-- : --
Зарегистрировано — 123 273Зрителей: 66 375
Авторов: 56 898
On-line — 12 209Зрителей: 2408
Авторов: 9801
Загружено работ — 2 120 872
«Неизвестный Гений»
Любовь в стиле Рок
Пред. |
Просмотр работы: |
След. |
25 марта ’2010 20:02
Просмотров: 26437
Любовь в стиле Рок
Его отпустили на похороны матери неохотно, по обязанности, без сочувствия, хотя бы формального, но временно облегчающего боль потери, особенно, когда у человека больше вообще никого не осталось. Но армии не свойственна сентиментальность, учитывая, что все бойцы были на счету и при деле. Водитель комбата, его друг, Санька Григорьев, подвез его до вокзала на штабном «уазике», хлопнул по плечу, сочувственно кивнул, слегка улыбнулся через стекло, прощаясь, и газанув, в пыльном облаке гари и засохшей грязи, исчез за поворотом, уводящем от вокзала к воинской части.
В привокзальном платном туалете он, на свой страх и риск, быстро переоделся в «гражданку», благо, что летом она состояла только из джинсов и рубашки, и перекинув через плечо дорожную сумку, направился к палаточному павильону с надписью: «Живое пиво».
Жадно осушив один поллитровый стакан, и подойдя за вторым, он вдруг увидел ее, такую вызывающе-беззащитную, какою может быть только, наверное, настигнутая львом грациозная лань, в последнем прыжке своей нежной красоты. Это первое впечатление о ней осталось в нем навсегда.
Она сидела за столиком с двумя крепкими мужичками лет пятидесяти, коротко стриженными, полууголовной наружности, которые весело шутили с ней, пересыпая каждое слово русскими ядреными выражениями, она же, звонко смеялась, отвечая тем же, но глаза ее, очень красивые и огромные как ярко распахнутое небо, оставались какими-то неподвижными, отстраненными от всего происходящего, казалось, что в их недосягаемой глубине таится нестерпимая боль и невыносимый ужас от чего-то страшного и непоправимого. Все трое пили коньяк, не обращая внимания на запрет о распития принесенных с собой напитков, курили ароматные сигареты с дурманящим запахом, возможно, «заряженные» марихуаной или чем-то еще, беспрерывно хохотали как одержимые, особенно она, искусственно и надрывно, страшно матерясь и цинично юродствуя, пытаясь казаться хуже, чем есть, бросая вызов неизвестно кому и чему, но изначально грозному и несправедливому именно к ней, что неосознанно сквозило в ее поведении, и о чем он смутно догадывался…
Потом они ехали вместе, в одном плацкарте, сидели за угловым столиком, у окна, и она, рассказала ему, солдату всю свою недолгую двадцатичетырехлетнюю жизнь, девочки, замужней женщины, брошенной жены, потерявшей трехлетнего ребенка молодой матери (он был ошпарен кипятком на кухне во время ссоры со свекровью и умер, в больнице, не приходя в сознание, но обширность ожогов оказалась несовместима с жизнью), как и вся ее жизнь путаны несовместима с посюсторонней жизнью взаймы, в кредит или на паперть. Она угощала его шампанским, которое ей всучили ее веселые провожатые на дальнюю дорожку к парализованной матери, живущей в российской глубинке под присмотром младшей сестры, ухаживающей за ней на деньги дочери-проститутки. Они курили с ней в тамбуре, стоя друг против друга. Здесь она тоже беспрерывно говорила, тщательно и подробно описывая все, что с ней делают, спокойно и бесстрастно как летописец, описывающий житие Марии Египетской.
Он слушал, никак не комментируя, и, видимо, это ей нравилось. Затем, они отправились в вагон-ресторан, заказали кучу еды и спиртное, там ей стало плохо, и он отвел ее к умывальнику, где она долго рвала и кашляла, уложил спать на верхнюю полку, заботливо укрыл простыней, а потом долго курил в тамбуре.
Она вышла к нему, положила руки на плечи, глядя прямо в глаза, с немым вопросом. Он резко дернул ее к себе, схватив за талию, испытывая сильно и грубое влечение, кто-то громко распахнул дверь и вышел в тамбур. Это была проводница, рыженькая и полненькая, некрасивая девушка лет двадцати, она немного замялась, но он ободряюще улыбнулся, щелкнул зажигалкой и предупредительно поднес к длинной сигарете, которую она держала в своих тоненьких пальчиках.
Его спутница усмехнулась и вышла из тамбура в вагон.
Он не пошел за ней, вспоминая умершую мать и ту девочку, что обещала его ждать долго-долго, хоть целую жизнь. И он был уверен, что она сдержит свое слово, поэтому не нужна ему эта вагонная любовь и роковая страсть к роковой женщине - любовь в стиле рок…
Его отпустили на похороны матери неохотно, по обязанности, без сочувствия, хотя бы формального, но временно облегчающего боль потери, особенно, когда у человека больше вообще никого не осталось. Но армии не свойственна сентиментальность, учитывая, что все бойцы были на счету и при деле. Водитель комбата, его друг, Санька Григорьев, подвез его до вокзала на штабном «уазике», хлопнул по плечу, сочувственно кивнул, слегка улыбнулся через стекло, прощаясь, и газанув, в пыльном облаке гари и засохшей грязи, исчез за поворотом, уводящем от вокзала к воинской части.
В привокзальном платном туалете он, на свой страх и риск, быстро переоделся в «гражданку», благо, что летом она состояла только из джинсов и рубашки, и перекинув через плечо дорожную сумку, направился к палаточному павильону с надписью: «Живое пиво».
Жадно осушив один поллитровый стакан, и подойдя за вторым, он вдруг увидел ее, такую вызывающе-беззащитную, какою может быть только, наверное, настигнутая львом грациозная лань, в последнем прыжке своей нежной красоты. Это первое впечатление о ней осталось в нем навсегда.
Она сидела за столиком с двумя крепкими мужичками лет пятидесяти, коротко стриженными, полууголовной наружности, которые весело шутили с ней, пересыпая каждое слово русскими ядреными выражениями, она же, звонко смеялась, отвечая тем же, но глаза ее, очень красивые и огромные как ярко распахнутое небо, оставались какими-то неподвижными, отстраненными от всего происходящего, казалось, что в их недосягаемой глубине таится нестерпимая боль и невыносимый ужас от чего-то страшного и непоправимого. Все трое пили коньяк, не обращая внимания на запрет о распития принесенных с собой напитков, курили ароматные сигареты с дурманящим запахом, возможно, «заряженные» марихуаной или чем-то еще, беспрерывно хохотали как одержимые, особенно она, искусственно и надрывно, страшно матерясь и цинично юродствуя, пытаясь казаться хуже, чем есть, бросая вызов неизвестно кому и чему, но изначально грозному и несправедливому именно к ней, что неосознанно сквозило в ее поведении, и о чем он смутно догадывался…
Потом они ехали вместе, в одном плацкарте, сидели за угловым столиком, у окна, и она, рассказала ему, солдату всю свою недолгую двадцатичетырехлетнюю жизнь, девочки, замужней женщины, брошенной жены, потерявшей трехлетнего ребенка молодой матери (он был ошпарен кипятком на кухне во время ссоры со свекровью и умер, в больнице, не приходя в сознание, но обширность ожогов оказалась несовместима с жизнью), как и вся ее жизнь путаны несовместима с посюсторонней жизнью взаймы, в кредит или на паперть. Она угощала его шампанским, которое ей всучили ее веселые провожатые на дальнюю дорожку к парализованной матери, живущей в российской глубинке под присмотром младшей сестры, ухаживающей за ней на деньги дочери-проститутки. Они курили с ней в тамбуре, стоя друг против друга. Здесь она тоже беспрерывно говорила, тщательно и подробно описывая все, что с ней делают, спокойно и бесстрастно как летописец, описывающий житие Марии Египетской.
Он слушал, никак не комментируя, и, видимо, это ей нравилось. Затем, они отправились в вагон-ресторан, заказали кучу еды и спиртное, там ей стало плохо, и он отвел ее к умывальнику, где она долго рвала и кашляла, уложил спать на верхнюю полку, заботливо укрыл простыней, а потом долго курил в тамбуре.
Она вышла к нему, положила руки на плечи, глядя прямо в глаза, с немым вопросом. Он резко дернул ее к себе, схватив за талию, испытывая сильно и грубое влечение, кто-то громко распахнул дверь и вышел в тамбур. Это была проводница, рыженькая и полненькая, некрасивая девушка лет двадцати, она немного замялась, но он ободряюще улыбнулся, щелкнул зажигалкой и предупредительно поднес к длинной сигарете, которую она держала в своих тоненьких пальчиках.
Его спутница усмехнулась и вышла из тамбура в вагон.
Он не пошел за ней, вспоминая умершую мать и ту девочку, что обещала его ждать долго-долго, хоть целую жизнь. И он был уверен, что она сдержит свое слово, поэтому не нужна ему эта вагонная любовь и роковая страсть к роковой женщине - любовь в стиле рок…
Голосование:
Суммарный балл: 0
Проголосовало пользователей: 0
Балл суточного голосования: 0
Проголосовало пользователей: 0
Проголосовало пользователей: 0
Балл суточного голосования: 0
Проголосовало пользователей: 0
Голосовать могут только зарегистрированные пользователи
Вас также могут заинтересовать работы:
Отзывы:
Нет отзывов
Оставлять отзывы могут только зарегистрированные пользователи
Трибуна сайта
Наш рупор