Женщина.

Ж Е Н Щ И Н А.

Кто бывал во Владивостоке, в музее, тот, наверное, не мог не обратить внимания на женщину- смотрительницу в самом большом зале. Она из тех женщин, которые и с годами не теряют своей привлекательности. Роста она повыше среднего, с сохранившейся комплекцией, на лицо выглядит моложаво, но волосы выкрашены в черный цвет. Одета всегда очень аккуратно и, даже, со вкусом. Сейчас вряд ли найдутся старожилы из числа любителей театра, а то могли бы узнать довольно популярную артистку ни краевого драмтеатра того времени Лизу Брусневич. Это она. Но времени и событий с тех пор прошло много.
Родилась Лиза во Владивостоке. В двенадцать лет лишилась отца. Партработник скончался скоропостижно. Мать Лизы, довольно известный в городе врач, осталась со своей матерью и дочкой в хорошей, довольно просторной квартире. Но прожила так она всего два года. Потом влюбилась в чекиста, и, не смотря на протесты матери, вышла за него замуж и уехала в Магадан. Лиза осталась с бабушкой. Они любили друг друга.
Бабушка Лизы была также известным человеком в городе. Она фармацевт. Заведывала самой большой аптекой в городе. А происходила она из семьи врача, который в числе первых приехал во Владивосток осваивать новый морской госпиталь по приглашения его первого начальника.
Как всякая бабушка она очень любила единственную внучку. Находила в ней много талантов, учила играть на рояле, который украшал гостиную, отчего она казалась не очень просторной. Бабушка и сама неплохо играла на нем, и была непременной участницей любительских концертов, и как солистка, и как аккомпаниатор. Следила за тем, что читает внучка. Давала рекомендации относительно друзей, старалась рекомендовать таких, от которых не научишься ничему плохому.
И действительно, Лизонька ничему плохому не научилась. Но рано выбрала свой путь. В школе не было праздника, на котором она не читала бы стишок. А потом в школе организовался драмкружок, где она быстро стала примой. В популярной в то время пьесе «Сережа Стрельцов» она сыграла заглавную роль и неплохо. Помогала и бабушка, страстная любительница театра, не пропускавшая ни одной премьеры, а по мере того как подрастала внучка, она брала ее с собой.
В последний год войны Лиза поступила в пединститут на филологический факультет. Но после второго курса сбежала оттуда, вызвав шок у бабушки. Зародившееся с детства стремление стать артисткой сбила ее с бабушкиного пути.
В это время при театре юного зрителя была создана театральная студия, предназначавшаяся для пополнения недостающих кадров артистов. Потому что, по мере улучшения жизнь в стране, некоторые артисты стали уезжать из города нашенского. И бедная бабушка, страстно желавшая, чтобы внучка получила высшее образование, не могла ничего поделать. Лизу приняли в студию, и она с раннего утра до позднего вечера то на занятиях, то в театре, тем боле, что ее уже заметили. А через непродолжительное время она стала появляться на сцене, конечно, не в первой, второй или третьей ролях, но на сцене. В «Снегурочке» Островского, поставленной ТЮЗом, она участвовала в массовке на переднем плане, старинный костюм русской девушки очень шел к ней. Ну, а ночью, порой, приходилось заниматься какой-никакой, но наукой.
Студию она закончила успешно. Стройненькая, миловидная, грациозная, подвижная, с неплохим голосом и, к тому же, хоть с не великим, но с талантом, да еще при дефиците молодых артистов, Лизу приняли в краевой театр. Там, довольно скоро, она получила не очень значительную роль, не долго пришлось ждать и значительной. Почитатели, в основном мужчины, не заставили себя долго ждать.
Все это не могло не вскружить голову молодой и не очень умной девушке. Она целиком и полностью погрузилась в богемную жизнь Бедная бабушка, мечтавшая поняньчить внуков, потеряла всякую надежду, поскольку о замужестве Лиза не мечтала, и слышать не хотела. До того ли? Она купалась в лучах славы, состоящей наполовину из ее воображения. А это мешало трезво помыслить о жизни, заглянуть вперед, хоть на немного.
Беда снежной лавиной обрушилась на нее, когда сначала стал сдавать голос, а потом и совсем пропал. Это были тяжелейшие дни ее жизни. Бабушка здесь стала основной поддержкой. Она изыскивала знакомых и незнакомых врачей. Менее опытные говорили, что голос пропал, и нет надежды на восстановление, более опытные обнадеживали, говоря, что со временем голос восстановится, но для сцены вряд ли будет пригоден.
На счастье, нашлись хорошие люди, которые поняли, что значит девушке, страстно влюбленной в театр, расстаться с ним. Ее сначала поставили помрежем, а потом заведующей литературной частью. Голос восстанавливался и неплохо, она уже подумывала о том, чтобы возвратиться на сцену. Но здесь сработал трезвый рассудок, Она поняла, что не сможет конкурировать с прибывающим молодым пополнением, получившим полное, а не кустарное, как она, образование. А на другие роли, кроме первых, она не хотела.
Шло время. Бабушка со свойственным старикам упрямством твердила о замужестве. Лиза, чтобы не расстраивать больную старушку, в принципе не возражала. Но до того ли? У нее было много друзей, появились любовники. Одни сами старались долго не задерживаться возле капризной красавицы, других она отшивала сама.
После похорон бабушки Лиза повела не то, чтобы распутную жизнь. Нет, этого сказать нельзя. Просто жизнь ее была безалаберна. Высоких материй она не проходила. В институте она была еще почти девченкой, В студии не до того. Главное, хоть как-то, овладеть ремеслом. Отсюда полное равнодушие к всему, что выходило за пределы ее кругозора, а он был неширок. На сцене ей хватало штампов, которые она схватила в студии, приладила к себе и принимала сама, как творческие находки. Когда ушла со сцены- еще проще: слушайся начальства.
Но театр надоел, и Лизу сосватали в клуб Ильича руководителем драмкружка. При случае, она называла себя режиссером самодеятельного театра. Лиза смогла поставить большую, но не очень глубокомысленную пьесу. Это ее порадовало. А со временем, коллектив вырос, возможности его перевалили за ее способности - пришлось менять место. Так и работала она в одном месте до исчерпания запасов штампов, обретенных в театре, потом переходила на новое место.
Среди мужчина она слыла царицей, этакое цветущее безоблачное лето. Любила военных за их неприятзательность, готовность отдать то немногое, что у них есть. А вот торговые моряки у нее уважением не очень пользовались. Они были богаче военных, но сами слишком ординарны и циничны.
А в практической жизни, насчет безоблачности у нее было не так уж безоблачно. Питалась она в студенческих столовых: дешевле не было. На обновы собирала сэкономленные копейки. С соседкой, женщиной постарше ее, но, еще не желающей терять марку, они делали друг другу маникюр и незамысловатые прически. В парикмахерскую она шла только тогда, когда предстояло ответственное свидание, вроде перемены места работы.
Встретив мужчину, который начинал ей казаться ниспосланным сверху, она начинала искать в нем недостатки, и находила. В результате посланник не вмещался в ее мерку. Вот таким оказался Валерий, майор, пограничник. Лиза не смогла не заметить, что это был умный, всесторонне развитый человек, что не очень характерно для некоторых военных. Но Лиза не обнаружила в нем лихости, показной бравады, к чему она привыкла. И скромность, воспитанность, выдержка казались ей качеством недалекого человека, без большого будущего. О своем будущем она не часто задумывалась, оно ей, считавшей себя невестой перспективной, виделось безупречным, верила, что недалек тот день, когда ее судьба придет к ней с распростертыми объятиям. Валерий недвусмысленно намекал ей, что хотел бы иметь такую жену, как она, и порой, она готова была на решительный шаг. Однако, останавливали ее, выдуманные ей недостатки.
А тут, в отсутствие Валерия, он был в командировке, подружка подсунула ей полупопулярного артиста – гастролера, который по пьянке наговорил ей таких комплиментов, от которых она на некоторое время даже сон потеряла, поверив в свое потрясающее величие.
Вечером, перед встречей нового года, пришел Валерий, только вернувшийся из командировки. Принес самые модные, а значит, редкие духи, бутылку шампанского, коробку конфет.
- А где цветы? – сразила человека своим вопросом Лиза. Она прекрасно знала, что, даже, краевые вожди вряд ли радуют своих близких цветами. Неопытный Валерий растерялся. Лиза пригласила его присесть, и стала названивать своим подругам, ведя разговор о встрече нового года. Валерий понял, что здесь ему не место. Встал, оделся и ушел, не сказав досвидания. Разгоряченная множеством приглашений, Лиза не сразу заметила, что влюбленный ушел, Не столе стояли редкие духи, бутылка шампанского и коробка очень неплохих конфет, а дарителя не было, она посмотрела на вешалку, его шинели не оказалось. И вдруг окаменела. Если бы она знала, что Валерий недалеко, позвала бы, но время ушло, и впервые в жизни, ей не захотелось развлекаться, веселиться, идти куда-нибудь. И она, тоже впервые после смерти бабушки, заплакала. Заплакала от обиды на себя. А телефон звонил ей. Поздравляли, приглашали на встречу нового года друзья и подруги. И впервые в жизни на встрече нового года друзья и подруги увидели совсем другую, скучнуюЛизу. Она даже не дождалась окончания вечера, и ушла домой.
Валерий был первым и единственным ухажором Лизы, который в отличие иных, брошенных ей, больше ни разу не показался ей. А осенью она была на вечернике, где познакомилась с пограничником, который сказал ей, что Валерий уехал в Москву в академию. Этот случай, словно бы, выбил один из устоев ее жизни
Бывают в жизни человеческой рубежи, за которыми, вдруг начинали меркнуть прежние ценности, и очень часто, трудно заметить, когда пересечен этот рубеж. Так и случилось с Лизой. Казалось бы, заурядный в ее жизни факт: прогнала очередного неудачника. Подумаешь, не мог достать цветы. Ей не такое доставали. Ну, хоть извинился бы, может, она и поняла. Но иногда приходила здравая мысль: ведь счастье ее было рядом. Она уже позже, когда начала соскакивать с нее эта прыть примы, королевы бала, поняла, что в тот вечер счастье было у нее в руках, и она упустила его. А потом вдруг обнаружила, что возле нее остались такие, как она, оставшиеся без мужей, без семьи, пришлось услышать: « Была бы ты помоложе…» И все
это породило желание одиночества. А в одиночестве стала душить тоска. Не хотелось читать, слушать радио, смотреть телевизор, ходить в кино, в театр, на концерты. Порой вспоминалось, какой она была в обществе. Но вместе с этим воспоминанием приходило понятие о том, что теперь она не во всякое общество вхожа. Изменились ценности, вместе с ее ценой. Она уже не сможет маневрировать платьями. прическами, туфлями и прочим, что является первым орудием у молодой женщины.
И вдруг, она нашла отдушину. Как-то во время уборки квартиры, особое внимание Лизы привлек рояль. В компаниях она числилась хорошей музкантшей. При случае, она могла неважно как, но сыграть «Полонез» Огинского, популярный вальсок, подыграть поющим популярную песенку. А на этот раз, ей захотелось вспомнить то, чему ее учила, и многому научила бабушка. Но это было так давно. Вспоминать, всеравно, что раскапывать старый колодец, в надежде получить чистую воду. Тут же бросила уборку, полезла в давно скучавший шкаф, где разместилась довольно богатая нотная библиотека бабушки. И с той поры, соседи, к своему удивлению, услышали фортепианные экзерсисы, и неведомую им музыку.
На горизонте вырисовывалось сорокалетие. Иногда Лиза задумывалась и удивлялась, как быстро проходит время. В трудовой жизни Лиза не очень преуспела. В определенном кругу она была известна, как режиссер народного театра, но радиус этого круга быт невелик. Хотя косметика еще несла свою службу, но ее возмущало, когда к ней начинали подлаживаться мужичики далеко не первой молодости. Как к роковой необходимости, пришлось привыкать к не очень приятному явлению, когда вместо Лизы появилась Елизавета Семеновна.
Но нашелся человек, для которого она стала Лизонькой. Это был Борис Борисович Белецкий, пятидесятилетний мужчина, на вид помоложе своих лет, довольно симпатичный, скромный по поведению. Хотя Лиза таких не очень почитала, считая их ханжами и лицемерами. И вдруг такой разворот. Встретила Бориса Борисовича она на одной из вечеринок культпросветработников. Он ухаживал за библиотекаршей, но ей было не о него, поскольку она охотилась за капитаном второго ранга, брошенного женой, она и перенацелила Бриса Борисовича на Елизавету Семеновну, а та, оказавшись в одиночестве, вынуждена была принять и это, как минимум. Но скоро разговор стал интересным. Борис Борисович сказал, что он играет на фортепиано, и особенно любит Рахманинова, А эта встреча состоялась как раз во время фортепианного азарта Лизы. Она посчитала это знакомство божиим даром, сказала, что у нее есть рояль и много нот с произведениями Рахманинова, даже дореволюционного издания, и он может воспользоваться этим в любое удобное время.
Так кандидат наук, Борис Борисович Белецкий, приехавший из Москвы для работы над своей докторской диссертацией на материалах ДВНЦ, появился в апартаментах Елизаветы Семеновны, Он пришел со стандартными подарками: бутылкой шампанского и коробкой конфет. Они выпили шампанского, съели конфеты, потом Лиза достала заранее приготовленные «Прелюдии» Рахманинов. После этого он приходил не раз. Пили чай с пирожными или тортом, который приносил гость, играли на рояле, кто во что горазд. Борис Борисович называл хозяйку Елизаветой Семеновной, на прощание целовал ей руку. Такое поведение удивляло и возмущало Лизу. Она не привыкла к такому. Ей хотелось сказать своему гостю: «Если тебя пригласили к женщине один раз – это ничего еще не значит, но если тебя допускают еще и еще, значит, ты должен подумать, зачем ты тут нужен…» Конечно, сказать такое она не могла. Она хотела, было, прогнать его. Но ей почему-то казалось, что в этом человеке есть нечто необычное, надо получше изучить его. Это она уловила в некоторых высказываниях гостя. Дабы разобраться, что к чему, она решила разыграть одну из испытанных сцен. Борис Борисович, обычно перед приходом к ней звонил по телефону. Он позвонил и на это раз. Лиза слабым голосом произнесла:
- Если вам не будет скучно с больным человеком, то заходите.
Борис Брисович всполошился, сказал, что придет непременно, спросил, не нужно ли какое-нибудь лекарство. От лекарства Елизавета Семеновна отказалась.
Он нашел Лизу, возлежащей на диване, загримированной под больную. Это она умела. Используя все свое мастерство, она вызвала Бориса Борисовича на откровенный разговор. Оказалось, что его командировка в Дальневосточный научный центр обещает быть длительной, потому, что он нашел много нужного материала. Как бы между прочим, даже, стесняясь, пожаловался на житейские трудности: его жена недавно погибла в авиационной катастрофе, возвращаясь с курорта, он остался с двумя детьми, которых в данный момент пришлось оставить у бабушки. Эта новость взволновала Елизавету Семеновну. Москва! Лучше бы было попасть туда пораньше, но и сейчас еще не поздно. Двое детей? Есть бабушка. Ее же вырастила бабушка. Позже она ругнула себя за то, что не поинтересовалась, кто же эти дети, девочки, мальчики? Она не очень соображала для чего ей Москва. Хотя была и причина ухать. Двоюродный братец по линии отца, оказался прописанный у нее в квартире, но живет у тетки, родители живут в Артеме. Сейчас он студент, но поговаривает о женитьбе, и она уже ищет вариант, как бы отвертеться от этой нагрузки. А одинокий Борис Борисович, за застенчивостью которого она увидела искреннее чувство,-стал божиим даром.
Скоро она стала для него Лизонькой, а он для нее Борборчиком. Дело дошло до того, что часть его веще перебралась к ней, а его кровать в гостинице осиротела.
Лиза чувствовала себя прекрасно. Борборчик, не смотря на некоторую нудность, в общем-то, оказался неплохим мужиком. В разговорах Лизонька прощупывала почву. Борборчик посвящал подругу в свои семейные обычаи. Иногда он, употреблял очень успокаивающие Лизу выражения: « Вот увидишь сама… Вот сама увидишь…» А однажды она устроила ему капитальное испытание и задала вопрос о том, поместится ли ее рояль в его квартире. Борборчик, немало не смутившись, ответил, что у него хорошее пианино, но, если ей захочется, то пианино можно продать, а для рояля места хватит.
Так они прожили, вроде бы, медовый месяц. Однажды Борборчик вернулся с работы раньше Лизы, она по вечерам работала с самодеятельностью. Борборчик был первым мужчиной в жизни Лизы, которому она давала ключ от квартиры. Он приготовил ужин, успел почитать газетку, За ужином они выпили по паре бокалов вина, и Борборчик похвалился своими достижениями: в Москве его работа, неожиданного для него самого, вызвала интерес начальства, и ему придется поехать в Москву на пяток дней, чтобы доложить о своих успехах. Да и детей нужно проведать. Лиза несколько всполошилась, но Борборчик заверил, что разлука продлится не больше пяти дней. Он, даже, оставил ей номер своего квартирного телефона. Борборчик не первый раз высказался о своем стремлении поскорее закончить свою работу здесь и уехать домой. И каждый раз, как-то двусмысленно выражался, что Лиза каждый раз не получала четкого ответа о том, возьмет он ее с сбой или нет?
Собирая свое имущество, он оставил свои, видавшие виды,трико, такую же курточку от пижамы и растоптанные тапочки. Вечером перед отъездом Лиза увидела у него портфель и спросила, в нем ли его работа, и почему он такой тонкий, что работы не видно. Тогда он рассказал ей случай об одном ученом, фамилию которого она не запомнила, который представил работу на одном листе и за нее получил Нобелевскую премию.
Возвращения Борборчика Лизонька так и не дождалась. Решила узнать судьбу своего избранника у подруги, которая его с ней познакомила. К своему удивлению, она узнала, что это никакой не ученый, а один из ревизоров, приезжавший проверять финансово- хозяйственную деятельность ДВНЦ. Свою работу они окончили и убрались восвояси.
За месяц с небольшим Лиза успела привязаться к Борису Борисовичу. Здесь была и частица любви, причем, как ей показалось, любви въедливой. Такой она, вроде бы, и не испытывала, хотя вопрос себе о том, испытывала ли она любовь раньше, не задала. Оказалось до горького обидно, что ее обманули. Сразу же, придя домой, после того, как узнала такую горькую весть, взяла его вещи двумя пальцами, как нашкодившего котенка, и вынесла в мусоропровод. В общем-то, подобный случай у нее не первый, и, бывало, достаточно сказать: «Таковы все мужчины», и все проходило. Но самое горькое состояло в неприменимости былого средства теперь. В том, что все мужчины таковы, она не разубедилась, но, исчезнувший мужчина, унес ее покой, Она не могла сесть за рояль, тем более, что там, на пюпитре стоял альбом с обработками пьес Мендельсона для фортепиано в четыре руки, они обоим нравились. И теперь, когда в городе бушевала золотая осень, она с утра уезжала на Санаторную, и там пыталась читать, сидя на скамейке у моря. Но не читалось, она заметила, что в душе появилось, уже испытанное ранее, чувство одиночества. Сплошного одииочества. Даже не очень желанный двоюродный братец оказался парнем исключительным, с отличием кончил институт и был оправлен в Новосибирск в Сибирское отделение Академии наук, предварительно выписавшись из ее квартиры.
Его мать, тетя Оксана или тетя Ксения была учительницей, и Лиза встретилась с ней во дворце культуры, там ее школьная самодеятельность выступала перед учителями после краевого совещания.
- Ну что, все резвишься, птичка божья? - спросила почти старушка. Она родила сына после сорока лет, и не очень любила Лизу за ее образ жизни.
Лиза смиренно сказала, что она работает.
- А тебе не кажется, что тебе пора начать подсчитывать, какая пенсия выйдет тебе?
- Что вы тетя Ксеня, какая пенсия? Мне еще сорока нет, - соврала она, не моргнув глазом.
- Будет и сорок, будет и больше. Мужа у тебя нет и, наверное, не предвидится. Так подумай заранее, как будешь жить, когда станешь никому не нужной?
- А что я должна думать? Я работаю.
- Этого мало. Что у тебя за работа? Пора устраиваться на работу, если не с солидным положением, то с солидным окладом. А с твоих копеечных подачек, какая выйдет пенсия?
Тут тетушку, кто-то позвал, и Лиза больше ничего не успела сказать.
Но как не странно, мысль о пенсии зацепилась в голове. В разговорах с хорошими знакомыми, она иногда, словно невзначай, заводила речь о пенсии, интересовалась, где и как можно хорошо заработать, чтобы получить должную пенсию. И выход ей подсказали.
На долгие месяцы уходят рыбообрабатывающие базы-плавзаводы в океан. В состав экипажей входили не только специалисты, но и люди, способные организовать отдых, развлечения. Знакомый помог устроиться на один из плавзаводов.
О пяти годах, проведенных в морских просторах, Лиза вспоминать не любит. Хотя, там ей было совсем неплохо. Самое главное, неожиданно для себя, обнаружила, что качку, – основное препятствие, страшившее ее, – качку, она переносила сравнительно легко. А остальное было проще. Конечно, покровитель нашелся сразу же. Это был председатель судкома, разбитной, не очень умный и хамовитый мужичек. Лиза терпела его до поры до времени, а оно, это время, прилетело быстро. Ее скоро узнали на судне. Она пела, читала и стихи, и прозу, разыгрывала с ребятами сценки, даже руководила хором. С первых же дней, во время авралов, включалась в работу на конвейере со всеми вместе. Сначала было трудно до слез. Но за это хорошо платили.. Конечно же, для такой женщины нашелся покровитель посерьезнее, нежели профорг.
Не обошлось без неприятностей. На третьем году ее странствий по морям и океанам, у нее нашелся хороший партнер по самодеятельности. Она с ним исполняла драматические сценки, сцены из оперетт. Молодой парень стал, помаленьку, влюбляться в свою напарницу. Наверное, от скуки она решила вспомнить молодые годы, и включила свои чары на полную мощность. Хотя паренек был моложе ее на десяток лет, но на приманку клюнул. И в один прекрасный день, Лиза услышала от него страстное признание в любви, подкрепленное обязательством бросить жену и дочку, и связать жизнь с ней. С трудом выкрутилась Лиза, или, как ее звали в экипаже Лизон, из столь щекотливого положения.
В конце концов, морские эпопеи Лизе надоели, к тому же, она сама поняла, что Лизон становится именем нарицательным среди рыбаков. На берег сошла окончательно сложившаяся Елизавета Семеновна, и стала искать работу посолидней и поденежней. Тетка была права, до пенсии оставалось мало. И опять не обошлось без добрых людей. Ее устроили воспитателем в детский дом для трудных детей. С начала было трудно, но помогла морская закалка и нерастраченная любовь к детям. Подошел срок выхода на пенсию, ее просили еще остаться поработать, но она посчитала, что это не ее поприще.
Как говорят, Господни пути неисповедимы, на первый взгляд только этим можно объяснить, почему Елизавета Семеновна пошла работать в музей музейным смотрителем, хотя была тут и земная причина. Там пенсию можно получать полностью. Ее не смутило, что она будет в числе второстепенных среди научных сорудников, экскурсоводов. Научные сотрудники - молодежь, а музейные смотрители, в основном, пенсионеры, поскольку, там пенсию выплачивали полностью. Но, благодаря умению приспособиться, Елизавета Семеновна сумела показать, что она не последняя карта в колоде. Она изображала солидную даму, любила поговорить с молодежью, не выпячивая свою солидность, а это помогал обрести определенный авторитет.
И здесь, казалось бы, в тихой обители, прошлое дало знать о себе. Музей только перешел в новое помещение на Ленинской, и она получила зал под свое попечение. В соседний зал пришла очередная группа посетители, это были несколько человек, Елизавета Семеновна, сразу же определила – пограничники. Среди них был моложавый симпатичный генерал. Сразу же вспомнился Валерий. Где он теперь? Мысли о том, как она с ним поступила у нее не возникло, может потому, что не успела. Генерал первым вошел в ее зал, и как бы ей хотелось ошибиться. Но это был он. Он сразу увидел ее, на несколько секунд задержался, чтобы убедиться, что это она. И, убедившись, направился к ней.
- Елизавета Семеновна, вас ли я вижу? Сколько лет, сколько зим! Рад, очень рад вас видеть. Здравствуйте!
- Здравствуйте,- ответила она, никак не назвав Валерия, поскольку забыла, а может, и не знала его отчества.- Какими судьбами в наши края?
- Соскучился по родным местам, ведь здесь я начал постигать службу, вроде бы родина. Приехали познакомиться, как поживают наши последователи. Музей хорош. Не могли не зайти подивиться. Как вы поживаете? Вы так хорошо выглядите.
- Спасибо, как положено старушке,- старушкой она назвала себя впервые в жизни.
- Ну не прибедняйтесь, Елизавета Семеновна, до старушки вам очень далеко,- улыбался Валерий.
В это время спутники Валерия, почти не задержавшись в ее зале, проследовали дальше, он поспешил за ними, уже почти на ходу,
простился с ней, пожелал всего хорошего, и еще раз подтвердил, что рад был увидеть ее.
- И вам всего хорошего,- произнесла Елизавета Семеновна вдогонку, но он, вряд ли услышал ее слабый голос, и не заметил ее растерянности.
А растеряться было от чего. Едва она увидела Валерия, как в памяти во весь рост встал тот предновогодний вечер. Она, еще не остывшая от комплиментов полупопулярного певца, была уверена, что имеет право на все блага мира, поэтому с такой легкостью потребовала, от не совсем соответствующего ее требованиям Валерия, цветов. И после того, как он ушел, не простившись с ней, ей стало ясно, что Валерий намеревался сделать
ей предложение. Теперь, когда, возникший вдруг, как из небытия, ее несостоявшийся жених, снова прошел мимо нее, у Елизаветы Семеновны всплыла со дна ее памяти, долго сдерживаемая мысль: « Ведь, может быть, это был единственный реальный шанс устроить свою жизнь». И за всю ее артистическую, культпросветскую жизнь ничего подобного не было. Правда, во время морской эпопеи в нее влюбился бедный Костя, готовый на все. Но это одна из ее глупостей, которыми изобиловала ее жизнь. И это, вставшее во весь рост признание, вызвало у нее странное чувство, похожее на панику, словно ее уличили в неблаговидном поступке.
Если бы, кто из ее коллег попытался понаблюдать за ее поведением в тот вечер, то мог обнаружить некоторую странность. Обычно, она, закончив свой рабочий день, покидала место своей работы не спешно. Перебрасывалась репликами со своими коллегами, также закончившими работу, с дежурным администратором, ожидающим смены. Но в этот день она не вышла, а выбежала из музея, не задерживаясь ни на секунду, даже не сказав досвидания.
Она досадывала на эту, не зависящую от нее встречу. Если бы не она, то Лиза и дальше старалась бы подавлять, таящуюся на дне сознания истину, и верить тому, что Валерий – это один из неблагодарных мужчин, который покинул ее, даже не простившись. Но можно солгать людям, и невозможно безнаказанно лгать себе. Истины всплывет: « Он тогда пришел сделать ей предложение, удобнее момента не было». Выход замуж за офицера в то время считался делом неплохим. Нельзя и теперь отбросить, возникшую в тот вечер, и отвергаемую в течение всех прошедших лет мысль об этом. И помимо ее воли вставало во весь рост потерянное: Москва, жена перспективного офицера, потом еще молодого генерала… Москва… Недаром из-за Москвы она терпела Борборчика.
Домой Елизавета Семеновна не пошла. Ей захотелось постоять на берегу залива, но там только сошел лед, и над холодной водой мчался северозападный ветер. Тогда она пошла по малолюдным улицам, людей ей видеть не хотелось, словно они были виноваты в происшедешм, старалась отрешиться от чувств и мыслей, рожденных этой, такой ненужной встречей.
Так хотелось вернуться к тому, что она создала ценой больших усилий, отрешившись от осуждения былых ошибок. Но мысли разлетались, как страницы потрепанной книги от ветра.
Попетляв по улицам, Елизавета Семеновна пришла домой, а вместе с ней, и, вцепившиеся мертвой хваткой, мысли и вопросы, всплывшие из запретных глубин. А над всем этим почему-то господствовал образ Валерия, тогда всего лишь майора. Зарницами вспыхивали в памяти, казалось бы, уже забытые его суждения о жизни, о людях, он очень неплохо разбирался в искусстве. Когда они, в силу своей оригинальности, не сходились с ее, то она со своим мизерным кругозором козырной дамы из неходовой масти, начинала считать его даже блаженненьким. И вот теперь, среди суеты мыслей и воспоминаний, ей захотелось кричать обычное, спасавшее когда-то: «Все они такие!» Кричать долго и громко, пока не исчезнут давившие ее вопросы, и главный вопрос, поему больше не пришел к ней Валерий, она бы, может, простила его.
Усевшись в своем любимом кресле, опустив голову, закрыв лицо руками, они сидела впервые в жизни, осознав свою неправоту. Только теперь она выпустила из глубины сознания ответ на терзавший ее впрос. Да,Валерий не пришел больше к ней, потому, что увидел, как нелепа она в отношении к нему, решившему соединить с ней свою судьбу, в своей неуемной блажи. И теперь, как жесточайшее наказание появилась безжалостное суждение – сколько раз в жизни порадовался он, тому, что сама она помогла избежать серьезной ошибки.
А мысли от этого несчастного майора стали перескакивать на всю ее жизнь. Пытаясь заглушить их, она взяла первые попавшиеся под руку ноты, это были Шопеновские вальсы, и стала разбирать самый трудный. Но глаза не хотели видеть ничего. Тогда она стала злиться, и мысленно бросать кому-то, словно есть виновный в ее мучениях, слова отчаяния: « Кому какое дело до моей жизни? Каждый живет, как ему нравится. Я не жалуюсь, не осуждаю свою жзнь. Я прожила – дай Бог каждому». Этот приступ мало успокоил ее.
Не зная, как восстановить былое равновесие, она металась из одной комнаты в другую. Самое обидное заключалось в том, что отказали все, когда-то спасавшие штампы, которыми она всегда пользовалась в минуты недовольства собой. Тогда, обессилев, она упала на диван и, словно впервые, увидела окружающую ее обстановку: две большие, высокие комнаты, обставленные прекрасной мебелью. Здесь и старинный кожаный диван, такие же четыре кресла, горка с посудой, многое из нее нашло бы достойное место в хранилище музея, два больших шкафа со старинной и современной литературой. А в кухне посуда на много персон, ее она использует в день рождения, на который приглашает своих подруг -соседок по квартирам .У нее нет наследников, двоюродный брат, претендовавший на жилплощадь, уехал в Новосибирск, и каждый раз поздравляет ее с праздниками по телефону. А последний раз сообщил, что, видимо, уедет в Москву на постоянно. Одна. Будут ли желанные персоны, которые пожелают пользоваться этими благами?
И она заплакала от жалости к себе, от тоски, от впервые понятой безысходности, о всей своей жизни, проскользнувшей, как вода между пальцами. До этого она не помнит, когда и плакала.. Слезы принесли некоторое облегчение, и сразу же, словно озарение, пришли на память слова Виталия, уже генерала, который так мило сказал, что ей до старушки еще далеко…