Наказание

Лунный свет, украдкой сквозь колышущиеся весенним хладным ветерком занавески, играет тенями под тихую мелодию «Осеннего вальса». Сидя, в поскрипывающем кресле-качалке, склонив голову, вспоминаешь последний разговор с Оксаной, отключаешься на миг. Вот уже несколько ночей не спишь. Боже! ей всего пятнадцать, а тебе пятьдесят, и ты гувернант. Вдруг, истошный крик: «Помогите, помогите». Вскакиваешь, растеряно пытаешься понять, что случилось, кто, кто кричит. Бежишь на крик, врезаешься в запертую дверь, выносишь вместе с петлями, выбивая плечо и….
Когда тебя уводит прибывший наряд милиции, последнее что видишь ее глаза полные ненависти и любви. Наряд застал прямо на месте преступления, а вернее изнасилования придуманного извращенным умом младенца. «Обнаженная испуганная девушка, рваная одежда, мужчина пытающийся прижать, она отталкивает», примерно так выглядит рапорт капитана милиции, старшего группы, приехавшей по вызову.
Толстая плита из железобетона врезается в косяк, этот звук ни с чем не спутаешь. Раздается грохот, похожий на выстрел, но тут же замирает, без эха, без отголоска, выскабливая из твоей головы музыку любимого «Осеннего вальса». Так захлопывается тюремная дверь, за спиной. Сперва, окинешь все беглым взглядом: деревянные нары, умывальник, унитаз, зарешеченное окно. Затем трясущимися ногами делаешь свои первые шаги - шесть в длину, три с половиной в ширину.
Алексей Сергеевич, это все что ты заслужил. Садишься на край нар. Ватный матрас, застеленный синюшного цвета одеялом, комья, годами скатавшейся ваты, впиваются в тело, как камни. Камера пуста: «Видимо обитатели на работах». Не спеша, оглядываешься. Лицо, бледно серого цвета с впалыми щеками, оголяющими челюсти, щетиной с проседями, густыми бровями оттеняют небесного цвета глаза. Да, в юности ты, Алексей Сергеевич, слыл голубоглазым блондином, сводившим с ума добрую половину студенток. Сейчас, насильник, и прокурор отмерил пять законных лет лишения свободы. И это на закате безупречной жизни.
Тут твой взгляд падает на дверь, и обнаруживает, что снаружи к глазку приник глаз, внимательно за тобой наблюдающий. Глаз стеклянно блестит, зрачок неестественно расширен; глаз без лица, без человека, частью которого он должен быть. На миг у тебя, заключенного номер 190251, числа, случайно или нет, совпадающего с днем, месяцем и годом твоего рождения, останавливается сердце. Вновь, ты видишь глаза Оксаны полные ненависти и любви, но ты узник. Тяжело дыша, прижимаешь руку к груди и уговариваешь себя: «Спокойно. Нет, я не поддамся, не поддамся, нет, они не сломают меня». Эта лживая мысль придает уверенности. Но, этот порыв длится менее секунды, пока ты не осознаешь, наконец, свое положение: ты впервые во всей остроте ощущаешь, что значит оказаться внутри помещения, запертого снаружи, хотя всю жизнь провел взаперти своих чувств.
- За что, за что? – спрашивают себя многие.
Но ты точно знаешь, что платишь за любовь. Любовь к детям, к жиз-ни, за свою слепую веру в искренность, за свои идеалистические взгляды. И все же ты был рожден таким, ты веришь, что совесть есть, и она заставит Оксану открыть правду. Правду, что она, пятнадцатилетняя дочь полковника милиции, влюбилась в гувернанта, и не получив взаимности оклеветала, предала.
- Как-нибудь уладится, - успокаиваешь себя, - когда выйду, не стану больше ссориться с молоденькими девочками. Как-нибудь уладится.
Мысли путаются, и это убеждает тебя в том, что внешний мир уже отчасти утратил свою реальность, растворился в смутной мечте, превра-тился в потерянный рай.
Громкий лязг запоров камерной двери пугает, от чего ты вздрагиваешь. А что же дальше? Скоро вернутся те, с кем суждено провести пять лет. Кто они? Охранник предупреждал: «По твоей статье здесь не жалуют». Алексей Сергеевич, это страх. Нервы дрожат словно струны. Почему-то вспоминаешь, когда Оксана призналась в любви, ты обнял и ощутил, как она дрожит от страха. Так просто и так сильно - ты смотришь в ее напуганные глаза, она загорается, как экран и невидимый режиссер тянет, тянет крючочком твою душу, а ты отдаешь...
Алексей Сергеевич закрыл глаза, облокотился на сыроватую стену. Много раз он прогонял в памяти тот злополучный вечер, пытаясь найти ответ, что сделал не так. Почему Оксана, которую любил как собственную дочь, ибо своих детишек бог не дал, которой отдал частичку своего сердца, оказалась так жестока. И не жестокость к нему самому беспокоила его, а жестокость юного сердца. Он вспоминал, как впервые, оставшись без работы, по специальности он преподаватель литературы и русского языка, увидел объявление «Девочке семи лет, требуется репетитор». Позвонил, его пригласили. За чашкой чая, он познакомился с отцом, тогда еще капитаном, мамой, которая работала в банке и маленькой светлокудрой дочкой. Алексей Сергеевич сразу понравился Оксане.
Спустя восемь славных лет, родители занимались карьерой, Алексей Сергеевич не только помогал Оксане, репетиторствуя, но и окружал теплотой заботой. В школе она была круглой отличницей, и родители постоянно благодарили его за это. Но время шло, и маленькая Оксана превращалась в прекрасную принцессу. И вот, в один прекрасный летний день, когда лучик солнца нежно поцеловал ее щеку, она проснулась с новым, доселе ни виданным чувством любви. Глядя на фото в рамке, стоявшей на прикроватной тумбочке, где папа сфотографировал ее с Алексеем Сергеевичем, она улыбнулась и, поцеловав, прошептала свое первое признание в любви. И теперь каждый день Оксана с трепетом смотрела на Алексея, да, она категорически отказывалась называть его по имени отчеству, разглядывая, небесного цвета глаза, волосы, руки. А он продолжал рассказывать ей перипетии любовных романов школьной программы по литературе.
- Ах, ты старый дурак. Что наделал. Как раньше-то не заметил, - ударяясь о стену затылком, стиснув зубы, думаешь, - ты же жизнь ей сло-мал.
Вот так, ловко вытянув из доверчивого идеалиста душу, пинают ее, как футбольный мячик и это больно! Главное, не понимаешь - за что? И вновь лязг запоров. «По одному заходи», рявкает охранник. Человек двадцать, словно волчья стая, окружают тебя. Запах пота, чавкающие рожи, оскаленные клыки с коронками, синева везде: лица, руки, спины.
Алексей Сергеевич опустил голову и закрыл глаза.
- Значит это ты, сука, любитель с детишками позабавится? – слова, скрежетом металлических коронок, подвели черту в жизни грез и иллюзий Алексея Сергеевича.
Через год он умер. До конца, до последнего вздоха он верил, что Оксана, которая стала для него семьей, которую воспитывал как дочь, расскажет правду. Падал снег, хоронили заключенного номер 190251, Оксана отмечала свое шестнадцатилетие на Кубе с новым бой-френдом.