Блюз Миссисипи на фарси

Литература / Приключения, детектив / Блюз Миссисипи на фарси

Пред.

Просмотр работы:

След.

12 февраля ’2012

12:43

Просмотров: 24047

Поднять работу в данном разделе

Услуга "Покажи себя сам" (шапка сайта)

Аркадий Маргулис
Блюз Миссисипи на фарси

И вечером того же дня снова увидела Его – за столиком у окна. Из приоткрытых дверей «Армянского клуба» наружу плелось чьё-то уныние. Хриплый голос, петляя между аккордами, картавил:

«You're gonna be mine; little girl, you've been through 18 years of pain.1
You're gonna be mine; little girl, you've been through 18 years of pain…».

С закатом краски дня остыли, и бульвар Вали-Аср выглядел вкраплённым в предрешённость. Надо было пройти мимо, чтобы не привлекать внимание прохожих. Пошла без желания, чем можно скорее, поглядывая на витрину бара. И напоследок успела заметить, как Он, поднимаясь, гасил в пепельнице окурок. И стало очень заметно, что городской шум стих, так гулко отдавались шаги. Шла, спиной вбирая его взгляд, походкой непроизвольно отображая откровенность. Знала, что Он догонит – всё отчётливей, ближе и, наконец, рядом. Банальность, приличествующая обстоятельствам и возведённая на вершину блаженства.
- Леди как-будто бы из Парижа? – спросил, наверняка намекая на легкомысленность одежды, мишень для докучливого фанатизма. Хотя, именно здесь – единственный островок в Тегеране, где женщине дозволено появляться с непокрытой головой.
- Это комплимент? - ответила, презрев благоразумие, но излучая слабость. Что могла тогда о нём знать? Даже, если присовокупить утренние наблюдения: заворожило, как Он безрассудно слушал уличного певца – юнца с атласной кожей. И беспечно добавила:
- Из Исфахана.
- Да простятся мои грехи! Божьим провидением землячка! – восхитился Он, - и зовут, скорее всего, Хава!?
- Нет, - открыто улыбнулась, тоже дивясь случаю и уповая на большее, чем совпадение, - наши соплеменники зовут меня Фарор.
- Воистину! - даже остановился Он, - наши сородичи знают толк в именах.
- Ничего удивительного, – заметила, тоже приостанавливаясь, - тысячелетняя закоренелость, главное, что у нас есть.
- Дело ещё и в другом, моя мадонна. В том, что я чуть ли не с пелёнок обожаю блюз, - бессильно развёл Он руки.
- Меня…, – вопросительно смутилась, - с чего бы, вот незадача.
- Нет-нет, всё немного иначе. Созвучие – иллюзия безупречности. Ваше имя – синоним двух слов из миссисипского блюза: подруга и любовница, - объяснил он запросто, этим заранее вытесняя интимность.
- Или предсказание, - слегка улыбнулась, лишь обозначая недовольство, - но всё же с пелёнок предпочитаю однозначность: единственная.
В просвете улицы фиолетово густел бредовый закат.
Камни расплачивались накопленным за день жаром.

… И стало душно. От сигареты в кухонном пространстве воспламенился рассвет. Госпожа Фарор уравновесила окурок на краешке пепельницы и поднялась сварить кофе. Когда обострённость чувств достигала вершин, Фарор уходила в себя. Доставало безделицы с комариную плешь. Всего-то лоскут, пропитанный nostalji и melanholie. И убеждённость – привычное зелье от депрессии. Что именно? Предначертание. Уготованная судьба. Благодатное ожидание замужества. И блаженство, если оно состоялось. В браке, в браке – преуспеяние. Всё остальное – никчемность, пустота. А дальше, как повезёт. Кто кому встретится. Заполучить в мужья такого пехлевана2, как Абрам Заравшан – предназначение лучшей из женщин. Бытие, вроде горной реки, вскармливающей утехами. Утехами чаще, чем огорчениями. Что огорчения? Они терзают душу, но потом испаряются. Кроме неуязвимого голыша: невзгоды – напасть, бедствие – катастрофа. В уплату за провинности. Любые, даже миниатюрные. Невнимательность или безразличие. Или ещё меньше. Разве после благоденствия не разражаются небеса гневными ливнями? Не клацает зубами прожорливое лихолетье? Не приходится ли бежать, чтобы выжить – из безвременья, обжигаясь неизвестностью, куда-нибудь, без оглядки. Существовать между непримиримостью врагов и друзей. И что ближе – прошлое или реальность? Память беспредельна, но миг не стал ни больше, ни плотнее. Загадочность и потусторонность вечности, и, увы, никто не избавлен, у всех жребий: дряхлость. Как теперь выскажется не худшая из женщин – в конце предначертанного пути? Нуте-ка. А вот: к чему ни притронься – всё самообман. Ошибка осязания и оценки восприятия. Что в остатке? Напрасность и нелепость бытия. И с ними всё же неясная надежда на нечто забытое. Ощущаемая почти достоверно – кажется, протяни руку, дотянешься. Что там? Та же лукавая завершённость: старый Абрам доживает век со своей вздорной старухой. Попутчики, удешевлённый итог. Банкротство, и сетовать на судьбу можно даже по дороге куда-нибудь. С души воротит. Давно пора побыть в одиночестве. «Абрам, я ушла на рынок» - сказала Фарор, волоча за собой пустую тележку. Бесноватый сквозняк растащил по углам её опознавательные ароматы.
Неистовствовал ветер, взвешивая над крышами сор.
За прибрежной магистралью дурно рокотал прибой.

Не зря оказался рядом. Остановился послушать. Часто заставал Его здесь, на этом месте. Давно – уже нескольких лет. Уличный певец, мальчишка с атласной кожей. Мелочь на асфальте брызгала в глаза солнцем. Двое бродяг, завороженные сиянием, алчно подступили вплотную. Возможно, Он выглядел нечестивцем, посягнувшим на их удачу. Первым движением было помочь – как следует, до профессионального зуда. Но решил оставить мальчику возможность разобраться в одиночку. Паренёк не сплоховал. Справился, как на репетиции. Стервецы, отряхивая друг друга, резво ретировались. Паренёк смотрел им вслед.
Подошёл к нему, поднял с земли помятую гитару. Повертел в руках и положил на футляр, на его обе половины, раскрытые, как для поминовения губы.
- Ты славно поёшь, брат мой, - сказал, щурясь парню в глаза.
- Благодарю, если не преувеличиваешь, - ответил со сдержанным жестом, - всего лишь речитатив, блюз.
- Как раз то, что теребит душу, - сказал доверительно, - часто вижу тебя здесь.
- Верно, - поднял, рассматривая, гитару, - я тебя тоже замечал.
- Поэтому неплохо бы послушать что-нибудь ещё из твоего репертуара. Мне пришло в голову – а что, если двинуть в магазин музыкальных инструментов? Здесь недалеко. Кстати, недавно свалилась на голову куча денег, попробуем подобрать подходящую гитару. А эту подаришь мне.
В ответ Он посмотрел взыскательно, помолчал и сказал:
- Какая-то мистика. Нельзя ли узнать – откуда ветер дует?
- Знаешь, ничего особенного, - ответил, - мужская солидарность.
- Пускай. Верю – без подделок. Но зачем тебе покалеченная гитара?
- Реставрирую. Может быть, когда-нибудь мир узнает, что она принадлежала гениальному исполнителю и непобедимому воину.
Сначала зашли в кафе. Насыщенность людей и автомобилей сменило умиротворение, беспечное, несмотря на повседневную повторяемость. Пронзительно запахло сдобой. Кофейный аромат побуждал отрешиться от прозы. Не оскаливаться на благолепие. Ведь его сестра, обездоленность, нищенствовала рядом.
В магазине музыкальных инструментов приглядели гитару. Он наскоро подобрал струны. И затянул здесь же, у прилавка:

«Before you accuse me, take a look at yourself.3
Before you accuse me, take a look at yourself …».

Продавец и продавщица затаились. Словно их души слились в смаковании предстоящего. Подранком взвился и затрепетал последний аккорд.
- Мои аплодисменты, - сказал он Ему, - и признание. В потасовке ты выглядел не хуже.
- Привычка, - улыбнулся в ответ, - наследие уличной жизни.
- Вот что, брат, мне нужны увёртливые мальчики. Зарплата и крыша обеспечены, а также гарантирую риск. Думаю, из тебя выйдет толк. Как ты на это смотришь?
- Погляжу, - ответил паренёк, - пока я не очень-то озабочен.
Они вернулись на улицу, в её чванливое равнодушие. И эту сонность не разбередили ни траурный чехол, проглотивший гитару с визитной карточкой между струн, ни старинный футляр с повреждённой гитарой. Близился полдень.
Ползла, отталкиваясь от солнца, тень минарета.
Утробу тишины снова вспорол зов муэдзина.

… Со щелчком замка Абрам пошевелился. Какая разница: абсурд или банальность. Самообман, или вера в сиюминутную нескончаемость. В чахлость беззубых фантазий. И наперекор запустению – дуэт nostalji и melanholie. Возвращение в прошлое. Из надоевшей до икоты спальни. И куда же? В салон! На диван напротив стены, украшенной фрагментами прошлого. Фрагментами неотторжимого. Лучшего из жизни. Ошибка сказать, что было именно так, как помнится. Может быть, было иначе. Даже наверняка иначе, но какая разница! Перед лицом бедствия все на коленях. Лишь финиш у каждого свой. Взять мадонну Фарор. Дай ей Бог здоровья. Её финал тяжелее, чем этот, с инвалидной тростью. Посох вряд ли сгодится в бестелесности. Разве что, по привычке. Пора, пора свыкнуться с тщетностью.
Куда ни ткнись – напраслина. Лишь воспоминания придают колорит остаткам. Да и то не всегда. Единственная! Так ведь она говорила. Так и вышло. Надо же, после женитьбы и впрямь на других женщин не тянуло – будто их вообще не существовало. Почему? Смешно сказать – из-за брезгливости. Если обладание несравненной Фарор – почти нирвана, то помыслы о другой женщине разбивались о привычку. Тогда и родилась брезгливость. Вполне человеческий симптом. Значит, больше ни с кем не мог быть в близости. Значит, не брезговал только с ней. Высоконравственный симбиоз. Себе не соврёшь. Убийственный парадокс: мужчина, презирающий несвободу, подался в добровольное рабство. Апофеоз страуса, прячущего голову в песок. Надо отдать Фарор должное, она играла неудачницу, будучи поводырём. Всегда побеждала её изворотливость. Чего греха таить? Жизнь безнадёжно позади. Что осталось? Пустота! Космос! Правда, ещё этот – всё забывается имя – новенький. Он забавен. Пунктуален, как германский бюргер, своевременно принимающий кружку пива. Наверное, родился и жил по шаблону. Вездесущая взаимная сопричастность, издержки совместного жития.
Вслушался, ничего не происходило. Как-будто вообще ничего не должно было произойти. Как-будто время исчезло.
Стрелку часов подтолкнул звонок в дверь.
Стену взяла на абордаж соседская мебель.

Давно ли было! Остановился у двери с табличкой «Семья Заравшан», позвонил. Дверь отворила хозяйка. Поздоровался, а она ответила, паузой обозначив расстояние. В выражении её лица угадывалось величие айсберга. Но и разочарование самоубийцы, недооценившего свою жизнестойкость. И озадачила с первой минуты знакомства:
- Мои требования, Алекс: являться вовремя, работать честно и не нарушать первых два.
- Разумеется, - ответил равнодушно, - это, кстати, мои права.
- Надеюсь, и правила тоже. Смотри, всего полчаса работы из трёх обязательных, - продолжила она, - где такое найдёшь!
- Согласен, действительно, прогрессивный подход.
- Поэтому я вправе рассчитывать на благодарность. Постарайся запомнить.
Ого, и не обожгись! Оказывается, обязан быть благодарным. Вот как легко попасться. Кажется, не подавал повода. Зато какая чопорность. И фамильярность, приспособленная к употреблению едва ли не на брудершафт! Дескать, будь строг к себе и осмотрителен. В твоём положении лучше принять всё, что есть, и не возмущаться, и с рвением выполнять. И при этом выглядеть благодарным, а значит, то и дело восхищаться достоинствами работы и работодателей. И благоговейно выслушивать напутствия.
- Твоя обязанность – помочь искупаться Абраму, - продолжила она, сдержанно приглашая в салон, - знакомься и будь внимателен.
Старик на постели доступен. Лыс, под простынёй слабость и худоба. Подошёл к нему, протянул руку. Ответное пожатие короткое и дрожащее, но отнюдь не вялое.
- Не соблаговолит ли мой друг рассказать, откуда у него изысканный сленг, - взглянул старик с проникновенностью, - я хотел знать, откуда он так хорошо знает фарси.
- Я из Азербайджана, - оживился, - на лестничной площадке, в соседней квартире, жил беженец. Иранский демократ – так он себя называл. У нас была странная дружба – мы разговаривали. Он женился на азербайджанке, напивался, а пьяный бил её и плакал.
- Несчастные соотечественники, - продолжал старик, - куда только не бежали. А многие и этого не успели.
- Часто думаю, чего людям не хватает в радостях жизни, - передёрнул плечами.
- Не всем, мой друг, не всем, но за малым исключением, - заметил старик, - не хватает вседозволенности. Власть – лакомый кусочек на острие кинжала. Во всех оболочках социального устройства. Даже в семье.
Вот так, семья Заравшан, Абрам и Фарор. Занятно – прожили жизнь, должны были повторять друг друга, как близнецы. И так не похожи. И что теперь?
Хамсин4 вымел из пустыни горчичную пыль.
Единственное спасение – живительный глоток.

…Замок вначале не поддавался, и Абрам забрюзжал, надеясь остаться не услышанным.
- Вот так новость, - услышал в раздвигающийся просвет, - кого-кого, а тебя никак не ожидал лицезреть здесь.
- Моя Фарор резко ослабила слежку, - ответил Ему Абрам.
- Что со мной, - сказал Он, - не могу поверить собственным ушам.
- Это факт, проходи, - двинулся впереди Абрам, налегая на палку.
В салоне они расположились друг против друга. Впервые за несколько месяцев – без Фарор.
- Знаешь, сегодня не будем мыться, - сказал Абрам, - побездельничаем для разнообразия вволю.
- Как хочешь, - согласился Он, - иногда бывает восхитительным ничего не делать.
- И сегодня ты решишься остаться со мной подольше? – спросил Абрам, разглядывая палку.
- Почему бы и нет. Куда мне спешить, - снова согласился.
- Не знаю, вдруг, были планы, - сказал Абрам, - это мне некуда идти. Всё моё со мной. Могу потрогать, не выходя из квартиры. Но это грустно. Лучше начнём с кухни. Угощу тебя настоящим персидским кофе. С кардамоном. Фамильный рецепт.
И они перебрались в кухню. Он внимательно следил за руками Абрама. Руки Абрама дрожали, но выручал долголетний опыт. Кофе оказался с привкусом лимона и в меру терпким, а густой камфорный запах создавал иллюзию незапамятного знакомства.
- Хочешь ещё? - спросил Абрам.
- Нет, кофе слишком вкусен. Не стоит размножать впечатление, - ответил Он.
И они возвратились в салон.
- Зуд меня одолел, это предчувствие на хорошую новость. Помассируешь мне спину? - спросил Абрам, устраиваясь в постели, - какие у меня ещё радости. Ты ведь умеешь.
- И даже сносно.
- Смелое высказывание. Почему ты не массажист?
- Одного не хватает – лицензии.
Чувствовалось чьё-то присутствие. С фотографий на стене смотрели молодые лица. Мужчины в военной форме. Замершие войсковые шеренги.
- Как то не выдавалось случая поинтересоваться. Спросить об этих бойцах, - сказал Он Абраму.
- Это моя эпопея. От грёз до свершений. Апогей удачи. Всё, что было, - ответил Абрам.
- А эти два человека рядом?
- Уже история: Его Величество Шах Ирана и я – ныне развалина, разбитый недугами приживала, - ответил Абрам, - а в то время начальник личной охраны, главный телохранитель Шаха.
- Ого! – присвистнул, - вот он кто – Абрам Заравшан! А парень, что на всех фото позади тебя. Твоя тень?
- Нет, мой названный брат. Когда власть в Иране захватили фундаменталисты, многим пришлось уносить ноги. В первую очередь Шаху. И я оставил названного брата вместо себя. Только ему доверял. Успел научить его всему, что умел. Мне предстояло осесть в Израиле, где ещё! Ведь я – еврей. А Он – он до сих пор при императорской семье. Уйма лет с тех пор.
Часы на стене мерно цокали, отвергая обратимость. Старческое тело предъявляло времени отдельный счёт – отметины эпохи, но вздрогнуло от звонка в дверь.
Он взглянул на Абрама, поднялся открыть.
В глазок виднелась исполинская стать.

Негаснущая вспышка, озарение души. Ещё недавно – мальчишка с гитарой под «Армянским клубом», завсегдатай тротуара на шумном бульваре Вали-Аср. И что теперь? Скользит по мрамору во Дворце Ниаваран, резиденции царской семьи! Сопричастен к жизни титулованных особ! Дышит ароматами парка, куда не заглянет прохожий! Как странно сложилось. Благословенны замыслы Всевышнего, пославшего двух бродяг поживиться скудным заработком уличного певца. И благодарение благодетелю. Хотя до сих пор не понять – что именно так расположило Абрама. И не верится в чудо. В конце концов, необратимость не может быть вечной, поэтому и кажется зыбкой. Слишком уж контрастной оказалась перемена в жизни.
На центральной аллее снова показался тандем изящества, два женских силуэта, Фарах и Фарор. Шахбану5 со своей неразлучной наперсницей.
- Наш протеже, - сказала Фарор, чуть обернувшись, - ты знаешь, дорогая, он удивительно музыкален. Его конёк – блюз.
- Да? Рада знакомству. Как твоё имя, юноша? - спросила Фарах.
- Джаваншир, - ответил и добавил, чувствуя неловкость и прилив краски к щекам, - Ваше Величество.
- Прости ему, милочка, он не по возрасту неуклюж, - смягчила ситуацию Фарор, - и пока ещё не вырос из застенчивости.
- О да, сестрица! Застенчивость – одно из уникальных человеческих проявлений, – ответила Фарах, - но скажи, Джаваншир, ведь у тебя азербайджанское имя?
- Ваше Величество, - ответил, почему то чувствуя смутное недоверие, - я и есть азербайджанец.
- Вижу, вижу Абрам вдумчиво подошёл к выбору нашего окружения, - сказала Фарах, - итак, Джаваншир, надеюсь, ты не станешь противиться тому, что мы родственники.
Не нашёлся что ответить, в душу паводком хлынуло умиление, глаза напротив лучились.
Дворец, казалось, воспарил в поднебесье.
Cтволы эвкалиптов вытянулись во фрунт.

... Сначала исполин осведомился, проживает ли здесь чета Заравшан. И, получив ответ, поторопился войти. Как ревнивый муж в спальную. Куда ещё можно было в этой квартире попасть, кроме кухни или салона? Измочаленный схирут6! Взгляд Абрама, как выстрел, как извержение.
- Брат мой! Неужели! Джаваншир! Наяву Джаваншир!
- Здравствуй, мой дорогой Абрам! – подхватил в объятия тщедушное тело, легко опустил и сел напротив. Стул болезненно застонал.
- У меня был зуд, предчувствие, - сказал Абрам после минуты положенного молчания и кивнул на Алекса, - вот он подтвердит.
- Слава Аллаху, застал тебя живым, - ответил, - прилетел и сразу к тебе. Здесь у меня встречи. Решу проблемы и снова сюда.
- Торопишься? У меня тоже времени в обрез. Может быть, ровно столько, чтобы дождаться тебя ещё раз. Какие новости?
- Новостей много или почти нет. Шахбану Фарах – достойная половина почившего праведника. Светлое служение. Престолонаследник честолюбив. И делает всё, чтобы возвратить престол. Наладил контакты с оппозицией. Режиму фанатиков нет дела до граждан, он беспокоится лишь о своём выживании. Многие соотечественники в изгнании контактируют с нами. Если с позволения Всевышнего Кир воцарится, мы ещё увидим рядом благословенные и дружественные знамёна Израиля и Ирана.
- И да свершится, - ответил Абрам, благоговейно приспуская веки.
- Прости, тороплюсь, - сказал, - как только освобожусь, буду у тебя снова.
- Ещё минуту. Открой шкаф и принеси.
- Что именно?
- Ты увидишь.
Из спальной вернулся с футляром.
- О Аллах, - прошептал, - разве это возможно? Столько лет? Здесь? Моя гитара?
- Сохранилась, как видишь. Теперь, наконец, зазвучит что-нибудь не подвластное времени.
Открыл футляр и вынул гитару осторожно, будто могла превратиться в пыль. Взял визитную карточку, прочёл и вернул в футляр. Подтянул струны. Запел тихо, не отрывая взгляда от Абрама.

«When you got a good friend that will stay right by your side7,
When you got a good friend that will stay right by your side»

И, продолжая перебирать струны, речитативом, в плавном течении звуков, сказал:
- Фарах просила передать поклон Фарор. Как быть?
- Передашь, когда вернётся с рынка,- ответил Абрам.
- Передам, когда вернусь к тебе, - поднялся Джаваншир.
И они простились без лишних слов. Липко зачмокали подошвы. Проводив гостя, Алекс устроился напротив.
- Никогда не слышал, как звучит на фарси блюз, - сказал он Абраму.
- Блюз? На фарси? Как и везде. Блюз – это когда хорошему человеку плохо, - ответил Абрам, - и, чтобы не свихнуться, приходится выковыривать радости из очередного дерьма.
С закатом солнца, когда краски дня остыли, а улицы казались задрапированными в предрешённость, возвратилась Фарор. И Алекс ушёл.
И они, Абрам и Фарор, остались наедине. Дарованная судьбой встреча, роковая, как догорающая свеча, горестная, как разлука.
- Мне трудно, Фарор, - пролепетал Абрам.
- Что с тобой? - смятенно взвилась Фарор, - чего-нибудь не хватает?
- Если бы, - успокоился, - ведь больше, чем есть, мне уже не нужно.
На каменном полу бесчувственно обнялись тени.
Хищно, косо и навзничь упал вечер.
Равновесие исполосовала сирена амбуланса.

1 - Вы собираетесь быть моей; маленькой девочкой Вы были в течение восемнадцати лет боли (англ.).
2 - Пехлеван (фарси) – герой, богатырь.
3 – Прежде, чем обвините меня, взгляните непосредственно на себя(англ.).
4 – Хамсин (иврит) - ветер, приносящий из пустыни зной и мельчайшую пыль.
5 – Шахбану (фарси) – коронованная императрица.
6 – Схирут (иврит) – аренда.
7 - Если ты нашёл хорошего друга, он всегда останется верным и станет твоей гранью (англ.).