Выход закрыт

I.
Уже не помню, сколько я ехал в этом душном автобусе. Может, сутки, может, двое в компании потных мужиков, молчаливых женщин и их хнычущих детей. Ночью только хорошо было, прохладно, можно хоть как-то свободнее дышать. Рядом со мной сидел какой-то бывший чиновник, потому что только у них даже после отставки сохраняется важный вид, как «синдром вахтерши». Понятно, почему он едет в этом автобусе, билет ведь можно только по связям достать. Мне тоже повезло, не зря я всю жизнь проработал на систему, видя, как она гниет и рассыпается.
За окном можно разглядеть только звезды и остывающую пустыню. У нас ведь ничего не осталось, кроме пустыни. Впереди меня сидели: бывший мент (судя по количеству матных оборотов), несколько женщин с детьми, двое молодых людей и три девушки лет 25.
Сложно сказать, что это за люди. С такими раньше и в метро можно было встретиться. Это люди, которым все равно.

Интересно, как живут все те, у кого ещё горят сердца и души дышат и радуются ежедневному восходу солнца. Они все находят себя, своё место и свою любовь? Или остаются одинокими и спиваются, или умирают, живя как все. Кто знает?
Чувствовали ли эти «умы», когда наш мир погружался во тьму, когда бездна пожирала души, пустота заполняла сердца, а вся грязь и нечистоты, которые только способен извергнуть из себя человек, начали считаться истинной жизнью и её идеалом. Не надо меня считать консерватором или интеллигентом, но я сам чувствовал конец всего, читая ленту новостей известного поисковика.
Ну, так что наши умы? Чувствовали, видели и ничего не делали или знали, но думали, что пронесется как-то все мимо, что «голем» власти вечен? Если так, то они глупцы. Я видел все и знал, мне никто не верил, я не ум и не совесть, и я сам ничего не делал. Мне так все надоело, что я только и ждал, когда все рухнет. А когда все произошло, я просто взял все дорогое мне и уехал в деревню. Анархия сельской жизни порой куда справедливей городских законов. А душу надо было просто реанимировать, а на остальное мне плевать.
Такая позиция имеет ведь тоже право на существование? Мы ничем не обязаны обществу, друг другу, не побоюсь этого слова, государству. Зимний лес и погреб запасов того, что ты вырастил сам за лето, лучше всего. Вот чему я обязан. Хотя и солнце уже не грело, и земля местами начала гнить, и кроме червей уже ничего не зарождалось. Никаких зомби, моджахедов, американцев на Красной площади, захватов ливийцами несчастной Европы. Просто души умерли, а с ними и земля, тела, страны и города рассыпались, поля высохли, реки несли в себе только тела умерших, дома стали кладбищами. Все просто. Начало и конец. Мы тогда жили часами, просто часами вместе. А когда это тоже закончилось, настало время для меня уходить. Мне надо было просто уйти. И поэтому я оказался в этом автобусе, который везет кучку тех, кому все равно. Если бы кто-то спросил почему и как я выжил, то у меня был только один ответ на это – я слишком проспиртован для апокалипсиса.

II.

Меня растолкали.
- Приехали, голубчик, - сказал экс-чиновник.
- Вот скажи мне, господин чиновник, теперь-то вы все не говорите, что мы живём в самой лучшей стране, теперь-то вы молчите в тряпочку и даже не вспоминаете его.
Он опустил голову.
- Я помню, как такие, как ты, искренне и слепо с пеной у рта доказывали, что мы самые лучшие, что нас все страны хотят унизить,"им всем нужна слабая Россия", а я смеялся, видя как вы сами херите все. Помню, как ежедневно вы промывали мозги коллапсом во всем мире и стабильностью рубля.
- Ну так мы верили ведь. Наверное, нам тоже промыли мозги, - он вздохнул и замолчал.

Что тут ещё скажешь…

Автобус плавно замедлял ход перед пограничным контролем. Была видна огромная стена, задевающая облака и титановые ворота. После минутной остановки ворота открылись, и мы поехали дальше. Остановились, в открывшиеся двери вошёл военный в каске (уже сложно разобрать род войск).

- Выходим, мля, строимся у автобуса, показываем документы, билеты.

Это, видимо, одни из последних идейных остались. Или просто ничего больше делать не умели.

После прохождения всех формальностей, выстроилась очередь согласно спискам. Длинный живой коридор и полумрак. О чем можно думать в очереди? Я рисовал какие-то истории в голове, напевал любимую песню. Слова исчерпаны, эмоции тоже. Просто вспоминал свой когда-то любимый дождь…каким он был раньше…как пахло сиренью в мае в свежести дождя…
Передо мной остались двое. На душе, если она ещё жива, как-то стало легче немного. Вроде и воздух стал чище… Вдруг к проверяющему подбегает толстоватая дама с погонами прапорщика и что-то шепчет на ухо, у того в глазах паника. Я вижу проступивший у него на лбу пот. Он оглядывает очередь, всматриваясь в наши глаза. Я понял, что это конец надежде.
Он берет трясущимися руками «матюгальник». Включает его, мы слышим его дыхание, все замерли…тишина.
- Раз раз.... Пр..про… проход закрыт, - сказал он. - Проход на небо закрыт, - сказал он уже во весь голос.
Наступила минута молчания, длившаяся вечность. Тут начали сбегаться военные и спецназовцы и перекрывать проход, усиливать заграждение. Я посмотрел себе под ноги, хотел упасть на колени, но остался стоять.
Ну вот, подумал я, даже на небо уже нельзя.


февраль 2016