Общее небо

« Есть много мелких вещей, которым мы не придаём значения. Из этих мельчайших выборов и складывается наша судьба. А среда по отшению к нам пассивна. Человек
всегда выше обстоятельств ».
А.И.Солженицын-«АИФ»



Майским утром, около восьми часов утра в школе для сирот и детей из неполных семей иммигрантов недалеко от Сан-Францисско в небольшом, но уютном спортзале проходило занятие скорее напоминавшее утреннюю разминку, чем аэробику. Дети постепенно просыпались под ритмичную музыку Бритни Спирс и Майкла Джексона. Разношерстная аудитория недавно сформированного коллектива (в группу № 4 собрали детей 10-11 лет) состояла из двух мальчиков с острова Куба, детей из Афганистана и Ирака, потерявших своих родителей и родственников в результате боевых действий на их родине и нескольких американских мальчиков и девочек, после занятий возвращавшихся домой к своим мамам или папам, недавно принявшим гражданство. Общество Красного Креста позаботилось о том, чтобы дети попали в спокойную нормальную обстановку, забыв об ужасах происшедшего в их жизни. Да и климат Калифорнии был похож на климат, в котором они выросли.
« Уан, ту, фри…» - насчитывала Диана Миллер - инструктор по гимнастике и аэробике в такт своим движениям. Пожалуй, кубинцы Хосе и Доминик были самыми подвижными в это утро. Хосе, выполняя упражнения, умудрялся вплетать в них элементы «Ламбады», Доминик тоже не отставал от Хосе, подталкивая его украдкой сзади и получая шлепок в ответ. Оба были уверены, что родители совершили ошибку, покинув родную Кубу по политическим соображениям. В душе они были обижены на них, ведь у ребят остались там друзья и подружки, им было очень весело на Родине. А здесь- на чужбине они вынуждены прозябать, в то время как их родители улаживали свои дела, устраиваясь на работу.
«Оп, оп и о-о-оп» - выкрикивала инструктор, пытаясь заразить бодростью Фатиму - рослую девочку из Афганистана, которая стояла, едва шевелясь под ритм музыки. Улыбаясь и окидывая взором всех воспитанников, Диана подметила (уже не в первый раз), что еще никогда в ее карьере не было такого грустного восприятия жизни. Еще страшнее было сознавать, что эта апатия исходила от внешне здоровых детей. Последней в группу прибыла десятилетняя Зарина из Ирака. Из всех детей она выделялась большими задумчивыми карими глазами на смуглом личике и красивыми каштанового цвета волосами, по бокам завитыми в локоны. Она не была замкнута и довольно охотно шла на общение со сверстниками. Но иной была ситуация с взрослыми. Штатный психолог Сюзанна Джоэл тщетно пыталась наладить с ней отношения. Все попытки доверительно поговорить с ней заканчивались одним и тем же вопросом на родном ей арабском языке : «Где мой брат? Что с ним?» После чего глаза её наполнялись слезами, и она замыкалась в себе. Сейчас она задумчиво стояла у окна, слабо интересуясь тем, что происходит вокруг, и лишь изредка поглядывала на улыбавшуюся соседку по комнате - Джулию, находившуюся справа от неё. «Ничего, за два месяца никто на моём месте не добился бы большего. Да и зарплата приличная. Надо работать, не думая о деталях» - рассуждала про себя Диана. Стройная тридцатилетняя женщина, энергично выполняя движения в обтягивающем красивую фигуру спортивном костюме, не гармонировала со смуглыми детскими фигурами, приятно сочетавшимися с пижамами нежных цветов. Коротко остриженные темноволосые головы мальчиков и в основном кудрявые, тоже темноволосые шевелюры девочек забавно смешались с несколькими белокурыми головками, если бы не выражение грусти в глазах некоторых детей. Те проблески улыбок, которые всё же случались благодаря усилиям Дианы, давали ей надежду на благополучную перспективу взаимного существования. После разминки был завтрак, потом занятия, сначала по группам, затем общее для всех. Трудно было и инструктору по игровым видам спорта. На спортплощадке была всё ещё ощутима подавленность и состояние депрессии у большинства детей. Огромных усилий стоило чернокожему Билли Муну организовать какую-нибудь спортивную игру. После обеда по плану с четвёртой группой всегда было занятие английским языком, после которого шла самоподготовка, а затем каждый был предоставлен сам себе, пока не звонили к ужину. Преподаватель английского языка, Ричард Уолтер был степенным мужчиной лет пятидесяти с добрыми глазами довольно высоким и почти совсем лысым. Сегодня он был одет, несмотря на жару, в рубашку с короткими рукавами и в галстуке. Светлые брюки из тонкой лёгкой материи были тщательно отутюжены. Перед каждым занятием он минут пять о чём-то говорил с директором колледжа, потом шёл к детям. Занятие проходило в большой крытой беседке, оборудованной под класс, которая находилась где-то посредине между оградой колледжа и его фасадной стеной и была окружена высокими и густыми кустами с шарообразными аккуратно постриженными кронами. Поэтому ничто не отвлекало детей от занятия. Приветливо смотря на детей в день их первого знакомства с ним, он объяснил, как зовут каждого преподавателя, и что звать их всех нужно просто по имени. Далее он научил представляться каждого из учеников по-английски. Затем Уолтер проводил занятия в основном в повествовательной форме, рассказывая в несложных предложениях об окружающих предметах или используя плакаты, а иногда просто рассматривая со всеми его семейный альбом или красиво иллюстрированную книгу. Его занятия были, пожалуй, самыми интересными. На этот раз Ричард собрал ребят вокруг себя и забавно рассказывал о своём сыне, что он ходит в такую же школу, и в общем-то неплохой малый и его недавно укусила собака. На фотографии, которую этот папаша выставил на всеобщее обозрение, действительно был его сын с собакой, по виду которой едва верилось, что она могла укусить своего юного хозяина. В конце и начале занятия он проводил непродолжительный контрольный опрос учащихся, который выявлял различные их способности. К правописанию пока не приступали. Главной целью этих занятий было преодоление языкового барьера между детьми и между детьми и преподавателями. И дети постепенно привыкали друг к другу. То чего не могли объяснить губы, удавалось выразить глазами, логикой жестов.
Вечером после ужина некоторые из детей собирались в большой комнате для игр, где первое время их старательно оберегали от воспоминаний; они смотрели по ТV мультики и развлекательные передачи («Новости» были запрещены). Остальные гуляли в парке или проводили время в компьютерном классе. Преподавателям было рекомендовано не заговаривать с детьми об их прошлом, если сам ребёнок на этом не настаивал. В школе находилось шестьдесят воспитанников, которые были разбиты на четыре возрастные группы. Спали все в комнатах по три-четыре человека в каждой. Постели были удобные с мягкими ватными матрасами и пуховыми подушками в цветных наволочках, разукрашенных сценами из известных американских мультфильмов. На пододеяльниках красовались смешные рожицы Тома и Джерри, Микки Мауса. Вселяли оптимизм и цветные, ярко раскрашенные обои на стенах спальных комнат. Нежно и успокаивающе горели лампочки в бархатных абажурах, подвешенных к потолку. Паркетный настил на полу каждой комнаты с утра натирали горничные, и он блестел, отражая дневной свет, проникающий из большого окна в стене. Все окна спален в колледже были с видом на сквер, который находился за тыльной стороной здания, и в котором можно было до и после ужина гулять, читать в беседках или играть в игры. Но мало кто из детей любил вечер. Вечер означал, что скоро ночь. А ночью не хотелось оставаться наедине со своими мыслями. Это чувствовали не только дети. Это знал персонал. И был ещё человек, который тоже очень хорошо представлял себе всё, что происходило в школе. Лампа в его кабинете горела до позднего вечера. Затем он гасил свет и спокойной мягкой походкой прохаживался вдоль дверей комнат-спален взад-вперёд, как будто прислушиваясь к дыханию спящих детей, и всё думал, …рассуждал про себя, словно решал какую-то задачу. Затем спускался вниз на первый этаж, по телефону давал распоряжения охране, садился в автомобиль и уезжал домой.

Когда пришло время сна, Зарина вошла в свою комнату. Её соседка- американка Джулия уже разбирала постель наверху. Зарина спала на первом ярусе под ней. Устроившись в постели поудобней, Зарина лениво наблюдала, как на соседней кровати из Фатимы выходят остатки нерастраченной за день энергии: лёжа на спине, та старательно подтягивала колени к подбородку. Сверху раздалось шевеление, и вскоре оттуда свесилась копна золотых волос Джулии. «Ты, почему осталась?» - спросила Зарина и тут же прикусила нижнюю губу, жалея о явной бестактности. У Джулии отец был боксёром-профессионалом, а мать ушла от него во время его тяжёлой травмы, оставив на попечение малолетнюю дочь. Частенько отец не забирал Джулию домой, вероятно, после очередного боя. «Видишь ли, мой папа, к сожалению, не Мохаммед Али, и иногда пропускает удары» - по взрослому серьёзно сказала она и, помолчав, добавила – «Но он скоро закончит карьеру, вот тогда …». Голубые глаза девочки мечтательно затуманились, она с нежностью посмотрела на Зарину. Вспоминая её историю, Джулия в который раз прониклась к ней сочувствием.
… Как-то директор пригласил её к себе в кабинет и, усадив на мягкий диван напротив его стола, рассказал о каждой из девочек, её соседок по комнате, всё, что знал из их личных дел. «Это должно тебе помочь общаться с ними», - сказал он. - «У них и у тебя сложная судьба, и я советую вам быть внимательнее друг к другу». Он рассказал, что родители Зарины погибли в результате взрыва артиллерийского снаряда прямо у неё на глазах около собственного дома. Потом, уже слушая сбивчивый рассказ Зарины, Джулия поняла, что сразу после взрыва та в ужасе бросилась искать младшего брата, который гулял недалеко на улице. Когда она его увидела, маленький Тимур бежал по улице в противоположную от дома сторону. Зарина бросилась за ним, затем раздался новый взрыв, и она очнулась уже в больнице с сотрясением мозга. Никто о брате ей ничего рассказать не мог. Врач в местной больнице обещал разузнать и сообщить, как только что-нибудь будет известно, а когда выздоровеет, сразу же отправить к родственникам. Но вестей от родственников тоже не было, и Зарина была отправлена при содействии общества «Красного Креста» в США, несмотря на нежелание с её стороны. Она вообще слабо что-либо соображала на то время…
С братом они вместе выросли. Он постоянно был при ней, т. к. мать занималась хозяйством, а отец работал на «скважине», добывая нефть…
Всё это вспомнила Джулия и глаза её, по-видимому, говорили об этом. «А что с моим братом, что с ним? Как ты думаешь?» - спросила Зарина с надеждой в голосе. Джулия смутилась: уже который раз её подруга задавала ей один и тот же вопрос, путая английские слова с языком её народа. И в очередной раз Джулия успокаивала её, что может быть её брат-Тимур жив и скоро найдётся, и другие родственники вскоре соберут их с братом под одной крышей у себя на Родине, когда закончится война. Слова медленно, чтобы было понятно Зарине, слетали с губ взволнованной Джулии, но вскоре она не выдержала и расплакалась. Затем спустилась вниз, обняла девочку, и так вместе они тихо плакали, пока к ним не присоединилась Фатима, подвывая и всхлипывая, сидя у себя на кровати. Потом почти одновременно прекратили, чтобы не разбудить спящую Бетти, четвёртую девочку в комнате, имя которой дали уже в колледже, т.к. её контузило во время взрыва авиационной бомбы в Афганистане, и она полностью потеряла память.
Так засыпали они - жертвы войны и суровой профессии одного сильного человека. Беспокоен был их сон, часто вздрагивали они ночью, нашептывая любимые имена своего отца, сестёр, братьев, родителей безвинно погибших на степных и горных дорогах войны. И не важно было этим юным созданиям, за кем пойдёт народ в их стране – за правителем Саддамом, Наджибуллой или за новой властью, поддержанной президентом Бушем, о которой они и понятия не имели. Да только пройдут годы, стихнут выстрелы, угаснут сполохи и пожары войны, и окажется, что никакая «помощь» этим странам, никакие усилия политиков смыть позор за свои просчёты не стоят и грамма той любви к своим близким, которая будет жить в сердце каждой из этих девочек, ни на минуту не угасая, пока оно бьётся. Погасят когда-нибудь огни рамп, освещающих ринг в Лас-Вегасе после очередного боя, и задумается уже немолодой боксёр о своей жизни и судьбе своей дочери, которая у него одна, и у которой он один. И наверное поймёт тогда, должен понять наконец, что нельзя так долго заставлять страдать любящее сердце и жизнь наша не вечна. Нужно принять решение. Торопись, Френсис Аваль! И спи спокойно, Джулия.

* * *

Однажды, в доме тридцатишестилетнего доктора педагогики и детской психологии Генри Брайта раздался звонок. Звонили из департамента штата. Доктор сидел за столом у монитора и тщательно просматривал в Интернете нужную ему информацию. Его жена Линда, стоя на лужайке перед домом поливала из шланга клумбы с цветами и газон. Голос чиновника из отдела по образованию предлагал ему ответственную работу, связанную с его научной деятельностью и требующей его опыта и знаний. Если у него есть время, то он может приехать и лично ознакомиться с предложением…
Уже через пару часов Генри направлялся в один из пригородов Сан-Францисско. В департаменте ему рассказали, что его деятельность будет связана с Федеральной программой по реабилитации детей, пострадавших в результате борьбы с терроризмом. Финансирование будет идти из Федерального бюджета и все вопросы можно напрямую решать с соответствующими лицами из департамента штата. Реабилитация детей девяти – одиннадцати лет продлиться два года под присмотром врачей и педагогов. В течение этого периода персонал школы должен вести личные дела всех воспитанников и в конце – дать письменную характеристику каждому. После этого дети после согласования с правительствами государств, из которых они прибыли, разъедутся по другим учебным заведениям; большинство из них вернётся на Родину сразу после окончания школы. В задачи на этот период будет входить определение и развитие уровня начального образования детей и медицинское наблюдение за их здоровьем. Если кем-то из детей заинтересуются родственники или знакомые, не значащиеся в их личных делах, то нужно будет немедленно известить об этом департамент, а также полицию штата. Для Генри – это была дополнительная возможность продолжить научную работу. Материала должно было хватить с избытком. К тому же после того, как стало известно, что они с Линдой уже не смогут иметь своих детей, ему стало явно не хватать детского общения. Жена поддержала Генри.
…А потом он шёл по центральной аллее от проходной к зданию бывшего колледжа, чтобы лучше познакомиться с обстановкой, в которой ему и его подопечным предстояло вместе провести время. На вид ему было не больше тридцати лет, невысокого роста, стройный. Худощавое лицо с широкими скулами и прямым длинным носом было загорелым и подвижным. Иногда его бровь изгибалась дугой, отображая удивление, восторг или недоумение в зависимости от обстоятельств. Это говорило о привычке постоянно размышлять и анализировать, присущей многим учёным. Большие серо-зелё-
ные глаза тщательно осматривали всё вокруг, казалось, запоминая и делая пометки в уме. Вид у Генри был задумчивый, шаги неторопливы. По обеим сторонам аллеи зеленели аккуратно стриженые газоны, кое-где украшенные клумбами с кустами самшита, цветущей камелией и красивыми экзотическими цветами. С каждой стороны от аллеи было по большой беседке, внутри которой были парты и стол для преподавателя. За каждой беседкой виднелась спортплощадка для игры в баскетбол. Вдоль решётчатой ограды, отделяющей колледж от остального мира, росли высокие кипарисы, туя и олеандр. Вокруг высоких, ещё не успевших зацвести, магнолий располагались клумбы с цветами, а беседки были окружены пышными шарообразно остриженными кустами, которые так разительно будут напоминать кудрявые головы многих воспитанников заведения. Само двухэтажное здание бывшего колледжа было розового цвета и сверкало большими чистыми окнами с рамами из белого пластика. До полудня солнце освещало фасадную сторону здания, затем оно лениво перекатывалось через крышу и согревало парк за ним, радуя садовника, стригущего газон или поливающего цветы. На первом этаже были два небольших спортзала, один для занятий аэробикой или шейпингом, второй - для игровых видов спорта, столовая с буфетом, душевая и несколько подсобных помещений. На втором этаже располагались спальные комнаты для мальчиков и отдельно для девочек (по разные стороны коридора), игровая, далее шли классы для занятий, библиотека и компьютерный класс. В конце коридора были кабинет директора колледжа, психолога и комната для преподавателей. Некоторые изменения в плане использования комнат, Генри внёс в первый же день своего посещения школы. Например, комнату для охраны на первом этаже он превратил в комнату «эмоциональной разгрузки» с кривыми зеркалами, причудливо изменяющими отражение собственного тела, куда каждому можно было в любое время зайти и позабавиться. Также он распорядился завести «живой уголок», где дети могли пообщаться с черепахами, ручными крысами, аквариумными рыбками и прочими существами, общение с которыми всегда развивают у ребёнка доброту и заботу об окружающем его мире.
В здание колледжа было два входа: один центральный, переходящий в лестницу, соединяющую первый и второй этажи, второй вход - в правом крыле здания с противоположной стороны, где был разбит сквер. Таким образом, в здание можно было попасть с центральной аллеи и из сквера за колледжем, причём из сквера вход вёл по ступенькам через оба этажа и далее на крышу. Охрана располагалась только на проходной, куда была проведена связь с каждым этажом здания. Охранник должен быть одет в обычную одежду. Люди в форме не должны были смущать детей.
Каждую кандидатуру персонала школы Брайт подбирал индивидуально, просматривая анкету и делая акцент на образовании и профессиональном опыте. К тому же, исходя из национальности большинства из детей, все должны были в той или иной степени быть знакомы с арабским языком. Личной беседе отводилось особое место в этом отборе, и если Генри чувствовал, что кандидат каким-то образом чуждается детей или сторонится тех или иных проблем в воспитании (а их оказалось немало), то он в мягкой форме отказывал ему. Он заострял внимание на том, что это необычные дети: дети, лишённые очень важного и ничем не заменимого в жизни – своих родителей или одного из них. К тому же специфическое воспитание у народов Востока заставляло всех сотрудников колледжа быть очень деликатными, чуткими и работать в одной команде по одним и тем же правилам. …Потом были несколько недель взаимного «притирания», выработка общего регламента жизни коллектива, включая занятия, игры, организацию отдыха и развлечений детей, медицинское наблюдение за ними. Каждую субботу по приглашению Генри в школу приезжал мулла, и правоверные могли соблюдать ритуал вечернего намаза. С католиками было проще: до ближайшего костёла было десять минут ходьбы, и большинство преподавателей сопровождало детей на каждый молебен по воскресеньям. Генри Брайту и Сюзанне Джоэл необходимо было побеседовать с каждым из воспитанников, выявить его «болевые точки», чтобы впоследствии не «давить» на них, а по возможности оградить его от такого давления и дать ему ту степень защиты от «вредных влияний», которой хватило бы на долгое время. Беседуя с этими детьми, Генри иногда замечал, что не на все вопросы он может отвечать откровенно. Один афганский мальчик рассказал ему, что его селение на родине бомбили семь раз, и на седьмой – убили его родителей и бабушку. Но его родственники не воевали и никому не приносили зла. В кого хотели попасть лётчики? «В бена Ладена» - подумал тогда Генри, но стал говорить о «нехороших людях», которые, возможно, могли скрываться в их посёлке, и что взрослые тоже часто ошибаются, применяя те или иные средства. А самый младший из детей – девятилетний Исмаил из Ирака задал весьма резонный вопрос – почему его покойный отец, всегда недолюбливавший своего президента, вдруг ужасно разозлился и стал его защищать, когда в страну ввели союзные войска, и началась война? Генри Брайт подумал тогда, что ему и персоналу нужно попробовать создать для детей своеобразный «переходный период», который в течение двух лет соединил бы их реальную жизнь до колледжа с той, которая ждёт после. «Наша цель, - говорил он на одном из совещаний персонала, - создать здесь для своих воспитанников идеальные условия, не боюсь повториться – идеальные условия. Только в такой атмосфере они раскрываются, начинают доверять, превращаются из замкнутых и озлобленных в нормальных детей». Он напомнил всем, как десятилетний Джимми почти месяц периодически прятался за деревьями во время прогулке в парке за колледжем, услышав рёв пролетающего самолёта, и скольких усилий потребовалось от персонала, чтобы он перестал бояться. Родители Джимми погибли в сентябре 2001г. в здании Всемирного Торгового центра во время террористического акта, совершённого летчиками-смертниками. А чего стоило психологу Сюзанне Джоэл выявить психическое заболевание одного албанского мальчика, который, разбив тарелку за обедом, пытался её осколком порезать своего соседа за столом – кубинца Хосе из-за какого-то пустяка. Генри, анализируя впоследствии это происшествие, подметил тот факт, что все мальчики группы, сидящие за соседними столиками, сначала сами попытались разнять дерущихся, и что национальный признак не играл здесь никакой роли. Никто не принимал чью либо сторону, и конфликт был быстро «потушен», хотя многие дети понимали, что любые проявления непредсказуемой жестокости должны встречать отпор и пресекаться всеми, кто в состоянии и вправе эти меры предпринять. Из опыта своей деятельности и знаний Генри Брайт был уверен, что будь его воспитанники постарше, скажем не младше шестнадцати лет, то реакция окружающих в том конфликте была бы иной. Могло уже сказаться воспитание, ранее полученное в семье и обществе у себя на родине. Вот тогда бы не исключалось разделение большинства на два лагеря по национальному признаку, из чего следует, что сама жизнь, вернее необходимость выживать в современном обществе искажает нормальное поведение детей, уже начиная с подросткового возраста.
Большие надежды Генри Брайт возлагал также на Ричарда Уолтера, преподавателя английского языка и его заместителя. От него исходила особая энергия, которая передавалась окружающим. Его хорошее знание предмета и опыт работы пригодились особенно на начальном этапе, в периоде адаптации, который, как все считали, был уже позади. Чуткое отношение к детям и чувство юмора всегда выгодно отличали его от других. За свою практику педагога он повидал многое. Именно Уолтер предложил Брайту отправить на родину албанского мальчика, организовавшего драку в столовой, так как период его адаптации мог затянуться надолго; к тому же неизвестно, как это могло повлиять на других детей, если его болезнь прогрессировала бы дальше.
Уолтер, Сюзанна Джоэл и Диана Миллер составляли костяк преподавательского коллектива. Джессика Пиркс знакомила детей с Мировой художественной культурой, а Луиза Браун с немецким старанием пыталась посеять в детских головках семена математики. Были ещё врач Джек Роулз, медсестра Мэри, горничные и два повара, Альберт и Вирджиния, которые изощрялись в кулинарном деле настолько, насколько это было возможно при имеющейся в их распоряжении «базе».
Спустя почти три месяца совместной работы коллектив колледжа представлял собой довольно слаженную команду, где все старались облегчить жизнь этих обделённых судьбою детей. Генри Брайт концентрировал общие усилия и направление деятельности. И не зря персонал, а затем и дети через некоторое время стали уважительно называть его «доктор». Он мог навести любого сотрудника, сознание которого поначалу ограничивалось узкими рамками «сухих» инструкций и педагогических правил, на жизненные сравнения, аналогии, на мысли о том, что эти дети поневоле оказались лишь «деталями» в механизме некой грозной и беспощадной системы. Эта система карала за несовершённые преступления и жёстко определяла место каждого человека в её структуре, регламентировала любой шаг и поступок всякого, кто находился внутри неё. И Генри Брайт понимал, что нужны очень крутые перемены в психологии общества, чтобы обвиняемых превратить в союзников.

* * *

В одном из городов штата Флорида, на ринге вместительной спортивной арены шёл боксёрский поединок. Дрались два американца, одним из которых был уже немолодой Френсис Аваль, которому недавно исполнилось тридцать четыре года. Двенадцатираундовый поединок давался ему нелегко. В супертяжёлом весе один пропущенный удар может решить весь исход боя. Темнокожий соперник был на четыре года моложе и к исходу восьмого раунда не оставлял Авалю никаких шансов, уже второй раз отправляя его в нокдаун. Неуверенной походкой после очередного гонга Френсис направлялся в свой угол, чтобы снова выслушать энергичные указания тренера. Пожилой наставник, видя безнадёжность в его глазах, настойчиво повторял: «Десять минут боя, осталось только десять минут. Атакуй, только мощная атака решит дело». На миг Френсису показалось, что он уже не сможет встать и продолжить бой, но неумолимые законы профессионального спорта вновь бросили его на ринг. Спустя некоторое время он даже попытался провести атаку и для начала отвёл правую руку чуть в сторону, чтобы ударить боковым. Но сильный удар соперника в третий раз сбил его с ног, и судья остановил встречу. Френсису даже показалось, что кто-то отключил свет в зале, а потолок упал прямо на него. Но это был всего лишь нокдаун, последний нокдаун в этом бою, означающий поражение.
Очнулся Френсис в своём номере в отеле на следующий день. Было около двух часов дня. «Легко отделался», - была первая мысль после пробуждения. У него слегка болели мышцы рук, и кружилась голова. Врачебный осмотр после боя не выявил серьёзных нарушений в состоянии его здоровья. Необходим был покой в течение недели, затем постепенно можно было вновь приступать к тренировкам. Его менеджер тем временем подыскивал бы новую кандидатуру в качестве соперника. Рейтинг Френсиса в профессиональном боксе был довольно высок, и он ещё рассчитывал удивить зрительскую публику перед тем, как завершить карьеру. Вяло улыбнувшись, он вспомнил про анекдот, рассказанный ему накануне одним русским – официантом в ресторане отеля. Суть была в том, что один петух очень любил наведываться в соседские курятники и «топтать» чужих кур, за что ему приходилось отчаянно драться с другими петухами, отстаивавшими свои интересы. И вот как-то в очередной раз изрядно ощипанный, он умирал, лёжа на навозной куче в огороде. Старая сердобольная курица подошла к нему, чтобы узнать – живой ли Петя, как вдруг тот тихонько приоткрывает один глаз и шипит на неё: «Тихо, глупая, видишь - ворона кружит, не спугни!» … Он, к сожалению, должен был констатировать тот факт, что через пару недель будет напоминать себе самому этого петуха из анекдота. А сейчас он лежал в комнате отеля, на широкой кровати, и ему стоила труда даже такая мелочь, как дотянуться до телефона и заказать себе обед. Вдруг он сморщился, как от сильной зубной боли: мысль о Джулии больно уколола его сердце. «Бедный ребёнок» – думал он – «Я должен сегодня ей позвонить. Нужно собраться духом, чтобы она не почувствовала моего состояния. Телевидение Сан-Францисско вряд ли покажет фрагменты этого боя. Лучше позвонить вечером, когда буду бодрее. Бедная, несчастная Джулия! Мало того, что ты лишилась матери, так отец стал уделять тебе времени ровно столько, чтобы ты не забыла, что он у тебя есть». Френсис принял болеутоляющее и задумался над своей судьбой и будущим дочери. Ему уже предлагали заняться тренерской работой в «команде» одного молодого, но известного, подающего большие надежды боксёра. Рассматривалась кандидатура Френсиса и в качестве его спарринг-партнёра. Это было более безопасно, и он мог бы гораздо чаще видеться с Джулией. У них была небольшая квартира в Сан-Францисско, и Френсис уже подумывал купить дом где-нибудь на побережье Карибского моря во Флориде. Джулия училась бы в каком-нибудь солидном колледже, затем в университете, и ему можно было тогда, наконец, подумать и о личной жизни. Френсис начал успокаивать себя мыслями о том, что его невнимание к дочери и частые отсутствия в Сан-Францисско можно оправдать необходимостью зарабатывать деньги, чтобы обеспечить планы, связанные с их дальнейшей судьбой. Но ему не давала покоя одна и та же мысль. Она «сверлила» его и мучила постоянно, как заноза, и душа болела при этом, так как воображение рисовало такие мрачные картины, что сон уходил надолго, и образ Джулии, одинокой и беспомощной в этом огромном и жестоком мире вставал перед ним, призывая его принять, наконец, решение. В такие минуты она вспоминалась ему такой, какой была в первое утро, после того, как год назад от него ушла его жена, её мать. …Джулия подошла к нему, когда он сидел на кухне собственной квартиры в Париже, босая, с распущенными «золотыми» волосами, в чуть мятой после сна пижаме, и глядя на него по детски вопросительно своими голубыми глазами, крепко обвила его сильную шею своими тонкими ручками… С тех пор у них с Джулией было не принято вспоминать о матери – ни хорошо, ни плохо, никак. Сама Джулия так захотела, хотя с тёщей Френсис был в хороших отношениях и собирался отправить к ней Джулию на каникулы в следующем году. Френсис с удовольствием замечал, что его дочь красотой напоминала свою мать. Такой же загадочный со смешинкой взгляд из-под тёмно-русых бровей, сросшихся на переносице, правильные черты лица, ярко-красные полураскрытые губы, как будто подчёркивали её любознательную, тонкую натуру. Она не казалась волевой, сильной, но была чрезвычайно самостоятельной и умела проявлять сострадание к близким ей людям. От Френсиса она унаследовала чувство юмора и довольно спокойный нрав. Когда они перебрались в США, Джулия, разделяя с отцом жизненные неурядицы, умудрялась давать ему несвойственные её юному возрасту советы, и он поневоле восхищался умом дочери. Постепенно спортивная карьера Френсиса в Америке наладилась… . Лёжа на кровати в номере отеля и с волнением ожидая вечера, чтобы позвонить Джулии, Френсис настраивал себя на непринуждённый разговор, чтобы она не догадалась, что его «потрепали». Они должны будут скоро увидеться в Сан-Францисско и около двух месяцев, каждый день он будет забирать её домой. По выходным они обязательно будут загорать и купаться на пляже у залива Сан-Францисско и прогуливаться по красивому городскому парку вдвоём. И снова страшная мысль внезапно заполнила его, забралась внутрь большой чёрной кошкой и царапала, и держала его сердце сильными цепкими лапами, потом нехотя уходила, чтобы вернуться в самый неподходящий момент. Это была мысль о том, что может случиться только один раз в жизни любого боксёра, гонщика, горнолыжника и представителя любого другого рискованного вида спорта. Несчастный случай на ринге с различного рода последствиями был неожиданностью для многих известных боксёров. Он никогда не был трусом, но если эти последствия коснулись бы только его… . Френсис решил не обещать больше Джулии завершения своей карьеры до окончательного принятия решения. «Пусть это будет сюрпризом ей, когда придёт время. А пока нужно восстанавливаться и внутренне готовить себя к очередному бою, быть может последнему» - думал он.

Генри Брайт сидел у себя в кабинете и ожидал Сюзанну Джоэл и остальных педагогов на утреннее совещание. Был понедельник, и предстояло узнать – спокойно ли прошло воскресенье и есть ли какие-нибудь новости. Солнце уже золотило своими лучами стены кабинета, и через открытое окно за спиной Генри к нему проникала утренняя свежесть вместе со щебетаньем птиц и запахом стриженой травы. Ветер с океана напомнил ему вчерашний выходной. … Вдвоём с Линдой они выбрались на яхте далеко в океан. Он лежал рядом с ней на палубе под палящими лучами солнца, держа её ладонь в своей руке, пока закат не возвестил им, что надо возвращаться. Четыре года супружеской жизни только придали им уверенности в завтрашнем дне и подтвердили правильность их выбора. Линда была ему не только хорошей женой, но и преданным другом. Раньше, когда у Генри случались командировки в различные уголки планеты, она не раздумывала и всегда была рядом…
Когда все зашли и расселись вокруг его стола по удобным офисным креслам с пружинистыми сиденьями и спинками, уже было восемь часов утра. Директор всегда проводил совещания в это время, когда дети завтракали. Сюзанна, как ответственная за прошедшие сутки, рассказала, что ничего необычного не случилось, за исключением: в четвёртой группе Зарина и Бетти ночью спустились из спальни второго этажа вниз в сквер по связанным вместе простыням за мягкой игрушкой, которая упала с подоконника. Да во второй группе Ахмеду во время сна залепили нос пластырем, по-видимому, из-за того, что тот громко храпел.
- Что с девочками? – озабоченно спросил Генри.
- Они в порядке, а утром объяснили, что, так как им запрещено покидать колледж в ночное время, то решили спуститься по простыням. Охранник как раз обходил территорию и отправил их обратно в здание.
Далее выяснилось, что во время экскурсии самой младшей первой группы в музей Зоологии тоже не обошлось без «нюансов»: дети вздумали раскачать один из экспонатов, и чуть не возникли проблемы с администрацией музея. - У нас появился вундеркинд, Генри, - с улыбкой продолжала Сюзанна, - Исмаил стал преуспевать по всем предметам. Ему всё даётся довольно легко, а вчера он немало удивил меня тем, что вступил в разговор со смотрителем музея и дипломатично навязал ему тему о более наглядном размещении экспонатов в зале. В частности, он предлагал применить поворотный механизм в центре зала для осмотра «мамонта». По его мнению, это придало бы эффект зрелищу. – К освещению музея у него не было претензий? – пошутил Уолтер. – Нет, по- видимому, оно его устроило, - парировала Сюзанна, блеснув линзами очков. - И мы уже можем выразить удовлетворение работой Ричарда: многие дети не стесняются вступать в разговоры на английском языке, что не маловажно для их дальнейшего развития, - закончила она.
- Что-то ещё Сюзанна? – Нет, доктор, у меня всё. Генри искоса, не поворачивая головы, посмотрел на Сюзанну, спокойно сидевшую в кресле. Ему всё нравилось в ней в профессиональном отношении, она выполняла свою работу тщательно и педантично. Казалось, ни одна проблема не могла «поставить» её в тупиковую ситуацию. Только порой его настораживал какой-то холодный непроницаемый взгляд голубых глаз Сюзанны, как бы ставящий непреодолимую стену между ней и собеседником. «Может это её сугубо профессиональная особенность? И всё-таки она неплохой психолог» - подумал Брайт.
- У кого-нибудь есть вопросы? Ричард…?
- Доктор, мне кажется, есть смысл применить на занятиях ускоренный метод изучения языка с помощью аудиозаписи. Прослушивание будет в наушниках; достаточно одного плейера и пятнадцать пар наушников на группу. Результаты должны сказаться.
- Хорошо, Ричард, закупите всё необходимое, я включу это в отчёт.
- Доктор, я хотела бы получить Ваше согласие, - звонким голосом обратилась Диана Миллер, - или точнее разрешения, разрешения пригласить к себе на следующие выходные Бетти из четвёртой группы.
Генри на миг задумался. Сюзанна также насторожилась. В уставе заведения этого не было предусмотрено. Ответственность за детей лежала целиком на руководителе колледжа. Бетти – девочка «без прошлого», и к ней нужен особый подход. Ему импонировало в Диане то, что между ней и Бетти возникли тёплые, почти дружеские отношения. На занятиях спортом Бетти заметно выделялась в «общей массе». Она была очень привлекательна в свои десять лет, невысокого роста, стройная, довольно пластична в движениях и работоспособна. У неё намечались неплохие перспективы в гимнастике. Это дало толчок к её сближению с Дианой. С другой стороны, он не хотел, чтобы дети чувствовали неравенство и зависть друг к другу. Наконец, симпатия и сочувствие к Бетти взяли верх, и Генри согласился сделать исключение, несмотря на возражение Сюзанны. Он долго присматривался к каждому сотруднику и в результате доверял ему. Доверие – было одним из принципов его работы.
Когда коллеги вышли из кабинета, Генри откинулся на спинку кресла и удовлетворённо потёр ладони друг о друга. Каждый спокойно прожитый день приносил ему радость. Только два дня за время существования школы были отмечены им в календаре крестиками: это день, когда произошла драка в столовой, и неудачная попытка Зарины сбежать из заведения. Пожалуй, только с июня он начал наблюдать проблески оживления у детей; и он с интересом замечал по вечерам, как по парку не спеша передвигаются небольшие группы мальчишек и девчонок, объединённых общей затеей. Чаще доносилась громкая речь, сопровождаемая бурной жестикуляцией, реже – смех. Нет, он не был противником индивидуальности в воспитании детей. Наоборот, развитие индивидуальных особенностей каждого было задачей коллектива, и ему хотелось, чтобы никто из воспитанников не был лишён ярко выраженной этнической принадлежности, в том числе в одежде, поведении. Но Генри всё чаще замечал, что именно эти дети с их нелёгкой судьбой обнаружили в себе способность создавать коллектив и пользоваться его преимуществами. У них не было принято высмеивать кого-нибудь, радоваться неудачам и подмечать чужие недостатки, что бывает свойственно иногда в их возрасте. Так как большинство детей были представителями стран Востока, а уважение к старшим всегда было отличительной особенностью воспитания в этих странах, то на занятиях всегда было тихо, и на редкую выходку кого-нибудь из детей, все оборачивались к нему с недоумением, а затем это перестало быть актуальным. Так как преподаватели в восточных странах в основном мужчины, то некоторые «комплексы» в начале обучения усилиями женской части персонала были преодолены. Раздельное обучение мальчиков и девочек, зачастую встречавшееся в большинстве стран Ближнего Востока также заменили совместным, что никак не отразилось на поведении обучаемых. Экскурсии укрепляли дружбу в группах, и с лета коллектив колледжа зажил другой жизнью. Генри вспомнил, как в марте ему впервые представили его будущих воспитанников. … Они стояли посреди спортзала, сбившись в кучу, и представитель иммиграционной службы объяснял ему юридические обоснования нахождения детей на территории США. У всех был отрешённый вид, а отчуждённые взгляды лишь иногда останавливались на Генри, как будто говоря ему, что им всё равно, что будет с ними, лишь бы это поскорее закончилось … Мимолётное воспоминание также укрепило его мысль, что положительные перемены в атмосфере колледжа всё же произошли и относительная стабильность во взаимоотношениях была достигнута. Вот только «кровоточащие раны» семейных потерь всё ещё бередили неокрепшую детскую психику, напоминая о причине их появления в этом красивом и укромном месте планеты, да непрекращающаяся тоска по родине, то затихала, то нарастала с новой силой, навевая на этот «островок» жизни в Калифорнии горячий ветер пустыни с Ирака или горький душистый запах полыни с афганских сопок.

Было уже около пяти часов вечера, но июльское солнце, клонясь к горизонту, всё ещё нещадно припекало крышу колледжа, на которой, расстелив махровые полотенца, загорали три подруги, негромко переговариваясь и делясь впечатлениями от экскурсии, с которой они только что приехали. Джулия, раздевшись до купальника, предпочла лечь в тени, которую отбрасывала большая вентиляционная шахта, метра на два выступавшая над крышей. Зарина и Фатима, лёжа на животе, предались воспоминаниям, сняв шёлковые «персидские» халаты, доходившие им почти до икр и чуть прикрыв ими плечи. Начиная с мая, они любили проводить здесь время по вечерам, до ужина. Кто-то из рабочих забыл запереть люк на крышу, и этим сразу же воспользовались подруги. Бывала с ними и Бетти, но сегодня не пошла, предпочитая читать в беседке парка.
Джулия ненадолго ушла в себя, вспоминая недавний разговор с отцом по телефону. Её насторожила интонация его голоса. «С ним что-то случилось, он опять пытался «провести» меня» - думала она. Но опять отогнала эти мысли, теша себя надеждой на его скорый приезд в Сан-Францисско. Разговор с кубинцем Домиником, который любил бокс и смотрел многие поединки по телевидению, лишь подтвердил её выводы, что после боя отцу нужен покой, а значит, какое то время надо подождать. Доминик почему-то назвал это «релаксацией» и сказал, что обычно она бывает недолгой …
Снизу из открытого окна столовой потянуло запахом готовящегося ужина. Вирджиния, пышная дородная негритянка – главный специалист по десерту «колдовала» над выпечкой, а Альберт – её высокий худосочный племянник трудился над более существенным. Зарина сразу вспомнила, как уютно и хорошо было по вечерам, когда они всей семьёй собирались в большой комнате за ужином. Мама всегда накрывала на стол, и они с отцом ужинали вдвоём, а Зарина с Тимуром сидели, подобрав под себя ноги, на мягком пёстром ковре в углу и не спеша поедали аппетитные мягкие лепёшки с овечьим сыром, запивая крепким ароматным чаем. Затем они с братом тихо играли, а иногда Зарина рассказывала ему разные истории из сказок, услышанных ею когда-то от мамы. Тимур внимательно слушал сестру, и её лицо в те минуты было загадочно в тусклом свете керосиновой лампы, как лицо таинственной героини сказки «Тысяча и одна ночь». Отец, делясь с женой впечатлениями от нового назначения на работе, неторопливо рассказывал ей про нефтеперерабатывающий завод, на который его недавно перевели, про частые проверки и экспертизы, проводимые иностранными представителями с целью найти какое-то несуществующее на их предприятии оружие. Так быстро и незаметно летело тогда время по вечерам, пока не нужно было укладываться спать …
Тимур любил свою сестру, и она его очень любила, любила, когда он «буравил» её своими карими глазами и задавал смешные вопросы, например, сидя как-то на крыльце дома и выразительно посмотрев на Зарину спросил: « А почему небо голубое? А что, за этим небом ещё есть – другое? А за другим небом тоже небо есть?». Он так пытливо смотрел на сестру, что она рассмеялась: «Нет, Тимур, небо одно на всех, понимаешь? Оно везде». Он ещё долго смотрел вверх в бездонную глубину выси, и даже ласточки, кружившие так низко, не отвлекали его внимания. Потом он перевёл взгляд ниже и смотрел на горизонт, который заволокло дымом от горевших нефтяных скважин. - О чём он думал тогда? - мучилась мыслями Зарина, - о чём мечтал?
Однажды, он с мальчишками забрался на самую верхнюю площадку геодезической вышки, недалеко от посёлка, в котором они жили. Зарина сильно испугалась тогда за него и не заметила, как сама полезла и оказалась рядом с ним. Когда они спустились вниз вместе, она не могла даже отругать его, а Тимур серьёзно так посмотрел на неё и сказал, что когда он подолгу смотрит на небо – то быстро взрослеет. Так приятно было тогда обнять маленького брата и шептать ему на ушко, что пусть подольше он будет таким, и пусть не торопиться быть большим, а то она не сможет его носить на спине и даже бегать с ним в таком положении, вызывая его звонкий смех …
- Хотите историю про крокодила? – прервала Джулия задумчивость обеих подруг. Фатима тоже очнулась от «тяжёлых» мыслей, которые так и не дали ей ответа на вопрос: куда могли исчезнуть её родители, однажды вышедшие из дома и не вернувшиеся? Но надежда увидеть их не оставляла Фатиму, и она покорно ждала своего часа …
- Идёт как-то один мужчина с работы и слышит сзади приближающийся топот. Оборачивается и видит … маленького крокодильчика. Подбегает крокодил к мужчине и зовёт его: «Папа, папа!». Тот отвечает ему: «Какой я тебе папа, иди отсюда!». Но крокодил через некоторое время опять догоняет его и зовёт: «Папа, папа!». Тогда мужчина хватает крокодила, выворачивает его наизнанку и кидает его в мусорный бак.
- Бедный крокодил, - притворно простонала Фатима и изобразила страдальческую физиономию.
- Приходит, наконец, он домой, звонит в дверь, вдруг слышит опять топот сзади. Оборачивается и видит …
- Крокодила, - опять вставляет догадливая Фатима.
- … Вывернутого наизнанку крокодила, - невозмутимо продолжает Джулия, - Крокодил открывает пасть и говорит …
- Папа …? – неуверенно опередила Зарина.
- Апап, апап, - пропищала Джулия тоненьким голоском и Зарина покатилась со смеху. Фатима задумчиво наморщила лоб, вероятно читая про себя английское «фазер» наоборот. Подружки опять на некоторое время «забылись», предоставив закатным лучам вечернего солнца румянить их и без того загорелые тела.
- А что означает твоё имя, Фатима? – спросила Джулия, излучая голубыми глазами неподдельный интерес.
Фатима вдруг озорно улыбнулась, вспоминая стихи, с которыми часто в шутку обращался к ней отец и начала декламировать:
Каждый шаг мой засекая.
Что за техника такая?!
Что за дивный аппарат
Дан тебе, о Патимат!
- Здорово! – восторженно сказала Джулия, - А что дальше?
- Фатима или Патимат – это имя одной из самых знаменитых женщин в истории ислама, дочери пророка Мухаммеда, - важно надув губы, и не обращая внимания на вопрос, проговорила Фатима, - Её мать Хадиджа, была старше мужа на шестнадцать лет, но родила ему семерых детей – трёх сыновей и четырёх девочек. Мальчики умерли в младенчестве, всех дочерей Мухаммед выдал замуж, но внуков пророку подарила только младшая – Фатима. Имя своей младшей дочери родители дали не случайно: так звали мать отца Мухаммеда и мать самой Хадиджи.
Дорогая сердцеведка!
Нежность – вот твоя разведка!
Не укрыться от лучей
Любящих твоих очей! …
Зарина и Джулия задумались над нечаянно родившимся экспромтом, выданным Фатимой. Внизу позвонили к ужину. Узкая ярко-красная полоска солнечного диска прощально догорала на горизонте. Девочки нехотя поднялись, отряхнули полотенца и, накинув на себя одежду, начали по очереди осторожно спускаться по лестнице на второй этаж. Впереди был ужин. А после они собирались вместе с Бетти и другими девочками поиграть в баскетбол на площадке перед колледжем, любуясь, как та запросто выполняет дальние трёхочковые броски.

* * *

На небольшом пространстве, укрытом от посторонних глаз высоким кустарником, почти у самой ограды собралось десятка два ребят – мальчиков из третьей и четвёртой группы школы. Здесь уже по традиции стали проходить небольшие мальчишеские «разборки», возникающие по той или иной причине и заключавшиеся чаще всего в обычной потасовке между двумя пареньками. Своеобразное «ристалище» в парке нашёл и организовал афганец Ахмед, уже обладавший к тому времени качествами лидера. Сильный и волевой, он старался быть ещё и справедливым в своём лидерстве и одновременно выполнял функции своеобразного «рефери» в поединках. Но он не являлся единоличным вожаком среди мальчишек. Был ещё американец Тони Дуглас, который также обладал незаурядными способностями бойца, и они с Ахмедом не сговариваясь поделили коллектив на «сферы влияния», так как были в разных группах. В этот раз складывалась необычная ситуация. Впервые «разбирались» ребята из разных групп, поссорившиеся на баскетбольной площадке во время игры. Хосе предложил поскорее начать и разойтись: вероятно, ему хотелось поскорее отправиться к телевизору, но Ахмед и Тони ждали Исмаила, без которого не обходилось ни одно сколь - нибудь значимое мероприятие. Исмаил был из младшей группы, но обладал сообразительностью и умением быстро принимать правильные и остроумные решения в любой «щекотливой» ситуации. Он был как бы третейским судьёй в коллективе, и Ахмед с Тони всегда спрашивали его мнение, зачастую решавшее исход разбирательства или превносившее какие-нибудь новые подробности, меняющие отношение окружающих к этому конфликту. Эта тройка была своеобразным триумвиратом в детской иерархии. Она была гармонична: то, чего не хватало сильным и ловким Ахмеду и Тони, было заимствовано у остроумного и оригинального Исмаила. Они решали иногда те мелкие, но всегда свойственные мальчишескому коллективу вопросы, находящиеся вне компетенции взрослых. И их тон, их нравы не отличались от общего настроя жизни в школе. Не дожидаясь Исмаила, Доминик и его обидчик выяснили отношения. Пятиминутная потасовка закончилась метким ударом Доминика и падением его соперника. Здесь никто никого не добивал (это не было принято), и Тони спокойно объявил победителя. Доминик подал руку проигравшему и помог ему встать на ноги. Ахмед покосился на Исмаила, тот на центральную аллею перед колледжем, по которой не спеша шла на выход Сюзанна. В результате Исмаил предложил на вечерние баскетбольные игры, проходящие без инструктора по спорту, выставлять судью из более «толковых» игроков, а за грубость наказывать «фолами» или удалять с площадки. Все расходились … Вечер был душный, и Исмаил решил пойти в компьютерный класс поиграть в игру. По пути он увидел, что в беседке сидит Бетти и что-то читает. Беседка была окружена красивым вечно-зелёным кустарником, почти скрывавшим её всю, за исключением купола. Среди густых его зарослей алели крупные ярко-красные бутоны цветов, которые на закате солнца раскрывались и алели во мраке, своим ароматом пьяня редких посетителей. Слева от входа в беседку росла в клумбе огромная агава, подобно осьминогу широко раскинув по сторонам колючие щупальца-стебли. Бетти казалась Исмаилу симпатичной и привлекательной, между ними уже давно завязались простые дружеские отношения. Они любили иногда непринуждённо разговаривать о чём-нибудь, гуляя по парку, или Исмаил учил играть её, сидя за компьютером и терпеливо объясняя, как пользоваться клавиатурой.
«Тик, так, ещё неполный оборот,
И встретишься ты с милою своей!», -
Вспомнил он слова известного поэта и, не спеша, направился к беседке. Бетти, завидев улыбающегося ей Исмаила, также приветливо улыбнулась ему:
- Куда направился, опять играть?
- Над Тигром видел я беседку старую.
Мне потому запомнилась она,
Что, схожая с царицею Тамарой,
Живёт вблизи там девушка одна.
Бетти опять улыбнулась Исмаилу, кокетливо закинув за спину две длинные косы, аккуратно заплетённые Джулией:
- Мой дорогой, тебя до сих пор
Ещё забавляют игрушки,
По-детски ложишься ты спать на ковёр,
С ладошками вместо подушки.
- Сдаюсь – сказал Исмаил, подняв вверх обе руки и присаживаясь рядом с Бетси.
- Как твои соседки, всё ещё горюют?
- Зарина очень переживает, от Тимура нет никаких вестей. Фатима тоже грустит, плачет иногда по ночам. Джулия молодец, но у неё другая ситуация. Не хочу я сегодня о грустном … . Меня Диана в гости к себе зовёт на выходные.
- Вот как? Съезди, отдохни. У нас в субботу финальные игры будут между группами. В понедельник утром узнаешь результат. Будешь болеть за меня?
- Буду, конечно. Исмаил, тебе нравиться здесь? – спросила Бетти, смотря ему прямо в глаза.
- Да, очень. Я хочу учиться, и если такая возможность будет, то продолжу и дальше обучение в Штатах.
Дядя Исмаила входил в состав нового правительства Ирака, и из переписки с ним Исмаил мог предполагать такую возможность.
- А у меня такое впечатление, что я попала сюда лет на шесть-семь раньше, чем нужно. Тоскую по родине сильно. Это ужасно, когда в школу раз в месяц приходит всего одно письмо, и все с завистью смотрят на счастливчика… . Горы снятся, вершины снежные, запах степи осенью: душистый, вкусный такой… Больше ничего не помню.
- Так уж и ничего? – хитро посмотрел Исмаил и осторожно взял Бетти за руку.
- Так уж и ничего – серьёзно ответила Бетти, но руки не отняла.
- Хочешь, идею подкину? Попробуй собрать баскетбольную команду из девочек. Инструктор вас «понатаскает», и ты устроишь женский чемпионат между группами.
Мысль «пропиарить» Бетти недавно посетила Исмаила и вдохновляла его. Он уже представлял, как она «летает» по площадке, приятно радуя глаз красивыми «финтами» и игровыми «комбинациями».
- У тебя получится, я уверен, – заверил её Исмаил.
- Попробую, - неуверенно сказала Бетти.
- А что ты у Сюзанны в кабинете сегодня делала?
- Опять беседовали. Она пытается вернуть мне память. Смотрит на меня в упор и как будто пронизывает насквозь. Вопросы всякие задаёт.
- Тебе, конечно, ничего не помогает?
- Увы, мой друг. Пойдём лучше, ты поучишь меня каким-нибудь «Звёздным войнам» на компьютере.
Они встали и, обогнув колючую агаву, пошли в компьютерный класс, обсуждая по пути возможные варианты организации «женского» чемпионата по баскетболу в школе.


Генри сидел у себя в кабинете и ожидал сотрудника департамента, чтобы обсудить некоторые вопросы, связанные с учебным процессом в школе. За более чем полгода обучения этих детей он хотел бы внести некоторые коррективы в их жизнь. А заодно, чиновник должен будет ознакомиться с обстановкой внутри заведения, поговорить с преподавателями и присутствовать на отдельных занятиях.
Встреча была назначена на десять часов утра; на часах Генри стрелки показывали половину одиннадцатого, и он немного нервничал, поглядывая в окно. Наконец, в дверь без стука вошёл небольшого роста, крепкий с виду с короткой стрижкой мужчина. Улыбаясь, он протянул руку, и Генри сразу узнал его. Перед ним стоял его бывший сокурсник по университету Пол Левин. После университета их дороги разошлись, и Генри слышал от кого-то из знакомых коллег, что Пол работает в Государственном Департаменте , специализируясь на вопросах получения образования иностранцами в США. Несколько лет назад они даже виделись в посольстве США в одной из азиатских стран. Тогда Пол под видом сотрудника посольства работал там над «налаживанием связей» в министерстве образования. Генри обрадовался. Такая встреча сулила непринуждённую беседу. Многие формальности отпадали сами собой. В университете они считались друзьями, им было о чём вспомнить, поговорить. После приветствия, Пол удобно устроившись на диване, поинтересовался, как Генри нашёл эту работу, а затем они вспоминали «старое», по очереди рассказывая «всплывающие» в памяти «эпизоды» студенческой жизни… Пол и Генри когда-то входили в секретное студенческое общество «Череп и кости», через которое прошли многие представители научных и деловых кругов США. Церемония вступления в общество была обставлена множеством необычных и странных ритуалов. Одним из них был обязательный и откровенный отчёт новичка о его личной жизни – вплоть до интимных подробностей. Делалось это, конечно, для того, чтобы члены общества в будущем не распространялись о его деятельности и были управляемы руководством организации… . Примерно через полчаса, исчерпав все темы, связанные с ностальгией по прошлому, Генри решил попытать Пола о его миссии, а заодно побольше узнать об этой загадочной программе, в рамках которой работала его школа. Пол принял пассивную сторону, отвечая на вопросы Генри, лишь изредка вставляя свои, как бы напоминая старому другу о причине его визита.
- Я сам имею слабое представление об этой программе, но причину появления здесь тебя и твоих подопечных я тебе скажу, - уклончиво начал Пол. – Видишь ли, Восток – глобальная проблема не только у нас . Здесь кто-то хочет расширить и сферу влияния, и получить большие деньги. А так как цивилизованным путём это не удалось, значит - драка. Основная «буча» улеглась, а осколки всё летят, и сколько они лететь будут – неизвестно. Да и кого ещё зацепят – тоже вопрос. Ты лучше скажи – у тебя есть здесь какие – нибудь проблемы?
- Нужен преподаватель арабского языка. Дети должны изучать не только английский язык, но и родную речь. Естественно, им по желанию будут заниматься только афганцы и иракцы. И ещё: я почему-то не верю, что «Красный Полумесяц» привёз сюда детей столь юного возраста из воюющей против нас страны только в целях «культурного обмена». Пол задумался. Было видно, что он внутренне колеблется.
- Сколько у тебя детей без вести пропавших родителей? – задал Пол встречный вопрос.
- Двадцать шесть, - без промедления ответил Генри.
- Более сорока процентов. Так вот у этих детей есть живые родители. Во всяком случае, у большинства из них. А «томятся» они недалеко отсюда, в одной из тюрем для военнопленных, на острове в Тихом океане. Больше я тебе ничего не скажу. То, о чём думают там наверху, - он ткнул указательным пальцем вверх, - я пока не знаю. Знаю только, что эти «умники» собираются плести «комбинации» из присутствия детей здесь, в Сан-Францисско. Думаю, что всё ещё впереди … .
Генри медленно приходил в себя. Он чувствовал, что не всё чисто в этой затее со школой, но о таком он и подумать не мог.
- Кстати, у меня к тебе есть задание, - Пол слегка поморщился, вернее пожелание. – У тебя вполне может быть эта девочка, - он достал и положил перед Генри фотографию примерно двух-трёх летней давности. Это дочь одного из боссов «сопротивления» в Афганистане. Если она у тебя … Ну, в общем, сообщишь мне. Телефон я тебе оставлю.
Генри начал догадываться, что Пол имеет отношение не только к Госдепартаменту США и вопросам образования, но решил не подавать виду. Было видно, что Полу неприятно было разговаривать с Брайтом на эту тему, и он добавил: - А в общем, смотри сам. Фото неразборчивое, да и информация эта не такая уж стратегическая.
Он посмотрел на Брайта и увидел, что сильно озадачил его этими известиями.
- Да не переживай, ты, - дружески хлопнув Генри по плечу, сказал Пол, вспоминая про интеллигентную натуру своего учёного друга, его честность и желание всё раскладывать в жизни по «полочкам». – Учитель арабского в понедельник уже приступит к урокам, так что меняй расписание. Хотя не пойму – зачем он тебе: в Ираке и Афганистане разные наречия этого языка.
- В каждой стране - свой язык, а все медики изучают латынь, - парировал Генри.
- Убедил, расскажи лучше, как ты здесь управляешься. Суд Шариата ещё не имел места? – улыбнулся Пол.
Генри, уже успев оправиться от новостей, решил отложить анализ сегодняшней информации на «потом».
- Дети – как дети, не хуже других, - изрёк он. – Во всяком случае, те особенности, которых я больше всего опасался, меня как раз и радуют.
Пол с интересом слушал Генри, который уже стоял у окна и смотрел куда-то в глубину парка, направо от центральной аллеи.
- Вон, видишь за кустами мальчишек, - сказал он и показал на скопление мальчишеских голов недалеко от ограды школы. – Опять разбираются. Думают, что их никто не видит, - Генри улыбнулся. – Я хочу, чтобы на зимние каникулы, на Рождество они (дети) разъехались по американским семьям, которые добровольно желали бы на две недели приютить их у себя, а не оставались здесь, под присмотром педагогов. Американцев (детей) я не имею в виду. Думаю, что желающие семьи найдутся. Поможешь решить эту проблему?
- Да, разошли сам объявления в Интернете. Я поставлю в известность кого нужно. Случаи жестокости по отношению друг к другу у них есть? – спросил Пол.
- Ничего подобного. Как раз в их поведении присутствует настоящая демократия. Это при наличии двух лидеров в коллективе. Конституции у них нет, но решают они всё по справедливости. Ты когда-нибудь видел, чтобы драку останавливали и разнимали дерущихся, когда «виноватый» в конфликте начинал побеждать правого?… А может представлять интерес, что самый младший из них вдруг отменяет поединок двух ребят лишь потому, что к одному из них вечером приезжает его мать? …Мальчики и девочки из восточных стран здесь проводят времени вместе гораздо больше, нежели проводили у себя на родине. И это далеко не полный перечень «особенностей», которые присутствуют в этом коллективе. С одним фактом только я ничего не смогу поделать – они почти все мечтают о доме, … все. И было бы странно, если наоборот. Слишком много горя в их судьбе. Но этот период жизни они должны запомнить только с лучшей стороны. Я уверен в этом. Для некоторых это будет своеобразной «стажировкой» в жизни. Здесь собственно и стараться не надо: просто надо быть людьми. Дети это чувствуют. Им сейчас больше требуется тепла человеческого, чем знаний.
- У тебя здесь целое «государство». Ты, наверное, свою школу отождествляешь с неким отдельным миром. Ещё немного, и ты станешь космополитом, - пошутил Пол. Генри по своему воспринял это замечание:
- Нет, никакой глобальности! Коммунисты уже попытались «сплотить» народы. Это дорого обошлось многим государствам Европы, Азии и др. регионам. Только экономическая интеграция и туризм, да ещё наука, искусство и экология – вот те пункты, на мой взгляд, которые могут вызвать сотрудничество между странами. Никакой идеологии, никаких «измов». Проблемы каждого государства – внутри самого государства. По-моему, в каждой стране должен присутствовать принцип национального интереса, не расходящийся с интересами мирового сообщества. Но сугубо индивидуальный. Должен быть уважаем свой язык, ведь некоторые малочисленные народы выжили только благодаря сохранению родного языка, и своя культура, которая постоянно «пополняется» со временем. Но надо чтить и помнить свои «истоки», свою историческую изначальность.
- А это не приведёт к раздроблению некоторых государств на более мелкие по национальным или религиозным признакам, зачастую довольно выгодному для их конкурентов? - спросил Пол. Он подразумевал реальные события, происходящие в некоторых странах Европы, к которым, по - видимому, тоже имел какое-то отношение.
- Это другой перегиб. Я имел в виду национальные интересы всего государства, а не каждой входящей в него национальности. Если происходит развал державы, и оно дробится на несколько самостоятельных государств, то это обусловлено либо предыдущим исторически безосновательным объединением, либо искусственно, с «помощью» политиков- популистов, продающих национальные интересы в целях собственного выдвижения в лидеры. Этот процесс иногда провоцируют «со стороны». В последнем случае «крови» может быть гораздо больше. В любом случае страдает простой люд. Ты можешь представить в США – пятьдесят независимых государств со своей армией, конституцией и т.д.? Сколько у нас в стране национальностей, а зовёмся мы – американцами.
Пол с участием посмотрел на Генри. Он видел, что тот уже понял – его поневоле втянули в политическую «грязную» игру. Посмотрев на часы, Пол поднялся с дивана. – Поосторожнее, Генри, - сказал он. – Между прочим, твой психолог тоже с «нами». Она каждую неделю звонит своему шефу и что-то докладывает.
Эта информация уже нисколько не удивила Генри. На фоне предыдущего это было уже «мелочью». Он представил всегда «собранную» сосредоточенную Сюзанну, и многое в её поведении стало ему понятнее. Хотя он и раньше чувствовал в ней что-то не то. Тепло простившись с Полем и записав его телефон, Генри закрыл за ним дверь, подошёл к столу и посмотрел на фотографию. Конечно, он сразу узнал свою ученицу. В дверь постучали. Вспомнив про Сюзанну, он спрятал фото подальше в ящик стола и пошёл открывать дверь. Это был Ричард, и Генри обрадовался его появлению. Присев на диван, они около часу говорили о делах насущных, и не только … Генри рассказал ему о визите Пола. В конце разговора Брайт, убедившись, что он не одинок, вместе с Ричардом решили зайти в спортзал к Диане и оттуда в столовую пообедать у доброй Вирджинии, которая в данный момент трудилась над тем, что фактически с ложки кормила в постели неожиданно заболевшую девочку из младшей группы.

В одном из классов Сюзанна проводила тестирование. Первыми были мальчики из первой группы. Тест был несложный и включал в себя всего несколько вопросов, ответы на которые, по-видимому, должны были заполнить неосведомлённость некоторых облечённых властью должностных лиц. Причём подвергались опросу только мальчики, так как учитывалась ментальность народов Востока. Особое внимание Сюзанны привлекли последние четыре вопроса анкеты:
1. Нравится ли тебе жить в США?
а). Да
б). Нет
2. Одобряешь ли ты наведение порядка у себя в стране с помощью союзных войск?
а). Да
б). Нет
в). Мне всё равно.
3. Если ты одобряешь ведение боевых действий союзных войск, то почему?
а). Ненавижу бывшего диктатора в своей стране.
б). Хочу, чтобы в стране был порядок и демократия.
в). Другое.
4. Если ты не одобряешь ведение боевых действий союзных войск, то почему?
а). Боюсь за свою жизнь и жизнь своих родственников.
б). Хочу, чтобы всё было по старому.
в). Отрицательно отношусь к справедливости и демократии.
г). Другое.
Собирая анкеты и бегло просматривая результаты опроса, Сюзанна с неудовольствием отмечала про себя, что большинству ребят нравилось здесь жить лишь потому, что в школе не рвутся бомбы и снаряды. А на вопрос, где они предпочли бы жить и работать в будущем, все выбрали свою родину. Поблёскивая линзами очков, за которыми прятались холодные равнодушные глаза, она перебирала анкетные листки с надеждой увидеть хоть один, где отразился бы результат пребывания в самой сильной и демократичной стране Мира. Но тщетно. Дети, сдав анкеты, молча ждали, когда можно будет покинуть класс и устремиться в парк или на спортплощадку. Один листок как будто привлёк её внимание. Это была анкета Исмаила. Из его ответов Сюзанна поняла, что ему нравиться учиться в Соединённых Штатах. Остальные вопросы он ловко обходил, уклончиво отвечая, либо ставя галочки напротив «всё равно» и «другое». « Он довольно умён для своего возраста, либо маскирует своё истинное отношение к происходящему в своей стране. Вот таких детей нужно привлекать на свою сторону». Но более внимательно просматривая его ответы, она заметила, что он единственный по-другому ответил на второй вопрос о своём отношении к «наведению порядка» с помощью союзных войск. Сначала он, как и все, не одобрил его, поставив галочку напротив «нет». А в пояснении №4, почему он не одобряет это, он ответил, что боится за свою жизнь и жизнь своих родственников. Далее, пропустив два других пункта, он зачеркнул в пункте «г» слово «другое» и написал, что порядок в стране должны наводить сами граждане этой страны. А затем, к своему удивлению, Сюзанна заметила стрелочку, которая вела от пункта «б» во втором вопросе, означавшего «нет» войне, к пункту «б» в третьем вопросе, где значилось: хочу, чтобы в стране был порядок и демократия. Таким образом, он считал, что в современном мире народ сам должен определять свой путь развития, а демократию на «штыках» не построишь. «Он слишком умён для своего возраста», - снова подумала Сюзанна и блеснула очками в сторону Исмаила.
- Исмаил, если ты не одобряешь введение союзных войск в свою страну, то наверное поддерживаешь «сопротивление» и его лидеров? – вкрадчиво спросила Сюзанна и насторожилась. «Гладкая, прилизанная и опасная», - подумал про неё Исмаил, смотря прямо в глаза психологу. «Умный, вредный и коварный», - думала Сюзанна, также глядя прямо в упор на Исмаила. Неожиданно для всех Исмаил начал декламировать на родном языке:
… Раз в стойла к скакунам, чью холили породу,
Попал осёл, всю жизнь возивший воду.
…Давали им ячмень и грели пойло,
Просеянным песочком посыпали стойло …
И возроптал осёл:
«Нет справедливости на белом свете !
Я сотворён как кони эти.
Так почему же весь свой век недолгий
Я в хомуте хожу со взбитой холкой,
Тащу арбу, шагаю с брюхом впалым,
С больной спиной, исколотый стрекалом,
Меж тем как кони целый день,
Хоть и не возят воду, жрут ячмень?»
Дети дружно рассмеялись, Исмаил на минуту прервался и перевёл дух, вспоминая продолжение.
- Прекрасно, и что же дальше? – не выдержала Сюзанна.
… Но вдруг донёсся звук трубы из дали,
И скакунов арабских мигом оседлали …
Ушло их много. Возвратилось мало.
К вернувшимся призвали коновала.
Ножами и щипцами, как умел,
Он извлекал из них остатки стрел.
Их ноги, повреждённые мечами,
Он стягивал холщовыми бинтами …
При виде их осёл подумал: «Что же,
Пожалуй, мне на жизнь роптать негоже.
Вовек мне не давайте ячменя,
В мою арбу впрягайте вновь меня.
На ратный «рай», на сытое житьё
Не променяю рабство я своё!»
Сюзанна подозрительно посмотрела на Исмаила, но, подумав, смягчилась и решила перевести разговор в другое русло:
- Что сейчас хотел бы видеть и слышать каждый из вас? Я имею в виду какую-нибудь сокровенную мечту, давнее несбывшееся на данный момент желание. Что скажешь, Саид?
- Хочу в Кабул. На базаре я бы помогал отцу продавать фрукты, покатался на верблюде …
- Абдулла, а тебе чего бы хотелось? – спросила Сюзанна, уже раздражаясь, но не теряя надежду услышать слова, связанные с перспективой нахождения в её стране, слова о величии и красоте Америки.
- Хочу почувствовать вечером на закате солнца запах раскуренного кальяна и услышать молитвенное пение муллы на минарете, утренний скрип арбы и крики погонщиков скота …
- Достаточно, - уже раздосадовано произнесла Сюзанна. Дети с нетерпением посматривали в окно и ёрзали на стульях.
- Все свободны, - закончила она опрос и начала складывать листки в портфель. Ребята быстро выбежали из класса и направились кто куда.
« Мальчишка горский,
я несносным
Слыл неслухом в кругу семьи
И отвергал с упрямством взрослым
Все наставления твои» - бормотал на ходу Исмаил, устремляясь в компьютерный класс.
«Вот чертовщина», - думала Сюзанна, - «почему Генри удовлетворяет вся эта ситуация. Они с Ричардом, как ни в чём - ни бывало, возятся с ними, занимаются … спектакли разные, всякие игры организовывают. Я же ощущаю себя неудавшейся дрессировщицей зверей в захудалом цирке. Неужели Генри не понимает, что вся эта программа обречена на провал? У неё нет перспективы. Этакий «культурный обмен» во время боевых действий. Они нам детей, мы им новые бомбовые удары. А может быть, Брайт понимает, но его это устраивает. Думает, что занимается добродетелью, воспитывая несколько десятков дикарей, вырвавшихся из огня и пожарищ. Думаю, что в остальных группах результат опроса будет тот же. Зря Генри отменил в июле запрет на просмотр всех ТВ-программ, включая «Новости», установленный в начале обучения департаментом образования. Хотя положительный эффект от этого «неведения» был бы недолгим».
Сюзанна сложила все анкеты и отправилась за второй группой. К концу дня ей надлежало опросить всех мальчиков-иностранцев и сделать отчёт, который в конечном итоге нужен был не департаменту образования, а ведомству куда более властному и решающему в большей степени стратегические задачи.

Бетти с Дианой сидели за столиком в небольшом кафе в центре Сан-Францисско и лакомились мороженым. Приятно было в жаркий субботний день находиться в прохладе, и не спеша поглощать мороженое под мягкое шуршание кондиционеров. Днём они посетили аквапарк, где два часа съезжали по «виражам» в воду и плавно качались на волнах, нагнетаемых мощными насосами. Близился вечер, и Бетти, благодарно посматривая на Диану своими чёрными глазами, похожими на крупные маслины, рассказывала про свои впечатления от прогулки. В дальнейшие их планы сегодня входил поход в гости к подруге Дианы, где была девочка – ровесница Бетти. А в воскресенье они будут смотреть по телевизору матчи известных баскетбольных команд НБА. Бетти это будет очень интересно.
- Так ты хочешь организовать турнир по баскетболу среди девочек? - спросила Диана, доедая мороженое.
- Да, но это будет, наверное, нелегко?
- Ничего страшного, завтра же я спрошу всех, кто хотел бы этим заняться из девочек. Потом инструктор по игровым видам спорта соберёт их и потренирует вместо занятий аэробикой. Мы обязательно сделаем это. А тебя назначим капитаном женской сборной. Будешь в игре сама принимать некоторые решения. У тебя получится.
В это время подошла официантка и с приятной улыбкой предложила свои услуги. Диана заказала два молочных коктейля, и она удалилась. Бетти, преданно глядя на Диану, уже забыла про баскетбол и оживлённо рассуждала на тему мимики и манер. Ей многое показалось удивительным в Сан-Францисско, этом большом американском мегаполисе. Особенно её поразила мимика американцев. Вместо привычных сосредоточенных лиц у себя на родине, она увидела в большинстве своём улыбающихся людей. Но не все улыбки казались ей искренними и простодушными:
- Почему они все так приторно улыбаются? Не может быть, чтобы все были так рады мне.
- А почему они должны тебе огорчаться?
- Но и причины для их радости я тоже не вижу, - убеждённо проговорила Бетти.
- А почему во всём нужно искать причины?
- Ну, я не знаю … . Вот ей, - Бетти кивком головы указала на официантку, - зачем ей так улыбаться мне?
- Она хочет, чтобы тебе понравилось здесь, в кафе, чтобы у нас было хорошее настроение, и тогда мы, может быть, зайдём сюда ещё не раз.
- Вот видишь, значит у неё интерес, и улыбка – ненастоящая.
- Это правило любого человека из сферы обслуживания. Понимаешь? Ей нужно поднять настроение клиенту, расположить его к себе. Эти улыбки – «смайлики» ты увидишь у многих американцев и американок, - терпеливо разъясняла Диана.
- Значит это неискренне, ненатурально. Эта фальшь может войти в привычку. Близкие люди, например, так улыбаться друг другу не должны.
- Ну, ты даёшь! По-твоему, лучше хмуриться и отпугивать посетителей?
- Нет, лучше улыбаться искренне или не улыбаться вообще, а просто предлагать услуги. Человек всё равно попросит то, что ему нужно.
- Это менее эффективно. В бизнесе важно привлекать и заинтересовывать. Тогда можно большего добиться, - возразила Диана.
- Фальшь отпугивает, - не сдавалась упрямая Бетти, - лучше быть натуральной, какой ты сама себя чувствуешь, и не проявлять показного радушия незнакомому тебе человеку.
«Кто нас знает, какие мы – натуральные», - подумала Диана, а вслух сказала:
- Это привычка. Привычка быть приветливой. И она уже укоренилась у многих. Я думаю, что это хорошо. Хотя, где-то я с тобой согласна: современный век, к сожалению, всё чаще заставляет нас подменять натуральное искусственным. Как в еде, так и в поведении. И, наверное, мы, американцы, ушли в этом немного дальше, чем остальные.
Бетти растянула губы в «резиновой» улыбке, изображая гримасу:
- Моя мама никогда бы так не улыбнулась, - сказала она. - Она улыбалась редко, но по-настоящему, и глаза у неё при этом такие добрые были …
Диана опешила, вспомнив про амнезию Бетти, но ничего не сказала, только подавила в себе удивление.
- Когда она улыбалась, всем вокруг было так тепло … У нас совершенно по-другому улыбаются, от души … , - мечтательно произнесла Бетти и сразу смутилась, встретив ироничный, загадочно-весёлый взгляд Дианы. Она поняла, что проговорилась.
- Ну, давай, теперь рассказывай всё как есть. Зачем тебе эта история про потерю памяти нужна?
Диана уже оправилась от «неожиданного открытия» и теперь приветливо смотрела на Бетти, призывая к откровению. Пауза затягивалась. Бетти вздохнула. Ей ничего не оставалось, как рассказать Диане правду. Тем более что груз этой тайны уже давно не давал ей покоя и требовал выхода.
- Отец был одним из командиров «сопротивления», - насупившись, сказала Бетти. – Когда его, тяжело раненого, увозили куда-то его друзья, он сказал маме и мне, чтобы мы уходили жить к родственникам, и если село возьмут союзники, то ни в коем случае не выдавать своего родства с ним. Потом я потерялась и попала сюда. Я должна была поступить так, как сказал отец. Я боюсь. И не знаю, живы ли родители. Домой очень хочется, но я не уверена, что там всё в порядке. А зовут меня Амина.
Диане стало жаль её. Ссутулившись, девочка сидела напротив, подавленная, отодвинув недопитый коктейль, и искоса наблюдала за Дианой.
Только сейчас Диана поняла, что не только Бетти-Амина, но и она сама оказалась в очень сложной, запутанной ситуации. Открыв свою тайну, Бетти ждала от Дианы какой-то реакции, но та задумалась, взвешивая услышанное. Сложность была в том, что «положение» и инструкции в каждом ведомстве США в последние годы обязывали каждого гражданина действовать в рамках «борьбы с международным терроризмом». Средства массовой информации также нагнетали шумиху вокруг этого. Каждый, кто каким-то образом узнает информацию, пусть косвенно, но имевшую отношение к этому вопросу, обязан уведомить об этом руководство. Но рассказать всё Генри, зная его отношение к этим детям, значит сделать его вторым заложником этой ситуации. Попросту говоря, «подставить» его и переложить ответственность за «выбор» на его плечи. Хотя Диана догадывалась, как поступил бы Брайт в этом случае. Он сам сторонился политики, а дети в его понимании совершенно не должны иметь отношения к этой стороне общественной жизни. «Чем дальше от неё, тем лучше», - говаривал он как-то. «Когда кто-то из детей врёт, - вспоминала Диана его очередную цитату, - то скорее всего имеет место одна из двух причин: либо чрезмерная фантазия, усиленная каким-нибудь фактором, например, страхом; либо он (ребёнок) лишён чего-то важного и ценного для него, например, внимания и любви близких». – В данном случае есть и то и другое, - решила про себя Диана. – Да и какое имеет отношение к терроризму это хрупкое и ранимое создание.
- В общем, слушай внимательно: ты – Бетти, поняла? До тех пор, пока ты у нас в стране, тебе лучше не менять свой «имидж». Я ничего не слышала, и ты мне ничего не говорила, - тихо, но твёрдо проговорила Диана. – Допивай коктейль и пойдём к моей подруге, она, наверное, уже заждалась. Диана рассчиталась с подошедшей и опять мило улыбавшейся официанткой. Они встали и вместе направились к выходу. У дверей Диана обняла Бетти за плечи и прижала к себе. В ответ она поймала благодарную и добрую улыбку. «Наверно, так улыбалась её мама», - подумала Диана. – А на счёт разных улыбок, может ты и права, - вслух заключила она, и вновь увидела сияющие глаза Бетти.

* * *

По залитой солнцем аллее городского парка шла очень примечательная пара. Идущие навстречу люди не могли сдержать улыбок, глядя на неё – эту пару, которая, впрочем, удачно вписывалась в пейзаж и радостный ритм этого тёплого осеннего воскресенья в парке. Высокий загорелый мужчина в лёгкой открытой майке, подчёркивающей его мускулатуру, шёл, держа за руку красивую, такую же загорелую девочку с золотыми волосами. По сходству внешности обоих нетрудно было догадаться, что это отец и дочь выбрались на прогулку. Только у отца волосы были кудрявые и чуть темнее, чем у дочери. Он сдержанно с гордостью посматривал на дочь и старался замедлить шаг, тогда как девочка наоборот семенила, пытаясь поспеть за своим великаном отцом, и всё время подпрыгивала на ходу, игриво заглядывая ему в лицо счастливыми глазами. Невооружённым глазом было видно, что оба очень рады тому, что они вместе, и им больше никто не нужен. Френсис уже более двух недель каждый день забирал Джулию по вечерам из школы, а утром отвозил на машине обратно. Выходные они вообще не разлучались и проводили время в поездках или на пляже в заливе. В парке Джулия побывала на всех аттракционах. Особенно ей нравились «горки», катаясь на которых особенно испытываешь «острые ощущения». У неё захватило дух, когда они с отцом сидя в вагончике, совершили «петлю» - полный оборот по окружности. Френсис с удивлением заметил про себя, как выросла и возмужала его дочь. Он видел, что рядом с ним она ничего не боится, чувствует себя свободно и раскованно ведёт себя с окружающими. Джулия рассказала отцу про всех своих подруг в школе, и Френсис подумал, что несмотря на хорошее отношение к детям в этом заведении, его дочери было бы неплохо поменять обстановку. Уж слишком гнетущее впечатление она должна испытывать от такого окружения. Но Джулия категорично отказывалась поменять школу до их переезда в собственный дом и завершения карьеры отца. «Меня никто так не понимает, как они (подруги) и всегда поддерживают, когда ты исчезаешь надолго», - говорила она Френсису, когда они гуляли вдвоём. «Мы ведь скоро каждый вечер будем дома? Правда, папа?» - Джулия смотрела на отца своими синими глазами, и Френсис с нежностью встречал её взгляд и молча кивал в ответ. Ему оставалось провести последний бой. Он чувствовал, что его карьера затянулась, и её нужно было достойно завершить. Но тяжёлое предчувствие, та самая большая чёрная кошка всякий раз давила его грудь своими передними лапами, когда он смотрел на Джулию, свою любимую и единственную дочь, в жизни которой «надежда» занимала самое большое место. Надежда, что скоро они с отцом постоянно будут вместе и разлук больше не будет.
Вечером усталые и довольные они вошли в свою большую квартиру в доме на окраине Сан-Францисско. Джулия начала немедленно прибираться у себя в комнате, а Френсис пошёл на кухню готовить ужин. «Скоро день рождения Джулии», - вспомнил он, слушая доносившееся сквозь шум пылесоса её весёлое пение, - «нужно заказать большой торт с одиннадцатью свечками. И обязательно пригласить всех её подруг из школы. За ужином Френсис с удовольствием наблюдал за дочерью, которая рассказывала ему смешные истории, иногда приключавшиеся с ней и её соседками по комнате в школе. Рассказывала Джулия интересно, «приправляя» рассказ весёлыми фантазиями и юмором. Френсис улыбался, слушая дочь. Он был очень доволен ею: доволен её успехами в школе, тем, что она не унывает и занимается спортом. Она уже научилась принимать свои небольшие, но самостоятельные решения в жизни. «Я поставлю её на ноги», - размышлял Френсис, - «дам ей образование, а после совершеннолетия она «зашагает» по жизни сама. У неё всё для этого есть. Есть и будет. С её характером и данными она далеко пойдёт. И хочу я этого или нет, но мой совет через несколько лет дочери вряд ли понадобится. Но до этого нужно ещё дожить».
- Пап, а мы собаку потом заведём? – спустила Френсиса с небес на землю Джулия.
- Заведём, обязательно заведём. Когда купим дом. А кого бы ты хотела? Какую породу?
Джулия в полудрёме начала перечислять знакомые ей породы собак и через несколько минут уже не слышала отца, мирно посапывая в широком кресле перед столиком, уронив на колени пустую тарелку. Френсис осторожно переложил её на диван и укрыл одеялом. Перейдя в свою комнату, он лёг в постель и начал размышлять над тем, какую тактику изберёт для него главный тренер в его последнем бою с довольно сильным соперником. И опять Джулия в пижамке, с распущенными волосами, как два года назад в Париже предстала перед ним в его сознании. Отогнав тяжёлые и навязчивые мысли, Френсис вспомнил про великого Мохаммеда Али: сколько бесполезных и даже вредоносных для себя боёв он провёл уже в конце своей карьеры. «Всё хорошо, что делается вовремя», - заключил Френсис, и уже с радостью вспомнив о дочери, он с улыбкой начал проваливаться в мягкие объятия сна.

Генри прогуливался по территории школы, размышляя над тем, что сообщил ему Пол. Что-то подсказывало ему, что надо ждать «сюрпризов» от начальства Пола, и он хотел, чтобы эти «сюрпризы» не застали его врасплох. Если Пол работает на ЦРУ (о чём Генри, естественно, не хотел его расспрашивать), то нити этой «игры» должны вести туда. А значит, вести себя надо осторожно, стараясь не проявлять эмоций, но реагировать на события быстро, не теряя темпа, как в игре в шахматы. Я могу принести пользу и стране и этим детям, если останусь самим собой и действовать буду в рамках закона. А руководствоваться буду своим опытом, интуицией и собственными убеждениями. Генри проанализировал свою недолгую, но богатую «содержанием» жизнь и заключил, что излюбленная его тактика в конфликтных ситуациях – это умение использовать ошибки соперника. Поэтому нужно выжидать, не задавать лишних вопросов (в том числе и Полу) и посмотреть как бы со стороны посторонним взглядом на его школу. Какой интерес она может представлять для кого-нибудь в этой жизни? Ответа он не находил и интуиция подсказывала ему, что детей хотят использовать. Но как, и зачем? «Прежде всего, надо избавиться от «паршивой овцы» в коллективе», - подумал Генри. «Коллектив должен представлять собой команду. А у меня одного игрока необходимо либо заменить, либо заставить играть в свою игру». Сказать об этом Сюзанне напрямую он не мог, чтобы не выдать Пола, который доверял ему. Остаётся вести себя с ней, как ни в чём - ни бывало и при случае намекнуть ей, что он, Генри – первым должен знать всё, что узнает она в своей деятельности в школе. Неторопливо прогуливаясь, он уже проходил мимо беседки, в которой Ричард проводил занятие со второй группой. Дети, как всегда на его занятиях, были оживлены диалогами с преподавателем. Он поочерёдно задавал каждому какой-нибудь вопрос и затем корректировал его ответ на него. Получалось неплохо, и Генри поневоле прислушался. На вопрос Ричарда: «Чем ты хочешь заняться, когда тебе исполнится восемнадцать лет?», Ахмед на «ломаном» английском пытался заявить, что попробует заняться профессиональным боксом и стать чемпионом мира. – Тоже мне Майк Тайсон выискался, - по-доброму усмехнулся Генри и направился в здание школы. Он хотел зайти к Джессике Пиркс – узнать, когда будет репетиция театральной постановки в школе. Брайт поддержал её инициативу – организовать в школе театр с участием самих детей. Пригласили режиссёра одной из студий, который и предложил начать с «Ромео и Джульетты» Шекспира. Никто не ожидал, что желающих будет - хоть отбавляй. Режиссёру пришлось вводить дополнительные роли, а остальным обещать участие в следующих спектаклях. Вспомнив про Сюзанну, Генри решил зайти сначала к ней. – Если она свободна, попробую с ней поговорить, - подумал Генри, поднимаясь на второй этаж. Окна в коридоре были настежь открыты, и было приятно ощущать на себе дуновение свежего, ещё не нагретого за день воздуха. Дверь в кабинет Сюзанны была чуть приоткрыта, и Генри решил заглянуть в него, чтобы узнать – там ли она. То, что он увидел, насторожило его. Несмотря на ясную погоду, жалюзи в кабинете были спущены, и в мягком неярком свете от настольной лампы он увидел Сюзанну и, сидевшую в кресле напротив неё – Бетти. По тихим, но чётким вопросам Сюзанны и закрытым глазам Бетти, он понял, что Сюзанна пытается вывести Бетти на откровение с помощью гипноза. Это было категорически запрещено. Бетти была несовершеннолетней. Мировая медицинская практика напрочь опровергает применение «такого» средства к детям и взрослым с неустойчивой психикой. Помешать явно, он не мог – это могло иметь непредсказуемые последствия для Бетти. Любой шум исключался.
- Как тебя зовут, скажи мне? – вкрадчиво спросила Сюзанна на арабском языке, держа девочку за руку.
- Амина, - еле слышно пролепетала та, почти запрокинув голову во «сне».
- Теперь скажи мне, как зовут твоего отца, Амина?
Генри осторожно достал из кармана сорочки лёгкую пластиковую расчёску и тихонько провёл ею о дверной косяк. Сюзанна обернулась и увидела Генри, стоящего боком в дверном проёме…

Он бежал по пыльной дороге как будто вымершего пустынного посёлка в невыносимую сорокаградусную жару. Эта раскалённая пыль вперемешку с песком лежала двадцати-тридцати сантиметровым слоем и покрывала собой эту дорогу. Зарина бежала следом. Жаркие, расплавленные солнцем струи воздуха поднимались от дороги, вернее от этого слоя пыли и песка вверх по волнистым траекториям, пахли гарью и мешали дышать. Зарина чувствовала, что ноги её скользят на месте. Как бы она ни старалась, тело её не продвигалось вперёд. … Это было похоже на купание в шторм в Персидском заливе. Волна сначала выбрасывает тебя на берег, и пальцы ног уже чувствуют под собой песок, но в следующий миг она же затягивает обратно в воду, и ты ощущаешь беспомощность перед стихией ... А Тимур всё удалялся и удалялся от неё. Она попробовала сместиться в сторону к соседскому плетню, чтобы ухватиться и, цепляясь за него, продолжить движение вперёд за братом, но ничего не получалось. Ноги продолжали скользить, а воздух как будто связывал её движения. « Тимур, Тимур, подожди меня, брат! Вернись, Тимур!» - кричала Зарина, но рот открывался, и вместо слов она слышала своё беспомощное мычание. Тимур уже превратился в маленькую точку на горизонте, которая вскоре исчезла. «Тимур, где ты, брат?» - заливалась слезами Зарина, но перед ней была одна пустыня, и дым от горящих скважин застилал её. В воздухе продолжало пахнуть гарью. «Я потеряла его», - думала она, - «потеряла навсегда». И слёзы начинали душить её.
Зарина в ужасе проснулась. Сердце бешено колотилось, словно пытаясь выпрыгнуть из груди. Подушка была вся мокрая от слёз. Слева от неё на локте приподнялась Фатима и сонно смотрела на неё. Было ещё рано. Первые пичуги уже начинали робко посвистывать где-то рядом у раскрытого окна. Зарина отдышалась и тихонько позвала подругу. Та тут же перебралась к ней на кровать и легла с краю, стараясь не задать вопроса, глядя на бледное лицо Зарины.
- Тимур приснился? - наконец сочувственно спросила Фатима.
- Тимур, - выдохнула Зарина в ответ.
- А как он приснился, что делал?
- Бежал…, бежал, как тогда, когда я видела его в последний раз.
- Значит, он жив, - заключила Фатима, - верь этому, иначе он так часто не снился бы тебе.
Зарина просветлела: - Я верю, спасибо тебе. Она крепко сжала Фатиме руку. Сверху раздалось шуршание простыней. Бетти и Джулия, недовольные ранним пробуждением подруг, потягивались у себя на втором ярусе. Бетти, насупившись посмотрела вниз на проснувшихся заспанными глазами:
- Ни днём, ни ночью покоя нет. Ну что у вас там случилось?
Фатима строго посмотрела в сторону Бетти: «Мол, не приставай, не видишь что ли – сон дурной приснился».
- Ну не хотите, как хотите, а я бы ещё подремала, - промурлыкала Бетти и её голова скрылась из виду. Уже через минуту сверху свесилась голова Джулии. Синие глаза с любопытством смотрели на подруг.
- С добрым утром, непоседы! Вам не тесно вдвоём? – Джулия по виду Зарины поняла, в чём дело и уже начала отвлекать её от тяжёлых воспоминаний.
Зарина улыбнулась Джулии. «Деликатная душа», - подумала она. «Всегда приходит на помощь, хотя самой нелегко». Зарина вспомнила, как вчера на своей тумбочке у кровати она обнаружила выполненное домашнее задание по английскому языку, которое ей надо было сегодня сдать Уолтеру на занятии. Джулия, не спрося её, проявила эту инициативу, и Зарина не была на неё в обиде. Она только чуть покраснела, прочитав «упражнение», но на Джулию невозможно было обижаться.
- Какая у нашего Доктора жена красивая, опять выглянула из кровати Бетти, - вчера я её с ним в машине видела.
- Ты всё разглядишь, - проворчала Фатима.
- Я сначала не знала, что это его жена, мне Исмаил об этом сказал.
- Да, Исмаил всё знает, - весело произнесла Фатима, - хороший у тебя друг и, наверное, преданный.
Фатима вспомнила, как однажды весной Исмаил вместе с несколькими девочками из своей группы организовал «вылазку» за территорию школы с целью «ознакомления с местными достопримечательностями», за что ему был «нагоняй» от Генри. А через неделю после этого Брайт разрешил детям самостоятельно выходить за пределы школы, только не поодиночке, а по несколько человек.
- Зачем мне его преданность, - пожала плечами Бетти, изображая безразличие, хотя ей было приятно услышать это от подруги.
- Хотите, белого медведя изображу, - предложила Джулия, зная, что Зарине это понравится.
Она соскочила вниз, накинула на себя простыню, надула щёки и, плавно разводя руками начала раскачиваться по сторонам, издавая рёв и вращая глазами. Зарина засмеялась, а когда Джулия начала щипать всех за пятки, девчонки отчаянно завизжали, отбрыкиваясь от неё ногами. Утихомирились, когда в стену постучали разбуженные соседки.
- Отгадайте, у кого сегодня день рождения? - хитро сощурилась Фатима, глядя на Джулию. Все трое радостно кинулись обнимать подругу, которая теперь отбивалась от них подушкой. В коридоре горничная уже подключала пылесос, чтобы чистить дорожки, а из их комнаты раздавалось дружное:
Happy birthday to you,
Happy birthday to you,
Happy birthday, miss Juli,
Happy birthday to you.


* * *

Противник Френсиса был не очень именит, но, тем не менее, никакого повода для расслабления он Авалю не давал. Уже шесть раундов прошло с переменным успехом и у Френсиса складывалось впечатление, что ему удастся отсидеться в обороне. «Последний мой бой не должен омрачиться плачевным нокдауном», - рассуждал он накануне, - «лучше выиграть по очкам, постепенно набирая «перевес»». Первая половина боя прошла для него относительно спокойно, не считая двух-трёх пропущенных им ударов, но по очкам он был впереди. Установка тренера была – не выкладываться в полную силу, а бить издали с обеих рук, и действовать остро в контратаках. «Шесть раундов, и в случае успеха, я достойно ухожу из «большого» спорта». Мобилизуя всю волю, Френсис в седьмом раунде не дал сопернику провести ни одной атаки, своевременно ставя «блоки» и реагируя на опасные выпады. Восьмой раунд прошёл с полным перевесом Аваля. В конце он провёл мощную серию ударов и нокаутировал соперника. Рефери начал отсчёт, но англичанин долго задерживаться на полу не стал. На счёте «семь» он поднялся и тут же прозвучал гонг. «Ему повезло», - сказал Авалю тренер в углу ринга, когда Френсиса тщательно обтирали и затем обмахивали полотенцем, - «…ему здорово повезло - ты мог бы добить его. Но не кидайся на него сейчас. После перерыва он восстановится. Главное, не раскрывайся сам и держись той же тактики, что и была. Ты «докрутишь» его. В девятом раунде Френсис почувствовал пассивность англичанина. Того как будто «заносило» на ринге. «Я должен его добить», - решил Аваль и начал активно атаковать. «Спокойнее, Френсис, спокойнее», - кричал ему тренер из зала, - «бей «дальними» и работай не спеша». - «Почему я должен его выпустить», - уже со злостью подумал Френсис. Атакуя, он не заметил, как стал раскрываться. Был момент, когда он решил, что исход боя уже решён и рефери вот-вот остановит встречу и объявит его победителем. Но проводя одну из своих атак, он сильно «открылся» и в следующую секунду понял, что опоздал. Опоздал с защитой буквально на долю секунды. Такое бывает иногда даже с опытным боксёром. Когда ты ещё в порядке, боковым зрением видишь надвигающуюся угрозу, но понимаешь – вернее чувствуешь, что среагировать уже не успеешь. «Левый крюк» англичанина сделал своё дело. Френсис был повержен на пол. Тактика его соперника в девятом раунде была коварной, но принесла ему победу. Он просто притворился. Притворился усталым и сломленным, а затем вложился в один – единственный удар. И победил.
Френсис приподнялся на локте, обводя глазами зал. Ему явно что-то почудилось. Он попытался встряхнуть головой, чтобы отогнать видение, но оно снова становилось всё отчётливей. Он увидел там – на сидение в зале - Джулию в том самом полосатом халатике и с распущенными волосами. Она с сожалением смотрела на него, как бы говоря: «Ну что же, ты, папа, вставай! Вставай немедленно!» Он попробовал встать, но теперь уже «старая знакомая» - большая чёрная кошка прижала его передними лапами к настилу ринга. Рефери остановил встречу и погладил огромную голову кошки. Та мурлыкнула ему, и не спуская с Френсиса своих зелёных глаз, выпускала и прятала когти на его груди. Френсис всё ещё смотрел в зал, ища глазами Джулию, но не нашёл и устало опустил голову на пол ринга.


Генри не любил совещаний у себя в кабинете и уже проводил их всё реже и реже. Элементы бюрократии не приживались в его деятельности. Лишь, когда накапливалось много информации, и ему нужно было посоветоваться с персоналом и принять решение по какому-нибудь вопросу, он собирал всех по утрам перед завтраком детей. Но это совещание было необходимым и носило экстренный характер. Даже тот факт, что директор после обеда пригласил весь персонал школы к себе в кабинет, насторожил многих преподавателей. Как только все расселись, Брайт сам закрыл дверь, вернулся и сел за свой стол. Его лицо не предвещало ничего доброго.
- Что с Бетти, Роулз? – резко спросил он врача – Джека Роулза, косясь в то время на Сюзанну.
- Состояние некритическое. Но наблюдаются слабые симптомы депрессии. Типичные последствия гипнотического воздействия на неокрепшую психику. Нужен покой и дополнительное обследование психотерапевтом.
- В общем, так: сейчас звонишь в департамент здравоохранения с просьбой сегодня же прислать медицинскую комиссию для обследования Бетти. При необходимости будешь сопровождать её в клинику сам. О том, чтобы в комиссии был квалифицированный юрист – я позабочусь. К вечеру мне нужно, чтобы ты подробно охарактеризовал её состояние. Сюзанна, Вас я отстраняю от работы до получения результатов работы комиссии. И потрудитесь в письменном виде отразить то, чем Вы занимались в своём кабинете сегодня с десяти до двенадцати часов дня. Я думаю, что в ближайшем будущем Вам понадобится помощь адвоката.
- Хорошо, доктор. Вы уже сообщили в департамент об этом?
- Да, конечно, - удивлённо поднял бровь Генри.
- В таком случае, Вам придётся объяснять: на каком основании эта девочка под другим именем находится в нашем заведении.
- Свои фантазии Вы отразите в своих мемуарах, Сюзанна. Я Вас больше не задерживаю.
Сюзанна не спеша удалилась… Когда она закрыла за собой дверь, Генри медленно обвёл всех взглядом. «Неужели нужно ещё ждать чего-нибудь в этом роде», - подумал он. « Нет, от этих, похоже, маловероятно получить удар в спину. Да и задачи у них слишком узкие – преподавать свой предмет и только. Хотя помимо занятий все педагоги общаются с детьми. Вглядываясь каждому из них в лицо, Генри как будто пытался определить: «Можно ли ждать от тебя подвоха или нет?» Все они были такие разные, и в то же время их объединяло одно обстоятельство – это был его коллектив, персонал его школы. В Ричарде он был уверен на все сто процентов… «Этот не продаст, да и детей он любит искренне. В Диане тоже можно не сомневаться», - подсказывала ему интуиция, - «Джек – хороший парень и специалист классный. Вот только алкоголем в последнее время, похоже, увлёкся - надо бы предупредить наедине. Джессика – молодец, театром она здорово увлекла детей. Любит своё дело. Луиза Браун – математик – «что надо». Уже выявила несколько одарённых детей. Спокойно и грамотно выполняет свою работу. Инструктор по игровым видам спорта Билли Мун - бывший игрок НБА мечтает, чтобы дети участвовали в общешкольном чемпионате Сан-Францисско по баскетболу и заняли призовое место. Что ж, будем двигаться дальше. Подожду реакцию департамента на «самодеятельность» Сюзанны. Если там не усмотрят превышения её полномочий и нарушения закона, тогда позвоню Полу. Буду просить поддержки там, где нелогичнее всего будет её получить». Генри вспомнил про фотографию у себя в столе и ещё больше почувствовал ответственность за судьбу Бетти. Сюзанне не удалось довести до конца сеанс гипноза, и «слава богу». Хотя она кое-что «нащупала», но тут же «прокололась». И, конечно, уже сообщила своему начальству о случившемся. Генри прекрасно понимал, что спецслужбы не прощают своим агентам ошибки, и уже просчитал, что положение Сюзанны стало «шатким». Она проиграла, а Бетти в обиду он не даст.
- Все свободны. Диана, задержись на минуту. Джек, я с нетерпением жду сегодня результаты твоей работы, - закончил совещание Генри.
Диана уже ожидала разговора и спокойно смотрела на директора.
- Как ты думаешь, что за чушь несла Сюзанна по поводу другого имени Бетти, - начал Генри.
- Не имею понятия, доктор. Может она имела ввиду «раздвоение личности» или какое-нибудь другое психическое заболевание, но я считаю Бетти абсолютно здоровой, - немного замялась Диана и чуть позже добавила, - я убью эту Сюзанну, если она ещё хоть приблизится к девочке.
- Думаю, что тебе не придётся этого сделать, - с удовлетворением произнёс Генри, но замешательство Дианы не ускользнуло от его внимания, - Я сам займусь ей, а тебя попрошу: будь повнимательней к Бетти. После её обследования можешь опять пригласить её на выходные… Если оба этого хотите, разумеется.
- Конечно, Генри. Я сама хотела тебя об этом попросить, - с улыбкой произнесла Диана и как-то по-особенному посмотрела на него.
- Генри … , - Диана явно смущалась.
- Ну говори же, что с тобой…
- Если … , если Бетти действительно окажется … не той, за кого её принимают, ты сделаешь всё возможное, чтобы её не увезли отсюда, - Диана с трудом подбирала слова, чтобы Брайт понял её.
- Да, я сделаю всё возможное. Если кого-нибудь и попробуют вывезти отсюда, то только на его Родину. Мне кажется, пока хватит с них путешествий, - он тепло посмотрел на Диану, и в её глазах засветилась радость.
- Как Зарина ведёт себя на занятиях? Прогресс есть?
- Ожила немного. Развивается нормально, но по брату тоскует очень. Странная история, не правда ли, Генри? Родители погибли у неё на глазах, а брата она до сих пор забыть не может. Переживает чуть ли не каждый раз, как только вспомнит про него.
- В этом нет ничего странного. На Востоке, у мусульман, зачастую старшие дети воспитывают младших не хуже родителей, а иногда и заменяют их. Отец обеспечивает семью, на матери - весь дом. Поэтому дети очень дружны и привязаны друг к другу. Похоже, брат был у неё единственной «отдушиной» в жизни. Ты лучше подумай о чемпионате между девочками по баскетболу, - добавил он, давая понять, что ему надо заняться делами. – Как я понимаю, Бетти там отводится не последняя роль?
- Да, доктор, спасибо. Я не буду тебя задерживать, - Диана улыбаясь вышла из кабинета директора и направилась в спортзал. День начинался, и она настроилась на работу. После первого занятия она обязательно навестит Бетти.


Пол нашёл Генри в сквере за зданием школы. Тот сидел в беседке и изучал распечатанную на принтере электронную почту. Его давний друг – профессор одного из университетов в Англии прислал ему свою статью. Статья была посвящена проблемам подростковой адаптации к периоду взросления. По утрам Брайт всё чаще некоторое время уделял научной работе, затем приступал к школьным делам.
Пол поздоровался и присел рядом. Хорошее расположение духа, по-видимому, редко покидало его. Вид у него был бодрый. В его взгляде можно было заметить какую-то задорную смешинку. Широкое загорелое лицо дышало оптимизмом.
- У тебя проблемы с психологом? – Пол испытывающим взглядом посмотрел на Генри.
- Думаю, теперь это её проблемы. Но они меня не волнуют. Больше переживаю за здоровье девочки. Хочешь почитать заключение медицинской комиссии по этому поводу? – Генри «оторвался» от чтения статьи и повернулся к Полу.
- Я уже читал его. Заключение пришло по «факсу» от медиков в отдел по образованию.
Генри глубоко вдохнул утреннюю свежесть. Поздней осенью воздух в сквере стал насыщеннее и вбирал в себя аромат не только цветов и кустарника, но и листьев, иголок хвойных деревьев, туи, смешиваясь с влагой океана, становился только насыщеннее и приятно бодрил.
- Как ты думаешь, мне удалось избавиться от этого психолога?
Пол улыбнулся, - Ты недооцениваешь меня старина… Сюзанна оказалась настоящей стервой. Она настрочила на тебя официальный донос, где изобразила тебя почти как шиитского имама, открыто проповедующего ислам в своей школе. Ты, якобы, вербуешь сторонников религии мусульман, причём самой радикальной формы, а затем обращаешь в неё всякого, кто поддаётся твоему влиянию.
- Разумеется! А католиком я являюсь и посещаю костёл для маскировки своей основной деятельности. Так сказать, для отвода глаз.
Оба засмеялись. – Ну и дрянь - эта Сюзанна! На груди змею пригрел, - энергично выругался Генри.
- Бог с ней. Её уволили за превышение полномочий. Теперь прокурор штата пусть поработает над её досье. Хотя с хорошим адвокатом, я думаю, она выкрутится. Учитывая всеобщую атмосферу борьбы с терроризмом… Главное, чтобы из неё не сделали «народную героиню». Этакую Жанну Д Арк. Между прочим, она «наклепала» и на Диану. Мол, та незаконно брала девочку на выходные и с твоего разрешения занималась с ней самостоятельно у себя дома.
- Тяжёлый случай, - сострил Генри.
- Мне поручено проверить и это. В любом случае, обстоятельства складываются для тебя не так уж плачевно. Сюзанна «всплыла» вовремя. Ей предъявили обвинение, как минимум, по трём пунктам. Она пройденный этап. Есть новости похуже. Один высокопоставленный чиновник, невидимый для нашего глаза и находящийся вне сферы твоей деятельности, назовём его «комбинатор», спланировал посещение детьми того самого острова, на котором находится тюрьма с военнопленными из Ирака и Афганистана. Что-то вроде морской прогулки на катере. Там они вместе с кем-то из твоих преподавателей должны будут прогуляться по острову, а завершением экскурсии будет их прохождение мимо здания тюрьмы и отплытие обратно в Сан-Францисско. Как тебе эта затея? Лично мне поручено передать тебе эту информацию и узнать твоё мнение, хотя я догадываюсь – какое оно.
- Полный абсурд, и я категорически против…
- Видишь ли, клерк из отдела образования не мог сам придумать такое. Это было ему подсказано «сверху», людьми из ...
- Пол, да ты пойми, что мне не важно – откуда эти люди, - перебил Генри приятеля, - и не принципиально для меня, кто из них «комбинирует». Я только знаю, что я вляпался в полное «дерьмо» и не одобряю этих затей «наверху». Так можешь и передать начальству: я против. И не хочу участвовать в этих «играх».
- Да ты не суетись. Я сам получаю подобного рода информацию не из первых уст. Подумай лучше, как можно избежать таких мероприятий. Пораскинь умом на досуге. Пока это не «горит», и время ещё есть. У тебя же имеются связи в научных кругах, выходы на прессу… Чёрт, что я тебе советую! – Пол печально улыбнулся. На мужественном и волевом лице его комично отразилось удивление. – Ты же догадался, что я сюда командирован, и как раз для того, чтобы проводить в жизнь всю эту «чепуху» с образованием твоих деток. А ведь была интересная работа. Ну, ничего, это всё временно… Твоё мнение я, конечно, передам, но думаю, там уже его предвидят, и будут настаивать. Хочешь, съезди в департамент сам? Вот визитка того, кто передал мне эти планы о затевающейся экскурсии. Скорее всего, он тоже командирован сюда на время.
Посмотрев на визитку, Генри удивился. На ней была фамилия чиновника, который принимал его на работу. «Придётся пообщаться ещё раз», - подумал он и положил визитку в свой кейс, - « а я думал, что он занимается более серьёзными проблемами».
- Всё-таки, подумай, Генри. Может тебе следует быть погибче. Они ведь могут и настоять. Ну что из того, прогуляются дети на остров, или нет. На них это никак не отразится. Скорее их появление там должно, по мнению кого-то свыше, изменить поведение узников тюрьмы, скажем так, «размягчить» их.
- В том то и дело, Пол. Это взрослые «игры» и дети не должны в них участвовать. А вдруг, там, на острове кто-то захочет продолжить экскурсию детей уже по территории тюрьмы, показать изнутри архитектуру здания и ознакомить их с бытом и условиями содержания заключённых.
- Ну, это вряд ли. До этого, думаю, не дошло бы.
- А я не думаю… Пол, дружище, - миролюбиво обратился Генри к бывшему однокурснику, - ну какую достопримечательность мы покажем детям на острове: огромную серую развалину с узкими зарешетчатыми окнами, в которые будут смотреть грозные бородатые лица их соотечественников? Или их побреют к нашему визиту? Не лучше ли им посетить остров Пасхи в том же Тихом океане. Огромные каменные истуканы из древности произведут на них гораздо лучшее впечатление, чем тюрьма на острове, которая наверняка внешне не напоминает Лувр.
- Вот это ты и расскажешь чиновнику, - засмеялся Пол и хлопнул себя ладонями по коленям, - не будем сегодня больше о «грустном»… Что у тебя нового? Науку двигаешь?
- Да, работаю понемногу. Перед твоим визитом хорошую статейку получил по почте. Ещё не прочитал. Думаю, скоро напечатают одну из моих работ. Благодарю судьбу, что «материала» предостаточно. Да и «комбинатору» - спасибо, - Генри усмехнулся, - я всё больше и больше убеждаюсь: сколько бед и недоразумений в мире творится из-за глупости некоторых чиновников, в том числе и в развитых странах. И зачастую, из-за непонимания самых основных вопросов совместного существования людей, главным образом, национальных. Деформированное массовое сознание в связи с неграмотностью большинства играет даже с развитыми странами злую шутку.
- Ты опять о чём-нибудь глобальном?
- Как раз, наоборот – об особенном. Вот скажи, например, зачем нужно было французскому парламенту принимать закон о запрещении ношения детьми в школе – выходцами из мусульманских семей традиционных религиозных элементов одежды?
- Эти дети – французы и они живут во Франции. Значит, должны следовать закону. Как и все.
- Ты ещё скажи: и подчиняться большинству.
- Вот именно.
- Так это же глупо! Свобода вероисповедания должна быть не только в молитвенных местах. Традиционное одеяние людей имеет глубокие корни, уходящие в историю. То, что во Франции, как и во многих других государствах Европы учится какое-то количество детей потомков эмигрантов-мусульман из стран Северной Африки – это что, оказалось вдруг неожиданностью для французского парламента? Или кто-то усмотрел в этом вызов коренному населению страны?
- Ты же сам говорил про национальную идею в государстве и про уважение основного языка, на котором общается большинство и т.д.
- Всё верно, но особенности «отметать» ни в коем случае нельзя. Одно другому не мешает. Зато исчезнет конфронтация между людьми разных национальностей. И терроризм здесь тоже ни при чём. Многие сейчас говорят: все террористы – мусульмане. Но почему не говорят, что не все мусульмане – террористы. Ислам считает терроризм – одним из самых тяжких грехов. Нельзя здесь всех «под одну гребёнку». Такой подход только провоцирует террористов. Даёт им новые козыри в их страшном занятии.
- Генри, ты же часто бывал на Ближнем Востоке и в Средней Азии и прекрасно знаешь: психология толпы там сильно отличается от европейской. И менталитет мусульман неподражаем в этом смысле.
- Ты имеешь в виду групповое сознание. Бесспорно, оно отличается излишней эмоциональностью, порой жестокостью и цинизмом. Массовое сознание мусульман, на мой взгляд, тоже значительно отличается от остальных, но уже в меньшей степени. И уже совсем ошибочно полагать, что менталитет мусульманина – это диктат насилия и жестокости. Скорее, этим больше грешит наше правительство. Да, в характере мусульманина гипертрофировано понятие совести. Там одинаково не любят как сильных, так и слабых. Слабых – презирают, сильных – терпят. Справедливость приживается, если опирается на силу. Массовое сознание людей на Востоке – вообще предмет долгих споров и изучения.
- Вот ты и сам признал роковые особенности этих народов.
- Особенности есть у всех. Но, однако, это не мешает иметь мусульманам самые крепкие семьи. У них практически нет разводов. Да и в отношении жестокости многие из европеоидов давно перещеголяли представителей Востока. Ислам проповедует здоровый образ жизни и мирный нрав. Пример тому – поступок Мохаммеда Али. За то, что он отказался воевать во Вьетнаме, его дисквалифицировали как спортсмена, и он три года не выступал на ринге.
- И за это время утратил свою физическую форму.
- Зато потом наверстал и вновь стал чемпионом. Это яркий пример, как человек принимает религию и живёт ею. Он счёл эту войну несправедливой и поэтому отказался воевать.
- Ты хочешь сказать, что правительствам всех государств нужно подстраиваться под каждое религиозное течение и пустить всё на «самотёк»?
- Нет, законы должны быть едины. Просто каждый выбирает свой путь. А в политику зачастую приходят люди с «грязными руками», и эти люди принимают популярные меры, совсем не подозревая, к чему эти меры могут привести. Тем самым «подпитывают» терроризм, дают ему «второе дыхание».
- Как же бороться с терроризмом? – спросил Пол.
- А по всякому. Бить его извне и подрывать изнутри. Извне – тут всё ясно. Это мы умеем. А вот изнутри… Изучать людей надо… тщательно изучать с детского возраста и дальше… Я имею в виду психологию человека. А также особенности воспитания каждой народности, с которой входит в контакт государство. Иначе, будут совершаться ошибки, за которые расплачиваться будут все. Если бы большинство правительств государств Европы не заигрывало с Гитлером в тридцатые годы прошлого века, у второй мировой войны не было бы такого размаха. Главные беды на Земле происходят из-за попустительства Мирового сообщества действиям зарвавшихся лидеров – супердержав. Именно эти неправильные действия, а попросту агрессия порождает ответную реакцию.
- Значит, терроризм, по-твоему, справедливое возмездие за причинённый ущерб?
- Нет, конечно. Это самое ужасное порождение в мировой истории за последнее время. Причём, если раньше был, в основном, «одиночный» терроризм, то сейчас он стал почти массовый, с участием большого количества исполнителей. Исполнители, их большинство, это наёмники – «мелкие сошки», люди, вернее нелюди как правило с больной психикой. А вот главари, так называемые идейные вдохновители или духовные лидеры – они и есть организаторы террористической деятельности. У них уязвлённое больное самолюбие. Может быть с детства. Зачастую даже большие деньги их не интересуют. По их мнению, они создают противовес сильным державам. Их раздражает могущество других государств и собственные пороки, и они используют любые их (супердержав) ошибки для своей кровавой деятельности. Налицо патология, но тщательно развиваемая извне действиями мировых лидеров. Не зря пишут журналисты, что Усама бен Ладен имел в прошлом личные связи с нашим президентом и даже работал на ЦРУ.
- Известные факты. Как же нужно, по-твоему, поступать с террористами?
- На мой взгляд, здесь нужно идти по двум направлениям: террористов, в первую очередь, духовных лидеров – уничтожать, но необходимо и Мировому сообществу, ООН - в том числе, осуждать и пресекать агрессивные действия ведущих держав без причины вмешивающихся во внутреннюю жизнь других государств. Санкции должны быть только экономического и финансового характера. Вообще, экономическое сотрудничество – единственная перспектива развития мира на Земле. Любая борьба за рынки сбыта или за расширение политического влияния должна проходить только с помощью переговоров и сотрудничества. И ещё – борьба с коррупцией. Внутри некоторых государств много чиновников, которых с помощью подкупа можно заставить пойти на преступление и пропустить на борт самолёта, например, любого религиозного фанатика или женщину – смертницу.
- Это бывает там, где чиновникам мало платят, а значит, в странах бывшего соцлагеря, - уточнил Пол.
- Да, русские, больше всего грешат именно этим и страдают от этого. Но дело здесь не только в стимулировании труда. Если люди не уважают самих себя, страну, в которой выросли и живут, бесполезно бороться с коррупцией. Кстати, в бывшем СССР не было террористических актов подобного рода. Как только страна утратила национальную идею, это не преминуло сказаться.
Генри поднёс к уху трубку сотового телефона. Звонил охранник, только что заступивший на дежурство. Из его слов Генри понял, что приехали родственники Зарины навестить её, а заодно познакомиться с ним, директором школы. Дав разрешение пройти к нему, Генри отключил телефон. Пол уже поднялся со скамьи и собирался попрощаться. Пожелав ему всего хорошего, Генри направился к себе в кабинет. Визиты родственников не были так часты, и он всегда со вниманием относился к их посещению. Любая информация о родственниках детей была для него ценна, а в связи с последними событиями в школе, он вообще решил не расслабляться. Да и дети всегда были очень рады слышать любую весточку с Родины, хоть на миг, да вдохнуть запах далёкого, но не забытого ими отечества, всё ещё не отпускавшего их в мыслях и воспоминаниях.

Они стояли, один напротив другого, на расстоянии полуметра и враждебно, но без ненависти смотрели друг другу в глаза. В одном – черноволосом и смуглом, с большим с горбинкой носом, можно было без ошибки узнать внука гордого аксакала, жаждущего побоища и мести за причинённую обиду. Другой, русоволосый и загорелый, был спокойней, однако, не менее решительный. «Не дать себя побить и не быть пассивным»,- был его девиз. Вскоре началась потасовка. Обмен ударами становился всё жёстче. Силы были примерно равны. Ахмед уже несколько раз побывал на земле, и было ясно, что решит исход поединка только воля и характер сильнейшего. Зрителям невозможно было предугадать, кто победит, так как правым считал себя каждый из двух дерущихся, а поддерживали того и другого примерно равное количество ребят. Был момент, когда Тони промахнулся и почти упал рядом с Ахмедом, но тот неловко навалившись на Дугласа, упустил инициативу и вновь стал наступать на него, пропуская в ответ удар за ударом. Уже почти стемнело, когда стали раздаваться недовольные возгласы, чтобы перенести поединок или назначить победителя голосованием, как вдруг Ахмед после пропущенного удара повалился на спину рядом с кустом акации. Тони ничего не оставалось, как придавить грудь Ахмеда сверху коленом, чтобы зафиксировать победу, но произошло то, чего ещё никогда не было в школе. Приходя в себя, Ахмед обвёл глазами наблюдавших за дракой ребят. Ему вдруг показалось, что все усмехаются, глядя на него, и даже презирают его за беспомощность. Ахмед вдруг вспомнил поучительные слова своего деда: «используй любой шанс, чтобы победить, если ты прав или чувствуешь себя таковым». Он даже представил укоризненный взгляд и покачивание бородатой головы деда, защищённой от жары чалмой. «Я убью его», - вспыхнула молнией мысль, Ахмед был уже не в силах действовать здраво и осмысленно. Он выхватил откуда-то из кармана нож и уже был готов им воспользоваться. Не ожидавший такого поворота событий, Тони быстро отпрянул назад, но кисть руки Ахмеда с ножом была уже плотно прижата к земле чьим-то мокасином. Повернув голову, Тони увидел Исмаила, выступившего из толпы мальчишек и спокойно смотревшего в искажённое злобой лицо Ахмеда. «Вставай, ты проиграл, брат», ледяным голосом в свойственной ему манере проговорил Исмаил. «Нехорошо, чтобы кто-то ещё это видел», - снова сказал он и кивнул на руку Ахмеда, сжимавшую нож. Все недовольно отвернулись от Ахмеда и начали расходиться. Никто не ожидал такой концовки, ведь «такое» не было принято среди ребят в школе; правила есть правила, а значит Ахмед уронил себя в глазах всех. Но что случилось, то случилось … Все разошлись, а Исмаил ещё долго сидел рядом с Ахмедом на «корточках» и о чём-то недовольно говорил ему; тот молчал, лишь изредка кивал головой и старался не возражать ему. Печальный звук рожка звучал в голове Ахмеда и возвещал всем о его досадном поражении.

В кабинет Генри быстро вошли трое смуглых уже немолодых людей, типичных представителей Востока, одетых в летние костюмы из тонкой белой хлопчатобумажной материи. Поздоровавшись, сразу представились и показали свои загранпаспорта граждан Ирака. Один из них был дядей Зарине, другой – двоюродным братом, третий – тоже какой-то дальний родственник. На «ломаном» английском дядя Зарины пытался объяснить, что ему с большим трудом удалось разыскать свою племянницу, что очень удивлён её местонахождению и война принесла ещё очень много бед и неприятностей, а также, что он не прочь будет забрать её поскорее, как только оформит необходимые документы. Брат Зарины и другой родственник только молча кивали головами, а в остальное время пристально наблюдали за Генри. Все трое были возбуждены и не скрывали этого. Видно поиски пропавшей девочки заняли у них много времени и сил. Общаясь с ними, Генри несколько раз пытался уточнить причину и обстоятельства переезда Зарины из Ирака в Штаты, но тщетно. Они ничего не знали или делали вид, что не знают. Отец и мать Зарины погибли, и все заботы о воспитании девочки теперь лягут на плечи её дяди и других родственников. Жить и учиться она будет у себя на родине, и они все очень рады, что Зарина жива и теперь они все будут вместе.
Генри в свою очередь, рассказал им про свои наблюдения и успехи девочки в учебном процессе, как долго она привыкала к «новым условиям», как попыталась сбежать из школы, воспользовавшись отлучкой охранника из КПП школы. Затем успокоил их, что с переездом Зарины никаких проблем не будет, но было бы очень неплохо, если она доучиться хотя бы до января следующего года, так как первый этап обучения заканчивается в декабре. Рождественские каникулы она может провести здесь, в Америке, а затем кто-нибудь из её родственников приедет за ней.
На этом варианте и остановились, но какая-то мысль постоянно пряталась, ускользала от Генри во время разговора. Что-то было недосказанным, важным и он не мог вспомнить, что именно. Внезапно его осенило: «Что с братом Зарины, с Тимуром?» - наконец спросил он у родственников. «Пропал без вести, скорее всего - погиб» - был ответ старшего из них. «Погиб при взрыве бомбы; так говорят соседи – очевидцы этого события», - заключил он, – «пусть Аллах хранит его душу». Все немного помолчали, затем дядя Зарины выразил желание увидеться с племянницей. Брайт прекрасно знающий нравы и обычаи народов Востока, ещё раз поразился выдержке этих людей. Конечно, он не возражает, пусть увидятся, погуляют. «Она скорее всего в сквере, за зданием школы», - сказал он, - «только у меня просьба, - значительно произнёс Генри, - не говорите пока ей о брате, эта боль только стала стихать, не нужно её сейчас травмировать. Со временем она успокоится и ей легче будет пережить, вернее, осознать эту потерю. Увидев понимание на лицах родственников Зарины, Генри показал им, где можно её найти, а сам позвонил охраннику, чтобы тот сопроводил их.
Подойдя к распахнутому окну, Генри почувствовал свежесть и запах дождя. В парке на лужайках и рядом с беседками, везде было темно, хотя ещё не было поздно. Облака плотно сомкнулись на небосводе, кое-где уже чернели грозовые тучи. В такое время особенно чувствуешь аромат цветущей камелии, слышишь предгрозовой тревожный гомон птиц, стриженая трава отдаёт свой сочный газонный экстракт в воздух, напоминая о недавнем посещении стадиона. Вся растительность в парке стала вдруг яркой, чуть ли не пёстрой. Такое бывает только перед грозой. Этакий «парадокс полумрака». «Ничего, - подумал Брайт, - иногда и гроза нужна, тогда лучше ценишь солнце и хорошую погоду». Первые маленькие капли дождя, почти «пылинки» коснулись его загорелого лица. Но вокруг было ещё тихо и спокойно. Казалось, стихия ещё спала, готовясь проснуться. Прикрыв окно, он присел в кресло и включил компьютер. Предстояло сделать наброски характеристик на детей по итогам первого полугодия обучения. Вспомнилось вдруг поведение родственников Зарины во время его рассказа о её попытке побега из школы. Вопреки его ожиданиям, они почти никак не отреагировали на это. Как будто для них это было «в порядке вещей». Ему показалось, что одного из них это даже развеселило. « Потом, - решил он вдруг, - потом характеристики, к чёрту всю эту писанину…». Он опять в который раз вспомнил визит к нему Пола и его рассказ о затее «комбинатора» с посещением тюрьмы детьми из его школы. Всё это может плохо кончиться, даже очень плохо, если ситуация выйдет из под его контроля. Кажется, Пол давал какой-то совет. Генри пришло на ум следующее: надо обратиться через Интернет к благотворительным организациям и рассказать о существовании школы с подробным указанием её адреса и специфики. Пусть все узнают о ней. И только. В чём эти дети виноваты? Эта «возня» не имеет к ним никакого отношения. «Она» должна пройти мимо них. И у меня остаётся не так много времени. Нужно действовать. Пальцы бегло защёлкали по клавиатуре. Просматривая сайт за сайтом, он нашёл их несколько, связанных с благотворительными фондами. «Привлеку внимание общественности, - думал Брайт, рассылая подробную информацию о школе, - фонд сразу выйдет на прессу с целью рекламы его благотворительной деятельности. Затем оповещу департамент: нужны были ещё финансы – вот я и обратился к ним. Генри решил, что таким образом он выйдет из положения. Электронная почта быстро растворялась в мощной сети Интернета. Информация о школе содержала почти все необходимые данные для рекламной акции. Брайт старался дать реальное описание всех элементов этой «авантюры». Расчет был верным. Школой заинтересуются, а значит, будет сложнее использовать детей в качестве «живого» щита. Он откинулся на спинку кресла. Теперь оставалось ждать и играть в сложную игру с «комбинатором».
За окном полыхнула молния. Ветер разгулялся настолько, что срывал листья магнолий и пальмовые ветви, которые, падая, кружились по парку. Темноту время от времени нарушали яркие вспышки зарницы. Генри выключил свет в кабинете. Домой не хотелось. В последнее время его отношения с Линдой буквально разладились. Работа стала съедать почти всё его свободное время. Это не могло не сказаться на её поведении. Линда тоже стала часто приезжать домой всё позже и виделись они лишь в конце недели за скучным ужином, отсутствующе смотря телевизионные передачи. Генри понимал, что Линду это не устраивало, и собирался поговорить с ней. Звуки дождя прервал телефонный звонок. Генри снял трубку: звонила жена. Из её слов он понял, что она уезжает от него, так как устала и не хочет ему мешать. Его работу она ценит и уважает, да и его самого тоже, но жить так больше не собирается. Вечерним поездом она отправляется к себе в Техас, и провожать её тоже не нужно. Вот и всё … Генри почувствовал себя опустошённым. «Этого ещё не хватало», - подумалось с горечью. Торопиться было некуда, и вопреки своим правилам он достал из холодильника бутылку хорошего виски, которую хранил для гостей и откупорил её. Спиртное слегка обожгло горло и хмель мягко, но быстро подействовал, унося на какое-то время тревогу и ощущение дискомфорта на душе. Все преподаватели уже уехали из школы, и он решил расслабиться в первый раз у себя в кабинете, без свидетелей и наедине с бутылкой «доброго» шотландского виски. Гроза миновала, и за окном заметно посветлело, несмотря на поздний вечер; но дождь всё ещё шёл. В какой-то момент, когда Генри стоял у окна, ему показалось, что вдалеке среди деревьев мелькнула светловолосая голова Джулии, но, всмотревшись пристальнее, он решил, что это лишь видение или игра света на закате солнца. Да и кого из детей в такую погоду увидишь в парке. На всякий случай он позвонил охраннику и попросил того сделать обход территории. Родственники Зарины уже навестили её и покинули школу, обещая приехать в конце недели ещё раз. Шум на этаже тоже стихал, дети постепенно собирались в комнатах, и дежурная уже включила ночное освещение в коридорах и на входе в здание – в вестибюле. Генри закрыл дверь кабинета на ключ и ещё немного выпил, затем заварил крепкий кофе. Усталость и депрессия проходили, и он немного взбодрился. Слушая слабые «шорохи» детских тапочек в коридоре, Генри уже не в первый раз скорее почувствовал, чем подумал, что нечто большее, чем совместное существование в течение некоторого времени объединяет его с воспитанниками школы; но в чём это «нечто» заключалось – не мог понять и в который раз отогнал от себя эти мысли. Однако несколько минут спустя, уже почти засыпая сидя на диване, он вдруг вспомнил свою бабушку по линии матери, которая долгое время воспитывала его одна, в то время когда родители были заняты решением своих личных проблем. Бабушка его выросла в семье эмигранта из России. Отец привёз её в Америку двенадцатилетней девочкой, и потом она постоянно рассказывала маленькому внуку о том, как тяжело ей было без Родины, на чужбине, как горько было первое время ощущать ей, совсем юной, эту утрату, тем более, что приехать в Россию даже на небольшое время она так и не смогла. Именно она - эта «параллель», проведённая в его подсознании между бабушкой и этими детьми из школы оказалась этим самым «нечто» и решила все оставшиеся сомнения относительно правильности его действий и занятой позиции.
Брайт уже почти заснул, когда молния сверкнула так ярко и капли дождя с градом так сильно забарабанили по стеклу, что он не удержался и подошёл к окну. И в этот раз он уже отчётливо в свете вспышек молний разглядел Джулию, стоявшую в глубине парка под пальмой, плотно приникшую к её стволу, почти слившись с ним в одно целое. «Что-то с ней не то», - бормотал Генри, быстро направляясь к двери кабинета и на ходу доставая ключ из кармана брюк, - «Что-то случилось». Ключ ещё некоторое время проболтался в скважине, пока Генри не сообразил, что перепутал «связки». Наконец дверь открылась, и он почти побежал по коридору к входу в здание, одновременно давая указания дежурной проверить – все ли дети на месте.


* * *

Джулия и Доминик сидели у телевизора, сдвинув стулья почти вплотную, и смотрели очередную спортивно-развлекательную передачу. До ужина оставалось совсем немного времени. У экрана собралось много детей, так как сильный дождь и гроза прогнали всех из парка. Показывали скорее шоу, где взрослые и дети прыгали наперегонки в мешках, натянутых им почти по грудь, падая и опять вставая; кидали мячи в баскетбольное кольцо, набирая очки, ныряли в бассейн – кто глубже и т.д. Доминик был молчалив и хмур. Ему всё реже и реже вспоминалась та ночь, когда их родители (его и Хосе) тайно вывезли свои семьи из Кубы в штат Флорида на катере, управляемом каким-то контрабандистом. Катер был перегружен товаром, и оставалось уповать на хорошую погоду ночью. Родители мальчиков давно хотели покинуть Кубу, но им это не удавалось, так как они работали на предприятии, сотрудникам которого было запрещено покидать страну до истечения определённого срока после их увольнения. Наконец был назначен день (вернее ночь), когда планы беглецов должны были осуществиться. Поначалу всё шло хорошо, и мальчики крепко спали в трюме катера, пока морская качка и брызги волн не разбудили их. Катер настолько сильно болтало на волнах, что стихия буквально смыла за борт, пытавшихся управлять катером отца Доминика и контрабандиста – владельца судна. Ничего сделать было невозможно, и на глазах оцепеневшего Доминика его отец потерялся в морской пучине, так и не увидев берега Соединённых Штатов. Всё «это» часто снилось обоим кубинским мальчикам, и забыть такое было невозможно.
Джулия уже досмотрела передачу, и её внимание было поглощено сводкой спортивных новостей, в которых как раз освещали обзор боксёрских поединков за прошедшую неделю. Один фрагмент боя заставил её сосредоточиться … Показывали её отца, дерущегося с чернокожим боксёром в Лас-Вегасе. В одном из эпизодов боя, Френсис Аваль неловко упал и продолжал лежать на ринге, никак не реагируя на происходящее вокруг него. Джулия вцепилась пальцами обеих рук в сиденье стула и продолжала смотреть на экран. Она никогда ещё не видела отца таким беспомощным и, казалось, потеряла дар речи. Как ей хотелось, чтобы ударили не папу, а её – она бы всё выдержала и спасла отца от боли и унижения. Она и понятия не имела, что такое профессиональный бокс и каким жестоким он бывает. Никто не имел права так поступать с её папой. «Встань же, наконец, папа, встань!» - шептала она, а пальцы уже посинели, сжимая стул. Кроме Доминика вокруг не было никого, кто мог бы ей помочь, успокоить. Услышав, произнесённое диктором незнакомое слово, Джулия подёргала Доминика за рукав рубашки: «Доминик, что такое - кома? Ты слышишь, Доминик?» Доминик посмотрел на неё отсутствующим взглядом. «Кома?» – задумчиво переспросил он, - «кома – это смерть…». Позвонили к ужину. Дети не спеша поднимались со стульев и направляясь к выходу, шли в столовую на первый этаж. Она тоже по инерции пошла с ними, но внизу она машинально пройдя мимо столовой, вышла из школы в парк…
Полчаса под проливным дождём, вся дрожа, мокрая от слёз и влаги, падающей с неба, Джулия стояла, обняв ствол пальмы недалеко от беседки. В беседке никого не было, но она не хотела туда идти. Беседка напоминала ей ринг, на котором она только что видела распростёртым своего отца. Только ринг освещали, а в беседке было темно и сыро. Она уже вся промокла, ноги как будто одеревенели. Вся устав от рыданий и плача, Джулия ещё раз ужаснулась: как такое страшное и незнакомое слово, которое произнёс диктор телевидения, может иметь отношение к её отцу? Нет, этого не может быть, это невозможно, папа должен был встать, он не умер. С этими мыслями она побрела по парку, и обогнув здание школы, сама того не заметив, остановилась у входа с противоположной стороны. Молния сверкнула почти над самой головой Джулии, и разрезав темноту вечера осветила сидевшую недалеко от неё на ступеньках лестницы фигуру девочки. Она сидела с низко опущенной головой и вытянутыми перед собой руками, локтями упиравшимися в согнутые в коленях ноги. Чавкая водой, наполнившей её кроссовки, Джулия, охваченная страхом, направилась к ней.

Генри почти бегом спускался к выходу первого этажа. Ливень разбушевался так, что было сыро даже в коридоре на полу, куда через временами открытую входную дверь залетали вместе с ветром капли дождя. У выхода стояла пахнувшая пирогами и джемом Виржиния с уже раскрытым зонтом и не решалась дойти до машины, пережидая непогоду. Брайт даже не обратил на неё внимания и проскользнул мимо. «Доктор, сегодня Зарина была абсолютно не в себе за ужином», - произнесла она, - «а перед этим она гуляла в парке, похоже со своими родственниками. Они из Ирака, Доктор?» Брайт уже не слышал её и выбежал из здания. «А Джулии совсем не было за столом, она не ужинала», - прокричала Виржиния уже ему в догонку, видимо чувствуя неладное. Генри подбежал к беседке, к той пальме, у которой только что, по его предположению стояла Джулия, и никого не обнаружил. Только пара следов от обуви так и осталась темнеть на траве у ствола дерева, напоминая о недавнем её присутствии. Он подбежал к центральным воротам школы и застал охранника спящим сидя в кресле недалеко от пульта управления в помещении «проходной». «Какого чёрта», - выругался Генри и, нажав кнопку вызова ночной дежурной, спросил об отсутствующих в здании. «Нет только Зарины и Джулии, Доктор», - прозвучало в ответ. Генри дал указание охраннику двигаться с осмотром вокруг школы, а сам побежал в противоположную сторону, чтобы замкнуть «круг». В парке никого не было. У торца здания валялась забытая кем-то из девочек промокшая насквозь «мягкая» игрушка. Верхушки пальм, как шевелюры огромных великанов мотало в разные стороны, а крышу одной из беседок буквально сорвало ветром, и она рухнула недалеко от Генри, который в это время бежал вдоль ограды. Обогнув здание, он уже увидел в темноте плащ и накинутый капюшон охранника, шедшего ему навстречу, разводя руками и что-то крича сквозь шум дождя.
Остановившись напротив «тыльного» входа в здание и осветив его фонариком, Генри сосредоточил своё внимание на мокрых следах, ведущих вверх по ступенькам. «Наконец-то», - облегчённо вздохнул он и устало махнул рукой охраннику, – «Всё в порядке, возвращайся к себе».
Следы вели на второй этаж. Поднимаясь по ступенькам, Генри подумал, что стоит сейчас посмотреть на состояние Джулии, слишком неестественным выглядело её появление в парке во время грозы. Но две пары следов, а их Генри уже отчётливо разглядел даже при тусклом ночном освещении, вели к лестнице на крышу здания. Люк над лестницей был открыт и в проёме он увидел бездонную черноту неба. Стараясь не думать о самом страшном, что может случиться, он спокойно, но быстро взобрался на крышу. Терять время было нельзя. Он почувствовал, что даже секунды здесь решат всё или уже ничего. На крыше было темно. Свет фонаря упирался в густоту водяных струй, падающих сверху. Через мгновение он уже двигался вдоль края крыши, у парапета – невысокого шириной в два фута возвышения, за которым был уже обрыв. И, наконец, в нескольких метрах от себя он едва заметил их – две фигуры промокших «до нитки» детей. Они стояли на самом краю скользкого парапета лицом к обрыву, взявшись за руки, смотря прямо перед собой, и не замечали его. Генри выключил фонарь и даже в темноте он увидел, насколько бледны были их лица. Быстро, но плавно – по кошачьи он продолжил движение и оказался рядом с Зариной и Джулией, на расстоянии вытянутой руки от них.

Джулия медленно подошла к сидящей в темноте на ступеньках ссутулившейся девочке и узнала в ней Зарину. Что-то вроде надежды шевельнулось внутри у Джулии, что та, может быть попробует иначе объяснить ей то, что произошло с её отцом, пожалеет её, даст надежду, как сама она не раз поступала, общаясь с Зариной. Но уже в следующую секунду увидев бескровное лицо подруги с огромными полными горя чёрными глазами, смотрящими куда-то мимо Джулии, она почувствовала, что произошло что-то страшное в жизни не только её – Джулии, но и Зарины.
Слегка тронув её за плечо, Джулия негромко окликнула Зарину по имени. Но та находилась в каком-то жутком стрессе и не приходила в себя… Через какое-то время она подняла голову и, узнав Джулию, сдавленно проговорила: - Нет брата… , нет больше его. – Подожди, - проговорила в ответ Джулия, превозмогая озноб, - откуда ты это знаешь, почему так говоришь? – Сказали…, дядя сказал. Я не могу больше жить.
Тревога и страх вновь овладели Джулией, но уже с новой силой. Она устала бороться и противостоять одна этим невыносимым мыслям. Никто, никто и никогда не сможет ей помочь, потому что она теперь одна, совсем одна. – Я тоже не хочу, пойдём… , - ответила она Зарине, крепко взяла её за руку и потянула вверх по лестнице. Та недолго сопротивлялась, и обе не заметили, как оказались на крыше под проливным дождём, наедине с темнотой ночи и вечностью, которую эта ночь являла в их сознании. Сколько вечеров провели они на этой крыше, сколько сокровенных мыслей и надежд высказали друг другу. Эта крыша долгое время была для них хранилищем секретов и заветных желаний. Она и сейчас их не пугала, а только манила своей темнотой, загадочностью и стихией. Почему-то только она могла принять их, поглотить и отвлечь от всей этой короткой и безнадёжной их жизни, безрадостной и полной надежд – днём и мучительной от ожиданий и бессонницы – ночью.
Гром прогремел откуда-то сверху, и порыв ветра осыпал их брызгами воды, но они уже ничего не боялись. – Ты, в самом деле, не хочешь больше жить? – пролепетала озябшими губами бледная Зарина, не замечая, как намокший халат путался полами у неё в ногах, и даже не пытаясь убрать с лица мокрые волосы, слипшиеся от влаги. – С тобой вместе я не боюсь, - прокричала ей в ответ сквозь раскаты грохочущего грома Джулия, ничего не слыша, но догадываясь о том, что может сказать сейчас её подруга и лишь крепче сжала руку Зарины. Так вдвоём, взявшись за руки, они взобрались на парапет крыши и повернулись к её краю. Чернота бездонной пропасти внизу уже не пугала их. Они были лишь песчинками огромного мрака, охватившего всё вокруг. На какую-то секунду – в одно мгновение, далеко впереди вдруг показались неярко мелькнувшие огни «многоэтажек», напомнив Джулии про тепло и запах камина в их с отцом квартире, а Зарине – вечерний Багдад до бомбардировок и обстрелов… Сильный порыв ветра ударил им в спину и они плавно одновременно качнулись вперёд, к краю…

Стук в дверь разбудил Генри. Впервые он проснулся у себя в кабинете школы и не очень хотел вспоминать события минувшей ночи. Слегка удивлённому Ричарду он сказал, что совещания сегодня не будет, а после обеда он соберёт всех у себя – «есть не очень хорошие новости».
Наскоро умывшись, он вернулся в кабинет и заварил кофе. «Всё ещё удачно закончилось» - родилась первая мысль, когда он отхлебнул из чашечки, - «даже вполне удачно». Из изолятора медицинского пункта школы позвонила медсестра, и пожелав доброго утра Генри, спросила о его здоровье. В ответ Генри поинтересовался о её самочувствии: «Спасибо, сама – то, как…?» Сестра поначалу опешила, но, зная своеобразный юмор шефа, улыбнулась в трубку и доложила ему, что девочки крепко спят, так как поздно ночью она всё-таки решила дать им снотворного (детского, разумеется) и проснутся они ближе к обеду. Обе основательно простыли и врач – Джек Роулз, скорее всего, назначит им лечение, так что дня два-три их лучше не беспокоить. Допивая кофе, Генри решил, во что бы то ни стало дозвониться отцу Джулии, а в случае отрицательного результата, разыскать его и сообщить обо всём, что произошло с его дочерью. От ребят из её группы Брайт уже понял, что с Френсисом, но ему нужна была ясность. Девочка скоро очнётся и нужно будет что-то сказать ей. Вот с Зариной будет куда сложнее. Генри догадался, что ей всё рассказали про брата, но что-либо предпринять здесь было невозможно. Он должен был предвидеть такой исход после визита её родственников из Ирака и кое-какие мероприятия уже собирался осуществить.
Следующим визитом к Генри была делегация, состоявшая из Дианы и Билли Муна, которые пришли с известием о скором чемпионате среди школ Сан - Францисско по баскетболу, в котором примут участие его подопечные. Их заявку приняли и рассмотрели, а первая игра отборочного тура будет уже на этой неделе и на «своём поле», так что мальчики должны готовиться ещё серьёзней. Отборочный тур пройдёт быстро. Ежедневно в течение двух недель они будут встречаться поочерёдно с различными сборными командами школ. По количеству набранных очков определятся команды, прошедшие в следующий этап соревнований. На этом хорошие вести не закончились. Преподаватель по Мировой Художественной Культуре – Джессика Пиркс приглашала всех на премьеру школьного спектакля «Ромео и Джульетта». В тоне Луизы чувствовалась гордость за проделанную работу и очевидные успехи её воспитанников и её лично, так что пропустить было нельзя.
День выдался «плотный» и необходимо было его спланировать. После обеда он намеревался съездить в департамент и пообщаться по поводу невозможности поездки детей на «остров», тем более что аргументов против этой поездки он подготовил немало. Это был скорее самый неприятный элемент предстоящего дня, и он был к нему готов. До премьеры спектакля оставалось немного времени, вполне подходящего, чтобы просмотреть электронную почту. Корреспонденция была большой и порадовала его. Раскрывая сообщение за сообщением, он с удовольствием отметил, что школой заинтересовались, и предложений приехать к ним было немало. «Отметая» контакты со скандальными агентствами, Генри останавливался на более солидных организациях, и отвечал им по почте приглашением посетить школу в любое удобное для них время. Затем он раскрыл сообщения от людей, желавших пригласить детей к себе в гости на Рождественские каникулы. Люди, приславшие эти сообщения, были с виду вполне состоявшимися и респектабельными личностями и предъявляли по почте все необходимые для такого мероприятия справки и отчёты. Генри вывел всю нужную информацию на печать и посмотрел на часы. Спектакль уже начался, и нужно было поторопиться, чтобы успеть посмотреть хотя бы минут сорок, а затем отъехать в департамент к назначенному времени. Спускаясь на первый этаж, он услышал раздававшийся в тишине спортзала диалог Ромео и Джульетты в исполнении Тони Дугласа и Бетти:

- Как ты сюда пробрался? Для чего?
Ограда высока и неприступна.
Тебе здесь неминуемая смерть,
Когда б тебя нашли мои родные.

- Меня перенесла сюда любовь,
Её не останавливают стены.
В нужде она решается на всё.
И потому – что мне твои родные!

Когда Генри осторожно прошёл и сел на зрительскую скамейку, на сцене уже присутствовала Кормилица:
- Возьми мой веер и ступай вперёд проворней.
Без труда в Кормилице Генри узнал тщательно загримированного и одетого в пышные платья Исмаила. «Ему лучше подошла бы роль чернокожего Отелло», - улыбнулся он своим мыслям. Комично, вопреки жанру трагедии, подыгрывая Бетти и Тони, Исмаил отвлекал своей игрой большую часть зрителей и наперекор сценарию вызывал смех и восхищение. Смеялся и Генри, от души радуясь первой постановке школьного спектакля и его восприятию детьми как первого коллективного успеха. Он знал, что теперь последует вторая и третья постановки по другим произведениям, так как желающих принять участие становилось всё больше. Джессика будет использовать произведения различных авторов, в том числе и восточных и дети с одинаковым успехом проявляли интерес как к персонажам произведений Шекспира, Марка Твена, так и Тауфика аль-Хакима, Хафиза и Саади. А затем после спектакля они бежали в спортзал или на баскетбольную площадку, чтобы продолжить тренировки и занять достойное место в соревнованиях среди других школ Сан-Францисско.

Пол предварительно позвонил, а уже через час буквально влетел в кабинет Генри.
- Есть новости, сообщил он с бодрым видом.
- Что случилось? Тюрьма взлетела на воздух? А её персонал во главе с руководителем наверняка канонизировали и возвели в ранг «великомучеников» за победу в борьбе с сопротивляющимися узниками? – съязвил Брайт, порядком уставший от «новостей» в последнее время.
- Почти, но наоборот. Персонал тюрьмы полностью под следствием. Со всех взяли подписки о невыезде. Нити следствия ведут как всегда «наверх» - в министерство Обороны но, похоже, туда не «докопаться». В этом никто не заинтересован. А тебе будет теперь легче…, гораздо легче.
«Значит, визит в департамент отпадает», - подумал Генри с удовлетворением, и ему почему-то не хотелось рассказывать Полу о ночном происшествии.
- Что было причиной столь неожиданных обстоятельств? - поинтересовался Генри.
- Утечка информации и последующий за ним репортаж журналистов. Они, как всегда, «на острие пера». Достали фотографии, другие материалы, содержащие доказательства издевательств над военнопленными и передали их по одному из каналов телевидения. В общем, «заварили кашу», а одного из руководителей министерства Обороны, который …
- Комбинатора?
- Именно. Срочно отправили в командировку в солнечный Ирак с инспекцией. Хотя, возможно и его подставили, так как ещё более высокое начальство, как правило, в курсе всего…. Об этом говорит тот факт, что процесс разбирательства идёт «закрытым», т. е. огласке не подлежит.
Генри порадовался бы всему этому более бурно, но состояние недосыпа сдерживало эмоции.
- Ну, а что у тебя нового? – Пол всмотрелся в лицо бывшего однокурсника, - э-э-э, да ты не в форме, - протянул он с удивлением, - не теряй бодрости, а то твои янычары совсем носы повесят, глядя на тебя.
- Не выспался, бывает…, - пробурчал Генри, - послушай, что мне принёс с просьбой перевести один местный вундеркинд.
Генри имел в виду Исмаила, который накануне зашёл к нему и попросил сделать перевод с арабского одного стихотворения. После перевода на английский язык, это стихотворение должно было стать письмом Исмаила президенту Соединённых Штатов. Генри перевёл его, но затеи не одобрил. И прямо сказал Исмаилу об этом, хотя мысль эту назвал смелой и оригинальной - «Посещение глухим больного соседа»:

«Зазнался ты! – мне в Мире говорят. –
Ирак ведь болен много лет подряд!»

И Буш подумал: «Глух я! Как пойму
Болящего? Что я скажу ему?
Нет выхода…. Не знаю, как и быть,
Но я его обязан навестить.

Пусть я глухой, но сведущ и неглуп;
Его пойму я по движенью губ.

«Как здравие?» - спрошу его сперва.
«Мне лучше!» - воспоследуют слова.

«И слава богу! – я скажу в ответ. –
Что ел ты?» Молвит: «Кашу иль шербет».

Скажу: ешь пищу эту! Польза в ней!
А кто к тебе приходит из врачей?»

Тот Демократии мне имя назовёт.
Скажу ему: «Благословляй её приход!

Как за тебя я радуюсь, мой друг!
Сей лекарь уврачует твой недуг».

Так подготовив дома разговор,
Наш Буш пришёл к болящему во двор.

С улыбкой он шагнул к нему в жильё,
Спросил: «Ну, друг, как здравие твоё?»

«Мне плохо», - простонал больной.
«И слава богу!» - отвечал глухой.

Похолодел Ирак от этих слов,
Сказал: «Он - худший из моих врагов!»

Глухой движенье губ его следил,
По-своему всё понял и спросил:

«Что кушал ты?» Больной ответил: «Яд!»
«Полезно это! Ешь побольше, брат!

Ну, расскажи мне о твоих врачах».
«Уйди, мучитель, - Азраил в дверях!»

И Буш воскликнул: «Радуйся, мой друг!
Сей лекарь уврачует твой недуг!»

Ушёл глухой и весело сказал:
«Его я добрым словом поддержал.

От умиленья плакал человек:
Он будет благодарен мне весь век».

Ирак сказал: Он мой смертельный враг,
В его душе бездонный адский мрак!»

Вот как обрёл душевный мир глухой,
Уверенный, что долг исполнил свой.

- Ну, вот у тебя уже и поэты появились, - скептически отметил Пол.
- Это Руми – ХIII - й век. Парень его просто перефразировал, вложив свой смысл в эти строки. Получилось неплохо, как ты думаешь?
- Да, только ничего кроме вируса сибирской язвы в том письме искать не будут.
- Поэтому я и не поддержал его, но в его возрасте такие порывы свойственны.
- «Нет, это были жаворонка клики,
Глашатая зари. Её лучи
Румянят облака. Светильник ночи
Сгорел дотла. В горах родился день
И тянется на цыпочках к вершинам.
Мне надо удалиться, чтобы жить,
Или остаться и проститься с жизнью».
Генри довольно рассмеялся, уже во второй раз за этот день и опять по поводу Шекспира:
- Что-то не замечал я в университете у тебя тяги к поэзии. Можешь быть уверен, здесь ты в безопасности. Давно хотел тебя спросить, дружище: всё-таки, какая роль отведена тебе во всём этом «деле»?
- А ты ещё не догадался…. Вспомни «Череп и кости». Тот вечер посвящения в Общество….
Генри, наконец, всё сообразил. Пол был направлен сюда, в Сан-Францисско, как «сдерживающий фактор» для его - Брайта действий. Не зря, много лет назад часть политической элиты американского Общества придумала такой обряд посвящения в члены этой масонской секты. Тогда, в университете, он двадцатилетний студент даже не задумывался над этим. Всё в его сознании тогда было овеяно романтикой. Выслушав на посвящении все подробности его жизни, председательствующий попросил вспомнить даже интимные, будто бы для доказательства доверия ко всем членам Общества. Говорилось это при всех. А некий «секретарь» из преподавательского состава записывал всю информацию в журнале в виде отчёта. После этого все тянули жребий и попарно голышом должны были возиться в ванной, наполненной грязью. Его напарником оказался тогда такой же студент университета - пол Левин.
- Я должен был убеждать тебя во многих вещах, в частности – в необходимости поездки детей на остров, но видел, что это бесполезно. Да и кандидатуру твою на эту должность я ни за что не одобрил, если бы меня поставили в известность о назначении. На твоём месте должен был оказаться равнодушный «каменный истукан» с узким лбом или кто-то вроде Сюзанны. Тогда для «них» была бы польза от такого назначения. Мне всегда были хорошо известны твои жизненные принципы …; а эта дочь одного из командиров Сопротивления Афганистана … Ты думаешь, она одна здесь такая? Меня поразила специфика этого задания: дети такого относительно раннего возраста впервые стали объектом наблюдения, а могли стать инструментом «давления». В общем, я всё пустил на «самотёк». Иногда большая пауза – хорошая штука! Хотя свою работу я всегда выполнял качественно.
- Каждому – своё, - задумчиво произнёс Генри.
- Вот именно, - подтвердил Пол.
Через минуту их разговор прервал очередной звонок. Звонили из координационного спортивного комитета по поводу предстоящей игры в чемпионате по баскетболу среди начальных школ. Генри переключил абонента на Билли Муна и попрощался с Полом до вечера, так как обещал показать ему свою яхту, а заодно и прогуляться на ней по заливу. Посмотрев на часы, он решил посетить лазарет, чтобы навестить там Зарину и Джулию. Этот вопрос сейчас волновал его больше всего. Ещё один звонок отвлёк его внимание. Представившись, он услышал в ответ спокойный мужской голос. Звонившим был Френсис Аваль.

Боль не может длиться вечно, к ней привыкают. Любой организм любого человека находит свои пути адаптации к ощущению утраты, какой бы невосполнимой она ни казалась. Или человеческая душа не выдерживает, и неокрепшая психика даёт трещину. Тогда необходим более долгий и кропотливый путь лечения, и без чутких и внимательных людей здесь не обойтись. Только искренняя доброта тех, кто находится рядом, может залечить душевную травму и горечь разлуки с близким человеком. Особенно, когда это касается детей.
Прошло три дня после той злополучной ночи, когда Генри снял с крыши Зарину и Джулию, находившихся в полуобморочном состоянии. Сейчас они находились в палате школьного лазарета и спокойно спали на вместе сдвинутых просторных кроватях. Утро выдалось солнечным и тёплым. Через открытую фрамугу доносились щебетанье птиц и ароматные запахи выпечки, которая должна была поспеть к завтраку. Первой проснулась Джулия и, увидев сквозь полураскрытые глаза ёщё спящую подругу, улыбнулась. По стенам бегали солнечные зайчики. От яркого дневного света щурились глаза и Джулии захотелось распахнуть пошире окно и «повисеть» на подоконнике, наблюдая за тем, как в парке натягивают новую волейбольную сетку, а на баскетбольной площадке делают современное покрытие, защищающее от травм и ушибов при падении. Сегодня был день их выписки из лазарета, и она почувствовала, что соскучилась по остальным подругам из её группы. Поскорее бы к ним, в комнату с цветными обоями и так же весело шутить и смеяться, когда Бетти начинает перед сном изображать храпящую Фатиму. Она выдернула перо из подушки и пощекотала им нос Зарины. Та поморщилась во сне и продолжала спать, как ни в чём - ни бывало. Тогда Джулия набрала полный рот воды и во весь дух прыснула Зарине в лицо. В ту же секунду они уже барахтались на полу и швыряли друг в друга подушками, пока в палату не вошла дежурная медсестра - Мэри и не разняла их.
- Выздоровели, мои дорогие. Заправляйте постели, одевайтесь и идите завтракать вместе со всеми. Затем приходите и дождитесь врача. Как только он скажет вам о выписке – вы свободны.
Сестра закрыла за ними дверь и открыла окно. Свежий утренний воздух сразу же заполнил всё помещение. Мэри облегчённо вздохнула. На какое-то время в лазарете никого из пациентов не будет. Пусть лучше все будут здоровы и пребывать в хорошей форме. Стоя у окна, она с удовольствием подумала о том, что в последнее время гораздо реже в лазарете находились дети с признаками депрессии или другими заболеваниями; всё чаще в школе слышится смех, а в парке не прекращаются спортивные игры и состязания. На какое-то время её мысли отвлёк голос охранника с проходной, что-то объяснявшего высокому светловолосому мужчине спортивного телосложения, желавшего пройти на территорию парка. Где-то она его уже видела…
Внизу после завтрака уже выбегали в парк ребята, одетые в спортивную форму и начинали разминаться прямо на баскетбольной площадке, готовясь к тренировке под руководством Билли Муна. Чуть подальше на другой площадке девочки уже играли в баскетбол под отрывистые комментарии и поправки Дианы Миллер. Мэри уже хотела закрыть окно, как вдруг увидела Генри, идущего по центральной аллее парка к выходу из школы, который держал за руку с одной стороны – Зарину, а с другой – Джулию. Мэри вспомнила, как почти год назад Генри и преподаватели также держа за руки детей, по двое заводили их в только что отремонтированную ещё не обжитую школу. Затем возвращались к остальным, и так пока в стенах не оказался весь их будущий коллектив. Сегодня Генри выглядел таким же, как и в тот раз – спокойным и уверенным, а Джулия с Зариной оживлённо переговаривались между собой и изредка напряжённо поглядывали вперёд в сторону проходной, куда вела аллея. Генри тоже весело заговаривал с ними, шутил и, казалось, что отвлекал их от чего-то главного, что должно было сейчас произойти с ними. Сначала они все шли не спеша, а потом Джулия вдруг высвободила руку и быстро побежала вперёд навстречу тому самому крепко сбитому мужчине, в котором медсестра уже узнала её отца. Но это было ещё не всё…. Когда обнявшиеся Джулия и Френсис ушли в беседку, чтобы не привлекать всеобщее внимание, другая, не менее трогательная сцена открылась взору Мэри. По аллее, навстречу Генри и Зарине шёл охранник, так же державший за руку мальчика шести-семи лет, темноволосого с большими чёрными глазами и слегка прихрамывавшего. Зарина вдруг остановилась, как вкопанная, не отпуская руку Генри, а мальчик, несмотря на хромоту «оторвался» от охранника и побежал ей навстречу. Обнявшись, они ещё долго стояли на алее, не обращая внимания на окружающих, затем, вытерев слёзы, Зарина повела мальчика к школе, не сводя с него глаз и постоянно прижимая к себе. Конечно, Мэри догадалась, кем приходился этот мальчик Зарине, и почему она так крепко обнимала его всё время пока их не привели в столовую и не усадили за столик, чтобы они могли не спеша пообщаться и рассказать друг другу всё, что произошло с ними за это долгое время разлуки, показавшееся им вечностью.
Сестра ещё раз глубоко и спокойно вздохнула. Она ещё не ощущала столько радости и удовлетворения от событий, происходящих в стенах школы. «Какое чудесное сегодня утро», - подумала она. С уверенностью, что девочки уже не появятся в палате, Мэри взяла их туалетные принадлежности и решила перенести по месту назначения.

Бетти не спалось. Было всего шесть часов утра, когда она оделась и тихонечко вышла в парк. Солнце уже взошло и золотило не только верхушки пальм и кипарисов, но и беседки, газон, баскетбольные площадки. Взглянув на баскетбольное кольцо, Бетти улыбнулась, вспоминая вчерашнюю игру, в ходе которой она принесла команде почти половину заработанных очков. Диана была очень довольна её игрой, ведь они победили в очень важном матче. Вся школа болела за команду девочек, а Исмаил не сводил с неё глаз всё время, которое она провела на площадке. Она прошла в беседку – место её постоянных свиданий с Исмаилом и присела на скамью. Как жаль, что папа не сможет увидеть её игру, радоваться её успехам. Что с ним, как там мама? А может они не одобрили бы того, что с ней сейчас происходит? Бетти на секунду засомневалась. Да нет, вряд ли. Они любят её, и всегда будут радоваться её успехам. Вот только если будут живы. Она опять с теплом вспомнила про Исмаила. Как он хорошо относится к ней, как интересно рассказывает про себя, про свою Родину, старается, как можно чаще быть с ней рядом. А ведь ей это так нравится. В последний раз он рассказывал ей про то, какие звёздные ночи бывают летом в Ираке, и как они с мальчишками однажды купались поздним вечером в полноводном Тигре и чуть не утонули. Она уже по привычке закрыла глаза и представила своё родное село в Афганистане, заснеженные горные вершины вдалеке, доносящееся снизу из долины блеяние овец и шум реки. А какой несравненный запах всегда присутствовал там – свежий ядрёный воздух гор смешанный с ароматом сухих фруктов, овечьего сыра и лёгким струящимся сладковатым дымком горящих сучьев сандала. Вот раздались звуки рожка пастуха, сейчас стадо будет подниматься по склону наверх и разбредётся по своим овчарам…
Шуршание шагов проходящей по аллее Вирджинии вернул её к реальности. Скоро завтрак. Она опять придёт и сядет за свой столик с ворчливой Фатимой и жизнерадостной Джулией. Бетти с недовольством вспомнила, как на днях чуть не поссорилась с Фатимой по поводу того, что та стала постоянно цепляться к Джулии и даже пыталась уговорить её поменяться местами с кем-то из девочек, сидящих за соседним столиком. «Вечно Фатима что-то мудрит», - думала Бетти - «Джулия классная девчонка и очень хорошо взаимодействует в игре. Никогда не жадничает мячом, как Фатима. Поэтому ей (Фатиме) даже в дублирующем составе сборной команды места не нашлось». Бетти вспомнила, что сегодня ей предстоит играть против прошлогодних чемпионов среди школ Сан-Францисско и направилась ко входу в школу. Сегодня надо хорошенько размяться. «Как хорошо, что есть Диана. С ней она не боится ничего. Даже если проиграют, бороться надо «до последнего». Пойду, поговорю об этом с Джулией». Дежурная по этажу уже заходила поочерёдно в каждую комнату и будила детей. Начинался день. И такой же, как все, и непохожий на другие. Бетти опять на секунду зажмурилась и представила родное бородатое лицо своего отца. Чаще всего хмурое и сосредоточенное, оно на этот раз вспомнилось Бетти чуть лукавым и со смешинкой во взгляде. «Ничего, всё будет хорошо, дочь», - подмигнул ей отец, и Бетти распахнула дверь своей комнаты, где уже заправляли постели все её назначенные судьбой подруги.
В этот же день состоялась первая игра мальчиков в баскетбол в рамках чемпионата среди начальных школ. «Чёрные пантеры» (такое название команде присвоили сами игроки) уверенно взяли верх над командой одной из школ Сан-Францисско. Определились первые игровые связи и одна из них Исмаил – Дуглас - Доминик по мнению Муна была «даже очень ничего» и вселяла надежду на перспективу в результатах дальнейших игр чемпионата. А игра Бетти, уже в который раз восхищала всех приезжих любителей и болельщиков своих команд, и ей даже было сделано одно интересное предложение - продолжить обучение в известной спортивной школе Сан-Францисско.

Быстро пролетел ещё один месяц. Это был, пожалуй, самый быстрый, хлопотный и приятный месяц из жизни школы и всех её обитателей. Много интересных и важных событий произошло за это время. Как будто всевышний, кем бы он ни был, благодарил всех за терпение и старание. Команда мальчиков успешно прошла отборочный тур баскетбольного чемпионата и претендовала на призовое место в финальной его части. Девочки довольствовались «бронзой», но Бетти и Джулия получили приглашения заниматься дополнительно в спортивной школе, совершенствуя мастерство. Временами после обеда школа представляла собой шумный ревущий спортзал, раздираемый криками болельщиков и свистком судьи. Джессика Пиркс организовала с детьми несколько театральных постановок, одна из которых имела большой успех у зрителей, приглашённых из других школ. Об этом был показан сюжет в «Новостях» одного местного телеканала, и Брайту пришлось дать разрешение на поездку школьной труппы по нескольким городам Штатов с гастролями.
А сегодня они с Ричардом Уолтером сидели в наполненном зрителями спортзале одной из школ на окраине Сан-Францисско в предвкушении финальной игры баскетбольного чемпионата и обсуждали мероприятия, связанные с предстоящим Рождеством. В зале уже разминались обе команды, и Билли Мун давал последние указания ребятам по поводу тактики и особенностей предстоящей игры. Всё складывалось не так удачно для них, как хотелось бы, не считая того, что вопреки всем прогнозам дошли до финала. И это само по себе было уже огромным успехом ребят и тренера. У Тони Дугласа только недавно зажила порванная «связка» на голеностопе и он вынужден был сегодня играть, так как замены ему не было. Да и рвался «в бой» он, постоянно показывая свою хорошую физическую подготовку. Соперник был очень силён и уже несколько лет приводил в восторг местных болельщиков своей игрой и лидерством в чемпионатах. Оставалось надеяться на везение и сыгранность лидеров команды – Тони Дугласа, Исмаила и двух неразлучных друзей – кубинцев Хосе и Доминика, которые тренировались по шесть-восемь часов в день и желали, во что бы то ни стало одолеть соперников в финале «на чужом поле».
Раздался свисток судьи, и Билли Мун помахал рукой Генри и Ричарду, приглашая их спуститься вниз на тренерскую скамейку. Зал оказался заполненным зрителями до отказа, и недостатка в поддержке игроков с обеих сторон не было. Все скандировали, выкрикивая названия «своих» команд. Поначалу игра шла с перевесом соперников – «Орлов из Сан-Францисско». Затем в комбинациях подопечных Билли Муна – «Чёрных Пантер» стали просматриваться игровые связи, и игра выровнялась. Поражали своей остротой нестандартные ходы Тони Дугласа, а дальние броски и умная игра Исмаила особенно во второй половине встречи начала откровенно раздражать фаворитов турнира. Затем пошли фолы со стороны «Орлов», которые заключались в грубой игре и «сносе соперника» и назначенные судьёй штрафные броски, реализуя которые «Пантеры» не упускали шанса наказать «Орлов».
После перерыва игра оживилась. Желание выиграть было очевидным с обеих сторон. «Только бы не сбили Дугласа», - переживал Билли Мун, следя за игрой с зоркостью бывшего игрока НБА, - «замена пришлась бы некстати». За десять минут до конца матча счёт стал равным и ситуация на площадке накалилась. «Орлы» стали жёстко прессинговать на площадке, и Генри показалось, что его воспитанники вот-вот дрогнут. Лишь Исмаил поражал хладнокровием, посылая в сетку очередной мяч. …Билли Мун берёт очередной тайм-аут и пытается подбодрить уставших игроков. Игра возобновляется. «Вперёд, ребята, вперёд», - кричит Билл, и Генри с Ричардом стараются не отставать от него... Генри потом долго вспоминал ход этой встречи, результат которой был очень важен для всех её участников. На какой-то момент он отключился от всего постороннего. Как завороженный, он смотрел на всё происходящее на площадке, и игра показалась ему замедленной съёмкой фильма с участием учеников его школы. …Вот судья удаляет якобы за грубую игру Доминика… Происходит замена игрока у «Орлов». Всё складывается очень плохо для «Пантер». Тони Дуглас хватается рукой за голеностоп – видимо сказывается растяжение связки. Остаётся минута…. Тони опять сравнивает счёт…. Несколько секунд спустя «Орлы выходят вперёд уже с отрывом в четыре очка. За десять секунд до конца матча разрыв в счёте сокращается до двух очков. Билли что-то кричит Исмаилу. Тот берёт на себя функцию диспетчера и разыгрывающего опорного игрока…. Остаётся четыре секунды и всего два очка отделяют «Пантер» от ничьи. Спасти команду может только чудо и уверенная игра её лидеров. Вот Тони в очередной раз обыгрывает соперника и верхом, чтобы мяч не перехватили, отправляет его неожиданно назад, находящемуся за «трёхочковой» чертой Исмаилу. Тот всё понимает и сходу, не теряя времени, кидает мяч в направлении кольца. Конечно, это был риск - но риск оправданный. Этот полёт, в представлении Генри растянулся на целую вечность. В его профессиональной жизни эта траектория движения мяча, а попросту дуга играла очень большую роль. Мяч всколыхнул сетку, и свисток судьи зафиксировал трёхочковое попадание, окончание встречи и победу «Чёрных Пантер» над «Орлами из Сан-Францисско». Все бросились качать и подбрасывать Исмаила. Звонок мобильного телефона вернул Генри на землю. «Замедленная съёмка» прекратилась, и каждое движение обрело для него реальную скорость. Голос Линды прозвучал совсем близко: «Генри, ты где, что там за шум?» Генри не мог даже ответить ей, он с радостью слушал её голос, а сам был ещё там, на площадке рядом с его ребятами. «Ты меня слышишь, дорогой? Я очень хочу тебя видеть, жду дома, приезжай немедленно! Я очень, очень по тебе соскучилась!»
Генри окончательно пришёл в себя: «Да, еду, конечно, еду!» Он как всегда «был в курсе». Этот звонок служил продолжением вчерашних событий, когда ему позвонила мать Линды и, поведав о том, что её дочь беременна, поздравила его, пожелала им обоим счастья и радостного взаимного существования, а себе – дожить до совершеннолетия внуков. Генри, пожелав ей того же самого, попросил её поскорее отправить Линду к нему в Сан-Францисско. И вот теперь она здесь – ждёт его домой к ужину.
«Завести машину – дело недолгое», - подумал он, а сам уже бежал по баскетбольной площадке, чтобы поздравить команду с первым «золотом» в первом, но не последнем в их жизни чемпионате.

Исмаил сидел за столом в игровой комнате, грыз кончик гелевой ручки и сочинял письмо своему деду. Он не любил писать писем, но дедушка всегда исправно отвечал, посылая подробные отчёты о своей жизни и рассказывая последние новости из родного Багдада.
«Сегодня опять была моя очередная победа, - писал Исмаил, старательно выводя буквы, - играли неплохо и победили. Тренер был в восторге, а Доктор обнял меня и поздравил с победой.
Тарик – Ага, на Рождество я неделю гостил у одних людей. Это семья – типичные американцы (как они себя называли), муж и жена средних лет. Детей они уже вырастили и живут одни в своём доме в штате Колорадо, в небольшом городе. Я, Джон, Эльза и собака – вот в такой компании я справил католическое Рождество и провёл ещё неделю после. Они - неплохие люди, но, на мой взгляд, немного странные. Мы пытались беседовать на тему истории (так как эта тема была единственной и доступной для нашего общения), но похоже, что не понимали друг друга. Сначала они (Джон с Эльзой) увлечённо слушали мои рассказы об Ираке, затем рассказывали сами. Но все их рассказы сводились к тому, что Америка – это самая сильная и прогрессивная страна во всём человечестве. Я согласился с ними, но когда осторожно вставил, что история древней цивилизации шумеров, населявших некогда междуречье Тигра и Евфрата, насчитывает уже несколько тысячелетий, а история США всего несколько веков, они переглянулись и сказали, что ничего не знали об этом. Они думали, что Ирак – это всего лишь одна из отделившихся республик бывшего Советского Союза. Я подробней остановился на истории своей страны и поведал им о памятниках старины, в большинстве своём разрушенных, и исторических находках, о нескольких наречиях арабского языка, применяемого в общении народов, населяющих Ирак и т.д. Они оба с любопытством, особенно Эльза, слушали меня и, похоже, узнали много нового об истории народов Междуречья, так как считали, что кроме Древней Греции и Рима ничего цивилизованного до нашей эры не существовало, а Садам Хусейн (как считали они), не кто иной, как предок самого Чингис-Хана. Однажды, в беседе, Джон высказал интересную мысль, что все древние цивилизации на самом деле ничего (кроме памятников старины) не стоят, так как они неизбежно в своё время разваливались, утрачивали культуру и начинали всё заново. А я в ответ на это сказал, что, может быть, и Америку ждёт нечто подобное, только позже. На это они оба почему-то обиделись, и ужин в этот вечер не удался.
Ещё меня удивила их поговорка: «мой дом – моя крепость» и я подумал, что им приходилось много раз с оружием в руках защищать своё жилище. Но они рассмеялись на это моё предположение и сказали, что это просто такой образ жизни (замкнутый то есть).
Вообще меня многое удивило в их укладе жизни. Прежде всего, отсутствие в их доме родственников и друзей. Я привык, что в выходные дни должно быть весело и шумно. Но, в общем, я доволен и узнал, как живёт типичная американская семья, что главное у них – это свой дом, своя страна. А на всё остальное им, в общем-то, наплевать. Что-либо интересующее их, они могут узнать смотря телевизор или «копаясь» в Интернете, хотя многое они «путают» или просто не запоминают, так как главное в их жизни – это своё собственное «дело» либо профессия.


Тарик – Ага, вышли мне пожалуйста, посылку с сушёными финиками. Сколько я их здесь ни пробовал – это всё не то. Вышли побольше, если это тебя не затруднит. Очень рад, что дела у тебя идут хорошо, что Ваш с отцом бизнес процветает. Не забудь про мою просьбу. Пиши.
Твой внук Исмаил ».