Изгой

Он стоял и смотрел ей вслед. Он все ждал, что она обернется. Ладонь правой руки непроизвольно поднялась и раскрылась в ожидании прощального жеста. Но нет, она не оборачивалась. Ее силуэт медленно растворялся в вечернем тумане и вскоре скрылся из глаз. Его обволокло тишиной. Преддверье зимы. Даже птиц не слышно. Лишь одинокая ворона оседлала ближайший мертвый фонарный столб. Стоять дальше бессмысленно. Он развернулся и не спеша пошел. От сырости и холода слезились глаза. В серости сумерек он не заметил толстого корня поперек тропинки. Оцепенение не позволило быстро выдернуть руки из карманов. Откуда это камень оказался прямо здесь, как будто специально. Мерзкий треск черепа и мгновенная темнота. Как все глупо и нелепо.
Белый потолок. Где он? Кто он? В голове режущая боль. Нельзя даже скосить взгляд. Любое движение - боль. До слуха доноситься шум. Два женских голоса. Ругань. Смысл слов не доходит. Рукой схватился за край матраца.
- Очухалася, красавчик? Крепко же тебя приложили. Кто не помнишь?
Над ним склонился какой-то мужик лет пятидесяти. На лице усмешка.
- Где я ?
- Ого, да он ничего не понимает! - послышался не стройный смех - в травме родимый, пол часа, как из реанимации приволокли.
Обрывки воспоминаний. Давних. Детство. Мать смотрит с укором. Отец стоит с ехидной усмешкой. На столе разбросаны страницы "Плэйбоя", найденные у него под матрацем. И презрение. Холод презрения.
- И чем это мы занимаемся по ночам? А чего это ты в ванной да клозете засиживаться стал?
Стыд. От него некуда деваться. Он поглощает целиком. Он съедает его изнутри.
Школа. Она сидела перед ним. Какой это класс? Наверное, десятый. Он долго думал, как написать. Он не мог преодолеть тот барьер стыда. Он хотел этого, но перед глазами стояла ехидная усмешка отца - "да ты, парень, дрочун!"
Наконец он решился. Конечно же стихи. Наивные и простые, но от души. Он верил - она поймет, она пойдет с ним после уроков гулять. В его фантазии уже рисовался образ счастливой пары, бегущей по желто-красному осеннему ковру, рука в руке... Он ей скажет все. Все те теплые слова, что не в состоянии отразить его чувства. Его эйфорию прерывает злой и громкий смех. Она сидит на парте, нога на ногу, а ее сосед в слух декламирует, держа записку в вытянутой руке. И снова этот стыд. Это беспощадное и всепроникающее чувство унижения. Его сломали походя, не задумываясь.
Ее он встретил случайно. На одной из одиноких прогулок по парку. Она шла, подкидывала носком сапожка листья с земли и что-то мурлыкала под нос. Это было видение. Он встал, как вкопанный. Она подняла глаза и улыбнулась. Видно жалкий у него в этот момент был вид. Он не понял. Не смело улыбнулся в ответ. Потом была скамейка. Та, их любимая, где они просиживали часами. Он больше слушал. А она щебетала без умолку. Такая беззаботная. И счастливая. Вся светилась. Он уже не мог без этого. Он каждый день приходил на эту скамейку и просто сидел. Как будто здесь остался ее светлый след. Ему было здесь просто хорошо. Они встречались все чаще. Однажды он решился и пришел с большим букетом роз. Он не смел поднять глаза. Поцелуй застал врасплох. Тихое "спасибо" прозвучало в голове как фанфары. Он ожил и то же засветился от счастья. И вдруг. "Мы друзья, ведь правда? Я хочу пригласить тебя на свадьбу - вот". В руке пригласительный билет. Белый, с выдавленными золотыми кольцами. Он не может его раскрыть. Как будто это не кусок картона, а стальной лист. Он поднимает глаза. Она улыбается так же как прежде.
- Ну пока, завтра не увидимся, да и вообще, не хорошо это, давай, до свадьбы...
Он онемел. Он смотрит ей вслед. А она не оборачивается. Туман. Это все что осталось. Открытка выпадает из рук и летит в листву. Это конец.
Волна головной боли вместе с чувством безысходности обрушиваются на него.
Он бешено шарит руками по матрацу. Что это? Трубка капельницы? Игла в вене... Он с силой хватает иглу и выдергивает ее. Кровь заливает матрац. Крики мужиков. Кто-то вскочил с кровати и лихорадочно надевает тапки. Он успеет. Размах и что есть силы иглу в висок. Сквозь окровавленную повязку. Дикая боль. Она несет успокоение. Улыбка замерла на его лице. Все. Кровавые пятна в глазах. Расплывшийся силуэт мужского лица, как будто в негативном изображении. Прощай. Ты об этом не узнаешь. Пусть один стул останется пустым. Этого никто не заметит.
Тьма расползается пятнами. Даже жизнь перед глазами не промелькнула. Видно на столько она была пуста, что и вспомнить нечего. Но это уже все равно. Он свободен. От всего. От условностей, стыда и обязательств. Не в этом ли счастье...