Папа

Однажды папа почувствовал себя плохо. Это случилось неожиданно, так как он обычно предупреждал о своем недомогании заранее. Такие сигналы поступали Авроре накануне: вечеринок, презентаций, праздников и дегустаций вин. То есть перед мероприятиями, где встречались ее отец и алкоголь.
- Дочь, - грустно сказал папа, - мне нехорошо.
- Этого не может быть! – ответила Аврора, - Разве ты вчера ходил куда-нибудь?
- В том то и дело, что нет. Но мне плохо. Ужасно болит голова и все, что ниже.
- Тогда тебе надо к врачу, - встревожилась девушка, - срочно! Тебя отвезти?
- Нет, я вызову такси. Поеду к Святому Петру. Пусть посмотрит, что со мной. Но ты имей ввиду, что твой отец не здоров. Всякое может случиться. Пока.
И папа повесил трубку, оставив Аврору наедине с тоскливым страхом. Впрочем, он довольно часто так делал. Девушка знала, что Петр Смертин - лучший друг отца. И худший врач в мире. И это не улучшало настроения. Оставалось только ждать и надеяться, что все это ерунда и обостренная коньяком ипохондрия. Но ждать большинство из нас не любит, а надеяться – не умеет.
Вечером Аврора приехала в холостяцкое логово отца, наплевав на этикет и подписанный кровью (ее успешно заменил кетчуп) договор о предварительном звонке. Квартира, которую папа купил после развода, была маленькой, уютной, в хорошем районе. После последнего визита дочери обстановка не изменилась, и пустые бутылки из-под дорогих напитков все так же оживляли лаконичный интерьер, оставляя круглые липкие следы на прекрасных рисунках отца. Художник спал на диване, по-детски подложив кулак под голову. Папа был трезв, девушка это сразу определила. Так быстро и точно диагностировать состояние человека могут только дети пьющих родителей, выходцы из благополучных семей, боюсь, лишены этого сомнительного дара. Аврора с нежностью смотрела на мужчину, бесконечно любимого и опекаемого дочерью. Ему она простила и прощала все. Даже собственное имя, из-за которого ей здорово доставалось в школе. Роднее у нее никого не было. И сейчас, когда мама уехала с новым мужем, папа остался единственным близким Авроре человеком. Отец и внешне походил на художника, зачесанные назад длинные волосы с благородной проседью, аристократический прямой нос, тонкие, капризные губы. И огромные голубые глаза, формой напоминающие миндаль. Как у нее. Но все же она не так красива. Девушка подумала, что порой не замечает разницы в возрасте с собственным «предком». Все-таки сорок пять и двадцать пять, это вам не тридцать пять и пятнадцать. Они самостоятельные, умные, взрослые люди. Но это не портило их отношения. Так даже лучше.
Стараясь не шуметь, Аврора быстро привела квартиру – студию в порядок. Бутылки отправились в мусоропровод, расчищая место для будущих поступлений. Рисунки и наброски аккуратно улеглись в ящик письменного стола, а разбросанные вещи перебрались в стиральную машину. Когда разрешенная договором уборка была закончена, девушка присела на корточки перед отцом и потянула его за длинный нос.
- Просыпайтесь, мнимый больной!
Папа открыл глаза. Улыбнулся улыбкой мученика.
- Привет. Приехала. Как там мама?
- О, да ты и вправду болен, раз спрашиваешь о матери! У нее все хорошо. Жалуется, что новый муж не дает ей жить прежней гламурной жизнью. Вот так. Теперь рассказывай.
Отец сел, обвел комнату прояснившимся взглядом.
- Ты опять убиралась. Зачем? Я же говорил тебе…
- Так, хватит тянуть! – Аврора хлопнула по полу ладошкой, - Начинай жаловаться!
- Что же, раз ты настаиваешь…у меня высокое давление. Сердце барахлит, плюс печень. И Петька сказал, что мне нельзя пить. Совсем.
Аврора встала, выпрямилась, сдвинула тонкие брови и заговорила голосом, полным мрачного негодования.
- Да как он посмел?! Презренный докторишка, коновал, шарлатан! Совсем нельзя пить?! Да это абсурдное утверждение противоречит всем основам медицины! Уж поверь мне, маркетологу! Надеюсь, ты с презрением отвергнул его наглые посягательства на твою свободу? Дал ему пощечину? Вызвал на дуэль?
Отец строго взглянул на дочь, а потом снова улегся на диван.
- Если ты закончила издеваться и паясничать, то принеси, пожалуйста, своему бедному больному отцу чашку горячего чая. Меня что-то знобит.
- Слушаюсь, повелитель! – поклонилась Аврора, - Сию минуту!
Дочь вернулась в комнату с маленьким подносом, на котором уместились две желтые чашки, две серебряные ложки, зеленый чайник, хрустальная ваза с конфетами и черная коробочка, перевязанная алой подарочной лентой.
- Что это? – ожившим голосом спросил отец.
- Подарок для тебя. Открой! Нет, давай лучше я сама, ты ведь разорвешь упаковку в клочья.
В коробочке лежал швейцарский нож.
- О! Вот это да! – громко и окончательно выздоровел художник, - Я давно хотел такую штуку! Спасибо, милая! Спасибо!!!
- Это тебе спасибо.
- За что?
- За то, что ты есть. И я очень рада, папа, что ты серьезно отнесся к словам врача. Тебе это пойдет на пользу, увидишь.
- А откуда ты знаешь, что я серьезно отнесся к болтовне «коновала»?
- Потому что ты рассказал об этом мне. Разве это не просьба о некотором дочернем контроле?
Отец вздохнул, поставил чашку на поднос.
- Ты очень хорошо меня знаешь. Слишком хорошо.
Когда чаепитие закончилось, Аврора сказала:
- Ты тоже можешь кое-что подарить мне.
- Только не обещания! Все что угодно, но никаких договоров и зароков. Я слишком слаб для этого!
- Танец. Подари мне одно танго.
Они танцевали под волшебную музыку, под мигающий неоновый свет за темным окном, под собственное дыхание. Аргентинское танго доступно только близким людям, любящим, чувствующим, понимающим желания друг друга. И время останавливается, чтобы не мешать танцорам. И танец может длиться бесконечно, потому что совершенство не признает точек и запятых. Но в дверь позвонили, грубо, безжалостно и бесцеремонно.
- Я открою, - сказала Аврора, - а ты приляг, я вижу, ты устал.
За порогом стоял маленький толстячок. Немолодой и исключительно вежливый еще до того, как успел поздороваться.
- Что вы хотели? – холодно осведомилась Аврора.
- Здравствуйте. Моя фамилия – Бенз, я управляющий этого дома. И еще ваш сосед. Живу этажом выше.
- Удивительно полезные и своевременные сведения! Так что вам угодно?
- Простите, что потревожил вас, но другие жильцы попросили меня прояснить кое-какие моменты.
Толстячок явно чувствовал себя неловко. Аврора нахмурилась и нервно обернулась. Еще не хватало, чтобы какие-то глупости мешали папе отдыхать…
- Какие еще моменты?
- Это ваша квартира?
- Да, она оформлена на меня.
- Вы здесь живете?
- Нет, а какое это имеет значение?
- Дело в том, что некоторые ваши соседи жалуются на слишком громкую музыку по ночам. В то же время, квартира, судя по всему, пустует неделями. То есть охранник никому не отдает ключи, кроме вас. И вот когда вы приходите, тогда и звучит эта музыка. Плюс гора пустых бутылок, которые вы периодически выбрасываете…Понимаете, у нас очень респектабельный дом. Люди хотят быть уверенны, что их соседи не занимаются ничем…неприемлемым. Я ни в коем случае не посягаю на вашу личную жизнь, достаточно будет одного вашего обещания.
- Здесь живет мой отец, я поговорю с ним. Вы довольны? Этого хватит вам и вашим жильцам, чтобы оставить меня в покое?
- Да, ваш отец, - совсем смутился бедняга Бенз, - именно это вы и говорили охраннику, что здесь живет ваш папа. Но, послушайте, я навел о вас справки…это моя обязанность…
- Заходите, - Аврора открыла дверь, пропуская толстячка в квартиру, - заходите, и черт бы вас побрал!
Закрыв дверь, девушка резко обернулась к управляющему. В ее огромных глазах стояли злые слезы.
- Довожу до вашего сведения, что вы мне испортили вечер! Хорошо! Слушайте. Да, у меня нет никакого отца. Он умер, когда мне и года не исполнилось. Повторил судьбу многих молодых известных художников – спился. Мама не оставила ни одной его фотографии, но много рассказывала о том, как он любил меня. И я это чувствовала, слышите? Всегда чувствовала его любовь! Но мне всегда хотелось знать, каким он был, как выглядел, как говорил. И лет в пятнадцать я придумала все это. Стала жить так, как будто он жив, просто ушел от мамы. Время шло, это не проходило. В конце концов, когда я стала зарабатывать достаточно, я купила эту квартиру, и «поселила» его здесь. Раз в две недели я прихожу к нему в «гости». Да, я выношу пустые бутылки. Мало того, я сама и приношу их, а потом выливаю содержимое в раковину. Еще я покупаю ему подарки, разбрасываю по квартире мужские вещи, рисую за него картины. Я пью с ним чай. Я танцую и говорю с ним. Достаточно? Понятия не имею, почему рассказываю вам все это, но теперь вы счастливы? Скажите вашим жалобщикам, что я буду вести себя тише. Это моя квартира, и я не делаю здесь нечего плохого!
Аврора плакала, а маленький управляющий стоял рядом, и тихо лепетал какие-то неразборчивые утешения. Когда девушка успокоилась, он еще раз извинился и заверил, что больше ее никто не потревожит.
- И не вздумайте выставить меня сумасшедшей! – предупредила Аврора, - Я была у врача, и мое состояние к сумасшествию не имеет никакого отношения. Попробуете испортить мне жизнь таким образом, и я засужу вас!
- У меня и в мыслях не было делать что-то подобное, - толстячок отпустил дверную ручку, - знаете, я думаю, никакая вы не сумасшедшая. У нас с женой не было детей, и когда она умерла два года назад, я стал часто представлять себе, а какими бы были мои сын и дочь? О чем бы мы разговаривали, как бы они выглядели? Не думаю, что в этом есть что-то дурное. Разве любить, это плохо? Ведь где-то они есть, эти любимые нами люди.
- Наверное, - Аврора шмыгнула носом, - извините, что набросилась на вас. Не знаю, что на меня нашло.
Но Бенц ее не услышал.
- Знаете, вы совсем не похожи на мою дочь. Но вот в чем я точно уверен, - управляющий улыбнулся, кивнув в сторону комнаты, из которой все еще лилась тихая музыка, - так это в том, что ей бы нравилось аргентинское танго так же, как и мне!
- Тогда, может быть, потанцуем? – предложила Аврора.