ПЕТУШИНОЕ ЛЕТО

Рассказ, родом из детства.
Не судите строго, это мой первый опыт
в прозе.

По негласно заведённой традиции, Наткина мама,простая учительница, каждый год в последний учебный
день отводила её после уроков в портовую столовую, дабы вкусным праздничным обедом со всякими десертными изысками, мороженым и коктейлями, отметить вожделенный конец учебного года и начало летних каникул.
На следующий день они вдвоём снова обедали в этой же столовой, а потом неторопливо шли домой
в радостном волнении, ибо через несколько часов им предстояло отбыть на юг в поезде Рига-Адлер туда, где
когда-то на свет появилась Натка.
Папа прибегал проводить Натку с мамой прямо к поезду, после работы, в последнюю минуту. Поцелуи,
объятия, наставления, весёлые шутки, приподнятое настроение, авансом подарок Натке к дню рождения
и деньги на дорожные лакомства!... Наконец громкий лязг вагонной сцепки, пробегающий эхом по всему составу, ставил завершающую точку на прощаниях и на оставленных в последнем дне мая рижских делах и хлопотах.
За окном медленно проплывало здание вокзала, затем старинные дома любимой Риги, среди которых
в отдалении затерялись шпили Домского собора, церкви Петра, небоскрёбисто вырывалось ввысь здание
гостиницы "Латвия"... Вскоре поезд, набравший скорость, мчал пассажиров мимо одиноких хуторов, лесов,
полей, небольших приусадебных пашен, пронзая зелёной стрелой прекрасные латвийские пейзажи,
исполненные красоты и покоя. В Наткиной груди сладко кувыркалось и замирало волшебное слово "свобода"!
Вот оно, долгожданное, любимое лето! Вот они, долгожданные, жизнерадостные каникулы!

* * * * *



В Майкопе, как всегда, стояло жаркое южное лето. Воздух плавился и плыл раскалёнными струями,
искажая очертания предметов. В такую жару все норовят укрыться в густой тени: люди уходят в прохладные
дома с наглухо закрытыми ставнями и погружаются в сон, кошки и собаки прячутся в самые тёмные
и прохладные углы и тоже спят. Курочки с открытыми клювами и приоткрытыми крыльями тихо дремлют
на жердочке в курятнике...Не спит только Петька. Да не-е-т, это не мальчик и не дядька, это петух
из дедушкиного курятника, он постоянно был начеку, и появлялся всегда неожиданно, как привидение. Но...
После утомительной дороги, размером почти в двое суток, Натка сладко и долго досыпала ночные сны. Проснувшись она, аппетитно зевая и потягиваясь, вышла на веранду,залитую ослепительным южным солнцем, недавно вышедшим из-за раскидистых веток огромного старого тутовника, укрывающих своей тенью почти
полдвора. Вот вокруг этого тутовника и была сконцентрирована бОльшая часть здешней дневной жизни.
Под его ветвями у самого забора стояла летняя кухня, сколоченная из редких реечек, рядом с кухней
высилась длинная поленница, примыкающая к курятнику, стоящему под прямым углом к ней, а курятник
имел общую стену со старой хатой, превращённой со временем в баню.
В центре двора, образованного построенными пэобразно верандой дома, летней кухней и курятником со старой хатой, стоял и высился исполином огромный тутовник. У толстенного ствола на добротном табурете стоял алюминиевый широкий таз, а над ним был прилажен большой серебристый рукомойник со звонким металлическим пестиком. Бабушка в кухне вовсю хлопотала у огромной белой печки. Оттуда неслись неописуемо вкусные запахи наваристого борща и пекущегося в духовке хвороста, компота из клубники, салата и жареной на сале молодой картошки. Наткина мама помогала бабушке, а дед был занят разрубанием чурок и укладкой дров в поленницу. Дневная жизнь вовсю кипела.

Наглядевшись на это, Натка ощутила настоящую радость жизни и побежала в комнату, чтобы надеть новенький красный сарафанчик на тоненьких бретельках, сшитый мамой из красивого цветастого штапеля, специально для жаркой южной погоды. В этом красивом новом наряде она, широким жестом, открыла дверь веранды и вышла
на залитое горячим солнцем новенькое деревянное крыльцо. Закрыв дверь, щурясь, вприпрыжку спустилась с крыльца и направилась в кухню, но в этот момент, не понятно откуда, на неё вдруг налетел Петька.
Натка лишь увидела, как солнце закрыли чьи-то большие крылья и сразу острые когти вонзились в плечо,
и закричала от ужаса и боли. Вся в слезах, девчушка бросилась назад к дверям, но неугомонный Петька
преследовал её, и всё пытался взлететь на плечи. За дверью, ощутив себя в безопасности, от обиды и боли она, горько подвывая, предалась громким рыданиям, . На столь бурно и громко развернувшееся действо мгновенно сбежались все. Натка, всхлипывая и заикаясь от обиды и рыданий, с горем пополам рассказала, как Петька
хотел её заклевать. Мама стала успокаивать Натку, бабушка возмущаться, а дед начал смеяться.
- Что ты смеёшься?- возмущалась бабушка.
- Что тут смешного, папаня?- волновалась мама.
А деда по непонятной причине только ещё больше распирало от смеха.
Когда, наконец, все слёзы были выплаканы, все раны продезинфецированы, все нервы успокоены,
стали думать, как же дальше то быть? Ведь заклюёт Петька Натку, как пить дать заклюёт.
Тут дед, кхэкнув, вставил своё решающее мужское слово:
- Ну вот что, сейчас я принесу из сарая палку и поставлю здесь, в углу, у самой двери. Когда захочет Натка
на улицу выйти, пусть берёт с собой палку. Если Петька будет набрасываться, пусть бьёт его со всей силы
пока он не отступит!
Услыхав это, Натка опять налегла на слёзы, а мама начала плаксиво причитать:
- Дэк что же это, папаня, всё лето ей с палкой ходить? Это что за отдых такой будет, если нервы всё время на пределе?
- Не пори горячку, Шура. Петька, он такой и есть, с характером, он и на нас с бабушкой набрасывался, да мы его палкой отучили. И Натка отучит, если не будет бояться и палкой его побьёт. Зато он к курам хорошо относится,
яйца они хорошо несут при нём, и слушаются его... - отвечал по-житейски рассудительно дед.
Эх, не избежать, видно, Натке поединка с Петькой... Потом дед помолчал и добавил:
- Шура, ты не одевай больше Натке этот красный сарафанчик, не нравится он Петьке... Никто не должен быть
краше него во дворе. Потому он на Натку и набросился, что курочек своих стережёт,
а она ему навроде как соперник.
Вот так поворо-о-от... Здрасте вам, пожалуйста...
Мама кивнула и повела Натку в прохладную комнату переодеваться. Вместо любимого красного сарафанчика,
о котором она так долго грезила пока мама его шила, на Натку с боем были одеты шорты, которые она недолюбливала, и какая-то невзрачная белая маечка. После этого преображения она вышла из комнаты
обиженная на всех: на петуха, на деда, на маму, на шорты, и с насупленным видом, забыв об опасности,
вышла на крыльцо.
Спустившись по ступенькам, Натка услышала за спиной мамин голос:
- А палку ты забыла взять?
Натка, повернув голову, собралась уже ответить маме, как вдруг её лицо исказилось ужасом и страхом. Мама
тоже повернула голову и увидела несущегося на Натку со всех петушиных ног Петьку, хлопающего крыльями
и угрожаюше вытянувшего шею вперёд. Материнский инстинкт заставил маму мгновенно преградить Петьке
дорогу, и палка, оказавшаяся в тот момент в руках мамы, беспощадно пошла в ход. Атака была успешно
отбита, и мама проводила дочку до калитки, ведущей на улицу, за которой Петька уже был совсем не страшен.
Так и шли день за днём. Мама повсюду на территории двора конвоировала Натку и она постепенно
перестала бояться петуха. Да и он, поняв, что девочка всегда под защитой мамы, перестал обращать на неё внимание. Всё чаще и чаще Натке удавалось прошмыгнуть мимо Петьки самостоятельно, не замеченной и не тронутой им, а потом и вовсе они ужились и вражда между ними совсем затихла.

Прошёл месяц тихой и мирной жизни. Натка уже и забыла, что когда-то была "петушиная" война, и вот
как-то раз, наткнувшись в шифоньере на свой любимый, запрятанный мамой, сарафанчик, решила его одеть. Правда..., внутри ей что-то тихо нашёптывало, что может не стоит этого делать..., но ум со свойственной ему рациональностью перебил это деликатное нашёптывание и заключил, что Петька к ней уже давно привык и больше
не агрессивен, а стало быть бояться больше нечего. Накрутившись перед зеркалом в сарафане, минут через пять Натка с довольным видом вышла во двор, сбегала к бабуле на кухню за вкусненьким, помаячила возле деда, сыплющего просо курочкам и развернулась в сторону калитки, чтобы предстать перед детворой на улице красивой, как принцесса. Пройдя несколько шагов она заметила в стороне Петьку, он не клевал, как обычно, просо вместе с курочками. Странно присев, он вытянул шею во всю длину и беспокойно крутил своей красивой головой туда-сюда, пронзая Натку снова гневно засверкавшим глазом. Осмелевшая Натка нахально профланировала мимо Петьки в своём скандальном сарафане и тут боковым зрением уловила, что он растопырил крылья и побежал на неё.
Ой, что тут началось! Она во всю прыть рванула к крыльцу, возле которого всегда стояло боевое оружие
против петуха, схватив палку резко развернулась и стала лихо махать ею! Петух с боевым кличем атаковал Натку!
В этой кутерьме всё смешалось - крики взрослых, кудахтанье петуха, Наткин сарафан, Петькино оперение,
шустрое мелькание палки и вылетающие из всей этой кутерьмы разноцветные красивые Петькины пёрышки!
Поединок всё таки состоялся. И Петька... отступил.

Следующий день начинался как обычно. Бабушка вновь хлопотала на летней кухне, мама возилась
в огороде, а дед в сенях старой хаты обратной стороной большого лома, как в гигантской ступе, толок зерно
для кур в огромной пушечной гильзе. Курочки в ожидании кормёжки лезли в миску пса Шарика, не доевшего
свою похлёбку. Он спокойно лежал недалеко от своей посудины, делая вид, что спит, а сам время от времени приоткрывал один глаз и поглядывал, как курочки угощаются из его миски. Когда их набиралось вокруг миски слишком много, и они начинали устраивать там толкотню, Шарик с рычанием поднимал голову, бил передней
лапой по земле, сопровождая это звонким сердитым лаем. Приструненные курочки шумно вспархивали крыльями
и кидались врассыпную. Проходила минута, и всё повторялось снова.
Петька стоял в стороне и снисходительно наблюдал за всем этим. После вчерашней Наткиной победы Петька
в упор не замечал ни саму Натку, ни её скандального сарафана, способного развязывать войны. Круг замкнулся. Больше на территории двора не осталось никого, кто не прошёл боевое крещение Петькой. Но как бы там ни было,
а всё равно всё возвращается на круги своя. И Петька в этом не исключение.
Чёрная грозовая туча, с несущимся из неё грозным петушиным кукареканьем, так долго нависавшая над Наткиной головой, излилась радостью победы и растаяла. Натка испытывала настоящее счастье от того,
что отстояла своё право носить любимый сарафанчик и, обретя бесстрашие опытного вояки, облачалась
в него каждый день.

Все эти события уже начали терять свою остроту и мерная обыденность опять втекала в несуетную жизнь обитателей дома и двора. Бабуля, как всегда на кухне, дед - по хозяйству, а дочка с мамой то в саду,
то на огороде, то на речке, то на горе - за земляникой и дикой алычёй.
По вечерам, когда спадала жара, коровы и козы, вернувшиеся с пастбищ, томно вздыхая, отдыхали во глубине дворов. В преддверьи сумерек народ, хлопотавший днём по хозяйству, вываливал на скамеечки возле своих
заборов, запасясь жареными семечками в льняных мешочках. Женщины сидели на лавочках и под семечки вели житейские разговоры, а мужчины организовывали походный вариант стола, то бишь ящик, а на него крышка, сколоченная из нескольких широких досок. Вокруг него расставлялись чурки, а на стол выкладывалась колода
карт. Мужчины шумно рассаживались, договариваясь кто-где будет сидеть: кто рядом, кто напротив, кто играет в первом круге, кто во втором, кто с кем в паре, оговаривались условия игры, какие будут штрафные.
Те, кто не попал в первый круг, ожидая, толпились вокруг играющих и наблюдали за игрой.
Наконец карты были розданы и начиналась игра.
Ребятня вилась около женщин, слушая их разговоры и разные истории. Наткину маму спрашивали о делах
школьных, а бабушку о делах петушиных, ибо нашумевшая эта история была известна всему селу,
протянувшемуся на три километра. Но тогда ещё никто из них не знал, что у этой петушиной истории
будет совсем непредсказуемое продолжение.

И вот, как-то днём, когда всё в жизни двора шло как обычно, произошло следующее. В тени тутовника, недалеко от рукомойника, стояла огромная, как стол, колода, на которой дед всегда рубил дрова.
В тот день как раз этим дед и занимался. Натка наблюдала сзади, как ловко дед ставил очередную чурку
на колоду, быстро размахивался, резко опускал топор и чурка легко распадалась на две половинки. Дед их
сбрасывал по одну сторону от себя и скоро там образовалась приличная куча. Куры мирно прохаживались
во дворе, подбирая что-то на земле, Шарик дремал в тени своей будки, пристроившись между будкой и миской,
а Наткина мама неторопясь вышла из садовой калитки, с полным тазиком высохшего белья, пристроенным
сбоку над бедром. Подойдя к Натке она остановилась, немного постояла и спросила  :
-Папань, а когда Ваша очередь пасти стадо?
- Что, вместо меня пойти хочешь? -выпрямляясь насмешливо спросил дед.
- Да я хотела, чтобы Вы Натку с собой взяли, пусть посмотрит как пасут стадо.
Дед хмыкнул и посмотрел на Натку  :
- А выдержит она целый день на жаре? Трудно это... До речки мы только к полдню доберёмся.
- Ничего, пусть выносливость в себе воспитывает!- засмеялась мама, глядя на Натку.
- Эк...- усмехнулся дед и мотнул головой.
- Ну посмотрим, подойдёт моя очередь, я скажу. Если не передумаете, возьму.
Дед снова наклонился,чтобы взять чурку, да что-то замешкался. Вдруг, словно материализовавшись из воздуха, откуда ни возьмись Петька, растопырив крылья, легко, как спортсмен, забежал на кучу колотых чурок и перелетев
на спину деда побежал по ней прямо к затылку. Подбежал и три раза, как дятел, долбанул деда клювом прямо в затылок! Мама, громко ахнув, выронила тазик из рук, и всплеснула руками, Натка закричала звонким голосом:
- Де-е-душка-а-а-а!...- А дед, разогнувшись, заругался на петуха:
- Вот же бисова твоя душа!!!- и мотанул на улетающего Петьку оказавшейся в руке чуркой.
Из летней кухни выбежала взволнованная бабушка. Мама, перешагнув через выпавший таз, побежала в дом за бинтом и йодом, потому что из раны на затылке по шее и плечу деда извилисто струилась змейка крови. У Натки сперепугу сильно заколотилось сердце. Прибежала мама с йодом и бинтом, продезинфецировала рану и перебинтовала дедушкину голову, отчего в своих старых, вылинялых голифе, оставшихся у него с войны, он стал похож на раненого бойца из его же рассказов о войне.
Но дедушка повёл себя на удивление спокойно. Встав с колоды после медицинской процедуры, он продолжил
рубить дрова, словно и не было этого досадного происшествия. Что-то в этом Натке почудилось не так, каким-то странным показалось невозмутимое спокойствие деда. И не напрасно...

Следующее утро занялось тихое и солнечное. Мир пробуждался неторопливо, жизнерадостно наполняясь звуками бытия. Припозднившись с пробуждением, Натка поторопилась одеться и появилась во дворе, когда
утренняя жизнь уже вовсю набирала обороты. Подойдя к рукомойнику, Натка подольше и погромче погремела
его пестиком, дабы было слышно, что она хорошенько умылась после сна. А на самом деле она только пару раз мазнула мокрыми пальцами по каждому глазу студёной колодезной водой. Долго вытирала лицо на виду у мамы
и деда, чтобы у них не осталось никаких сомнений, что умывание состоялось наславу. Да, Натка хитрила, но по-детски, и только потому, что боялась этой студёной колодезной воды, которая бросала в дрожь своим холодом, особенно после тёплой постельки. Затем мама позвала её на летнюю кухню позавтракать и, поставив перед ней тарелку с едой, велела поесть поплотнее, что удивило Натку несказанно, потому что росла она девчушкой
здоровой, без проблем с аппетитом, а уж здесь, у деда, на свежем воздухе, да на овощах с грядочки и фруктах прямо с дерева, он и вовсе был отменным. Допивая вкусный абрикосовый компот, она размышляла чем бы
ей сейчас заняться. Однако мамин голос прервал её размышления:
- Наташенька, быстро допивай компот и иди одеваться, поедем в город на базар.
- Ой, как зорово! Сейчас...- воскликнула обрадованная Натка, потому что очень любила ездить на огромный городской базар, где продавались всякие вкусности, щедро наложенные разноцветными ароматными горами
на прилавках, где было интересно поглазеть как покупатели торгуются с продавцами, где и дедушка становился
в торговый ряд с фруктами из своего сада, а Натка помогала насыпать в лоток фрукты и с интересом смотрела,
когда стрелка замрёт на нужной цифре. Потом помогала держать авоську, в которую дед высыпал
взвешенный товар.
На вырученные деньги дедушка тут же, на базаре, покупал всё необходимое - огурцы и помидоры по ведру,
пока свои наливаются и зреют, а также зерно для курочек и кости для Шарика. Да и чего ж не покупать,
если цена то у всего этого была смешная, копеечная - пять копеек за большое ведро!
А для Натки дед покупал южные сладости, на вид как леденцы, но мягкие, вкусно рассыпающиеся во рту,
да кисловато-сладкую пастилу из фруктовой мякоти и сока, которая зимой служила натуральным источником витаминов. Всё это складывалось в холщовый мешок, в котором лежали проданные фрукты, а потом
забрасывалось дедушкой на спину и везлось домой.

Вот и сегодня Натка собиралась с радостным предвкушением, заранее зная сценарий
базарного дня - проданные фрукты... купленные огурцы и помидоры... зерно... Тут почему-то перед ней мелькнул образ Петьки, но было некогда задаваться вопросами и мыслями о нём. Лишь
когда ехали в автобусе, она вдруг вспомнила, что не слышала, как всегда поутру, сквозь сладкий утренний сон, Петькиного кукареканья. Но мысли быстро переключились на мелькающие за окном автобуса поля кукурузы и подсолнечников, небольшие хозяйства и частные белые домики с огородами. Наконец автобус, нудно голосивший своими натруженными внутренностями, утомлённо и жарко выдохнул тошнительным запахом бензина на конечной остановке маршрута возле самого базара.

Базарная площадь была раскалена беспощадным южным солнцем. Половина торговых рядов уже пустела
и Натка удивилась, почему же они сегодня приехали так поздно? Тронув маму за руку она озабоченно сказала:
- Мам, надо было пораньше разбудить меня, смотри, как поздно мы приехали, уже почти все разошлись,
мы же ничего не купим.
При этом ей даже стало обидно и на глаза чуть не навернулись слёзы. Но она сдержалась.
Мама посмотрела на неё и ответила:
- Так решил дедушка.
Опять что-то было странное во всём этом, совершенно выбивавшемся из отточенного годами сценария
базарного дня, и Натка начала тревожиться. Такой поворот дела явно оставлял её
без той радости, за которой она всегда ездила на базар. Немного подумав, она решила спросить
у деда почему они приехали так поздно, на что он сказал:
- Сегодня у нас будет всё по-другому. Продавать мы ничего не будем. А покупать будем только петуха.
- И всё??? -сильно удивилась Натка.
- Да. - коротко ответил дед.
Разочарованию Натки не было конца. Тут у неё и вправду навернулись и закапали слёзы, но
даже это не смогло заслонить правомерного вопроса:
- Дедушка, у нас же есть Петька, зачем нам ещё один петух? У нас что, будет два петуха?
На что дед, смешливо прищурив глаза, невозмутимо ответил:
- Ну да, будет два...
Затем он оставил их с мамой и пошёл узнавать, где будут продавать петухов
на живой вес. Вернувшись, он показал им на ларёк, у которого уже начала собираться
очередь и они все двинулись туда.
Ларёк был огромный, как сарай, со стенами из редко сколоченных реек и крышей, выходящей вперёд
метровым козырьком, под которым очередь пёстрой гигантской гусеницей прильнула к стене с длиннющим
прилавком, прячась от палящего солнца.
Через редкие рейки был отлично виден большой ящик, сделанный из металлической заборной сетки, с такой же поднимающейся крышкой, в котором густо сидели молодые встревоженные петушки. Натка пристроилась возле самого окошечка, чтобы наблюдать за процессом взвешивания живого веса, с чем, собственно, столкнулась
в жизни впервые.

Продавщица, имеющая вид уборщицы из-за повязанного назад невзрачного платка и
тёмно-серого замызганного фартука, бойкая и горластая под стать тем петушкам, быстрым движением
распахивала крышку ящика, хватала ближайшего петушка, закрывала, сажала
его в глубокий узкий лоток, ставила на чашу весов, и, пока первые пару секунд он сидел
смирно в шоке, определяла его вес. Также быстро запихивала его в очередную
покупательскую авоську, и был таков. Следующий!
Более скоростного и приблизительного взвешивания представить себе просто было невозможно! Но покупатели
были чрезвычайно довольны её ловкостью и скоростью, благодаря чему очередь двигалась довольно быстро.
Петушков в ящике становилось меньше и меньше, отчего у них появилось много свободного места
для манёвров и уворачиваний от неумолимой руки продавщицы. Приближалась и очередь деда.
Теперь очередь двигалась не так быстро, потому что продавщице приходилось петушков вылавливать в ящике.
Порой они делали попытки выпорхнуть из него, но ловкая продавщица безжалостно их пресекала.
И вдруг, в очередной раз открыв петушиный ящик, она не смогла удержать в руках
пойманного в его недрах петушка. Он шустро взмахнул крыльями и, легко и беспрепятственно,
обдав Наткино лицо волной воздуха, выпорхнул из окошечка.
Вот она, выстраданная свобода!
Очередь дружно и громко ахнула, гусеница очереди ожила, замахала вразнобой руками с авоськами и
сумками в надежде загнать вольнодумного петушка назад, но вольный воздух свободы придал ему
смелости и сил, и ощутивший их петушок бесстрашно и высоко взмыл над очередью, дружно
проводившей его победоносный полёт обалдевшим взглядом!
Натка наблюдала за этим всем, как завороженная, затаив дыхание. Вот это да! Что же теперь будет?
Очередь очнулась и хором задала этот вопрос продавщице, высунувшей голову в окошечко во время торжествующего полёта петушка. Она сразу исчезла в лоне ларька, посмотрела сколько осталось петушков
и, поняв, что товара ещё достаточно, спокойно произнесла  :
- Пусть летит, петушков хватит всем.

Очередь быстро успокоилась.
Ну раз уж случилась такая пауза, продавщица открыла бутылку с водой и стала пить её
медленными глотками. Понятное дело, перенервничала должно быть.
Люди терпеливо и понимающе ожидали продолжения прерванного торгового процесса. И вдруг
из очереди кто-то громко воскликнул:
- Смотрите! Смотрите! Вон тот петушок сидит на торговом прилавке рядом с ларьком!

И действительно, в пяти метрах от ларька на пустом прилавке сидел белоснежный петушок и крутя
туда-сюда головой с ярко-красным небольшим ещё гребешком определял направление своего побега.
Натку внутри как-будто что-то толкнуло и ноги сами понесли её к прилавку с петушком.
Сначала она осторожно и тихо подкрадывалась к нему, а когда петушок обнаружил поблизости её
разведывательные действия, остановилась, и взгляды их встретились. Оба друг про друга всё поняли правильно. Петушок, не мешкая, побежал по длинному прилавку. Натка поспешила
за ним, стараясь двигаться быстрей него. И вот, когда оставалось только руку протянуть,
на середине прилавка он соскочил вниз с противоположной стороны. Натка бегом
обогнула прилавок, но петушок уже был около другого прилавка в следующем ряду. Одна из торгующих там
тёток рассмеялась и окликнула другую, сильно гыкая:
- Ой! Ты гылянь, ты гылянь, шо делается! Девчонка за петухом гоняется! Оот такова я ещё
не видала! О-о-ой, не могу! - громко воскликнула она, заливаясь ядрёным хохотом.

На Натку сразу все обратили внимание. Торговки, забыв о своём товаре, а покупатели - о цели покупок,
развернулись в Наткину сторону и, сопереживая с Наткой, издавали подбадривающие возгласы и выкрикивали советы, с какой стороны лучше зайти, да как изловить петушка.
Дааа, им хорошо было советовать, спокойно сидя на своих местах, а Натке, совсем взмокшей и уставшей на этом пекле, уже хотелось заплакать от напряжения. Сердце было готово выпрыгнуть из груди, и от усталости не хватало дыхания и сил. А петушок, между тем, всё бегал и перелетал с прилавка на прилавок, а Натка всё гонялась и гонялась между ними за ним. Бабки-торговки, помогая Натке, махали на птицу руками и преграждали ей путь.
Наконец, интерес публики к этому стал ослабевать, поскольку процесс затянулся, и пессимисты первыми подали
свои голоса.
- Да не догонит девчонка петуха, у него же крылья!

Обидно прозвучали для Натки эти слова. Столько гонялась, а получается, что спасовала перед маленькой птахой. Слаба перед ней оказалась. Ком обиды уже подкатил к горлу и она остановилась, чтобы перевести дыхание.
И тут заметила, что петушок, не выпускавший её из поля зрения, тоже остановился перевести дыхание.
Ей даже стало жалко его, с раскрытым клювом и вывалившимся на бок языком, часто дышащего от бессилия.
И из милосердия она хотела оставить своё преследавание, но мысль, что он пропадёт, что кто-то его поймает и сожрёт, вдруг дала ей второе дыхание. Мгновенно сообразив, что нельзя давать петушку отдыхать, иначе
она его не поймает, Натка сделала последний бросок к нему и, на удивление, легко завладела им! Он просто не сопротивлялся и сдался Натке без боя. Значит всё таки она, человек, оказалась сильнее.

В этот момент базарная публика разразилась похвалами в адрес Натки, но ей это было уже не важно.
Она прижимала к груди разгорячённого петушка и устало шла к киоску. Там успели подзабыть о том, что на территории базара Наткой и петушком разыгрывался почти детектив с побегом и погоней. Когда она подошла
к киоску, продавщица как раз обслуживала Наткиного дедушку. Девочка хотела протянуть продавщице
пойманную птицу, но та, оценив Наткину самоотверженность, сказала:
- Не надо, девочка! За то, что ты поймала петушка, я его тебе дарю!
И ловко засунула его в дедушкину авоську с купленным петушком. Гусеница очереди издала возглас одобрения.
Натка, мама и дедушка мирно покидали рынок, довольные и обогащённые двумя молоденькими петушками.
Выходит, что и нынешний, нестандартный, базарный день всё таки удался.
В автобусе, первые пять минут, Натка устало и любовно всё смотрела и смотрела на своего петушка, а потом мгновенно провалилась в сон.

Утром следующего дня она проснулась радостная. Быстро оделась и побежала смотреть на своего
петушка. Полдня любовалась на него, такого белоснежного, с ярко-красным, ещё не совсем выросшим гребешком.
Да и кукарекал он ещё смешно, по-мальчишески срывающимся голоском. Но Натка его любила, и ей всё в нём нравилось, даже этот срывающийся голосок.
Настало время обеда. Из летней кухни, как всегда, неслись вкусные запахи борща и чего-то то ли жареного, то ли печёного... Все разместились за столом, а бабушка налила борщ в огромную миску и поставила в центре стола.
Ели по-деревенски, все из одной миски. Несмотря на то, что Натка уже два месяца пребывала здесь, она всё ещё
не могла привыкнуть к тому, как правильно есть из общей миски и потому, по-городскому, всё тянулась отхлебнуть
со своей ложки над миской.
Дед сделал ей замечание, что надо от миски нести ложку к себе над куском хлеба. Но у Натки это ну никак не получалось.
Потом второй раз дед её одёрнул. Натка опять начала стараться, но вскоре снова стала тянуться к
миске.
На третий раз дед промолчал, хоть по его взгляду Натка и поняла, что опять нарушает правила. Но дед с невозмутимым видом почему-то стал тщательно облизывать свою расписную деревянную ложку в самой
середине обеда. Натка, недоумевая, с интересом наблюдала за ним и в очередной раз потянулась к миске.
И тут дед приподнял свою ложку и звонко дал ею Натке в лоб.
Она дёрнулась и борщ из ложки выплеснулся на стол. Обида мгновенно застелила слезами её глаза. Рядом сидевшая мама стала ругать Натку за то, что разливает такой вкусный и наваристый борщ с петухом. Натку
мгновенно пронзила страшная догадка и она сквозь слёзы почти плача спросила:
- С каким петухом?
- С Петькой, - спокойно ответила мама.
- Как с Петькой? - упавшим голосом отозвалась Натка.
- Да так. Зато больше никого клевать не будет,- невозмутимо заключила мама.

Всё, Натка уже не могла сдержать ни слёз, ни рыданий. Перед её, затуманенным жгучими слезами взором
возник красавец Петька, драчун, агрессор, но такой красивый, рыжий, с разноцветными пёрышками, с сильным
характером, которого она, не смотря ни на что любила! Она не на шутку разрыдалась и отказалась есть этот борщ. Дед велел выйти Натке из-за стола.
"Так вот почему я не слышала утром Петькиного кукареканья и ни разу не видела его, когда мы собирались на базар..."- подумала Натка, и от обиды и горя у неё больно защемило в груди, накатила новая волна жгучих и безутешных слёз. Она ушла сначала во двор, а потом в сад. Её маленькое сердечко страдало, душа плакала,
а разум никак не желал смириться с участью, постигшей несчастного Петьку. И почему её обманул дедушка,
когда она спросила у него про Петьку на базаре?
И Натка не на шутку затосковала по Петьке.
Неделю ходила безрадостной. Плохо ела. Уединялась. Молчаливо наблюдала за дворовой живностью.
Разговаривала неохотно и односложно. И мама затревожилась. Стала акцентировать Наткино внимание на новом петушке, которого она изловила на рынке. Конечно, Натка любила его, и любовалась, и был он ласковым, весёлым, задорным...Но и Петьку она любила тоже.
Хоть и была она ещё маленькой, но поняла, что мама старается её отвлечь от тоски по Петьке.
Посмотрела на мамины старания и пожалела: её-то она любила сильней Петьки. Так Наткина скорбь по незабываемому Петьке стала понемногу таять.

За это время молодые петушки, ведь с базара привезли двух петушков, подросли, превратились в красивых торжественно-белых, с нарядными алыми гребешками птиц. По утрам они наперебой звонко кукарекали, да так,
что невозможно было продолжать спать, и потому приходилось раньше вставать . Натка выходила на крыльцо, с интересом наблюдала бойкую птичью жизнь и всегда с теплом в душе любовалась своим петушком, с которым
её сроднила та, почти детективная базарная история с побегом и погоней. К концу лета не только много яиц стало лежать в корзинках курятника, но и появились эти чУдные пушистые комочки на двух тоненьких лапках, жёлтые,
как яркое летнее солнышко, цыплятки.
Жаль..., но лето всегда заканчивается и настаёт день, когда приходится расставаться с ним, увозя в городскую
жизнь его незабываемые события и переживания, которые потом, где-нибудь зимой, будут согревать и радовать солнечными воспоминаниями душу.

Но та любовь к Петьке и та история с ним, и то необыкновенное, тёплое, звонкое петушиное лето останутся в воспоминаниях и душе Натки одним из самых ярких детских воспоминаний на всю жизнь.
И ещё, когда Натка вырастет, то узнает, что и родилась то она... в год Петуха.
Вот ведь как бывает...