один евро на кофе

Однажды, первого января, не помню уже какого года, я проснулся раньше обычного. Это самое «обычное», я имею ввиду, когда попрощавшись со старым годом, встречаешь новый, а потому ложишься спать далеко за полночь. Время было десять часов утра и солнышко уже вовсю светило, пробиваясь в окно своими назойливыми золотистыми лучами, один из которых добрался и до меня, отчего я проснулся и и помучившись немного, пытаясь снова заснуть, решил все-таки встать. Я откинул одеяло в сторону, поднялся с кровати, и открыв дверь на балкон, вышел наружу. Погода была великолепная — не единого облачка. Я взглянул на море, оно было сказочного цвета. Мне показалось, что цвет его в этот момент такой голубой-голубой с золотистым оттенком. У меня сразу же возникло желание взять свой мольберт, краски и бежать быстрее к морю, чтобы запечатлеть его на белом холсте. Я обожаю море, а потому вновь и вновь пишу о нем! Оно ведь всегда такое разное, если внимательно за ним понаблюдать: серое и хмурое, бирюзовое, белоснежное в дали и много еще какое! И сегодня никак нельзя было поддаться усталости после новогоднего веселья, а непременно сгрузить свое сподручное хозяйство в машину и ехать к башне, где с высокого берега открывается чудесный вид на Средиземноморье.
Я быстро принял душ, выпил кружечку душистого чаю, и надев на себя всего лишь легкий зеленый свитерок и летние джинсы, потому что температура воздуха мне показалась не меньше градусов двадцати пяти на солнце, вышел из дома, прихватив еще конечно же все необходимое для написания картины. Башня, о которой я уже упомянул, стоит на высоком берегу в городе Торревьехе. Ее давнишнее пребывание в этих краях и дало повод названию самому городу, потому что Торревьеха переводится с испанского языка, как старая башня. Хотя сама она не выглядит старой, потому что первоначальная постройка давно уже превратилась в негодность и была заново отстроена жителями, но ведь название не сменишь и к тому же Торревьеха звучит ласково, а вот как Торренуева совсем уж звучало бы с диссонансом. Мне нравится это место, где стоит белый исполин. Вокруг башни раскинулся небольшой парк, сделаны дорожки для прогулок, разбиты газончики, поставлены каменные скамейки, но самое главное - это все-таки возвышенность на которой стоит вот уже семьсот лет это самая башня. С этого крутого берега видно далеко-далеко и даже подниматься на саму башню и нет надобности, чтобы полюбоваться волшебным видом бесконечной морской глади , хотя она чаще всего и закрыта.
Через двадцать минут мой конь, цветом мокрый асфальт по имени БМВ, уже доставил меня к подножию башни. Я вышел из машины, вдохнул в себя полной грудью, с превеликим наслаждением, местного колоритного воздуха, после чего открыл багажник и забрав все необходимое, пошел чуть поодаль от башни, ближе к крутому склону, огороженного невысоким каменным забором, сделанного, видимо больше для безопасности. По пути я мигнул башни — это так сказать, я поздоровался с красавицей, которая обновила совсем недавно свое каменное тело, словно, она старуха колдунья, наколдовала чего-то там себе, отчего стала вновь молодой женщиной.
Установив мольберт, приготовив краски и холст, я внимательно всмотрелся в даль, чтобы уловить то настроение моря, которое должно будет лечь на мой холст тем красочным оттенком, каким само море бы увидела себя и похвалило художника, если бы могло говорить.
В такой неподвижной позе я пребывал минуты две, пока в нос мне не ударил едкий запах дешевого табака. Я обернулся во вкруг, но никого не увидел рядом. Поодаль в метрах тридцати гуляла молодая семья, но я заметил, что ни мужчина, ни женщина не курят, а больше рядом с ними и их маленьким мальчишкой, лет пяти, никого не было. И больше вообще рядом никого не было. Где-то там совсем далеко в парке, гуляли люди. Но даже если они и курили, то все равно бы запах дыма до меня бы не долетел. «Так откуда же тогда этот запах дыма?», - подумал я, но вдруг все самой разрешилось!
В тот момент, когда я озирался по сторонам, из-за каменный стенки, разделявшей крутой склон и пологое плато парка, вынырнул пожилой мужчина, испанец. Он был невысокого роста, но довольно крепкий, с широкими плечами. Незнакомец был коротко подстрижен и носил густую бороду, тоже не длинную, цвет которой, как и волос на голове, был совершенно седым, придавая ему такого старческого почтения в виде модного шарма, что мне почему-то показалось, что он какой-нибудь капитан морского судна, не надолго сошедший на берег. Он и как раз и курил, но сигарету, которая совсем не шла к его фактуре, вот если бы была трубка...
Здравствуйте! Можете мне одолжить один евро на кофе?! - обратился он ко мне, конечно же на родном своем языке, который я, живя уже несколько лет в Испании, понимал довольно не плохо и даже уже говорил с горем по полам, но понимал я все-таки намного лучше, чем выражался на нем. Деньги у меня были, но крупные, а из мелочи у меня как раз был 1 евро и еще пятьдесят сентимов, которые я прихватил с собой, чтобы выпить где-нибудь чашечку кофе.
Простите, но нету, - соврал я, потому что мне никак не хотелось расставаться со своим евро. А менять полтинник я не хотел: на следующий день мне нужно было платить ренту за квартиру и я как раз собрал нужную сумму. Лишних денег не было, а обещанный гонорар за последние работы я еще не получил , а потому пребывал в стесненных условиях.
Простите! - зачем-то извинился мужчина и снова исчез за забором.
Я оставил в покое свое наблюдение за морем и подошел не слышно к забору, взглянув за него. Там я увидел старенький матрац, расстеленный прямо на голой земле и испанца, сидящего на краю своей лежанки, смотрящего тоже, как и я перед этим, в даль на море. Посмотрев на него в течение нескольких секунд, я вернулся обратно к мольберту и заново принялся смотреть на море, пытаясь все-таки угадать, какие краски мне смешать, чтобы попасть в точку.
Здравствуйте! Можете мне одолжить один евро на кофе? - мои размышления прервал все тот же испанец. В этот раз он обратился к подошедшему к ограждению, высокому молодому мужчине. С ним еще была двое, таково же возраста мужчин и трое девушек. Они оказались англичанами, а потому сразу не поняли о чем идет речь, но испанец на ломаном английском объяснил чего он от них хочет — на что они лишь развели руками: мол тоже денег нет!
Чуть позже прошли еще одни, в это раз испанцы, разведя так же руками, пояснив, что они лишь вышли погулять, а потому денег при них нет. Потом еще и еще и так никто не удосужился одарить бедного старика евро.
Я так и не смог больше сосредоточится на своей картине, не начав писать ее, зато я с любопытством наблюдал за испанцем, черты лица которого, борода, не давали мне покоя. Это было мужественное лицо, сплошь изрешеченное морщинками, обветренное ветром, которое на мой взгляд могло быть лишь у капитана корабля. Я ведь художник, а художник всегда видит по-иному, по-своему, нежели обычный человек, а потому возможно я и ошибался и он никогда не был капитаном, тем более сейчас передо мной был обычный бедный попрошайка! Но я искренне верил, что он именно капитан, но его настигло несчастье, и поэтому он ныне пребывает в столь плачевном и удручающем положении. А возможно его корабль утонул, а он испугался и не ушел со своим верным другом ко дну океана, а спасся, а теперь его гложет совесть, и ничего более его на свете так не отягощает, как мысли об этом, приведшие его к попрошайничеству, когда тело в отличие от души просит еды. Может все и не так, как я себе выдумал, но все равно мысли об этом меня одолели и я решился на необычный для себя поступок, а именно предложить этому мужчине позировать мне. Я не был портретистом, но иногда видя особенное лицо, не мог не написать портрет: руки сами рвались прям к написанию. И в этот раз я не смог удержаться, впервые, наверно, изменив морю, не став изображать на холсте бумаги его особенное настроение.
Возьмите полтора евро. Я, вдруг, обнаружил их у себя в кармане, - обратился я к своему капитану.
С этими словами я передал ему монеты, подойдя к изгороди. Он принял от меня деньги и поблагодарил.
Я художник, - показал я на мольберт, пытаясь завязать разговор с незнакомцем.
Он кивнул в ответ.
Могу ли я вас попросить об одолжении, попозировать мне! Я вам заплачу еще несколько евро, если вы окажите мне такую любезность. Вас, кстати, как зовут?
Мигель, - ответил старик
Так что Мигель?
Старик удивленно посмотрел на меня, не понимая зачем он мне понадобился, но осторожно кивнул, согласившись.
Я не хотел рисовать попрошайку тянущего свою руку из-за каменного невысокого забора навстречу прохожим, прося евро на кофе — нет, в моем воображении все выглядело совсем не так и его лицо подходило совсем к другому образу. Объяснив Мигелю, что от него требуется, я принялся за работу!
В тот день работу я не успел закончить, и пришлось откладывать на следующий день, потому что многое над чем я хотел сосредоточить свое внимание, требовало более детальной проработки, поэтому я попросил его быть в этом же месте и завтра. Он лишь кивнул в ответ, странно на меня посмотрев еще раз, как будто хотел сказать:« Я и не собирался никуда уходить, потому что и идти-то некуда!». Он вообще показался мне неразговорчивым, и мне стало казаться, что кроме слов - «1 евро на кофе», он ничего не может сказать больше!
На следующий день, после упорного труда, я наконец закончил работу и предъявил сразу же ее самому главному виновнику, т. е. Мигелю.
Написал же я картину, где был небольшой баркас попавший в сильный шторм и идущий по огромным волнам под большим креном. За штурвалом был человек, точь в точь, как Мигель, лишь в капитанской фуражке и с трубкой, а не сигаретой во рту, бесстрашно ведущий свое судно на встречу волнам и ураганному ветру. Больше всего труда я уделил именно его лицу, постаравшись нанести на холст все его мужественные морщинки, каждая из которых по-моему мнению, появилась не зря, а скорее всего, когда Мигель побывал в той или иной морской переделке. Его же глаза тоже не оставили меня равнодушными, потому что я заметил, что они у него голубые, как цвет средиземного моря. За все эти два дня я ни разу не увидел, чтобы он хоть раз улыбнулся, но на картине он именно улыбался, как будто посмеиваясь над морским владыкой, который хотел погубить его, утащив в свое подводное царство.
Мигель, как всегда молча смотрел на мое творение минут десть. Я тоже смотрел, то на него, пытаясь уловить его реакцию, то снова на свое произведение. И вдруг я заметил, что вроде как на его глаза навернулись слезы. Я еще раз внимательней посмотрел и понял, что не ошибся! Мигель, же вдруг резко отвернулся, словно заметив, что я увидел его слезы, после чего быстрым шагом направился к своему месту за каменным преграждением. Он ловко перемахнул за него, схватил матрас, быстро свернув его и не оборачиваясь и не прощаясь также быстро начал спускаться по склону берега вниз.
Мигель, что случилось? Возьмите свои деньги! - кричал я ему в след, но он так и не обернулся и вскоре исчез из вида. Я еще некоторое время стоял, надеясь, что он вернется, но Мигель не возвратился. Потом я уехал домой. Я долго не мог уснуть, не понимая, наверняка, что же случилось с Мигелем, раз он так бежал? Может действительно он и есть капитан, выброшенный на берег судьбой, отчего ему и так плохо, что он опустился до попрошайничества или может быть он мечтал стать капитаном, но его мечта не сбылась и на склоне лет, он не в силах уже бороться с жизнью, которая да глубины души его разочаровала, пал на самое дно. Не знаю, не знаю — все может быть! С тех пор я не видел его больше, хотя частенько бывал и бываю возле башни, вновь и вновь возвращаясь к своему любимому занятию — описываю владения морского владыки во всех его оттенках. Портреты же людей я больше не писал никаких. Может быть потому что не встретил больше ничего интересного, как, например, загадочного Мигеля?! Я сам не могу ответить на этот вопрос! Но, а та самая картина висит с тех пор у меня дома, на самом видном месте и всем она очень нравится. Все меня о ней спрашивают и больше всего интересуются странной надписью, расположенной внизу под картиной «1 евро на кофе», на что я улыбаюсь и всем отвечаю, что не могу поведать тайну этого названия, потому что сам до конца не знаю: почему я так ее назвал?!