялся. Но это был хороший повод поговорить с ними, о чем ни будь, или попросить, что я и делал почти ежеминутно. За что регулярно получал замечания от преподавателей, завистливые взгляды от одноклассников, и пренебрежительные взгляды со стороны одноклассниц. И еще, что было немаловажно, так это то, что мне было с ними по пути, они жили почти рядом со мною, в доме напротив. И вот идя в школу, или возвращаясь из нее, я всегда шел вместе с ними. Вернее они шли спереди, а я ковылял позади их. Они, конечно же, замечали мои ухаживания, что их очень веселило, они оглядывались, хохотали, дразнились. А я, невзирая на все это как верный рыцарь, упрямо шагал следом за ними. Сейчас, наверное, может показаться смешным, но тогда, самым сложным вопросом, мучавшим меня был, вопрос:----Кого из них двоих я люблю больше? Ведь нельзя же,/ рассуждал я/ любить сразу двоих, да и потом, несмотря на юный возраст, относительно одной из них, / которой, я пока и сам еще толком не знал/, были самые далеко идущие планы! Шло время, мы взрослели и становились серьезнее. Произошли перемены и в наших ''капельках''. Саша стала более грубой и развязанной, нежели чем Женя, это отразилось и на их внешности, и их можно было даже отличить одну от другой, но только тогда, когда они должны были, как нибудь реагировать на происходящие. Когда же они были спокойными, различить их было практически невозможно. Женя, в отличии от Саши, наоборот стала кроткою и спокойною, как пансионная барышня. И вот, как только я понял эту разницу, я сразу же разобрался в том, что так меня волновало. Однажды у нас в школе был какой-то вечер, и я решил пригласить Женю потанцевать. Как сейчас помню, в актовом зале играла музыка, все стояли по углам, как обычно в этом возрасте - мальчишки отдельно, девчонки отдельно. Наши ''капельки'' стояли отдельно от всех и о чем-то весело разговаривали. Я дождался когда началась новая мелодия, и через весь зал пошел к ним. Подойдя, я, как положено, произнес:
----Разрешите пригласить Вас на танец? Они обе удивленно посмотрели на меня, и одна из них произнесла, улыбаясь----А кого именно? Или сразу двоих? ----После чего обе рассмеялись. Я растерялся, и стал смотреть то на одну, то на другую, лихорадочно пытаясь определить, где же та, которая мне
нужна. И вдруг я понял.----Вот тебя! ----И протянул руку, той, которая молчала. Она какое-то мгновение колебалась, а потом кивнула, давая понять, что она согласна. И к величайшей своей радости я не ошибся, это действительно была она – Женя. Когда танец окончился, я как настоящий джентльмен отвел ее на место, поблагодарил и пошел к своим ребятам. Домой я летел на крыльях, я был счастлив, это была Женя, я ее смог узнать, и в этом я видел хорошее предзнаменование. После вышеупомянутого вечера, я научился их различать, не знаю почему, но именно Женин взгляд я ни как не мог выдержать. Когда она смотрела на меня, я всегда терялся и робел, все, как назло валилось у меня из рук. И взгляд этот не был наглый и высокомерный, как у Саши, а какой-то властно нежный, и я окончательно попал под их магическую силу. Неожиданно мне повезло еще больше, и я узнал о том, что после окончания школы Женя собирается поступать в медицинский институт, куда собирался поступать и я. А случилось это вот как, однажды я зашел в библиотеку, и стал листать книги по медицине, и
вдруг почувствовал сзади себя чье-то осторожное дыхание. Я оглянулся, это
была она.----Не помешаю?----с лукавинкой в голосе спросила она.
----Нет что ты! ---- Она кивнула на книги----Интересуешься? Да, ответил я.
----А знаешь, я тоже…..С того самого вечера, мы часто бывали вместе, читая,
жарко споря, и мечтая о том, как мы выучимся, и будем вместе лечить людей. Так наши общие интересы, переросли в дружбу, а дружба переросла в нечто большее. Об этом ''большем'' мы уже догадывались, но признаться, друг другу, в этом пока не могли. Да впрочем, это было и не главным, а главное было то, что теперь мы всегда были вместе.
В отличии от Жени, ее сестра после окончании школы собиралась выучиться, и стать актрисой, - естественно кинозвездой. И справедливости ради нужно признать, что у нее для этого были все основания. А с тех пор как в школе был создан драматический кружок, она все свое свободное время проводила там, и во всех спектаклях исполняла главные женские роли. За это ее уважали и любили. Но вот характер ее многим не нравился. И чем она становилась старше, тем становилась все циничнее и высокомернее. Однажды ее даже так занесло, что она прямо в классе заявила, что все девчонки в школе даже в подметки ей не годятся, чем окончательно поссорилась со всеми подружками и одноклассницами.
Потом, по неизвестным причинам, руководитель драмкружка, учитель литературы поручил ей второстепенную роль в очередном спектакле. Она решила, что таким образом ей мстят, и вообще отказалась в нем участвовать, заявив, что они еще пожалеют и позовут ее. Но ее не позвали, в школе было достаточно способных девочек, которые ее заменили. Это окончательно ее озлобило, она стала грубить даже сестре, спуталась с какою-то темной компанией, но учиться продолжала все равно, на отлично.
Так прошел последний учебный год, мы с Женей упорно готовились к экзаменам, к выпускным, и к вступительным. Саша тем временем, шаталась неизвестно где, и с кем. Несколько раз она даже приходила домой, чуть под хмельком. Родители и Женя пытались поговорить с сестрой, и образумить ее, но она и слушать ничего не хотела:----Моя жизнь, как хочу, так и живу,--- Отвечала она грубо. Наступили выпускные экзамены. Женя сдала их на отлично, Саша, хоть почти и не готовилась в последнее время, но тоже сдала с одной четверкой, а я умудрился даже схватить одну тройку, и что было самым обидным, по своему самому любимому предмету – химии.
Потом был выпускной. Женя и Саша пришли в абсолютно одинаковых, краснопепельных платьях, из какого материала они были сшиты, я не знаю до сих пор, знаю, что, из очень, в то время, модного, и дорогого. Обуты они были тоже в одинаковые туфли, при этом еще накануне обе коротко постриглись, вообщем действительно похожие, как две капли воды. Но я, слава богу, уже к тому времени в отличии от всех остальных которые их до сих пор путали, научился их различать, достаточно мне было просто посмотреть им в глаза. Весь вечер мы веселились, пели песни, танцевали, и уже перед самым утром пошли на речку встречать рассвет, не только нового дня как нам тогда казалось, но и рассвет всей нашей дальнейшей жизни.
Никто даже и подумать тогда не мог, сколько всего свалиться на нас, и что в историю, наш выпуск войдет под страшным словом – "трехпроцентники". Иными словами из ста выпускников после войны в живых останется только трое. Но все это будет потом, а пока мы с Женей шли позади всех, постепенно отставая все больше и больше, и когда расстояние было такое, что мы уже никого не видели, а всего лишь слышали, я впервые ее поцеловал. Сначала, она как бы даже обиделась, но затем улыбнулась и, поцеловав меня, смеясь, побежала догонять наш класс. Я побежал следом за нею, догнал, подхватил на руки, и больше в это утро мы не расставались, поклявшись, друг другу не расставаться больше никогда.
Знаете, есть такой фильм – "Завтра была война"? Вот это как раз про нас. Как раз завтра утром мы должны были ехать поступать, и о том, что началась война, мы даже не узнали, а почувствовали, на своей шкуре. Наш эшелон, в котором мы ехали, подвергся варварской бомбардировке. Саши с нами не было, ей нужно было ехать в столицу, и поэтому ее поезд отправился на несколько часов раньше, чем наш. После того как раздался ужасный грохот, наш состав, ехавший к счастью с небольшой скоростью, просто сошел с рельсов, и лег на бок. Началась паника и давка, но в этом хаосе, все были уверены, что просто произошла железнодорожная катастрофа. Но после того, как сумевшие, выбраться из вагонов, увидели низко парящие и в упор расстреливающие состав и пассажиров самолеты, всякие иллюзии по поводу того, что произошло, исчезли. То и дело в обезумевших криках, вылезавших из горящих и искореженных вагонов пассажиров, вырывалось страшное слово – ВОЙНА.
Наш вагон находился в голове состава, а так как одна из бомб попала прямо в паровоз, то немецкие летчики в своем убийстве, / иных слов для их деяния, я не нахожу/, видимо считая, что и следующие за ним вагоны тоже уничтожены, по нашему вагону почти не стреляли, а уделяли особо пристальное внимание по¬следующим вагонам. Нам удалось через разбитое мною окно выбраться из вагона, и укрыться в близлежащем лесу. Самолеты еще несколько раз пролетели вдоль уничтоженного эшелона, продолжая сеять смерть, а затем, убедившись в том, что свою работу, они сделали - '"на совесть", или просто после окончания боекомплекта, помахав крыльями, исчезли. Все кто остался в живых, были про¬сто шокированы, всем произошедшим, и сначала плохо соображали, что к чему, и что теперь нужно делать. Но постепенно люди приходили в себя и из своих укрытий стали выходить к железнодорожному полотну. Эшелон пылал. Вокруг него валялись убитые и раненные. Стоял страшный вой и плачь, кто-то пытался вытащить из огня своих родственников или знакомых, и порывался в это пекло. Но их удерживали, потому что было поздно. Те, кто мог спастись, спаслись, а те, кому это было не суждено, или погибли сразу, или заживо сгорели в вагонах. Так как мы с Женей имели определенные навыки, то сразу же стали оказывать посильную помощь раненными, обрабатывая, и перевязывая раны. Некоторое время спустя в лесу было организовано что-то вроде маленькой перевязочной, где помогали всем нуждающимся. Руководил всем этим настоящий врач, который ехал в этом составе, а помогали ему мы и еще несколько добровольцев. Вот, собственно говоря, с этих трагических событий, для нас и началась война. Потом было много всего, и голод и холод, и бесконечные блуждания по лесам и болотам, но что было самое страшное в те самые первые минуты, так это неизвестность. Раненых, стариков, и женщин с детьми, мы оставили в ближайшем небольшом хуторе. Местные жители пообещали нам побеспокоиться о них, а все остальные, кто не был ранен, и у кого были силы, решили пробиваться, к какому ни будь крупному населенному пункту, что бы сообщить о произошедшем. И хотя конечно, все понимали, что началось нечто ужасное, но в душе каждый надеялся, что это все-таки не война, пусть чья-то пиратская вылазка или провокация, которых в последнее время было много на границе, но только бы не война! И что очень скоро советские войска, накажут тех, чьих рук это было дело, но, увы, все наши надежды окончательно раз¬веялись, когда на следующий день мы встретили наших солдат, вдесятером оставшихся от целой роты. Почти все они были раненные, с потухшими глазами они то и подтвердили наши самые страшные предположения. Их рассказ поверг нас всех в отчаяние, но отчаяние плохой помощник и советчик, а нужно было жить дальше, жить и по возможности пытаться бороться. Но вот бороться нам было не чем, если не считать тех нескольких винтовок, которые удалось, принести с собою бойцам. Но зато у нас была страшная ненависть к врагу, и непреодолимое желание мстить. Вот с этим самым основным оружием мы и начали свою борьбу. На местах прошедших боев мы разыскивали оружие и боеприпасы, и с тем, что мы находили, мы нападали на небольшие отряды фашистов, и уже в бою добывали себе оружие. В то время в лесах бродило огромное количество самого разного люда, были это и окруженцы, и беженцы, и просто жители соседних хуторов и деревень, которые целыми семьями уходили из-под немецкого ига. Именно за счет вот таких людей, наша сначала небольшая группа постоянно увеличивалась, и со временем превратилась в крупный, боеспособный отряд. Немцы, естественно преследовали нас, и чтобы не быть застигнутыми врасплох, мы были вынуждены постоянно менять свое местонахождение. Так совершая дерзкие нападения на небольшие немецкие отряды, обозы вывозившие продукты и рабочую силу в Германию, в конце концов, мы добрались до нашего городка. Однажды вечером Женя подошла ко мне, и предложила немного прогуляться. Побродив с полчаса, мы вышли на опушку леса, и она, дав мне, бинокль сказала----Смотри!---- Я посмотрел, и сердце мое от увиденного похолодело, это был наш городок. Он стоял в развалинах, хмурый и неприветливый, как будто чувствуя, что он находится в руках врага. Наш отряд рассредоточился и затих. Мы замаскировались и оборудовали весь лагерь, так что его практически невозможно было заметить, не то, что с воздуха, даже с земли. Хотя зима еще не наступила, но в природе уже чувствовалось ее скорое приближение, а места лучшего для зимовки, вряд ли стояло, и искать, к тому же немцы о нашем присутствии даже и не подозревали. Из первостепенных задач, мы поставили себе следующие: - Связаться с другими партизанскими отрядами, которые по рассказам местных жителей находились где-то в этих лесах, а также направить группу в город для того, что бы связаться с местным подпольем. И уже потом, объединив все имеющиеся силы начать совместные действия против врага. Я естественно вызвался идти в этой группе, как местный житель я его прекрасно знал, и хорошо ориентировался. Вызвалась и Женя. Ноя был категорически против того, что бы она рисковала. Она же в свою очередь убеждала командира что парень и девушка, гулящие по городу врятли привлекут к себе особое внимание. Ее доводы не были лишены здравого смысла, и поэтому совет решил послать нас двоих. Идти мы должны были на следующий день вечером. Нас освободили от всех обязанностей, и дали время хорошенько отдохнуть, и подготовиться. Мы почистились, помылись, вообщем привели себя в божеский вид,
Женя даже коротко подстриглась, и стала такою же точно как была на выпускном вечере. Но на следующий день произошло одно неприятное событие. Часовые задержали двух мужчин. И вот как раз тогда когда мы направлялись в командирскую землянку, что бы сообщить о своей готовности идти выполнять задание их там допрашивали. По их словам, они были членами городской подпольной организации одно крыло, которой накануне было разгромлено фашистами, с помощью внедрившегося к ним провокатора. Допрос подходил к концу, когда в землянку вошли мы. И тут случилось непредвиденное – один из допрашиваемых оглянулся, и увидев нас, растерялся, его губи, затряслись, глаза загорелись ненавистью, и в недоумении смотрели то на командира, то на нас. И вдруг с криком:
----Это она! Сука!---- Он бросился с кулаками на Женю. Я успел его оттолкнуть.
----Это она, это она!----Кричал он снова и снова, и опять бросался в ее сторону, но стоявшие рядом бойцы схватили его и крепко держали.
----Пустите меня, ну пустите же меня!----Безумным голосом кричал он.
----Это она, я убью ее!
Но державшие его бойцы и не думали выпускать его из рук, к тому же я стоял впереди Жени, готовый принять его удары на себя. Потом он вдруг обмяк, ноги под ним подкосились, и он стал сползать на пол. Его поддержали, не дав упасть, и усадив на лавку, дали воды, и спустя некоторое время он мало-помалу, стал приходить в себя. Окончательно успокоившись, он рассказал совершеннейшую чушь, при этом то и дело, бросая на Женю и на меня взгляды, полные злобы, и ненависти.
А рассказал он следующее: - Будто бы Женя, и есть тот самый провокатор, который был у них связным, и который их предал. Свой рассказ он закончил обратившись к Жене----Ну что стерва, скажи, что еще не узнаешь меня?
Женя стояла пораженная его рассказом. Она слушала, и как будто не понимала смысла его слов, и то, что все прозвучавшие обвинения в этих страшных преступлениях относятся непосредственно к ней. В землянке стояла гробовая тишина. Не зная, что ответить на выдвинутые, абсурднейшие обвинения, она лишь смогла выдавить с себя ----Но ведь я с лета не была в городе! ----И еле сдерживая слезы, выбежала из землянки.
Командир отлично знал Женю, и прекрасно понимал что, постоянно находясь в отряде, она даже теоретически не могла быть той девушкой, о которой рассказывали подпольщики. Но то, с какой искренностью, и злобной уверенностью прозвучал этот невероятный рассказ, его так поразил, что он даже не сразу нашелся что сказать. Чуть погодя, он обратился к рассказчику----То, что вы рассказали нам, этого попросту не может быть, по той простой причине, что мы знаем Женю с первого дня, и уверены в ней как в самых себе. Присутствующие согласно зашумели, поддерживая командира, все они тоже достаточно долго знали Женю, доверяли ей и любили. Командир резюмировал все следующим образом----Видимо вследствие пережитого нервного потрясения они что-то перепутали, или возможно, что просто та девушка просто очень похожа на Женю. После чего велел ее позвать, и когда она пришла, извинился за все произошедшее, успокоил, и посоветовал не принимать все близко к сердцу, потому что, скорее всего, вышло какое-то глупое недоразумение. Прозвучало все это настолько убедительно, что казалось даже ее обвинители, и те засомневались в своих обвинениях. Вообщем можно было считать, что на этом инцидент был исчерпан.
Если не считать этого дурацкого недоразумения, то казалось, сама судьба послала этих людей к нам в отряд. От них мы узнали очень много полезной информации – явки, пароли, проходы в заграждениях, вообщем все то, без чего даже нам местным жителям было бы крайне тяжело пробраться в город и найти связь с подпольем. А теперь, снабженные этой информацией, ближе к вечеру мы отправились в город. Весте с нами в качестве группы прикрытия пошли еще пять человек. Шли, молча, и хотя все закончилось хорошо, и с Жени были сняты эти дурацкие и абсурдные обвинения, она, тем не менее, была чернее ночи, произошедшее оставило нехороший осадок, как у меня, так и особенно у нее. Я не буду утомлять вас, рассказом о том, как мы выполняли задание, скажу только, что во избежание дальнейших недоразумений, мне все-таки удалось ее уговорить остаться в группе прикрытия, а непосредственно на переговоры я взял с собою другого бойца. Встреча прошла успешно. Ее результатом стала договоренность, что все руководители подполья встретятся с нашим командиром у нас в отряде, где и согласуют вопросы о дальнейших совместных действиях.
Уже возвращаясь, Женя вдруг остановила меня, и крепко сжав руку, спросила:
----А вдруг это Сашка?
----Да нет, не может этого быть, скорее всего, это просто похожая девушка, Саша сейчас наверняка в Москве, или еще, где нибудь, но только не здесь, ведь она выехала раньше, и, стало быть, должна была проскочить.
----Бросился я разубеждать ее. Помолчав несколько секунд, она ответила, что тоже думала об этом. Но все равно она должна проверить, иначе она от неизвестности она просто сойдет с ума. Что я мог ей возразить? Я ее прекрасно понимал, и хотя это было грубейшим нарушением приказа, я тем не менее согласился. Пройдя через развалины и проходные дворы, мы, слава богу, не попавшись ни кому на глаза, добрались до нашей улицы. Нас ждала огромная радость, два наших дома избежали разрушений, и что самое главное, в моих и Жениных окнах горели тусклые огоньки.
Сердце защемило от увиденного, и первое что захотелось, так это сломя голову побежать к себе домой, но я не стал этого делать, так как не желал подвергать своих родителей опасности. К тому же, у меня не было ни какой уверенности в том, что в квартире моих родителей, на данный момент проживают именно они. Женя тоже, не имела такой уверенности, но в отличии от меня она жила на первом этаже, и поэтому, заглянув в щелку между шторами, она увидела кого-то из своих, и счастливо улыбнувшись, она только прошептала. ----Дома. После чего, достав из кармана ключ, / вот, подумал я, даже ключ сохранила, а я свой посеял где-то в лесу, /сама тихонечко отворила двери, и вошла. Ждал я где- то с полчаса, погода стояла на удивление теплая, и на какое-то мгновение я даже забыл, что идет война, и начал злиться, что она так долго не выходит на свидание, но потом, очнувшись, от той счастливой, довоенной жизни, стал не на
шутку волноваться. Попробовал заглянуть в щелку, но она была задвинута, а когда это произошло, я даже не заметил, я отругал себя за то, что расслабился, и потерял бдительность. После чего внимательно осмотрелся по сторонам, нет ли чего нибудь подозрительного. Но вокруг все было тихо и спокойно. Открылась дверь и вышла Женя, то, как она была одета, очень изумило меня. Она была в том же платье и в тех же туфлях что и на выпускном вечере./Так вот что было в том свертке, который она взяла с собою на задание, а я было подумал, что это в отличии от меня, она припасла какой нибудь гостинец своим родителям/.
----Ты что, на танцы собираешься идти?----В недоумении спросил я.
Она не ответила на мой вопрос, и только проходя мимо меня, произнесла:
----Это она, Сашка!
----И что ты собираешься теперь делать? ----Спросил я.
----Я должна с нею поговорить, и все выяснить.
----Но ведь это же безумие! И где ты собираешься ее искать?
----Какой-то немецкий офицер снимает для нее квартиру, в центре, я приблизительно знаю, где это.
----Женя, но ведь это просто безумие!----Взмолился я.
----Я знаю.----Ответила она. ----Но пусть это даже будет трижды безумием, я все равно, должна ее увидеть.
Я убеждал ее, что это очень опасно, что у нее может кто-то быть, и что, в конце концов, она подвергает опасности, не только себя, но нас всех!
На что она мне ответила, что я могу уходить, а если ее схватят, то она ни кого не выдаст.----Ну, да, так я тебя одну и отпущу!
----Ответил я.
Видя, что убедить мне ее не удастся,/ не буду же я силком тащить ее в отряд/, я предложил ей следующее: Мы пойдем к нашим ребятам, возьмем их, и пойдем все вместе. Она пойдет к сестре, а мы в это время будем ее прикрывать. Теперь пришла ее очередь быть несогласной. Она убеждала меня, что это только ее личное дело, и что она должна все сделать, и во всем разобраться сама. Но убедившись, что на этот раз, я не собираюсь уступать, ей пришлось согласиться на мое предложение. Как и договорились, мы пошли к ребятам, и объяснили им, что нужно проверить одного человека, есть, мол, подозрения, что он провокатор. Ребята, соскучившиеся по настоящей работе, хоть и понимали что это очень опасно, и наверняка влетит за это от командира, тем не менее, согласились. Все были в курсе того, что произошло сегодня утром в землянке, а так как Женю в отряде уважали и любили, то все понимали, как для нее это важно.
Мы осторожно подошли к дому, в котором жила Саша, ребята
рассредоточились, готовые в любой момент, прийти нам на помощь.
Мы с Женей обошли вокруг дома, все было тихо, в одном из окон горел свет, и мелькала чья-то тень. Подойдя к входной двери, Женя попросила, что бы я остался на улице, а вовнутрь пойдет она одна. В такие минуты с нею спорить было бесполезно, что мне оставалось делать, только затаиться и ждать. Я спрятался, достал пистолет, и приготовился к самому худшему.
Женя осторожно постучала, но никто не подошел к двери. Она постучала еще, на этот раз громче. Послышались шаги, кто-то подошел к двери, и Сашин голос спросил----Кто там? ----Это я! ----Ответила Женя.
----Кто я?----переспросила сестра.----Я, Женя!
Щелкнул замок, и двери осторожно отворилась.
----Женька!----Удивленно воскликнула Саша.----Откуда ты?----Да проходи же ты, что стоишь на пороге!
Женя вошла, дверь следом закрылась.
Я думал только об одном:
----Только бы там никого чужого не было.
Минут десять, все было тихо и спокойно, но потом стали доноситься голоса, и голоса эти о чем-то громко спорили, потом грохот, потом потух свет и тишина... Сказав это, мой попутчик замолчал. Чем дольше он рассказывал мне свою историю, тем голос его, становился, все более страстным, и нервным, а последние слова он буквально прокричал. И видимо, для того, что бы несколько успокоиться, он и сделал эту паузу. И длилась она достаточно долго. Он как будто собирался с силами, перед последним броском. Я не решался заговорить и прервать паузу, я, просто молча, сидел и ждал, ждал, когда он продолжит. По тому, как он вел свое повествование, чувствовалось, что именно сейчас он подошел к самому главному, к тому ради чего он и затеял эту исповедь.
Он вопросительно посмотрел на меня, и спросил:
----Интересно?
----Да, очень.----Ответил я.
----Выпьете? ----В знак согласия, я просто слегка кивнул головой.
Он разлил по рюмкам остатки коньяка, выпил, и продолжил:
----Когда я вышиб дверь и ворвался в комнату, в кромешной темноте, я споткнулся о стул, валявшийся на полу, и упал. Ничего не видя, я достал спички и зажег. То, что я увидел, повергло меня в ужас. На полу, в луже воды, бездыханно лежали обе сестры, между ними в той же луже валялась электрическая настольная лампа, которая и послужила причиной всего произошедшего. В одно мгновение я оценил ситуацию, и догадался о том, что здесь произошло. Сестры поссорились, завязалась борьба, в пылу которой они сначала свалили вазу с цветами, а затем, видимо падая, сбросили и лампу, которая при падении разбилась в луже воды, куда,
следом за нею упали и сестры. И в то же мгновение, были поражены электрическим током. Это я сейчас, могу так спокойно рассуждать, а тогда я просто растерялся, затем сообразил, что Женю я еще смогу спасти, сделав ей искусственное дыхание, и бросился к ней, но вдруг понял, что так могу и сам погибнуть, и тогда уже не смогу ни чем ей помочь. Я бросился к розетке, вырвал шнур от лампы, после чего бросился к ней. Вот она лежит ближе ко мне, я успел разглядеть ее платье, когда зажигал спичку. Запрокинув ей голову, я начал делать искусственное дыхание. Но тут я поймал себя на страшной мысли:
---- А с чего это я вдруг решил, что это именно она? Ну, как же успокаивал я себя, ведь я же отчетливо видел ее платье. Но в то же мгновение, меня как будто оглушила еще одна догадка.----Но ведь у Саши есть точно такое же выпускное платье!
Я остановился, дрожащими руками зажег спичку, и поднес ее к другой девушке, она лежала точно в таком же платье. Я бросился к ней. Но ведь, и она тоже может быть Женей, впрочем, как и Сашей тоже. Я начну спасать одну из них, и вдруг спасу не ту…. Но где же она, как мне ее отличить, эти мысли рвали меня на части, а тем временем драгоценные минуты, уносящие их жизни, безвозвратно уходили. Я как безумец, метался от одной девушки к другой, пытаясь найти ответ на вопрос, который найти было практически невозможно. Мне нужен был только взгляд, один единственный взгляд и я бы смог ее узнать.----Ну, взгляни, я умоляю тебя, только открой глаза, и я смогу тебя спасти! ----Боже помоги мне!
Если ты есть укажи мне ее! Один только взгляд, я заглядывал им глаза и молил. Но глаза обоих, были холодны и мертвы.
Устав искать ответ на неразрешимый вопрос, я бессильно сел между ними двумя, я должен был что-то сделать, но вот что…. Реально, я мог спасти любую из них, но только одну, тем самым другую, обречь на верную смерть. А вот сделать этот выбор я не мог, я просто не имел права на ошибку. Я чувствовал, что если не найду ответ на этот вопрос, то просто сойду с ума, и, наверное, от сильного потрясения и нервного перенапряжения, на какое-то время потерял сознание. А после того как пришел в себя, мне стало как-то абсолютно все равно.
И то, что произошло, как будто произошло с кем-то другим, а не со мной, а я все это время просто как посторонний наблюдатель, присутствовал при разыгравшейся здесь трагедией. Первая нормальная мысль, которая пришла мне в голову была, что уже поздно. Все, время ушло безвозвратно, и теперь я уже не смогу помочь ни одной, ни другой….
И я засмеялся, от бессилия, и от безумия, каким-то истерическим смехом. Так я и сидел между ними двумя, обхватив обеими руками голову, смеясь и раскачиваясь, из стороны в сторону. А потом абсолютно не, о чем не думая, я поднял с полу валявшийся пистолет, снял его с предохранителя, вставил в рот, и нажал на курок. Последнее что я почувствовал, так это то, что мне вдруг стало удивительно легко.
Сказав это, мой попутчик как-то облегченно вздохнул, и казалось, что он еще раз пережил ту же самую страшную ситуацию, и те же самые ощущения. Немного помолчав, он продолжил:
----Пришел в сознание, я лишь спустя несколько недель. Страшно болела голова, и страшно не хотелось жить. Жестами я подозвал санитара, и объяснил, что бы он позвал, кого ни будь из командования. Минут через пять он вернулся, вместе с ним пришел командир и еще один боец, который был с нами той ночью. Командир поинтересовался моим самочувствием, отругал меня за нарушение приказа, и ушел, пожелав мне скорейшего выздоровления. Николай,/ так звали оставшегося бойца/, видимо поняв единственное желание, которое выражали, остатки моего лица, рассказал обо всем, что было дальше.
Они видели как я, выбив дверь, ворвался в дом, но ничего не
предпринимали, решив подождать, и посмотреть, что будет дальше. А когда прозвучал выстрел, они ворвались в дом, где и увидели меня с развороченной головой. Я еще подавал признаки, жизни и они унесли меня в отряд. ----Ну, вот, стало быть, и все что ты пропустил, давай поскорее выздоравливай, скоро будет очень много работы.----Сказал он, уже уходя, но, видя, что я еще хочу о чем-то спросить, но не могу, он грустным, и полным сочувствия голосом произнес:
----Да Женю, мы тоже принесли и похоронили здесь в лесу!
----КАКУЮ ЖЕНЮ????----Не смотря на страшную боль, прокричал я.
----Ну, как же какую?----Очень удивился Николай.---- Ту, которая лежала возле тебя….
---- Ну, вот, стало быть, и все.---- Усталым голосом произнес мой попутчик.
И продолжил:----Если конечно не считать того, что два раза в год я езжу к ней на могилу, раз в день рождения, и второй раз, я думаю, вы понимаете когда? И вот что самое страшное во всей этой истории, так это то, что я до сих пор, не знаю к кому именно. Или к той, которую проклинаю и ненавижу, или к той, которую боготворю, и люблю до сих пор? А не ездить, поверьте, это выше моих сил!----Сказав это он резко встал, достал из бумажника пятидесятирублевую банкноту, бросил ее на стол, и не прощаясь, ушел, почти убежал.
Я подозвал официантку, и попросил счет, оплатил свою половину, и поспешил в свой вагон, что бы отдать ему сдачи. Но, увы! В купе никого не было, и о моем попутчике напоминали лишь пять белоснежных роз, которые лежали на моей полке. Немного посидев, я решил выйти в тамбур подышать свежим воздухом. За окном было абсолютно темно, и я, вглядываясь в эту тьму все ни как не мог успокоиться, и прийти в себя от услышанного. Я пробовал поставить себя на его место. Как бы я повел себя в подобной ситуации? Что бы я сделал? Наверное, то же самое, хотя впрочем как знать… Одно что я знал наверняка, так это то что даже если нынешняя командировка мне не удастся, она уже все равно удалась.
Мне, журналисту и начинающему писателю, услышать такую исповедь, от человека который пережил ее лично, конечно же, это была удача, и притом очень большая удача.
Утром, меня разбудила проводница, и сказала что скоро моя станция.
Я, пошел умылся, привел себя в порядок, сдал постельное белье, и стал собираться. Выходя, в одной руке я держал свою дорожную сумку, а в другой цветы, которые на перроне, я отдал проводнице.
----Это мне?----Удивленно спросила она.
----Да вам.----Я улыбнулся и добавил----За накладку!
Выходившие со мной пассажиры, в недоумении, смотрели на странного человека, дарящего цветы, кому попало. Проводница, благодарно улыбнулась, и произнесла:
----Спасибо!
В отличии от пассажиров, она конечно же прекрасно поняла, что, я имел в виду.