Григорий Борзенко «Антошкины сказки»

Григорий Борзенко «Антошкины сказки»

СОДЕРЖАНИЕ:
Два брата
Как лиса в лесу главной стала
Как нечистую силу проучили
Куда приведет судьба
Миллион и копейка
Не в богатстве счастье
Плата долгов
Придорожный дуб
СКАЗКИ на украинском языке:
Забудькуватий Хома
Заздрість
Про пана, ласого до обману
Як козаки корчмаря провчили
Як мельник з ковалем об заклад побилися

ДВА БРАТА
В некотором царстве, в некотором государстве жили-были два брата. Возделывали землю, снимали урожай, жили не слишком богато, но и не бедно - трудолюбивые руки и надел земли, доставшийся им от отца в наследство, были залогом их относительного благополучия. И все бы хорошо, да однажды старший брат сказал:
- Не хотелось бы мне оставлять тебя одного наедине с трудностями, да, видно, придется. Видишь ли, брат, не прельщает меня вот такая скучная, монотонная и, я бы сказал, неинтересная жизнь. Молодость на то и молодость, чтобы кровь в жилах кипела, звала в походы, жаждала приключений. Влечет меня, браток, к себе море. Бури, походы, неведомые земли, дальние плавания - это, знаешь, что-то! Чем дальше, тем больше я понимаю, что не могу без этого жить.
- О! И я хочу! Возьми меня с собой!
Старший брат улыбнулся, привлек к себе младшего, обнял и молвил:
- Ты уж не сердись, брат, не имею права взять тебя. Мал ты еще! Там, впереди, могут ждать такие трудности, которые вряд ли будут тебе по плечу. Здесь же все знакомо, изведано и отлажено. Я починил и привел в порядок весь инвентарь - сей да жни, с этим ты управишься. А я со временем вернусь за тобой.
Прошли годы. Ян в поте лица трудился на своей земле, хлебом и пищей себя вполне обеспечивал, а излишки урожая ездил продавать в соседний город. Все бы хорошо, да одна печаль терзала его душу - как там брат? Может, в беду попал? С горечью стал думать, что неравен час, но может случиться так, что не увидит он больше в живых Ника. Поэтому можете представить его радость, когда узнал он однажды в незнакомце, ступившем на порог его дома в богатом, расшитым золотистой перевязью камзоле, своего старшего брата. Обнялись братья, расцеловались, слезу уронили.
Ох, как долго не давал Ян покоя Нику: расскажи да расскажи обо всем, что увидел и пережил. А рассказать тому было о чем: о дальних плаваниях, неведомых землях, диковинных зверях, птицах и растениях, которых он в здешних краях и не увидел бы. В доказательство вытащил брат из своей поклажи необычный плод и дал его Яну:
- Отведай заморской диковины, ананас называется.
Ананас до того понравился Яну, что он тут же сказал:
- Отныне самое большое желание в моей жизни - наесться этого ананаса.
Ник улыбнулся, обнял Яна:
- Э-э-э, да ты так мальчишкой и остался, а я-то хотел тебя с собой взять. - И видя, как поразила брата эта новость, он крепкой рукой удержал его, пытающегося вырваться из объятий и что-то возразить. - Да шучу я, глупенький, шучу.
Тут лицо старшего брата посуровело, он достал из кармана трубку, набил ее табаком, поднес огонь, раскурил и глубоко вдохнул в себя дым. Ян впервые видел такую диковинку, и, наблюдая, как Ник прикрыл от удовольствия веки, понял - эта штука, наверное, еще получше ананаса. О чем тут же сказал брату, не забыв добавить, что надо бы не только ананасом, но и этой заморской диковинкой поделиться с ним. Ник снова улыбнулся, но на этот раз улыбка его была грустной. Было заметно, что думает он о чем-то другом.
- Понимаешь, Ян, я предвидел, что ты снова будешь проситься, чтобы отправиться вместе со мной. И дело даже не в том, что морские будни слишком тяжелое для тебя испытание. Не каждый выдержит качку в девять-двенадцать баллов, не каждый отсидит вахту на крюйс-марсе, где не просто болтает, а прямо-таки отрывает голову. Море - это не только романтика и прелести, это еще и немалые лишения и испытания. Но дело даже, как я сказал, не в этом. Качку перемучился, перетерпел, да в живых остался. А все дело в том, что ситуация сейчас на морях опасная: в любую минуту можно лишиться жизни.
Рассказчик снова поднес ко рту трубку, затянулся дымом и продолжил рассказ:
- Было до недавнего времени все на морях-океанах прекрасно: сновали туда сюда торговые корабли, перевозили грузы, людей. Все было прекрасно! Да вот объявился несколько лет назад пират, который велел называть его ни много, ни мало Властелином Моря. Впору было бы посмеяться над нескромным зазнайкой, да только не до смеху оказалось всем там, кто плавает по морям. Этот пират оказался весьма сообразительным и удачливым капитаном. Когда он начинал, под его началом был лишь один корабль, сейчас же у него огромная пиратская флотилия, жизни и покоя, от которой на море нынче нет никому. Негодяи нападают на торговые суда, людей убивают или продают в рабство, товары грабят. - Старший брат затянулся и задумался. - Нет, при такой ситуации я не могу тебя взять с собой. Я опасаюсь за твою жизнь. Я ведь люблю тебя.
Старший брат попытался обнять младшего, но тот не дался. Он смотрел он на брата по-взрослому.
- Интересно получается: ему, стало быть, жаль меня, а мне его нет! А почему ты не думаешь о том, что вместе нам было бы легче справиться с этим... Властелином Моря? Я бы помог...
Ник громко и от души рассмеялся. Но, видя нарастающую обиду в глазах Яна, оборвал смех:
- Да ты не обижайся, а лучше пойми: знаменитые и бесстрашные капитаны не смогли справиться с этим кровожадным пиратом, а ты...
- А я справился бы!
- Э-э, да ты совсем раскипятился, пора заканчивать этот разговор.
Нравоучитель стал вытряхивать из трубки остатки пепла и уже намеревался спрятать ее в карман, как Ян возмущенно произнес:
- А мне?!
Ник снова заулыбался, но уже сдержанно, боясь снова обидеть брата. Ему не хотелось его дразнить.
- Давай договоримся так: когда повзрослеешь и управишься с Властелином Моря, я не только дам попробовать тебе покурить из моей трубки, но и подарю ее тебе. Я вполне серьезно. Договорились?
Целую неделю провел старший брат в гостях у младшего. Снял с себя наряды, одел свою старую домотканую рубаху, которая была уже для него маловата, помогал Яну работать на земле, а вечерами, сытно поужинав, оба ложились не сеновале и до полуночи Ян не отставал от брата: расскажи да расскажи о морях и, подробнее, о злом пирате. Из этих рассказов Ян узнал, что свое логово Властелин Моря свил на одном острове в Теплом море, который имел название Черепаший Панцирь. В заливе его находилась стоянка всей пиратской флотилии. На этом же острове хранили пираты награбленное золото и прочее добро. Однажды Ян вздохнул: хотя бы раз взглянуть одним глазком на это золото, много о нем слышал, а видеть-то, и тем более держать в руках, никогда не приходилось. Услышав это, Ник достал из своей поклажи золотой самородок и вручил Яну.
- Возьми. Я хотел подарить его тебе при отъезде, но ты поторопил события. Да это не важно. Я хотел, чтобы он у тебя был. Мало ли... На всякий случай. Если сильно будешь нуждаться в деньгах, ты всегда сможешь дорого продать его. Золото есть золото.
Вскоре Ник уехал, а Ян остался работать на своей земле. Все шло хорошо, да только, чем дальше, тем чаще стали доноситься до него нерадостные вести. Начал бесчинствовать в здешних краях Злой Воевода. Мало ему того, что он властвовал в своем королевстве, начал он завоевывать и порабощать соседние царства-государства. И чем больше он расширял свои владения, тем больше увеличивалось его несметное войско, сладить с которым не было никому под силу.
Пшеничное королевство, в котором и жил Ян, беда обходила стороной: жители страны жили мирно, выращивали хлеб, никого не трогали, и их никто не беспокоил. И вдруг эта страшная весть: Злой Воевода объявил войну Пшеничному королевству. Все погрузилось в печаль и растерянность. Испокон веков люди здесь привыкли заниматься только земледелием, никто никогда не держал в руках оружия, да и оружие, нужно прямо сказать, здесь никогда отродясь не водилось. Мотыги, лопаты, серп да коса - вот и все оружие. Все понимали, что противостоять несметному количеству хорошо вооруженных и обученных военному делу воинов Злого Воеводы в Пшеничном королевстве не смогут. Все ломали голову: что же предпринять?
Ян как раз занимался жатвой созревшего урожая, когда увидел вдали проезжающих мимо по дороге королевских посыльных. Одни трубили в рога, привлекая внимание подданных королевства, другие громко оглашали королевский указ:
- Его Королевское Высочество король Пшеничного королевства в своем указе повелевает всем, кто способен держать в руках оружие и имеет его, явиться к королевскому дворцу для формирования рати по отражению неприятеля. Тому же, кто придумает, как можно избавиться от смертельной угрозы, нависшей над нашим королевством, или кто сможет каким-либо путем одолеть Злого Воеводу, Его Королевское Высочество вручит свой королевский жезл для управления государством и само королевство в придачу. А также отдаст в жены королевскую дочь, красавицу Лорни.
Долго еще стоял в раздумье Ян, глядя вслед королевским посыльным, и лишь когда облако пыли исчезло в конце дороги, уходящей за горизонт, он сплюнул с досады и направился к своему домишке. Собираясь в дорогу, все приговаривал:
- Ох уж эти правители! Народами управляют, государствами, а ума... Как же можно было объявлять войну во время жатвы, в самое горячее и ответственное в году время?!
Ян отправился в порт. Расположен тот был довольно далековато. Ян и быть-то там никогда не был, но теперь его туда привела необходимость. Долго он толкался в порту, да вот любоваться кораблями и морем ему было недосуг: дело прежде всего. Не уставая, Ян расспрашивал у морского люда: не отправляется ли кто нынче в плавание в сторону Теплого моря? Не будет ли чей-либо маршрут пролегать рядом с островом Черепаший Панцирь? Вскоре Ян уже беседовал с капитаном одного из кораблей.
- Я нынче же отплываю в те края. А ты что хотел? Доставить тебя туда? Деньги на бочку! Пассажир такой же груз, как и бочка в трюме! За все нужно платить, все должно окупаться.
- Э-э-э, да вы, капитан, не слишком любезны. Возможно, вы и с Властелином Моря в друзьях ходите?
- Да чур тебя, чур! Это ты уж, юноша, лишку хватил. Натерпелись мы от него! Ты уж не серчай на меня. Не до сантиментов мне. Я ведь судно в поход за свой счет снаряжаю, нужно же затраты восполнять. Вот я насчет денег на бочку и...
- Не будем терять время, капитан! У меня к вам важное дело. Если вам уж действительно этот пират как кость в горле, вы должны исполнить то, что я вам скажу. А должны вы распустить в тех краях слухи, что к Властелину Моря с отнюдь не радушным визитом гости собираются, хотят его золотишко к своим рукам прибрать. А самого предводителя вздернуть на самом высоком дереве острова. Нужно, чтобы эта весть до ушей главаря пиратов дошла. Чтобы они не разбрелись по морям в поисках добычи, а сидели на острове и ждали нападения.
Капитан недоверчиво взглянул на темпераментного юношу:
- Ты это, малец, мне байку рассказываешь, или...
- Я вполне серьезно, капитан. Если хотите избавиться от этого дьявола, сделайте так, как я сказал!
После этого Ян отправился в столичный город, где находилась королевская резиденция правителя Пшеничного королевства. Попал в королевские палаты юноша почти беспрепятственно, поскольку стража имела приказ пропускать практически всех: а вдруг кто-то явится с идеей спасения королевства.
Увидев гостя, король, как показалось Яну, поначалу привстал, как бы бросаясь навстречу: «Спаситель ты наш!», но в последний момент вновь опустился на трон, на котором восседал, и весь обмяк.
- Ты что, тоже государство пришел спасать?
- Да! - твердо ответил Ян и поразился контрасту их голосов: один вялый и обреченный, другой твердый и уверенный. Было непонятно: кто же хозяин в этих палатах?
- Э-э-эх, было тут уже много всяких... Были такие крепыши, что одной только рукой десятерых разметают в разные стороны, а ты...
- Так ведь, Ваше Высочество, неприятеля можно не только силой взять, но и хитростью.
- Это тоже мне знакомо. И сколько тебе денег нужно?
Ян удивился:
- Каких денег, Ваше Высочество? Я не понимаю.
Король вздохнул безутешно:
- Да чего уж здесь, милок, понимать. Многие приходили с различными планами, да только всем для их выполнения требовались немалые средства, все денег из казны наперед просили. Сколько же ты будешь просить?
- А мне не нужно абсолютно ничего!
От неожиданности король приподнялся на троне:
- Это уже что-то новое! А ну-ка, рассказывай!
- Да я только за тем и пришел, Ваше Высочество, чтобы взглянуть на Лорни. Говорят, она такая красавица, что я, еще не видя ее, влюбился уже. Сил нет, Ваше Высочество, хочется ее увидеть. Вы уж не серчайте, дело-то молодое.
- Э-э-э, да ты, я вижу, не отечество намерен спасать, а шашни разводить. Позовите дочь! А вообще-то, юноша, что-то такое в тебе есть. Нравишься ты мне.
Как вошла Лорни, так Ян сразу же выронил из рук узелок, что был при нем. Растерялся, бедолага, поспешно поднял поклажу, да тут же и снова выронил, ведь от волнения не мог овладеть собой: пальцы дрожали. Девушка невольно улыбнулась, видя, как она смутила юношу. Наконец-то Ян с трудом совладал с собой:
- Да ради такой красавицы, Ваше Высочество, и королевство не нужно! Да ради... Злого Воеводу не то, что одной рукой...
Ян стрелой вылетел из дворца и прямиком к Злому Воеводе. Дорога была дальняя, отняла немало времени, но вскоре юноша уже стоял перед дворцом злого правителя. Здесь, наоборот: как ни старался наш герой, никак не мог попасть на прием к Воеводе. Охраняли вход во дворец могучие стражники и не хотели даже и говорить с парнем, невзирая на все его уверения, что дело у него очень важное и не терпит отлагательств. Скромное платье гостя наверняка давало понять страже, что у простолюдина не может быть никаких важных дел к столь высокой персоне.
И тогда Ян пошел на крайний шаг. Он достал из своей котомки золотой самородок, подаренный ему когда-то братом, и протянул стражникам:
- Передайте немедля его Воеводе и скажите, что именно это и является целью моего визита. Ежели он меня выслушает, подобного добра у него будут целые горы. - И видя замешательство стражников, добавил: - Если вы доложите обо мне Воеводе, он за столь приятную весть может наградить вас. Если же когда-либо он проведает, а он рано или поздно проведает, уверяю вас, что из-за вашей нерасторопности он лишился выгодной сделки, он казнит вас. Подумайте.
Эти слова были для стражников, наверное, даже более весомым аргументом, нежели сам самородок. Один из стражников с самородком в руке помчался к своему хозяину, и вскоре Ян уже стоял перед троном грозного правителя, который мерил его суровым взглядом:
- Ну и что же ты хотел сказать мне?
Ян напустил на себя смиренный вид.
- Прошу простить меня, о, великий правитель, что беспокою вас, но делаю это, поверьте мне, только из глубокого уважения к вам. Я восхищаюсь вашими великими победами на полях сражений, потому-то и не хочу, чтобы вы и ваше славное, доблестное и геройское войско тратило понапрасну силы и энергию на мало значащие для вас битвы и завоевания.
Воевода нахмурился и вопросительно вскинул брови, ожидая объяснений. Ян понимал, что переигрывать ни в коей мере нельзя. Дабы не прогневить этого человека и не навлечь на себя беду, поспешил с ответом:
- Прошу правильно понять меня, о великий Воевода, я ни в коей мере не смею подсказывать вам, я просто не имею на это права, но при всем уважении к вашему таланту стратега не могу не заметить, что ваши намерения завоевать Пшеничное королевство, в данную минуту, не совсем уместны. Нет, они прекрасны и гениальны, поверьте мне, - Яна претило от этой лести в адрес негодяя, но он понимал, что для успеха задуманного это необходимо, - но немного поспешны. Какой будет ваша добыча в тех краях, осмелюсь спросить? Мотыги, лопаты да косы? Что еще может быть у земледельцев? Главное их богатство - это их урожай! А он стоит не убранным. Ну, перебьете вы неприятеля, завладеете их землей, а урожай кто будет собирать? Не с руки вашим воинам бросать оружие, брать в руки косы да сено жать. Не дело это! Воин должен сражаться! Пшеничное королевство никуда не денется, на него и позже можно будет напасть, когда там зерно в закромах будет, а вот есть одно место...
Ян сделал паузу, еле заметную, чтобы заинтриговать слушателя, но злоупотреблять его терпением опять-таки не стал.
- Есть в Теплом море остров, называется Черепаший Панцирь, на нем морские разбойники соорудили себе логово. Там они хранят все награбленное ими с кораблей богатство. Говорят золота там – не меряно! Вот это была бы добыча! Вот на кого напасть бы!
Ян вновь сделал паузу, чтобы Воевода переварил услышанное, и продолжил:
- Предводитель пиратов требует называть его ни много, ни мало Властелином моря. Да, собственно, почему требует? Его так и зовут. Но все дело в том, что, поговаривают, он намеревается стать и властелином суши! Понимаете, к чему я клоню! Он может дерзнуть позариться на ваши владения, пошатнуть ваш авторитет, завоевать те сухопутные страны, которые вы и сами завоевали бы.
Глаза у Воеводы заблестели. Ян еще не знал природу этого блеска, но почти не сомневался, что зерно брошено в благодатную почву. Наконец Воевода молвил могучим и грозным голосом:
- Откуда тебе все это известно и правдивы ли слова твои?
- Я могу присягнуть, что говорю правду. А известно все это мне от брата, который жизнь свою посвятил морю и знаком со всей подноготной этого дела. Он, кстати, и подарил мне золотой самородок, уверяя, что достался ему от одного из пиратов Властелина Моря. Говорит, что они беззаботно разбрасываются подобными самородками, не жалея их и приговаривая, что такого, мол, добра у них полным-полно. А еще он говорил... - Ян искусно изобразил на лице смятение. - Я бы никогда не осмелился сказать вам, о великий правитель множества стран, об этом, но возмущение по поводу этого наглого заявления придает мне смелости. Я твердо верю, что лучшего воина и полководца, чем вы, нет, поэтому заявление этого грязного пирата о том, что...
- Говори!!!
Ян являл собой образец смирения, покорности и преданности. Было видно, что ему трудно говорить.
- Нет, о, владыка, мои уста никогда не позволят произнести, вернее, повторить то, что осмелился сказать тот антихрист, но чтобы вы понимали, с кем имеете дело, я все же объясню в чем речь. Как-то Властелину Моря... То есть, прошу простить меня, представителю пиратов рассказали о вас, о ваших выдающихся победах, на что он... О нет, мой господин, я не произнесу этого! За эти слова негодяя нужно наказать! Он не заслуживает того, чтобы иметь столько золота. Оно должно принадлежать вам.
Глаза Воеводы метали молнии, но он сдерживал себя. Не поворачивая головы, он обратился к свите:
- Немедленно навести справки об этом... Немедленно узнать и доложить мне, существует ли на самом деле этот человек и этот остров!
Если первую фразу он сказал, пусть и шипящим, но сдерживающим тоном, то вторую почти выкрикнул со злостью. Было заметно, что внутри его клокочет вулкан.
Кто-то из прислуги уже хотел броситься выполнять поручение своего хозяина, но тут один из придворных сделал шаг вперед.
- О, мой господин, разреши молвить слово. Я слышал и не раз об этом человеке, о том, чем он занимается, да и то, что у него стоянка кораблей на этом острове, тоже ни для кого не секрет.
Несколько человек из свиты утвердительно закивали головами. Видимо, они были также в курсе дела.
- Так почему же мне не было доложено об этом!?
Его крик был похож на рев льва. Не в меру инициативный придворный в испуге сделал шаг назад, предчувствуя дурное. Было заметно, что он сожалеет о том, что выделился из толпы и навлек гнев правителя.
- Прошу простить меня, мой господин, но кто же мог знать, что это дело касается нас. Казалось, что все это происходит далеко, на другом конце света, а мы...
- Казнить! Сейчас же отрубить мерзавцу голову! - Воевода вскочил с места. - Трубить сбор! Готовиться к походу! Готовить к плаванию все возможные суда, способные выдержать дальний переход! Не будет хватать кораблей - добывайте их хоть из-под земли! Не жалейте сил и средств! Все в поход! - И взглянув на Яна, приказным тоном добавил: - Ты поплывешь с нами!

Вдали показались вершины гор Черепашьего Панциря! Наконец-то долгий, тяжелый и изнурительный переход был позади! Тут Ян невольно вспомнил слова брата, что море - это не только романтика и всевозможные прелести, но вместе с тем и лишения, и трудности. Да, этот переход здорово изнурил и подорвал силы войска Злого Воеводы. Ян только радовался: это упрощает задачу. Кто плохо переносил морскую качку, кого скосила цинга, кого эпидемии. Однако, когда стали приближаться к острову, и Воевода на флагманском судне скомандовал: «Готовься к бою!», все пришло в движение. И здоровые, и больные бросились готовить к стрельбе пушки, ядра, порох, абордажные крючья.
Вскоре флотилия вошла в пролив, ведущий в огромную бухту, в которой, стоя на якорях, покоилось огромное количество кораблей. Значит, пиратская флотилия здесь! Все еще больше оживились, с удвоенной энергией ускорили приготовления. Ян видел, как все пришло в движение также на берегу, и на судах противника: пираты знали о прибытии гостей. Назревала грандиозная битва!
Ян понимал, что все то, что будет сейчас происходить, его лично касается в наименьшей степени. Подставлять себя под пули тех или других негодяев, которые друг друга стоят, ему хотелось меньше всего. Потому-то видя, что все с головой увлечены приготовлениями к бою, и на него не обращают никакого внимания, прошел в самую дальнюю часть судна, где в это время было меньше всего людей, выбрал самый подходящий момент, перемахнул через фальшборт и, стараясь не издавать громкого всплеска, прыгнул в море.
Самая ближняя к нему часть косы, отделяющая бухту от океана, была не так уж и далеко, и он вполне мог доплыть до нее. Лишь бы только не заметили и не послали вдогонку пулю.
Все складывалось хорошо: всплеска, по всей видимости, никто не услышал, побег пока не обнаружен! Главное, быстрее доплыть до берега, где он будет вне пределов досягаемости пуль, да и в спасительных зарослях кустарника и деревьев можно будет спрятаться. Пока все хорошо! Скоро берег!
- Эй! Смотрите! Кто-то к берегу плывет!
- Точно! Не иначе, как направлялся он туда с нашего корабля!
Сердце Яна екнуло в дурном предчувствии, и он отчаянно заработал руками. Плыть он стал быстрее, но и силы все уже покидали его. Хватит ли их, чтобы доплыть до берега?
Выстрел за его спиной и почти синхронный всплеск воды чуть впереди и слева дали понять юноше, что сейчас начинается для него самое страшное. Выстрелы участились, Ян набрал побольше воздуха, нырнул поглубже, чуть сместился вправо и продолжал при этом усиленно грести руками, продвигаясь вперед. Все! Дышать уже было нечем, легкие, казалось, вот-вот разорвутся от недостатка воздуха, а он все греб и греб. Когда уже совсем не оставалось сил, выплывал на короткое время на поверхность, жадно хватал губами порцию воздуха и снова нырял, меняя направление движения, но продвигаясь все же к конечной цели - к берегу. Он слышал и чувствовал, как рядом пули вспенивали воду, но пока удача не обходила его стороной.
А вот и берег! Несколько прыжков по прибрежному песку, и он уже в густых зарослях! Все! Опасность позади! Он понимал, если бы он был сейчас главной целью для этих людей, они открыли бы по нему огонь из всех дальнобойных пушек, и вот тогда ему было бы несдобровать. У Воеводы же в эти минуты были дела поважнее. Да и флагманское судно с Воеводой на борту двигалось вперед под немалым количеством парусов, остановить его моментально не было никакой возможности, за ним следом двигались другие суда, на которых, конечно же, и духом не ведали о побеге Яна, потому-то наш герой сразу же понял: все позади!
Он для верности переждал еще какое-то время, вышел из-за кустов, чтобы излишне не высовываться, и вместе с тем, чтобы можно было бы наблюдать за происходящим в заливе. Лег на мягкую траву, стал отдыхать после утомительного плавания.
А посмотреть было на что! Сражение, которое вскоре разыгралось, было действительно впечатляющим! Залпы пушек береговых батарей, пистолетные выстрелы, звон шпаг и сабель, треск деревянных бортов кораблей, шум, воинственные кличи и предсмертные вскрики - все это смешалось в одном жутком оркестре, наименование которому - морское сражение. Дым и копоть иногда заслоняли Яну место действия, и в такие минуты он вертел головой, оглядывая все вокруг на том месте, где лежал: что из себя представляет этот остров?
Сначала юношу удивили деревья и кустарники, совершенно необычные, которых он никогда не видел в тех краях, где родился и рос, как вдруг у него сделались большие глаза. Прямо у его ног из земли росли плоды, которыми он когда-то так мечтал объесться! Ананасы!
Ян собрал их много, разложил перед собой, одновременно любовался ими и уплетал. Не забывал изредка поглядывать и на залив: что же там? Юноша сам себе улыбнулся: вот это жизнь! Благодать!
Сражение продолжалось весь день и всю ночь. За дымом, окутавшим все вокруг, ничего не было видно, но все реже и реже звучали выстрелы, и Ян понимал - дело идет к концу. Вскоре все стихло. Покидать свое убежище юноша не спешил, и был уверен, что поступает верно. Еще не меньше дня дымовая пелена висела над заливом и не давала возможности ничего рассмотреть: догорали остатки кораблей, попавшие в зону обстрела деревья. Тишина, между тем, стояла над островом мертвая!
Прошел еще день, и когда дым над островом окончательно развеялся, Ян покинул свое укрытие и пошел вдоль берега, направляясь к главной точке на берегу залива - к бывшей пиратской стоянке. Никаких признаков жизни: потопленные или полузатопленные корабли, остатки береговых укреплений, всюду, куда не кинь взором, трупы. Они лежали на берегу, плавали в воде, висели, запутавшиеся в вантах на торчащих из воды кончиках мачт. Случилось то, на что и рассчитывал наш герой: он столкнул лбами друг с другом две силы, которые сами себя и извели. Все гениальное просто: не нужно прикладывать огромные усилия, чтобы одолеть сначала одного врага, а потом другого. Достаточно направить их разрушительную энергию друг против друга, они сами себя и уничтожат. В нашей истории это и случилось.
Яну ничего не оставалось, как выбрать среди кораблей наименее пострадавший, починить его, по мере сил и возможностей, перетаскать в его трюмы как можно больше золотых монет и драгоценностей, которых было множество на берегу. Собрать несколько корзин ананасов и тоже отправить в трюм вслед за золотом, поднять якорь, установить паруса, и направить судно к родным берегам.
Тяжелое было плавание, очень тяжелое. Одному со всем было управиться ох как непросто, однако, хвала Господу, Яна миновали стороной и штормы, и рифы, и он благополучно довел корабль до родных берегов!
Что творилось на берегу во время его прибытия! Весть о подвиге каким-то чудом опередила его и достигла Пшеничного королевства раньше самого героя. Восторженная толпа подхватила Яна на руки и понесла к королевскому дворцу. Сам король с дочерью не стал дожидаться героя в палате для приема гостей, а вышел встречать его прямо к ступенькам парадной лестницы. Старожилы не могли припомнить, чтобы подобное случалось когда-либо раньше.
Король обнимал Яна, целовал его, благодарил, совал ему в руки жезл королевской власти, а Ян смотрел поверх его головы туда, где стояла Лорни. Взгляды их встретились.
- Я так спешил, я хотел поскорее тебя увидеть.
- Я тоже. Я не могла дождаться, когда ты вернешься. От окна не отходила. Ты понравился мне сразу же, как только я тебя увидела. То твое смятение... Ты... Ты не такой как все.
Юноша протянул руки вперед, чтобы обнять возлюбленную, но только тут заметил, что в руках у него жезл королевской власти, врученный ему минутой раньше королем, и который в делах управления государством, возможно, был и необходим, но сейчас был явно неуместен, поскольку мешал ему. Ян не придумал ничего лучшего, как протянуть его кому-то из свиты, стоявшего рядом. На, мол, подержи. И лишь после этого заключил возлюбленную в объятия.
Этот эпизод сам по себе выглядел комично, а тут еще и король лукаво подмигнул: «О! Я же говорил, что ему главное не отечество спасать, а шашни разводить!», после чего народ вокруг взорвался смехом, старый король приказал накрывать столы, слуги бросились в погреба за винами да закусками. Ох, и погулял же народ на этой свадьбе! Шуму, веселья там было, говорят, если не врут, через край! Я, правда, там не был, ни меда, ни вина не дегустировал, но все пересказал вам, как есть, как услышал от других.

- Ваше Королевское Высочество! Там делегация морских капитанов на прием к вам просятся, вы уж примите их. Шибко больно просят.
- Ну, раз просят, так чего же - зови!
В палаты для приема гостей вошла дюжина бравых, подтянутых, стройных джентльменов с горделивой осанкой, в дорогих золоченых камзолах. Было видно, что это и есть капитаны, поскольку они явно выделялись в пестрой толпе, наводнившую вслед за ними палату, и которые тащили и складывали посреди палаты золотые чаши, кубки, ожерелья из дорогих камней, дорогостоящие ткани, резные из слоновой кости статуэтки. Король и его свита молча наблюдали за происходящим. Когда с возложением даров все было закончено, один из капитанов, видимо самый решительный, сделал шаг вперед:
- Просим Ваше Высочество принять эти скромные подношения от нас, моряков, в знак благодарности за то, что вы сделали для нас. Раньше от этого мерзкого пирата и его головорезов жизни не было на море: грабежи, разбой и смерть. Мы теряли не только жизни, теряли и клиентов, теряли и грузы - ведь не было уверенности, что какой бы то ни было груз достигнет пункта назначения. Сейчас, когда с пиратами, благодаря вам, покончено, на морях и океанах наступила пора всеобщего процветания. Пассажиры и грузы спокойно пересекают любые расстояния, и никто не боится ни грабежа, ни насилия. Выгодно людям, выгодно грузоотправителям, нам, капитанам, да всем, черт возьми! Ой! Прошу простить меня, Ваше Высочество. Это я к слову. Привычка у нас, морского люда, такая. Просим принять дары. Не откажите!
Король надвинул корону на брови, словно прятался от кого-то, прокашлялся и молвил:
- Спасибо, люди добрые, вижу, что от души подарок, да только такого добра у меня и самого-то завались. Мне бы какой-нибудь необычный подарок. Говорят, к примеру, где-то в заморских странах табак растет, люди там штуковины какие-то с собой носят, с помощью которых этот табак курят. Да и на море люд, говорят, этой штукой балуется.
- Совершенно верно, Ваше Высочество, курить табак, трубку иметь - это мы завсегда!
- И у тебя, небось, трубка имеется?
- А как же! - И капитан извлек из кармана трубку с причудливыми резными узорами.
- О! - Воскликнул король. - Вот бы и мне такую! Это было бы получше всех вот этих даров!
Капитан был явно смущен, но выход нашел быстро. Видимо, капитаном он был неплохим, коль умел в затруднительных ситуациях быстро находить выход.
- Прошу простить меня, Ваше Высочество, но я не посмею подарить вам эту старую, побитую, исцарапанную и обгорелую трубку. Я немедля закажу у лучших мастеров самую изысканную трубку и вскоре доставлю ее к вам во дворец.
- Ни к чему такие заботы! Я буду рад и этой. Ежели вы действительно хотите сделать мне подарок от души - подарите эту трубку.
В глазах короля прыгали хитрые огоньки. Капитан этого не замечал, поэтому снова замялся. Но замешательство его длилось лишь мгновение:
- Прошу простить меня, Ваше Высочество, придворным этикетам я не обучен. Это политики обычно ведут то ли двойную, то ли хитрую игру. Мы, моряки, народ прямой - что думаем, то и говорим. Поэтому не буду обманывать вас: никак нельзя капитану без трубки! Это талисман мой, понимаете? Я с ней на мостике и в бурю, и в штормы, скольких бед, возможно, благодаря именно ей, мне, моему судну и моим людям удалось избежать. Дурная эта примета, если я свой талисман подарю кому-то другому, пусть это будет даже король. Вы уж простите, Ваше Высочество, но вы должны понять меня.
- Ну, а ежели бы ты ее, скажем, проспорил? - не унимался король.
- Проспорил - другое дело! Мы народ честный, свое слово держим.
- Ну, а если держите, - сказал король, поднимаясь и подходя к капитану, - то нужно признать свой проигрыш и отдать трубку тому, кто спор выиграл.
Король убрал надвинутую на глаза корону и только тут капитан узнал брата:
- Ян?! Брат! Так это ты?!
Король с капитаном принялись обниматься и в каком-то замысловатом движении, напоминающим танец, кружить вокруг горы даров, а все присутствующие, пораженные происходящим, молча следили за сценой, стараясь излишним шумом не нарушить целомудрия этого трогательного момента.
- А ну, посмотрим, что это за диковинка? Огня мне!
Слуги кинулись набивать трубку табаком, кто-то побежал за кремнем. Ян улыбнулся брату:
- Ты знаешь, у меня в жизни было две мечты: накушаться ананасов, с этим делом я сладил прямо на Черепашьем Панцире, и закурить когда-нибудь твою трубку. Она казалась мне чем-то таинственным, возвышающим, приближающим к взрослой жизни.
Король затянулся дымом и тут же сильно закашлялся. Челядь бросилась обмахивать его веерами, кто-то, кто посмелей, попытался поделикатней постучать короля по спине, чтобы при этом не прогневить его. Однако вскорости король сам пришел в себя.
- А я-то думал... - Разочарованно молвил он, вытирая при этом слезы, выступившие после кашля. - С трубкой получается как с морем, как ты говорил: кроме романтики и прелестей, оно еще дарит тяжести и невзгоды. Возьми, брат, свою трубку. Даже если бы она мне и понравилась, я бы все равно не лишил бы тебя талисмана. Да держи, уговора ты не нарушил, я ведь сам ее возвращаю. Да... Ананасы лучше...
Все засмеялись. Все были довольны, что назревавший, казалось бы, конфликт из-за трубки, так благополучно разрешен. Братья снова обнялись.
- Кстати, Ян, ты всегда просился, чтобы я тебя с собой в море взял. Тогда ты был, конечно, юн, я не хотел тебя подвергать опасностям, а сейчас, пожалуйста - для тебя на моем корабле найдется место.
Теперь уже и у старшего брата прыгали веселые огоньки. Теперь он уже решил «дать сдачу» и подшутить над младшим братом, как это раньше сделал тот. Ян принял игру, почесал затылок и по смешному скривил губы:
- Знаешь, Ник, ты ведь сам говорил, что не каждый выдержит качку в девять - двенадцать баллов. Да и на крюйс - марсе, ты говорил, качка такая, что может голову оторвать. Я тут подумал, что голова мне, как бы и не помешает...
Все взорвались смехом. Говорят, гулянку устроили в честь встречи братьев такую, что и до сих пор некоторые не успели опохмелиться после тех возлияний. А, может, и успели. Ведь давно это было. Так давно, что я и сам уже не помню: было ли это все на самом деле, или кто придумал, мне рассказал, а я вам пересказал?

Как лиса в лесу главной стала
В большом ли, маленьком ли лесу жили-были звери. Жили дружно и весело. Пока взрослые занимались повседневными делами, малыши предавались детским забавам. Зайчата весело резвились на лужайке. Медвежата, те любили потолкаться. И так - с утра до вечера. Это и неудивительно: кто из детей не любит играть?
Зверята, так же, как и вы, ребята, были охотниками покушать. Но в отличие от многих из вас, их не нужно было звать дважды, какой бы не была интересной игра.
А вот ежата, те молодцы! Они играли с пользой: соревновались, кто больше найдет в листьях и траве упавших яблок, вкусных сыроежек и принесет их на колючей спинке домой и получит благодарность от взрослых.
Дружно и весело жили звери. Но вот нежданно-негаданно в лес пришла большая беда. Хотя невдалеке от леса было небольшое селение, люди никогда не обижали зверей, шли в лес за грибами-ягодами или за дровами.
Но вот с недавних пор поселился в том селении заядлый охотник. И сразу же повадился в лес ходить. Прогремели в лесу выстрелы. Полились в звериных семьях слезы. Лесных обитателей охватили растерянность, страх, отчаяние. Не кувыркались больше на лужайке зайчата, не толкались медвежата, не бегали ежата. Все боялись попасть на глаза злому охотнику.
А охотник, опьяненный азартом, совсем распоясался: стал приходить в лес не только с ружьем, но и с лопатой. Он лихорадочно рыл глубокие ямы, накрывал их сверху ветками, присыпал ветки листьями. И делал это, следует сказать, отменно. Ничего не подозревавшие звери, косуля иди медведь, став на ветки, проваливались в западню, не в силах выбраться из нее. А наутро приходил охотник, набрасывал на несчастного зверя петлю, извлекал его из ямы и убивал, взваливал на спину, торопясь домой с добычей.
Долго терпели звери насилие, но, наконец, терпение их лопнуло! Собрались они на самой большой в лесу поляне и стали думать, как защитить себя от злой напасти. Долго спорили и, наконец, решили: нужно выбрать среди них самого главного зверя, чтобы мог защищать их, или хотя бы подсказывал, как это делать. Со всех сторон посыпались предложения, кто, по мнению предложившего, самый сильный, самый смекалистый, самый умный.
-Лев! - Кричали одни.
- Медведь! - Возражали другие.
- Волк! - Предлагали третьи.
Из полной неразберихи на высокий пень вскочила Лиса и призвала всех к тишине. Когда звери поутихли, рыжая сказала:
- Так мы, братцы, ничего не решим. Давайте рассуждать здраво. Каким должен быть вожак? Правильно: самым сильным, самым храбрым, самым умным и сообразительным.
-Да, да! - Утвердительно зашумели звери.
- Кто из нас самый сильный в лесу? - спросила Лиса.
Простой вопрос, но призадумались звери: а, правда, кто?
- Слон! - Раздались голоса. - Он самый сильный! Самое большое дерево как пушинку поднимает.
- Согласна, - молвила Лиса. - А кто самый храбрый?
- Лев! - Зашумели вокруг. - Он никогда и никого не боится!
- Хорошо, - продолжала Лиса. - Ну а кто самый умный, сообразительный, самый находчивый и хитрый?
- Ты, Лиса! - Закричали дружно звери. - Ты уж на уловки и выдумки действительно мастерица!
- Вот и порешили, - спокойно сказала Лиса, дождавшись тишины. - Зачем сваливать на одного столь тяжелую и опасную задачу. Пусть эти трое вместе и думают, как спастись от охотника.
- Восхитительно! - зашумели звери.
Но самолюбивый Слон не согласился и громко объявил:
- Зачем мне помощь Льва, а тем более никчемной Лисы - я и сам справлюсь с охотником: с завтрашнего дня нога ни одного злодея никогда не
ступит в наш лес!
Слон постоял еще минутку и, бесцеремонно покинув поляну, отправился в лес. Придя к большой опушке, принялся за работу. Валял большие деревья, подбирал сухостой и тащил все это к тропинке, что вела из селения в лес. «Вот завалю тропу, - думал Слон, - и охотник, придя сюда утром, не сможет преодолеть препятствие и повернет назад».
Долго, с утра и допоздна, трудился Слон. Тяжело кряхтя, он таскал бревна потяжелее, чтобы охотник не смог разбросать их. Целую гору из бревен выложил! Тут уж даже самый сильный охотник не пройдет.
Добросовестный и самоотверженный труд всегда вызывал уважение, а вот если он бесполезный, то какое уж тут уважение? Сильный был Слон, работящий, но вот одного не учел. Не нужно иметь семь пядей во лбу, чтобы эту огромную гору бревен просто обойти!
И охотник наутро гору обошел, продолжая свой путь по знакомой тропинке. Титанические усилья Слона пропали даром.
Звери, снова увидев охотника, растерялись: «Что-то теперь будет?» Их испуганные взоры устремились теперь на Льва и Лису. И Лев важно шагнул вперед:
- Ну, уж если я, могучий Лев, не смогу защитить вас, то чего ждать от немощной Лисы?
Лев гордо вышел из кустов и бесстрашно направился к охотнику. За несколько шагов к непрошеному гостю он остановился и страшно зарычал. Очень страшно! На этот рык, собственно, и рассчитывал Лев: привык за многие годы, что перед ним все трепещут. Но вот охотник не затрепетал.
Охотник был опытен и меток. Вскинув ружье, он тут же выстрелил и ранил Льва в лапу. Царь зверей, обезумел от боли, хотел кинуться на охотника, растерзать обидчика, но ужасная боль мешала двигаться. А охотник тем временем кинулся навстречу беспомощному Льву.
Лев почуял, что охотник может просто пристрелить его. И мгновенно сообразив, что к чему, превозмогая боль, отполз в густые заросли: попробуй, найди!
Царь зверей Лев, как видим, проиграл охотнику. Да, он смел, бесстрашен, но, как это мягче сказать, не совсем сообразительный и рассудительный.
Настала очередь Лисы.
Охотник вначале глазам своим не поверил. Впереди не спеша, с какой-то даже ленцой, шла Лиса. По всему видно, рыжая о чем-то задумалась и
даже не замечает его, грозного охотника! Вскинуто ружье. Охотник прицелился, положил палец на курок... Лиса продолжала неторопливо и размеренно бежать и... нырнула в кустарник. Чертыхаясь, злясь на себя, охотник украдкой побежал вслед за Лисой. Рыжая вновь взбежала из-за деревьев. Охотник, спрятавшись за толстым дубом, вскинул ружье
снова: «Теперь не уйдешь! - Думал он. - Пошью из твоей шкуры роскошный воротник». Пока думал, Лиса вновь нырнула в заросли, еще больше и гуще. Человек с ружьем знал, что рано или поздно Лиса
выбежит так на широкую поляну и охотник возьмет свое! «Спрячусь за тем дубом, перебегу вот эту небольшую лужайку...»
Опьяненный азартом, охотник со всех ног бросился к дубу. Здорово сыграла Лиса на такой человеческой слабости, как азарт. Она еще от своих предков усвоила: чем больше охотник увлекается погоней, тем быстрее теряет голову.
Лиса давно наблюдала, где человек устраивал ловушки, и запоминала опасные места. Эта наблюдательность и памятливость ей и пригодилась. Охотник же неожиданно потерял под ногами опору. От неожиданности он вскрикнул, ружье как будто само вырвалось из рук и шлепнулось на траву. «Ничего себе дела!» - промелькнуло в голове охотника, оказавшемся на дне глубокой ямы, которую сам же и вырыл.
Звери, украдкой наблюдавшие за происходящим, повыскакивали из зарослей, и давай прыгать и плясать: наконец попался в ловушку злой охотник! Все наперебой хвалили Лису. Та же, схватив зубами за ремень ружья, оттащила его к реке и бросила в воду в самом глубоком месте.
- Ура Лисе! - Радовались звери. - Быть ей отныне самой главной в лесу!
И вновь зажили звери весело и беззаботно. Никто больше не тревожил их покой. Снова играли и веселились, прыгали и плясали малыши.
Здесь бы сказать: «Тут и сказке конец». Да что за сказка без назидания? Вот и я говорю: сила и смелость - хорошо. Даже очень хорошо. Но что они без ума? Не зря же люди издавна приговаривали: «Сила есть, ума не надо!» Говорили они это с усмешкой: мол, слушай, да на ус мотай.
А вот еще вывод: «В единстве - сила!» Ну не зазнайся Слон и Лев, действуй они сообща, не попали бы в глупую ситуацию. Хороший, думаю, урок: хорошие дела делаются сообща. Говорю это маленьким читателям, да и большим напоминаю.
Я уже совсем собрался точку ставить, да уж велик соблазн упомянуть еще об одном. Я вот о чем. Охотник, когда рыл свои ямы для зверей, делал стены поотвесней - чтобы даже Слон не мог из западни выбраться. А когда угодил в яму сам, с ужасом подумал, насколько были правы люди, придумавшие пословицу...
А о какой именно пословице идет речь, я думаю, вы и сами догадались, ребята.

Как нечистую силу проучили

Когда-то давным-давно на самой опушке большого леса, расположилось небольшое село. Кто из селян землю возделывал, кто животину какую-никакую держал, кто столярничал, кто плотничал. Так и жили эти люди, жили безбедно, помогая друг дружке в затруднительную минуту, если таковая иногда случалась. И уж, конечно, коль лес под боком, то не забывали сельчане и в лес наведываться, то грибов к столу собрать, то хворостом на зиму запастись. Частенько встречали они там лесника, который жил одиноко в уединенной лесной сторожке, построенной своими же руками очень давно, еще в юности. Все в селе любили и уважали старика: был он человеком добрым и душевным. Не давал зверушек, живших в лесу, в обиду, следил за всеми, а уж если какой-нибудь браконьер в лес, крадучись, забредет со злыми намерениями, то спуску тому не было никакого. Тверд иногда был лесник, но справедлив, за это все его и любили. Бывало, детишки непослушные, пренебрежительно махнув рукой на предостережения родителей, чтобы в лес далеко не заходили, потеряются в чаще, лесник тут как тут: успокоит разревевшихся от испуга карапузов, домой приведет.
Вот так дружно жили все в тех краях, да как-то приключилась невероятная история. Однажды видят селяне: идет к ним в село из лесу лесник. Голова склонилась в озабоченности, на лице печаль - сразу все поняли, что случилась какая-то неприятность. Все к леснику с расспросами: что, мол, стряслось, поведай не томи! Тот грустно покачал головой:
- Да уж приключилось такое, что и не поверите. Давеча явилась ко мне в сторожку нечистая сила. Да, да, целое полчище нечисти! Откуда они и куда направлялись мне неведомо, но, заглянув ко мне в избушку, они мне-то и говорят: мол, у тебя, старик, здесь уютно и хорошо! Мы здесь навсегда жить останемся. А ты, мол, стар, убирайся подобру-поздорову. А куда мне, старику, идти? Я всю жизнь в той избушке прожил. Я хочу свой век там
дожить, да и помирать в родных стенах не так страшно: Что мне
теперь, старому и беззащитному, делать?
Загудели все вокруг:
- Прогоним нечистую силу!
- Нет-нет, - озабоченно покачал головой старик, - негоже так. Нельзя на зло злом отвечать. Может, попробуем уговорить нечистую силу, постараемся все уладить полюбовно, мирно. Может, нечисть сжалится да и уступит?
- Кого вы совестить собираетесь, дедушка?! Нечистую силу?! Да разве с нею-то можно полюбовно что-либо решить? Вы ведь, наверное, тоже поначалу просили их образумиться. Ну, что: послушали они вас, пожалели?
- Так я один был. Кто меня, старого, послушает. А вот, кабы всем миром.
Недоверчиво покачали» головами селяне, но решили исполнить просьбу лесника. Всем миром направились к лесной сторожке. Ох, и потешалась же нечисть в ответ на просьбу людей! И языки нечестивцы, дразня людей, в окошко показывали, и рожицы корчили, да все приговаривали, давясь смехом: «Вот глупые люди! Кто же по доброму-то такую уютную избушку уступит?!»
Опечалились селяне, возвернулись в село да и стали думать: что же предпринять, чтобы прогнать нечестивцев?
А те, увидев отступление людей да уверовав в свою безграничную власть, такое начали вытворять в лесу, чего в нем отродясь не случалось. Иной раз пирушку сотворят, наломают кучу веток, костер большой разожгут, пляшут вокруг него, да и уйдут в избушку отдыхать после веселья, не загасив за собой тлеющие угли. А тут и ветер ни к месту налетел, раздул искру, возникший пожар много вреда в лесу нанес. Хорошо, люди всем миром бросились да огонь загасили, а то бы весь лес пропал. Иной раз зверушек безобидных начнет нечисть обижать, гоняется за бедолагами да орет: «О! Хорошее жаркое нам будет на ужин!» Малые зайчата да лисята позабиваются в испуге под коряги, а те не унимаются.
Не выдержали люди: собрались всем селом, кто взял вилы, кто косу, кто иное оружие, подвернувшееся под руку, и направились к лесной сторожке, чтобы нечисть силой прогнать из леса. Но не тут то было! Нечестивцы, где силой, где хитростью, а где и с помощью колдовства и злых чар (на то она и нечистая сила!), одержали верх в споре с людьми, и те снова возвернулись в село с опущенными головами, так ничего и не добившись.
Думали-думали люди, что же еще такое придумать, чтобы с опасными соседями сладить. Кто-то предложил вырыть вокруг сторожки ямы-ловушки. Всем эта идей показалась замечательной. Дождавшись ночи, под покровом темноты, чтобы нечисть их не заметила, люди пробрались к избушке, вырыли несколько глубоких ям, тщательно убрали, отнесли далеко в сторону и спрятали свежевырытую землю, а ямы прикрыли ветками, набросав сверху для лучшей маскировки листьев, травы да сухих веточек и хвороста.
Однако все их старания оказались напрасными. Нечестивцы, как духи и привидения, были невесомыми (этого люди не учли), они никак не могли провалиться в ямы-ловушки. Ведь ветки, прикрывавшие яму, могли проломиться только под тяжестью какого-нибудь тела. Получилось еще хуже: не подозревавшая об опасности косуля наткнулась на роковые ловушки и оказалась пленницей одной из них!
Нужно было выручать косулю, нужно было что-то предпринимать, чтобы сладить с нечистой силой, поскольку теперь в дальнейшем такое соседство людям было уже не под силу. Селяне с ностальгией вспоминали времена, когда все в этих краях жили дружно и счастливо, когда никто никого не обижал, когда мирно могли существовать и люди, и звери, и природа. Как все изменилось с приходом этой проклятой нечисти!
Однажды собрались люди в самом центре села, сели на ствол давно сваленного когда-то ветром дерева, да и стали думать-гадать: что же делать? Как же нечестивцев изгнать? Но проходил час, другой, а ничего стоящего никто так и не придумал. Вдруг слышат: зазвучала вдали, со стороны дороги, ведущей к городу, веселая песенка. Вскинули все головы, да и видят: это Иван с Семеном, местные кузнецы, домой возвращаются. Тут все и вспомнили, что те несколько дней назад отправились в город, чтобы распродать свои поделки, да и самим прикупить какой-нибудь городской диковинки. Подзадержались, видимо, в городе на этот раз дольше обычного, а все в селе, увлеченные последними событиями последнего времени, на их отсутствие не обратили внимание. А зря! Все знали кузнецов, как людей находчивых, гораздых на всевозможные выдумки. Где бы они не находились, всегда становились, что называется, душой компании. Уважали все в селе кузнецов, нередко обращались к ним за помощью или
советом.
Вот и сейчас, увидев их, все подбодрились: вот эти-то непременно что-то должны придумать! Все бросились навстречу кузнецам и ну наперебой рассказывать о том, что стряслось в селе за время их отсутствия.
Выслушав рассказ сельчан, те призадумались. Приумолкли и рассказчики, выжидая: что же ответят кузнецы? А те перемолвились между собой несколькими словами, да и говорят:
- Да, силой с нечестивцами, видимо, не совладать. Лучшее средство против них - хитрость. Появилась тут у нас одна задумка. Постараемся все уладить, а вы займитесь пока что своими домашними делами.
Пошептались еще раз между собой о чем-то друзья, взяли с собой огромный, кованный железом, сундук, узелок не забыли прихватить с краюхой хлеба, полоской сала, луковицей да бутылкой крепкой домашней горилки и направились в лес.
Подойдя со временем к избушке, переморгнулись между собой: мол, будем делать все, как задумали, да с тем и ступили на порог. Отворив дверь, Иван настороженно огляделся вокруг, и вкрадчивым, но довольно громким голосом обратился к Семену:
- О! Вроде бы никого нет! Значит, никто не сможет услышать наш разговор и не проведает о нашей страшной тайне. А мы заодно перекусим малость с дороги, да обговорим обо всем подробно.
Говорил Иван нарочито громко, чтобы вся нечисть, находящаяся в доме, услышала его слова, была заинтригована тем, что можно проведать о какой-то страшной тайне, затаилась, и дослушала до конца все то, о чем будут говорить нежданные пришельцы. А друзьям только этого и нужно было. Они сели за стол, достали из узелка свою снедь, пригостились горилкой, крякнули от удовольствия, стерли с кончиков усов капли влаги, и принялись жевать сало, заедая его время от времени луком.
- Так ты все верно говоришь, Семен, - начал Иван, не спеша пережевывая закуску, - ничего не придумал от себя?
- Да о чем ты говоришь, Иван?! - Искренне удивился тот - Провалиться мне на этом месте! Начал я копать, а лезвие лопаты уперлось сначала в один кувшин, потом во второй. Их там оказалось приогромнейшее множество! Один полон золотых монет! Второй алмазами и сапфирами под самое горлышко наполнен! Столько там добра, дружище! Немереною!
- Да! - Иван удовлетворенно и аппетитно причмокнул. - Вот теперь заживем! А никто наш клад-то не найдет?
- Да не в жисть! Я его и так нашел в самом отдаленном и глухом уголке леса! Да еще, к тому же, снова все зарыл, как было, прикидал сухими листьями и ветками. Никто никогда не найдет, если примету не знать, которую я оставил.
Иван краешком глаза, стараясь не подавать виду, наблюдал за самыми отдаленными углами комнаты и видел, что заинтригованная нечисть, прячась, все же высовывалась, чтобы побольше проведать о сокровищах, которое их, конечно же, заинтересовало. Друзья выпили еще по чарке и снова принялись аппетитно жевать сало.
- Я одного опасаюсь, Семен, - продолжил Иван, - как бы кто не проведал о нашей находке, да не прибрал к рукам такое добро. Ты тогда не обратил внимание: за тобой никто не следил?
- О чем ты говоришь?! Я оглядывался и прислушивался через, каждые два-три шага! Если бы кто шел за мной следом - я бы непременно видел бы или услышал. Ты что, не заметил: я ведь и сегодня шел, все время озираясь. Так это еще ведь и до клада-то далеко! А когда ближе подходить будем, то вообще будем хорониться за корягами минут на несколько и внимательно следить, что делается за нашими спинами. Нет, никто нас не проследит!
- Разве что в сундук к нам кто-нибудь может спрятаться, тихонько, схорониться там, а мы его сами, своими же руками к сокровищам-то и принесем!
Семен весело рассмеялся:
- Ох, и шутник же ты, Иван! Кому такое в голову придет?! Смотри, сундук пуст!
И с этими словами Семен подошел к сундуку и поднял крышку.
- Та брось ты! Это я просто так! Шутки ради! Конечно же, никто не знает о твоей находке, и никому такое в голову не придет! Давай-ка еще опрокинем по рюмочке за удачу, да сходим к ветру, а то у меня от выпитого уже и в животе потяжелело. Да и продолжим свой путь.
Подняли друзья по рюмке, закусили да и вышли, как будто по нужде, а сами быстрей к окну прильнули, понаблюдать, что там твориться будет. Лишь только они закрыли за собой дверь, со всех углов нечистая сила бросилась к сундуку.
- Мое сокровище! Мое!
- Нет мое!
Иван с Семеном беззвучно давились от смеха, наблюдая в окно, как нечисть один поперед другого, толкая и давя друг друга, лезли в сундук, сами же на свою погибель. Когда последний нечестивец оказался в сундуке, он торопливо прикрыл за собой крышку, чтобы люди не заметили ничего да и взяли их с собой к месту найденного клада. Которого, как вы, наверное, уже поняли, и в помине не существовало.
Ивану с Семеном ничего не оставалось делать, как вернуться в дом, накинуть на крышку сундука замок, отнести его к пруду, да и бросить на самое глубокое место.
- Теперь эта нечисть не будет досаждать не только леснику и нам, но и другим добрым людям, которые в дальнейшем могли бы стать их жертвами
Когда друзья возвратились в село и рассказали все о том, что приключилось, селяне долго смеялись над выдумкой кузнецов да алчностью нечисти, которая за свою жадность и поплатилась.
А лесник вернулся в свою сторожку, да и зажил там дальше, на радость зверушек, да непослушных карапузов, не слушающих родителей, да теряющихся в лесу.

Куда приведет судьба
Саутуорское предместье Лондона имело жалкую славу, что, наверное, было справедливо. Чем оно могло похвастаться? Пятью тюрьмами с мрачной репутацией, двумя цирками: Биар-гарден да Пэрис-гарден, несколькими театрами, где были созданы пьесы Шекспира, да несколькими тавернами? Впрочем, возможно мы и не правы. Иному провинциальному городишку этого перечня вполне хватило бы для обратного: для громкой славы и повода гордиться этим. Но не будем отвлекаться, и уводить повествование в сторону, поскольку в нашей истории все это лишь фон, и не более, на котором будут разворачиваться события.
Итак, давным-давно в Саутуорском предместье жили два человека, за судьбой которых мы с вами и проследим. Это были два совершенно противоположных человека, которых объединяло только то обстоятельство, что они были ровесниками и к тому же соседями. Это были два, полных жизненных сил и веры в лучшее будущее, мальчугана, от которых пока что, из-за их юного возраста, мало что зависело в незримом споре между их родителями: кто кого перещеголяет? Впрочем, спора, как такового, не существовало. Отец Тома был йоменом-середняком, содержащим небольшие самостоятельное сельское хозяйство, работал на своей земле, обеспечивал своей семье сносное существование и не обращал никакого внимания на соседа-сквайра, который вел хозяйство на широкую ногу. Он занимался не только земледелием, но и животноводством, имел мануфактуры и огромное множество наемных рабочих. Благодаря этому благосостояние у сквайра процветало, что позволяло увеличивать производство и строить новые, более грандиозные планы относительно ближайшего будущего. Сквайр, в свою очередь, тоже мало обращал внимание на своего соседа, он просто занимался своим делом. Чего нельзя, было сказать о его сынишке. Эдвард не упускал случая, чтобы при встрече с Томом не посмеяться над ним да не съехидничать:
- Эй ты, голодранец! Мой отец приказал своим людям на полях поставить чучела, чтобы птиц отпугивать, а вот одеть их не во что. Не занял бы ты на это дело свои штаны? Пернатые от одного только вида заплат на них так испугаются, что навсегда улетят из наших краев, и нам больше не нужно будет тратиться на постройку чучел!
Самодовольный Эдвард, давясь от смеха и упиваясь своим острословием, продолжал прогулку по свежему воздуху, а Том продолжал заниматься своим занятием: он почти целый день проводил в поле, помогая отцу выращивать урожай. Отец отговаривал сына, мол, мал ты еще, тяжело тебе. Отдохни! Но Том, видя, как тяжело отцу самому управляться с таким огромным объемом работ, старался хоть немного помочь ему.
Прошло время, ребята-соседи, подросли и начали вместе посещать одну из местных школ. Эдвард относился к занятиям с насмешкой, часто повторяя, мол, зачем мне эта глупая наука нужна? Мы и так достаточно богаты, чтобы жить безбедно! Учителя, заискивая перед богатым и влиятельным отцом Эдварда, старались как можно меньше беспокоить мальчугана, а уж о том, чтобы настоять на своем, заставить того более уважительно относиться к изучению наук, и уж тем более пожурить или наказать его за наплевательское отношение к занятиям, не могло быть и речи. Чем и пользовался, с каждым днем становившийся все развязней, баловень судьбы. Полностью игнорируя занятия,
он только тем и занимался, что насмехался да язвил над своими однокашниками. Особо доставалось Тому:
- Зубри, зубри, зубрилка! Может, от этого у тебя в карманах больше денег станет, да дорогие одежды вмиг появятся?
Тому занятие науками приносило удовольствие, он продолжал заниматься своим делом, не обращая никакого внимания на придирки Эдварда.
Прошли годы. Учеба в школе осталась позади, но Тома настолько увлек удивительный и загадочный мир всевозможных наук, что он задался целью подготовиться и поступить для обучения в Академию Наук, о которой он был наслышан.
Жадный к познаниям слух юноши улавливал из всевозможных разговоров сведения о том, что Большая Академия Наук является лучшим учебным заведением в стране, что там учителя самой высокой квалификации, и что окунувшийся в учебу в этом храме наук может почерпнуть для себя, при желании, конечно, много полезного из неиссякаемого кладезя знаний. Понимая, что попасть в число счастливчиков, которые должны оказаться по ту сторону двери вожделенной Академии, можно только в том случае, если хорошо подготовишься и проявишь перед экзаменаторами достаточно высокий уровень знаний, Том засел за книги и учебники, и с утра до вечера с головой окунался в чтение. Когда нахождение в четырех стенах его немного утомляло, то он брал с собой учебники, удобно располагался в тени растущего у крыльца дома ветвистого дерева и снова продолжал чтение. Вот за таким занятием однажды и застал его Эдвард.
Эдвард также за эти годы повзрослел, и привычки его и запросы существенно изменились. Он всецело отдал себя увеселительному времяпровождению, развлекаясь на балах, вечерках и прочих застольях. Вот и сейчас он в компании друзей да девиц легкого поведения, удобно раскинувшись на мягком сиденье своей коляски, отправлялся куда-нибудь к берегу реки, чтобы весело провести предстоящий день. Эдвард любил чувствовать себя душой компании, поэтому, отпуская налево и направо шутки и остроты, нередко задевая при этом самолюбие окружавших его людей, ждал от них только одного: очередного взрыва смеха и ликования по поводу его остроумия. Все знали эту привычку неуемного гуляки, потому-то и старались ублажить его: иной раз и обиду молча проглотить, иной раз рассмеяться и польстить самодуру, хотя было вовсе и не смешно то, что в понятии автора остроты, казалось вершиной острословия. А что остается им делать? Этот человек разбрасывался деньгами налево и направо, брызги золотого дождя попадали и на людей его окружавших, им нравилось такое положение вещей, и они не намерены были что-либо менять в установившемся образе жизни.
Увидев издали Тома, сидящего в тени дерева, Эдвард приказал кучеру повернуть коляску к дому соседа. Гуляка не мог отказать себе в удовольствии поиздеваться над Томом, и уже предвкушал предстоящую потеху. Коляска едва остановилась и еще покачивалась на рессорах, которые гасили амплитуду колебаний платформы, в которой восседала развеселая и пестрая компания, а Эдвард уже начал свою "тронную речь":
- Эй, зубрилка! Не желаешь повеселиться с нами, отдохнуть от своих книг? Я могу уступить тебе одну из своих барышень - ты только погляди на них! - И тут же оратор лицемерно сделал озабоченное лицо.- Впрочем, нет! Не нужно! А то ты их своими потертыми штанами так их распугаешь, что они разбегутся, бедняги, от испуга, и потом нам придется проводить свои гулянки без их участия.
Компания, что называется, давилась от смеха. Том не стал ждать продолжения этого балагана. Он поднялся и решительным шагом направился к коляске. Когда он заговорил, Эдвард сразу же уловил твердость и уверенность в голосе обычно молчавшего раньше соседа:
- Чем ты бахвалишься, Эдвард? Разве дорогие одежды на тебе - это твоя заслуга?
Привыкший к улюлюканью со стороны окружающих и не приученный к ситуациям, когда ему противостоит какая-то противоположная сила, зазнайка поначалу даже растерялся. От самодовольного вида не осталось и следа. Не зная, как поступить в непривычной ситуации, чтобы не уронить свой авторитет в глазах окружающих, он сделай жалкую попытку подбодриться:
- А зачем здесь нужны заслуги? Здесь нужны деньги! На них я могу купить себе нарядов сколько захочу.
- Так ты что, хочешь сказать, что и к деньгам ты имеешь какое-то отношение?! У тебя ума хватает лишь только для их бездумного транжирования!
- А что же мне, прикажешь, делать, если у отца их в избытке?!
- Вот в том то и дело, что «у отца»! Не буду говорить о том, каким путем они ему достаются: все знают, как он безбожно, словно рабов, эксплуатирует своих рабочих, наживаясь на их почти бесплатном труде. Пусть это будет на его совести. Он, между тем, хоть что-то делает, как-то организовывает весь процесс на своих многочисленных фабриках и мануфактурах. Но ты-то лично что, сделал, чтобы приумножить капитал отца? Ладно, сам за всю жизнь палец о палец не ударил и от любого, самого небольшого физического труда ты бы, наверное, сразу же Богу душу отдал. Но ведь советом мог бы помочь отцу, или каким-нибудь начинанием? Как ты можешь кичиться богатством, к которому не только не имеешь никакого отношения, и не только не приумножаешь его, а еще и беспардонно разбазариваешь. Да этим не гордиться нужно! Этого нужно стыдиться!
Эдвард, окончательно оправившийся от первого замешательства, и видя, что дальше словесной перепалки дело не пошло, успел за это время успокоиться и снова, прибегнуть к своему излюбленному оружию:
- Ой, не могу! Кто меня жизни-то учит?! Посмотрите на этого голоштанного учителя, всю жизнь проковырявшегося в земле да в навозе!
Компания уже было собралась брызнуть смехом, чтобы ублажить своего покровителя, но, увидев блеснувший огонек решимости в глазах своего оппонента, от которого им стало не по себе, смех-то попридержала. Том сказал, как отрезал:
- Я вижу, ты и к нормальному-то человеческому общению не приспособлен! Ну, что же, поговорим по-другому! Да, я много работал на отцовой земле, помогая ему, да я таскал мешки и иные тяжести, что, помимо всего прочего, вдохнуло силы в мое тело, и я теперь могу дать сдачи любому обидчику. Поэтому, коль ты такой умник и провоцируешь меня на ссору, то имей мужество ответить мне. Я принял твой вызов! Кулачная дуэль я думаю, нас
рассудит.
От такого неожиданного поворота событий у Эдварда отвисла челюсть. Он, трепеща, взглянул на широкие и могучие плечи Тома, на его открытую, отдающую здоровым загаром крепкую шею, и тут же перевел взгляд на свои хлипкие, с белоснежной кожей, непривыкшие к нагрузкам ручонки, торчащие из манжетов, обрамленных столь же белым кружевом. Ни от кого из присутствующих не ускользнул этот полный отчаяния взгляд приникшего вмиг задираки, и каждый отдал себе отчет, что это сравнение явно не в его пользу. Понял это и Эдвард. Съежившись в комок, и не помышляя о принятии вызова, он лихорадочно искал выход из сложившейся ситуации. Его в этот миг интересовало только одно: как бы побыстрее, без урона для своего достоинства, унести отсюда, что называется, ноги. Он уже проклинал свой язык за то, что отдал приказ кучеру свернуть к этому дерзкому соседу. Остряк не нашел ничего лучшего, как снова выкинуть какую-нибудь остроту, но получилось еще хуже. Пересохшее от волнения горло издало какой-то нечленораздельный гортанный звук, что со стороны выглядело довольно комично. Поняв, что оконфузился, Эдвард дернулся пару раз из стороны в сторону, не зная, что предпринять, чем еще больше усугубил ситуацию. В конце-концов, он ткнул кучера тростью в плечо: «Пое...», но голос снова запнулся. Вконец униженный гуляка, еще больше смутился и лишь только смог подать тому знак: трогай. Коляска резво тронула с места, унося с собой приунывшую компанию. Все очень напоминало паническое бегство.
Старания Тома не пропали даром. Хорошо подготовившись, он таки поступил в столичную Академию, которую вскорости и закончил с особым отличием. Умудренные сединами и опытом ученые мужи отмечали прилежание в стараниях постичь самые отдаленные глубины науки целеустремленным юношей, делали акцент на его несомненной одаренности и уверяли, что из него в будущем непременно выйдет великий ученый, который может прославить старушку-Англию.
Так оно и получилось. Вчерашний юноша, а отныне знаменитый ученый всецело посвятил свою жизнь науке. Многие его научные открытия сотворили настоящий переворот во многих сферах деятельности, где плод изысканий талантливого ученого давал свои плодотворные результаты, что позволило Английской империи еще более укрепить свои позиции в международном сообществе. Король, прослышав о талантливейшем ученом, чей умственный вклад способствовал процветанию государства, пригласил его к себе во дворец, осыпал всевозможными привилегиями, и поощрениями. Государь, пожаловал теперь уже не просто Тому, а уважаемому господину титул лорда, пожизненную государственную ренту, обеспечившую безбедное существование «Его светлости» до конца дней, и дом в районе Сити - самом богатом районе Лондона, где проживала звать.
Ведя активный образ жизни, и стараясь поспеть то тут, то там, Том (будем по привычке, как старые знакомые, называть его по-прежнему именно так) теперь уже не мог обходиться без средств к передвижению. Он стал содержать конюшни, в его распоряжение отныне всегда подавалась то коляска, то карета, в зависимости от того, какой визит и куда он намеревался совершить.
Однажды случилось несчастье: скоропостижно скончался один из самых расторопных конюхов Тома. Он самолично посетил семью усопшего, выразил им соболезнование, положил на стол значительную сумму денег, которые должны были существенно поддержать людей, потерявших кормильца, и приказал кучеру следовать к Вестминстерскому мосту. Том решил лично подыскать себе конюха.
Окрестности моста, обрамленного лавками и служившие как бы торговыми улицами, были заполнены людом, среди которых было много тех, кто желал наняться куда-либо на работу. Здесь было полно каменотесов, пильщиков дров, столяров, плотников и прочее, прочее.
Тому было знакомо место, где можно нанять работников для конюшен, потому-то для него не составило большого труда проследовать туда. Завидев остановившегося возле них богатого господина, и не двусмысленно поняв, зачем он сюда прибыл, целая гурьба бедно одетых людей бросилась к коляске, толкая друг друга и перекрикивая один другого, каждый предлагал свои услуги. Том горько улыбнулся, наблюдая за этим жалким, отнюдь не радующим его зрелищем, уже готов бал указать пальцем на первого попавшегося бедолагу, как вдруг глаза его округлились от удивления. Словно бы вспомнив о чем-то или услышав знакомый когда-то ранее голос, он медленно повернулся. Безобразно заросший и облаченный в отвратительное тряпье человек был совершенно ему незнаком, но голос-то, голос…
- Подойди-ка ко мне, любезный.
- Слушаюсь, господин!
Оборванец проворно подскочил поближе к коляске и застыл в смиренной позе, ожидая радостной для себя развязки. Каждый из этих людей, не имея работы, а следовательно и не имея возможности заработать себе средства к существованию, страстно желал найти таковую, поэтому в лице новоявленного работодателя видели своего спасителя.
- Ты говоришь с лордом, любезный
- О, прошу прощения, Ваша светлость! Я весь к вашим услугам!
Глаза Тома еще больше округлились: он узнал этот голос! Противоречивые чувства овладели его душой: удивление, смятение, и даже недоверие. Глаза Тома говорили: этого не может быть! Что-то здесь не так! Но вслух прозвучало лишь тихое и грустное:
- Я не хочу тебя обидеть, мил-человек, но у тебя сейчас вид виляющего хвостом у ног хозяина пса, умоляющего его бросить ему кость. Тебя не угнетает такое положение дел?
- А что поделаешь, Ваша светлость. Роботу-то получить хочется. Жить-то ведь за что-то нужно.
- А ты исправно будешь исполнять свои обязанности? Возможно, ты считаешь грязную работу чем-то зазорным?
- Да, помилуйте, Ваша светлость! Как можно такое говорить?
- Да? - Том удивительно вскинул брови.- Всегда ли ты так считал? Возможно, в юности ты был иного мнения?
Оборванец открыл от удивления рот:
- А откуда вам известно? - Он запнулся и проглотил слюну.- Я...
- Вот что, дружище. Ты сейчас получишь от меня много денег, очень много, если подробно расскажешь все, что случилось с тобой и как ты из богатого дворянина превратился в оборванца-нищего.
Все вокруг зашумели, узнав столь поражающую новость о своем друге, и тут же вновь приумолкли, ожидая развязки обещавшего быть увлекательным действа. Завороженными глазами они наблюдали, как богатый господин извлек из кармана довольно таки увесистый мешочек, несколько раз пожонглировал им, вследствие чего до слуха этих людей донесся чарующий их
звук, и промолвил:
- Только учти дружище, ты получишь эти деньги только в том случае, если будешь искренен. Я чувствую в людях фальшь: советую не обманывать.
Оборванец помялся с ноги на ногу. Было заметно, что-то, о чем он собирался поведать в эту минуту собравшимся вокруг него людям, было болезненной для него темой. Ему очень и очень не хотелось об этом вспоминать. Однако звон содержимого, вновь запрыгавшего на ладони богача вожделенного мешочка заставил оборванна сломить свою гордынь и начать рассказ:
- Мой отец действительно, был дворянином и весьма состоятельным человеком. Чем я, подлец, и пользовался. В юности я только тем и занимался, что налево направо транжирил отцовы деньги, всецело предавшись увеселительным гулянкам. Как отец не настаивал, чтобы я занялся или учебой, или каким-либо другим занятиям, я только насмехался и продолжал бездельничать. Все было хорошо до той поры, пока был жив отец и вел все дела. После его смерти они пришли в упадок, присмотреть за всем было некому. Я даже не стал утруждать себя тем, чтобы доверить дела отца какому-нибудь управляющему. Я продолжал гулять, проматывая остатки отцовых денег. Его
заводы и мануфактуры за это время перешли в другие руки. Рабочие... Ох... Одним словом, когда закончились деньги отца, от меня отвернулись все те, кто питался с моего стола и... Да что говорить! Наступили страшные дни! Весь ужас был даже не в том, что у меня отныне не было денег, а в том, что я никаким образом не мог их заработать. Я ведь за всю свою предыдущую беспутную жизнь не научился ни одному ремеслу, не умел абсолютно ничего делать! Как я мог найти себе средства к существованию? С какой ностальгией я вспоминал слова своего соседа Тома, который в юности журил меня за мое безделье и
поучал, мол, дай человеку рыбину, он сварит ее, съест и, пока желудок будет ее перерабатывать, он будет чувствовать себя сытым. Но пройдет время, и он снова будет голодать. А научи человека самого ловить рыбу - он всегда сможет наловить ее для себя и, следовательно, всегда будет сытый. А я глупый еще над
ним и насмехался! Он много просиживал за книгами, много учился, за его старания ему воздалось: говорят, что он таки добился своего, стал великим ученым, состоятельным человеком, а я... Я жил тогда одним днем, не думая о будущем. Тогда я смеялся над ним, теперь он вправе посмеяться надо мной...
Несколько минут стояла гробовая тишина. Все, пораженные услышанным, осмысливали его, и дивились превратностям судьбы. Даже богач, восседавший в мягкой коляске, и которому, казалось бы, к проблемам оборванца не было никакого дела, и тот сидел неподвижно, словно окутан пеленой мыслей и грусти. Тем не менее, он первым очнулся от своеобразного гипнотического сна, и бросил рассказчику мешочек. Тот проворно схватил его на лету и тут же отправил в самый потаенный и глубокий карман.
- Держи, дружище! Я вижу, ты был искренен. Как вижу и то, что жизнь научила тебя многому. Вот только познал ты элементарную истину лишь после того, когда испил полную чашу. Неужели нужно было все доводить до такого? Неужели нельзя было еще в юности подумать о своем будущем и не последовать примеру упомянутого тобой твоего соседа Тома? Если бы к твоему стартовому капиталу, коим являлось богатство твоего отца, приложить бы хорошие знания, которые ты, как и Том, мог бы почерпнуть в изучении наук, да трудолюбивое отношение к делу, а не пустые забавы да разбазаривание денег - представляешь какой огромный капитал ты смог сколотить к этому времени! А ты стоишь сейчас предо мной голодный и в лохмотьях... Ладно! Вот тебе мой адрес: если желаешь, приходи к завтрашнему утру на мои конюшни. Будет тебе работа конюха, сможешь себе зарабатывать на жизнь. Я научу тебя... ловить рыбу.
Богач протянул обрадовавшемуся бедолаге клочок бумаги и дал знак кучеру. Вскоре коляска с ездоками скрылась вдали. Все обступили счастливчика, завидуя ему и стараясь заглянуть и прочесть написанное. Тот деловито отмахнулся от всех, неторопливо развернул листок и заглянул в него. Глаза его округлились, а губы растерянно прошептали:
- Том... Боже правый! Да это же Том!
Все недоуменно взглянули на растерявшегося друга:
- Какой Том? Не тот ли, что тебе в юности насчет голода и ловли рыбы пример приводил?
- Он.
- Однако...
Все приумолкли, дивясь такому повороту событий. Лишь только какой-то сухонький и сгорбленный старичок горько ухмыльнулся и прокряхтел:
- А. ты, говоришь, насмехался над ним. Вот она жизнь-то вас и рассудила...
Эту историю рассказывали мне в детстве родители, выдавая ее за эдакую поучительную сказку с моралью. А я думаю, что такое могло произойти и на самом деле. Каждый из вас мог бы оказаться на месте главных героев этой истории. И, наверное, не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться: на чьем месте хотел бы каждый из вас оказаться, если бы вам была предоставлена такая возможность. Так, может, действительно, не будем учиться на горьком опыте Эдварда, а возьмем, прямо сейчас, начиная с самого раннего детства, закатим, что называется, рукава, и начнем заботиться о своем будущем? А? И кто знает: может, и не напрасными будут все ваши старания, возможно, и впрямь приведет вас судьба туда, куда привела она целеустремленного, не боявшегося трудностей и траты сил Тома?

Миллион и копейка

Расскажу я вам, ребята,
Как пресветлый царь когда-то
(дело было в старину)
Вдруг собрался на войну.

С мест бояре повставали,
Не лишившись чувств едва ли:
- Царь наш - батюшка! Отец!
Уморил ты нас вконец!

Мы с соседями дружили,
С ними ладно, мирно жили.
Как же нам теперь войной
Разорять их край родной?

Горе что ли, аль нужда
В бой зовут тебя туда?
Аль бедна твоя страна?
Аль казна в ней не полна?

- Не полна-а... - им царь сказал -
Сам вчера пересчитал.
Оказалось, средь монет
Все ж одной монетки нет.

Есть в казне той миллион, -
Однова, не полон он:
Козни ль то судьбы-злодейки,
Не хватает в нем... копейки.

Возмущен был род людской:
- Это что ж за бред такой:
За копейку за одну
В смертный бой втравить страну?

Рассердился государь:
- Царь я вам или не царь?
Стал лицом вдруг бел как мел:
- Кто перечить мне посмел?

Делать нечего. Народ
Бросил поле-огород.
Вместо плуга и лопаты
Копья взял, оделся в латы.

Слову - суд, а делу - ход:
Царь возглавил тот поход,
Рать повел, да не одну,
В чужеземную страну.

Но народ в ней дружно жил
И свободой дорожил.
В пику царскому напору
Приготовился к отпору.

Был народ тот храбр и смел,
Победить царя сумел.
Победил он без оглядки
Засверкали только пятки.

День, другой тот царь шагал,
Боль в ногах превозмогал.
Был он грозен - грязен стал,
Исхудал, зарос, устал...

Лишь о малой крошке хлеба
День-деньской просил он небо.
Но в ответ молчали боги...
Сел на пень он у дороги...

Царь сидел, судьбу кляня,
На шершавом срезе пня.
Хоть имел он миллион
Был, однако, нищим он.

Тут старуха мимо шла
И к бедняге подошла:
- Вижу, голоден ты, детка, -
Вот тебе, милок, монетка.

Старуха дальше поплелась.
Рука с монеткой затряслась,
Спина от жадности вспотела,
Царево задрожало тело...

Волнуясь, он кулак разжал,
Увидел клад, что там лежал...
Изменчива судьба-злодейка, -
В кулаке была... копейка...

Не в богатстве счастье

В некотором царстве, в некотором государстве жил-был царь. Казалось бы, чего еще царю надо? Государство крепкое, цветущее - живи и радуйся! И казна полна. Да вот печаль: как не уговаривает отец свою единственную дочь выйти замуж, она и слушать не хочет. Рано, мол, говорит. Век девичий и без того короток, зачем же его укорачивать еще?
Но царь то понимал, что стар он уже, не так уж много осталось ему жить на этом свете. Вот и спешил все обустроить сейчас, пока имеет он и силу, и власть. Ведь, не приведи Господи, умрет, что тогда будет? Глупые и завистливые бояре передерутся из-за короны, в государстве начнется смута. Нет, каким бы ни был будущий зять, жених дочери, все же свой человек - он передаст ему свой опыт, поможет поддерживать порядок в государстве. Тогда и умереть не страшно, зная, что царская корона и жезл - в надежных руках.
И тут царь проявил свою волю и твердость - решил организовать конкурс. Кто его выиграет, тот и станет мужем царевны, унаследует царскую корону.
В тот же день помчались гонцы в разные концы государства сообщать важную весть. Люд, богатый и бедный, на рынках и площадях живо обсуждал услышанное. Кто судачил о несметных богатствах царской казны, кто - о дивной красе молодой царевны...
Ивана царская весть застала в городе, куда он приехал продавать лапти, горшки и прочий товар, благодаря которому они с матерью жили, хоть и сводили концы с концами. Слышал Иван тоже, как гонец оглашал царскую весть, потому и вернулся домой задумчивым и опечаленным.
- Да уж, - закряхтела старая матушка, выслушав сыновний рассказ. - Все это царские прихоти. А тебе-то до них какое дело?
На утро, увидев, что сын седлает единственную тощую лошаденку, мать забеспокоилась:
- Господи, да что же ты, Иванушка, задумал?!
- Уж больно, говорят, хороша царевна-то! Хотя бы краешком глаза посмотреть на нее. Вы уж не сердитесь, матушка...
- На кого же ты меня оставляешь! – начала причитать старуха. Но сын был неумолим:
- Ничегошеньки со мной не случится. Вскорости и возвращусь. Терять-то я все равно ничего не теряю...
Прихватив в дорогу краюху хлеба, полоску сала, луковицу, направился Иван в стольной град. Подъезжая к царскому дворцу, Иван уже издали увидел уйму всадников, собравшихся перед резным крыльцом. Кого здесь только не было! И помещики на вороных лошадях, и графы на гнедых рысаках, и даже заморские лорды и герцоги на грациозных иноходцах - им тоже царской короны захотелось! Может кто, как и наш Иван, думал не о богатстве, а о сердце царевны - неизвестно. Но нетрудно догадаться, что знать в мыслях примеряла царскую корону, да пересчитывала монеты в казне.
Приезжие, всяк по-своему, старались произвести впечатление на царевну - их будущие судьбы были теперь в се руках! Многие всадники с ног до головы принарядились в дорогие убранства, даже лошадей облачили в пурпура, сбрую обвешали серебряными и золотыми украшениями.
Увидев Ивана на тощей лошаденке, всадники дружно взорвались смехом! Долго бы потешались они, да протрубили трубы, громко ударили в барабаны. Под этот аккомпанемент на крыльцо множественно вышли царь с дочерью. Все враз застыли в глубоком поклоне.
- Ну что же, - не спеша, но громко и чинно молвил царь, разглядывая пеструю толпу. - Зачем собрались, надеюсь, знаете все? Так вот: кто решит три задачи, тому и отдам в жены дочь и свою корону.
Зашумели женихи, зашушукались, закряхтели. А Иван уставился на прекрасное лицо царевны - глаз не оторвет!
- Слушайте, - молвил царь. И все вокруг притихли. - Поскольку будущему государю придется и войском управлять, надо увидеть, как вы... Ну хотя бы, как вы в седле держитесь. Посмотрите, - царская рука и взгляд очертили луг, раскинувшийся сразу за дворцом, - вон на той одинокой береге, белеющей на горизонте, трепещет платок моей дочери. Кто первым его доставит ко мне, тот и выиграет.
Царь привстал и подал команду:
- Вперед!
Встрепенулись всадники, в едином порыве ринулись с места лошади. А что же Иван? То ли на царевну засмотрелся, то ли лошаденка испугалась - ни с места! Прыснули зеваки: «Тоже нам жених и будущий царь!» Хохот стоит вокруг, крики... Тут и лошаденка тронулась с места. Основная группа всадников, тем временем, была уже далеко.
Свежий ветер ударил Ивану в лицо. Опьяненный азартом погони, радуясь, что повидал царевну, он неожиданно весело и задорно запел. Этот задор хозяина передался и лошаденке. И случилось непредсказуемое! Царь и бояре увидели, как невзрачная кляча начала настигать соперников. Вот она поравнялась с ними, вот, наконец, обошла их. Зрители, затаив дыхание, в изумлении увидели, как Иван ловко подхватил на скаку платок царевны и помчался обратно!
Народ, собравшийся на площади, отдал все симпатии Ивану, бурно приветствуя опрометчивого юношу. Иван ловко спешился, подошел к царевне, поклонился в пояс и вручил доставленный платочек. Царевна, принимая его, заметила, как красив и статен этот простолюдин, почувствовала непонятное, неведомое доселе чувство, овладевшее ее сердцем.
А все эти лорды да графья в исступлении стегали бедных лошадей за нерасторопность. Но лошади тут при чем? Они старались, да подвели их всадники, запутавшие крепкие ноги их дорогими пурпурами да бархатами, нагрузив дорогими украшениями. Вот уж действительно: богатство пошло во вред делу! Ведь пурпура путалась на ветру, увесистые украшения превратились в тяжелый груз, быстро утомивший лошадей. Иванова же лошаденка, хотя и не была шибко расторопной, зато скакала налегке, что и помогло победить.
На следующее утро, не потеряв надежды, снова собрались соискатели царской короны у царского дворца.
- Слушайте следующее задание, - царь придал голосу силы и торжественности. - Кто из вас к вечеру доставит подарок, больше других понравившийся царевне, тот и выиграет спор.
Бросились богатые женихи врассыпную. А Иван пригорюнился, совсем упал духом. Какой уж тут подарок, когда за душой ни гроша. Вздохнул тяжко, да делать нечего. Все равно до вечера далеко. Взял клячу за уздечку и побрел, куда глаза глядят. Добрел до знакомого луга, лошаденку пустил травку щипать, а сам сел и задумался...
К вечеру площадь перед царским дворцом - что полная чаша. Подходят к крыльцу лорды да графы, кладут у ног царевны подарки - один краше другого. И каждый считал: чем богаче будет его подарок, тем больше он понравится царевне. А что же она? Смотрит на принесенные богатства равнодушно и безучастно. Дарители в ужасе! «Как же так?» - удивляются будущие женихи. Невдомек им, что такого добра в царском дворце не счесть. Надоели царевне все эти украшения.
Последним подошел к собравшимся Иван. И площадь снова взорвалась хохотом:
- Во, дает мужик! Веник приволок! Как будто в царских покоях подметать нечем!
- Это он в государеву конюшню травицы свежей принес...
Иван, не обращая внимания на остроты, молча подошел к царевне, положил ей на колени цветы, только что собранные на росном лугу. Невидимым светом засияло лицо девушки: таких подарков ей никто никогда не приносил.
- Какая прелесть! - нежно молвила царевна, прильнув к цветам, наслаждаясь запахом свежих ромашек.
Тут и смех умолк. У многих богачей челюсти отвисли: кто бы мог подумать, что простые цветы могут тронуть сердце царевны! Оказывается, не в серебре и злате счастье...
На следующее утро, едва забрезжила заря, заметно раздосадованная знать снова потянулась к царскому дворцу, убеждая себя в том, что сегодня наверняка утрет нос этому Ивану, проучит его за все.
Царь с дочерью заняли привычные места, и государь начал:
- Вчера я убедился каким должен быть муж будущей царицы, а нынче хочу рассмотреть, каким будет будущий царь. А посему слушайте последнее задание. Оно простое: поведать удивительную, смешную, забавную историю. Последнее слово, как и прежде, за царевной.
Пора бы уж соревнующимся понять, что богатство для царевны не главное. Но привыкши все мерить количеством золота, они снова принялись покорять сердце царевны блеском своего великолепия.
И посыпались, как из рога изобилия, истории. О несметных сокровищах. О фантастически дорогих борзых и удивительно удачной охоте. О блистательных турнирах и сказочных призах. О роскошных балах и диковинной заморской снеди... Слушала все это царевна с интересом, и казалось, что на сей раз Иван вчистую проиграет. А он тем временем подошел к царскому крыльцу.
- Да мне, собственно, и рассказывать-то нечего, - неуверенно и откровенно начал Иван. - Жизнь у нас с матушкой однообразная, ничего особенного. Вяжем лапти, обжигаем горшки... Кроме вот этой кобылки, у пас ничего и нет. А вот забавная история... Случилась у нас давеча радость большая: ожеребилась кобылка! А жеребеночек какой славный! - глаза рассказчика возбужденно заблестели. - Видали бы вы как он резвится и брыкается. А недавно так лягнул меня, что я шлепнулся прямо в лужу...
Царевна громко захлопала в ладоши и звонко рассмеялась.
- Браво! Браво! - воскликнула девушка. Видимо до глубины души тронул ее этот незатейливый рассказ о жеребенке, принесшим радость в бедную семью. Искренность, простота и добродушие юноши очаровали ее. - Этот юноша мне нравится, - молвила царевна и потянулась к Ивану.
- Вот и хорошо! - поднялся обрадованный царь. - Завтра же свадьбу сыграем.
Говорят, вся площадь перед царским дворцом была уставлена свадебными столами. Целую неделю люд веселился и гулял, воздавая хвалу царю, царевне, Ивану. А посрамленная знать в сумерках разбрелась да разъехалась, возмущаясь и... дивясь: как можно серебру-злату, брильянтам и сапфирам предпочесть охапку цветов, бесхитростный рассказ и рваную рубаху?

Плата долгов
Жили-были два мальчика - Артемка и Ваня. Жили по соседству, на самом краю села, играли вместе, дружили. Все было хорошо, да вот в одном они не ладили. Артемка очень любил птиц да зверушек, с удовольствием мастерил кормушки для своих маленьких друзей. А Ваня только тем и занимался, что ставил силки да капканы, а уж с рогаткой так и вовсе не расставался. Ругался из-за этого Артемка с ним, убеждал своего друга, что так поступать нельзя, а тот только посмеивался - говори, мол, говори.
И вот однажды чудесным зимним утром отправились они оба в лес, на самой опушке которого жили. Ушли не сговариваясь, каждый со своей целью. Ваня - силки и капканы под кустами да деревьями расставлять, а Артемка - кормушки на ветках укреплять. Вон как карманы от зерна оттопыриваются. То-то радости будет снегирям да воробышкам.
Увлеклись каждый своим занятием и не заметили, как вечер наступил. А тут, как на беду, пурга задула. Да с каждой минутой все сильнее, все злее. Бросились ребята назад, да не тут-то было. Ветер с ног сбивает, идти невозможно. С трудом добрели до начала опушки. Обрадовались друг дружке: вместе все же веселей, не так страшно. Да не долго только радовались. Ветер так усердствовал, что продолжать путь было просто не возможно.
Ребята решили спуститься в попавшийся им по дороге овраг. Как там было уютно, безветренно! Как сразу стало тепло! А уж когда забрались под огромную корягу, так и вовсе показалось, что дома на печи лежат. Но это только сразу. Чем дольше они там сидели, тем отчетливей ощущали, как мороз закрадывается под одежду и с каждой минутой становится все злей. Просто невмоготу становится мальчишкам. Одеты-то они налегке, без шарфов. Утром ведь так солнечно было! Тут ребята ужаснулись мысли, что не смогут переждать здесь пургу. Ведь так можно и замерзнуть.
На их счастье, забежали в овраг две косули - молодая и старая. Видно тоже от злого ветра прятались. Подошли к коряге, и тут одна из косуль заметила Ваню.
— Ой! - Вскрикнула она. - Это же тот мальчик, от которого столько бед в нашем лесу! Бежим!
И уж бросились, было, косули бежать, да Артемка, которого они сразу не заметили, их окликнул.
— Не бойтесь! Мы вам зла не причиним. Сами вот в беду попали: домой дойти не можем, ветер с ног сбивает.
— Да это же Артемка! — обрадовалась старшая косуля. — Когда ты, доченька, упала в глубокую яму, он побежал домой за веревкой, хворосту наволок целую кучу на дно ямы, а тебя таки выручил. В долгу мы у Артемки, теперь наш черед его выручать. Ты, доченька, побудь здесь, а я постараюсь к родителям Артемкиным добраться и все им рассказать. Чтобы они пришли, и выручили из беды ребят.
И косуля бросилась навстречу ветру и непогоде. Трудно ей было, но она упорно продолжала свой путь — так хотелось ей отплатить мальчику добром за добро. Но уж больно злая была в ту ночь пурга, шибко высокие сугробы намела. Застряла косуля в одном из них и заплакала от того, что не сможет пойти дальше и Артемке помочь.
Вдруг услышала косуля рядом насмешливый голос:
- Что, пушистый хвост, отдыхаем? В сугробе, конечно, тепло и уютно. Не то, что на ветру колючем.
Подняла косуля заплаканные глаза и увидела наверху сугроба воробья.
- Не к месту твои остроты, Чирика. Там, в овраге, мальчик Артемка замерзает. Хороший мальчик, помочь ему надо, а я вот здесь застряла.
- Артемка?! Да как же ему не помочь-то! - заволновался воробей. - Да если бы не он, так нам, воробьям, ой как туго зимой жилось бы. Не горюй, косуля-пушистый хвост, отдыхай себе спокойно, а я к Артемкиному дому полечу.
- Да ты хоть знаешь где его дом? - спросила косуля.
- Издеваешься? - чирикнул воробей. - Еще как знаю! Это каждой птице известно. Где кормушка над крылечком - там и дом Артемки. Он нам всем - как маяк в океане для кораблей.
И воробей улетел.
Очень хотелось ему сделать для Артемки доброе дело. Но пурга была сильнее. Еле-еле дотянул воробей до опушки леса, уж и дом с кормушкой у крылечка невдалеке показался из-за деревьев. Да иссякали у Чирики силенки, и свалился он под какой-то куст. Трепыхнулся еще два-три раза крылышками и понял: не долететь ему уже до заветной цели.
Но надо же такому случиться, что именно под этим кустом сидел, пережидая вьюгу, заяц.
- Выручай, Косой! - обрадовался, увидев его, воробей. - Там в лесу Артемка в овраге замерзает, а родители и не знают. Предупредить их надо. Вон и дом его, совсем рядом. Только сил у меня больше нет, чтобы долететь.
- Артемка погибает! - заволновался заяц. - Надо, надо помочь. Он же меня когда-то из капкана вызволил.
И заяц стремглав бросился к селу, бросив на ходу воробью:
- Отлежись пока, а я мигом домчу.
Ох, как старался заяц. За какие-то две минутки почти у дома Артемкиного оказался. Да вот ведь беда какая! Со всего маху налетел заяц на колючку. Да на такую острую и длинную, и вонзилась она ему так глубоко в лапку, что и ступить стало невозможно. Боль - неимоверная. Заплакал косой. И от боли, и от жалости к Артемке. Ведь некому больше помочь, если он, заяц, здесь будет лежать.
И пополз зайчик к Артемкиному дому. Ползет, плача, и приговаривает:
- Артемке надо помочь. Артемка мальчик хороший.
Из последних сил дополз он до порога, царапнул лапой дверь и свалился обессилевший на землю.
Услышала шорох мама Артемки, отворила дверь и увидела зайчика.
- Ой, бедненький, - всплеснула в ладоши, подняла его и занесла в дом. Поднесла поближе к печи, чтобы отогрелся, увидела в лапке занозу,
вытащила ее и перевязала ранку. А тут как раз и Артемкин папа вернулся.
- Уж и не знаю где его еще можно искать, - с тревогой сказал он матери, бросившейся ему навстречу. - Все вокруг обыскал - нигде нет.
- В лесу он, - слабым голосом молвил заяц, - в овраге под корягой от ветра хоронится.
Обрадовался Артемкин папа такой вести. Схватил теплую шаль, чтобы завернуть в нее сына, и бросился в лес. Сильный был папа у Артемки и смелый. Он пурги не боялся. Он за Артемку боялся.
Через некоторое время оба наших незадачливых путешественника сидели возле печи и отогревались... Прибежали родители Вани, все радовались, что дети нашлись.
- Это благодаря зайчишке дети нашлись, - весело сказал Артемкин папа. - Спасибо тебе, родной. Однако только не пойму. Почему, Косой, ты не сказал мне, что и Ваня тоже там, в овраге?
Все взглянули на зайца. Тот сразу даже растерялся.
- Да я и не знал, что он тоже там. Мне Чирика ничего о нем не сказал.
- Но почему? - еще больше удивился Артемкин папа.
- А потому, - ответил заяц. - Уж сколько Чирика и все другие воробьи натерпелись от Ваниной рогатки. - Я-то их хорошо понимаю. Сам когда-то в его капкан попал. До сих пер на одну лапку прихрамываю. Чего же теперь и воробьи, и мы, зайцы, должны его жалеть?
Все, кто был в комнате, устремили взгляды на Ваню. Тот покраснел до кончиков волос и опустил голову.
- Я больше не буду обижать зверушек, - пробормотал он. - Никогда, никогда! Честное слово!
И, немного подумав, достал из-за пазухи рогатку и бросил ее в огонь.
На следующее утро, отогревшись и отдохнув от ночных приключений, Ваня в своем дворе стал громко стучать молотком. Он мастерил первую в своей жизни кормушку.

ПРИДОРОЖНЫЙ ДУБ
Давным-давно в одном селе жил старик и было у него три сына. Хозяйство держал он большое, которое требовало рабочие руки. И если бы здоровые, сильные и молодые братья дружно засучили бы рукава, то жили бы они в полном достатке и горя не знали бы. Да вот незадача: оба старших сына оказались такими лентяями, что поделать с ними старый отец ничего не мог. В то время, когда младший сын надрывался вместе с отцом на подворье, ухаживая за землей да животиной, старший сын ссылался на боли то в спине, то в ногах, то голова у него раскалывается, то усталость во всём теле неимоверная. А когда того кличут к столу, то где и усталость девается - летит впереди всех, чтобы первому пожирней кусок ухватить. И понимает отец, что дурачит его сын, да что делать?
У среднего сына была другая слабость: уж больно шибко любил он посидеть в сельской корчме, чарочку пропустить, да побрехеньку какую-нибудь выдумать. Любил, когда доверчивый слушатель, разинув рот, принимая выдумку за чистую монету, внимал его россказням. А еще больше любил водочку, которую ему подливали слушатели, мол, пей, да только рассказывай побыстрее: чем же всё завершилось. За этими посиделками какая уж там работа?!
Один младший сын Иван да старый, уже почти немощный, отец с утра до вечера хлопотали на подворье. Наконец-то старик не выдержал. Собрал сыновей, да и говорит:
- Ну, вот что, голубчики! Так дальше продолжаться не может. Всю жизнь на моей шее сидеть не будете - стар я уже. Помру ежели, то, как жить будете? Да и лоботрясы вы уже порядочные - уж и жениться пора. Нужно жен искать. Посему и слушайте мое, отцово, слово: ступайте, побродите по свету, поищите счастье свое. Возможно, найдете какую-нибудь работу, возможно, удача какая-нибудь выпадет вам. А нет, то хотя бы жен найдете: пусть они, глупые, кормят вас, коли вы сами работать не хотите. А мы с Иваном сами тут управимся.
Но тут поднялся младший сын:
- Негоже так, отец. Понимаю, что оставлять тебя одного - не гоже. Но и ты пойми меня: хочу и я свое счастье испытать. Засиделся я на одном месте. Пойду с братьями: и им поддержка будет, и себя испытаю, на что я способен.
На том и порешили. Собрали братья на заре котомки и отправились в путь. Идут день, идут второй, идут неделю, идут месяц. Вокруг поля да степи. И вот наконец-то вдали показалась опушка леса. А перед опушкой стоял при дороге огромный и могучий дуб. И в самый аккурат возле него дорога разветвлялась и расходилась в трех разных направлениях. Остановились братья, присели в тени огромных ветвей, достали из котомок сухари да сало, поели, а потом стали думать: как же им дальше поступить. Младший брат сказал:
- Думаю, что вот так, всем вместе нам ничего не добиться. Сколько прошли - никакого результата. Давайте-ка разъединимся и отправимся в дальнейший путь самостоятельно. Может, одному удача улыбнется, а второму еще большее счастья привалит? Так шанс в три раза увеличивается. Согласны?
По кислым физиономиям старших братьев было видно, что не очень-то они согласны с Иваном, ведь за его спиной они чувствовали себя уверенней, да зная, что с тем спорить бесполезно, согласились. При этом договорились, что встретятся на этом месте ровно через год, чтобы затем отправиться всем вместе к родному дому и поведать отцу о своих успехах в этом путешествии. Так и отправились дальше в путь: старший пошел налево, средний направо, а Иван прямо, навстречу лесу.
Шел старший брат, шел, да и вышел на окраину села. Попросил в крайней хате водицы свежей испить, да так там и остался. А все дело в том, что жила там овдовелая селянка, которой одиночество порядком поднадоело, и она в последнее время только и мечтала о том, чтобы какого никакого муженька в дом привести. И по ласке мужской истосковалась, да и работник в хозяйстве требовался. Все так, да вот незадача: не было в селе подходящих мужиков на примете. И вдруг такая удача! Она ласково позвала путника к столу, лучшими блюдами угостила, винца не забыла в чарку подлить. Предложила отдохнуть с дороги, постелила гостю. А тому только этого и надо было!
День прошел, второй, а вслед за ними и третий. Угощения угощениями, но во дворе возлежала гора не наколотых дров, и хозяйка осторожно намекнула своему благоверному, что не мешало бы немного поразмяться. Старший брат тут же сделал страдальческое лицо, рассказал, каков долог и труден у него был путь и как смертельно он устал, и как необходим ему длительный отдых для восстановления сил. Та не стала перечить: лишь бы только у нее остался.
Прошло немало времени. Когда стало ясно, что на усталость ссылаться уже глупо, гость вдруг начал сокрушаться о невыносимой боли в спине, затем в пояснице, после чего последовала головная боль и слабость в ногах. До хозяйки наконец-то дошло, что в течении года этот проходимец ее просто-напросто дурачил, она взяла да и прогнала его прочь. А тот, сообразив, что прошел ровно год, с того часа как он расстался с братьями, не придумал ничего лучшего, как поспешить назад к дубу.
А средний брат тем временем шел-шел да и набрел на придорожную корчму. К его счастью, корчмарь оказался большим любителем всевозможных рассказов и историй. Он готов был часами напролет слушать всякие захватывающие байки, лишь бы кому было рассказывать. Увы, путники, заглядывающие в его заведение, как правило, спешили вечно куда-то по неотложным делам (корчма-то придорожная!), и ни у кого из них не было времени на разглагольствования. И тут вдруг является человек, который, судя по его поведению, абсолютно никуда не спешит, и, что самое главное, умеет чертовски занятно излагать всевозможные байки. Корчмарь рад был того угощать и поить, лишь бы тот только рассказывал. Со временем рассказчик так овладел искусством извлекать пользу со своего дара, что знал, где нужно сделать паузу, чтобы взять корчмаря, так сказать, голыми руками. Обычно рассказ его тек спокойно и гладко до самого интересного момента. В самом же волнующем месте рассказчик вдруг начинал кашлять и сетовать на то, что от длинной и непрерывной речи у него, дескать, все пересохло во рту и что, мол, не мешало бы промочить горло. В такую минуту корчмарь являл собой образец щедрости, чем и пользовался наш герой.
Продолжалось так ровно год. Нетрудно догадаться, что корчмарю в конце концов надоела его брехня, да и спохватился, что заведение его начало терпеть огромные убытки (ведь за россказнями некогда работать) и понял, что пришло время положить этому конец. Средний брат также не нашел ничего лучшего, после того, когда ему указали на дверь, как отправиться на свидание с братьями к дубу, ведь пришло время их обусловленной встречи.
А младший брат после того, как они расстались у развилки дорог, пошел своей дорогой прямо к лесу и вскоре уже пробирался среди зарослей деревьев, которые с каждым шагом все густели и густели. На лес опустились сумерки, стало совсем темно, и Иван начал понимать, что ночевать ему придется под открытым небом, прикорнув где-нибудь у кустика или дерева. Все бы ничего, да от крика ночных птиц и отдаленного, еле слышного, воя какого-то лесного зверя, ему становилось не по себе. И вдруг он увидел вдали огонек. Сначала подумал, что ему померещилось, но вскоре он увидел впереди темный силуэт избушки с тускло мерцающим огоньком в одном из окошек. Иван постучал в дверь, но никто не ответил. Снова постучал, но с тем же успехом. Тогда он осторожно приоткрыл дверь и сделал шаг вовнутрь.
В дальнем углу комнаты он увидел при свете стоящей на столе свечи старика, который, склонившись над столешницей, думал о чем-то своем и, казалось, не обращал никакого внимания на гостя. Иван дипломатично прокашлялся. Старик в ответ даже не шелохнулся. Иван подошел к столу и присел рядом на свободный стул.
- Что вы загрустили, дедушка?
Тот медленно поднял голову и взглянул на гостя заплаканными глазами.
- Да как же мне не грустить, касатик, если горе у меня большое. Злой колдун явился сюда, увидел мою дочку, залюбовался ее красотой и похитил. Дескать, жениться хочет, ирод! На такую уродину смотреть страшно, а чтобы еще и жениться... Сгубит он ее, сердешную, ой, сгубит...
Старик запричитал. Иван попытался успокоить его, но тот только отмахнулся:
- Как счастливо и безмятежно жили мы до сей поры! Я лесничил, она помогала мне в моих хлопотах. И вдруг... Ничем теперяче делу не поможешь, ничто меня, старика, не утешит.
- Так уж и нечем? Возможно, выход какой-нибудь есть?
- Та где там! Попробуй, доберись к колдуну! Замок его за дремучими лесами, за высокими горами, к нему идти только ой-ой-ой! А ежели и доберешься, то, как с ним сладить-то можно?! Говорят, ничего его не берет, да и смерти он не боится, потому, как умереть не может, сколько не руби его мечем. Ох...
Старик тяжело вздохнул, а Иван тихонько поднялся, вышел из избы, да и продолжил свой путь. Уж больно захотелось ему добраться до замка колдуна да вызволить красавицу из беды.
Долго шел Иван, не один день, не одну неделю, не один месяц. Лес все густел, и порой продвигаться было просто невозможно. Иван успокаивал себя: вот закончится лес - станет полегче. Через некоторое время лес, действительно, закончился, да вот легче ему от этого не стало. Начались горы. И чем он дальше по ним поднимался, тем круче становились они.
Долго можно было бы рассказывать о злоключениях юноши, да не будем утомлять читателя излишними описаниями. Скажем только, что, в конце концов, увидел Иван замок, взгромоздившийся на вершине самой высокой скалы. Да вот только попасть туда оказалось не так-то просто: высокие стены были неприступны. И все же Иван, с большим трудом, взобрался наверх и проник в одно из окон.
Оказавшись в просторном зале, юноша поразился тому, что увидел. Какая ослепительная роскошь вокруг! Сколько ваз, амфор, статуэток, и все из чистого золота! У юноши перехватило дыхание, да только вдруг издали послышались шаги, и Иван поспешно спрятался за одну из статуй. Шаги и голоса приближались. Юноша затаил дыхание, боясь выдать себя.
- Неужто она и сегодня не покорится нам, ваше злодейство?
- Пусть только попробует! Сегодня я дам ей последний срок! А иначе...
Иван осторожно выглянул из своего укрытия и тут же содрогнулся от увиденного. Колдун, окруженный и сопровождаемый своей свитой, был столь ужасен и безобразен, что не испугаться было ну никак нельзя! Процессия последовала к одной из дверей, которую перед колдуном услужливо отворил один из придворных. Колдун вошел, а свита, притворив за хозяином дверь, покорно замерла в ожидании своего повелителя. Юноша сразу же понял, что там, за той дверью, находится та, ради которой он проделал столь трудный и неблизкий путь. Его переполняло желание сию же минуту броситься к двери, расшвырять в сторону охрану, справиться с колдуном и освободить пленницу. Но, видя, насколько многочисленной и хорошо вооруженной была охрана колдуна, понял, что в данной ситуации нужно уповать не на силу, а на хитрость. Нужно было, во что бы то ни стало что-то предпринять. Но что?!
В первую очередь необходимо как-то пробраться к той злополучной комнате, если удастся подслушать разговор, и, исходя из услышанного, действовать дальше. Выход для Ивана виделся в одном - в окне. По его наметкам оно должно было находиться недалеко.
Юноша тихонько, чтобы не быть замеченным, возвратился к окну, в которое недавно взбирался, перелез через подоконник, и по небольшому выступу в стене стал медленно продвигаться к окну комнаты, в которой томилась пленница.
Расчеты его оказались верны, и вскоре юноша осторожно, стараясь не сильно высовываться, заглянул внутрь ярко освещенной комнаты. Все то же дорогое убранство, все та же сверкающая золотом обстановка. Но не она с первых же минут привлекла внимание парня: все его внимание было поглощено ею! Господи! Боже правый! До чего же она хороша! Как она красива! Теперь уже никакая сила не могла оторвать его от окна.
Колдун говорил громко, поэтому Ивану было слышно каждое его слово.
- Да сколько можно! Мне надоели твои отговорки! Черт меня раздери, если я позволю и дальше себя дурачить!
- А ты и есть черт!
- Не дерзи, негодница! А то пожалеешь об этом!
- Вот это ухажер! Просит руки и сердца, а сам... Разве так ухаживают за девушкой?
Колдун, и без того страшный и ужасный, сделал большие от удивления глаза, и от этого стал еще более безобразным:
- Как это - ухаживают? Что это за невидаль такая?
Девушка улыбнулась. Но вместе с тем Иван видел, что глаза у нее были грустные, хотя в них и блистали какие-то непонятные для него загадочные огоньки. Но непонятные они были лишь вначале. Чем дальше плелась хитроумная вязь разговора, тем больше юноша убеждался, что девушка хитрит, старается то ли выгадать время, то ли как-то обмануть колдуна.
- Ну, как же! Это так просто. У нас, у людей, заведено: чтобы расположить девушку к себе, нужно говорить ей приятные слова, проявлять знаки внимания, дарить что-либо...
Колдун громко расхохотался:
- Вот глупые! Надо же! «Приятные слова»! Глупости какие-то... В брачные палаты - да и дело с концом! «Знаки внимания»... Дарить - это да! Это уже ближе к делу! Все в этом мире должно продаваться и покупаться. И я могу в случае твоей покладистости осчастливить тебя подарком! - Колдун в меру своей возможности выпрямился, хотя это было сделать ему не так просто, поскольку он был сутул и даже горбат, расправил плечи и придал лицу торжественный вид. - Слушай мое слово! Все золото, что ты видишь пред собой, может быть твое! Все алмазы-изумруды, что находятся в шкатулках на твоем столе - твои! Если в благодарность за эту невиданную щедрость ты не посмеешь отказать моим благородным порывам. И я думаю, что мы сей же час можем проследовать к нашему брачному ложу!
Девушка отшатнулась, словно от удара, и инстинктивно сделала шаг назад. Было заметно, что она всерьез испугалась.
- Нет-нет! Нельзя так! Нельзя так настырно, грубо! Я...
- Что «я»... Сколько можно дурачить меня! Ежели сию же минуту ты...
И он грозно двинулся на девушку. Та мгновенно бросилась к окну и вскочила на каменный подоконник.
- Если ты... Если будет сделан хоть один шаг, я выброшусь из окна!
События начали развиваться столь стремительно, что юноша в первый момент даже растерялся, не зная, что предпринять. Но это только в первый момент. Через секунду он уже крепко держал девушку за руку и быстро, чтобы она не успела закричать от неожиданности и выдать его присутствие, прошептал ей:
- Не делай этого! Я спасу тебя! Выиграй время до утра!
Девушка от неожиданности резко повернулась, лица их оказались на близком расстоянии один от другого, их взгляды встретились и ... И, собственно, все! Этого было достаточно, чтобы они сразу же поняли друг друга, и пришли на помощь один другому. В данную минуту все зависело от девушки. Промедли она хотя бы секунду, и колдун, наверное, заподозрил бы неладное. Но наша героиня оказалась на удивление сообразительной и тут же повернулась к колдуну. Лицо ее было образцом признания вины, смирения и покорности.
- Да, очевидно я не права, да и положение у меня безвыходное. - Колдун при этом облегченно вздохнул и протянул ей навстречу руку, чтобы через мгновение сделать еще и шаг, сближающий его с красавицей, но та торопливо произнесла: - Но мне необходимо собраться с мыслями. Дай мне подумать до утра. - И видя, что колдун посуровел и собрался возразить, зачастила еще быстрее. – Ну, последний раз! Прошу! Завтра утром все изменится, и тебя будет ожидать сюрприз. Это я обещаю.
О сюрпризе девушка говорила откровенно, но имела в виду совсем не то, что в это время подумал колдун. Он же все понял по-своему и удовлетворенно крякнул.
- Хорошо, быть по сему. Приятно видеть тебя смиренной, покладистой и доброй.
- Да, доброта большое дело, тебе тоже не помешало бы научиться почаще делать добрые дела. Ведь добрые дела - это...
- Добрые дела?! Вот глупость! Да как же я могу творить добро, ежели я для злых дел только и создан?! Да сотвори я доброе дело, тут же мне придет кончина, потому как это противоестественно моему существованию в этом мире! Вот глупости-то: «доброе дело»...
И с этими словами колдун удалился, не забыв, стоя уже в дверях, напомнить:
- Так, значит, завтра утром!
Дверь захлопнулась, лязгнул засов, и это было сигналом к началу свидания молодых людей. Юноша тут же, ловко перемахнув через подоконник, запрыгнул в комнату, устремился к девушке и взял ее за руки. Они долго смотрели в глаза друг другу, не зная, что сказать. А, может, и знали, но не хотели этого делать, чтобы не нарушить целомудрия такого чудного для них мгновения. Ведь все было ясно и без слов. Влюбленным, а с этого момента они таковыми, вне всякого сомнения, уже считались, вообще не нужны слова. Они во все века и во всех странах прекрасно понимали друг друга с помощью взгляда, дыхания, рук, губ. Наконец-то, когда казалось, что прошла целая вечность, девушка еле слышно прошептала:
- Ты явился словно из сказки...
- А разве не сказка то, что сейчас происходит? То, что мы рядом?
- Да, ты прав. И где ты раньше был? Как я жила без тебя все эти годы?
Еще несколько мгновений влюбленные стояли, упиваясь сладостной минутой, еще несколько мгновений продолжалось таинство, именуемое поэтическим словосочетанием «смятения двух сердец».
- Нам нужно спешить, чтобы к рассвету удалиться как можно дальше от замка.
- Да, да, конечно. Но ведь там такая пропасть! Как же мы...
- Ничего. Я ведь как-то сюда забрался... Что-то придумаем!
Он подхватил девушку, как пушинку, поставил ее на подоконник. Собрался уже и сам вспрыгнуть туда, но на минуту застыл, словно что-то вспомнив, потом резко повернулся, вытащил из-за пазухи котомку и принялся заталкивать в нее всевозможные золотые и другие дорогостоящие предметы, которые находились рядом.
- Это наверняка поможет нам в дальнейшем. - Он говорил сам с собой, но было понятно, что это было ответом на ее возможный вопрос. - Путь длинный, мало ли что может приключиться.
Они перелезли через окно, ощутили под ногами хотя и узкий, но твердый выступ парапета и медленно, подстраховывая друг друга, двинулись к той части стены, по которой Иван некоторое время назад взобрался сюда. Путь был опасен, и возникали моменты, когда они едва не срывались в пропасть, но хладнокровие и крепкая рука юноши, поддержавшая в роковые минуты возлюбленную, спасли обоих. Затем были глубокие овраги и колючие непроходимые заросли, через которые беглецы пробирались с величайшим трудом. Много, ох как много лишений и трудностей пришлось преодолеть нашим героям, но лес все редел и светлел, и наконец-то беглецы достигли избушки, на пороге которой они увидели склонившегося в печали старика. Подняв на оклик взгляд, и увидев перед собой ту, которую уже никогда не надеялся увидеть, старик радостно вскрикнул и упал в объятия дочери. Однако юноша прервал их трогательную сцену.
- Вы уж простите меня, но колдун наверняка идет по нашему следу. Кроме того, он ведь уже был здесь, знает сюда путь и, конечно же, понимает, что беглянка в первую очередь направится к родному дому, к родному человеку. Понимаю, что вам тяжело расставаться с привычными местами, но будет лучше, если вы поскорее их, пусть и на время, но покинете. - И видя, что старик вяло пытается возразить, твердо покачал головой. - Поймите: колдун непременно сюда явится и все перевернет вверх тормашками, разыскивая беглянку. Может, со временем вы снова сюда вернетесь, но сейчас необходимо немедленно покинуть эти места. Знаете что, пойдемте ко мне, наш дом приютит вас. Это довольно далеко, а откуда колдуну догадаться, что вы направились именно туда! Да пойдемте же!
Старику с дочерью ничего не оставалось делать, как подчиниться воле этого настырного юноши. Впрочем, это была не столько настырность, сколько уверенность и смелость, за его крепкой и широкой спиной чувствуешь защиту и надежность. И если такая мысль пришла в голову старику, то, что уж говорить о девушке, которая чувствовала себя на седьмом небе от счастья, глядя на того, кого подарила ей судьба.
Вдали показался огромный и ветвистый придорожный дуб. Сколько времени прошло? Он совсем потерял ему счет. В круговерти пережитых событий казалось, что все это было совсем недавно, и братья явятся на встречу на этом месте совсем не скоро. А возможно, что год давно прошел, и братья в обусловленный срок его так и не дождались. Возможно, подумали они о чем-то дурном, что могло с ним приключиться. Нужно немедля отправляться домой, думалось Ивану, чтобы успокоить отца и братьев, а заодно и обрадовать их добром, прихваченным у колдуна. Вот порадуются они этому богатству, - будет на что хозяйство обустроить, дом починить, дело наладить.
Как бы там ни было, но Иван все же решил остановиться под дубом, отдохнуть после долгого, тяжелого и изнурительного пути. Да и надежда была: а вдруг братья явятся! Вот встреча будет! Каково его было изумление, когда в итоге все так и вышло. К полудню нежданно-негаданно явился старший брат, а ближе к вечеру показался вдали на пыльной одинокой дороге и средний. Обнимались братья, радовались, без конца расспрашивали друг дружку о пережитом. При этом то один брат, то второй дипломатично покашливали в ответ на расспросы, явно не договаривая до конца о своих похождениях, а вот когда пришло время рассказа младшего, оба брата аж рты раскрыли, дивясь услышанному. А когда еще Иван показал и жемчуг-злато из своей котомки, то братья открыли широко не только рты, но и глаза. При этом какой-то непонятный и таинственный огонек блеснул в глазах обоих, но Иван, увлеченный рассказом, не обратил на это никакого внимания. Как не обратил внимания и на то, что братья с этого момента стали какими-то задумчивыми и странными. И когда юноша стал собираться в дорогу и торопить других, братья в один голос вскричали, что ни в коем разе нельзя этого делать, поскольку дело к ночи, мало что может в сумерках случиться с ними в пути, нужно непременно отдохнуть, а утром, со свежими силами, продолжить путь. Робкие попытки младшего брата предостеречь их от того, что сюда может явиться опьяненный азартом погони колдун, не возымели своего действия и все завершилось тем, что все дружно устроились под широкими ветвями дуба на ночлег.
Крепко спали Иван и его возлюбленная, измученные и уставшие после стольких дней и ночей лишений и передряг. А вот братья за всю ночь и глаз не сомкнули. Не сговариваясь, они лежали молча и думали об одном и том же. А когда посреди ночи переглянулись в темноте между собой, то молча, без слов, поняли, что нужно, по их разумению, предпринять. Братья убивали Ивана и старика, отца девушки, спящими, не готовыми к сопротивлению. Девушка, разбуженная шумом, проснулась, ужаснулась от увиденного и от горя лишилась рассудка. Это только обрадовало старшего брата:
- Это даже лучше, - самодовольно сказал он. - Убивать ее жалко - уж больно хороша. Я ее к себе в жены заберу, а когда она полностью оклемается, то об Иване, будем надеяться, забудет - я ее в парчу и злато одену - она руки мне в благодарность целовать будет.
На том и порешили. Забрали котомку Ивана с драгоценностями, девушку и отправились домой. Обрадовался отец прибытию сыновей, стол накрыл, усадил всех. Одно только огорчало старика: Ивана до сих пор не было. Братья сказали, что с той поры, как расстались, больше его не видели. Не приключилась ли с ним какая беда. Смущало и странное поведение невесты старшего сына. Хороша лицом и станом, спору нет, но что же она за жена ему будет, если рассудка при себе не имеет? Молчит все время, отрешенная какая-то, смотрит постоянно в одну точку пустыми, безучастными глазами. Как же старший сын с ней общаться-то будет?
Тем временем братья показали отцу богатства, что они с собой привезли. Дивится старик и радуется такому добру, а братья один наперед другого нахваляются, как они эти дары добывали, как им трудно пришлось, но они все на преграды да невзгоды на своем пути преодолели, лишь бы порадовать отца. Бедный старик даже слезу пустил, тронутый таким вниманием.
А колдун, когда увидел, что его пленница сбежала, был вне себя от ярости. Приказал всем своим многочисленным слугам и стражникам броситься на ее поиски. День и ночь старалась эта рать, заглянула под каждый листик в округе - но результатов не было никаких. В этом и заключалась главная ошибка колдуна. Он не мог себе представить, что кто-то мог забраться в его неприступный, как он считал, замок, поэтому твердо верил, что девушка бежала одна. Он понимал, что ей, слабой и хрупкой, это практически не под силу, поэтому был уверен, что далеко она убежать не смогла. Мало того, он почти не сомневался в том, что она в первые же минуты побега погибла, сорвавшись со стены или скалы, поэтому приказал стражникам сосредоточить главное внимание в поисках на подножиях самых глубоких ущелий, или русла рек, течение которых могли далеко унести тело девушки от замка. Вот эти задержки и сопутствовали тому, что колдуном была потеряна уйма времени, а беглецами, соответственно, это время было выиграно, что и позволило им далеко оторваться от преследователей.
Однако по прошествии времени, немного поостыв, колдун приказал осмотреть весь близлежащий лес, и только затем колдун подумал о том, о чем он должен был подумать намного раньше: куда должна была в первую очередь последовать беглянка, если ее побег таки завершился удачно? Конечно, к родному дому, поскорей обнять родного отца! Досадуя на себя, колдун тот же час устремился к дому, из которого в свое время он похитил понравившуюся ему красавицу. Дом был пуст. Понимая, что это неспроста, он бросился осматривать не только лес, но и его окрестности. Вот тут-то он и наткнулся на придорожный дуб и на два трупа, что лежали в тени его ветвей. В одном из несчастных он узнал отца беглянки. Понимая, что если эти двое заговорят, то они многое могут объяснить о дальнейшей судьбе девушки, он решил их оживить, что ему, с его колдовскими возможностями, было сделать весьма просто. Несколько заклинаний, несколько хитроумных движений руками и несчастные начали оживать!
Но здесь произошло непредвиденное! Чем явственнее приобретали признаки жизни старик с юношей, тем стремительней покидали жизненные силы тело самого колдуна. Он видел, как тело его буквально рассыпается и превращается в пепел, и только теперь понял, какую оплошность он совершил. Он ведь был создан только для злых дел, а, оживив этих двоих, он, сам того не ведая, совершил доброе дело, что и стало причиной гибели его самого. Очнувшиеся Иван со стариком, моргая от изумления глазами, стали свидетелями дивного зрелища: прямо на их глазах колдун со своей свитой превратился в прах, и налетевший ветер тут же развеял его по близлежащим лугам. Они тоже в свою очередь поняли, что произошло, и порадовались удачной для себя развязке.
Однако радость длилась недолго. Оба тут же вспомнили о событиях той страшной ночи, и горечь и обида переполнили их сердца. А еще и волнение за судьбу той, которая была одинаково дорога для сердца каждого из них. Что с ней? Не подняли ли мерзавцы руку и на нее, несчастную? Поиски вокруг дуба не принесли никаких результатов, поэтому было решено одно - искать их у себя дома, ведь они наверняка должны были последовать именно туда.
Когда уже вдали показались крыши домов родной деревни, и Иван сгорал от нетерпения, предвкушая близость предстоящей встречи, которая в одинаковой мере могла принести ему и радость и огорчение, он увидел сидящего на камне при дороге старика. Иван сразу узнал его. Этот слепой старик часто сидел при въезде в село, провожал незрячим взглядом проезжающих мимо путников и думал о чем-то своем. Теперь же, решил юноша, этот старик может им помочь. Он направился к нему и издали приветствовал старика почему-то, сам еще не зная, зачем он это делает, изменив голос:
- Доброго вам здравия, дедушка!
Старик медленно повернулся к ним.
- Здравствуйте, люди добрые!
Иван удивился:
- О! А откуда вам ведомо, что я не один?!
Старик горько ухмыльнулся:
- Господь отнял у меня зрение, но он не лишил меня слуха. Голос это ведь не единственное, что может выдавать присутствие кого-то рядом. Есть еще шум шагов, вздоха или дыхания. Ведь невозможно спутать шаги юноши и старика, стук копыт подкованной и неподкованной лошади... Многое мог бы я поведать тебе, мой мальчик, да к чему тебе все это? Ведь тебя волнует совсем другое. Голос у тебя напряжен, что-то гложет твою душу.
- Да я... - Иван прокашлялся, не зная, что и предпринять: окольными путями вести расспросы, или спросить обо всем этого мудрого человека напрямую. - Да я, дедушка, если откровенно, об одном хотел поинтересоваться...
И не мудрствуя лукаво, расспросил, что происходит сейчас в доме его отца, и что слышно о братьях, при этом, не называясь своим именем, а говоря как бы устами постороннего человека. Наблюдая за неуверенным поведением юноши, слепой поначалу насторожился, но когда понял что к чему, лицо его омрачилось. Он тяжело вздохнул и лишь потом начал свой рассказ.
- В этом доме начали твориться странные события. Поначалу отец радовался прибытию после долгой разлуки старших сыновей. Тем более, что добра они с собой привезли немало. Только я, признаться, не верю всем этим россказням. Старший из братьев привез, к тому же, с собой и жену, - при этих словах сердца Ивана и его спутника учащенно забились, - говорят, хороша она, как ясно солнышко, да вот беда - рассудка лишена. Ведет себя как дитя малое: ест, спит и молчит. Постоянно молчит и даже не пытается чего-либо сказать, пообщаться с кем-то. Видимо, пришлось, сердешной, что-то страшное в своей жизни пережить. - Старик горько вздохнул. - И вот тут-то началось! Начали братья возводить себе хоромы, благо, деньги теперь есть, нанимать себе слуг. А забор, говорят, какой вокруг их дома вырос, а охранников каких лютых при воротах поставили - мимо пройти страшно, не то, что шаг к дому сделать. Одним словом, стали они чужими для всех в своем же селе.
Иван долго молчал в тяжких раздумьях.
- А что же отец-то их? Зачем позволяет такому твориться?
- Отца-то они по-прежнему боятся, уважают и слушают, да вот только смирился он со всем и не перечит, говорят, им в их делах. Да и горюет он: сына все ждет, своего меньшого Ивана. Боится, чтобы не приключилась с ним какая беда. Ты его, случайно, не встречал где-нибудь, милок?
При этом, как показалось Ивану, в голосе рассказчика прозвучали нотки лукавства. Но мысли юноши после услышанного были заняты другим. Он лишь поблагодарил старика и поскорее увлек своего спутника за собой. Отойдя в сторонку, они остановились и стали думать: как же поступить в сложившейся ситуации.
- Боюсь, - задумчиво протянул юноша, - что, действуя прямолинейно, мы ничего не добьемся. Наверняка братья, завидев нас издали или, узнав о нашем появлении, сделают все, чтобы снова отправить нас туда, куда однажды отправили. Мы ведь явно будем им мешать и спутаем все их планы. Да и эта стража, забор... Нет! Нужно что-то придумать.
В эту минуту собеседники увидели приближающихся путников. Когда они подошли ближе, то стало ясно, что это нищие: длинные и рваные одежды, сума для подаяний на плече и дырявые головные уборы, которые мало спасали их от жары, поскольку дырок на них было больше, нежели самой ткани. Нищих было двое, что и подтолкнуло Ивана к принятию решения. Он уговорил тех поменяться одеждами, и те легко согласились, ведь им взамен рванья предлагали вполне добротную целую и прочную одежду.
Облачившись в тряпье, и посильнее надвинув головные уборы на глаза, чтобы не быть узнанными, наши герои направились к селу, а затем и к месту, куда их влекло больше всего. Действительно, огромный забор, действительно, охрана, которая тут же стала прогонять нищих прочь. В это время оба брата пили на крыльце чай и, заслышав шум, решили не оставаться в стороне:
- Гоните этих голодранцев прочь! Здесь нищим не подают!
Наши герои уже было решили, что задумка их сорвалась и ничего у них в данную минуту не получится, однако вовремя заметили вышедшего на шум старика. Иван сразу же узнал отца и громко, чтобы быть услышанным, стараясь посильнее изменить голос, чтобы не быть узнанным, прокричал:
- Зачем гоните нас, добрые люди?! Может, кто-то из ваших родных нынче где-то далеко в таком же бедственном положении и его тоже гонят, жалея крохи хлеба, обрекают беднягу на голодную смерть!
- У нас все дома! - вскричали братья. - Убирайтесь прочь!
- Погодите! - Голос отца был тверд. По опыту Иван знал: когда он говорит таким тоном, то он серьезно надумал что-то предпринять, и никакие силы на свете не смогут ему в этом помешать. - Как это все дома? А Иван?! Может, действительно, где-то мыкается, с голоду пухнет, а такие как вы... Пустите их сейчас же! Я сейчас вынесу им покушать.
Братья недовольно переглянулись, но перечить не стали. Они так же по многолетнему опыту знали повадки родителя и не стали заострять с ним отношений в ситуации, которая была для них, по их мнению, абсолютно безобидной. Ну, угостит старик их, утешит себе душу, полагая, что этим он как бы Ивана накормил, да и пойдут они дальше своей дорогой. Делов-то! Нищих пустили на подворье. Тут и отец с угощениями вышел, усадил гостей неподалеку от крыльца, разложил перед ними угощение. Те принялись уплетать еду. Братья поморщились и переглянулись.
- Будут тут смердеть - аппетит нам портить - скривился старший, а средний брат лишь молча руками развел, мол, что поделаешь - отцова блажь.
А тот тем временем расспрашивал гостей:
- Вы, сердешные, много по свету ходите, везде бываете, - может, слышали что-нибудь о моем меньшом сыне Иване?
И отец принялся рассказывать о сыне, да о его приметах, чтобы помочь тем вспомнить встречу, случись она в прошлом. Но те лишь сдвигали плечами.
- Вы уж извините, вы нам доброе дело сделали - угостили нас, да воздастся вам за это! - но помочь в ваших поисках мы, наверное, не сможем. Не могу я припомнить встречи с таким человеком. Хотя встречаются на нашем пути столько всякого необычного! Вот расскажу, к примеру, случай, что приключился с нами не так уж и давно. Ходим мы из села в село - подаяния просим. Идем вот так однажды, смотрим, дуб при дороге растет. Большой, ветвистый! - Иван рассказывал это, изменяя голос, погромче, чтобы и братья слышали. Те, казалось, не обращали на них никакого внимания, сидели себе чай попивали, но когда он упомянул о дубе, то краем глаза взглянул на братьев и увидел, что те, вздрогнув, насторожились, и хотя и не смотрели в сторону гостей, но было видно, что чашки в их руках застыли, они заинтересовались услышанным. - Дай, думаем, посидим в тени дуба, отдохнем. Но вдруг, к изумлению своему, увидели там, кого бы вы думаете? - Иван старался увлечь своим рассказом братьев. - Двух несчастных, истекающих кровью. Увы, но они умирали. Перед смертью поведали они нам удивительную историю.
Рассказчик снова краем глаза взглянул на братьев. Те давно поставили свои чашки на стол, поскольку держать их в дрожащих руках уже не могли - чай расплескивался. Они боялись разоблачения. Однако Иван плел нить интриги умело. Прожевав очередную порцию пищи (еду и рассказ он умело сочетал), продолжил:
- Оказывается, на них напали злодеи и похитили золото и драгоценности. Но, говорят, злодеи не знали о той, большей, части сокровищ, что несчастные спрятали незадолго до этого где-то на ветвях дуба. Довольствуясь малым, глупцы скрылись. Умирающие умоляли нас залезть на дерево, достать сокровища, часть оставить себе, а остальные отнести их родным, которые проживают... - Рассказчик тяжело вздохнул. - А вот куда нужно было доставить сокровища, несчастные так и не сказали, поскольку силы покинули их, и они предстали перед всевышним. Мы, конечно же, как истинные христиане, посочувствовали несчастным, предали тела земле, да только влезать на дуб не стали. Уж больно странным и маловероятным был их рассказ, уж больно убогая была на них одежина. Одним словом, мы им просто не поверили и продолжили свой путь дальше.
Рассказчик отпил из кувшина глоток молока.
- Но чем больше с той поры проходило времени, тем сильнее мы себя корили: а вдруг все сказанное было правдой и мы, глупые, сами себя лишили такого добра? Вот и решили мы вернуться снова к дубу и все проверить. А вдруг... Вот будет удача!
Рассказчик не сводил глаз с братьев. Те, дослушав историю до конца, некоторое время были в оцепенении, а затем стали энергично перешептываться. Иван был уверен, что наживка уже давно проглочена, осталось только подсечь добычу.
- Вот такие, добрый человече, чудеса на свете случаются. Спасибо вам за хлеб, соль, будем идти мы дальше. Хотя уже долгий путь проделали, устали изрядно, с ног валимся - отдохнуть бы, да желание заполучить добро гонит нас в дорогу.
- Отец! - воскликнул старший брат. - Возможно, путники не только голодны, но и устали? Пускай у нас остановятся, отдохнут, а завтра с новыми силами и в путь тронутся?..
Тон его речи был притворно участливым и никак не гармонировал с совсем недавним: «Убирайтесь прочь!», что даже отец от удивления поднял брови.
- Ты ведь их прогонял! Отчего ты вдруг таким добрым стал?
Лжец на минутку замешкался, но вскоре нашелся:
- Да я об Иване вспомнил и подумал, что может он взаправду, горемыка, в это время тоже нужду терпит. Нужно помочь страждущим - это святое дело! Эй! Уложите их на сеновале!
Отдав распоряжение слугам, братья поднялись.
- Вы, батюшка, пока присмотрите за хозяйством, а мы пойдем лошадей седлать. - И видя недоуменный взгляд отца, тут же поспешили объяснить. - Мы давеча собирались в город съездить, да все откладывали. Дела там, батюшка, нужно уладить.
Отец недоверчиво покачал головой:
- Почему раньше об этом молчали? И почему собрались, на ночь глядя? Сам же говорил, что утром с новыми силами лучше в путь отправляться.
Братья закашлялись.
- Вы уж, извиняйте, отец, но коль надумали, то не будем откладывать. Счастливо оставаться!
И братья ускакали. Отец сдвинул от удивления плечами, но тут же услышал:
- Хотите, я объясню вам, куда они умчались, и что вообще произошло?
Иван рассказал ему все, что случилось на самом деле с его сыновьями за прошедший год, не раскрывая пока себя. Отец дивился и поражался услышанному, но было видно: он отказывался этому верить, настолько диким и неподдающимся здравому смыслу оно было. Чтобы братья подняли руку на брата... Нет, такого не могло быть!
Тогда Иван сбросил лохмотья и открыл лицо. Старик бросился в объятия сына, не стыдясь слез радости. Как долго он мечтал об этой встрече, столько грустных мыслей угнетало его за это время! Сколько раз он мысленно хоронил сына и столько же раз твердо отгонял прочь это терзающее его душу наваждение. Иван жив! Это самое главное!
Но вскоре миг ликования сменился минутой замешательства:
- Так неужели же два другие мои сына - братоубийцы?!
- А это они сами подтвердят своими дальнейшими действиями. Как вы думаете, отец, куда они сейчас умчались?
Тот сначала недоуменно пожал плечами, не подымая головы, но затем стал медленно распрямляться и через мгновение взглянул в глаза сына осознанным взглядом. По тому, как округлились зрачки старого человека, можно было понять, что он таки наконец прозрел. Однако это было то, что обычно называют тяжким прозрением. Лицо отца выражало боль:
- Неужели?
- Но ежели они ни при чем, то почему так рьяно отправились в путь, оставив нас здесь, чтобы прибыть туда первыми? Да и вообще, откуда им знать о месте, где это происходило? Все дело в том, что они знают и место, и суть случившегося! Нам, думаю, тоже следует немедля отправиться в путь. Коли застанем их на месте преступления - то и вина их будет доказана.
- Верно! - Встрепенулся хозяин подворья. - Эй, ребята! Запрягайте сейчас же лошадей в коляску! - И снова повернулся к собеседникам. - Едем немедля!
- Эн, нет! - Покачал головой Иван. - Прежде хочу увидеть свою любимую!
С этими словами и отец девушки всем телом подался вперед. Старик покачал головой:
- К месту будет эта встреча? Она, сердешная, все спит. А проснется - тоже молчит, час от часу не легче. Видимо, пережила она какое-то страшное потрясение, что до сих пор оправиться не может.
- Да уж известно, какое потрясение, - покачал головой юноша. - Видимо, она стала свидетелем жуткого злодеяния моих братьев, что и надломило ее.
Оба старых человека лишь утвердительно покачали головами, соглашаясь с Иваном. Девушка действительно спала. Иван полюбовался ею, спящей, отметил про себя, что во сне она еще краше. Порадовался тому, что она жива и цела, в чем он там, под дубом, вначале сомневался, будучи в неведении о ее дальнейшей судьбе. Поддавшись на уговоры отца, что время дорого и пора спешить с отъездом, решил для себя, что не стоит ее сейчас будить, а намного резонней отложить встречу до возвращения.
То ли кучер был усерден и старался во всю, то ли лошаденки нашим героям достались резвые, то ли отправились они к назначенному месту более короткой дорогой, но получилось так, что к упомянутому в нашем рассказе дубу троица прибыла раньше других всадников. Иван приказал кучеру укрыться с лошадьми в близлежащих зарослях на опушке леса, схорониться там, и ждать его указаний, а сам со стариками спрятался в кустах, которые росли рядом с дубом, и с этого места было не только все хорошо видно, но столь же отлично и слышно.
Как и предполагали наши герои, ждать пришлось недолго. Вскоре вдали в облачке дорожной пыли показались два всадника, которые, приблизившись к дубу, тут же спешились и устремились к дереву. Каждый старался взобраться на дерево, при этом братья пинали друг друга ногами и приговаривали, что, дескать, он больше прав имеет на Иваново(!) золото, нежели второй.
- Это моя идея отнять у Ивана золото!
- А кто подсказал мысль, что его порешить нужно?! Если бы не я, то он рано или поздно вернулся бы, да и отнял у тебя краденое добро!
То, в чем сомневающийся еще отец хотел убедиться, было уже произнесено, так что прятаться отныне, по его мнению, было незачем. Старик вышел из укрытия и твердым голосом произнес:
- Так вот как к вам золото попало, о котором вы столько мне басен понарассказывали!
Оба несостоявшихся верхолаза мигом скатились с дерева, упали на траву, и, сидя на ней, смотрели на отца испуганными глазами, не зная, что ответить. Иван тем временем дал знак кучеру: вскоре коляска была уже рядом.
- Вы совершили не просто грех, - голос старика был обличительно-уничтожающим, - вы подняли руку на брата - родную кровь. Нет, и не может быть, на земле более омерзительного злодеяния! И заслуживаете того же, что вы сделали со своим братом! - Оба негодяя испуганно прижались друг к другу. - Но мы ведь не вы, потому и не станем проливать родственную кровь. Идите прочь, презренные, и чтобы ноги вашей отныне в родительском доме не было!
Когда наша троица возвратилась домой, девушка, ради близости встречи с которой Иван все торопил кучера, а потом, не выдержав, поменялся с ним местами и сам правил коляской, сидела на крыльце дома и грелась на солнышке. Она не обратила никакого внимания на прибывших. Только слегка покачивалась из стороны в сторону, что-то намурлыкивая про себя, и глядя куда-то вдаль потухшим взором. Иван, увлекая стариков за собой, поспешил к девушке. Они стояли прямо перед ней, а она продолжала смотреть вдаль, совершенно их не замечая.
- Здравствуй, любимая! - Нежно-нежно прошептал юноша и взял ее за руку. - Я так соскучился по тебе! Я так ждал этой встречи!
То ли необыкновенно нежный тон речи юноши, то ли теплое прикосновение руки растопило какой-то незримый лед в душе страдалицы, она словно очнулась ото сна, взглянула вдруг на людей, стоящих перед ней, осознанным (!) взглядом, изумилась и вскричала:
- Иван! Отец! Иван! Милый!
Это была трогательная сцена! Старики со слезами на глазах наблюдали за молодой и красивой парой, которая кружилась в обнимку у крыльца, не выпуская друг друга из объятий. Затем молодые увлекли в этот безумный вихрь своеобразного танца и своих стариков, и те, хотя и были в таком возрасте, что старались избегать подобных вольностей, не сопротивлялись, а, проникшись всеобщим весельем, радовались происходящему. Ведь все радовались не только доброму завершению всей этой истории. Главное ликование было в том, что девушка выздоровела и все поняли, почему это произошло. Ведь не зря говорят «клин клином вышибают». Пережитое страшное горе лишило ее рассудка, а теперь новое потрясение, но уже с положительными эмоциями: радость встречи с теми, кого, как она считала, потеряла навсегда, возвратило его назад.
Говорят, свадьба получилась такой, каковой еще никто не помнил в здешних краях! А на самых почетных местах сидели трое пожилых людей: родители жениха и невесты да слепой старик, который то и дело приговаривал себе в усы:
- Путника можно определить по шороху шагов, всадника - по стуку копыт его лошади, а человека - по его поступкам, в зависимости от того добрые они или дурные. Эх! Долго будут жить молодые! Счастливо будут жить - поверьте моему слову! Я никогда не ошибаюсь. За это не грех и выпить! Налейте-ка мне кружку вина! За молодых!

Сказки на украинском языке:
Забудькуватий Хома
В одному селі жив чоловік Такий собі простак, мухи незобідить, нікому шкоди ніякої ніколи не зробив усі відзивалися про нього як про людину напрочуд добру, але разом з тим завжди хитали головою і дорікали, чоловік не поганий але ж дуже забудькуватий Скільки клопоту задав сам собі із-за своєї неуважності! Інший, перед тим, як щось розпочати робити, сім раз усе звісить, та продумає усе наперед, щоб згодом якихось негараздів не було, а цей що б не робив чинив по принципу аби скоріше. Суєтиться, то те забуде, то те не врахує, а в результаті і робота нс клеїться, і клопоту зайвого вдосталь, якого можна було б уникнути, аби робити все, як кажуть, з головою Тому і прозвали цього чоловіка забудькуватим Хомою, хоча у нього було зовсім інше ім'я, але усі так звикли до прізвиська, що вже по іншому до нього не зверталися, а як того раніше звали, уже всі давно і забули
Якось повесні зібралися селяни новим врожаєм поля засіяти, щоб восени не залишитися без борошна та без хліба. Село було розташоване в низині, біля самої річки. Круті схили численних ярів навкруги села були порослі густими чагарниками, тому поля були розташовані далеко за селом, на рівнині. Не так уже й далеко було туди їхати, але й не близько. Тому, щоб зайвий раз час на дорогу не витрачати, селяни перед тим, як рушити, ще раз і ще раз оглядали поклажу, що лежала на возові: плуг, борона щоб землю підпушити, лантухи з зерном для посіву. Переконавшись, що все гаразд, відправлялися в дорогу.
Хома не став утруднювати себе зайвими клопотами. Загледівши, що всі відправляються до поля, він і собі мерщій запріг волів. А як же! Не можна ж відставати від інших, вскочив у воза, ухопив віжки, та й погнав волів до лану
Прибув туди одним із перших та й давай нахвалятися:
- Ага! Я самий перший. Я всім носа втер!
Хто тільки мовчки посміхнувся у вуса, мовляв: ще побачимо, хто перший, хто похитав докірливо головою:
- І куди ти поспішаєш, Хома? Хто тебе в шию гонить? Ти все взяв, що потрібно? Он усі плуги з возів достають, а твій де?
Почухав Хома потилицю, та й повернув волів назад до села, за плугом поїхав.
Коли бідолаха приїхав знову на лан, та почав вола у плуг впрягати, майже усі вже впоралися з цією роботою і почали землю боронувати. Хома ж, коли дійшла черга до боронування, сплеснув у долоні: «Ой! А я борону забув узяти!», та й знов попрямував до села. Селяни вже давно свій врожай посіяли, повернулися до села, іншими справами займаються на своїх подвір'ях, господарство ведуть, а Хома туди-сюди мимо їхніх дворів по селу мотається, волів лозиною по боках стьобає: то те забув, то інше, то за одним їде, то за другим. Селяни хитають головами: "Чого ти скотину мучаєш, Хома?! Зовсім з глузду з'їхав?!", та Хомі ніколи було їх слухати: все хотів зробити побистріш, та усім носа втерти.
Так і промайнуло ліго. Коли восени селяни приїхали на поля щоб зібрати налитий золотистим колосом добрий врожай, то побачили Хому, який ходив по своїй, підготовленій до посіву ділянці землі, сіяв зерно та примовляв:
- Сійся зерно, зійди добрими сходами, та вирости в гарний врожай.
Хто потішався над диваком, хто реготав до коликів у животі, а хто лише співчутливо хитав головою
- Хома, Хома ... Із-за дурної голови і ногам спокою немає Хіба ж можна бути таким неуважнім і забудькуватим? Чим же ти дурненький, будеш лютою зимою харчуватись?
Ця казочка, дітки, і для вас наука; перш ніж, щось робити поміркуйте: чи не забули чогось, чи все врахували? Не поспішайте якщо у цьому немає необхідності А то і собі клопоту завдасте і людям дасте привід для потіхи Щоб не насміхалися з вас як з забудькуватого Хоми.

ЗАЗДРІСТЬ

Було у батька два сини, хата серед села та млин на пагорбі, на самому краю села. Хата, чесно кажучі, була доволі старенькою, вже й на бік похилилася, але довести її до ладу батько з синами не поспішав, бо вся їх увага була зосереджена на млину, споруду якого вони тільки-но закінчили. Скільки часу і сил було на це витрачено! Довелось чималенько попотіти батькові з молодшим сином, тягаючи колоди, обтесуючи їх сокирою, розмішуючи будівельний розчин та виконуючи їншу тяжку працю. Чому, спитаєте, з молодшим, а не всім гуртом? Да тому, що був старший син таким ледацюгою, що, мабуть, світ ще такого не бачив. Як батько не журив та не ганьбив ледацюгу, той і вухом не вів - лежав собі, гріючи на сонечку боки, лише поглядаючи як батько з братом крекчуть, підіймаючи чи тягнучи якийсь вантаж.
Але, як би то не було, млин невдовзі був споруджений. Красень такий, що неможливо ним не залюбоватися. І потягнулись до млина не лише односельці, а й селяни з сусідніх сіл. Везли мішки із зерном, хто скількі міг, щоб незабаром повезти до рідної домівки борошно. І знову не просихали чуби у батька з молодшим сином: роботи - ніколи і в гору глянути. А ледацюга на мішках лежить та й позіхає собі. Розсердився батько, не витримав:
- Ну стривай, ледащо, вийдуть боком тобі твої лінощі! Я вже старий, свій вік віджив, та й болячки замучили. Помираючи, відпишу все молодшому і хату, і млин - будеш тоді лікті кусати.
Підхопився ледацюга з мішків, очі витріщив, мовляв, як же я без млина проживу, адже саме він нам копійку та достаток приносить, дякуючи саме йому і не голодаємо. Посміхнувся батько у вуса, бачучи, що зачепив сина за болюче місце, але вів своє:
- А чого це ти, сину, так обурюєшся? Яке взагалі ти маєш відношення до млину. Ти в ньому хоча б один цвях забив?
Поскрипів зубами парубійко, очами покліпав, вже й рота відкрив, щоб відповісти щось, але так нічого і не сказав. Бо нічого було. Інший, щоб відповісти щось, закотив би рукава, та й став би допомагати чували тягати. Дивись і ставлення до нього помінялося б. Але в тім-то й справа, що інший. Наш же «герой» не придумав нічого кращого, ніж знову влягтися на мішки, але вже тепер із прихованою образою на батька і брата. Особливо на брата. «Еге ж, - розмірковував він, - все дістанеться братові, а він...» Образа і задрість затуманювала розум, подих перехоплювало при думці про те, що його чекає попереду. І хвороблива уява тут же намалювала картину, коли він, голодний і босий, приповзе на колінах до млина, щоб випросити у молодшого брата на кусень хліба, щоб не вмерти від голоду, а той, заможний і пихатий, покепкує з нього і прогонить геть. При цій думці очі у заздрисника наливалися люттю і мозок дірявила думка: що ж вдіяти? Як насолити бездушному братові?
Пройшов час. Батько занедужав і зліг. Комусь треба було пригледіти за хворим, а роботи в млину було чимало і призупинити її було негоже, бо селяни все везли і везли зерно. То ж доглядати за батьком виявила бажання доброзичлива старенька сусідка, а обидва брати зранку прямували до млина. Обидва, тому що меншому одному аж ніяк не можна було впоратись там, тож він і упросив старшого, щоб той йому допоміг. Довго той крутив носом, але нарешті згодився, після того, як молодший брат переконав його, що всю основну роботу він буде робити сам, а брат йому допоможе лише там, де одному аж ніяк не обійтись.
Там-то й роботи старшому було, що коли-не-коли потрібно було на ричаг натиснути, в той час як менший щось там робив, але й ця праця йому здавалася непосильною: ще й полудень не наступив, а ледацюга тільки того і ждав, щоб брат крикнув: “Досить!”, після чого можна було б знову прилягти на такі рідні йому мішки, та й спочити там на них.
І ось коли брати вже збиралися присісти та й пообідати, до млина раптом забігла заплакана сусідка:
- Ходімо, сердешні, батько помирає. Останнє слово хоче промовити.
Молодший брат кинувся з млина, сусідка за ним, а старший залишився стояти неначе вкопаний. Безсила досада скувала його: все! Настав час! Зараз батько залишить в спадщину братові все, а йому, старшому... Ні! Не бувати цьому! Якщо йому млин не дістанеться, то і брат не повинен жирувати в ньому!
Чого-чого, а в цьому напрямку думки у негідника працювали гаразд. Хутко (де й розторопність взялася!) він стягнув посеред млина купу порожніх мішків, всякого ганчір’я, дерев’яних дошок, що знайшов у приміщенні. Озирнувся навколо, дістав сірники та й підпалив все це.
Поспішаючи додому, тішив себе думкою: поки все розгориться, пройде чимало часу, ніхто на ньго і не подумає. Остався млин сам, без нагляду, от і загорілось щось там у ньому саме, а можливо і заздрисник якийсь підпалив. Як би там не було, а млина молодший брат не отримає. Хай знає, як проганяти його з порогу і жаліти шматок хліба для голодного брата.
Пройшов у кімнату батька. Сусідка з братом вже були там, схилилися над батьковим ліжком. Той зовсім поганий був, видно, дійсно помирати зібрався. Той, помітивши, що з’явивсь і старший син, промовив кволим голосом:
- Ось, сини, і прийшов час. Дав я вам життя, дав здоров’я, руки-ноги при вас, пропасти не дадуть. Можливо, що не так було, звіняйте - лиха я вам не бажав. Бурчав інколи на тебе, - батько перевів погляд на старшого, - але без зла, хотів аби на краще все було. Казав, що спадщини тобі не залишу, але ж ти без неї пропадеш. А я цього не хочу, адже мені обох вас шкода, обидва ви мені рідні, моя кров. Який палець не вріж - все рівно боляче. - Помираючий перевів подих, навіть говорити йому було тяжко. - Шкода, що мало ти з нами пліч-о-пліч часу проводив, а то б багато цікавого від брата свого почув. Я сам заслухувався, як він розповідав мені про далекі країни, про подорожі всілякі. Вабить це його, я бачу. Не всидить він на місці в млинові. Тож від мене тобі в спадщину дістанеться, - батько перевів погляд на молодшого сина, - мої грошові заощадження, що я приховував на чорний день, ти їх знайдеш на дні моєї скрині під білизною, що я «на смерть» тримав, та й хату. Вона хоча і старенька, але яку не яку копійчину за неї можна виторгувати, от і будуть тобі кошти, щоб добратися до якого-небудь міста на березі моря, та й найнятись на якийсь корабель, коли вже вони, кораблі та подорожі, тебе так зваблюють.
Батько знову полежав мовчки, збираючись із силами. Потім повернув погляд на старшого:
- Скажи спасибі братові. Вважай, що він самотужки млин збудував. Я, старий, не стільки допомагав йому, скільки заважав. Тож млин мав належати йому. Але це саме він переконав мене в тому, що він після моєї смерті подасться в мандри, а млин повинен дістатися тобі. Сам, зрозуміло, ти там працювати не будеш, що подієш, коли ти вже так сильно не любиш цього робити. Але млин приносить чималенький прибуток, ти зможеш спокійно найняти туди робітників, а сам будеш лише приглядувати за всім, та й горя не знати. Тож млин, сине, твій.
На старшого брата боляче було дивитись. Щелепа в нього відвисла, очі зробились мов тарілки, він лише беззвучно розтуляв рота, немовби хотів щось сказати, але лише хапав губами повітря, а з горла, окрім якогось незрозумілого хрипу, нічого не було чути. Врешті він опанував собою, мерщій кинувся до вікна, глянув на млин, якого з усіх боків вже охопили язики полум’я, жалібно зойкнув і упав непритомним.
З того часу подорожникам, що бували в селі, люди не раз розповідали цю повчальну оповідь. Казали, що старий батько в той же день помер, молодший брат невдовзі відправився в мандри. І хоча з того часу ніхто його в селі не бачив, деякі били себе в груди і запевняли, що чули, що той став знаменитим і славним капітаном, який відкрив безліч невідомих досі країн і островів.
А до старшого в роковий для нього день свідомість хоча і повернулася, але здоровий глузд - зась. А для того, хто не вірив, вказували на дивака, який бігав по селу і переконував усіх підряд, що негоже бути злим і заздрити комусь. І хоча ніхто його не слухав, бідолага раз по разу повторював, що вчиняти щось недобре по відношенню до людей, а особливо рідних - це великий гріх. А вже як вогню не любив - то це вже прямо-таки і сміх, і гріх. Чи то купу пожовклого листя восени хто підпалить, чи то сірника хто до люльки піднесе, щоб тютюн роздмухати, бідолага тут як тут. І зразу ж вихоплює із кишені флягу з водою, що завжди носить із собою, і починає щосили лити воду на вогонь примовляючи: «Вогонь - це зло! Не можна вогонь палити! Не можна людей зобижати!»
Чухав мандрівник потилицю, дивлячись на це, і не знав: чи то жаліти цього нещасного, чи то злорадіти, що дурень сам себе наказав. Але майже кожен задумливо промовляв, щось на зразок того: «Таки є Бог на світі!», або: «Не рий яму іншому, бо сам у неї втрапиш!», або: «Не бажай зла іншому». А й справді, погляньте: скільки вже життя вчить людей такій науці, а вони все ніяк не вгамуються! Невже не буде цьому кінця-краю?

Про пана, ласого до обману

В одному селі жив страшенно скупий пан. Якщо обхитрувати, обдурити кого, то більшого мастака на усьому білому світі не було. Так песиголовець поверне справу, що селянин, який цілісіньке літо спину гнув на панській ниві, не тільки сякої-такої копійчини не заробить, а ще й боржником лишиться. Зрозуміли це люди, та й перестали до шахрая найматися.
Настала осінь, зібрали врожай. Поки дощі не внадилися, треба хутчіш йому раду давати. Мусив пан сам закочувати рукава, тугіше підперезувати паском розкішне пузце та й вантажити лантухи з зерном на воза.
Їде пан з добром на базар. Довкола, куди не глянь, поля та поля. Аж он село прибилося до шляху, забіліло хатинками. Стоїть там чоловік, голосує - на панового воза проситься. Не хоче багатій зупинятися, та глип - біля ніг подорожнього тугенькі лантухи. Взяла пана цікавість: що в них? Зупинив коней.
- Чоловіче добрий! - Благає незнайомець. - Якщо твоя ласка, підвези до базару. Цілісіньке літо спину гнув, щоб на своєму шматочку землі пшеничку виростити та кабанця вгодувати. Ось змолов борошна, заколов кабанця, хочу продати. Хоч якась копійка в хаті буде на чорний день.
- Іч, що вигадав! - обурився пан. - Од свого добра віз вгинається, то буду ще твоїм коня мучити!
- Та я ж, голубчику, не за так, не за спасибі, - благає селянин. - Борошном поділюся, од кабанчика вріжу...
Жадібно загорілися очі глитая:
- Так би й одразу казав, а то розводиш тут... Клади мерщій клунки на воза!
Ідуть удвох, гомонять про те, про се. Бідний на долю нарікає: от була б своя ,
конячина, не бив би лоба в поклонах, просячись на чужого воза. Та пан його не
слухає, не до розмов йому: занадто спокусливо пахне копченням. Завидки взяли багатія. Чого це він має лише шматком вдовольнитися, як є нагода все відібрати? Вирішив пан вдатися до звичного обману. Тим часом дорога пішла лісом.
- Ой, лишенько, дивись, дивись! - скрикнув пан і зупинив воза. - Бачив? Лисиця в кущі побігла, хутчіш наздоганяймо! Пан миттєво зіскочив з воза і, мов підліток, гайнув в лісову гущавину. Нічого не розуміючи, селянин поспішив за ним. Захекавшись від незвичного бігу, хитрун нарешті спинився і давай заглядати під якийсь пеньок. Тут і бідняк нахопився.
- Яка лисиця? - не переставав дивуватися він. - Я нікого не бачив... Та й біс
з нею, ми ж на базар спізнимося!
- От дурний чоловік! - обурився крутій.
- Чи тобі зайва лисяча шкура? Початуй тут, а я метнуся до воза, принесу мотузка. Заразі лисиця буде наша.
Нічого лихого не підозрюючи, простак зостався сторожувати. Тим часом пан скочив на воза, та й був такий. Їде й радіє, що так вдало обдурив бідака. Он уже й місто видніється. Аж тут вибігає на дорогу якийсь чоловік. Кидається наперейми, щось голосно лементує. Сіпнув багатій за віжки, спинив коня. Підбіг незнайомець до нього і просить допомоги. Чим? Ті хоча б порадою. Вигляд у бідолахи переляканий: очі ледь не на лоба лізуть, тремтить увесь.
- Що у тебе трапилось? - не витримує вже візник. – Можеш толком пояснити? - А у самого одне на думці: може й цього вдасться довкіл пальця обвести.
- Добродію, така халепа… Здох мій Рябко, - ледь не зі сльозами на очах почав незнайомець. - Приніс я його на околицю лісу, щоб під деревом закопти. Раз-вдруге заступом штрикнув, аж відчуваю - щось не те. Копнув глибше, глип - там якийсь горщик. Я до нього, а там… Золото! Уявіть! Я ніколи таке добро в руках не тримав. Що робити? Розгубився, одне слово…
- От дурень! - не витримав пан. – Та хіба ж... - від хвилювання голос йому
перехопило. - Веди мерщій, де той горщик?
За хвилину вже обоє квапилися вглиб лісу.
- Ось тут, - спинився нарешті простак.
- А де ж золото?
- Я з переляку закопав його знов. Зараз, зачекайте, принесу лопату.
Та хіба ж міг пап чекати? Упав на коліна і давай розгрібати землю руками. Ось-ось золото зблисне! Яма глибшала, нігті пообломувалися, а горщика чорт ма.
- І де це він гак довго з лопатою, бісова його душа?! - розсердився пан та й підвів голову.
Довкруг ні душі, тільки ліс мовчки сміється. Легка тінь здогадки майнула по панському чолі, неприємно закололо під лопаткою. Він мерщій схопився на ноги та й бігом до дороги. На тому місці, де ще кілька хвилин тому стояв віз, здіймалася хмарка куряви.
З язика багатія вже готовий був злетіти прокльон, але він в останню хвилину подумки піймав його. Треба ж - і його перехитрували! Бо ж Рябко, вочевидь, рідний брат тієї самісінької лисиці, яку породила панська уява, аби обдурити селянина. Ну, що ж... Яке їхало, таке здибало. Зажурено схилив хитрун голову та й пошкандибав пішки додому. З того часу, кажуть, він облишив звичку чесний люд дурити.

Як козаки корчмаря провчили

Давно це було. Ще в ті часи, коли козаки по сіль на Сиваш їздили. Скриплять вози, сопуть воли – курява над шляхом. Попоїздили чумаки - аж чуби змокли. Зате ж он скільки солі доставили! Буде селу, вистачить і місту, свіжа копійка буде. Дехто з чумаків почав спродуватися ще в дорозі, гостинці купувати. Он яку гарну хустку чумак Данило дружині купив - очей не одірвеш! Барвиста, широка - і все по ній чудові квіточки-візерунки розсипані. А Семен доньці намисто придбав, синочкові - дерев'яного коника-гойдалку.
Ідуть чумаки та й їдуть. Мріють, як дома їх іу стрічатимуть. Дорога вибралася на пагорб. І бачать подорожани з того пагорба долину. А в долині та ще й при дорозі корчму. Перед корчмою тою майдан чималенький - хоч воли паси! Над рікою верби кучерявляться воді коси миють. А на схилах пагорба розкинулось село. Зраділи чумаки: буде де перепочити після далекої дороги, запилені сорочки випрати...
Розпрягли волів, пригостили сіном, а самі в річці довго просиділи, насолоджуючись прохолодою. Увечері в корчму пора. Сіли за столи. Забігав маленький та лисенький корчмар біля них. Бігає та метушиться. Горілочки підливає, примівками частує та все про товар на возах розпитує.
- Щось не подобається мені цей корчмар, - каже Данило Семенові. - Слова його улесливі, і оченята недобрі - бігають хитро, блищать підозріло.
Похмеліли чумаки, вже й голови дехто на стіл поклав. Похмеліли та поснули.
Вранці півні чумаків розбудили. А голівоньки болять...
- От тобі на! - мовив Данило. - Так звечора мріяли на сіні поспати, та відпочити, та...
- Скільки оковитої не пив, - перебив співрозмовника Семен, потягуючись, - а такого зі мною ще не було - за столом заснути.
- Здається мені, то клятий корчмар щось підсипав у горілку, - похитав головою Данило. – Єй бо так би нас не поморило...
Вийшли козаки на подвір'я і очам не повірили: на возах солі як не було, як і гостинців дружинам та діточкам. Аж ось і сам корчмар на ґанок вискочив - удає, що очі заспані протирає.
- Он лишенько, - у долоні сплеснув. — Оце так лихо! Який же це негідник позбиткувався?
І так сердешний заспівчував, що начебто не чумаків, а його пограбували.
Аж тут на подвір'я селянин зайшов. Перед корчмарем солом'яного бриля ізняв, мне в руках. Видно, хвилюється.
- То може ж вже сьогодні, пане, борг оплатите? Скільки можна? Діточок годувати нічим.
- Йди геть! - розсердився корчмар. - Не до тебе зараз: бач он, яке в людей горе.
Пом'яв бідака селянин капелюха, та і поплентався ні з чим. А чумаки ходять та ходять навколо порожніх возів.
- Хлопці, а гляньте! - гукнув Данило. – Ось куди сіль щезла, - показав па білу цівку, що снувалася до корчмаревої комори. А на тій коморі - здоровенний замок. З півпуда буде.
- А ходи-но сюди, песиголовцю! – грізно крикнув Семен корчмареві.
Той зіщулився, затрясся, ступнув назад:
- Та я… Та ми... Та це помилка... Я нічого...
- Ану одчиняй комору! - чумаки посунули на корчмаря.
- Людоньки добрі! - заверещав корчмар. - Грабують, рятуйте! Пане пристав!
І корчмар замахав руками у бік чоловіка, що вийшов якраз на ґанок сусідньої з корчмою хати. Той хутенько заспішив на поклик, на ходу одягаючи мундира з позолоченими ґудзиками, лаштуючи при боці шаблю.
- Что случілось?! Чем могу бьггь полєзєн?
- Пане пристав, чумаки хочуть обікрасти комору. Захистіть, прошу пана!
- Е, ні, - заперечив Данило. - Це нас пограбували. Ось дивіться...
Пристав повагом пройшовся між возами.
- Т-так-с, імєем наліцо факт кражі. Так і запішем...
- Та тут і писати-то нічого, пане пристав. Ось погляньте, куди доріжка веде, - показав на соляну цівку, що зміїлася до комори.
- Согласну уставу я проведу тщатсльноє расследованіє і через недельку сообщу результат.
- Та яке там у біса расследованіє, пане пристав! Хіба ж не видно, хто злодій?
- Молчать! Не смєть давать указанія! - і пристав пішов геть.
- Е-е, пане пристав, - кинув навздогін Данило. – Та, я бачу, що ви з корчмарем заодно.
- Не смєть! - побуряковів пристав. - Оскорбляєтє недовєріем!
Почухали потилиці чумаки, запрягли волів: в дорогу пора. Переїхали вузенький місток через річку. Стали.
- Що це ми, хлопці, порожнем додому? - спитав скрушно Данило. - Всім селом нас відряджали, всім селом і стрічатимуть. А ми...
- Правду кажеш, Данило, - підтримав Семен. - Повернемо назад. Хоч і ще раз попотіємо, та ж не стидко буде назад повертатися.
І чумаки повернули волів у напрямі далекого Сиваша.
Пройшло три тижні...
- Гей-но, чоловіче добрий! – гукнули корчмареві знадвору. Той повагався, та все ж вийшов. Біля ґанку стояло двоє ченців, смиренні голови схиливши. Чорна одіж на них до п'ят, на голові - капюшони на очі насунуті.
- Нагодуй, добра людино, божих людей - кілька днів риски в роті не мали...
- Геть звідси! - розсердився корчмар. В цьому домі не подають...
- А в тебе, бісова душа, милості не просять! - несподівано загримав один з ченців, той, що вишній, басом. Ввійшов у корчму і сів за стіл.
- Допомогти божим людям - святе діло, - похитав головою другий чернець, і собі всідаючись за столом. - Негоже відмовляти страждущим в кусені
хліба, ой негоже: недобра це прикмета...
Що поробиш? Приніс корчмар їжу, на стіл поставив. Аж тут на поріг став селянин. Той, що при чумаках колись борг просив оддані. Став, солом'яного бриля мне:
- Діти з голоду пухнуть, корчмарю. Побійся Бога - поверни борг!
- Геть звідсіля! Не бачиш - ченців обслуговую. А нагодувати божу людину святе діло.
Тяжко-важко зітхнув селянин і повернувся іти.
- Зачекай! - гукнув один з ченців. - Іди до нас та сідай з нами. - І до корчмаря: - Мерщій принеси бідному попоїсти!
І кинув корчмареві срібняка. Корчмар упав на коліна, почав повзати за монетою, що котилася по долівці, гепнувся лисиною об ніжку стола, але монету наздогнав.
- Не журися, чоловіче, - поклав руку на плече селянинові один з ченців. - Провчать незабаром твого кривдника. Поки його нема, слухай, що я тобі скажу. - Говорячи це, чернець краєм ока спостерігав за поведінкою корчмаря. Звичайно, говорив так, щоб корчмар, звісно, чув. І коли побачив, що корчмар ловить вухом розмову, сховавшись за одвірком, продовжував:
- Обігнали ми дорогою чумаків, що якраз відпочивали. А з тими чумаками - солдати та знатний, пан з волості. Вони й нам розказували, як поскаржились у волості на корчмаря: грабує чесних людей. А з корчмарем-злодієм і пристав заодно. Там обурились на таке беззаконня, то ж і послали солдатів, аби заарештувати кривдників і супроводити їх у в'язницю у волость. Тож незабаром вони будуть тут. Глянь: а он уже й вони!
Як глянув корчмар і собі у вікно, ледь не знепритомнів. Над шляхом курява. А гурт людей прямує до корчми! Підігнулися ноги в колінах у корчмаря, кинувся він до порога, перечепився через нього і розтягнувся перед самісіньким столом, за яким ченці сиділи. Хутко підхопився і притьма на подвір'я. Та до пристава!
- Пане пристав! Пане пристав! - бігає по двору. - Лихо...
Пристав вибіг на ґанок у самій білизні.
І тут почули чепці, як ойкнув пристав, побачили, як заметушився, виносячи добро та на воза накладаючи.
Корчмар і собі кинувся до комори. І своє добро почав виносиш.
- Ей, ні, бісова душе! - гримнув здоровань-чернець. - Ми тобі срібного дали, а де їжа?
- Одчепіться! - зблід корчмар. - Не я вже тут господар!
І побіг далі. Аж тут рука ченця міцно схопила його за комір:
- Як це не хазяїн? А хто ж тут господар?
Відчуває корчмар, що не відпустить його кремезний чернець:
- Ось він тут господар! - показав на селянина. І рвонувся, аби тікати. Але чернець корчмаря не відпускає:
- Е, ні, не гоже так! Треба все по закону. Пиши розписку...
Принесли папір, чорнило, перо. Корчмар поспіхом переписав своє господарство селянинові.
А гурт па дорозі невблаганно наближався. Тремтячими руками корчмар запріг у воза коня, ударив по боках батогом. Віз не покотився, а полетів у напрямку мосту. І прислав за ним!
Стрепенулося село, до корчми посунуло. І стало свідком такого дива. Вози корчмаря і пристава на повній швидкості одночасно влетіли на вузький місток, зіштовхнулися і попадали з мосту у воду. Коні, порвавши упряж, налякано побігли у степ. А пристав з корчмарем жаб лякають криком. Вилізли з річки. Вода з них тече. Сміється село: вперше пристава у білизні побачило!
Тут і чумаки під'їхали, і собі сміються, вуса погладжуючи. А де ж солдати, які за корчмарем і приставом послані? Нема! Сміються і собі ченці. І коли вони скинули одіж, люди ще дужче засміялись. Та ж не чепці то, а чумаки - Семен і Данило.
Очухався пристав, мова повернулась:
- Обман! Жаловаться буду!..
- Щодо обману, то згоден, - каже Данило. - Ми з вами вчини так, як ви з нами. А щодо «жаловаться»...
Данило підійшов до берега: якраз хвилею приставову скриню прибило. Ударившись об берег, вона розкрилася, і на піску село з чумаками побачило парадні мундири пристава, інші речі, які люди пізнали, бо ж їхні - у них вкрадені.
- То значить, Ваше благородіє, «не смєть»! - І Данило підняв з землі хустку з барвистими квітамн-візерункамн. Ту, що жінці віз.
- Гак кажете, ваше благородіє – «оскорбляєтє нєдовсрієм?» - докинув Семен, піднімаючи вкрадене намисто, те, яким донечку хотів обрадувати.
Похилили злодії голови - як виправдається?
- Нс гоже тому зі злодіями боротися, хто сам злодій, - мовив Данило. - Шукай собі, приставе, іншу службу. І ти, лисий, від корчми відмовся - досить людей дурній. А візьмешся за старе - глянь, скільки нас: буде кому у волості розповідати.
...З того часу чумаки не раз по сіль їздили. Не раз ночували у тій корчмі. Зустрічали вони там і колишнього пристава з корчмарем - теж підрядилися сіль возити. Але якщо Семен та Данило з друзями, хильнувши на ніч добру чарку, спокійно лягали спати, знаючи, що тепер ніхто нічого не поцупить, то колишні злодії цілісіньку ніч сиділи на возах і стерегли своє добро.

ЯК МЕЛЬНИК З КОВАЛЕМ ОБ ЗАКЛАД ПОБИЛИСЯ

Жив у одному селі мельник. Здавалося б: мельник як мельник, мав млин, зиск з нього не такий вже й маленький - живи, працюй та й радуйся собі, що не бідуєш. Ан ні. Мав мельник одну звичку, яка і прославила його серед односельців. Дуже ж бо любив він розігрувати сільчан. Спочатку було це такою собі безвинною забавою: ну розіграв когось там, поглузував з простачка, що на гачок хитруна втрапив, та й справі кінець. Але незабаром відчув той, що можна з усього цього мати неабияку користь для себе. Став не тільки розігрувати легковірів, а й битися з тими об заклад. І що головне, це те, що сам, бісова душа, щось підстроїть, введе в оману люд, а потім на це ж і б’ється з ними об заклад. Один раз камінь, що лежав при дорозі перед в’їздом в село, нишком, щоб ніхто не бачив, скотив у яр і землею, травою та хмизом прикидав. Б’ється об заклад, що ніякого каменя при в’їзді в село немає, а бідолага, якого той зачепив, в азарті суперечки ставить під заставу в цьому парі весь свій майбутній врожай, бо ж такого не може бути: щойно він їхав волами повз каменя - лежить той, від часу та дощів мохом вкритий. Поїхали, глянули - дійсно: нема каменя. Довелося бідолазі віддавати врожай. Цілий рік пішов прахом: не буде з чого зимою дітям навіть млинця спекти.
Іншим разом ще щось негідник придумає, тишком-нишком зробить, і знову хтось спіймається на його розиграш. Знаючи цю його звичку, односельці не хотіли більше битися з мельником об заклад, але той не вгамовувався. Розумів, де можуть проявлятися слабинки в людському характерові, тому і поспішав інколи до сільського шинку. Знав, що чоловіки влаштовані так, що хильнувши чарку-другу, втрачали пильність, ладні були розпалюватися із-за будь-якої дрібниці і бити себе в груди, доказуючи свою правоту. Ось такі одинаки і ставали його жертвами, а також подорожні люди, які не були знайомі з мельником та його причудами. А подорожнього люду було в шинку чимало, адже стояв він при дорозі.
Колись був попався на мельникову вудку і місцевий коваль. Хвала Богові, що бився він тоді об заклад не на кузню, власником якої був, а на якусь дрібницю. Звісна річ, програв суперечку, з мельником з того часу більше не зв’язувався, але намір поквитатися з кривдником мав до цього часу.
І ось одного дня, попрацювавши добряче в кузні, вирішив під вечір піти до шинку, перехилити чарку-другу, побазікати з козаками про життя-буття, одним словом, відпочити. Викупався в річці, що була поруч, виправ там пропотілу сорочку, одягнувся в свіже, та й попрямував до шинку. А дорога туди пролягала чагарниками, які далебі ріділи. Ще крок, кущі та дерева закінчаться, а там відкритим шляхом якихось десять кроків до шинку. Але коваль лише ступив крок вперед і тут же знову подався назад, сховавшись за дерево, бо побачив таке...
А дійство біля шинку відбувалося доволі цікаве. Поруч з шинком, трохи осторонь, стояли два воза, добряче нагружені мішками, а воли тут же травку щипали. Видко, чумаки з сіллю з Сивашу поверталися. Але самих їх не було видно, мабуть, в шинку в цей час вгамовували спрагу та голод. Зате завзято біля одного з возів порався... Хто б ви думали? Мельник! Коваль з засідки спостерігав, як хватав злодій один за одним мішки з воза і носив їх за шинок. Тяжко було мельнику - пузце чималеньке заважало, кряхтів, але роботу цю виконував справно. Аби віз стояв перед шинком, то у вікно чумаки, мабуть, побачили б все це, але збоку вікон у шинку не було, та і кущі рясні допомагали злодюзі. А що саме задумав мельник, коваль відразу зрозумів.
Скоро віз зопустів. Мельник обтрусив себе, оглянув, поправив пасок, що пузце підтримував, і попрямував до шинку. Коли двері за ним зачинилися, коваль мерщій кинувся за шинок. Зразу нічого не побачив, але, придивившись, вгледів, що мішки були не тільки добре сховані серед кущів, а ще й хмизом прикриті так, що їх майже не було видно. «Ах ти ж бісова душа!» - промовив про себе коваль, відкинув в сторону хмиз та й почав хутко мішки знову до воза носити і назад складати.
До тяжкої роботи коваль був звичний, то ж і закінчив усе доволі скоро, також привів себе і одяг до ладу, та й ступив до шинку.
Мельника помітив зразу ж. Той сидів поруч з чумаками за сусіднім столом і тихесенько, ні з ким не ведучі розмови, посьорбував помаленьку винце з кухля. До дверей сидів спиною, що було на руку ковалю. Він хутчіше попрямував у самий дальній вугол шинку, сів собі тихенько, та і вина у шинкаря замовив.
Чумаки тим часом голосно перемовлялися, щось сперечалися поміж собою, сміялися, уплітали страви за обидві щоки та й про винце не забували. Тут і мельник голос подав:
- Що, хлопці, з сіллю на Сиваші нині туговато?
Ті глянули на нього здивовано:
- З чого ти взяв, чоловіче? Все гаразд.
- А чого ж ви тоді напівпорожніми додому повертаєтесь? Чому один віз з мішками, а інший геть порожній?
Ті переглянулись поміж собою.
- То ти, чоловіче, мабуть, з вином чогось не того... Мабуть, досить тобі пити.
Очі в мельника заблищали: клює рибка! Зараз спіймається на гачок!
- А я кажу вам, що коли заходив до шинку, то бачив, що один віз порожній!
Тут коваль зрозумів, що настав його час і голосно обізвався з кутку. Але повів розмову так, що, здавалось, язик у нього заплітається, що свідчило, що сидить він тут вже давненько і вина випив чималенько:
- Та ні! Такого не може бути! Чумаки народ серйозний! Вони знають, що роблять! Порожнього воза додому не погонять.
- А я кажу, що порожній! - розпалювався мельник, намагаючись розпалити цим і азарт співрозмовника.
- Може й порожній, - продовжував свою гру коваль, - але я сумніваюсь. Ні! Не може бути! Чумаки - люди серйоз...
- Та я готовий побитися об заклад!
- Я також!
- Що ставиш?
- Кузню! А ти?
- Свої нові черевики, люльку та пачку тютюну!
- Та йди ти до біса! В тебе ж млин є! Ні, спорю тільки на млин! Кузня на млин! Годиться?
- Згоден!
- Усі чули? Ану, перейміть нам руки!
Усі, хто був у шинку, пройнялись азартом суперечки та кинулись з шинку слідом за мельником та ковалем, щоб побачити, хто виграв суперечку. Як глянув мельник на вози, зойкнув так, що все село мабуть чуло, кинувся до возів, почав хапатися руками за мішки, немов хотів пересвідчитись, що вони намальовані, а не справдешні.
Усі кинулися поздоровляти коваля, а коли ще той і розповів, як усе трапилося, то реготу і кепкуванню над колишнім тепер вже мельником не було меж. А коли в розпал веселощів хтось з натовпу висловив думку, що не завадило б новому власникові млина його б того... прилити, то усі підтримали цю думку і знову попрямували до шинку, щоб сказане зробити на ділі.
А колишній мельник з того часу, кажуть люди, більше нікого не розігрував і не з ким об заклад не бився.