Дело о старом антикваре

Глава 1
Марго сидела в кресле, по привычке поджав под себя ноги и злилась. Ее донимала ноющая боль в боку, которая еще с ночи постоянно напоминала ей, что диету надо соблюдать неукоснительно. Съеденные еще вчера несколько кружочков вкуснейшей финской колбасы аукнулись сегодня часами непрерывной ноющей болью в правом боку. Но еще больше ее донимала грохочущая музыка из соседней комнаты.
— Лиля!» — во весь голос прокричала женщина, стараясь перекричать корейские динамики. — «Да убавь ты, наконец звук, скоро картины со стен попадают!»
На минуту грохот прекратился, из-за двери появилась взлохмаченная копна волос, и недовольный голос приемной дочки Лилии недовольно заверещал.
— Ну, мама. Я же по твоей настоятельной просьбе убираюсь, работает пылесос, а у него звук противный, вот и перебиваю его жужжание нотами «нежнейшего» рока. Ты потерпи еще часик-другой или еще лучше сходи во двор, подыши воздухом, и тебе полезно, и я не буду терзаться сомнениями.
Выходить из квартиры не хотелось, погода была просто пакостная, совсем не характерная для теплого южного города. Но сидеть и слушать «нежнейший» рок в самых максимальных децибелах было еще ужаснее.
Одевшись по-теплее, бывший сотрудник советской прокуратуры, а ныне частный сыщик Маргарита Крулевская, ворча под нос что-то про современную молодежь и неуважение к старшим, вышла во двор. Холодный ветер тотчас набросился на нее, стараясь проникнуть во все незащищенные места или хотя бы свалить с ног.
«Так, веселой прогулки сегодня не будет. Иду в ближайшее кафе», — подумала Марго и, преодолевая встречные порывы, направилась к светящейся неоновой вывеске.
Почти у самой двери она все же поскользнулась и вероятно растянулась бы на замерзшей луже, но ее в последний момент подхватили чьи-то сильные руки.
Она повернулась, чтобы поблагодарить своего спасителя и с удивлением увидела, что ее поддерживает известный в городе старик, местный художник Никитич.
— Вот уж не чаяла вас тут встретить, да еще в такую погоду, — удивилась женщина.
— А я именно к вам и шел, — ответил художник. — Дочка сказала, что вы вышли воздухом подышать, так вот я и предположил, что дышать им вы будете, вероятнее всего, в этом кафе, вот и шел напрямки, как видно, вовремя подоспел. Ну что ж мы стоим, мерзнем, идемте скорее в тепло.
В кафе под незатейливым названием «Плакучая ива» было по-домашнему тепло и уютно. Народу было немного. Вездесущая музыка лилась из динамиков и здесь, но это был не рок, а струнные переборы испанской гитары.
Кофе здесь подавали отменный, Маргарита, выпив пару ароматных чашек, быстро согрелась, щеки ее зарделись, и настроение улучшилось.
— Никитич, теперь, я готова вас слушать. Чем может быть вам полезна моя скромная персона? Я же понимаю, что вы ко мне домой не на блины приходили, тем более, что стряпуха я никакая.
Старый художник молчал, прихлебывая чай из большой чашки, которую он выпросил у удивленной официантки.
— Понимаешь, Маргарита Сергеевна, — медленно начал он, переходя на «ты».— Есть у меня старинный друг, знаю его лет сто, еще пацанами вместе проказничали. Да может быть, и ты его знаешь, кличут его Кимом Тихоновым. Раньше модно было детей в честь всякой революционной лабуды называть, вот он и стал Коммунистическим интернационалом молодежи, т. е. Кимом. У него лавка антикварная возле рынка имеется, ты мимо нее не раз проходила.
Марго вспомнила эту лавку, не раз бывала там с дочкой, рассматривала различные старинные вещи и картины.
— Понимаешь дочка, — продолжал старик, — угодил мой дружбан в вашу кутузку. Ты уж выручай. Я акромя тебя из вашей братии более никого и не знаю.
Маргарита с некоторых пор числилась консультантом при местном сыскном ведомстве. Но лишний раз туда обращаться ей, в силу некоторых причин, ой как не хотелось. Она поморщилась как от зубной боли.
— Никитич, а в чем его обвиняют? — спросила женщина.
— Да в том-то и дело, что шьют ему статью страшную, жуткую статью шьют. Измена Родине называется, в форме сотрудничества с оккупантами.
Марго широко раскрыла глаза.
— Вы в своем уме, — вставая с места, произнесла она. — В таком случае, я сама обвинителем на суде буду. Не думала, что вы на старости лет до такого дойдете. До свидания.
— Да погоди ты, — схватил ее за руку старик. — Сядь, пожалуйста, и выслушай меня до конца. Выслушать меня ты можешь?
Неожиданно для самой себя Марго села на место.
— Я слушаю, — выдавила она.
— Я уже говорил, что Кима знаю с детства. Я с началом войны на фронт угодил, он остался, белый билет у него был. Хворь в нем сидит. Но человек он праведный, в подпольщиках не был, но чтоб фашистам помогать, в то я вовек не поверю. Он, как и я, художник, и еще коллекционер от Бога. Чутье у него на разную старину. Всю жизнь при кинотеатре состоял, афиши рисовал, плакаты разные, а как стало возможно, так сразу лавку свою открыл. И вдруг приходят за ним ваши, говорят, по его статье срока давности нет, и в кутузку его. Меня к нему не пускают, говорят, пока идет следствие, только адвокату можно. Ну, не верю я в то, что он с немчурой поганой якшался, не такой он человек. Ты там хотя бы разузнай, что да как, а я уж тебе заплачу за хлопоты. Ну это, в общем, хочу нанять тебя как сыщицу. Слух по городу идет, что ты по нашим художницким делам большим спецом стала. Вот и подсоби мне.
Маргарита сидела и молчала, в ее голове боролись две мысли. Что-либо делать для фашистского прихвостня было чистым безумием. Но Никитич так искреннее говорил, сам войну прошел, не стал бы он что-то предпринимать, если бы имел хоть тень сомнения в своей правоте.
— Хорошо, — тихо сказала она. — Я постараюсь узнать, в чем там дело, но если имеется хоть одно хотя бы косвенное доказательство его вины — не взыщите.
Глава 2
На следующий день, пересилив себя, Марго отправилась в свою бывшую контору. Она все еще не могла забыть, как к ней отнеслись ее бывшие коллеги, когда следователь Крулевская смогла доказать невиновность вора в законе по кличке Сила и вытащить его из лап тюремных надзирателей. Но с некоторых пор там работал ее молодой друг Максим Каверин (см. «Бидонное дело госпожи Крулевской»), его она и хотела повидать в первую очередь.
Звезды сегодня расположились таким образом, что Максим оказался на месте и был несказанно рад встрече с легендой местного сыска. Сегодняшний день продолжал преподносить сюрпризы. Оказалось, что Каверин включен в группу по делу антиквара.
Марго тут же напомнила ему, что все еще числится консультантом, хотя и внештатным. Следовательно, может иметь доступ к информации по делу. Максим долго ходил по начальствующим кабинетам, доказывал, что Крулевская большой спец в области живописи и прочая, и прочая. Наконец заветная бумага была подписана, и Марго получила тощую папку.
Первым документом в деле было письмо от фонда «Симона Визенталя» о том, что ими в немецких архивах обнаружена купчая от гаурляйтера Османа Губе на оплату и приобретение в пользу рейха картины «Дождь в Тосканской долине» художника Монро, находящаяся на правах частной собственности у господина Кима Тихонова.
Вторым документом в этой папке была справка из Дрезденской галереи о том, что картина «Дождь в Тосканской долине» в настоящее время хранится в запасниках этого почтенного музея и выставляется на выездных экспозициях, подлинность картины подтверждена группой международных экспертов.
Максим молчал и смотрел, как Марго работает с документами, а когда она оторвалась от папки произнес:
— Понимаете, Маргарита Сергеевна, если бы фашисты просто отобрали эту картину, то никакого дела сейчас не было бы. Но они почему-то ее купили, причем, за немалые деньги, и Ким Тихонов эти чертовы деньги от фашистов принял, значит, он с ними сотрудничал. А срока давности по таким делам нет, тем более, что документы пришли к нам из Израиля.
— Максим, я могу встретиться с Тихоновым? — отложив в сторону папку, спросила Марго.
— Только с разрешения руководителя группы следователя Ивашева — как-то с неохотой ответил Каверин.
Маргарита знала старого следователя, в прошлой своей жизни она неоднократно с ним встречалась по различным делам. Друзьями они никогда не были, но все, в том числе и она, считали его педантом, строго следовавшим букве закона.
— Дело, вроде бы, ясное, не убийство, не грабеж — зачем же целую группу создавать, да еще такого уважаемого следователя как Ивашев подключать? — продолжала Маргарита.
— Понимаете, Маргарита Сергеевна, я сам всего не знаю, только ту часть, которую мне поручают. Но сдается мне, что запрос от фонда не к нам в город поступил, а через самые верха прошел, — Максим показал куда-то в потолок. — Поэтому, с нашей стороны все должно быть тип-топ, наверняка на суд иностранцев понаедет пруд пруди. — Если хотите дополнительную информацию получить, то поднимитесь в кабинет этажом выше, а у меня кроме этого дела, еще текущей работы, как у жучки блох. — Каверин убрал дело в сейф и показал всем своим видом, что женщине желательно покинуть его кабинет.
Руководитель следственной группы Ивашев Павел Степанович внимательно изучил бумагу, которую ему вручила Маргарита. Кивком указал ей на стул, стоящий у окна.
— Рад видеть вас в добром здравии, — сухо произнес он. — Наслышан о ваших успехах. Только вот не пойму, на кой ляд вам этот старый урод понадобился. Якшался с фашистами, попался, получи свое. Пожизненное ему не дадут, времена нынче у нас либеральные, но и того, что ему наш гуманный суд определит, на его недолгий век хватит.
— Павел Степанович, а вы не допускаете мысли, что купчая поддельная. Как вы считаете, такая версия допустима? — сказала Марго, наблюдая, как следователь роется в ящике своего стола.
— Фонд Симона Визинталя, это вам не хухры-мухры, организация весьма серьезная, они десять раз все перепроверили и десять экспертиз провели прежде чем документы в Москву отправлять.
При этих словах Ивашев закончил поиски в бездонном ящике стола, достал и протянул Маргарите протокол допроса обвиняемого Кима Ипполитовича Тихонова, из которого следовало, что подследственный собственноручно подтверждает факт продажи картины немецким оккупационным властям.
— Еще вопросы будут? — холодно спросил Ивашев. — Если нет, то позвольте распрощаться, мне еще обвинительное заключение для суда писать надо. И не сочите за труд по дороге зайдите к Каверину и пригласите его ко мне, а то у нас опять внутренняя связь не работает.
— А как же моя встреча с обвиняемым. Разве вы не позволите? — вставая со стула, с некоторым вызовом сказала Марго.
— Уф — выдохнул следователь. — Я понимаю, что вы давно в органах не работаете, но я надеюсь хорошо помните. Встречаться с подследственным может только адвокат или следователь. Вы у нас кто? Все, уважаемый консультант, все. В данном случае следствие в ваших услугах не нуждается. Всего доброго!
Глава 3
Страшная болезнь, которая некоторое время назад чуть не свела Крулевскую в могилу, в очередной раз дала о себе знать. Марго лежала пластом, боясь пошевелить руками. Притихшая дочка Лиля крутилась возле матери, не зная чем помочь, наконец, не выдержала и позвонила Силуянову, совладельцу сыскного бюро «Крулевская и партнеры», одному из самых близких людей их небольшой семьи. Олигарх примчался удивительно быстро, мало того, он привез с собой главного врача хосписа «Чудо» — Родиона Петровича Гиреева, пациентом которого, пребывая в этом заведении, была Маргарита. Врач тут же опутал женщину проводами диковинных переносных приборов, всех выставил за дверь и стал колдовать над монитором. Наконец, он сделал укол, дал выпить пригоршню капсул и открыл дверь в соседнюю комнату.
— Жить будет — спокойно произнес врач, — но вот вставать и ходить пока не советую, строгий режим. Особенно это вас касается, юная мадмуазель. — Обеспечьте, пожалуйста, вашей матери нормальное постельное существование, избавьте ее от кухонных нарядов вне очереди и прочей домашней работы хотя бы в течение нескольких дней. И лекарства, я оставлю все, что захватил с собой, но надо еще. — Гиреев выразительно посмотрел на Силуянова. — Самой быстрой доставкой! Курс прерывать никак нельзя!
Силуянов подошел к Маргарите.
— Ну, ты как, королева? Ты давай держись, ты мне живая много нужней, чем мертвая.
Лишь нескольким людям в этом мире было позволено называть ее «королевой», производной от ее польской фамилии, бывший вор в законе по кличке «Сила» это право имел.
— Силуянов, пожалуйста, найди хорошего адвоката, лучшего адвоката — превозмогая боль, сказала женщина.
— Надо же, — удивился олигарх, — у нее строгий постельный режим и обострение всех болячек, а она о каком-то фашистском прихвостне заботится. Слышал, чем ты тут занимаешься. Славное имя нашего сыскного бюро позоришь. На кой-ляд он тебе сдался. Я хоть и бывший законник, но все же патриот своей страны, как это пафосно не звучит. Так что не взыщи. Пусть его государственный защитник обслуживает. Надо же молодым юристам практику проходить, вот пусть на этом… и тренируются.
— Сила, ты же знаешь, мое ищейское чутье меня редко когда подводит. Выполни просьбу больной женщины, и воздастся тебе сторицей. Сам же говорил, пора тебе добрые дела совершать. Вот и совершай. И не спорь больше со мной. Позови лучше доктора.
Маргарита смотрела на доктора Гиреева.
Когда-то очень давно студентка-практикантка без памяти влюбилась в красивого и авторитетного судмедэксперта Родиона Гиреева. И как полагается, делала все возможное, чтобы попасться лишний раз ему на глаза. Увы, не сложилось. Так в жизни бывает и очень часто. И с Силуяновым не сложилось. Когда он в белоснежном костюме, сшитом в далекой Италии, опустившись на одно колено, просил ее руки, было уже слишком поздно. Диагноз, вернее приговор врачей был однозначный.
И вот сейчас два несостоявшихся ее мужа, каждый по своему, вытаскивают ее с того света и делают это на данный момент все же успешно.
Маргарита улыбнулась своим мыслям, а врач, заметив ее улыбку, радостно произнес.
— Ну вот, Маргарита Сергеевна, я вижу вам уже легче, значит действуют мои пилюли заморские и, пожалуйста, не забывайте их принимать. Порядок приема я вашей дочке написал. Если что, не стесняйтесь, звоните. Я ведь в Берлине не только лечился, но и еще их методы врачевания познавал. (см. повесть «Нам теперь льзя»).
Мужчины уехали, но поспать или хотя бы подремать Крулевской не удалось. Позвонил Максим и сказал, что раздобыл кое-какие материалы по делу антиквара и хотел бы их показать. Марго хотела встать и подобающе встретить гостя. Но Лиля категорически настояла на постельном варианте общения. Пришлось подчиниться, тем более что каждое движение отдавалось сильной болью в боку и спине.
Каверин, раскрасневшийся с мороза, еще не раздевшись, прямо из коридора стал рассказывать последние следственные новости.
— Представляете, Маргарита Сергеевна, Ивашев отправил меня по банкам, установить финансовое состояние Тихонова, и выходит, что наш антиквар совсем не бедный человек. — Максим взял стул перевернул его спинкой вперед и уселся рядом с кроватью,
на которой лежала Крулевская. Тот факт, что женщина не встала и даже не протянула ему руки, следователя нисколько не смутил. Он продолжал, стараясь как можно быстрее
донести до нее последнюю информацию.
— Представляете, он ежемесячно переводил на Украину, — Максим сказал по-русски «на Украину», а не «в Украину», как того требуют представители Малороссии. — Так вот в Крым, в город Судак он переводил по 50, а иногда по 70 тысяч рублей. Деньги для нашего города весьма солидные, я очень сомневаюсь, что доходы с его лавки позволяли владельцу такие переводы осуществлять, ему ведь и жить на что-то надо. И еще одна непонятка, имея такие средства, он вполне мог себе хорошего адвоката нанять, а он молчит и даже не пытается защищаться. Может быть, он за эти годы вину свою осознал и таким образом решил покаяться. Вы как считаете?
Маргарита молчала, ее знаменитый тумблер в голове не щелкал. Она тихо сказала:
— Максим продолжай, я тебя внимательно слушаю, что еще у тебя есть по этому делу.
— Я был в нашем архиве, он, конечно, сильно пострадал во время оккупации, но кое-что там имеется. Есть данные, что родители Тихонова были убежденными коммунистами и партийными функционерами, а в 37 году, как и многие, в одночасье стали врагами народа. Не знаю, каким уж образом, но их сын Ким при этом особо не пострадал. Его не сослали на Колыму и даже не выгнали из художественного училища, может быть потому, что он единственный, кто потом это училище закончил с Золотой медалью. Ну, вот собственно и все. Очень странный это человек, замкнутый. На допросах молчит, а признание подписал. Свидание просит только с местным художником Никитичем, но вот Ивашев, ни в какую не разрешает.
Марго с трудом приподнялась на кровати.
— Максим, попробуй организовать запрос крымским коллегам, кто эти переводы получает. И вообще, постарайся узнать побольше о его родне. Был ли он женат, может быть, у него дети есть или внуки. Я вот видишь, приболела немного, ты уж прости меня старую.
— Маргарина Сергеевна, — возмутился следователь,— ну какая же вы старая, вот Тихонов да, он старый, а вы еще ого-го, мы еще с вами…
Он не договорил, в его кармане модной мелодией замурлыкал мобильник, и молодой человек стал прощаться, по современному, на ходу, разговаривая в трубку.
Проводив следователя, в комнату на цыпочках вошла дочка Лиля.
— Мам, тебе ничего не нужно? — как-то заискивающе, с каким-то чувством вины в голосе сказала девушка.
— Нужно, даже очень нужно, — отозвалась мать. — Нужно, чтобы ты сходила и привела сюда старого художника Никитича. Он современные сотовые телефоны не уважает, да и стационарного у него, скорее всего, нет. Так что ты уж ножками прогуляйся. Я думаю, он тебе не откажет, ну и заодно в магазине купишь снеди всякой к чаю, а то нам посетителей и угостить-то нечем.
Девушка мигом упорхнула, а Марго, оставшись одна, решила, что помирать лучше стоя, держась за спинку кровати, кое-как поднялась, дотащилась до ванной, затем заварила запретного кофе и уселась в кресло. Мысли как-то сами собой упорядочились и выстроились в организованную очередь.
«Итак, первое. Откуда у антиквара деньги и немалые, торговля стариной — дело, наверное, прибыльное, иначе он бы этим не занимался, но чтобы так зарабатывать, старых самоваров и советских статуэток явно маловато будет. Следовательно. А что собственно, следовательно. Следовательно, есть еще заработок, с которого, по старой советской привычке, наш антиквар налоги не платит. Отсюда второе, краденное он не перепродает, иначе бы Сила об этом знал непременно, да и моя бывшая контора тоже.
Но что еще может делать человек, когда-то закончивший художественное училище с золотой медалью. А их раньше абы кому не давали! Конечно, он рисует или рисовал в прошлом и очень хорошо это делал, раз такие деньги имеет. Но на нашем Арбате, судя по моим прошлым делам, его не знают. Значит, он рисует не на продажу, а исключительно по заказам. То есть, он портретист, и состоятельные люди сообщают о нем друг другу, а сарафанная реклама, она, пожалуй, самая эффективная.