В желтый час пополудни, он всегда приходил в эту укромную заводь, бухту, отгороженную с одной стороны от моря скалами, которые разбивали потоки воздуха и натягивали надежные прохладные тени на изумрудную прозрачность тихой воды и на старые рассохшиеся лодки, к которым прилипла шерсть одичалых собак.
По хозяйски и словно бы гордо, он обводил взглядом окрестность, уютно усаживался на шуршащий выцветший песок и откидывался спиной на огромный рыжий валун.
Никто и ничто не отвлекало его здесь от пьянящего чувства одиночества, возможности фантазировать вслух и писать свой нескончаемый роман в толстой амбарной книге. Собственно романом это и нельзя было назвать. Обрывки сюжетов, поток сознания, клочки эссе, надерганные обрывки воспоминаний и прочая красочная художественная муть. И лишь тема природы последовательно и зримо всплывала на страницах в крупную желтую клетку. Она словно бы фиксировала его душевное состояние на этот час, день и казалось не он ее создает, а она начинает развивать и менять его настроение. Важно было найти первые точные слова, написать первое предложение, которое, как ключ отмыкало накопившиеся за жизнь впечатления.
Иногда он целый день мог просидеть над открытой чистой страницей, так и не написав ни строчки. В голове мелькали образы, менялось состояние, складывались какие-то строчки и абзацы, но странное чувство тщетности происходящего и опустошительная лень сковывали все тело и душу. Он знал, сейчас возьмет и напишет, удачно и красиво, как всегда, но вот зачем если все это дается ему упоительно сладко,без крови,пота и слез.И нет сопротивления материала.
Но сегодня он испытывал какой-то душевный подъем, смутное, но радостное предчувствие настоящего вдохновенья и еще не оформировшейся новой идеи, которая может быть изменит весь ход событий, всю его сумбурную книгу.
У самой кромки воды вяло кружила, словно бы погибая, огромная пестрая бабочка. Казалось она, вот-вот намочит свои крылья и останется плавать причудливым цветком