Сказочная история

Сказочная история - "Заря"
http://www.litprichal.ru/work/133969/

Помню, когда я был маленьким, то каждое лето, на каникулы, уезжал на деревню к бабушке. Не то чтобы я помнил каждое свое лето, но многие истории из своего детства отпечатались в моей памяти, как буковый лист на камне, который хранится в музеях в подтверждение существования жизни на Земле миллионы лет назад. Не знаю почему, но мне захотелось вам рассказать то, что я услышал от своего деда, только не помню, где заканчивался его рассказ, а где включалась моя бурная детская фантазия. А может, это была вовсе и не фантазия, ведь все детали того маленького приключения, что произошло со мной, я помню так отчетливо и последовательно, словно не прошло с тех пор тридцати с лишним лет.
Слушайте…

Предисловие


Я открыл глаза, луч солнечного света пробивался сквозь приоткрытые ставни окон и падал прямо на мою подушку. Я тряхнул одеялом, и очертания луча в пуховой пыли обрели форму светящейся плоскости в полумраке комнаты. Первое утро каникул у бабушки. Ощущение счастья и свободы переполняло меня. Как хорошо так лежать и смотреть, как пыль искрится в плоскости солнечного луча. Очертание луча стало пропадать, и я снова тряхнул одеялом, луч снизу вверх опять наполнился горящими точками.
- Внучек, ты уже проснулся? - раздался голос бабушки, приплывший будто из глубин печи вместе с запахом свежеиспеченного хлеба. Я молча лежал и представлял, как бабушка, наклонившись к печи, достает из нее, деревянной лопатой, хрустящий каравай. Я видел, как она берет гусиное перо, смачивает его маслом и аккуратно смазывает золотистую поверхность хлеба.
- Вну-у-у-чек, вставай давай, не лежи лодырем. Глянь, уже солнце припекает. Бери одежу, и мигом в сени умываться, и садись за стол. Я выключил картинку на том месте, когда бабуля разливала из подойника молоко по крынкам. Баба Маня всегда напоминала мне сказочного персонажа: маленького роста, туго повязанный платок, добрая и круглолицая. Когда вязала или пряла, она надевала круглые очки, и на лице ее, усыпанном морщинками, не глубокими, а как будто нарисованными, проявлялось какое-то спокойствие, до забвения, словно останавливалось время… и мне всегда казалось, что вот сейчас подойдет сказочный кот и начнет, высоко задрав хвост, тереться о ее маленькие ноги в шерстяных носках, и я улечу в какую-нибудь сказочную страну. И еще, она всегда пела, когда трудилась.
- Вставай, вставай, лежебока, - донеслось до меня вместо бабушкиного пения.
Я резко вскочил, рассыпая искрящиеся пылинки в луче солнца. Пробегая мимо бабули, разливающей молоко, я на ходу прокричал: «Ба-аб, я уже встал!» Выбежав во двор, я глубоко вдохнул. Запах сена и пчелиных сот окончательно перенес меня из городской суеты, школы и уроков на свободу.
-И-эх-хааа!!!- вырвалось у меня из груди.
Во дворе висел рукомойник, куры у крыльца топтали пыль, что-то наклевывая, солнце еще не припекало, но висело достаточно высоко, по нему я определил время: наверное, уже восемь или девять... Умывшись, я прошел в сени и сел за стол.
- Баб, а баб, можно я сбегаю на Малоречку искупаться? – спросил я.
- Нет внучек, сначала ты похлебаешь простакишу – нежным старческим голосом ответила бабушка Маня, а опосля пойдешь к деду и отнесешь ему завтрак. Он пасет овец неподалеку отседа, вон на том лугу за малой речкой и бабуля указала на косогор, - вона у косогора, видишь?
Пока я хлебал простоквашу, закусывая горячим, только что из печи хлебом, баба Маня укладывала в узелок завтрак для деда.
- Ну, беги внучек, только в речке не купайся. Деда ждет тебя, опосля искупаешься.
Я схватил узелок и вприпрыжку побежал, напрямки, через огород, перепрыгнув штакетник, а потом с осторожностью - по узкой тропинке, заросшей коноплей и крапивой. На лугу за малой речкой паслись овцы, неподалеку от них, у ивняка я увидел деда Анисима, стоявшего, подпершись палкой.
- Деда, деда, - закричал я.
Дед меня заметил и улыбнулся. Я стремглав бросился к нему.
- Что, внучек, баба прислала? - шепеляво произнес дед, - та-ак, а это что у тебя?... Харчи?
- Угу, - ответил я.
Дед был худощав и высокого роста. Седая щетина скрывала глубокие морщины на лице. Под роговыми очками прятались насмешливые глаза, усыпанные морщинками словно лучиками.
- Ну коли так, - протяжно произнес дед, осматриваясь по сторонам, - тогда пойдем вон под ту березу, там и оттрапезничаем.
Дед направился, чуть прихрамывая, в сторону косогора, на ходу снимая длинную брезентовую накидку с капюшоном.
Мы расположились в тени березы под косогором так, чтобы было видно овец. Дед постелил накидку и начал развязывать узелок. Ладони и пальцы деда были грубыми, как будто выструганы из дерева, я еще удивился, как можно такими деревянными пальцами развязывать такой маленький узелок.
- Деда, а ты ночью не боишься оставаться один с овцами? - спросил я. -Ружья-то у тебя нет, а наша Жучка на волкодава совсем не похожа.
- Внучек, - протяжно ответил дед, снимая кирзовые сапоги, кряхтя и разматывая портянки, - волков боятся - в лес не ходить. Да и ты, вона, босый прискакал. А не боишься, что змеи покусают? На, хоть портянками перемотай, когда домой побежишь, - и дед бросил мне свои портянки, - а бабке я по приходу задам жару, чтоб опосля следила за тобой как следует.
Дед разложил завтрак на белом платочке, в котором тот был завернут.
- На, вот, - дед протянул мне огурец и мед в сотах,- потчивайся, сорванец.
- Не-е, я уже поел…
- Ты мне не перечь, кушай, сказал,- застрожился дед.
Я молча взял огурец и макнул в свежий еще майский мед. В нем плавали кусочки сот, и я старался огурцом ухватить кусочек.
- Деда, а вот ты когда пасешь, о чем думаешь?
- А пошто тебе? - прошепелявил дед.
- Да, так. У тебя ведь книжек нет, с овцами не поговоришь. Ведь ты о чем-то думаешь в это время?
- Ишь, любопытный какой. Это вас в школе думать да размышлять учат. А у нас тута все по-простому. Овцы пасутся, ты смотришь, как бы какая дурная от стада не отбилась.
- Не-е, дед, это ты смотришь… А думаешь-то о чем?
- Гляди на него, как заговорил – думаешь, смотришь? За год, что ли, так поумнел? Или обнаглел? - дед внимательно смотрел на меня. Глаза его смеялись. Я знал, что он строжится без злости, привычка у него была такая – строгость на себя напускать.
- Вы там все в городе такие умные? А вот ответь мне, умник, если гусь гогочет и на всех бросается, как его усмирить?- дед смотрел на меня, ожидая ответа. - Что молчишь?
- Ну-у… надо, наверное, взять прут и прутом ему по морде нахлестать.
- Вот, все у вас так, у молодых да ретивых: чуть что, сразу прутом да по морде. А если бы я тебя за все твои проказы прутом бил? Что замолчал? Каково? Не сладко бы тебе пришлось.
- Не-е, дед, я – это я, а гусь – это гусь.
- Так, что теперь, если ты, так лучше гуся, что ли? От гуся хоть польза есть, а вот от тебя сейчас какая польза?
- Ну… ну, не знаю, - растерялся я.
- Вот вы, городские, все себя лучше других считаете, а чем ты лучше гуся? Нет, чтоб подумать да помочь ему усмириться по-доброму, ведь ты человек, а он гусь, он слабее тебя и дан богом тебе в помощь. Вы сразу в книжку носом, что там об этом сказано? А там об этом ничего не сказано. Там только и учат вас как палкой других помыкать, да себя выше других считать. Так ведь внучек? – дед всегда умел загонять в угол, недаром он пастух – погонщик овец, - подумал я.
- Ну, совсем не так. Нас гуманизму учат, - уверенно ответил я.
- Вас школьной грамоте учат и больше ничему не учат, - дед сделал акцент на «не учат». – Вот, что я тебе скажу, внучек. Учителей ваших самих учить уму-разуму надо, а уж опосля доверять таких олухов, как ты.
Я обиделся на слово «олух» и замолчал.
Дед медленно пережевывал завтрак и пил квас, посматривая в сторону овец.
Я долго обижаться на деда не мог, он, хоть и строжился, и всякие обидные слова мне говорил, но я где-то в глубине чувствовал, что он это делает, чтобы спрятать за внешней суровостью большую любовь ко мне… да и не только ко мне. В каждом нашем разговоре с ним я обнаруживал, что многого не только не знаю, но даже никогда ни о чем всерьез не задумывался. Всегда оставалось впечатление, что он со мной не разговаривает, а чему-то учит. А вот чему? Тогда я никак не мог понять. Только спустя многие годы я осознал, что дед учил меня размышлять и самому все проверять, как бы пропуская через себя то, чему меня учили в школе и окружающие, чтобы впоследствии иметь свое собственное мнение. А доброта и мудрость, спрятанные под внешней строгостью и категоричностью, незаметно входили в меня и оставались во мне законсервированными до тех пор, пока не пришло время выбора. А оно у каждого рано или поздно наступает, вот тогда и проявляется твоя, эгоистическая сущность – себе, мое… Но если есть в тебе заложенная в детстве, сокровенные мудрость и доброта, то тогда ты способен сделать правильный выбор.
Тогда же я просто проглатывал горькие пилюли деда, но долго на него не злился, стоило ему сказать или посмотреть на меня по доброму - и я снова его любил.
- Ну что, насупился!? На, вот, лучше глотни квасок. Скоро жара поднимется, смотри, как парит, - по-простому, как бы для себя сказал дед Анисим,- зной стоит, видно к дождю.
Дедушка никогда не ошибался в погоде. Всегда точно предсказывал, когда будет дождь, когда заморозки, а к ураганному ветру, заранее готовился. Издалека послышался заливистый лай Жучки.
- Деда, Жучка-то что так лает?
- Да видно опять со змеями воюет. Их вон в том ивняку у Малоречки много проживает. Там ключи бьют, земля холодная… они там случки устраивают. Ты, внучек, будь осторожен, босиком туда не ходи. Дед привстал и пододвинулся ко мне. – Дай-ка, портянки я тебе намотаю. - Пока дед наматывал портянки мне на ноги, я почему-то вспомнил про гуся.
- Деда, а вот про гуся ты так и не дорассказал. Как его усмирить?
- Как его усмирить окаянного? – кряхтя, переспросил дед Анисим, проверяя на моих ногах портянки,- да очень просто, сунь ему в ноздрю его же перо, и будет он ходить как шелковый.
Дед, разулыбался и так по-доброму посмотрел на меня, будто почувствовал, что перегнул палку строгости.
Внутри меня прокатилась волна какого-то волнения и трепета перед ним, так что в носу защемило, а к горлу подкатил ком. Я обнял деда, а потом прилег на брезентовую накидку и положил голову ему на колени.
- Дедушка, вот ты все знаешь. А ты можешь рассказать мне, как мы появились на этом свете?
Дед придвинулся к стволу березы, увлекая меня за собой.
- Ну-у, - протяжно произнес он, - всего я, конечно, не знаю… Скажу тебе, что и никто не знает, кроме бога нашего.
- А бог на этом свете есть, - осмелев, перебил я его.
- На этом свете? – чуть поразмыслив, переспросил дед. Не-е, на этом свете его нет. Ведь бог и есть Свет.
- Как это? – спросил я, с интересом заглядывая ему в глаза.
- А вот так, Свет, который наполняет все сущее. Он в тебе, и во мне, и вот в этом подорожнике,- и дед указал на тропинку, где рос подорожник.
- А я его могу коснуться? – спросил я, поудобней располагаясь у его ног.
- Кого? Подорожника? – с улыбкой переспросил дед, снимая очки в роговой оправе и протирая их краем рубашки.
- Да нет, Света этого, который во мне, в тебе и в подорожнике?
- Внучек, - задумчиво произнес дед, затем, помолчав, добавил, - а, вот, горизонта ты можешь коснуться? Попробуй, выйди в поле и иди на горизонт. Так можно идти бесконечно, а горизонт всегда будет перед тобой. Так ответь мне, ты можешь коснуться горизонта? А-а-а, ну что умолк? Не знаешь, что сказать? А я вот тебе скажу, что если ты будешь смотреть на себя моими глазами, а сам отправишься навстречу горизонту, то ты про себя скажешь: «Вот я коснулся горизонта». Так можно коснуться горизонта?
Я внимательно наблюдал за дедом, как он смотрел вдаль и, казалось, говорил, вовсе не думая над словами не подбирая выражений. Будто Свет этот проливался через него. Я смотрел на него и неожиданно для себя ответил:
- Ну, если считать, что земля касается горизонта и я буду наблюдать себя со стороны твоими глазами, дед, то и я, наверное коснусь его – горизонта этого.
- Ишь ты, хвилософ какой. Если бы да кабы. Вот так и Свет – бога нашего - можно коснуться только тогда, когда из себя выйдешь, - затем, помолчав, добавил. - Так что ты у меня давеча спросил?
- Я спросил, как мы появились на Земле?
- Не знаю, не знаю, внучек, вот только помню, что мой дед рассказывал мне, когда я был маленьким.
Я от любопытства заерзал у него под рукой.
- А что он тебе рассказывал?
- Не то сказку, не то быль. Я уже и не упомню. Но, вот, рассказывал мне дед про то, как когда-то давным-давно – ВНАЧАЛЕ… на Земле жили маленькие люди, а было их тогда не так уж и много - всего 613 человек. Женщин было тогда - 365, а мужчин - 248 и все они были молоды и не очень, но были и старцы среди них, их было – семь. И все у них было, как и у нас. Все - да не все. А жили они высоко на горе, за стенами высокой башни в городе Вилон. И был у них день, и была у них ночь, да вот только солнца они никогда не видывали, а вместо солнца им являлась луна. И когда луна светила, у них был день, а когда пропадала, то была ночь. А вот утра и вечера у них никогда не было, не было рассвета и заката и голубого неба над головой, и радугу на небе они никогда не видели, и деревьев, и цветов, и пение птиц и запах лугов цветущих. Моря и реки, дожди и грозы тоже им были неведомы. Не знали они радости рождения и горечи утрат. Жизнь их протекала за стенами башни, с высоты которой они могли наблюдать лишь за луной и звездами. Ведь все, что находилось ниже этой башни, было погружено во мрак, а поэтому все, что было кроме башни они называли просто – кромешная тьма. А еще скажу тебе, что была у них священная книга под названием – «ЗАР’А», и сказывала она о том, что когда пропадут все звезды наверху, то наступит рассвет, и взойдет солнце над землей, и проснутся птицы и звери, и распустятся цветы и листья и запоют деревья лесов и зазвенят ручьи гор и потекут реки с шести сторон и будут впадать в океан. Светом и теплом согреет солнце всех на земле - от муравья до кита в океане. Много всякого было прописано в той книге... да вот только прочесть они ее не могли. Ведь все, о чем говорилось в том писании, они никогда не видели, не слышали, не чувствовали, а значит и не могли себе этого даже и представить.
Я слушал деда внимательно, фантазии уносили меня куда-то далеко-далеко, где я ни разу не был. Сквозь ветви и листву березы прорывалось голубое небо. С луга доносились уже знакомые мне запахи цветущих трав - тысячелистника, зверобоя и душицы. Мысли кружились надо мной, унося меня в далекое-далекое прошлое.

Облако в штанах.



…Он сидел и смотрел в подзорную трубу. Его звали Ав, и он был звездочетом. Каждый лунный день он садился у своей подзорной трубы и считал звезды, а потом докладывал жителям Вилона, сколько звезд погасло. И все ждали его вестей, потому что в священной книге «З”ара» было написано: «…когда все звезды погаснут в небесной выси, наступит рассвет, взойдет Солнце и померкнет Луна в свете Солнца, и тогда голубое небо озарит утренняя заря и проснутся птицы и звери…» Ав знал наизусть священную книгу и глубоко верил в истинность написанного в отличие от многих жителей этого города. Но что такое Солнце, и что означают слова «утренняя заря», кто это птицы и звери и где они спят, что значит «голубое»? И как может оно - Солнце - быть ярче Луны, ведь это попросту невозможно? Каждый раз сидя у своей подзорной трубы, задавался Ав вопросами. Свет Луны так ярок, что на нее и смотреть нельзя без защитных очков. Но Ав так часто смотрел на звезды и Луну сквозь призму увеличительных стекол, что уже привык к яркому свету и в отличие от всех, мог спокойно наблюдать за светилом без очков.
У Ава было очень много вопросов. Священное писание не давало ему покоя, и ему хотелось поскорее все это увидеть, услышать, узнать, и поэтому он каждый лунный день садился у своей подзорной трубы и считал звезды, а когда несколько звезд пропадало с небосклона, он бежал и радостно всем сообщал.
- Ты опять смотришь на Луну без очков, - вбежав и переводя дыхание, возмущенно сказала Раам.
- Это ты Раам? Почему ты всегда такая нетерпеливая и не стучишь в дверь? - повернувшись на вращающем кресле к двери спросил Ав.
- Я стучала!
- Ты влетела со стуком.
- Нет, я стучала, – настойчиво продолжала Раам, притопнув ножкой и слегка наклонив голову, - мало того, что ты уже почти ослеп, глядя на светило без защитных очков, но ты к тому же, наверное, и оглох.
Девчонки… какие они все-таки бывают вредные и упрямые, - подумал Ав.
- Ладно, ладно, пусть стучала. Я работаю, а ты мне мешаешь, - уже спокойно сказал Ав.
- Что тебя принесло, может, хочешь лимонаду? - Ав встал и подошел к комоду, чтобы достать лимонад, он всегда так делал: предлагал лимонад, и Раам, выпивая, таяла и успокаивалась. - Вот, пожалуйста, лимонад. - Ав подал ей прозрачный стакан, украсив его горящими светлячками, только сегодня подаренными ему городским фонарщиком.
- Как красиво!!! – запрыгала от радости Раам и с нежностью в голосе произнесла, - какие они яркие. Ты всегда умеешь меня удивить, Ав.
- Ну, что тебя принесло в столь ранний час?
- Как что? Ты неисправим, Ав… У тебя в памяти так много всего хранится, миллионы звезд. А то, что сегодня четвертая полная луна, ты забыл? Сегодня новый лунный год, и я принесла тебе подарок. Раам выбежала за дверь и вошла с большой коробкой, перевязанной тоненькой ниточкой.
- Ах да, - стукнул себя по лбу Ав! - Сегодня же 6000 лунных лет со дня появления башни Вилонской на земле лунной. Как же я забыл! А это что?
- Открой коробку и увидишь сам, - смущенно произнесла Раам.
Ав бережно взял коробку и стал распечатывать.
- О-о, это новый колпак? – воскликнул он с восторгом.
- Да, я его сама склеила и украсила светлячками, пусть не такими яркими, как у тебя, ведь я не дружу с фонарщиком… - Раам, не договорив, ожидающе смотрела на реакцию Ава.
Ав с восторгом рассматривал новый колпак звездочета, на нем горели звезды и весело улыбался месяц.
- Спасибо тебе. Ты настоящий друг, Раам. - Ав подошел и поцеловал девушку в щеку. Рассматривая подарок, он проклинал себя за рассеянность и такую невнимательность к Раам: «Что же мне подарить ей? Ах да! - догадался Ав.
- А это тебе, - и Ав достал из своего стола коробочку, - правда, я не умею так красиво упаковывать подарки, как ты, но все же возьми, тебе должно понравиться.
- Что это?! - Раам с восторгом и нескрываемым любопытством смотрела на небольшую коробочку. Затем по детски зажмурив глаза (Ав про себя заметил, что она еще совсем ребенок, хотя всего лишь на тысячу пятьсот семьдесят три лунных года младше его), Раам открыла коробочку, и ее лицо засияло от изумления и от тонкого свечения из коробки.
- Ах, - вскрикнула Раам, - Что это?
- Это лунный камень, я его нашел внизу, когда выходил с фонарщиком из башни, чтобы помочь ему собрать светлячков.
- Ты выходил из башни? - нахмурив брови, удивленно спросила Раам. - Но это запрещено, никто, кроме фонарщика, не имеет права делать этого. Это опасно. Как и нельзя встречаться с семью слепыми мудрецами, скрытыми на вершине башни, нельзя смотреть на луну без защитных очков, нельзя вслух читать книгу «З”ара», нельзя фантазировать! - Раам так разошлась, что Аву стало смешно на нее смотреть, и он громко расхохотался.
Девушка в изумлении замолчала.
- Над чем ты смеешься? - На лице Раам маску строгости сменила маска удивления. И это произошло так быстро и внезапно, что Ав опять не удержался и расхохотался еще громче.
- Ты смеешься? - и Раам уже стала улыбаться. - Над чем? - и вот она начала хихикать. – Ну, скажи? - и она уже, как и он, смеялась взахлеб.
- Раам! - не сдерживаясь хохотал он,- Ра-ха-ха-ха-ам, ты мне сейчас напомнила нашу наиумнейшую и всезнающую Фила-Софию - автора великих законов нашего города. Когда ты говорила, твое лицо было так похоже на ее, как точная копия, уменьшенная в размере и возрасте.
- Тихо, тихо, - посмеиваясь уже в кулак, прошептала Раам, - вдруг она услышит, тогда нам несдобровать, и нас ждет длинная нотация. А это страшное наказание, ты же знаешь.
Насмеявшись вдоволь, Ав и Раам уселись на диван.
- Обещай мне, что всегда будешь послушен законам башни Вилонской и их автору и блюстителю – наиумнейшей Фила-Софии, - строгим, но звенящим радостью голосом сказала Раам, заглядывая в коробочку. Свет, исходящий от лунного камня, притягивал ее внимание, и она больше не могла терпеть.
- Это не законно-о-о, - протянула Раам, не в силах оторвать взгляд от камня, и достала его из коробки. – Это одна из тех звезд, которые падают с неба? –Серьезно глядя в глаза Аву, спросила девушка.
Ав тем временем примерял новый колпак.
- Не знаю, Раам, я нашел его на земле у башни.
- Но если, по твоим подсчетам, с неба уже упало один миллион триста тридцать три тысячи звезд. То эта - одна из немногих, которая не провалилась в вечную кромешную тьму за пределами башни?
- Не знаю, - Ав внимательно разглядывал рисунок на своем новом колпаке. - Ты искусная художница, никто в городе не может сравниться с тобой. Ты так тонко придала месяцу человеческое лицо и улыбку, я такого никогда не видел.
Раам засмущалась, но вдруг вскочила и схватила Ава за руку.
- Бросай свои подсчеты, пойдем, спустимся в город. Сегодня праздник, там будет концерт кузнечиков и театр теней. Ведь сегодня полная луна и тени такие яркие. Пойдем скорее, а то пропустим представление. - Раам тянула Ава к двери.
- Нет, Раам, я не могу, у меня сегодня подведение итогов за год. Я должен завтра обрадовать жителей башни, объявив им, что за этот год погасло звезд гораздо больше, чем в прошлом году, и что мы приближаемся к исполнению пророчества священной книги. - И Ав еще раз процитировал сказанное в книге «З”ара»: «…когда все звезды погаснут на небосклоне, рассвет озарит голубое небо, и Луна померкнет в его свете, и взойдет Солнце и согреет своим светом и теплом все сущее на земле от муравья до кита в океане, и тогда проснется лес, каждым лепестком своим встрепенется, и птицы воспоют песню восходу, и все звери от мала до велика будут радоваться ему. И будет утро, и будет вечер, и будет день, и будет ночь, и так будет всегда…» - Ав не договорил.
Раам загрустила и подошла к камину, в котором тихо потрескивал торф, распространяя вокруг тепло.
- Ав, признайся честно, неужели ты веришь в это? И во что ты веришь, если не понимаешь ни одного слова?! Что такое Солнце? Что такое голубое небо? Муровей, птицы, кит в океане, лес? А когда дальше читаешь - там столько заумных слов. Ну, вот, например, из того, что я помню: «…радуга, семью цветами, прольется дождь, облака…» Язык сломаешь, а уж мозги подавно свихнутся, если все это себе представлять. Недаром наша глубокоуважаемая и заумная Фила-София запретила читать эту книгу всем жителям города, считая, что она причиняет вред их психике. Разве мы должны во что-то верить? Зачем? Зачем верить в то, чего мы не знаем? Нет ничего, кроме того, что у нас есть, того, что нас окружает. Вера эта твоя давно уже не в моде. Назови мне хоть одного человека, кто бы верил, как и ты.Ав внимательно слушал Раам, во многом она была права.
- Но книга «З”ара»…, священная книга, а мудрецы наверху башни? Их закрыли, но они тоже верят…
- Мудрецы, они же слепые им больше ничего не остается, как верить в то, что они никогда не увидят!
- А фонарщик?
- И только!
- Почему и только? И я. Разве этого мало?
- Ну, почему ты такой упрямый? Почему ты веришь какой-то неживой книге, а живой и уважаемой Фила-Софии не веришь.
- Я часто наблюдаю за светилом, и вот что скажу тебе: луна бывает полной и не полной... - Ав не успел договорить, как Раам его прервала.
- Но Фила-София говорит, что она наполняется светом от звезд, как этот прозрачный кувшин, а потом выливает этот свет на нашу башню. Поэтому она бывает полная и неполная.
- Она не наполняется, а освещается, как и ты сейчас - при полной луне. Я вижу часть твоего лица светящееся, а часть в тени. Значит, и луну что-то освещает, как луна - нас с тобой. Может, этот свет и называется Солнцем.
- Ты - неисправимый фантазер и нарушитель порядка. Ты же знаешь, что фантазировать нельзя, это запрещает Фила-София. Это вредно для вилонян.
- Но я не фантазирую.
- Я больше не буду разговаривать с тобой на эту тему. Ты идешь на праздник?
- Нет, Раам, мне надо работать.
Раам, фыркнув, пошла к двери, затем вернулась, забрала коробочку с лунным камнем и со словами «Ну, и сиди здесь со своей верой!» выскочила за дверь.
- Спасибо… - прокричал ей Ав вдогонку. «Спасибо за колпак», - уже сам себе под нос прошептал он и, крутнувшись на кресле к подзорной трубе, стал внимательно всматриваться в звездное небо. «Луна, солнце, звезды погаснут, луна, солнце, звезды погаснут, луна, солнце, звезды погаснут», - крутилась одна и та же фраза у него в голове. И вдруг луна медленно стала расплываться в окуляре подзорной трубы. Что это? Ав оторвался от подзорной трубы и встряхнул головой. Посмотрел на обстановку комнаты, все стояло на месте. Опять взглянул в окуляр, но луны не увидел, а на месте луны было какое-то полупрозрачное пятно, так же ярко светящее, как луна. Что со мной? Может, я теряю зрение? Ав почувствовал, как по его лицу от волнения покатились капли пота. Он снова взглянул в окуляр и увидел, что на месте луны было светящееся пятно, по форме напоминавшее лицо старца со светящейся волнистой бородой и очками. Из-под бороды явственно проглядывала веселая улыбка, а за оправой круглых очков - добрые насмешливые глаза. Это пятно было так огромно, что закрывало собой полнеба, но сквозь него можно было видеть очертание луны, как темное пятно на белой скатерти. Ав боялся оторваться от окуляра, он сидел и заворожено смотрел на лицо доброго старца. В голове работала только одна мысль: «Или я сошел с ума или… Кто это? Может, это и есть Солнце?»

- Нет, нет, ты не сошел с ума и ты действительно видишь меня,- заговорила прозрачная светящаяся голова. - Кто я? - Улыбнулась она. - Я не Солнце, я Облако. Затем, помолчав и как бы оглядевшись по сторонам, добавила, - я - Облако в штанах, и ты меня видишь по-правде, и это не сон. Распахни окно.
Ав с волнением привстал с кресла, но страха не чувствовал - он вообще не чувствовал своего тела. Ему даже на минуту показалось, что он, как и это облако, парит у себя в комнате. Подойдя к окну, он настежь распахнул две большие створки. Облако переместилось и зависло прямо у его окна.
- Ну, здравствуй, Ав! - спокойным старческим, но довольно четким голосом поздоровалось Облако.
- Здра.. здрав… здравствуйте, - заикаясь произнес Ав.
Облако улыбнулось, его волнистая борода шевелилась и покачивалась, сквозь нее проглядывала тусклым пятном луна, а звезды, рассыпанные на бороде и волосах Облака в штанах, светились маленькими искорками.
- Ты звал меня, и я пришел к тебе. - Когда Облако говорило, было видно, как шевелятся губы, а из-под очков внимательно смотрят добрые и веселые глаза. И было оно – это лицо - огромным и прозрачным.
- Я-я-я??? – протяжно, с нескрываемым удивлением спросил Ав.
- Да ты, а кто же еще? Я больше никого здесь не вижу. Все остальные люди вашей башенки заняты праздником. Лишь ты один сидел и звал меня.
- Но я вовсе никого не звал, а сидел и считал звезды!
- Нет, ты их не считал, ты в них пытался найти ответы на вопросы, которые зародились у тебя после прочтения древнего писания. Ведь так? Признавайся.
- Ну, да, я всегда искал ответы на вопросы, но причем здесь вы – Облако в штанах. - Тут Ав вспомнил о книге «З”ара». - Постойте, постойте, в священной книге упоминалось такое слово как «облако». Так значит, вот как оно выглядит!
- Не совсем так. Я не скрою, что сейчас похож на облако, но они совсем другие – облака. Ну, ничего, ты все увидишь и все поймешь со временем. Ведь ты этого желаешь, мой дорогой мальчик? Понять и увидеть все, что написано в священной книге. Так? - Облако перелетело поближе к окну, изменив свои размеры, чтобы быть не очень большим.
- Да, конечно, я все время об этом думаю. Я верю, что все написанное в этой книге – правда, которую мы не видим.
- Именно так, сын мой. И я здесь, чтобы помочь тебе. Все дается по Вере, а сил и желания тебе не занимать. Ну, что, пора в путешествие, если ты не трусишь. Я покажу тебе многое, и ты увидишь хорошее. Готов ли ты и крепка ли Вера твоя?
Ав опешил, он вовсе никуда не собирался, а здесь - в путешествие.
- А что такое путешествие? - неожиданно для себя осмелев, спросил Ав.
- Путешествие - это когда ты отправляешься в дальний путь, полный впечатлений и чего-то нового, ранее тобою не виданного. Ты готов? - еще раз переспросило Облако в штанах.
Ав задумался: «Путь - это что-то новое, разве не этого я хотел всю жизнь?»
- А что мне взять с собой?
- Веру, друг мой, и не более. Это все, что есть у человека, больше ему вовсе ничего не нужно. Скоро ты сам в этом убедишься. Я накрою тебя собой, и мы унесемся туда, откуда пришла эта книга. Ты должен закрыть глаза и досчитать до десяти.
Ав зажмурился и начал медленно считать:
- Раз, два, три… - у него перехватило дыхание. Как будто он взлетал высоко- высоко вверх над башней, или, наоборот, падал глубоко-глубоко вниз с башни. На счете «девять» ему на минутку показалось, что они пролетели мимо луны. - …десять.


Увидеть хорошее.

Ав открыл глаза. Было темно. Ав огляделся, Облака рядом не было, башни тоже. Тишина и темнота вокруг напомнили ему то место и время, когда он выходил с фонарщиком за пределы башни. Но что-то было не так, как там. Ав чувствовал необычайный объем вокруг, ему было сложно это с чем-то сравнить, такого еще с ним никогда не случалось. Ав сделал шаг вперед: мягко, - показалось ему. Глаза постепенно привыкли к этой темноте, и он начал видеть очертания каких-то предметов, но все они были как бы вдалеке от него, так что он мог спокойно передвигаться по мягкой поверхности. Ав задрал голову и посмотрел вверх. Небо - такое же, как у нас, - черное, усыпанное звездами, но, как ему показалось, необычайно глубокое, или высокое. Ему было трудно сравнивать: все вроде бы так - да не так. Мелькнуло в голове: «Луна, ой, ой, какая она маленькая! Я так далеко улетел от нее куда-то вниз». Ему стало не по себе, немного подташнивало, то ли от полета, которого он не видел, но чувствовал, то ли от ощущения какой-то наполненности окружающего пространства. Как будто он стал так мал вместе со своим светилом, а вокруг него все было велико и огромно. Ему стало страшно, что он потеряется в этом пространстве. - «Где Облако в штанах, почему его нет?» Ав опустил голову, вокруг все кружилось. Он сел на мягкую поверхность чтобы не упасть от головокружения. - «Где я?»
- А! – коротко выкрикнул Ав.
- А-а-а, – кто-то ответил ему издалека.
- Кто ты? - неожиданно для себя крикнул Ав.
- Ты-ты-ты, - в ответ услышал он.
- Я - Ав, - также коротко произнес Ав.
- Ав-ав-ав, – в ответ услышал он.
- А ты кто?
- То-то-то, - донеслось до него.
- Тебя звать То-о?
-О-о-о!
Ав, немного успокоившись, стал привыкать к невидимому и далекому от него собеседнику, отвечающему ему. Глаза его совсем привыкли к местной темноте, и он начал прислушиваться и трогать руками все, до чего мог дотянуться. То, на чем он сидел, напоминало поверхность земли у башни, где жили светлячки, которых он собирал с фонарщиком. Но запах, он чувствовал какой-то необычайный запах, не очень резкий, но какой-то глубокий, описать который невозможно - просто не хватает слов. Рука касалась ковра на котором он сидел. Каждая ворсинка его была живой, упругой и податливой.
- Облако! – крикнул Ав в надежде услышать ответ от прозрачного лица старца в очках.
- Ко-о-о…
«Кто-то просто дразнит меня», - подумал Ав.
- Облако в штанах!!!- что есть силы прокричал Ав.
- Ах-ах-ах! - Отозвался невидимый хулиган. «Здесь все так дразнятся?!» - подумал Ав и огляделся по сторонам, но встать с мягкого ковра не решился. – «Буду ждать. Он меня принес в это путешествие, ему и найти меня». Вдруг Ав услышал знакомый звук, что это? Да это кузнечики! Звук нарастал и нарастал, казалось, он заполнил все пространство вокруг. Как прекрасно услышать знакомые звуки, значит, здесь тоже живут кузнечики? Аву стало легче от этой мысли, наконец-то он встретил то, что ему давно знакомо. Пока он слушал стрекот кузнечиков и трогал ворсинки ковра, принюхиваясь к каждой притянутой, вокруг что-то изменилось: внешнее пространство стало делиться на два совершенно разных. Нижнее оставалось темным, а верх начинал светлеть. Что это? Ав испугался. Он ранее никогда не видел такой четкой разделительной полосы между небом и землей. «…и горизонт отделит небо от земли…» вспомнил он фразу из прочитанного в священной книге «З”ара». Это горизонт? Не может быть, но он видел и видит, как низ отделяется от верха, и верх становится светлее. Звезды! Сколько осталось звезд? Ав взглянул вверх. Звезды таяли, их становилось все меньше и меньше. Но и небо между ними все меньше напоминало прежнее чернеющее пространство. Оно приобретало необычайный оттенок, которого Ав никогда не видел. Не может быть! «…небо озарит заря», - вспомнил он из древнего писания, значит, начинается рассвет. Так вот что называется рассветом, если бы я не увидел этого, я даже не мог бы и предположить, что это так необычайно и так красиво и грандиозно. Ав поднялся, он смотрел на разделительную полосу: это, наверное, как написано в священной книге, «горизонт», там, должно быть, «Солнце». Где оно? Потом он посмотрел на звезды, они пропадали все разом, а не так, как он считал, - по одной. Они исчезали с небесной выси тысячами, миллионами. Луна, и так маленькая, вдруг стала совсем ненужной, как бы лишней на небе. А горизонт все усиливал свои очертания. Небо - «голубое небо», так вот что такое – «голубое». Вдруг все стихло. Ав уже не слышал, как стрекочут кузнечики. Наступила полная тишина, на небе не осталось почти ни одной звезды. Ему стало страшно, все вокруг как будто замерло перед чем-то необычайно великим. Небо становилось все глубже и выше, а земля… Что с ней? Она была такой пестрой и необъятной. Ав никогда в жизни не видел такого разнообразия оттенков. «Это же «цвета», да точно, это разные цвета, о которых упоминалось в книге: «голубое небо», - Ав посмотрел на небо. – «А что такое «зеленые леса»? Не они ли меня окружают? Конечно же, как в книге «З”ара»: «зеленый лес, деревья». Удивительно, но никогда не спутаешь небо с лесом, ни по форме, ни по краскам. Я даже представить себе не мог, что такое лес, деревья и что одно понятие совершенно не похоже на другое и их никогда не спутаешь». Рядом с Авом, совсем рядом, росло дерево, и Ав направился к нему. Шагнув, он почувствовал, что ноги у него совсем одеревенели от долгого сидения в неподвижной позе. Ав старался комментировать про себя каждый свой шаг и все увиденное, вспоминая прочитанное в книге «З”ара»: «Я иду по… «траве», вот она – это и есть трава. Да, точно, это - трава. И я иду по траве к …«дереву», а за мной «горизонт», разделяющий верх и низ, и на этом горизонте появится «Солнце», и тогда «проснутся птицы и звери». Тишина, которая наступила некоторое время назад, испугав его, вдруг была нарушена пением, таким отрывистым, а местами мелодичным с переливами, и это пение совсем не было похожим на стрекот кузнечиков. Ав продолжал идти к дереву, как вдруг услышал с другой стороны новую трель, а потом на него обрушился целый шквал звуков: «Лес проснется, и птицы воспоют…» Это просыпается земля. Ав остановился в ожидании Солнца. Он повернулся вокруг своей оси и вдруг увидел, что слева от него на горизонте небо изменило свой цвет. Вдруг оно озарилось какими-то необычайными красками. Это Солнце?! Там на горизонте оно встает!? Ав взглянул в небо и не увидел больше луны, она пропала. Значит это Солнце, как сказано в древнем писании: «…и померкнет луна в свете…» Вот оно - Солнце!!! Я увидел хорошее!!!»
- Ав, мальчик мой! - вдруг показалось Аву, что за его спиной кто-то его завет. - А-ав, сын мой, ты меня слышишь?

Ав повернулся и увидел у самого дерева Облако в штанах. Но теперь оно было вовсе не прозрачным, а таким же, как и он, только гораздо больше ростом. Он увидел сидящего под деревом на стуле старца в белых одеждах, все с той же волнистой бородой и в круглых очках. Рядом со старцем стояло на четырех ногах существо, совсем не похожее на человека, - с открытым ртом и вывалившимся из него длинным языком.
- Это мой друг, не бойся его. Это собака - друг человека.
Из книги – «З”ара» пришло на память «…и звери проснутся».
- Это зверь? - Невольно во все лицо улыбнулся Ав, - можно я его потрогаю? Старец одобрительно качнул головой. Ав склонился над собакой и пальцем тронул ее за язык. Собака сразу проглотила его, а, затем, облизнувшись, мокрым носом сама прикоснулась к Аву.
- Мокро. - Ав провел рукой по шерсти. - Мягко. - Ав гладил собаку, теребил ее за морду, смеясь и поглядывая на старца.
- Ав, мой мальчик, ты пропустишь восход, - с улыбкой, понимая восторг Ава, сказал старец. - Обернись и посмотри вдаль на горизонт.
Ав поднялся с колен и повернулся лицом к горизонту. Он и вообразить себе не мог такого великолепия, какое открылось ему. Его охватил восторг перед величием и каким-то неразрывным единством всего сущего, которое выражалось именно в этом восходе. Все во круге пробуждалось словно ото сна, краски наполняли его ощущения до краев и проливались наружу, как чистая вода из кувшина. Пение птиц, стрекот кузнечиков, казалось, заполнили все пространство, переполняя слух, но не тяготили, он не испытывал ничего кроме наслаждения. Вдруг Ав увидел, что трава покрыта каким-то голубым туманом, словно небо спустилось на землю и окрасило своим светом каждый лепесток. «Это утренняя роса, - мысль легко, как бабочка, коснулась Ава. - Постой, откуда я знаю столько слов, откуда знаю, какое из них относится к тому, что я вижу, слышу или ощущаю?» Но звездочет точно знал, что все распознает верно и не ошибается в названиях, будто знал их всю жизнь. Все сокрытое открылось ему, и более того, он почувствовал, что ранее был узником, запертым за стенами маленькой и ничтожной, по сравнению с вечным Светом, башни, а теперь он свободен.
- Вот оно, сказал старец и протянул Аву темные очки. Надень, прошу тебя, ты пока еще не можешь без них смотреть на Солнце.
Ав и не противился, потому что как только показался первый луч на горизонте, он зажмурился от резкой боли в глазах.
Все вокруг просыпалось и оживало. Бабочки, стрекозы, птицы порхали в воздухе, создавая уютную суету. Небо было голубым и таким высоким, что, казалось, невозможно построить такую башню, которая хоть на миллиметр приблизит тебя к нему. Зелень разрасталась повсюду, но это была вовсе и не зелень – разве опишешь такое многообразие красок! И тут Ав впервые подумал о Раам. Если бы она увидела все это, то смогла перенести на бумагу, если нашлась бы такая же огромная палитра красок.
- Как ты, Ав? Увидел ли все, о чем пишет священная книга? - спросил с нежностью старец.
- Не знаю, каждый мой вздох, каждое мое движение рождают столько нового, что мне сложно сказать, все ли я увидел. Думаю, я и тысячной доли не увидел того, что можно увидеть в свете Солнца! - ответил Ав, заворожено глядя на горизонт.
- Ты прав, Ав. Свет переполняет тебя, но ты пока слишком мал, чтобы увидеть и миллионную часть того, что дарит нам Свет, – сказал старец, повернувшись всем телом к Аву. Он смотрел на Ава сверху с такой нежностью и любовью, словно вобрав в себя весь Свет, проливал его прямо в сердце Ава, - но тебе скоро домой, а мы должны с тобой о многом поговорить.
Старец встал, ростом он был почти в два раза выше Ава.
- Пойдем навстречу горизонту, я тебе покажу океан.
Ав с радостью пошел за ним и, несмотря на то, что старец шел очень медленно, еле поспевал за ним. Его постоянно что-то отвлекало или останавливало: то из под ног вылетит какая-нибудь птица, то он увидит прекрасный цветок и остановится, чтобы поближе разглядеть его, то станет обходить лягушку или шмеля, чтобы не наступить на них, а пока обходит, увидит муравейник и присядет у него, чтобы полюбоваться, как его обитатели прекрасно устроили свой дом, бегают друг по дружке и при этом не мешают друг другу. То Ав услышит рев какого-нибудь зверя или увидит его и вместе с собакой устремятся за ним. Старец шел ровно и был всегда рядом. Они почти дошли, каменистая местность была незнакома Аву, и он с трудом преодолевал препятствия: перелазя через камни и перепрыгивая узкие расщелины.
- Мы пришли, - сказал старец и остановился у обрыва. Ав, запыхавшись от проделанной работы, подошел поближе к краю.

- Что это?! – с нескрываемым восторгом спросил Ав. Ветер качнул его, и он чуть было не сорвался вниз,- У-ух ты, - и он ухватился за белые полы накидки старца.
Аву показалось, будто небо перевернулось, и Солнце упало вниз.
- Океан, - протяжно и спокойно ответил старец. Его слова лились, как песня, и вдруг Аву показалось, что кто-то поет, и он взглянул на старца. Это пел старец, он пел на языке, которого Ав не знал, но каждое слово песни отпечатывалось в его сердце, каждый звук мелодии достигал его слуха и проникал так глубоко, что смысл песни стал открываться ему и Ав даже начал подпевать. Солнце вставало на горизонте, оживляя все на земле и очищая сердце Ава, его охватило чувство, до этого совсем не знакомое, как будто свет Солнца проник внутрь и стал частью его самого. Из глаз звездочета покатились слезы - слезы счастья и любви. Так вот что означает слово «любовь», которое так часто встречалось в священной книге.
Старец закончил петь песнь восходящему Солнцу и, опустив голову, внимательно, с улыбкой посмотрел на Ава.
Ав продолжал смотреть заворожено на океан и восход Солнца. Океан на линии горизонта сливался с небом, почти не образуя видимой границы. Солнце полукругом заполняло все пространство, неся своим светом вечную любовь.
- Пожалуй, мы остановимся здесь и потрапезничаем, - услышал Ав голос Старца, - ведь ты, наверняка, проголодался.
Ав вдруг почувствовал необычайный голод
- О, да, Облако. Можно мне так вас называть? – ответил Ав, высоко задирая голову, чтобы посмотреть старцу в лицо.
- Нет, друг мой, облако - это совсем другое. Вон, посмотри на небо.
На этот раз Аву не пришлось задирать голову, поскольку небо и океан были на уровне его глаз. Он увидел легкие, полупрозрачные белые пятна, точь-в-точь такие, как он увидел у себя на башне в тот момент, когда познакомился с Облаком в штанах. Они плыли по небу, образуя причудливые формы. Одно было похоже на собаку, другое напоминало крылья бабочки, пролетавшей мимо и усевшейся на цветок.
– Посмотрите, посмотрите, вон там, облако напоминает вас, когда вы ко мне прилетели…. Так как же вас называть и кто вы? - Спросил Ав, не отрываясь от увиденного на небе.
- Ав, сын мой, я Отец твой и народа твоего - склонив голову и улыбнувшись, ответил старец, - А имя мое Ава’я.
- Отец…, сын… . Я встречал эти слова в священной книге. Так вот что они означают, теперь я знаю, что такое отец, это…
- Думаю это не совсем так, как ты сейчас видишь, - перебил его старец. Познать, это не просто увидеть, почувствовать или потрогать. Познать что-то или кого-то, это значит стать таким как он, слиться с ним, стать частью его самого.
- Как это? – Ав снизу вверх смотрел на старца, пытаясь понять его.
- Не будем торопиться, мой мальчик. Придет время и ты познаешь все и станешь отцом и будут у тебя сыновья и назовешь ты их …, - старец не договорил, он улыбнулся такой светлой улыбкой, словно просияло второе солнце на горизонте и добавил,- Но всему свое время, сын мой.
Они прошли вдоль обрыва, и Ав увидел полянку, на которой стоял куполообразный шатер, а под ним стол и два стула. На белой скатерти Ав издали разглядел необычайное множество блюд и напитков. Они подошли к столу, и Ава’я предложил присесть. Ав расположился за столом, сев на специально положенную для него на стул подушку, поскольку стол был так высок, что Ав не смог бы дотянуться ни до одного из блюд.
- Угощайся, - с улыбкой на лице, как радушный хозяин, сказал Ава’я, указывая рукой на все блюда.
Ав сглотнул слюну, но какие-то непонятные чувства стыда и неловкости перед великим хозяином мешали ему прикоснуться к еде. Ава’я, казалось, сделал вид, что не замечает неловкости гостя. Он разлил вино по бокалам и поднес один из них Аву: «Выпей, мальчик мой. Утоли жажду».
Ав с трепетом и благоговением принял чашу от хозяина и сделал глоток. Вино было небесным, таким легким, что Ав не заметил, как осушил весь бокал до дна.
- Ну, вот и умница, - по-доброму, с наслаждением и полными счастья глазами – сказал Ава’я. - Ты увидел землю обетованную. Но этого мало, я очень жду, когда ты придешь на нее, и освоишь ее, и будешь жить здесь, пока я не призову тебя подняться над ней и быть в Храме моем, в слиянии со мной. - Ава’я говорил так медленно, что Аву казалось, будто он слышит все слова по буквам и каждая буква имеет огромное значение. Он заворожено слушал, не прикоснувшись ни к одному из блюд.
- Но прийти на землю Солнца ты сможешь лишь со своим народом. Они должны все, как один, поверить тебе, и тогда я укажу путь вам.
- Но как же они поверят, если во мне нет силы вашей, и кто я для них - всего лишь звездочет, умеющий считать звезды и только?
- Ты знаешь, как Верой одной ты пришел сюда и Веру эту посели среди народа твоего, тогда поверят они не тебе, а Вере, и будут неизменны ей до конца. Твое желание пробудит в них силу, и воспоете вы у подножия башни все как один, тогда приду я к вам, и будете вы благословенны Светом и откроется путь вам на землю Солнца. И найдете здесь любовь и познаете счастье и горе. И счастьем будет каждый миг вам в Свете и горестным во тьме. Полна будет чаша ваша до краев, и испить вам нужно будет ее до дна, и лишь тогда я призову тебя к себе. А это, друг мой, в помощь тебе, - и Ава’я протянул Аву предмет, похожий на подзорную трубу, только маленькую. - Взгляни в него, это калейдоскоп, там все краски этого мира, возьми его с собой, он поможет тебе найти дорогу сюда. – Ав с трепетом взял калейдоскоп, но не взглянул в него, а посмотрел в глаза старцу. Ава’я смотрел на него и взгляд его был так глубок и проникновенен, что касался сердца Ава, но не того Ава которого звали звездочетом, узники ничтожной башенки, а Ава другого, чье сердце было переполнено Светом любви и восторга. - Уже пора, мальчик мой, возвращаться. Закрой глаза и сосчитай до десяти. Ав хотел многое спросить у Ава’я, но не решился перед его величием ни на один вопрос. Он зажмурил глаза и начал считать.
- Раз, два, три… - опять перехватило дыхание. Он взлетал или падал, все смешалось, - девять, десять. - Ав открыл глаза. Он смотрел в окуляр своей подзорной трубы и видел полную луну. Звездочет откинулся в кресле. Что со мной произошло? Я только что был не здесь. В памяти всплывали мельчайшие подробности его путешествия. «Это точно было! Я не спал, я четко знаю и теперь представляю, что означает любое слово, написанное в священной книге. Вот, например, Солнце… - и Ав мгновенно представил, как оно всходило на небосклоне. – Собака… я ее трогал… - и Ав вспомнил и шерсть, и язык, и четыре ноги. - Голубое, зеленое… я это все видел, я знаю, что это такое. Это не сон, это было со мной. Были и Облако в штанах и старец, небо, рассвет, солнце, океан, и трапеза, и пение Ава’я! Я не сошел с ума. - Ав поднес к лицу руки, чтобы протереть глаза, как будто этим движением хотел избавиться от маленького, но, как заноза, острого, сомнения. В руке он держал калейдоскоп, - ну, вот, это все доказывает! Он взглянул в него, направив на свет луны. Все краски новой земли, всего того, что он увидел там, переливались в маленькой подзорной трубе, и он вспомнил все до мельчайших подробностей, а главное последние слова Ава’я: «Но прийти на землю Солнца ты сможешь лишь со своим народом». Надо все рассказать жителям башни, прямо сейчас. Ав вскочил с кресла, надел новый, подаренный Раам колпак и направился к двери.

Изгнание

Ав спускался по лестнице, спиралью обвивавшей башню. Башня, в которой находился город Вилон, была круглой и очень высокой, как раньше казалось Аву. Она делилась на двенадцать ярусов, а на самом верху находилась обсерватория. На первых двух ярусах располагались хозяйственные помещения и фабрики. Остальные занимали жители города в соответствии с их уровнем сознания и подобию склада ума. Эталоном ума и сообразительности была Фила-София Клипа, она издавала и охраняла законы Вилона. Тот, кто нарушал законы Фила-Софии, изгонялся в самый низ башни, в зависимости от меры наказания. Было три меры наказания: длинная нотация, не очень длинная и короткая. Если нарушитель оказывался злостным и непримиримым, ему читалась короткая нотация, и он изгонялся из башни в кромешную тьму.
Все ярусы башни соединялись одной круговой лестницей, котороя вела также на самый верх башни, где находилась обсерватория, и где Ав наблюдал за звездами. Фила-София Клипа жила по соседству и часто заходила к нему, как правило, чтобы сыграть с ним в кубик Рубика на время. Звездочет был искусным мастером и часто, чтобы не сердить премудрую властительницу законов, поддавался ей. Она очень гордилась каждой своей победой и всегда после игры, слегка потрепав ладошкой Ава по щеке, свысока (несмотря на то, что она была маленького роста), надменно говорила: «Мал еще, тебе учиться и учиться…» - и уходила, не попрощавшись. Ав хоть и боялся ее, но где-то в глубине души жалел. Почему жалел, он даже не понимал.
Ав бежал по лестнице, ведущей на центральную площадь башни под названием Тиферет, она находилась в средней части четвертого яруса. Четвертый ярус башни делился на три подуровня, и главная площадь занимала среднюю часть. Посереди площади стоял «Помост Нога», с которого Фила-София Клипа вещала все свои законы и нотации. На этот помост никому нельзя было восходить, кроме самой Фила-Софии и звездочета, который докладывал о количестве потухших звезд и о стадиях наполнения светом нашего светила – Луны. Но каждый раз, после окончания доклада звездочета, на помост выходила преумная, высоко-поставленная Фила-София Клипа и произносила одну и ту же речь: «Внимание, внимание! Говорит Клипа Нога! Слушайте меня, обыватели великого Вилона! Когда все звезды отдадут нашему светилу весь свой свет, тогда оно прольет его на нашу башню и померкнет луна в лучах нашего света, и станем мы Солнцем, и будем светить вечно, о чем нам пророчествует старая книга». Фила-София искажала текст священной книги с точностью до наоборот и никогда не называла ее священной или - «З”ара», а только старой. Но люди об этом не знали, потому что чтение этой книги вслух было запрещено, а многие обыватели вовсе не умели читать. По окончании ее речи все обыватели хлопали в ладоши и скандировали: «ФИЛА-СО-ФИ-Я, ФИЛА-СО-ФИ-Я, ТЫ УМ-НЕЙ-ША-Я И СВЕ-ТЛЕЙ-ША-Я КЛИ-ПА-А-А!!!»
Ав сбегал по лестнице, нет, он не бежал, а летел, не чувствуя своих ног. С того момента, как Ав побывал в путешествии, он совсем забыл о себе, а тело его казалось таким легким и маленьким по сравнению с величием увиденного, что звездочет его попросту не чувствовал. В памяти его отпечатались последние слова Ава’я: «…Но прийти на землю Солнца ты сможешь лишь со своим народом. Они должны все как один поверить тебе, и тогда я укажу путь вам». Ав летел по лестнице и думал, что взойдет на помост Нога и все расскажет обывателям Вилонской башни и все услышат его. «Я им расскажу обо всем, что написано в священной книге – «З”ара», и о том, что все это я увидел своими глазами, услышал своими ушами и почувствовал. Сейчас праздник и все жители гуляют на площади Теферет. Они услышат меня, и мы откроем землю Солнца. Ав спустился на четвертый ярус, прошел треть этого уровня и очутился на площади. Не останавливаясь и не оглядываясь по сторонам, он взошел на помост Нога:
- Слушайте обыватели Вилона, жители башни поднебесной, говорит Клипа-Нога, - он всегда так начинал свой доклад и в этот раз решил ничего не менять.
Обыватели города веселились, танцевали и пили опущенный лимонад. Никто не ожидал в разгар веселья ни нотаций Фила-Софии, ни доклада звездочета, и потому его никто не слышал.
- Слушайте, братья и сестры, - повторил Ав, - говорю я – сын Отца вашего, - на последней фразе Ав сделал акцент и люди отреагировали. Все замерли и внимательно посмотрели на звездочета.
- Жители города Вилон, народ мой, – неожиданно для себя прокричал Ав и сделал паузу. - Друзья мои, я сегодня увидел… - Ав сделал паузу, - увидел хорошее!!! - наступила полная тишина, все внимательно смотрели на Ава, перестав танцевать и бросив пить опущенный лимонад.
- Я сегодня… - Ав опять сделал паузу, он впервые произносил не утвержденный Фила-Софией доклад. В начале он искал в голове избитые фразы, часто употребляемые в докладах, но сбившись и не найдя подходящих слов, продолжил, - братья мои и сестры, народ мой, я был там, где встает Солнце. Я видел его!!! - толпа загудела, но никто не тронулся с места. - «Меня на эту землю привел Отец наш, чье имя – Ава’я, который вначале был Облаком в штанах, но там, на новой земле он был, как человек…» – толпа зашевелилась как-то вразнобой, послышались смешки и короткие выкрики:
- Это шутка?!!
- От звездочета. В честь праздника!!!
- Ха-ха-ха, - толпа, охваченная весельем, начала раскачиваться. Кто-то, подхватив общее настроение, выскочил в центр площади, широко растянув на себе штаны, стал плясать и приговаривать:
- Я облако, я облако, я облако в штанах!!!
Все начали смеяться и пританцовывать, изображая облако в штанах.
- Вы меня не услышали, я вправду… - кричал Ав в толпу, пытаясь остановить их и снова привлечь к себе внимание, но его не слушали. Кто-то кричал «Хорошая шутка, звездочет. Иди к нам выпей опущенный лимонад!!!»
- Лю-ю-ди-и, - кричал Ав, - я вправду видел все то, о чем говорит священная книга…, - но его слова пропадали в шуме толпы. Народ продолжал веселиться.
В толпе Ав увидел Раам, она стояла и печально смотрела на него. Было еще несколько людей, которые подошли ближе к помосту с желанием услышать, о чем говорит звездочет. Но гул толпы заглушал все, что бы Ав ни сказал. Он оторвал взгляд от толпы и увидел фонарщика, который поднимался к нему на помост, а за ним шла Раам.
- Ав, дорогой, что на тебя нашло? - с волнением в голосе произнес фонарщик.
- Ав, ты сошел с ума, - продолжила Раам! - Что ты наделал? Твоя… эта… вера совсем свихнула тебе мозги. Ты хоть представляешь последствия? Фила-София не спустит тебе с рук эту выходку. Ты будешь наказан, в лучшем случае длинной нотацией! Это в лучшем случае… – Ав, у тебя на голове мой новый колпак, он тебе идет, - на секунду смягчилась Раам. - Но боюсь, что скоро он тебе больше не понадобится. Тебя опустят на самый нижний уровень башни, откуда тебе уже не видать ни звезд твоих, ни светила нашего.
- Но я и вправду видел все, все, что написано в священной книге – «З”ара»! Вы мне не верите??? – и Ав посмотрел на фонарщика. Тот опустил глаза. - Раам? – Ав взглянул на Раам. У нее на глазах появились слезы.
- Но, друзья, я не фантазирую, вы что, мне не верите? Но у меня есть… - Ав вспомнил про калейдоскоп, подаренный ему Ава’я, со словами «это поможет тебе». Ав вспомнил, что держал его в правой руке. - Вот он – калейдоскоп, - и Ав поднял правую руку, но с удивлением обнаружил, что рука пуста. «Неужели я его потерял, - с ужасом подумал Ав. Он начал вспоминать и вдруг вспомнил, что когда надевал на голову новый колпак, положил калейдоскоп на стол.
Друзья, я оставил калейдоскоп у себя в обсерватории на столе. Он докажет вам, что все сказанное мной - правда, побежали наверх, я вам его покажу. Ав начал стремительно спускаться с помоста, увлекая фонарщика и Раам за собой.
- Тэ-ак, Тэ-ак! Ав, Раам… Гляжу, вы повеселились! И ты фонарщик тоже с ними? – строгим пугающим тоном произнесла Фила-София, перекрывая им дорогу. – Вам это с рук не сойдет! - на повышенных тонах, с выражением, словно произнося речь перед толпой, сказала Клипа. - Никто не имеет права стоять на помосте Нога! За это я вам…, за это я тебя… - говорила Фила-София, указывая пальцем на Ава, – я лишаю тебя права быть звездочетом и находиться на ярусе выше четвертого включительно! А завтра я вам всем троим прочитаю нотацию, какой длины она будет, я пока не решила, но думаю, что не длинной.
- Но у меня там, в обсерватории… - не успел договорить Ав.
- Я тебе запрещаю!!! – Фила-София сделала ударение на слове «запрещаю». Она сорвала с его головы подаренный Раам колпак, повернулась и удалилась.
- Нотация?! – испуганно выкрикнула Раам.
- Нотация, - с сожалением в голосе сказал фонарщик, - будем надеяться, все же, что она будет не короткой.
Аву на память пришли выдержки из закона Фила-Софии: …1) нотация длинная запрещает провинившемуся находиться выше средней части четвертого яруса Вилонской башни, но разрешает быть на площади Теферет и слушать речи, произносимые наиумнейшей, наисветлейшей Фила-Софией; 2) нотация не очень длинная запрещает провинившемуся находиться выше четвертого яруса Вилонской башни, включительно и слушать речи, произносимые наиумнейшей, наисветлейшей Фила-Софией; 3) нотация короткая запрещает провинившемуся находиться в Вилонской башне и обрекает его на вечное забвение в кромешной тьме за пределами башни.
- Ав, Раам, позвольте мне предложить вам свою мастерскую, - невесело сказал фонарщик, - ведь нам уже запрещено подниматься выше площади Тиферет.
Все трое молча направились по круговой лестнице в самый низ башни. Пока они спускались вниз на нулевой уровень, где находилась мастерская фонарщика и его жилище, фонарщик и Раам, по очереди задавали Аву вопросы.
- Что с тобой Ав? Объясни нам, отчего ты такой возбужденный? И что это за выходка - подняться на помост Нога и вещать о своих фантазиях, - спросила Раам.
- Да, скажи нам, что с тобой произошло? - спросил фонарщик.
Ав молчал. Он, опустив голову, медленно спускался по круговой лестнице и молча проклинал себя за неспособность донести людям, что все увиденное им прописано в священной книге и все это - правда. Что есть Солнце. Есть восход. И увидеть это может каждый, и жить мы можем там, на земле Солнца, но только тогда, когда все как один поверим в это.
«Недавно, совсем недавно, - думал Ав, - я стоял и наблюдал восход Солнца, слышал пение птиц, запах цветов, а теперь где я? - Слезы текли по его щекам. Он был подавлен тем, что не смог донести до своего народа правду, и тем, что теперь находится на самом нижнем ярусе башни, куда даже тень от луны не проникает.
Они вошли в мастерскую фонарщика. Ав, хоть и давно дружил с фонарщиком, но никогда не бывал у него дома. Он часто помогал фонарщику собирать светлячков, но всегда делал это не для того, чтобы облегчить труд фонарщика, а лишь из любопытства, и поэтому видел лишь то, что ему хотелось видеть. Но то, что он увидел, войдя в мастерскую фонарщика, оказалось для него полной неожиданностью: он не увидел ничего, так темно в ней было. Вот так открытие! Этот человек, обеспечивая светом всю башню, сам жил в полной темноте.
- Сапожник без сапог, так, кажется, в народе говорят, - увидев удивление на лице Ава и Раам, виновато произнес фонарщик, - но это исправимо, я сейчас. Фонарщик пулей вылетел в дверь, а через минуту появился с полной горстью светлячков и высыпал их на стол. Однако такое количество светлячков все равно не могло осветить помещение, и тогда фонарщик достал из под стола какой-то предмет, по форме напоминавший выгнутое полукруглое стекло, и поставил на стол рядом у горстки светлячков. Комнату озарил необычайно яркий луч света.
- У-ух ты!!! - не удержался от удивления и восхищения Ав. - Как это тебе удалось? – и тут взгляд его упал на озаренную лучом Раам, и он больше уже не мог отвести глаз от ее лица, отражающего свет.
- Это увеличительное зеркало, оно увеличивает свет и придает ему направленность.
Таким образом, я могу далеко отходить от башни, чтобы собрать светлячков. Это чудо давно известно мне, но Фило-София запретила расскрывать его жителям башни.
- Как здорово, - донесся восхищенный голос Раам, - всего лишь несколько светлячков, а как светло!
Раам была так красива, что Аву захотелось, чтобы и фонарщик полюбовался ею.
- Посмотри на нее, фонарщ…- Ав осекся на полуслове. «А ведь у фонарщика есть имя. Я давно с ним знаком, но никогда не обращался к нему по имени», - и Аву стало стыдно. Он смутился, но потом искренне, как бы извиняясь, спросил:
- Прости меня, пожалуйста, но я у тебя никогда не спрашивал твоего имени?
- Макиф, - без смущения и обиды сказал фонарщик.
- Макиф, Свет открывает в нас то, чего мы не видим. Он открывает в каждом только то, что возвышенно и прекрасно. Все остальное в нас - тьма, - глядя куда-то в пустоту, сказал неожиданно для себя Ав. – Макиф, ты веришь мне? – переводя взгляд с Раам, с новой красивой Раам на фонарщика, спросил Ав. - Ты веришь мне, что я был на земле Солнца и видел рассвет?
- Почему бы и нет, - ответил твердо, без тени сомнения Макиф, - Я знал, что кто-то должен первым это увидеть и рассказать всем. Посеять в каждом искру веры, что и он когда-то удостоится этого.
Ав смотрел на мир новыми глазами, как будто все вокруг стало светлее, или лучше сказать, просветленней. Он вспомнил весь свой день от начала до конца: Облако в штанах, рассвет, восход солнца, шатер и накрытый яствами стол, разговор с Ава’я, его песня, возвращение, помост Нога, веселящаяся и глумливая толпа на площади Теферет, нотация Фила-Софии, изгнание на самый нижний ярус - и вот он здесь, в мастерской узнает совсем другого фонарщика, несущего людям свет, но при этом живущего в полной темноте. Этот фонарщик по имени Макиф обладал верой такой крепкой и непоколебимой, что Аву стало стыдно. Ему подумалось, что он был недостоин увидеть рассвет, Макиф должен был этого удостоиться. Ав подошел и с волнением и трепетом обнял фонарщика.
- Прости друг, я не знал тебя, вернее, много тысяч лунных лет мы были знакомы, но я даже и представить не мог, как ты велик в вере, - сказал Ав, - у него перехватило дыхание и защемило в носу от волнения и какого-то до сегодняшнего дня незнакомого ему чувства, впервые коснувшееся его там, на краю обрыва, когда пел Ава’я. Это чувство в священной книге называется любовью. Макиф тоже приобнял Ава, затем, похлопав по плечу, мягко отстранил его и спросил, внимательно глядя в глаза: «Что ты видел, Ав?»
- Нет, нет, я вам не позволю окончательно испортить праздник! Где накрытый стол радушного хозяина? - прервала разговор Раам, бросая на Макифа веселые, озорные взгляды.
- Ой, простите, простите, - засуетился Макиф. - У меня еще никогда не было гостей, и поэтому я так оплошал. Я сейчас, - и Макиф полез в буфет.
- Нет уж, я вам не доверяю. Позвольте, я сама накрою на стол, - очень мягко, но требовательно сказала Раам.
- Я – хозяин, и все устрою, - возразил Макиф.
- Ладно, ладно, только я вам помогу, - и Раам накрыла стол скатертью.
Через три минуты праздничный стол был готов, весело и искусно украшенный светлячками. На стене, где было окно, которое, наверное, никогда не открывалось, Раам светлячками выложила цифру 6000 и вокруг трех человечков, а внизу надпись: «Ав, Раам и Макиф! С новым лунным годом!»
Они все втроем разом подняли бокалы с лимонадом и хором воскликнули:
- С новым лунным годом!!!
- И пусть он для нас станет солнечным, - добавил Ав.
- Ура-а, - прокричали все!!!
«Это первый лунный год, - подумал Ав, - который я встречаю на самом дне башни, но при этом счастлив». Переполненный восторгом, бывший звездочет сказал:
- Друзья мои! Я никогда не был так счастлив, как сейчас. Меня переполняет Свет восходящего Солнца. С этого момента он светит не для меня, а для вас. И чтобы ни произошло, знайте, что есть великий Свет, перед которым меркнут и луна, и звезды. И он навсегда остается в тебе, и нет другой силы, способной отменить его. Он находится в сердцах наших, и Вера согревает его. Так будем вместе, ухватимся за нить невозможного и совершим чудо, возможное только для нас, когда мы вместе. Давайте воспоем песню Свету, я слышал ее от Отца нашего, когда мы стояли у океана и наблюдали восход Солнца.
Ав запел. Он пел на непонятном языке, и слезы любви катились из его глаз и проникали в сердца Раам и Макифа. И им не надо было понимать слова, чтобы увидеть хорошее. Все, что видел Ав и о чем он пел, они услышали не в словах, непонятных для них, а в песне.
Пение перенесло Ава на край обрыва к шатру, где небо и океан сливались воедино. Он слышал Ава’я, и слова его касались сердца, и не в силах он был удержать их, они, чуть коснувшись, взлетали , но были рядом и уже твоими… Ав замолчал, тишина была так глубока, что он услышал голос Отца:
- Я с тобой, мой мальчик.
- Он сказал, что он со мной, - тихо, почти шепотом произнес Ав.
- Ав, я тебя не узнаю, - после короткой паузы сказала Раам, - где ты, Ав? Ты меня пугаешь, - Раам подошла к Аву и тронула его за плечо. – Ав, проснись! Ты только что пел на совершенно непонятном нам языке! Эй, Ав! - Она встряхнула его.
- Свет мой! Как ты красива, - произнес Ав, очнувшись.
Раам покраснела, это было отчетливо видно в луче Макифа, который ярче Луны освещал Раам.
- Ав, я тебя не видела всего лишь пять или, от силы, десять минут, когда вышла от тебя из обсерватории. За это время можно было только кубарем скатиться с лестницы на площадь Тиферет, а ты утверждаешь, что где-то путешествовал. И что такое путешествие? – Раам испытующе смотрела на Ава.
- Путешествие - это когда отправляешься в дальний путь, полный новых впечатлений.
- Как это возможно за одну-две минуты побывать в путешествии, увидеть рассвет и восход Солнца и вернуться назад?! - Возмущенно спросила Раам.
- Я не знаю. - Ав смотрел на Раам глазами, полными слез любви, только он не понимал, к кому - это чувство было новым для него. В башне никто никогда не знал этого чувства
- Наверное, Ава’я пробудил во мне любовь. А любовь, Раам, это такое чувство, где нет времени и пространства. Оно бесконечно, у него нет начала и конца, а следовательно нет времени. Не знаю, что произошло, но я испытываю это чувство к тебе, Раам, к Макифу и даже к Фила-Софии и абсолютно уверен, что оно - это чувство - называется любовью. Может, это все и объясняет. У тебя прошло десять минут, а у меня - целая вечность, которая сжалась до точки. Когда ты познаешь это чувство - чувство любви, у тебя время тоже пропадет. Раам отстранилась от Ава, она еще не привыкла к книжному слову «любовь», которое упоминалось только в древней книге, а в башне никто это слово не произносил вслух, как сейчас Ав его произнес. И при этом он был уверен в истинности сказанного настолько, что у нее защемило сердце и к горлу подкатил ком, а в животе образовалась какая-то пустота, но это был не голод. Она испугалась.
- Ав, завтра будет нотация тебе, мне и Макифу, и от ее длины зависит все, - с грустью в голосе произнесла Раам.
- Нет, милая Раам, «все» не зависит от нотации Фила-Софии и законов башни. Вообще-то их просто нет, они выдуманы.
- Как это? – удивилась Раам.
- Очень просто, все, что скрывается во тьме, мы называем законами, когда же Свет приходит и светит нам, то нет никакого скрытия, нет тьмы, а следовательно, и выдуманных законов. Тени исчезают, остается только суть, а суть наша - это любовь. Вот и все. Нет больше страхов, когда приходит Свет, ибо они рождаются только во тьме. Нет несвободы, ибо она является производной от несогласия. Все объединяет один лишь Свет, и он присутствует во всем и везде, только мы не можем его коснуться... - Ав помолчал и добавил, - пока!!!
- Тук, тук, тук…
- Кто-то стучит, – сказал Макиф, – Я открою.
На пороге стоял посыльный Фила-Софии.
- Вам необходимо подняться в среднюю часть четвертого яруса города Вилон на площадь Тиферет, где вам будет зачитана нотация наиумнейшей и наисветлейшей нашей Фила-Софией Клипа, – заученным официальным тоном доложил посыльный и скрылся в темноте коридора.
- Пора друзья мои, - веселым голосом, будто ничего не случилось, сказал Ав.

З”аря

Ав, Раам и Макиф, втроем направились к круговой лестнице. Пока они поднимались, Ав смотрел на Раам, он не боялся длины нотации и шел с легким сердцем. Раам же была напугана и неотрывно смотрела вниз, на ступеньки. Макиф шел спокойно, изредка посматривая в сторону Ава.
- Ты не боишься, Ав? - спросил Макиф.
- Нет, друг мой, чего бояться. Приговор будет справедлив в отношении меня. Я не смог донести до своего народа правду и потому заслуживаю наказания. И я вынесу любое, даже самое страшное – изгнание.
- Но тогда ты не сможешь рассказать всем, что ты видел пророчество священной книги – «З”ара»?
- На это воля Ава’я, и он меня не оставит. Пообещай мне, Макиф, если мое наказание будет суровым, то ты обязательно поднимешься в обсерваторию и найдешь подаренный мне Ава’я калейдоскоп.
- Обещаю, друг мой. Чтобы ни произошло с тобой, я выполню любое твое желание.
Они поднялись на четвертый ярус. Еще треть - и они окажутся на площади Тиферет у подножия помоста. Когда они вошли на площадь города Вилон, обыватели уже собрались и с нетерпением ждали известий.
Ав, Раам и Макиф стояли у помоста. Вверх по ступенькам медленно взбиралась могущественная Фила-София. Поднявшись на помост, она начала вещать:
- Внимание, внимание!!! Обыватели великого города Вилон, жители поднебесной башни, говорит Клипа-Нога. Сегодня я объявлю свое решение в отношении трех нарушителей моего закона. Итак: Раам зачитывается длинная нотация, - толпа заволновалась, - фонарщику Макифу зачитывается не очень длинная нотация, - толпа загудела, - звездочету Аву зачитывается… - Фила-София сделала паузу, толпа замерла в ожидании, - …короткая нотация, - толпа словно взорвалась.
- Итак, привести решение Клипа-Нога в исполнение… Немедленно!!!
- Но, позвольте, - закричал Макиф, - это несправедливо по отношению к звездочету… Фонарщик не успел договорить, как Фила-София, гневно посмотрев на него и стукнув молоточком по помосту, прокричала:
- Клипа-Нога изменяет свой приговор в отношении фонарщика Макифа и зачитывает ему короткую нотацию. Она три раза простучала по помосту, толпа, смиренно и медленно стала расходиться.
- Макиф, зачем ты начал перечить Фила-Софии? - повернувшись к фонарщику, удивленно спросил Ав.
- Не беспокойся за меня, Ав, я всегда буду с тобой, - с гордостью ответил Макиф.
- А как же калейдоскоп?
- Мы найдем способ и достанем его с самого верха.
Раам стояла, опустив руки, по щекам ее текли слезы.
- Что с тобой будет, Ав?
- Не бойся, девочка моя, все будет хорошо. Свет меня не оставит, и я найду способ донести его до своего народа.
В это время к ним подошли двое посыльных и приказали спускаться вниз. Раам они не тронули, но она побежала вслед за друзьями. На нулевом уровне, перед вратами башни Ав подошел к Раам и, крепко обняв ее на прощание, сказал:
- Сохраняй веру в меня, и я приду за тобой и уведу на землю Солнца. Врата башни отворились, Ав и Макиф уверенно ступили за пределы башни в кромешную тьму, врата закрылись.
- Какая тишина, словно перед рассветом. Знаешь, Макиф, перед восходом Солнца наступает полная тишина, как сейчас. Будто весь мир замирает перед Его величием.
Макиф смотрел на Ава, и в его глазах Ав прочитал преданность и самоотречение.
- Ты только не пугайся, Ав, я часто ходил за пределы башни, и поэтому мы не пропадем. Иди за мной, я кое-что тебе покажу.
Тьма была такой непроглядной, что Ав держался одной рукой за плечо Макифа, чтобы не потеряться. Они шли совсем недолго, и вдруг Ав разглядел вдали какой-то свет.
- Что это там впереди? - спросил Ав.
- Это поселение, оно образовалось из группы людей, выдворенных из башни. Я часто здесь бываю и обеспечиваю их светом. Там мы и остановимся.
Когда они подошли поближе к поселению, Ав увидел довольно много людей, света хватало, даже было в избытке, потому что там применялось чудо, сотворенное Макифом с изогнутым зеркалом.
- Вот, познакомьтесь, это звездочет Ав, - фонарщик представил изгнанникам Ава.
Они подходили к Аву по одному и знакомились. Последний, представившись, пригласил гостей за стол.
Ав сел у края стола и второй раз за этот день почувствовал голод. На столе всего было в достатке, но Ав удивился не этому, а тому, что каждый сидящий за столом держал в руках священную книгу – «З”ара». Один из них встал, открыл ее и начал читать: «Когда Солнце восходит, то просыпается вся земля, и нет ничего и никого на земле, кто бы не увидел Свет. Он проникает во все сущее и дарит всем любовь и жизнь…»
Все люди, помолчав минуту, приступили к трапезе.
Ав был так удивлен происходящим, что даже забыл про голод. Ему хотелось расплакаться от переполнявшего его счастья, он ожидал от изгнания всего, чего угодно, но только не этого. «Я пришел домой, - подумал Ав и приступил к трапезе.
Когда трапеза закончилась, все собрались вокруг Макифа и Ава. Люди совсем не расспрашивали друзей о жизни в башне и о том, за что их изгнали. Они хотели лишь одного, чтобы мы, как и они уверовали в истинность сказанного в священной книге. Макиф встал на стул.
- Друзья мои, вы знаете меня уже давно, не первое лунное тысячелетие. Я пришел к вам с Авом, и он расскажет вам все, что видел и познал сегодня.
Ав растерялся, он был немного напуган предыдущей неудачной попыткой донести до народа все, что он познал. Волнение сковало его, но Ав, вздохнув полной грудью, встал и произнес:
- Братья мои, народ мой, был я сегодня на земле обетованной, обогретой Светом и любовью Солнца. А привел меня туда Отец наш чье имя Ава’я, и видел я рассвет, и восход Солнца, как вижу сейчас вас, и слышал я пробуждение земли и пение птиц. Все краски нового мира разглядел я, но главное, друзья мои, познал я, что такое любовь через песню, которую пел Ава’я, стоя на высоком обрыве и вдыхая рассвет. И чувство это незабываемо, и лишь оно теперь движет мною. Сказал мне Отец наш, стоя у восхода Солнца: «Но прийти на землю Солнца ты сможешь лишь со своим народом. Они должны все как один поверить тебе, и тогда я укажу путь вам». «Но как же они поверят, если во мне нет силы твоей?» - спросил я у него. И ответил он мне: «Ты знаешь, как Верой одной ты пришел сюда и Веру эту посели среди народа твоего, тогда поверят они не тебе, а Вере, и будут неизменны ей до конца. Твое желание пробудит в них силу, и воспоете вы у подножия башни все как один, тогда приду я к вам, и будете вы благословенны Светом и откроется вам путь на землю Солнца. И найдете здесь любовь и познаете горе. И счастьем будет каждый миг вам в Свете и горестным во тьме. Полна будет чаша ваша до краев, и испить вам нужно будет ее до дна, и лишь тогда я призову тебя к себе…»
Люди слушали его с большим вниманием, и Аву показалось, что они услышали его и поверили в истинность сказанного. Когда он закончил, все сидели молча, в раздумье.
- Я верю тебе, - поднялся один.
- Я верю тебе, - поднялся другой.
- Мы верим тебе, - и все как один встали из-за стола.
- Веди нас, Ав, и мы пойдем за тобой. Отныне ты - наш Учитель.
- Но я же не знаю, как это сделать? - взмолился Ав к народу своему. - Ведь только тогда мы обретем землю Солнца, когда все до одного поверят мне, а как это возможно, если мы не войдем в башню?
Наступила тишина, которую неожиданно нарушил фонарщик Макиф.
- Я знаю! - все удивленно посмотрели на него, - Да, я знаю, как вселить нашу веру в народ, живущий в башне. Меня изгнали из башни, как и вас. В скором времени в городе начнет угасать свет, и тогда все ее обитатели станут выходить за ворота, чтобы пополнить свой запас светлячков. Вот тогда каждого из них мы будем приглашать к себе, кормить, поить и рассказывать, как увидеть хорошее, и со светом и книгой провожать его обратно.
- Но где мы найдем столько книг? – спросил Ав
- Не волнуйся, Учитель, по закону Фила-Софии все книги были выброшены с седьмого уровня башни, а мы их собрали и привели в порядок, и, поверь мне, их столько, что хватит каждому, - сообщил старший из поселенцев.
Идея всем очень понравилась, и они стали ждать, пока не начнет угасать свет в башне.
Прошло несколько лунных дней, и из Вилонской башни начали выходить люди, один за другим, чтобы пополнить запасы светлячков. Макиф с друзьями уже заготовили их в большом количестве. Они встречали каждого жителя башни у ее подножия и провожали к поселению, а там угощали едой и напитками и рассказывали о Солнце, о новой земле, о рассвете и восходе и о том, что всем как один нужно поверить в это. А затем их провожали обратно в башню, одарив светом и священной книгой – «З”ара». Очень скоро к ним пришла Раам. Ав рассказывал ей то же, что и другим, но неожиданно для себя заметил в подруге какое-то волнение.
- Постой, Ав, все что ты мне рассказываешь, я могу изобразить на бумаге. И тогда каждый, кто придет к вам, сможет это не только услышать, но и увидеть, - загорелась желанием Раам. - У меня нет тех красок, что ты описываешь, но у меня есть вера и большое желание помочь тебе. Ведь любовь - это незабываемое чувство, которое ты во мне пробудил, Ав, и я готова на все, чтобы оно осталось во мне и коснулось каждого. Я прошу позволить мне остаться у вас.
И все с радостью согласились.
Раам писала картины со слов Ава, и он поражался, насколько точно она передавала увиденное им! Пусть у нее не было нужных красок, но, используя тона и полутона, художница была так близка к истине, что порою Аву казалось, что он уже вернулся на землю обетованную.
И так день за днем, месяц за месяцем к ним приходило все больше и больше людей, и некоторые оставались с ними. И все получали порцию света от Макифа, любовь и надежду от Ав и Раам.
И настало время, когда вышла к ним Фила-София и, пройдя мимо опешивших поселенцев, подошла к Аву.
- До самого верха башни дошли слухи, что здесь дарят свет и любовь. Это правда, Ав, Раам? - Она вопросительно взглянула сначала на Ава, потом на Раам.
- Да, дорогая властительница башни Вилонской, - без тени замешательства, с любовью ответил Ав. Но мы дарим не свет и не любовь, а искру веры, которая приведет каждого на землю света и любви.
- А я смогу удостоится? – как показалось Аву, искренне спросила Фила-София.
- Да, конечно, - на этот раз ответила Раам, - ведь вы ничуть не хуже и не лучше всех тех, кто живет рядом с вами. Наш народ достоин большего, чем тесные стены башни. Для этого надо совершить чудо, но оно возможно, если мы все вместе соберемся у подножия башни и все как один воспоем песню Солнцу и любви.
Фила-София внимательно выслушала Ава и Раам, взглянула на картины, где изображалась земля обетованная, и неожиданно для всех произнесла:
- В этих картинах не хватает красок земли Солнца, она достала из сумки калейдоскоп и протянула его Раам.
- Вот возьми, там все цвета новой земли, Ав оставил его у себя в обсерватории - это был подарок мне. Завтра я объявлю на площади Тиферет жителям города Вилон, чтобы все, в ком поселилась искра веры и надежды, спустились к подножию башни. Фила-София, посмотрев внимательно на всех поселенцев и взяв порцию света у Макифа, направилась в башню, но остановилась и, обернувшись, тихо, но твердо сказала:
- Я приду!!!

Это было первое утро у подножия Вилонской башни. Все произошло очень просто, но событие было настолько грандиозным, что забыть его невозможно никогда. Не осталось в башне ни одного человека, все как один спустились вниз, к ее подножию. Фила-София вела за руки слепых старцев, хранивших прежде священную книгу – «З”ара». Весь народ образовал живое кольцо вокруг башни, и Ав запел. Он пел сердцем народа и устами Отца своего так, что просыпалось все в округе, и мгла рассеялась. И опустилось звездное небо и поднялось. А когда Ав закончил песню, наступила такая тишина, что, казалось, вот-вот раздавит уши. И вдруг люди увидели линию, которая отделяла верх от низа. И звезды стали пропадать с небосклона тысячами и миллионами. И озарилось небо сиянием, и померкла Луна, и оживилась Земля и потекли реки с шести сторон и впадали в океан и запели деревья лесов, и ветер разнес весть о рождении восхода по всему миру. И тогда воспел песню новому дню весь народ Ава и Раам. И соединились они навечно со своим народом, как один Человек с одним сердцем, в одно целое - АВРААМ. А когда Он закончил песнь свою, то вытянулось пространство над землей и образовало небосвод – Зэир Анпин (З”А) и спустился свет - Ра по шести небесным потокам и дали название ему – шесть дней сотворения мира. А на седьмой день коснулся Отец – Ава’я сына своего АвРаМа и раздернул день на четыре части и упало семя на плодородную землю - Ма, когда встали под Ним лицом к лицу Ав и РаМа, и явилась Ма, местом сотворения Йуд (’). И вышел Йуд (’) за горизонт и встал под небосвод - З”А промеж Р’а и лишь тогда явился Свет З”(АР’)А – З”аря. И всему народу АвРаМа (Авраама) дали имя - АР’ (Ари’) . А мерой постижения имени Его была «Вав» (6) в Свете «Эльон» (высокий), где местом слияния с Ним явился - Вав-эльон (Вавилон).

И был вечер, и было утро.
И был день, и была ночь.

Так было и так будет, всегда…

08.08.08.