Григорий Борзенко Куда приведет судьба

Григорий Борзенко
Куда приведет судьба
Саутуорское предместье Лондона имело жалкую славу, что, наверное, было справедливо. Чем оно могло похвастаться? Пятью тюрьмами с мрачной репутацией, двумя цирками: Биар-гарден да Пэрис-гарден, несколькими театрами, где были созданы пьесы Шекспира, да несколькими тавернами? Впрочем, возможно мы и не правы. Иному провинциальному городишку этого перечня вполне хватило бы для обратного: для громкой славы и повода гордиться этим. Но не будем отвлекаться, и уводить повествование в сторону, поскольку в нашей истории все это лишь фон, и не более, на котором будут разворачиваться события.
Итак, давным-давно в Саутуорском предместье жили два человека, за судьбой которых мы с вами и проследим. Это были два совершенно противоположных человека, которых объединяло только то обстоятельство, что они были ровесниками и к тому же соседями. Это были два, полных жизненных сил и веры в лучшее будущее, мальчугана, от которых пока что, из-за их юного возраста, мало что зависело в незримом споре между их родителями: кто кого перещеголяет? Впрочем, спора, как такового, не существовало. Отец Тома был йоменом-середняком, содержащим небольшие самостоятельное сельское хозяйство, работал на своей земле, обеспечивал своей семье сносное существование и не обращал никакого внимания на соседа-сквайра, который вел хозяйство на широкую ногу. Он занимался не только земледелием, но и животноводством, имел мануфактуры и огромное множество наемных рабочих. Благодаря этому благосостояние у сквайра процветало, что позволяло увеличивать производство и строить новые, более грандиозные планы относительно ближайшего будущего. Сквайр, в свою очередь, тоже мало обращал внимание на своего соседа, он просто занимался своим делом. Чего нельзя, было сказать о его сынишке. Эдвард не упускал случая, чтобы при встрече с Томом не посмеяться над ним да не съехидничать:
- Эй ты, голодранец! Мой отец приказал своим людям на полях поставить чучела, чтобы птиц отпугивать, а вот одеть их не во что. Не занял бы ты на это дело свои штаны? Пернатые от одного только вида заплат на них так испугаются, что навсегда улетят из наших краев, и нам больше не нужно будет тратиться на постройку чучел!
Самодовольный Эдвард, давясь от смеха и упиваясь своим острословием, продолжал прогулку по свежему воздуху, а Том продолжал заниматься своим занятием: он почти целый день проводил в поле, помогая отцу выращивать урожай. Отец отговаривал сына, мол, мал ты еще, тяжело тебе. Отдохни! Но Том, видя, как тяжело отцу самому управляться с таким огромным объемом работ, старался хоть немного помочь ему.
Прошло время, ребята-соседи, подросли и начали вместе посещать одну из местных школ. Эдвард относился к занятиям с насмешкой, часто повторяя, мол, зачем мне эта глупая наука нужна? Мы и так достаточно богаты, чтобы жить безбедно! Учителя, заискивая перед богатым и влиятельным отцом Эдварда, старались как можно меньше беспокоить мальчугана, а уж о том, чтобы настоять на своем, заставить того более уважительно относиться к изучению наук, и уж тем более пожурить или наказать его за наплевательское отношение к занятиям, не могло быть и речи. Чем и пользовался, с каждым днем становившийся все развязней, баловень судьбы. Полностью игнорируя занятия,
он только тем и занимался, что насмехался да язвил над своими однокашниками. Особо доставалось Тому:
- Зубри, зубри, зубрилка! Может, от этого у тебя в карманах больше денег станет, да дорогие одежды вмиг появятся?
Тому занятие науками приносило удовольствие, он продолжал заниматься своим делом, не обращая никакого внимания на придирки Эдварда.
Прошли годы. Учеба в школе осталась позади, но Тома настолько увлек удивительный и загадочный мир всевозможных наук, что он задался целью подготовиться и поступить для обучения в Академию Наук, о которой он был наслышан.
Жадный к познаниям слух юноши улавливал из всевозможных разговоров сведения о том, что Большая Академия Наук является лучшим учебным заведением в стране, что там учителя самой высокой квалификации, и что окунувшийся в учебу в этом храме наук может почерпнуть для себя, при желании, конечно, много полезного из неиссякаемого кладезя знаний. Понимая, что попасть в число счастливчиков, которые должны оказаться по ту сторону двери вожделенной Академии, можно только в том случае, если хорошо подготовишься и проявишь перед экзаменаторами достаточно высокий уровень знаний, Том засел за книги и учебники, и с утра до вечера с головой окунался в чтение. Когда нахождение в четырех стенах его немного утомляло, то он брал с собой учебники, удобно располагался в тени растущего у крыльца дома ветвистого дерева и снова продолжал чтение. Вот за таким занятием однажды и застал его Эдвард.
Эдвард также за эти годы повзрослел, и привычки его и запросы существенно изменились. Он всецело отдал себя увеселительному времяпровождению, развлекаясь на балах, вечерках и прочих застольях. Вот и сейчас он в компании друзей да девиц легкого поведения, удобно раскинувшись на мягком сиденье своей коляски, отправлялся куда-нибудь к берегу реки, чтобы весело провести предстоящий день. Эдвард любил чувствовать себя душой компании, поэтому, отпуская налево и направо шутки и остроты, нередко задевая при этом самолюбие окружавших его людей, ждал от них только одного: очередного взрыва смеха и ликования по поводу его остроумия. Все знали эту привычку неуемного гуляки, потому-то и старались ублажить его: иной раз и обиду молча проглотить, иной раз рассмеяться и польстить самодуру, хотя было вовсе и не смешно то, что в понятии автора остроты, казалось вершиной острословия. А что остается им делать? Этот человек разбрасывался деньгами налево и направо, брызги золотого дождя попадали и на людей его окружавших, им нравилось такое положение вещей, и они не намерены были что-либо менять в установившемся образе жизни.
Увидев издали Тома, сидящего в тени дерева, Эдвард приказал кучеру повернуть коляску к дому соседа. Гуляка не мог отказать себе в удовольствии поиздеваться над Томом, и уже предвкушал предстоящую потеху. Коляска едва остановилась и еще покачивалась на рессорах, которые гасили амплитуду колебаний платформы, в которой восседала развеселая и пестрая компания, а Эдвард уже начал свою "тронную речь":
- Эй, зубрилка! Не желаешь повеселиться с нами, отдохнуть от своих книг? Я могу уступить тебе одну из своих барышень - ты только погляди на них! - И тут же оратор лицемерно сделал озабоченное лицо.- Впрочем, нет! Не нужно! А то ты их своими потертыми штанами так их распугаешь, что они разбегутся, бедняги, от испуга, и потом нам придется проводить свои гулянки без их участия.
Компания, что называется, давилась от смеха. Том не стал ждать продолжения этого балагана. Он поднялся и решительным шагом направился к коляске. Когда он заговорил, Эдвард сразу же уловил твердость и уверенность в голосе обычно молчавшего раньше соседа:
- Чем ты бахвалишься, Эдвард? Разве дорогие одежды на тебе - это твоя заслуга?
Привыкший к улюлюканью со стороны окружающих и не приученный к ситуациям, когда ему противостоит какая-то противоположная сила, зазнайка поначалу даже растерялся. От самодовольного вида не осталось и следа. Не зная, как поступить в непривычной ситуации, чтобы не уронить свой авторитет в глазах окружающих, он сделай жалкую попытку подбодриться:
- А зачем здесь нужны заслуги? Здесь нужны деньги! На них я могу купить себе нарядов сколько захочу.
- Так ты что, хочешь сказать, что и к деньгам ты имеешь какое-то отношение?! У тебя ума хватает лишь только для их бездумного транжирования!
- А что же мне, прикажешь, делать, если у отца их в избытке?!
- Вот в том то и дело, что «у отца»! Не буду говорить о том, каким путем они ему достаются: все знают, как он безбожно, словно рабов, эксплуатирует своих рабочих, наживаясь на их почти бесплатном труде. Пусть это будет на его совести. Он, между тем, хоть что-то делает, как-то организовывает весь процесс на своих многочисленных фабриках и мануфактурах. Но ты-то лично что, сделал, чтобы приумножить капитал отца? Ладно, сам за всю жизнь палец о палец не ударил и от любого, самого небольшого физического труда ты бы, наверное, сразу же Богу душу отдал. Но ведь советом мог бы помочь отцу, или каким-нибудь начинанием? Как ты можешь кичиться богатством, к которому не только не имеешь никакого отношения, и не только не приумножаешь его, а еще и беспардонно разбазариваешь. Да этим не гордиться нужно! Этого нужно стыдиться!
Эдвард, окончательно оправившийся от первого замешательства, и видя, что дальше словесной перепалки дело не пошло, успел за это время успокоиться и снова, прибегнуть к своему излюбленному оружию:
- Ой, не могу! Кто меня жизни-то учит?! Посмотрите на этого голоштанного учителя, всю жизнь проковырявшегося в земле да в навозе!
Компания уже было собралась брызнуть смехом, чтобы ублажить своего покровителя, но, увидев блеснувший огонек решимости в глазах своего оппонента, от которого им стало не по себе, смех-то попридержала. Том сказал, как отрезал:
- Я вижу, ты и к нормальному-то человеческому общению не приспособлен! Ну, что же, поговорим по-другому! Да, я много работал на отцовой земле, помогая ему, да я таскал мешки и иные тяжести, что, помимо всего прочего, вдохнуло силы в мое тело, и я теперь могу дать сдачи любому обидчику. Поэтому, коль ты такой умник и провоцируешь меня на ссору, то имей мужество ответить мне. Я принял твой вызов! Кулачная дуэль я думаю, нас
рассудит.
От такого неожиданного поворота событий у Эдварда отвисла челюсть. Он, трепеща, взглянул на широкие и могучие плечи Тома, на его открытую, отдающую здоровым загаром крепкую шею, и тут же перевел взгляд на свои хлипкие, с белоснежной кожей, непривыкшие к нагрузкам ручонки, торчащие из манжетов, обрамленных столь же белым кружевом. Ни от кого из присутствующих не ускользнул этот полный отчаяния взгляд приникшего вмиг задираки, и каждый отдал себе отчет, что это сравнение явно не в его пользу. Понял это и Эдвард. Съежившись в комок, и не помышляя о принятии вызова, он лихорадочно искал выход из сложившейся ситуации. Его в этот миг интересовало только одно: как бы побыстрее, без урона для своего достоинства, унести отсюда, что называется, ноги. Он уже проклинал свой язык за то, что отдал приказ кучеру свернуть к этому дерзкому соседу. Остряк не нашел ничего лучшего, как снова выкинуть какую-нибудь остроту, но получилось еще хуже. Пересохшее от волнения горло издало какой-то нечленораздельный гортанный звук, что со стороны выглядело довольно комично. Поняв, что оконфузился, Эдвард дернулся пару раз из стороны в сторону, не зная, что предпринять, чем еще больше усугубил ситуацию. В конце-концов, он ткнул кучера тростью в плечо: «Пое...», но голос снова запнулся. Вконец униженный гуляка, еще больше смутился и лишь только смог подать тому знак: трогай. Коляска резво тронула с места, унося с собой приунывшую компанию. Все очень напоминало паническое бегство.
Старания Тома не пропали даром. Хорошо подготовившись, он таки поступил в столичную Академию, которую вскорости и закончил с особым отличием. Умудренные сединами и опытом ученые мужи отмечали прилежание в стараниях постичь самые отдаленные глубины науки целеустремленным юношей, делали акцент на его несомненной одаренности и уверяли, что из него в будущем непременно выйдет великий ученый, который может прославить старушку-Англию.
Так оно и получилось. Вчерашний юноша, а отныне знаменитый ученый всецело посвятил свою жизнь науке. Многие его научные открытия сотворили настоящий переворот во многих сферах деятельности, где плод изысканий талантливого ученого давал свои плодотворные результаты, что позволило Английской империи еще более укрепить свои позиции в международном сообществе. Король, прослышав о талантливейшем ученом, чей умственный вклад способствовал процветанию государства, пригласил его к себе во дворец, осыпал всевозможными привилегиями, и поощрениями. Государь, пожаловал теперь уже не просто Тому, а уважаемому господину титул лорда, пожизненную государственную ренту, обеспечившую безбедное существование «Его светлости» до конца дней, и дом в районе Сити - самом богатом районе Лондона, где проживала звать.
Ведя активный образ жизни, и стараясь поспеть то тут, то там, Том (будем по привычке, как старые знакомые, называть его по-прежнему именно так) теперь уже не мог обходиться без средств к передвижению. Он стал содержать конюшни, в его распоряжение отныне всегда подавалась то коляска, то карета, в зависимости от того, какой визит и куда он намеревался совершить.
Однажды случилось несчастье: скоропостижно скончался один из самых расторопных конюхов Тома. Он самолично посетил семью усопшего, выразил им соболезнование, положил на стол значительную сумму денег, которые должны были существенно поддержать людей, потерявших кормильца, и приказал кучеру следовать к Вестминстерскому мосту. Том решил лично подыскать себе конюха.
Окрестности моста, обрамленного лавками и служившие как бы торговыми улицами, были заполнены людом, среди которых было много тех, кто желал наняться куда-либо на работу. Здесь было полно каменотесов, пильщиков дров, столяров, плотников и прочее, прочее.
Тому было знакомо место, где можно нанять работников для конюшен, потому-то для него не составило большого труда проследовать туда. Завидев остановившегося возле них богатого господина, и не двусмысленно поняв, зачем он сюда прибыл, целая гурьба бедно одетых людей бросилась к коляске, толкая друг друга и перекрикивая один другого, каждый предлагал свои услуги. Том горько улыбнулся, наблюдая за этим жалким, отнюдь не радующим его зрелищем, уже готов бал указать пальцем на первого попавшегося бедолагу, как вдруг глаза его округлились от удивления. Словно бы вспомнив о чем-то или услышав знакомый когда-то ранее голос, он медленно повернулся. Безобразно заросший и облаченный в отвратительное тряпье человек был совершенно ему незнаком, но голос-то, голос…
- Подойди-ка ко мне, любезный.
- Слушаюсь, господин!
Оборванец проворно подскочил поближе к коляске и застыл в смиренной позе, ожидая радостной для себя развязки. Каждый из этих людей, не имея работы, а следовательно и не имея возможности заработать себе средства к существованию, страстно желал найти таковую, поэтому в лице новоявленного работодателя видели своего спасителя.
- Ты говоришь с лордом, любезный
- О, прошу прощения, Ваша светлость! Я весь к вашим услугам!
Глаза Тома еще больше округлились: он узнал этот голос! Противоречивые чувства овладели его душой: удивление, смятение, и даже недоверие. Глаза Тома говорили: этого не может быть! Что-то здесь не так! Но вслух прозвучало лишь тихое и грустное:
- Я не хочу тебя обидеть, мил-человек, но у тебя сейчас вид виляющего хвостом у ног хозяина пса, умоляющего его бросить ему кость. Тебя не угнетает такое положение дел?
- А что поделаешь, Ваша светлость. Роботу-то получить хочется. Жить-то ведь за что-то нужно.
- А ты исправно будешь исполнять свои обязанности? Возможно, ты считаешь грязную работу чем-то зазорным?
- Да, помилуйте, Ваша светлость! Как можно такое говорить?
- Да? - Том удивительно вскинул брови.- Всегда ли ты так считал? Возможно, в юности ты был иного мнения?
Оборванец открыл от удивления рот:
- А откуда вам известно? - Он запнулся и проглотил слюну.- Я...
- Вот что, дружище. Ты сейчас получишь от меня много денег, очень много, если подробно расскажешь все, что случилось с тобой и как ты из богатого дворянина превратился в оборванца-нищего.
Все вокруг зашумели, узнав столь поражающую новость о своем друге, и тут же вновь приумолкли, ожидая развязки обещавшего быть увлекательным действа. Завороженными глазами они наблюдали, как богатый господин извлек из кармана довольно таки увесистый мешочек, несколько раз пожонглировал им, вследствие чего до слуха этих людей донесся чарующий их
звук, и промолвил:
- Только учти дружище, ты получишь эти деньги только в том случае, если будешь искренен. Я чувствую в людях фальшь: советую не обманывать.
Оборванец помялся с ноги на ногу. Было заметно, что-то, о чем он собирался поведать в эту минуту собравшимся вокруг него людям, было болезненной для него темой. Ему очень и очень не хотелось об этом вспоминать. Однако звон содержимого, вновь запрыгавшего на ладони богача вожделенного мешочка заставил оборванна сломить свою гордынь и начать рассказ:
- Мой отец действительно, был дворянином и весьма состоятельным человеком. Чем я, подлец, и пользовался. В юности я только тем и занимался, что налево направо транжирил отцовы деньги, всецело предавшись увеселительным гулянкам. Как отец не настаивал, чтобы я занялся или учебой, или каким-либо другим занятиям, я только насмехался и продолжал бездельничать. Все было хорошо до той поры, пока был жив отец и вел все дела. После его смерти они пришли в упадок, присмотреть за всем было некому. Я даже не стал утруждать себя тем, чтобы доверить дела отца какому-нибудь управляющему. Я продолжал гулять, проматывая остатки отцовых денег. Его
заводы и мануфактуры за это время перешли в другие руки. Рабочие... Ох... Одним словом, когда закончились деньги отца, от меня отвернулись все те, кто питался с моего стола и... Да что говорить! Наступили страшные дни! Весь ужас был даже не в том, что у меня отныне не было денег, а в том, что я никаким образом не мог их заработать. Я ведь за всю свою предыдущую беспутную жизнь не научился ни одному ремеслу, не умел абсолютно ничего делать! Как я мог найти себе средства к существованию? С какой ностальгией я вспоминал слова своего соседа Тома, который в юности журил меня за мое безделье и
поучал, мол, дай человеку рыбину, он сварит ее, съест и, пока желудок будет ее перерабатывать, он будет чувствовать себя сытым. Но пройдет время, и он снова будет голодать. А научи человека самого ловить рыбу - он всегда сможет наловить ее для себя и, следовательно, всегда будет сытый. А я глупый еще над
ним и насмехался! Он много просиживал за книгами, много учился, за его старания ему воздалось: говорят, что он таки добился своего, стал великим ученым, состоятельным человеком, а я... Я жил тогда одним днем, не думая о будущем. Тогда я смеялся над ним, теперь он вправе посмеяться надо мной...
Несколько минут стояла гробовая тишина. Все, пораженные услышанным, осмысливали его, и дивились превратностям судьбы. Даже богач, восседавший в мягкой коляске, и которому, казалось бы, к проблемам оборванца не было никакого дела, и тот сидел неподвижно, словно окутан пеленой мыслей и грусти. Тем не менее, он первым очнулся от своеобразного гипнотического сна, и бросил рассказчику мешочек. Тот проворно схватил его на лету и тут же отправил в самый потаенный и глубокий карман.
- Держи, дружище! Я вижу, ты был искренен. Как вижу и то, что жизнь научила тебя многому. Вот только познал ты элементарную истину лишь после того, когда испил полную чашу. Неужели нужно было все доводить до такого? Неужели нельзя было еще в юности подумать о своем будущем и не последовать примеру упомянутого тобой твоего соседа Тома? Если бы к твоему стартовому капиталу, коим являлось богатство твоего отца, приложить бы хорошие знания, которые ты, как и Том, мог бы почерпнуть в изучении наук, да трудолюбивое отношение к делу, а не пустые забавы да разбазаривание денег - представляешь какой огромный капитал ты смог сколотить к этому времени! А ты стоишь сейчас предо мной голодный и в лохмотьях... Ладно! Вот тебе мой адрес: если желаешь, приходи к завтрашнему утру на мои конюшни. Будет тебе работа конюха, сможешь себе зарабатывать на жизнь. Я научу тебя... ловить рыбу.
Богач протянул обрадовавшемуся бедолаге клочок бумаги и дал знак кучеру. Вскоре коляска с ездоками скрылась вдали. Все обступили счастливчика, завидуя ему и стараясь заглянуть и прочесть написанное. Тот деловито отмахнулся от всех, неторопливо развернул листок и заглянул в него. Глаза его округлились, а губы растерянно прошептали:
- Том... Боже правый! Да это же Том!
Все недоуменно взглянули на растерявшегося друга:
- Какой Том? Не тот ли, что тебе в юности насчет голода и ловли рыбы пример приводил?
- Он.
- Однако...
Все приумолкли, дивясь такому повороту событий. Лишь только какой-то сухонький и сгорбленный старичок горько ухмыльнулся и прокряхтел:
- А. ты, говоришь, насмехался над ним. Вот она жизнь-то вас и рассудила...
Эту историю рассказывали мне в детстве родители, выдавая ее за эдакую поучительную сказку с моралью. А я думаю, что такое могло произойти и на самом деле. Каждый из вас мог бы оказаться на месте главных героев этой истории. И, наверное, не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться: на чьем месте хотел бы каждый из вас оказаться, если бы вам была предоставлена такая возможность. Так, может, действительно, не будем учиться на горьком опыте Эдварда, а возьмем, прямо сейчас, начиная с самого раннего детства, закатим, что называется, рукава, и начнем заботиться о своем будущем? А? И кто знает: может, и не напрасными будут все ваши старания, возможно, и впрямь приведет вас судьба туда, куда привела она целеустремленного, не боявшегося трудностей и траты сил Тома?