От печали до радости

Лариса вертелась перед зеркалом, поправляя "ванильное" платье. Фата того же оттенка мягко ложилась на её тёмные волосы, завитые по такому случаю в крупные локоны.
- Ну, как я тебе?
- Выглядишь потрясающе! - ответила я, не кривя душой. - Как настоящая королева!
- Когда же ещё женщине побыть королевой, как не на собственной свадьбе? Даже если это праздник со слезами на глазах.
Впрочем, тут Лариса несколько лукавила. Она всегда выглядела замечательно. Наверное, настоящая женщина - она даже скорбя напоминает королеву.
А если Лариса королева, кто же тогда Юра? Король, пленённый злыми гоблинами? Пожалуй, такое сравнение ему бы не понравилось. Адмирал, впавший в немилость? Хоть Юра до столь высокого чина не дослужился, это было ближе к истине.
Когда Лариса отошла от зеркала, я встала на её место. Оттуда на меня смотрела худенькая девушка в синем платье, с короткой стрижкой каре. Да, по сравнению с Ларисой, конечно, не то. Но всё же намного лучше, чем два года назад...

В тот весенний день солнышко светило ярко, озаряя землю чудным светом. Птички сладко заливались, празднуя пробуждение природы от зимней спячки. Такая же весна была в моей душе. Сегодня скажу Глебу "да" - у нас будет ночь полная страсти и огня, когда самые смелые фантазии становятся реальностью. Первый раз мы будем так близки.
А сейчас - к подруге, поделиться своим счастьем. Она мне уже целый месяц говорит: не тяни время.
Через несколько минут я уже звонила в дверь. Ната открыла мне, одетая в наспех наброшенный пеньюар.
- А, Поль, это ты? - сказала она без особой радости.
- Кто там ещё припёрся? - прозвучал из спальни голос Глеба.
Тут вышел он сам - в одних плавках.
С минуту я смотрела то на него, то на подругу, отказываясь верить своим глазам. Ната заговорила первой:
- Ты сама виновата. Я тебя предупреждала: мужчины не любят ждать.
- Зря выкобенивалась! - поддержал её Глеб. - Страшная, как тёмная ночь, а туда же.
Я пулей выскочила из подъезда, слыша за спиной смех Наты и любимого человека. Солнце спряталось за тучи и уже не грело. Птички замолчали, казалось, навсегда.
Не помню, как я добралась до дома. Пришла и сразу легла на диван, мечтая об одном: скорее умереть.
Так прошла неделя. Я отказывалась есть, пить, ни с кем не разговаривала. Даже Муську не замечала, а ведь она так ласкалась, так тёрлась.
- Не знаю, что делать? - жаловалась мать своей младшей сестре. - Боюсь, как бы Полька не наделала глупостей. Поговори с ней, может, тебя послушает. Вы всё-таки почти ровесницы...
Насчёт ровесниц мама, конечно, загнула, но разница в возрасте у нас действительно невелика. Лариса старше меня всего на пять лет.
- Ну, рассказывай, Полька, отчего печаль-тоска? - спросила она, как только зашла в комнату.
К моей собственной неожиданности, чёрная депрессия вылилась в громкие рыдания.
- Он меня бросил! Ушёл к подруге! Как теперь жить? Я к ним всей душой, а они... Они оба меня предали! Он сказал, что я страшная! Как... как тёмная ночь!
- Как тёмная ночь, значит? - задумчиво проговорила Лариса. - А давай-ка мы их накажем.
От удивления у меня и слёзы тотчас высохли. Тоска уступила место злости. В тот момент мне очень хотелось наказать Глеба с Натой. Хотелось, чтобы им было так же больно, как они сделали мне. Только как? В сознании живо представились выдранные клочья Наткиных волос.
- Нет, волосы мы драть не будем, - сказала Лариса, услышав мою версию. - Пусть подруга сама их себе выдерет от зависти. А парень пусть кусает локти, что упустил такую потрясную девчонку!
- А что мы будем делать?
- Учиться танцевать.
- Аргентинское танго? - спросила я, памятуя о том, что Лариса преподаёт в школе танцев.
- Для начала - танго. А потом, может, что-нибудь ещё... Вижу, идея тебе понравилась? Очень хорошо! С завтрашнего дня и начнём.
На самом же деле я не сказала ни да, ни нет, но мама, папа и Лариса вели себя так, словно я ответила согласием. И отступать, получается, было уже некуда.
Так начались мои занятия в школе танцев. Поначалу я изрядно тормозила, неуклюже выполняя указания своей учительницы, частенько задумывалась о своём. Наставницей Лариса оказалась требовательной, поблажек не делала. Муштруя меня два раза в неделю под латиноамериканские напевы, она упорно добивалась, когда я сделаю, наконец, правильное движение. Я честно старалась не подвести Ларису и вскоре уже неплохо танцевала.
Тогда же я и познакомилась с Юрой, её парнем. Когда-то он, морской офицер, учился у неё танцевать. Влюбился в симпатичную преподавательницу и усердно добивался взаимности. Не сразу ему удалось завоевать гордое сердце красавицы, но в конце концов, настойчивость сделала своё дело, неприступная крепость сдалась.
К тому времени Юра уже не был учеником Ларисы, но всё время встречал её с занятий. Несмотря на анархические взгляды (которых он, кстати, никогда и не скрывал), чем-то он мне напоминал белогвардейского офицера. Может, выправкой, статью, а может, интеллигентностью, исключительной честностью и твёрдостью характера. "Служить бы рад - прислуживаться тошно" - так, кажется, говорил герой комедии Грибоедова. Как будто про него. Лизоблюдство Юра всегда презирал.
Даже на суде мужество и решительность ему не изменили. Бледный от длительного нахождения в застенках (так и просится слово НКВД), Юра отказывался признать свою вину. "Я не стану лицемерно каяться в том, чего не делал", - говорил он в последнем слове...

На церемонию нас не пустили. У ворот СИЗО собралась довольно приличная толпа - друзья и родственники жениха и невесты, приятели, сослуживцы, просто знакомые. Даже те, кто не знали Юру лично, пришли поздравить молодожёнов. Зря я думала, что люди по природе своей пофигисты, что нет им дела до радостей и горестей других людей. Глядя на тех, кого мужество Юры и верность Ларисы так растрогали, я больше не могла так думать. Да, порой от незнакомых людей встречаешь больше сочувствия, чем от некоторых родственников...
"Что эта сумасшедшая удумала? - кричала баба Марья, приехавшая к нам из Ставрополя, двоюродная мамина тётка. - Связаться с предателем Родины, маргиналом! Опустят его на зоне - и поделом ему! Дай-ка мне её новый телефон - сейчас я ей задам!".
Но мама наотрез отказалась. Тогда баба Марья стала требовать его у меня, но я тоже не дала. Обидевшись, родственница спешно собрала свои вещи и ушла, пообещав, что ноги её больше не будет в этом "дурдоме". Честно сказать, я не слишком-то и опечалилась. А то она вечно злая на весь свет и всеми недовольная - с её уходом даже стало как-то светлее...
Костя тоже пришёл - в суете рабочих будней сумел выкроить время, чтобы поздравить друга. Они вместе служили на флоте. Кстати, именно он фактически познакомил молодожёнов, подкинув Юре идею записаться на аргентинское танго.

Я помнила первую в своей жизни милонгу так отчётливо, словно это было только вчера. В чёрном платье, среди огней и громкой знойной музыки я удивлённо смотрела на танцующие парочки, чувствуя себя Наташей Ростовой на первом балу.
Юра подал мне руку:
- Давай потанцуем.
Я, признаться, оробела. Танцевать с парнем своей подруги - каково это? Нет, даже не подруги - родственницы. Не буду ли я такой же стервой, как Натка, если соглашусь? Беспомощно и растерянно смотрела я то на него, то на Ларису.
- Давай, Поль, - ободрила меня моя тётя. - Покажи, чему научилась.
И мы с Юрой закружились в танце. Мысль о том, что меня пригласил морской офицер, признаюсь, весьма льстила моему самолюбию.
- Классно танцуешь, Полин! - похвалил меня Юра, когда музыка стихла.
- Спасибо!
Когда мы подошли к столику, Лариса беседовала с незнакомым парнем, стройным и черноволосым.
- Здорово, Кость!
- Привет, Юрка!
Мужчины обменялись рукопожатиями, после чего Лариса сказала:
- Знакомьтесь, это моя племянница Полина. Это Костя, Юрин друг.
- Очень приятно! Можно пригласить Вас на танец, Полина?
Я с радостью согласилась, и вскоре мы уже кружились под страстные мотивы Латинской Америки. Объятия Костиных рук, его смеющиеся глаза напротив, глубокие, словно озёра крепкого чая, запах одеколона... Всё остальное для меня вмиг перестало существовать. Казалось, мы не танцуем - мы парим в облаках над далёкой Аргентиной. "И жизнь, и смерть в твоих объятьях"... Откуда это? Я так и не смогла вспомнить. Да и неважно. Время словно остановилось, и мне страстно хотелось, чтобы стрелки часов никогда больше не пошли вперёд. Так и танцевать бы с Костей бесконечно!
Но всему на свете когда-нибудь приходит конец. Слишком быстро стихли последние аккорды музыки. Танец закончился.
Потом Костя танцевал с другими девушками, меня приглашали другие парни. Они танцевали весьма неплохо, но ни один из них не смог подарить мне тех минут счастливой сказки, какие я испытала рядом с Костей.
Когда я, возбуждённая и раскрасневшаяся, сидела за столиком, потягивая мохито, мой взгляд упал на Ларису. Она кружилась с Юрой в самом центре. Отчаянная парочка!
Вот парень разорвал объятия, полез в карман... Когда я взглянула на них вновь, они по-прежнему танцевали обнявшись...
- Ну, как тебе вечеринка? - спросила меня Лариса.
Я заметила, что сама она просто сияла от счастья.
- Супер! - призналась я.
- Видишь, сколько парней тебя на танец приглашали! А то: страшная, как ночь! Вообразится ж такое!
Правда, как Лариса признается позже, двоих из них - Юру и Костю - подговорила она. Расшевелите, мол, Польку, а то она, кажется, несколько растерялась. Но тогда я об этом не знала.
- А тебе как, Ларис?
У моей тёти оказалось ещё более замечательно:
- Представляешь, Поль, Юра сделал мне предложение! Прямо во время танца. Сказал, что хочет со мной танцевать всю жизнь.
- Круто! И что ты ответила?
- Сказала, что подумаю.
Но по глазам Ларисы я поняла, что уже могу считать Юру своим дядей.

Костя смотрит на меня, говорит: "Привет, Полина!" - и эти два слова, этот обычный взгляд для меня дороже золота. Наверное, он не догадывается, что с той вечеринки его "образ милый незабвенный повсюду странствует со мной". Я думаю о нём каждый день, записываю в тетрадку стихи и песни про любовь. Но я скорее умру, чем скажу ему об этом. Впрочем, не только ему - даже Ларисе не говорю. Не потому, что не доверяю - просто боюсь сглазить робкую надежду. Случись со мной что интересное, тут же представляю, как при встрече расскажу об этом Косте, что он скажет. Но встретив его, то опускаю глаза и молчу, то напротив, оживлённо болтаю всякий вздор. Догадайся же, Костя, милый, как ты мне нравишься!
Наверное, кто-то скажет, что я чокнутая, но за внимание Кости я бы, пожалуй, согласилась оказаться на месте своего новоиспечённого дяди. Но если бы вдруг посадили его, а не Юру, я бы... Впрочем, я не знаю, что бы я тогда сделала. Но знаю одно - я бы его не бросила.

На следующий день после милонги была инаугурация всенародно избранного президента. Кто бы сомневался - в одной из областей за него отдали голоса целых сто двадцать процентов! Десятки тысяч решили отметить столь радостное событие митингом протеста. Согласовали, получили разрешение, вышли на площадь. Я бы тоже вышла, поскольку за те двенадцать лет, что виновник торжества находился у власти, я напрочь перестала его уважать и как политика, и как человека. А ещё эта сомнительная победа, что никак не возвысила его в моих глазах. Но Муську надо было нести к ветеринару удалять опухоль.
А Лариса, Юра и Костя пришли. Начиналось всё мирно, а потом, как в плохом кино: "узкое горлышко", сидячая забастовка, давка, прорыв цепочки, взбесившиеся омоновцы, врывающиеся в толпу и машущие дубинками направо и налево.
Один из стражей порядка схватил за горло незнакомую девушку. Юра не смог остаться безучастным - кинулся ей на помощь...
"Участие в массовых беспорядках", "Применение насилия к представителю власти" - такие статьи пришили моему будущему дяде и семерым его товарищам по несчастью - таким же смелым и неравнодушным.
Так Лариса стала "белой вдовой", не успев и замуж выйти. Полгода, пока Юра находился в СИЗО, к нему не пускали даже родителей, что уж говорить о невесте. О том, что Лариса согласна стать его женой, он услышал на судебном слушании. Мы все были тому свидетелями.

- Поздравляем! Поздравляем! - слышалось отовсюду, когда Лариса выходила из ворот следственного изолятора.
На пальце её руки в лучах солнца блестело обручальное кольцо. Пожатия рук, дружеские, почти родственные объятия, поцелуи в щёки - казалось, все мы, пришедшие, стали друг другу родными, а бракосочетание Юры и Ларисы - нашей общей семейной радостью.
В этот момент подошла и Зинаида Павловна - жена Юриного подельника Антона Александровича.
- Прости, Ларисочка, не смогла прийти раньше. Поздравляю вас!
Позже Лариса призналась, что не представляла, как закончится этот день. Церемония с надеванием колец, речи дамы из ЗАГСа, которую слушали вполуха, и пятнадцать минут наедине с любимым...
Они пролетели как один миг. Что же делать дальше? Гулять и развлекаться, как советовал Юра? Ехать домой? Ничего этого Ларисе не хотелось.
- Легла бы у дверей СИЗО - и лежала бы, пока Юру не выпустят. Но когда я вышла, и столько людей стало нас поздравлять, мне и умирать расхотелось.
- Умирать? - заметила я строго. - Это ты брось! Ты Юре живая нужна. А пойдём и вправду погуляем.
- Вот именно, Ларис, - поддержала меня мама. - Всё-таки не каждый день замуж выходим.
- К тому же, - добавил папа, - теперь ты Юре жена, а значит, вы хоть видеться будете.
Мы пошли в парк. Случайно так совпало, что там как раз проходил какой-то конкурс. На открытой площадке собралась толпа народа. В центре на помосте пели и танцевали участники: отдельные исполнители и авторские коллективы. Конечно, едва ли кто из них знал про свадьбу Юры и Ларисы, но мне страшно нравилось представлять, что эти песни и пляски только для новобрачных. Ещё мне нравилось, взяв Ларису за руку, представлять вместе с ней, что Юра у себя в камере всё это видит и слышит.
После концерта мы посидели в кафе. Пока что в узком семейном кругу, а когда Юра выйдет из тюрьмы, будет свадьба настоящая - с песнями и плясками. По крайней мере, дядя обещал: потанцуем. Слово офицера!
Вечером, когда мы разошлись по домам, я записала в тетрадку ещё одну песенку. А вернее, припев, как запомнила. На концерте, когда все девушки подпевали - каждая про своего возлюбленного - я страстно желала, чтобы Костя оказался рядом и услышал, как я пою:
"Ты, ты, ты посмотришь в глаза мне;
Только ты, ты, ты очнёшься под крики: "Горько!".
Чем тебя приворожила, милый - это мой секрет!
Ты, ты, ты на свете один мне нужен.
Ты, ты, ты навеки мне станешь мужем.
Знаю, будем вместе с тобой, любимый, много-много лет!".
Мечта... Но как хочется, чтобы она стала явью!

После ареста Юры Лариса с головой ушла в работу. Свадьба в этом плане ничего не изменила. Когда у неё выпадала свободная минутка, я по возможности старалась не оставлять её одну. То уговорю выбраться на выставку картин, мишек, кукол, ручных вышивок, то возьму билеты в театр, то намекну, что неплохо бы провести выходные в другом городе полюбоваться местными достопримечательностями. Иногда к нам присоединялась и Зинаида Павловна. Я понимала, что обе женщины испытывали некое чувство вины перед своими мужьями - за то, что пока те сидят в местах не столь отдалённых, позволяют себе развлекаться. Но так надо! Письма в тюрьму должны быть оптимистичными, полными свежих впечатлений. Чтобы Адмирал знал, что Королева, хоть и скучает по нему, но живёт. Только так!
Само собой разумеется, мы посещали акции в поддержку политических узников: пикеты у метро с плакатами, благотворительные концерты, аукционы. Те люди, что приходили, за это время сделались для нас почти родными. Дяди, тёти, троюродные братья и сёстры. Тот, кому в беде протягивали руку, наверное, нас поймёт.
В институте к тому, что я родственница политзаключённого, отнеслись с сочувствием. Были, конечно, и те, кто считали, что я должна стыдиться такого родства. Но я никогда этого не стыдилась. И даже не будь Лариса моей тётей, а Юра - моим дядей, я бы на эти акции всё равно приходила. Хотя бы потому, что нередко видела там Костю.
Писать письма тем, кто не по своей воле оказались в изоляции от родных и знакомых, мне тоже нравилось. Какие-то письма я писала на пару с Ларисой, какие-то - сама. Кстати, Юрины подельники оказались весьма интересными людьми. Возможно, общаясь с ними, я пыталась найти спасение от страха, что меня саму могут арестовать как члена семьи. Но как бы там ни было, я обожала рассказывать им интересные истории и читать, что они рассказывают мне в своих письмах.
Посылки-передачки для Юры мы готовили всей семьёй. Приезжать к нему в колонию оказалось не так просто. Его родители и жена, конечно, ездили, передавали приветы.
В остальное время - бытовая повседневность: учёба, работа, дача, уборки-готовки, мелкие неприятности в виде протекающего крана или сломавшейся мультиварки.
Маме сорок лет исполняется. Надо думать, что дарить. Хотелось бы чего-то необычного... Решение пришло на выставке не Тишинке. Прогуливаясь с Ларисой между стендами с заготовками для росписей и декупажа, мы плавно перешли к столикам для мастер-классов, где клеили, расписывали, валяли, шили.
- Не хочешь сама что-нибудь сделать? - предложила Лариса.
- Даже не знаю, - растерялась я.
Ни шить, ни вязать я не умела. В декупаже разбиралась как свинья в апельсинах, а как клеить мозаику - даже не представляла.
- А давай прямо сейчас сделаем для мамы подарок. Неинтересно будет на юбилей что-нибудь купить и не париться. А так будет и необычно, и главное - то, чего прежде никогда не делали.
Уговорила, как всегда. Мозаика показалась мне наиболее простым вариантом, поэтому я выбрала её. Несколько часов подряд я выкладывала стеклянную вазу фиолетовыми и сиреневыми "плитками", перемежая их белыми полупрозрачными, чтобы получалось нежнее. В процессе вспоминалась мамина любимая песня про сиреневый туман. Может, оттого мне и пришла на ум такая гамма. К тому же, в такой вазе будут хорошо смотреться её любимые жёлтые хризантемы...
Но оказалось, с хризантемами меня опередили. Лариса с гордостью демонстрировала мне шкатулку из дерева, где по бокам и на крышке красовались эти яркие цветы. Оказывается, декупаж - это тоже круто!
- Осталось только купить чай - и подарок готов.
В том, что Лариса купит зелёный с жасмином, я не сомневалась. Это мамин любимый.
Когда мы, довольные, что решили вопрос с подарками, возвращались домой, неожиданно встретили Нату. Она и какая-то незнакомая девушка, вцепившись друг другу в волосы, истошно визжали:
- Отстань от него, чувырла! Глеб мой!
- Сама чувырла! Он мой! Мой! Подойдёшь к нему - глаза выцарапаю!
Сколько раз, рыдая ночами в подушку, я с мстительной радостью представляла Натку брошенной, униженной! Как страстно желала, чтобы какая-нибудь "красивая и смелая" перешла ей дорогу! Но теперь, когда у моей бывшей подруги появилась соперница (кстати говоря, не такая уж и красивая), злорадства отчего-то не было. Мне было абсолютно всё равно, уйдёт ли Глеб к этой незнакомке, сказав Нате на прощание, что она страшилка, или приползёт к ней на коленях просить прощения, клятвенно заверяя, что эта девушка ничего для него не значит. Да пусть хоть гарем устраивают - мне без разницы!
Хорошо бы Костя увидел, как я вазу выложила! После маминого дня рождения сфотографирую и отправлю в сеть.

Наверное, Господь меня испытывал, дав увидеть сцену делёжки Глеба. И после того, как я не испытала злобной радости, вознаградил всю нашу семью радостью истинной.
Она случилась накануне маминого дня рождения. До этого Юра подавал на условно-досрочное, но получил отказ. Ясное дело, не для того наши органы правосудия потратили столько труда, искажая факты и подтасовывая улики, чтобы так скоро выпустить. Через полгода подал ещё. Не отказали.
Лариса на радостях разве что до потолка не прыгала, а вместе с ней - и я, и родители. Только со стороны Юры отчего-то не было особой радости. Ну погоди, негодник! Выйдешь - скажу всё, что о тебе думаю, дядюшка!
Мамин юбилей мы, к сожалению, праздновали без Юры - его должны были выпустить только через день. Но каждый знал - несчастья позади.
Кстати, наши подарки маме очень понравились. Она поставила их на самое видное место, явно гордясь тем, что у дочери и сестры золотые руки.

Весь следующий день я торопила время, желая, чтобы поскорее наступило завтра. Ночью уснула только часам к четырём. А утром чуть свет отправились всей семьёй в Тулу.
Много раз я представляла себе, как мы встречаем Юру, и почти всегда в моих фантазиях мы прыгали от счастья. Особенно Лариса. На деле же вышло несколько по-другому.
Вот Юра медленно (а не бегом, как я себе представляла) выходит из ворот колонии навстречу тем, кто так ждали его возвращения. Навстречу Ларисе. Та устремляется к нему...
Были ли эти двое когда-нибудь в своей жизни так же счастливы, как в тот момент, когда они, слившись в объятиях, без стеснения признавались друг другу в любви? Слёзы, разлука, перемежавшаяся короткими встречами, судебный и бюрократический ад, которому, казалось, не будет конца - всё это осталось в прошлом.
Мне страстно хотелось обнять всех, кто в трудное время были рядом, кто, не опасаясь за свою репутацию, делили с нашей семьёй горести, а теперь пришли разделить и радости. Недолго думая, я кинулась в объятия тому, кто стоял справа...
Костя! Это он! Мама родная! Что мне теперь делать? Что делать?
Прежде чем я, красная, как рак, успела открыть рот, пролепетать что-то в своё оправдание, Костя обнял меня в ответ:
- Поздравляю, Полин! Я так рад за вас!
Потом мы все обнимали Юру, поздравляя с освобождением, Ларису, поздравляя с возвращением мужа. И обещали Зинаиде Павловне, что обязательно приедем разделить её радость, когда оная случится. Пока же мы ещё до конца не верили в свою собственную. Вдруг это всего лишь прекрасный сон? А проснёмся - и окажется, что всё по-прежнему.
Лишь когда автомобиль уносился в сторону Москвы, оставляя далеко позади город, который я уже никогда, наверное, не смогу полюбить (прости меня, Тула!), я поверила, наконец, в реальность происходящего. Мы ехали к Ларисе - отметить всей семьёй возвращение моего дяди! Конечно, отметка о судимости создаст немало трудностей ему, и всей семье. Но сегодня - только праздник!

Много раз я слышала словосочетание "слово офицера" и ни разу - "слово офицерской жены". Честно, меня это несколько обижает - как племянницу Ларисы. Три года она не появлялась на милонгах и на все предложения пойти развеяться отвечала: "Юра выйдет - тогда и потанцуем! Я дала себе слово без него на танцы не ходить". Я ходила на милонги, но очень редко. В компании Ларисы, Юры и Кости куда веселее.
И вот долгожданный день настал. Никогда я ещё так тщательно не готовилась, подбирая наряд, украшения, макияж и причёску, ибо желала выглядеть на все сто. Лариса, по-видимому, тоже старалась показать себя максимально очаровательной и, судя по всему, ей это отлично удалось. Настоящая Королева! Мужчины: Юра и Костя - тоже оделись нарядно.
Однако прежде мы решили заглянуть на благотворительный концерт в поддержку узников совести. Не прийти казалось непорядочным по отношению к тем, кто всё это время были с нами, а теперь наверняка пришли порадоваться воссоединению семьи. Разве не заслужили они такого удовольствия?
Народу собралось так много, что организаторы приставляли дополнительные стулья. Мы сели в заднем ряду. Юра и Лариса держали друг друга за руки. А я... я тщательно пыталась скрыть волнение от сидевшего рядом Кости. Я тоже была счастлива.
Поразительно, но Юра, отсидевший три года за свои убеждения и не вставший на колени, отнюдь не считал себя героем. Напротив, со сцены, куда его попросили подняться, он говорил, что такое могло случиться с каждым. Я же до сих пор не знаю, что бы на его месте говорила и делала я сама.
- Я тоже не знаю, как бы я себя вёл, - признался Костя.
А я, кажется, знаю. И знаю отлично...
Потом рыжеволосая Вика, частая гостья на наших мероприятиях, играла на гитаре и пела. Про нас.
"Но не стало преграды, и нет расстоянья,
Наша встреча награда - ты рядом опять.
От печали до радости всего лишь дыханье.
От печали до радости рукою подать".
А ведь когда-то и вправду хотелось стать эхом, чтобы лететь и лететь через реки и горы, отделявшие разлуку от встречи. Спасибо тебе, Вика!
Надолго мы на концерте не задержались - так не терпелось нам, наконец-то, потанцевать.
Огни, страстная музыка, столики по краям широкой площадки - всё как тогда, за день до роковых событий. Но на этот раз, мне очень хотелось надеяться, что беды не случится.
Юра положил руку на талию жены и они, тесно обнявшись, устремились с центр - к таким же бесшабашным парочкам. И словно не было тех долгих месяцев разлуки и ожидания. Радуйся, Королева, ты дождалась - Адмирал вернулся!
А что же делать мне? Прежде чем я успела хоть как-то ответить на этот вопрос, Костя подал мне руку:
- Потанцуем?
Его бездонные глаза смотрели на меня с нежностью и обожанием.
Конечно, да!