16. ВОЖДЬ ВЫНОСИТ ПРОЕКТ ПОСТАНОВЛЕНИЯ
ПОЛИТБЮРО, НО ЧЛЕНЫ ПОЛИТБЮРО
ЕГО НЕ ПРИНИМАЮТ
Сталин прохаживался по кабинету и размышлял. Его мягкие сапоги утопали в ворсистой дорожке, подаренной ему иранским шахом. За размышлениями Вождя следили сидящие за длинным столом, покрытым зелёным сукном, его соратники товарищи Берия, Молотов, Каганович, Хрущёв, Жуков, Яковлев и Калинин. По выражению лица Вождя они пытались угадать каково у него сегодня настроение.
– Будет выволочка, – подумал Берия.
– Будет выволочка, – подумал Молотов.
– Будет выволочка, – подумал Каганович.
– Будет выволочка, – подумал Хрущёв.
Жуков ни о чём не думал. Он смотрел в окно, за которым вальсировали снежинки. Калинин мирно дремал.
– Скажите, товарищ Берия, почему ваши люди не выполнили важнейшее задание нашего родного правительства и его председателя товарища Сталина? Каким образом ваши агенты вместо Берлина оказались под Пермью? – неожиданно остановившись напротив Лаврентия Павловича, спросил Сталин.
– Кажется, наш Лавруша погорел, – злорадно подумал Молотов.
– Кажется, Лавруше пришёл конец, – подумал Каганович.
– Кажется, этому говнюку пи*дец, – подумал Хрущёв.
Жуков ни о чём не думал. Он продолжал смотреть в окно, за которым продолжали вальсировать пушистые снежинки. Калинин продолжал просто дремать.
– Виноват компас, товарищ Сталин, – ответил Берия, глядя прямо в глаза Вождю.
– Компас? – удивился Вождь наглому ответу своего сотрапезника. – Разве можно компас посадить или расстрелять, Лаврентий.
– Нет, товарищ Сталин, компас предмет неодушевлённый. Но наше расследование показало, что на самолёт был поставлен неправильный компас. На нём были перепутаны стороны света: «запад» и «восток».
– Кто в этом виноват, товарищ Берия?
– Гравёр, подготовивший матрицу для печати.
– Что вы с ним сделали? Арестовали? Допросили?
– Так точно, товарищ Сталин. Арестовали. Допросили.
– И что выяснили?
– Он выполнил работу строго по эскизу, утверждённому и подписанному вами, товарищ Сталин. Я лично проверил.
– Так что, я перепутал страны света? – удивился Вождь.
– Никак нет, товарищ Сталин. На эскизе всё было указано правильно, и мастер, гравировал точно по эскизу.
– Всё правильно, а стороны света оказались неправильными. Как это, Лаврентий.
– При печати с матрицы изображение получается в зеркальном изображении. То, что на эскизе было справа, отпечатывается слева, то, что слева…
– Это известно любому школьнику, – рассердился Вождь, надевая на руку кастет. – Я вот сейчас дам тебе так, что ты себя не узнаешь в зеркальном изображении.
– Дайте, дайте ему, товарищ Сталин, – радостно хихикнул Хрущёв.
Вождь взмахнул рукой, но кастет обрушился не на Берию, а на Хрущёва. Тот свалился со стула на пол и уже оттуда возопил:
– Жа што же меня, товарищ Шталин?!
– Знал бы за что, врезал бы ещё, Никитка, – ответил Сталин.
Калинин пробудился от шума и, посмотрев на Вождя, спросил:
– За что пьём, товарищ Сталин. Где мой стакан?
– Мы ещё не пьём, товарищ Калинин, а бьём, – ответил Вождь любимому Председателю Президиума Верховного Совета СССР.
– А, это хорошо – обрадовался Калинин. В его руке оказался кастет, и он ударил им сидящего слева от него Молотова. Тот, не ожидавший такой подлости от «всесоюзного старосты», сковырнулся на пол, но через полминуты пришёл в себя и вопросил:
– За что, Михал Иваныч?
Калинин не знал за что он двинул Вячеслава Михайловича по уху, и сказал:
– Слабоват я стал на руку. Вот помню в одна тысяча девятьсот не помню каком году я также врезал жандарму. Так тот…
Он не договорил и вновь задремал, поэтому осталось для истории неизвестно, что сталось с тем жандармом.
А Молотов ползал по полу, шаря руками, взывая к присутствующим:
– Граждане, никто не видит, где мой пэнснэ?
Граждане молчали. Только Каганович, подняв на Вождя преданные глаза, проговорил:
– Нужно было отправить товарищей поездом, товарищ Сталин. Поездом надёжнее. Поезд идёт по рельсам, а не по компасу.
Но Вождь даже не взглянул на него.
– Кажется, я дал маху. Вождю мои слова не понравились, – подумал Каганович и стал расстёгивать ширинку, чтобы проверить на месте ли пистолет марки «ТТ», который носил в трусах. Он уже давно решил, что в случае ареста не дастся в руки чекистским головорезам, а застрелится.
Берия скосил глаза на него и подумал:
– Лазарь оборзел совсем, если собирается прямо здесь онанировать.
Но Каганович только пощупал пистолет, нежно прижавшийся к половому члену, и, убедившись, что тот на месте, облегчённо вздохнул.
Вождь закурил трубку и продиктовал:
– Поскольку в данном преступлении виноват товарищ Сталин, как подписавший неправильный эскиз, повлекший за собой срыв выполнения важного государственного задания, следует постановить, что товарища Сталина нужно снять со всех постов и отдать под трибунал.
Присутствующие растерянно уставились на него. За всех ответил, наконец, нашедший своё пенсне, Молотов:
– Никак нельзя, товарищ Сталин. Как же мы без вас? Мы против такого решения.
– Я против, – сказал Каганович.
– Я тоже против, – сказал взгромоздившийся на стул Хрущёв, верноподданными глазами глядя на Вождя, и подумал: – Я ещё покажу тебе кузькину мать! Я, придёт тот час, сокрушу твой культ личности о гранит мавзолея великого Ленина!
– И я против, – поддержал их Берия. – Можно ограничиться постановкой на вид.
Жуков промолчал, Калинин тоже. Один смотрел в окно, другой дремал.
– Что ж, четверо против такого решения Политбюро при двух воздержавшихся и остальных отсутствующих – сказал Вождь, останавливаясь напротив Жукова, который продолжал упорно молчать и смотреть в окно на вальсирующие снежинки. На его суровом, словно высеченном из гранита, лице отсутствовали признаки даже самой пошлой мысли.
– А о чём у нас молчит товарищ Жуков? – спросил Вождь. – Нам интересно знать.
Жуков посмотрел на Вождя наглыми до смелости глазами и ответил:
– Я молчу о бабах, товарищ Сталин. Мы тут вот сидим, просиживаем штаны, а где-то там нас ждут нетраханные бабы.
– Хорошие мысли, – улыбнулся по-доброму Вождь, ощерив жёлтые от табака зубы. – А когда вы намереваетесь брать Берлин?
– А на хрена, товарищ Сталин, нам эти руины? – спросил Жуков. – Одно название «логово врага». Лучше сделать бросок на Париж. Там, слышал, такие бордели, а в них такие девочки, и все француженки.
– Там уже англо-американские войска, товарищ Жуков, – ответил Вождь.
– Прогоним их, товарищ Сталин. Знаю я их: путаются под ногами и норовят укусить за яйца.
– Мысль, конечно, интересная, – протянул Вождь, – но пока преждевременная.
– Вы о бабах? – пробудился Калинин. – Хороший тост. Помню в одна тысяча восемьсот девяносто каком-то году познакомился я с одной блядью, не помню, как её звали… – Он пошарил рукой по столу, спросил: – А где мой стакан?
– Продолжайте спать, дорогой товарищ Калинин, – нежным голосом проговорил Вождь. – Мы ещё не кончили.
– Я тоже,– ответил Калинин. Он положил голову на стол и закрыл глаза.
Поняв, что вопрос о фиаско группы спецфинагентов, решён, Берия проговорил:
– Товарищ Сталин, поступила информация от нашего берлинского агента Юстаса, что немцы планируют заражать молодых женщин сифилисом и размещать их в прифронтовой линии, чтобы они заражали наших бойцов. Таким способом, они считают, что им в короткое время удастся вывести из строя не меньше армии.
– Русскому солдату сифилис, что слону дробина. Я и сам трижды его подцеплял, и ничего, стал, вот, маршалом Советского Союза, – оторвался от окна и сказал Жуков, очнувшийся от дум. – Кто им не награждался, тот и с бабой не е…
У него неожиданно получилось в рифму.
– Товарищ Жуков, ваш солдатский юмор здесь неуместен, – поморщился Молотов. – Не материтесь. Вы не в пивной.
– А ты заткнись, очкастая морда, – отозвался Жуков. – С маршалом разговариваешь, с героем войны!
Вождь хотел было показать маршалу Советского Союза кто именно «герой войны», размахнулся рукой с кастетом, но вовремя коварно подумал:
– Я с тобой поквитаюсь после войны, мерзавец, похлебаешь у меня тюремной баланды, – вслух же сказал: – Товарищ Жуков прав, Вячеслав, хотя слова его и некрасивы. Но если Юстасу там, в Берлине, делать больше нечего, передайте ему, Лаврентий, пусть предотвращает это очередное преступление немецкого фашизма против человечества.
17. НАЧИНАЛСЯ НОВЫЙ ГОД
За окном шёл пушистый снег. Где-то в далёкой заснеженной Москве тоже шёл снег, и шло заседание Политбюро ВКП (бе), которое вёл Вождь и кое-кому по ходу дела выбивал зубы. Новогодняя ночь прошла, когда Штирлиц открыл глаза. Сначала он ничего не видел, потом посмотрел по сторонам и увидел по правую руку от себя голую Кэт, по левую голого Мюллера. В углу комнаты стояла ёлочка, увешанная пустыми бутылками. Трещала голова.
Штирлиц сполз из кровати на прохладный пол и увидел у ножки кровати бутылку с соломенно-жёлтым содержимым.
– Пиво! – подумал Штирлиц и приложился к бутылке. – Кажется, это баварское, – подумал он снова, делая жадные глотки.
Он выглохтал полбутылки живительной влаги, как вдруг услышал тихий голос Кэт:
– Штирлиц, что ты делаешь? Это же моя моча для анализа на беременность. У меня снова задержка.
Штирлиц с сожалением оторвался от бутылки. А за окном продолжал идти пушистый снег. Начинался очередной будний год. Возможно, это был последний год Второй Мировой войны. Но никто, даже Штирлиц, пока этого не знал.
18. ГОНДОНЫ СПАСУТ РЕЙХ!
Гитлер проснулся не в духе. За окном шёл пушистый снег, у Евы, как назло, шли «месячные» и продолжалась Вторая Мировая война. Открыв глаза, он посмотрел на голую Еву. Рядом с нею лежал голый генерал Йодль. Кровать у фюрера была широкая, и им втроём не было тесно, тем более, Ева плотно прижималась к Йодлю. Гитлер хотел разбудить её, но он вспомнил ночное совещание, на котором Йодль пожаловался на острую нехватку артиллерийских снарядов на Восточном фронте.
– Возьмите часть их на Западном, – приказал он, но генерал ответил, что на Западном фронте вообще нет снарядов.
– Англо-американские войска сидят по кабакам в Нормандии и празднуют, – сказал Йодль.
– Что празднуют? – спросил он.
– Скорую победу над нами, мой фюрер.
– Что будем делать, генерал? Где мы возьмём снаряды?
– Можно взять у русских, мой фюрер. Генерал фон Шулер договорился с русскими, что они нам поставят снаряды за партию гондонов многоразового использования по курсу один к одному.
– Так соглашайтесь и поспешите с обменом.
– К сожалению, что весь наш стратегический резерв гондонов, миллион штук, исчез, мой фюрер. Очевидцы говоря, что их забрал Геринг. Он договорился с парагвайцами. Говорят, они берут у него их по цене десять эскудо за штуку.
– Вызовите Геринга! Я приказываю! – приказал он.
– Он не послушается, мой фюрер, – ответил Йодль.
Геринг действительно послал всех подальше и в Ставку не приехал.
– Нужно что-то делать с этим жирным боровом, – подумал Гитлер, надевая кальсоны с крупной надписью на задней части «Только для генералов вермахта». Это были кальсоны Йодля, и они были слегка великоваты Гитлеру, но он на это не обратил внимания, а вызвал адъютанта и приказал немедленно доставить к нему Штирлица.
Штирлиц стоял перед Гитлером, и тот любовался его красивым мужественным и слегка помятым лицом. Штирлиц любовался фюрером в спадающих с него голубых кальсонах. У дальней стены за большим глобусом он увидел Еву в объятиях генерала Йодля. Они спали беспробудным сном. На глобусе висели зелёные кальсоны с надписью «Только для Фюрера».
Гитлер коротко изложил Штирлицу о проделке Геринга с неприкосновенным запасом гондонов многоразового использования.
– Штирлиц, вы должны перед лицом партии вывести этого жирного борова на чистую воду, – сказал Гитлер, в очередной раз подтягивая кальсоны.
– Почему я? – спросил его Штирлиц. – Почему я, а не Мюллер?
– Потому что то, что знает Мюллер, знает всё гестапо – ответил Гитлер. – Я не могу поручить ему столь деликатное дело, о котором никто, кроме меня, вас и Йодля, не должен знать. Гондоны мы должны обменять на русские снаряды. И как можно скорей. Русские готовят новое наступление. Без гондонов мы пропали, Штирлиц!
– И ты хочешь отбиваться от Красной армии нашими же снарядами? Хрен тебе в рот, – подумал Штирлиц, но вслух ответил – Сделаю всё, что возможно, мой фюрер. И разрешите заметить, мой фюрер, на вас кальсоны генерала Йодля.
«Юстас Алексу.
Как стало известно из достоверных источников (Гитлер и генерал Йодль) командование ОКВ договорилось с нашими интендантами обменять миллион гондонов многоразового использования на миллион наших снарядов. При этом выяснилось, что Геринг выкрал весь запас гондонов и намеревается продать их Парагваю».
19. НЕВЫПОЛНИМЫХ ЗАДАНИЙ ПАРТИИ НЕТ
Перед Штирлицем стояла дилемма. Если сорвать сделку наших интендантов с командованием ОКВ под кодовым названием «Гондоны за снаряды», то Красная армия вторгнется на территорию, на которой стараниями Шелленберга уже размещено десять тысяч сифилитичек, фанатично преданных фюреру, способных заразить полмиллиона солдат-освободителей, которые не преминут сорвать плоды победы. Тогда надолго застопорится дальнейшее наступление и уничтожение фашизма в его логове. Если не помешать этой сделке, то из-за отсутствия снарядов сорвётся наступление Красной армии, но зато будут спасены солдаты. Москва молчала.
Молчал и Вождь, глядя на своих верных соратников, членов Политбюро, которым он только что прочитал радиограмму Юстаса. Члены Политбюро тоже молчали.
Вождь взял из коробки две папиросы «Герцеговина флор», выкрошил из них табак, набил им трубку и закурил. Выпустив клуб дыма, он поднялся из-за стола и, надев на правую руку кастет, стал прохаживаться вдоль длинного стола, за которым сидели испуганные соратники. Только дедушка Калинин, откинувшись на спинку стула, спокойно дремал.
Вождь остановился напротив Хрущёва.
– Что посоветуешь нам ты, Никитка?
Хрущёв вскочил и бодрым голосом выкрикнул:
– Как вы решите, товарищ Сталин, так и будет. Вы наш Вождь и учитель!
Сталин погладил левой рукой соратника по лысине, а правой звезданул по зубам. Никита Сергеевич рухнул на пол, в полёте выплёвывая только что вставленные зубы и два сверх того.
– Жа што, товарищ Шталин? – возрыдал он кровоточащим ртом.
– Ты пропустил слово «мудрый», Никитка, «мудрый учитель», – нежно улыбнулся Вождь и подошёл к Маленкову, который только что вышел с больничного. Он лечился по поводу триппера, подхваченного им от неизвестной дамы на площади «Трёх вокзалов».
– Что ты скажешь, мерзкий развратник?
– Да здравствует товарищ Сталин, наш Вождь всех народов, мудрый учитель и гениальный полководец! – прокричал Маленков и в ужасе зажмурил глаза.
– Молодец, – похвалил его Вождь, поцеловал в лоб и смазал кастетом по уху.
Маленков упал рядом с Хрущёвым и, зажимая рассеченное ухо, спросил:
– За что, товарищ Сталин?
– За прошлое, Жорик. Ты зачем, трахаясь с проститутками, потом лезешь на жён наших честных товарищей? Ты заразил триппером жену товарища Шверника, а она заразила его и триппером, и сифилисом.
– Я не мог заразить её сифилисом, – захныкал Маленков. – Он его подхватил там же, где и я, у «Трёх вокзалов». Он там частенько околачивается.
– Лаврентий, а что скажешь ты? – спросил Вождь, глядя в правдивые глаза наркома.
– Товарищ Сталин, я думаю, что решение этой проблемы нужно возложить на нашего берлинского резидента Юстаса, но обязав его выполнить два пункта. Первый: способствовать получению от немцев нашими интендантами указанных резиновых изделий номер два. Второй: не допустить получение наших снарядов немцами.
– Очень разумно, Лаврентий, – сказал Сталин. – Так и радируйте ему. За выполнение приказа мы его наградим, за невыполнение расстреляем. А вы, товарищ Жуков – Сталин повернулся к легендарному военачальнику, посмотрел на его каменное лицо, лишённое какой-либо мысли, – расстреляйте всех ваших интендантов и назначьте новых.
– Товарищ Сталин, разрешите мне расстрелять ещё члена военного совета фронта и начальника штаба фронта, которые мешают мне? – спросил Жуков. – Один вечно воняет потом, второй беспрерывно ковыряет в носу и ест козявок.
Сталин покачал головой.
– Уймись, Георгий! Не разрешаю.
«Алекс Юстасу.
Приказываем: обеспечить доставку резиновых изделий № 2 на нашу сторону и не допустить передачу наших снарядов немцам. За выполнение задания будете награждены, за его провал расстреляны».
Штирлиц прочитал расшифрованную радиограмму, посмотрел на Кэт, радостно мурлыкающую немецкую песенку «Ах, мой милый Августин…», у неё, наконец, пришли «месячные, и стал думать. Но мысли не шли в голову, кроме одной, некогда сказанных ему товарищем Дзержинским: «Невыполнимых заданий партии нет, а есть долбо*бы, которых нужно гнать из ЧК».
– Будем исходить из этой установки Великого Чекиста, – подумал Штирлиц.
20. ШТИРЛИЦ УГОВАРИВАЕТ БОРМАНА
На Бормана наехал депрессняк. Вчера он в очередной раз проигрался в пух и прах. Проиграл последнее, что имел, свою любимую супругу Марию. Сегодня за нею придёт Кальтенбруннер. Мария уже приготовилась и даже подмылась. На вопрос, какие лобки любит Эрнст волосатые или бритые, он в сердцах ответил: «Жареные». После этих слов радость у Марии поубавилась.
В последние недели Борман всё чаще вспоминал любимую Одессу, милую Молдаванку, восхитительный Привоз и незабываемый памятник Дюку. Он жалел, что в восемнадцатом году сменил свою еврейскую фамилию Берман на Борман и бежал вместе с немецкой армией в Германию. Здесь он вознёсся, здесь же он ввергнется в прах. Спасти его могло только чудо и еврейский Бог. Ни на что иное еврею надеяться не приходится.
Он не заметил, как к нему вошёл Штирлиц, сел без приглашения в уютное кресло и спросил:
– О чём печалитесь, рейхсляйтер?
Борман очнулся от своих тяжёлых дум и удивлённо посмотрел на незваного гостя.
– Штирлиц?
– Я, я, рейхсляйтер.
Борман тяжело вздохнул и признался, что проиграл Кальтенбруннеру жену.
– И против какой суммы ты её поставил на кон? – спросил Штирлиц.
– Против тысячи рейхсмарок.
– Так отдай их ему.
– У меня в кармане на сегодняшний день нет и пфеннига, Штирлиц. И завтра не предвидится.
Штирлиц вынул из кармана обандероленную пачку марок и бросил её на стол перед Борманом.
– Возьмите, рейхсляйтер, и отдайте их Кальтенбруннеру. Можете не пересчитывать. Здесь ровно тысяча рейхсмарок.
Борман благодарно посмотрел на Штирлица.
– Ты спас меня, Штирлиц. Я твой должник.
– Мелочи, рейхсляйтер. Разве что окажешь мне небольшую услугу.
Их разговор прервал приехавший за выигрышем Кальтенбруннер. Он был крайне удивлён, когда Борман вместо жены выложил перед ним марки.
– Мы так не договаривались, – сказал Кальтенбруннер. – Ты обещал мне отдать твою Марию.
– Не спорьте, обергруппенфюрер, – вежливо сказал Штирлиц, любуясь кастетом, надетым на руку. На тысячу марок вы вместо одной будете иметь сто проституток.
– А Штирлиц прав, – подумал Кальтенбруннер, когда, посчитав, разделил тысячу на десять, и, взяв деньги, ушёл.
– А ты, Штирлиц, кажется, оскорбил мою жену, – задумчиво сказал Борман, когда за Кальтенбруннером захлопнулась дверь.
– Нисколько, рейхсляйтер. Твоя Мария стоит ста проституток. Я в том лично не раз убеждался.
– Он трахал мою Марию, – догадался Борман. – То, что он её трахал, это плохо, то, что высоко оценил, это хорошо – подумав так, он решил – Если он попросит разрешения потрахать её ещё, я разрешу из расчёта десять марок за один раз, но с вычетом того, что он уже поимел.
– Не беспокойтесь, рейхсляйтер. Я не намерен трахать Марию. Она с лихвой отработала подо мной на тысячу марок. Вот вам доплата за эту лихву, – сказал Штирлиц и положил на стол ещё триста марок.
– Он, пожалуй, переспал с нею больше, чем я, её законный муж, за все десять лет нашего брака, – подумал Борман и почувствовал себя оскорблённым в лучших своих чувствах.
– Давайте поговорим, рейхсляйтер, о деле, – сказал Штирлиц. _ Геринг намерен толкнуть вагон с ценным грузом парагвайцам. Мы хотим его перехватить. Нужна ваша помощь. За это вы получите ещё тысячу марок.
– Что я должен сделать? – отвлёкся от своих тяжёлых дум Борман.
– Почти ничего, рейхсляйтер. Только когда Геринг явится к вам с накладной на груз, отдать ему один из кодов ваших банковских сейфов. Он уверен, что вы там спрятали золото партии.
– Но когда он откроет сейф и увидит…
– У него сейчас нет времени ехать в Швейцарию, – усмехнулся Штирлиц. – И не скоро появится.
– Я охотно сделаю это, Штирлиц. Мне давно хотелось подложить Герману свинью, – ответил Борман.
Дело было сделано. Детали его скучны и будут неинтересны читателю. Презервативы достались Красной армии. А то, что солдаты отказались пользоваться ими, в том вины легендарного разведчика нет. Снарядов же Германия не получила.
«Алекс Юстасу.
За выполнение ответственного задания вы награждены знаком «Почётный дояр СССР».
21. ШТИРЛИЦ ЛЁГ СПАТЬ
В Берлине шёл снег. Штирлиц, положив любимый кастет под подушку, намеревался уснуть. Продолжающаяся война требовала от него свежих сил. Он был спокоен, ибо знал, что Москва помнит о нём и готовит для него новое невыполнимое задание.