Забег

Иногда случается такая хуйня: живешь, живешь, а потом — бац! Вспомнишь чего. Слова дурацкой песенки про ежа, приёмные дни нарколога, лицо Жанны Фриске или народное средство от гонореи. Это как светофор. Идешь на красный, а думаешь о зеленом.
Отдельные моменты жизни ржавыми якорями лежат на захламленном дне нашей памяти и иногда, вопреки законам Архимеда, всплывают как говно. А ты думай, во благо это или во вред? Ну да хуй с ним.
Просто бежал я намедни за автобусом и вспомнил, как когда-то, в период молодой печени, бегал не за автобусом, а иначе. Как? Да вот сейчас и расскажу.
Может, кто помнит, когда-то в парках были танцплощадки. Такие круглые загоны из деревянных брусов с бабками-билетершами и вокально-инструментальным ансамблем. Ансамбли эти были значимее, чем народные артисты, и уж тем более круче, чем певец Тимати. Их знали в лицо, и играли они на гитарах социалистического лагеря. Это надо было уметь! Любой современный лабух иль там Дима Белан сможет взять два аккорда на «Фендере», чтобы поймать тональность. А раньше о такой хуйне никто и не думал! ВИА районного масштаба ебашили драйв, смутно догадываясь, что Хендрикс был бы ими доволен, если бы играл на тех же «дровах», что и они. Ну да ладно, ближе к теме, а то ностальгические сопли можно размазывать по бумаге долго, а у читателя время тикает.
Короче, на танцы ходили пацаны и девки. Слово «быдло» тогда не знали, и потому все жили легко и непринужденно. То есть, ходили на танцы и делали красиво. Сейчас в гоп-клубах «убитый» намертво ди-джей крутит ручки своего патефона и, поддерживая спадающие наушники, поливает «кислотой» поколение «Ягуара». А хуле — звезды танцпола, стробоскопы и сканеры, суб-басы и Dram`&`Bassы, адреналин и тек-тоник. Вечеринка, блядь!
А тут 70% музыки советских композиторов и сумочки на полу. И вокруг этих сумочек танцуют молодые люди, не отягощенные курсом доллара. Честно говоря, он им вообще был похуй, этот доллар. Бля, опять отвлекся…
Заебались мы с друганом Олежкой играть в карты и цапать за джинсы («У кого на жопе «Рила», тот похож не крокодила») дворовых девчонок. Решили мы сходить на танцы и увидеть новые горизонты. Конечно, там реально можно было получит по еблу, но это того стоило. Драки на танцплощадке и вне ее — дело тупо традиционное. Если ебашиться один на один, то тут, хуле, все ясно и романтики нет априори. А вот когда кодлой от ограды к ограде — это пиршество Марса! Трещат цветные рубахи с длинными воротниками, визжат девки, лязгают зубы. Ведь на танцплощадку приходят люди с чужих районов и готовые к конфликту. Ну, я ж говорил — традиция. Ебал я эти традиции, честно говоря. Но на танцы мы все же пошли, хоть и возраст не позволял выебываться перед сценой и местными полководцами.
И вот гитарист Санёк делает свое соло, а потные, горячие тела совершают ритуалы советского Вуду. И мы с Олежкой, выбрав-таки девчонок, стреляем глазами как бы мимо, вскользь, типа, похуй. А нет, не похуй! Кадрить девчонок, не снимать телок — это вещи далекие, как созвездие Гончих Псов. Сейчас за «косяк» и баночку «Rash» можно выебать гламурную лохушку за третьей колонной справа от бара. А тогда за полупоцелуй надо было совершить такие подвиги, что любой президент может спокойно давать тебе звезду Героя или льготный проездной билет.
Короче, кружимся мы как волки вокруг деревенского почтальона, перед двумя плотными, длинноволосыми гражданками в светлых, коротких кримпленовых платьях. Сестры, что ли? Не, нихуя не сестры, просто мода такая. Да хуле нам мода — тут надо на танец пригласить, и что б тебя нахуй мягко не послали.
Первым пошел Олежка. Бля, прокатило! Он уже под Юрия Антонова медленно так ведет свою жертву к романтической прогулке «до дома».
А, ебать тот паровоз, была не была... Я, как мне казалось, независимой походкой, рулю к большеглазой девчонке с чувственным полуоткрытием рта. Красивая. По крайней мере, я в то время так думал. Ведь еще не было Шакиры и группы «ВИА ГРА». Только ВИА. Музыка льется, пизженные с соседней стройки прожекторы с цветными стеклами мигают, а девушка почувствовала, что сейчас к ней доебутся на предмет потанцевать и прижаться. Они, сволочи, всегда это чувствуют, даже если ты не прешь как конь по жнивью в поисках клевера.
А я пер. Как актер Леонид Куравлев — с приспущенными глазами и в новых брюках.
— Можно вас? — задаю я единственно правильный вопрос.
— А пивом угостишь? — сказала бы современная сучка с мятной жвачкой на губе. Фу, блядь!
А вот тогда она (одна на всю танцплощадку) просто чуть приподняла не исколотые «винтом» загорелые руки, и я так же молча привлек ее к животу. И мы кружимся в танце, как там у классиков говорится. В ритме чуть быстрее lento, но медленнее, чем adagio. И это, блядь, такое ощущение! Ну, хуле тут объяснять... У каждого было, по любому. Но вот вспомнишь когда — и сердце летит куда-то в сторону Южного полюса. Хочется, чтобы мелодия не кончалась, и ты мысленно ругаешь того же Юрия Антонова за охуенные, но короткие песни. А она, твоя избранная, твоя нежная и мягкая, как одуванчик, девушка кажется тебе если не ангелом, то, по крайней мере, секретарем комитета комсомола. О, эти танцы уходящих 70-х!
Но все кончается почему-то. Я про медленную песню. Зато теперь мы говорим на «ты», и можно держать Ее за вспотевшую руку в ожидании следующего «медляка». Олежка с той, другой подружкой подваливает к нам, и уж вот тут-то можно лепить «горбатого» про полпачки сигарет и початую бутылку «Абрикотина». Куда-то в преисподнюю рухнула стеснительность и робость. Мы смеемся и дрыгаемся. «По французской стороне-е-е…» И весь народ тебе похуй! Потом снова относительно грязные танцы, и моя девушка, видя, что я наматываю сопли, тихо спрашивает:
— Ты можешь меня проводить?
«Бля, да хоть восемь раз, да хоть на БАМ, хоть до рынка и обратно!» — мог бы воскликнуть я, но вместо того говорю:
— Конечно, я провожу тебя, Лена (ее Леной звали).
Если бы я даже знал, что меня ждет в ближайший час-полтора, то наверняка ответил бы то же самое. Это природа, которую наебать не сможет даже подданый Ее Величества Борис Березовский.
А в это время на танцплощадке назревал почти Карибский кризис. В воздухе повисло воинственное облако предстоящей драки. Мочилово должно было произойти, и оно произошло. Я успел отпихнуть Лену к ограде и попал под «каток». В массовой драке никого не ебет, сколько у тебя лошадиных сил и какая динамика. Тебя ебошут, и ты хуяришь в биомассу, пока не получишь удар, предназначенный тебе Богом. Верите, нет, но я избежал этого удара, и только рубашка лишилась трех пуговиц.
Чужаки были с позором выгнаны с танцплощадки, и бодро побежали за подмогой в свой район. Мы с Олежкой и новыми подругами решили не дожидаться «Куликовской битвы», и мирно отчалили из парка. Мой друган, загадочно поморгав глазами, срулил со своей ненаглядной в сторону детской поликлиники, ну а мы с Леной идиллически побрели в вниз по холму к частному сектору.
Мы болтали обо всем и держались за руки. Вечер был теплым и ласковым как Арина Родионовна. В низине гудел и ворочался металлургический завод, а в небе только-только появился полумесяц и отвернулся, чтобы не мешать нашей маленькой любви. Так и шли мы в сиянии небесных светил в район С., полные томления и неги.
Так можно было идти целую вечность, но, тем не менее, мы подошли к калитке Ее дома и остановились. Нет, не для поцелуя — какие нахуй поцелуи в первый день знакомства? Просто она, приоткрыв калитку, сказала мне: «Спасибо» и улыбнулась так, что я чуть не проебал важный момент.
Метрах в пятидесяти от меня со стороны речки двигалась колонна, отнюдь не первомайская. Вместо транспарантов с вечным словом «Слава…!» в руках демонстрантов были фрагменты штакетника и велосипедные цепи. Это была та самая долгожданная подмога, ну я говорил уже. Ага.
Так вот, пока прекрасная Елена медленно закрывала скрипучую калитку с прежней обворожительной улыбкой на милом личике, я отсчитывал секунды для полноценного съеба по методу Валерия Борзова.
— Мы еще увидимся? — сквозь зубы прошептал я-Ромео.
— Как хочешь, — тихо ответила мне Лена, Леночка. Конечно, это было «Да»!
— Хочу. Пока, до встречи… — с достоинством закончил я романтику, всей кожей ощущая воинственное энергетическое поле справа от себя.
Калитка закрылась. Хотя, я даже уже и не помню, закрылась она или нет, потому что давно уже мчался как вольный каменщик по освещенной фонарями аллее. А за мной раздавался тяжелый топот взбесившегося стада и крики с окончанием: «… пиздец!!!» Вот примерно так надо отбирать легкоатлетов в сборную — полная отдача сил и прочих качеств. Я был великолепен!
Блядь, как часто судьба любит ставить свои дурацкие эксперименты... Ведь может же она заснуть, например, или посмотреть телевизор. Нет, нихуя! Не будет она смотреть этот чертов телевизор.
Короче, бегу я, значит, вольным стилем от этих, которые… И вот он — поворот на бугор. Частный сектор заканчивается. Я — красавец. Я…
О, нет! Это как, зачем, нахуя? Прямо по курсу на меня вываливает толпа «наших». Вываливает не менее агрессивно, чем та, которая… ну, вы поняли. И что самое глупое — они принимают меня за авангард противника. Теперь я абсолютный авангард, для всех. Ну, скажите пожалуйста: какой я нахуй авангард?! Нет же, впереди я слышу вопли: «Вот они, мочи козлов!!!» или что-то в этом роде. Сразу же за этим раздается все тот же знакомый мне топот стада. Помните увлекательный мультфильм про мальчика Маугли, где в ущелье буйволы чуть не затоптали полосатого кошака? Вспомнили? Ну, тогда вы поймете и мою ситуацию.
Конечно, выход есть, но почему всегда вот так. Остановиться и сказать не дрожащим голосом: «Я свой» значило… Интересно, а что бы это значило? Да нихуя не значило. И этим похуй, и этиим похуй! Всем похуй, кроме меня. И тогда я сделал то, что делает настоящий мужчина перед лицом неминуемой опасности, сопряженной с инвалидностью. Вот именно — я сиганул через чей-то забор с колючей проволокой. Порвал штаны, но был спасен от пиздюлей и унижения. Правда, подумал я об этом раньше, чем угодил ногами во что-то мягкое и волосатое. Оно метнулось от меня, видимо тоже охуев от неожиданности и грубо залаяло. Звякнула цепь, и этот звук показался мне очень неприятным. Цепь была очень длинная. Человек — царь природы. И именно поэтому я сообразил быстрее, чем друг царя природы. Я рванул по чьему-то огороду, взрывая грядки с морковкой и редисом. Овощи летели в небо как олимпийские салюты. На крыльцо выбежал какой-то кулацкий потомок и заорал что-то насчет моей матери. А позади меня неслась здоровая немецкая овчарка, уже не лая, но рыча…
Мамочки, да где же тут тылы? Ведь огород должен когда-то закончиться! Сердце мое билось громче, чем малый барабан ансамбля «Песняры». И билось не зря. Вот он — противоположный забор, правда, гораздо выше прежнего… Вот все говорят Бубка, Елена Асымбаева. Ну и хуле? Без шеста, под аккомпанемент хозяина огорода и его собаки я взял высоту и, возможно, рекордную! Вслед за мной посыпались комья земли с кед. Они безнадежно отстали от меня (комья). Я продолжил движение по другому огороду, но и это не принесло мне облечения или хотя бы веры в Господа Бога. А знаете почему? Я и сам не знал пока не въебался...
Наверное, многие знают, что такое плетеная корзина. Ну, да это такие, типа, сумки из веток ивы с крепкими ручками. С корзинками хорошо ездить на рынок и покупать яйца десятками — в автобусе не подавят и, если чего, этой корзинкой можно переебать кого-нибудь по горбу за грубость и невежество. Но вот бегать с этими предметами на ногах я никому не советую. Какой-то советский предприниматель наплел этих корзин великое множество и поставил на моем праведном пути, может, для просушки, а может, специально, тварь... В пылу веселого забега я попался в эти корзины и бежал подобно лыжнику разряднику. Вдобавок владелец этих корзин завопил на всю улицу, что его грабят и, возможно, насилуют.
Но мне повезло. Переваливаясь через очередную ограду, я потерял необычную обувь и припустился по параллельной улице в первозданной, то есть в привычной для меня экипировке. Вы скажете, почему опять припустился? Да, блядь, потому что из калиток повылазили любопытные граждане и спрашивали, кого же собственно грабят. В итоге я успел выскочить на свой район, и вполне оправданно перешел с «галопа» на «рысь».
…Они наверняка меня ждали. А если не ждали, то, какого хуя? Весело завертелся бело-синий маячок и взревел простуженный мотор УАЗика. Включились фары, и я, обреченно вздохнув, начал набирать обороты. Мне все время не верилось, что зайцы бегут по свету фар охотника. Я думал, что это идиотизм и ошибка природы. Заявляю всем: в свете фар ментовского «бобика» бегают не только зайцы. Например, я бежал. Бежал так, что хоть сейчас — на кубок России! Мусора жали газы и крякали в рупор. Да похуй. Бежать, так бежать, без компромиссов. К тому же я понял одну важную мысль: а если в подворотню и через больничный морг к детскому садику №6? И я сделал это. Назло закону и порядку. Назло судьбе и серебряному Месяцу.
Пробираясь между груш и крыжовника к беседке, я был спокоен как товарищ Берия. В этом заветном месте мы с Олежкой «заныкали» полбутылки «Абрикотина» и сигареты. И вот я в волшебной полутьме шарю под досками и… нихуя. Нет того, что должно поддержать душу и сердце! Вместо этого я слышу подозрительную возню в углу беседки и тихий девичий голосок: «Он сейчас уйдет…»
— Нет, не уйдет, это Bespyatkin, — уверенно ответил знакомый мне голос.
— Олеган, это ты? — строго спросил я.
— А кто ж еще! Где ты был? — Олежка вышел из глубин беседки с той самой, которая у детской поликлиники живет.
Он протянул мне остатки пойла и «бычок». Я допил всё и закурил. Олежка с подругой молча и внимательно смотрели на меня. Наверное, я стоил того, чтобы на меня так смотрели.
— Ты домой? — вообще не в тему спросил мой лучший друг.
— Да. Там меня ждут лобзик и пилки: хочу рамочку для календаря выпилить, — ответил я почти честно.
Мне не поверили. А зря. Ведь ничто так не успокаивает перед сном, как выпиливание лобзиком и комсомольский онанизм. Но, уж если второе отпадает по причине общечеловеческой усталости, то лобзик по любому необходим.
Да и календарь заебал с холодильника за батарею падать. А там пыль, и гудит что-то…