Убийство по старому стилю.

Приближалось Рождество. В заснеженном Петербурге все прибывали в возбужденном и приподнятом настроении. Извозчики как-то особенно лихо проносились по городским улицам, из съестных лавок доносились аппетитные запахи. Раздавался девичий смех, дети играли в снежки, летели легкие санки… Даже из кабаков подвыпивших посетителей выбрасывали с особой нежностью.
Зимним, синим вечером к дому на Большой Морской подкатил извозчик и высадил элегантного барина в дорогой шубе. Молодой человек, расплатившись и дав прилично «на чай», кивнул швейцару и легко взбежал по высоким ступенькам лестницы. Остановившись у дверей квартиры, он стряхнул снег с плеч и крутанул ручку звонка. Послышались шаги, и дверь открыла аккуратная молодая горничная.
- А что барышни дома? – осведомился посетитель.
- Да, - присев в реверансе, ответила девушка. – Как доложить?
- А ты скажи, милая, что приехал граф Поплавский. – Беги, милая.
В передней он скинул, не оборачиваясь, шубу на руки подоспевшего лакея и встал перед зеркалом, поправляя и так безупречно уложенные волосы. Из зеркала на него смотрел человек лет 30-ти, стройный, подтянутый, одетый в щегольской военный мундир. Послышался звонкий смех и из комнат выбежали две очень молоденький барышни, которые немедленно повисли на госте, кружа его и увлекая за собой. При этом они непрерывно щебетали:
- Вольдемар, как хорошо, что вы нас навестили! Мы с самого лета только вас и вспоминаем. Помните, как мы играли в теннис? А как катались на лодке? А помните какая была ужасная гроза, а мы как раз поехали в Райволу? – тараторила одна из сестер, вися на левом локте графа.
- Родители про вас тоже спрашивали! Они слышали вы пользуетесь большим успехом в обществе, а нас совсем позабыли! Но сегодня все дома, будет спиритический сеанс, маман удалось заманить к нам этого знаменитого медиума. Ну, вы о нем слышали – Мамаев – этой зимой его сеансы просто сенсация! – вторила вторая сестра, завладев правой рукой Поплавского.
Когда процессия вошла в комнату, навстречу им поднялся представительный мужчина, хозяин дома – действительный статский советник Самсонов. Человек состоятельный, можно даже сказать богатый, влиятельный и исполненный сознанием собственной важности.
- Что же это вы, Владимир Николаевич, так долго не появлялись? Как распрощались с вами перед отъездом с дачи, так вы и пропали совсем. А ведь уж зима, Новый год на дворе. Ну, лучше поздно, чем никогда! – басил он пожимая руку гостю.
Его маленькая вертлявая, напрасно молодящаяся жена, тоже протянула руку Поплавскому, которую тот с почтением поцеловал, на секунду со значением заглянув в глаза хозяйке.
- Да, Владимир Николаевич, это просто неприлично, так быстро забыть старых друзей, - несколько теряясь, произнесла она, правда, не забывая при этом нежно пожать руку кавалера.
- Каюсь, каюсь. Но повинную голову меч не сечет, а у меня есть самые уважительные причины. Служба, дорогая Мария Сергеевна, служба, – отпуская руку хозяйки, оправдывался Поплавский.
- Что опять по министерству иностранных дел? – заинтересовался хозяин дома, беря под локоть графа и отводя его в сторону.
Стали прибывать и другие гости. И скоро гостеприимные хозяева пригласили всех к столу. Закусывая, присутствующие разговаривали о разных пустяках, передавали сплетни, анекдоты. Все были возбуждены общей предновогодней атмосферой и предстоящим сеансом спиритизма.
- Голубушка, Марья Сергеевна, - густым голосом вопрошала полная дама с очень большим бюстом. – Скажите, как вам удалось заполучить к себе этого Мамаева? Он говорят просто чудо какое-то. Вы знаете, что он наполовину индус? Он и родился в Индии. Говорят, у его отца была какая-то романтическая история с индийской принцессой, которая потом умерла при загадочных обстоятельствах. Остался ребенок, а отец не только забрал его с собой в Россию, но и усыновил официально. А потом у мальчика стали проявляться необыкновенные способности. Правда, ужасно интригующе?
Дама на минуту замолкла, жуя кусок селедки. И в наступившей тишине, отчетливо послышался резкий, хриплый голос:
- В Индии! На принцессе! Чепуха!
Все повернулись к говорящему, но разглядев, что это вечный скептик и вольнодумец отставной генерал Михайлов, желчный и раздражительный старикан, дружно решили не обращать внимания на его выпады.
- А кстати где же сам медиум? – поинтересовался Поплавский.
- О, он будет чуть позже, он просто нарасхват! – награждая графа томным взглядом, пролепетала хозяйка дома.
Ужин закончился, и все перешли в гостиную, где были удостоены чести насладиться музицированием хозяйских дочек. После маленького концерта, гости стали поглядывать на часы, а самые нетерпеливые начали подготавливать почву к отбытию восвояси, но тут молоденькая горничная объявила, что прибыл долгожданный Мамаев.
В комнату вошел быстрым шагом невысокий, нервно-суетливый человек. С первого взгляда поражали его большие, темные, глубоко запавшие глаза, помещавшиеся на смуглом, худом лице. Все движения медиума были резкими, фразы отрывистыми, как будто он постоянно находился в сильнейшем нервном напряжении. Мамаев был представлен присутствующим, с каждым из которых отрывисто поздоровался, протягивая плотно сжатую ладошку. Также он клюнул ручку дамам и нетерпеливо обратился к хозяйке:
- Мария Сергеевна, мне очень неприятно вас торопить, но, может быть, мы приступим? Честно говоря, я обещался сегодня быть еще у Потыкиных, они так просили…
- Конечно, конечно, - засуетилась хозяйка. – У нас все давно готово!
Все гости перешли в соседнюю комнату, где уже была создана подходящая атмосфера для предстоящего сеанса. Свет притушили и только несколько свечей освещали покрытый темной скатертью стол. Вокруг стола расположились стулья с гнутыми спинками, на столе расположилась спиритическая доска. Рядом с местом, предназначенным медиуму, стоял графин с водой.
Все расселись, и когда закончилось ерзанье и нервное перешептывание в темноте, медиум спросил, чей дух подвергнется сегодня вызыванию. После недолгого совещания, было решено, что вызывать будут дух графа Суворова, поскольку одна из дам претендовала на дальнее родство с великим полководцем. Мамаев напрягся, глаза его закатились и дрожь прошла по спиритическому блюдцу и заодно по рукам всех вцепившихся в него спиритов.
Утробным голосом медиум начал:
- Вызываю дух Александра Васильевича Суворова… Вызываю дух Суворова… Вы здесь Александр Васильевич? Вызываю дух Суворова… Приди к нам дух, мы взываем к тебе!
После нескольких минут призывов, когда ожиданием и нетерпение обострилось до предела, он дернулся всем телом и заявил:
- Дух явился, он здесь!
Легкий сквозняк пробежался по комнате, всколыхнув пламя свечей. Гости вздрогнули, а некоторые дамы даже тихонько взвизгнули.
- Задавайте вопросы!
- Спросите у него, - ринулась в бой дама с большим бюстом. – Как себя чувствует мой покойный муж? Я так по нему тоскую!
Она шумно высморкалась, выпалив этот заранее заготовленный вопрос и показывая всем, переживает о своем умершем супруге (который просто не вынес жизни с любящей супругой). Блюдце задвигалось под пальцами присутствующих и вскоре был получен ответ, что муж чувствует себя хорошо и передает всем привет. Далее дух поведал всем желающим о других умерших родственниках, о событиях прошлого и будущего, резко оборвал молодого человека, который хотел узнать, как ему играть на бирже и дал множество подобных, удивительных ответов. Все были в восторге.(Кроме отставного генерала, который время от времени восклицал: «Чепуха! Полная чепуха!».)
- А что ждет меня в ближайшем будущем? – спросил, откровенно забавляясь, Владимир Поплавский.
Блюдце, до этого двигавшееся медленно и степенно, вдруг задергалось, как в лихорадке.
- Р-о-к, п-р-е-с-т-у-п-л-е-н-и-е…- хором начали читать все, как неожиданно блюдце лихорадочно дернулось и слетело со стола.
Мамаев в изнеможении откинулся на стуле. Зажгли свет. Все были несколько бледны. Поплавский нервно рассмеялся:
- Ерунда все это! Честное слово!
- Не скажите, - возразила полная дама, протягивая руку к горлу, как будто ей не хватало воздуха. В следующую секунду она действительно побледнела до синевы и стала лихорадочно ощупывать свою шею. Глаза дамы полезли из орбит и она просипела:
- Мое ожерелье, мое бриллиантовое ожерелье!
Судя по всему, спазм связок прошел, так как дальше она уже кричала, набросившись на Поплавского и тряся его за грудки:
- Найдите его, мое ожерелье! Кто-то украл его! Полиция!
Все немедленно стали оглядываться по сторонам, заглядывать под стол и стулья, даже за оконные портьеры, но все безрезультатно – драгоценность, как будто сгинула. Растерявшиеся гости избегали смотреть друг другу в глаза.
- Нужно вызвать полицию, - наконец неохотно произнес тот самый молодой человек, который хотел играть на бирже.
- Да вы правы, - отозвался, сразу растерявший свою самоуверенность, хозяин дома.
Правда, обнаружилось, что телефонная линия неисправна, как часто бывало в зимнее время, и за полицией был послан лакей. (Которого предварительно допросили с пристрастием, выяснилось, что он только что вернулся домой.)
До прибытия полицейских дамы всхлипывали, мужчины нервно курили и расхаживали по комнате. Неожиданно вскочил со своего места желчный Михайлов.
- Это все вы виноваты, - размахивая узловатым пальцем перед лицом хозяина дома, кричал он, брызгая слюной. – Если бы я знал, никогда бы не пришел в дом, где можно встретить вора!
- Возьмите свои слова обратно! – покраснев, как вареный рак, отвечал оскорбленный хозяин. – Вы не смеете обвинять меня и мою семью в происшедшем!
- Еще как смею!
- Господа, немедленно прекратите! – утирая платочком заплаканные глаза, вступила в перепалку Марья Сергеевна. – Мы все оказались в ужасном положении!
Мужчины в раздражении разошлись по разным углам комнаты.
Наконец прибыла полиция.
Во главе отряда из двух жандармов прибыл надзиратель сыскной полиции с двумя агентами. Надзиратель был толстый, похожий на черного жука мужчина, с очень подходящей фамилией Мазуренко. Не успев войти и отряхнуть снег, он велел: во-первых, всем оставаться на местах, во-вторых, допросить всех слуг, в-третьих, закрыть все двери, в-четвертых, предоставить ему помещение для допроса. Под громкие всхлипывания дамы с бюстом все было выполнено. Один из агентов отправился на кухню беседовать со слугами, жандармы заняли место у запертых дверей, а надзиратель со вторым агентом расположились в кабинете хозяина, куда этот последний и был вызван.
- Итак, вы – хозяин дома, статский советник, Андрей Андреевич Самсонов? – начал Мазуренко допрос.
- Именно так, - нервно сцепляя и расцепляя руки, ответствовал несчастный гостеприимный советник, который за последний час проклял все: гостей, жену, Рождество и, самое главное, спиритизм.
- Расскажите поподробнее, что произошло сегодня вечером, – надуваясь от сознания собственной важности, вплотную приступил к своим обязанностям сыскной надзиратель.
Потея и тяжело вздыхая, Самсонов приступил к рассказу. Внимательно выслушав и сделав какие-то пометки, Мазуренко спросил:
- Теперь, пожалуйста, сообщите все, что знаете о своих гостях. Когда и где вы познакомились? Что можете о них сказать?
Еще раз вздохнув до глубины души хозяин дома начал:
- С Владимиром Поплавским мы познакомились в начале этого лета. Мы снимали дачу в Териоках. Он снимал дачу неподалеку. После лета мы не виделись, но я часто слышу о нем в министерстве, где служу. Он активно идет в гору, делает карьеру, знаете ли. Чем он точно занимается, я не знаю, но слышал, что что-то связанное с разведкой. Дама, у которой пропало ожерелье – Анна Петровна Усошкина - старинная подружка моей жены, они вместе были в пансионе в Швейцарии. Она вдова и очень богатая вдова. Ее муж скончался около года назад от «общей усталости организма»,насколько я знаю. Пожилой военный – Петр Петрович Михайлов – генерал в отставке. Мы тоже снимали дачи рядом. После лета он часто у нас бывает. Он холост и, я вас умоляю, будьте с ним помягче, он очень нервный, у него разлитие желчи, знаете ли.
Дальше он поведал, что молодой человек, это сын его старинного друга помещика Михлютина, что также присутствовал его сослуживец Кокорекин, дальняя родственница жены, его дочери и, конечно, известный в Петербурге медиум Мамаев.
- Так, - протянул с важным видом надзиратель. – Понятно.
Слово повисло в воздухе, пока доведенный до белого каления статский советник, попытавшись в течении нескольких секунд понять, что скрывается под этим «Понятно», не вскочил со своего места и не заорал:
- Что значит «Понятно», мне например ничего не понятно! Какой-то вор проникает в мой дом, грабит несчастную женщину, а вы вместо того, чтобы искать его, расспрашиваете меня о моих гостях! Все из которых исключительно порядочные люди!
Он в изнеможении упал обратно на стул, а Мазуренко, человек с опытом, поднес ему стакан воды из стоявшего здесь же графина.
- Видите ли в чем дело, любезнейший, - начал он мягко. – Дело в том, что в доме напротив этим вечером произошел небольшой пожар. После него там был оставлен жандарм, чтобы охранять имущество погорельцев, которые спешно поехали искать новое жилье. От нечего делать этот жандарм весь вечер пялился на ваше парадное. Представьте себе, кроме ваших гостей и соседей никто посторонний туда не входил. Мы проверили. Черный ход весь вечер был, по показаниям вашей кухарки, заперт. Вы имеете основания не доверять ей?
- Нет, что вы, она работает у нас уже семь лет… Жена ей нахвалиться не может. Нет.
Вконец растерянного и расстроенного Самсонова выпустили из кабинета. В гостиной его ждали расспросы гостей и жены, но он только горестно махнул рукой и направился к подносу, где его ожидал, приготовленный заботливой женой, коньяк.
- Госпожа Усошкина, будьте добры, зайдите в кабинет, – пригласил пострадавшую агент, который стенографировал допрос.
Всхлипывая и вздымая неподъемный бюст, страдалица проплыла в «допросную». Вскоре оттуда стали доносится крики и рыдания. Агент выскочил из кабинета, как ошпаренный и схватив коньяк унесся обратно. Потом вышла и сама вдова. Вызвали и остальных, которые, кроме устроившего колоссальный скандал генерала, смогли поведать только одно: поужинали, начали сеанс, ожерелье было на шее вдовы, включился свет, ожерелье пропало. Никто не вставал, по комнате не ходил, никто не заходил.
Не очень умный, но дотошный Мазуренко, вызвал подкрепление и тщательно обыскал всю квартиру, от кухни до хозяйских спален. Пусто. К полуночи, уставшие и обалдевшие от полицейской рутины, гости узнали, что будут вынуждены подвергнуться обыску и сами. Все уже настолько утомились, что особых возражений не последовало. Кроме желчного, а потому всегда энергичного Михайлова.
- Вы не посмеете! Я буду жаловаться! Я вас в порошок сотру! - кричал он.
- Знаете, что, - прошипел прямо ему в лицо, тоже усталый и раздраженный, Мазуренко. – Если вы будете чинить помехи следствию, я вас в кутузку посажу!
Михайлов задохнулся от возмущения, но благоразумие взяло верх, и он смолчал.
Личный досмотр тоже ничего не дал. Поняв, что задерживая гостей, он ничего нового не добьется, Мазуренко отпустил всех по домам. А потом отбыл и сам, захватив с собой кухарку, лакея, прочих слуг и, продержав их до утра, отпустил домой. За это время квартиру Самсоновых еще раз обыскали с тем же результатом. Ожерелье как сквозь землю провалилось.
На следующее утро все газеты вышли с сенсационными заголовками: «Загадочное ограбление на Большой Морской!», «Тайна пропавшего ожерелья», «Невидимый вор» и т.п. Обыватели с увлечением читали подробности, добытые газетчиками. Среди журналистских опусов (конечно, уже не на первых страницах) приводились всяческие небылицы и предположения, начиная от того, что это покойный муж Усошкиной с того света забрал драгоценности и заканчивая тем, что несчастная вдовица была в любовной связи с лакеем, а хозяин дома ее шантажировал и пр. Следствие же зашло в тупик. Посторонних не было, никто не входил, не выходил. По комнате никто не ходил. Ни в доме, ни у гостей ничего нет. Все. Конец. Мазуренко арестовал Мамаева, но тут в дело вступила общественность, особенно истеричные, увлеченные общением с духами, дамы. Медиума пришлось отпустить.
Постепенно следствие заглохло, вдова, выплакав все заготовленные слезы, уехала на воды с молодым «племянником», остальные участники событий тоже постарались выкинуть эту историю из головы. Именно в это время молодой, элегантный военный остановился в небольшой гостинице в Выборге, по пути на водопад Иматры. Он прекрасно поужинал, а потом отправился на прогулку по городу. В одном из чистеньких кафе он уселся за столик и заказал чашечку кофе. Попивая крепкий, горячий напиток, посетитель наблюдал через оконное стекло за событиями на улице. Там неспешно прохаживались чистенькие финны, чинно здоровались друг с другом, останавливались поболтать… Над городом заходило яркое весеннее солнышко.
- Вы позволите? - раздался вежливый голос.
- Да-да, конечно, - откликнулся Поплавский, а это был именно он, поворачиваясь к подошедшему аккуратному, благообразному старичку, в котором, однако, без труда можно было узнать скандалиста и забияку Михайлова. – Присаживайтесь. Вечер-то какой! Совсем весна.
- И не говорите, Владимир Николаевич, как время летит. Помните совсем недавно мы с вами присутствовали при этом удивительном ограблении на Большой Морской.
- Да летит время, - согласился с легкой улыбкой Поплавский. – Никогда не забуду до чего ловко вы его сперли!
- Что вы, как можно-с, - тоже улыбнулся Михайлов. – Если уж быть точным, то, как ловко мы его сперли!
Приятели расхохотались, но быстро замолкли, заметив неодобрительные финские, добропорядочные взгляды.
- Ну что ж, - глотнув кофейку, продолжил Поплавский. – Чего я до сих пор не понимаю, куда же вы его все-таки спрятали.
- Ну, это было совсем несложно, - сказал «генерал». – После того как вы имитировали активное общение с Суворовым и сняли с шейки вдовы ожерелье… Кстати, нужно отдать вам должное, она ничегошеньки не почувствовала! Вы передали его мне, а я в темноте закрепил его… Под накладной бородой! Не будут же они меня брить! Ну а потом, то есть теперь… Оп-ля, ваша доля!
И бритый Михайлов передал Поплавскому небольшой сверток.
- Исключительно приятно было с вами работать, – продолжил Михайлов. – Признаться поначалу, мне казалось, что тратить столько времени ради какого-то ожерелья… Несколько месяцев изображать из себя этого отвратительного старикашку… Но когда я принес его нашему ювелиру, у того глаза на лоб полезли. Он сказал, что там какие-то уникальные камни. А эта толстая дурища, вдова, даже не подозревала об истинной ценности мужнина подарочка! Зато сумма вполне достаточна, что бы я мог поехать на юг, погреть свои старые косточки. Когда вернусь, свяжусь с вами. Может будет что-нибудь на примете… В общем, счастливо оставаться. Очень приятно было поработать вместе.
Вежливо откланявшись, старик уковылял прочь. А один из самых удачливых аферистов и «специалистов по драгоценностям», Вольдемар Поплавский, мельком взглянув на пачки денег в свертке, посвистывая, зашагал по направлению к гостинице.
Там молодой человек провел, как он потом сам выражался, «преприятнейший вечерок», а перед сном обратился сам к себе:
- А не махнуть ли и в самом деле на юг? Или на воды? Решено едем на воды, поправлять здоровье!
Придя к такому решению, Поплавский уснул младенческим сном.


Опять пришла осень и мокрые ветки жалобно стучались и скреблись в серые ноябрьские окна. Люди перебрались с дач, курортов и даже улиц, под сень электричества в клубы, театры, рестораны. Там они обменивались впечатлениями, спорили, скандалили, напивались и флиртовали.
Именно этим занимался в одном из самых популярных ресторанов Петербурга, несколько пополневший, поздоровевший и загоревший Поплавский с одной милой, но несколько увядшей дамой, с которой познакомился в Боржоме.
Хлопнула дверь, и по наступившей на мгновение тишине Вольдемар понял – вошедший человек необычный. Следуя выбранной манере поведения, он не повернулся, узнать кто это, а как ни в чем не бывало продолжил свой ничего незначащий флирт. Легкая ручка легла на его плечо:
- Вольдемар, это вы! Вы опять куда-то пропали! Вы все время куда-то пропадаете! Почему вас не было в Териоках? Отвечайте! Мы так вас ждали! Мы хотели обсудить это кошмарное происшествие с Усошкинским ожерельем! А вы не приехали, противный! – защебетала старшая дочка Самсоновых.
Но, конечно, не она вызвало секундное смятение среди ко всему привыкших питерских обывателей. Простенькое личико и веснушки было милым, но, безусловно, простоватым. Совсем не таким было лицо ее спутницы. Острое, хищное, красивое оно невольно притягивало к себе взгляды. И одета барышня была соответственно: меховое манто, накинутое на бледно-зеленое, по моде сезона, струящееся платье из муарового шелка с декольте. Платье подчеркивало превосходную фигуру и оттеняло удивительный цвет рыжеватых волос. Прозрачные голубые глаза смотрели пристально и насмешливо, а яркие губы изгибались почти в издевательской усмешке. Одним словом она была очень хороша. Хороша и опасна. Именно то, что так нравилось авантюристу по натуре графу Поплавскому, или как его там звали на самом деле.
Наступила неловкая пауза, в течение которой Поплавский и незнакомка рассматривали друг друга, а его знакомая по водам и Самсонова-старшая почувствовали себя явно лишними. Наконец, Владимир Николаевич пришел в себя и душевно поприветствовал давнюю приятельницу:
- Ужасно рад вас видеть! А в Териоки не поехал - врачи не пустили. Отправили в Боржом, поправлять здоровье. Вот кстати Мария Васильевна, моя сострадалица по водам. А чем закончилась история с ожерельем? Жутко любопытно! Как поживают ваши родители? Да, присаживайтесь же! И представьте наконец вашу очаровательную подругу!
Во время этой оживленной тирады, Поплавский успел вскочить, подвинуть стулья всем дамам, усадить их, усесться сам и сделать знак официанту. Никто не смог не только воспротивиться, но даже слово сказать. Впрочем, кажется, такое положение дел устроило всех присутствующих, кроме, пожалуй, Марьи Васильевны, у которой были свои планы на этот вечер, да и на самого Поплавского.
- Извините, что сразу вас не представила! – опять затараторила Самсонова. – Это Анна Григорьевна Антонова, наша новая соседка по дому. Они с мужем переехали только в сентябре. Его перевели к нам из Нижнего. Они просто потрясающие! А это наш старинный друг, всей нашей семьи, граф Владимир Николаевич.
- Поплавский, - встал, поклонился и припал к руке красавицы, граф. – А это, как я уже говорил, моя знакомая – Мария Васильевна Смирнитская. Мы вместе проходили курс лечения минеральными водами.
Когда все перезнакомились, к столику подлетел официант и так браво принял заказ, что заслужил аплодисмент от дам. После его ухода разговор возобновился.
- Так, что там с драгоценностями мадам Усошкиной, - поинтересовался Поплавский.- Неужели так и не нашли?
- Нет. Не нашли, – расправляя складки на платье, ответила Самсонова. – Вы представляете, этот Мазуренко арестовал Мамаева, но потом кто-то из начальства указал ему на абсурдность этого поступка, и ему пришлось медиума освободить.
Она посмотрела на Владимира нежным взглядом, так, того пробрала дрожь. «Еге, а тут надо быть осторожнее!» - подумал он.
- А что это за история с ожерельем? – заинтересовалась Анна Григорьевна. И тут же получила полный рассказ от захлебывающейся дочки Самсоновых, дополненный сухими подробностями от Поплавского. Обе дамы, впервые услышавшие эту историю, ахали и всплескивали руками.
- В следующий раз когда я пойду к вам в гости, обязательно оставлю все драгоценности дома, - лукаво сказала Самсоновой Анна Григорьевна. Тут она бросила такой насмешливый и проницательный взгляд на Поплавского, что тот слегка встревожился и даже чуть покраснел.
«Кажется, у нас много общего» - сделал вывод он. Так и оказалось. Они с новой знакомой обнаружили так много общего, с такой легкостью находили темы для беседы, что вскоре «водная» Мария Васильевна распрощалась и отбыла восвояси (что почти никто не заметил), а Самсонова явно скучала и глазела по сторонам. Распрощались поздно, когда дочка статского советника решительно заявила, что ей нужно домой.
Прошло несколько дней и Антонова с графом столкнулись в театре, потом на скейт-ринге… Хотя эти встречи были тщательно подстроены Поплавским, но выглядели случайными. И не истек месяц, как отношения знакомых перешли в новое качество.
Анна Григорьевна была человеком веселым, жизнерадостным и абсолютно безпроблемным. Она жила легко, и казалось не задумывалась ни о завтрашнем, ни о вчерашнем дне. Она была ненасытна в постели, в развлечениях, в острых ощущениях и тратах. Где-то за линией горизонта существовал муж, который служил по какому-то ведомству так, что мог обеспечивать ей безбедную и беззаботную жизнь. Поплавский его никогда не видел и не был с ним знаком.
- Ах, бросьте, Вольдемар, - растягивая слова, говорила Антонова. – Зачем вам это? Что пользы вам в этом знакомстве? Или вы хотите посмотреть в глаза человека, которому наставляете рога? В таком случае, вы или жестоки или чересчур развращены…
- Да, нет при чем тут моя развращенность. Просто мне неловко обманывать человека и даже не познакомиться с ним. Может показаться, что я боюсь этого знакомства.
- Пустое это, Вольдемар, пустое, - смеялась Анна Григорьевна и тащила его или в постель, или в ресторан, или…
Была правда была в ней странность. И, если говорить совсем честно, не одна. Поплавский отмахивался от этих странностей, как от назойливых мух, но не обращать на них внимание становилось все сложнее и сложнее.
Иногда она пропадала на несколько дней и на его вопросы отвечала, что ей «стало грустно и захотелось побыть одной» или она «ездила в деревню, чтобы навестить своих ангелочков, потому что соскучилась» (у Анны Григорьевны было двое детей, мальчиков, которые жили у бабушки в поместье). Иногда он замечал, что она явно узнает кого-то в толпе, в ресторане, в магазине или просто на улице. Она говорила Поплавскому, что ему все показалось, но очень быстро после этого прощалась и уходила. Время от времени ей звонили по телефону или приносили телеграммы, и тогда она просила его уйти.
- Вольдемар, нам хорошо вместе, не просите большего, у каждого человека должна быть своя и только своя жизнь, не правда ли? Вы же не ревнивы? Впрочем, у вас для этого нет повода! – говорила она.
И он уходил, во-первых, признавая ее правоту – она не лезла в его дела, так почему, он должен быть в курсе её, во-вторых, он действительно не был ревнив. Но, к стыду своему, Поплавский был любопытен, и любопытство это не давало ему покоя, терзая его каждодневными вопросами и загадками. Не желая, однако, разрушить столь удобные для них обоих отношения, Владимир держал пока свое любопытство в узде.
Прошло около полугода со дня их знакомства. Поплавский купил в ювелирном на Невском очень симпатичное колечко, добавил виноград, персики и пирожные из французской кондитерской. Попросил все упаковать в изящную корзиночку и отправился к черному ходу в доме Самсоновых, поскольку изо всех сил избегал встречи с этим семейством. Как для того, чтобы избежать ненужных пересудов, так и для того, чтобы не пасть жертвой их старшей дочери, которая весьма недвусмысленно была в него влюблена.
Анна Григорьевна хоть и была рада подарку, но была в этот день бледна и задумчива.
- Вы ведь любите меня, Вольдемар? - спросила она. – Хотя бы сейчас?
- Конечно, милая, – как истинный мужчина и кавалер, ответил тот.- А что случилось? Откуда такие вопросы?
- Да нет, ничего, – сказала Антонова, задумчиво разглядывая любовника и переходя на «ты». – Хотя нет. Возможно мне понадобится твоя помощь. Ты ведь мне поможешь?
- Да, безусловно, – Поплавский был очень заинтригован. – Но в чем же, собственно, дело?
- Ах, потом. Завтра. Мы поговорим обо всем завтра. А сегодня давайте кутить!
Было открыто шампанское, и вечер пролетел незаметно. Муж Антоновой был опять в одной из своих бесконечных поездок, и Поплавский, уже не в первый раз, остался на ночь. В доме, кроме любовников, была только горничная Анны Григорьевны. Девушка преданная и услужливая, которая была в курсе всех дел своей хозяйки и всегда во всем ей помогала.
Ночью Анна Григорьевна растолкала Поплавского.
- Вольдемар, проснитесь. Да проснитесь же! Там кто-то ходит! Мне страшно!
Еле продрав глаза, он какое-то время не мог понять, где и с кем находится. Проснувшись же, тоже услышал осторожные шаги, доносящиеся то ли из гостиной, то ли из кабинета.
- Может это вернулся ваш муж? –спросил Владимир.
- Нет, нет, что вы! Он прислал мне телеграмму вчера из Иркутска, просил срочно передать с нарочным какие-то важные бумаги. Не мог же он добраться оттуда в Петербург за сутки?!
- А горничная?
- Что вы зачем ей ночью шарить по дому?
- Ну, не знаю, может микстуру ищет от зубной боли!
- Уже полчаса?
- Да, вы правы, – задумался Поплавский. – Ну что ж, не вижу другого выхода. Надо пойти и посмотреть, что там происходит!
- Вольдемар, будьте осторожны! Вот возьмите, – она что-то сунула ему в руку.
Поплавский опустил глаза и увидел в своей руке элегантный дамский револьвер, отделанный перламутром.
- Что вы, зачем это? – отшатнулся, не любящий оружия граф.
- Берите, - решительно подтолкнула его к выходу женщина. – Я уверена, там бродит вор. Вы же не собираетесь стрелять. Это только, чтобы испугать. Идите, я жду вас здесь. Только осторожнее! Умоляю вас!
Поплавский осторожно открыл дверь, стараясь не шуметь вышел в коридор, и так же бесшумно прикрыл дверь за собой. На ощупь продвигаясь в полной темноте, он подошел к дверям гостиной и кабинета мужа Антоновой. Из-под двери кабинета пробивалась узкая полоска света. Она перемещалась. «Это точно не горничная, - подумал Вольдемар. – вряд ли она стала ходить ночью по хозяйскому кабинету с фонариком». Он осторожно подошел к дверям и, стараясь, чтобы они не скрипнули, потянул на себя.
Темная комната освещалась только тонким лучом фонаря, но в свете проникающем в комнату от уличных фонарей Поплавский разглядел представительного мужчину, со спокойствием хозяина копающегося в сейфе. Владимир Николаевич был человеком не только авантюрного склада характера, но и в достаточной мере бесстрашным. Поэтому он вошел в комнату, сжимая в руке дамский револьвер, и включил свет.
- Может, вы расскажете мне, по дружбе, что вы тут делаете? – осведомился он.
К его удивлению грабитель оказался человеком со стальными нервами. Он спокойно повернулся всей своей массивной фигурой и посмотрел прямо в глаза Поплавского. После чего невозмутимо переложил футляр, только что вынутый из сейфа в свой объемистый саквояж, стоявший тут же на хозяйском письменном столе.
- Эй, милейший, я к вам обращаюсь, - сделал еще один шаг вперед Владимир.
В ответ на это, вор преспокойно вынул руку из саквояжа. На Поплавского смотрел огромный, как ему показалось, черный револьвер, неизвестной ему модели.
- Послушайте, граф, я бы на вашем месте не возмущался и не поднимал крик. Насколько я знаю, оружие не ваш конек, – сказал мужчина у сейфа.
- Вы меня знаете? – в изумлении опустил дамский пистолетик Поплавский.
- Видел как-то, – ответил грабитель, тоже откладывая оружие в сторону, и продолжая вытаскивать драгоценности. – Вы специалист по облапошиванию дурочек и простаков, кличка «Граф», пристрастие – бриллианты, слабость – женщины. На счету несколько очень успешных дел, последнее – вдовье ожерелье. Вам не стыдно, граф? Ни разу не привлекались, и, за что мое уважение, ни разу не подозревались и не арестовывались.
- Для себя наметили кубышку? – спросил он, кивая на раскрытый сейф.
- Нет, я здесь по личным делам, - медленно произнес Граф.
- А хозяйка. Да ничего себе дамочка, – согласно мотнул головой вор. – Вот только, эти цацки мои. Кто успел, тот и съел!
- Я вам не позволю! – снова поднимая пистолет, заявил Поплавский.
- А что ты мне сделаешь? – хмыкнул плотный грабитель. – Ты посмотри на себя!
Владимир огляделся. И понял, что бандит полностью прав. Что может сделать со здоровенным вооруженным преступником мужчина в одних кальсонах, с женской игрушкой в руке! Но ситуация была забавной и Граф не мог этого не сознавать.
- А ты-то кто? – спросил заинтересовано он, снова и на этот раз окончательно, опуская пистолет. – А то какое-то одностороннее знакомство получается…
- Ну, кто я и так по-моему понятно. Кличут Николой Питерским, а боле тебе знать ничего и не надобно. Так вроде я здесь закончил, – сказал грабитель, оглядываясь по сторонам. – Ну, бывай, не поминай лихом, полиции привет! Кстати, хотел бы я посмотреть, как ты будешь с ними объясняться!
Питерский радостно хохотнул, подхватил саквояж и направился к дверям и Поплавскому, который в растерянности переваривал мысль о полиции.
Страшный крик донесся из спальни. Оба преступных элемента замерли на месте. Крик повторился и, уже не прекращаясь, двинулся по направлению к кабинету. Мужчины услышали, как распахнулась дверь в гостиную, потом тот, кто кричал, двинулся к кабинету. Не двигаясь с места они ждали. Двери распахнулись и в кабинет крича вбежала горничная. Увидев их, она замолчала. Несколько мгновений все стояли неподвижно и молча.
Вдруг лицо горничной напряглось, рот ее распялился, и она зашлась в истерическом вопле. Николай оправился первым и бросился к девушке, но она в ужасе отшатнулась и бросилась вон из комнаты.
- Кажется, мы вляпались, – медленно произнес Питерский.
Поплавский его не слушал, он бросился в спальню.
Первое, что он там увидел была небольшая лужица крови на полу. Со свесившейся руки кровь тоненькой струйкой стекала и капала на паркет. На растерзанной кровати лежала еще недавно его такая любимая и живая женщина. Между ее грудей торчала рукоятка ножа для разрезания бумаги в виде турецкого кинжала. Он сам подарил ей его после поездки в Крым и он всегда лежал на ее ночном столике…
- Дела… - послышался за его спиной голос. – Ты бы, паря, линял отсюда. Да и мне, кажись, пора.
Никола Питерский двинулся было в коридор, но на лестнице послышался топот ног, возбужденные голоса и женские рыдания. Питерский проворно вернулся в спальню и запер за собой дверь.
- Бежим, дурья твоя башка, - дернул он за рукав, стоявшего, как в столбняке Поплавского. – Сейчас здесь будет полиции, как в дни храмового праздника… Только чествовать будут нас, до самого подножья виселицы! Давай в окно, благо второй этаж.
И он потащил не сопротивляющегося, но и не принимающего активного участия в происходящем Поплавского в сторону большого, открытого по случаю теплой погоды, окна.
Граф не мог отвести взгляда от разворошенной постели и тела на ней. Он больно стукнулся о приотворенную раму и только тогда он смог оторваться от созерцания ужасной картины. Никола тянул его, заставляя перекинуть ноги через подоконник. Поплавский неловко спрыгнул, отбив ноги о мостовую. Сразу за ним ловко приземлился Питерский, который так и не выпустил тяжелый саквояж из рук.
- Ну, что ж, прощевай, ваш бродь, - сказал он Поплавскому, намереваясь дернуть вверх по улице. Но тот мертвой хваткой вцепился в рукав своего странного приятеля.
- Ты, что с ума сошел, - зашипел он, стараясь не кричать. – Ты меня зачем оттуда вытащил? Мог бы оставить, да и саквояж свой еще рядышком положить, кто бы стал разбираться? А то вытащил, а теперь хочешь бросить под окном ограбленной квартиры, с трупом в спальне в одних подштанниках?!
- Ну, ты тоже того не передергивай, чай не маленький – сам должен разобраться…- хмуро, но признавая правоту Владимира, пробурчал вор. – Ладно, побегли… Но смотри, я тебе припрячу на время, одежу какую-никакую соорудим, но потом все – табачок врозь. Разбегаемся, кто куда. Понял?
- Да, понял я, понял, пошли отсюда, - заторопил Поплавский.
Вскоре две фигуры, мощная Никольского и почти висящая на нем, прихрамывающая фигура, босого Поплавского, скрылись в лабиринте Питерских дворов.











Приближалось Рождество. В заснеженном Петербурге все прибывали в возбужденном и приподнятом настроении. Извозчики как-то особенно лихо проносились по городским улицам, из съестных лавок доносились аппетитные запахи. Раздавался девичий смех, дети играли в снежки, летели легкие санки… Даже из кабаков подвыпивших посетителей выбрасывали с особой нежностью.
Зимним, синим вечером к дому на Большой Морской подкатил извозчик и высадил элегантного барина в дорогой шубе. Молодой человек, расплатившись и дав прилично «на чай», кивнул швейцару и легко взбежал по высоким ступенькам лестницы. Остановившись у дверей квартиры, он стряхнул снег с плеч и крутанул ручку звонка. Послышались шаги, и дверь открыла аккуратная молодая горничная.
- А что барышни дома? – осведомился посетитель.
- Да, - присев в реверансе, ответила девушка. – Как доложить?
- А ты скажи, милая, что приехал граф Поплавский. – Беги, милая.
В передней он скинул, не оборачиваясь, шубу на руки подоспевшего лакея и встал перед зеркалом, поправляя и так безупречно уложенные волосы. Из зеркала на него смотрел человек лет 30-ти, стройный, подтянутый, одетый в щегольской военный мундир. Послышался звонкий смех и из комнат выбежали две очень молоденький барышни, которые немедленно повисли на госте, кружа его и увлекая за собой. При этом они непрерывно щебетали:
- Вольдемар, как хорошо, что вы нас навестили! Мы с самого лета только вас и вспоминаем. Помните, как мы играли в теннис? А как катались на лодке? А помните какая была ужасная гроза, а мы как раз поехали в Райволу? – тараторила одна из сестер, вися на левом локте графа.
- Родители про вас тоже спрашивали! Они слышали вы пользуетесь большим успехом в обществе, а нас совсем позабыли! Но сегодня все дома, будет спиритический сеанс, маман удалось заманить к нам этого знаменитого медиума. Ну, вы о нем слышали – Мамаев – этой зимой его сеансы просто сенсация! – вторила вторая сестра, завладев правой рукой Поплавского.
Когда процессия вошла в комнату, навстречу им поднялся представительный мужчина, хозяин дома – действительный статский советник Самсонов. Человек состоятельный, можно даже сказать богатый, влиятельный и исполненный сознанием собственной важности.
- Что же это вы, Владимир Николаевич, так долго не появлялись? Как распрощались с вами перед отъездом с дачи, так вы и пропали совсем. А ведь уж зима, Новый год на дворе. Ну, лучше поздно, чем никогда! – басил он пожимая руку гостю.
Его маленькая вертлявая, напрасно молодящаяся жена, тоже протянула руку Поплавскому, которую тот с почтением поцеловал, на секунду со значением заглянув в глаза хозяйке.
- Да, Владимир Николаевич, это просто неприлично, так быстро забыть старых друзей, - несколько теряясь, произнесла она, правда, не забывая при этом нежно пожать руку кавалера.
- Каюсь, каюсь. Но повинную голову меч не сечет, а у меня есть самые уважительные причины. Служба, дорогая Мария Сергеевна, служба, – отпуская руку хозяйки, оправдывался Поплавский.
- Что опять по министерству иностранных дел? – заинтересовался хозяин дома, беря под локоть графа и отводя его в сторону.
Стали прибывать и другие гости. И скоро гостеприимные хозяева пригласили всех к столу. Закусывая, присутствующие разговаривали о разных пустяках, передавали сплетни, анекдоты. Все были возбуждены общей предновогодней атмосферой и предстоящим сеансом спиритизма.
- Голубушка, Марья Сергеевна, - густым голосом вопрошала полная дама с очень большим бюстом. – Скажите, как вам удалось заполучить к себе этого Мамаева? Он говорят просто чудо какое-то. Вы знаете, что он наполовину индус? Он и родился в Индии. Говорят, у его отца была какая-то романтическая история с индийской принцессой, которая потом умерла при загадочных обстоятельствах. Остался ребенок, а отец не только забрал его с собой в Россию, но и усыновил официально. А потом у мальчика стали проявляться необыкновенные способности. Правда, ужасно интригующе?
Дама на минуту замолкла, жуя кусок селедки. И в наступившей тишине, отчетливо послышался резкий, хриплый голос:
- В Индии! На принцессе! Чепуха!
Все повернулись к говорящему, но разглядев, что это вечный скептик и вольнодумец отставной генерал Михайлов, желчный и раздражительный старикан, дружно решили не обращать внимания на его выпады.
- А кстати где же сам медиум? – поинтересовался Поплавский.
- О, он будет чуть позже, он просто нарасхват! – награждая графа томным взглядом, пролепетала хозяйка дома.
Ужин закончился, и все перешли в гостиную, где были удостоены чести насладиться музицированием хозяйских дочек. После маленького концерта, гости стали поглядывать на часы, а самые нетерпеливые начали подготавливать почву к отбытию восвояси, но тут молоденькая горничная объявила, что прибыл долгожданный Мамаев.
В комнату вошел быстрым шагом невысокий, нервно-суетливый человек. С первого взгляда поражали его большие, темные, глубоко запавшие глаза, помещавшиеся на смуглом, худом лице. Все движения медиума были резкими, фразы отрывистыми, как будто он постоянно находился в сильнейшем нервном напряжении. Мамаев был представлен присутствующим, с каждым из которых отрывисто поздоровался, протягивая плотно сжатую ладошку. Также он клюнул ручку дамам и нетерпеливо обратился к хозяйке:
- Мария Сергеевна, мне очень неприятно вас торопить, но, может быть, мы приступим? Честно говоря, я обещался сегодня быть еще у Потыкиных, они так просили…
- Конечно, конечно, - засуетилась хозяйка. – У нас все давно готово!
Все гости перешли в соседнюю комнату, где уже была создана подходящая атмосфера для предстоящего сеанса. Свет притушили и только несколько свечей освещали покрытый темной скатертью стол. Вокруг стола расположились стулья с гнутыми спинками, на столе расположилась спиритическая доска. Рядом с местом, предназначенным медиуму, стоял графин с водой.
Все расселись, и когда закончилось ерзанье и нервное перешептывание в темноте, медиум спросил, чей дух подвергнется сегодня вызыванию. После недолгого совещания, было решено, что вызывать будут дух графа Суворова, поскольку одна из дам претендовала на дальнее родство с великим полководцем. Мамаев напрягся, глаза его закатились и дрожь прошла по спиритическому блюдцу и заодно по рукам всех вцепившихся в него спиритов.
Утробным голосом медиум начал:
- Вызываю дух Александра Васильевича Суворова… Вызываю дух Суворова… Вы здесь Александр Васильевич? Вызываю дух Суворова… Приди к нам дух, мы взываем к тебе!
После нескольких минут призывов, когда ожиданием и нетерпение обострилось до предела, он дернулся всем телом и заявил:
- Дух явился, он здесь!
Легкий сквозняк пробежался по комнате, всколыхнув пламя свечей. Гости вздрогнули, а некоторые дамы даже тихонько взвизгнули.
- Задавайте вопросы!
- Спросите у него, - ринулась в бой дама с большим бюстом. – Как себя чувствует мой покойный муж? Я так по нему тоскую!
Она шумно высморкалась, выпалив этот заранее заготовленный вопрос и показывая всем, переживает о своем умершем супруге (который просто не вынес жизни с любящей супругой). Блюдце задвигалось под пальцами присутствующих и вскоре был получен ответ, что муж чувствует себя хорошо и передает всем привет. Далее дух поведал всем желающим о других умерших родственниках, о событиях прошлого и будущего, резко оборвал молодого человека, который хотел узнать, как ему играть на бирже и дал множество подобных, удивительных ответов. Все были в восторге.(Кроме отставного генерала, который время от времени восклицал: «Чепуха! Полная чепуха!».)
- А что ждет меня в ближайшем будущем? – спросил, откровенно забавляясь, Владимир Поплавский.
Блюдце, до этого двигавшееся медленно и степенно, вдруг задергалось, как в лихорадке.
- Р-о-к, п-р-е-с-т-у-п-л-е-н-и-е…- хором начали читать все, как неожиданно блюдце лихорадочно дернулось и слетело со стола.
Мамаев в изнеможении откинулся на стуле. Зажгли свет. Все были несколько бледны. Поплавский нервно рассмеялся:
- Ерунда все это! Честное слово!
- Не скажите, - возразила полная дама, протягивая руку к горлу, как будто ей не хватало воздуха. В следующую секунду она действительно побледнела до синевы и стала лихорадочно ощупывать свою шею. Глаза дамы полезли из орбит и она просипела:
- Мое ожерелье, мое бриллиантовое ожерелье!
Судя по всему, спазм связок прошел, так как дальше она уже кричала, набросившись на Поплавского и тряся его за грудки:
- Найдите его, мое ожерелье! Кто-то украл его! Полиция!
Все немедленно стали оглядываться по сторонам, заглядывать под стол и стулья, даже за оконные портьеры, но все безрезультатно – драгоценность, как будто сгинула. Растерявшиеся гости избегали смотреть друг другу в глаза.
- Нужно вызвать полицию, - наконец неохотно произнес тот самый молодой человек, который хотел играть на бирже.
- Да вы правы, - отозвался, сразу растерявший свою самоуверенность, хозяин дома.
Правда, обнаружилось, что телефонная линия неисправна, как часто бывало в зимнее время, и за полицией был послан лакей. (Которого предварительно допросили с пристрастием, выяснилось, что он только что вернулся домой.)
До прибытия полицейских дамы всхлипывали, мужчины нервно курили и расхаживали по комнате. Неожиданно вскочил со своего места желчный Михайлов.
- Это все вы виноваты, - размахивая узловатым пальцем перед лицом хозяина дома, кричал он, брызгая слюной. – Если бы я знал, никогда бы не пришел в дом, где можно встретить вора!
- Возьмите свои слова обратно! – покраснев, как вареный рак, отвечал оскорбленный хозяин. – Вы не смеете обвинять меня и мою семью в происшедшем!
- Еще как смею!
- Господа, немедленно прекратите! – утирая платочком заплаканные глаза, вступила в перепалку Марья Сергеевна. – Мы все оказались в ужасном положении!
Мужчины в раздражении разошлись по разным углам комнаты.
Наконец прибыла полиция.
Во главе отряда из двух жандармов прибыл надзиратель сыскной полиции с двумя агентами. Надзиратель был толстый, похожий на черного жука мужчина, с очень подходящей фамилией Мазуренко. Не успев войти и отряхнуть снег, он велел: во-первых, всем оставаться на местах, во-вторых, допросить всех слуг, в-третьих, закрыть все двери, в-четвертых, предоставить ему помещение для допроса. Под громкие всхлипывания дамы с бюстом все было выполнено. Один из агентов отправился на кухню беседовать со слугами, жандармы заняли место у запертых дверей, а надзиратель со вторым агентом расположились в кабинете хозяина, куда этот последний и был вызван.
- Итак, вы – хозяин дома, статский советник, Андрей Андреевич Самсонов? – начал Мазуренко допрос.
- Именно так, - нервно сцепляя и расцепляя руки, ответствовал несчастный гостеприимный советник, который за последний час проклял все: гостей, жену, Рождество и, самое главное, спиритизм.
- Расскажите поподробнее, что произошло сегодня вечером, – надуваясь от сознания собственной важности, вплотную приступил к своим обязанностям сыскной надзиратель.
Потея и тяжело вздыхая, Самсонов приступил к рассказу. Внимательно выслушав и сделав какие-то пометки, Мазуренко спросил:
- Теперь, пожалуйста, сообщите все, что знаете о своих гостях. Когда и где вы познакомились? Что можете о них сказать?
Еще раз вздохнув до глубины души хозяин дома начал:
- С Владимиром Поплавским мы познакомились в начале этого лета. Мы снимали дачу в Териоках. Он снимал дачу неподалеку. После лета мы не виделись, но я часто слышу о нем в министерстве, где служу. Он активно идет в гору, делает карьеру, знаете ли. Чем он точно занимается, я не знаю, но слышал, что что-то связанное с разведкой. Дама, у которой пропало ожерелье – Анна Петровна Усошкина - старинная подружка моей жены, они вместе были в пансионе в Швейцарии. Она вдова и очень богатая вдова. Ее муж скончался около года назад от «общей усталости организма»,насколько я знаю. Пожилой военный – Петр Петрович Михайлов – генерал в отставке. Мы тоже снимали дачи рядом. После лета он часто у нас бывает. Он холост и, я вас умоляю, будьте с ним помягче, он очень нервный, у него разлитие желчи, знаете ли.
Дальше он поведал, что молодой человек, это сын его старинного друга помещика Михлютина, что также присутствовал его сослуживец Кокорекин, дальняя родственница жены, его дочери и, конечно, известный в Петербурге медиум Мамаев.
- Так, - протянул с важным видом надзиратель. – Понятно.
Слово повисло в воздухе, пока доведенный до белого каления статский советник, попытавшись в течении нескольких секунд понять, что скрывается под этим «Понятно», не вскочил со своего места и не заорал:
- Что значит «Понятно», мне например ничего не понятно! Какой-то вор проникает в мой дом, грабит несчастную женщину, а вы вместо того, чтобы искать его, расспрашиваете меня о моих гостях! Все из которых исключительно порядочные люди!
Он в изнеможении упал обратно на стул, а Мазуренко, человек с опытом, поднес ему стакан воды из стоявшего здесь же графина.
- Видите ли в чем дело, любезнейший, - начал он мягко. – Дело в том, что в доме напротив этим вечером произошел небольшой пожар. После него там был оставлен жандарм, чтобы охранять имущество погорельцев, которые спешно поехали искать новое жилье. От нечего делать этот жандарм весь вечер пялился на ваше парадное. Представьте себе, кроме ваших гостей и соседей никто посторонний туда не входил. Мы проверили. Черный ход весь вечер был, по показаниям вашей кухарки, заперт. Вы имеете основания не доверять ей?
- Нет, что вы, она работает у нас уже семь лет… Жена ей нахвалиться не может. Нет.
Вконец растерянного и расстроенного Самсонова выпустили из кабинета. В гостиной его ждали расспросы гостей и жены, но он только горестно махнул рукой и направился к подносу, где его ожидал, приготовленный заботливой женой, коньяк.
- Госпожа Усошкина, будьте добры, зайдите в кабинет, – пригласил пострадавшую агент, который стенографировал допрос.
Всхлипывая и вздымая неподъемный бюст, страдалица проплыла в «допросную». Вскоре оттуда стали доносится крики и рыдания. Агент выскочил из кабинета, как ошпаренный и схватив коньяк унесся обратно. Потом вышла и сама вдова. Вызвали и остальных, которые, кроме устроившего колоссальный скандал генерала, смогли поведать только одно: поужинали, начали сеанс, ожерелье было на шее вдовы, включился свет, ожерелье пропало. Никто не вставал, по комнате не ходил, никто не заходил.
Не очень умный, но дотошный Мазуренко, вызвал подкрепление и тщательно обыскал всю квартиру, от кухни до хозяйских спален. Пусто. К полуночи, уставшие и обалдевшие от полицейской рутины, гости узнали, что будут вынуждены подвергнуться обыску и сами. Все уже настолько утомились, что особых возражений не последовало. Кроме желчного, а потому всегда энергичного Михайлова.
- Вы не посмеете! Я буду жаловаться! Я вас в порошок сотру! - кричал он.
- Знаете, что, - прошипел прямо ему в лицо, тоже усталый и раздраженный, Мазуренко. – Если вы будете чинить помехи следствию, я вас в кутузку посажу!
Михайлов задохнулся от возмущения, но благоразумие взяло верх, и он смолчал.
Личный досмотр тоже ничего не дал. Поняв, что задерживая гостей, он ничего нового не добьется, Мазуренко отпустил всех по домам. А потом отбыл и сам, захватив с собой кухарку, лакея, прочих слуг и, продержав их до утра, отпустил домой. За это время квартиру Самсоновых еще раз обыскали с тем же результатом. Ожерелье как сквозь землю провалилось.
На следующее утро все газеты вышли с сенсационными заголовками: «Загадочное ограбление на Большой Морской!», «Тайна пропавшего ожерелья», «Невидимый вор» и т.п. Обыватели с увлечением читали подробности, добытые газетчиками. Среди журналистских опусов (конечно, уже не на первых страницах) приводились всяческие небылицы и предположения, начиная от того, что это покойный муж Усошкиной с того света забрал драгоценности и заканчивая тем, что несчастная вдовица была в любовной связи с лакеем, а хозяин дома ее шантажировал и пр. Следствие же зашло в тупик. Посторонних не было, никто не входил, не выходил. По комнате никто не ходил. Ни в доме, ни у гостей ничего нет. Все. Конец. Мазуренко арестовал Мамаева, но тут в дело вступила общественность, особенно истеричные, увлеченные общением с духами, дамы. Медиума пришлось отпустить.
Постепенно следствие заглохло, вдова, выплакав все заготовленные слезы, уехала на воды с молодым «племянником», остальные участники событий тоже постарались выкинуть эту историю из головы. Именно в это время молодой, элегантный военный остановился в небольшой гостинице в Выборге, по пути на водопад Иматры. Он прекрасно поужинал, а потом отправился на прогулку по городу. В одном из чистеньких кафе он уселся за столик и заказал чашечку кофе. Попивая крепкий, горячий напиток, посетитель наблюдал через оконное стекло за событиями на улице. Там неспешно прохаживались чистенькие финны, чинно здоровались друг с другом, останавливались поболтать… Над городом заходило яркое весеннее солнышко.
- Вы позволите? - раздался вежливый голос.
- Да-да, конечно, - откликнулся Поплавский, а это был именно он, поворачиваясь к подошедшему аккуратному, благообразному старичку, в котором, однако, без труда можно было узнать скандалиста и забияку Михайлова. – Присаживайтесь. Вечер-то какой! Совсем весна.
- И не говорите, Владимир Николаевич, как время летит. Помните совсем недавно мы с вами присутствовали при этом удивительном ограблении на Большой Морской.
- Да летит время, - согласился с легкой улыбкой Поплавский. – Никогда не забуду до чего ловко вы его сперли!
- Что вы, как можно-с, - тоже улыбнулся Михайлов. – Если уж быть точным, то, как ловко мы его сперли!
Приятели расхохотались, но быстро замолкли, заметив неодобрительные финские, добропорядочные взгляды.
- Ну что ж, - глотнув кофейку, продолжил Поплавский. – Чего я до сих пор не понимаю, куда же вы его все-таки спрятали.
- Ну, это было совсем несложно, - сказал «генерал». – После того как вы имитировали активное общение с Суворовым и сняли с шейки вдовы ожерелье… Кстати, нужно отдать вам должное, она ничегошеньки не почувствовала! Вы передали его мне, а я в темноте закрепил его… Под накладной бородой! Не будут же они меня брить! Ну а потом, то есть теперь… Оп-ля, ваша доля!
И бритый Михайлов передал Поплавскому небольшой сверток.
- Исключительно приятно было с вами работать, – продолжил Михайлов. – Признаться поначалу, мне казалось, что тратить столько времени ради какого-то ожерелья… Несколько месяцев изображать из себя этого отвратительного старикашку… Но когда я принес его нашему ювелиру, у того глаза на лоб полезли. Он сказал, что там какие-то уникальные камни. А эта толстая дурища, вдова, даже не подозревала об истинной ценности мужнина подарочка! Зато сумма вполне достаточна, что бы я мог поехать на юг, погреть свои старые косточки. Когда вернусь, свяжусь с вами. Может будет что-нибудь на примете… В общем, счастливо оставаться. Очень приятно было поработать вместе.
Вежливо откланявшись, старик уковылял прочь. А один из самых удачливых аферистов и «специалистов по драгоценностям», Вольдемар Поплавский, мельком взглянув на пачки денег в свертке, посвистывая, зашагал по направлению к гостинице.
Там молодой человек провел, как он потом сам выражался, «преприятнейший вечерок», а перед сном обратился сам к себе:
- А не махнуть ли и в самом деле на юг? Или на воды? Решено едем на воды, поправлять здоровье!
Придя к такому решению, Поплавский уснул младенческим сном.


Опять пришла осень и мокрые ветки жалобно стучались и скреблись в серые ноябрьские окна. Люди перебрались с дач, курортов и даже улиц, под сень электричества в клубы, театры, рестораны. Там они обменивались впечатлениями, спорили, скандалили, напивались и флиртовали.
Именно этим занимался в одном из самых популярных ресторанов Петербурга, несколько пополневший, поздоровевший и загоревший Поплавский с одной милой, но несколько увядшей дамой, с которой познакомился в Боржоме.
Хлопнула дверь, и по наступившей на мгновение тишине Вольдемар понял – вошедший человек необычный. Следуя выбранной манере поведения, он не повернулся, узнать кто это, а как ни в чем не бывало продолжил свой ничего незначащий флирт. Легкая ручка легла на его плечо:
- Вольдемар, это вы! Вы опять куда-то пропали! Вы все время куда-то пропадаете! Почему вас не было в Териоках? Отвечайте! Мы так вас ждали! Мы хотели обсудить это кошмарное происшествие с Усошкинским ожерельем! А вы не приехали, противный! – защебетала старшая дочка Самсоновых.
Но, конечно, не она вызвало секундное смятение среди ко всему привыкших питерских обывателей. Простенькое личико и веснушки было милым, но, безусловно, простоватым. Совсем не таким было лицо ее спутницы. Острое, хищное, красивое оно невольно притягивало к себе взгляды. И одета барышня была соответственно: меховое манто, накинутое на бледно-зеленое, по моде сезона, струящееся платье из муарового шелка с декольте. Платье подчеркивало превосходную фигуру и оттеняло удивительный цвет рыжеватых волос. Прозрачные голубые глаза смотрели пристально и насмешливо, а яркие губы изгибались почти в издевательской усмешке. Одним словом она была очень хороша. Хороша и опасна. Именно то, что так нравилось авантюристу по натуре графу Поплавскому, или как его там звали на самом деле.
Наступила неловкая пауза, в течение которой Поплавский и незнакомка рассматривали друг друга, а его знакомая по водам и Самсонова-старшая почувствовали себя явно лишними. Наконец, Владимир Николаевич пришел в себя и душевно поприветствовал давнюю приятельницу:
- Ужасно рад вас видеть! А в Териоки не поехал - врачи не пустили. Отправили в Боржом, поправлять здоровье. Вот кстати Мария Васильевна, моя сострадалица по водам. А чем закончилась история с ожерельем? Жутко любопытно! Как поживают ваши родители? Да, присаживайтесь же! И представьте наконец вашу очаровательную подругу!
Во время этой оживленной тирады, Поплавский успел вскочить, подвинуть стулья всем дамам, усадить их, усесться сам и сделать знак официанту. Никто не смог не только воспротивиться, но даже слово сказать. Впрочем, кажется, такое положение дел устроило всех присутствующих, кроме, пожалуй, Марьи Васильевны, у которой были свои планы на этот вечер, да и на самого Поплавского.
- Извините, что сразу вас не представила! – опять затараторила Самсонова. – Это Анна Григорьевна Антонова, наша новая соседка по дому. Они с мужем переехали только в сентябре. Его перевели к нам из Нижнего. Они просто потрясающие! А это наш старинный друг, всей нашей семьи, граф Владимир Николаевич.
- Поплавский, - встал, поклонился и припал к руке красавицы, граф. – А это, как я уже говорил, моя знакомая – Мария Васильевна Смирнитская. Мы вместе проходили курс лечения минеральными водами.
Когда все перезнакомились, к столику подлетел официант и так браво принял заказ, что заслужил аплодисмент от дам. После его ухода разговор возобновился.
- Так, что там с драгоценностями мадам Усошкиной, - поинтересовался Поплавский.- Неужели так и не нашли?
- Нет. Не нашли, – расправляя складки на платье, ответила Самсонова. – Вы представляете, этот Мазуренко арестовал Мамаева, но потом кто-то из начальства указал ему на абсурдность этого поступка, и ему пришлось медиума освободить.
Она посмотрела на Владимира нежным взглядом, так, того пробрала дрожь. «Еге, а тут надо быть осторожнее!» - подумал он.
- А что это за история с ожерельем? – заинтересовалась Анна Григорьевна. И тут же получила полный рассказ от захлебывающейся дочки Самсоновых, дополненный сухими подробностями от Поплавского. Обе дамы, впервые услышавшие эту историю, ахали и всплескивали руками.
- В следующий раз когда я пойду к вам в гости, обязательно оставлю все драгоценности дома, - лукаво сказала Самсоновой Анна Григорьевна. Тут она бросила такой насмешливый и проницательный взгляд на Поплавского, что тот слегка встревожился и даже чуть покраснел.
«Кажется, у нас много общего» - сделал вывод он. Так и оказалось. Они с новой знакомой обнаружили так много общего, с такой легкостью находили темы для беседы, что вскоре «водная» Мария Васильевна распрощалась и отбыла восвояси (что почти никто не заметил), а Самсонова явно скучала и глазела по сторонам. Распрощались поздно, когда дочка статского советника решительно заявила, что ей нужно домой.
Прошло несколько дней и Антонова с графом столкнулись в театре, потом на скейт-ринге… Хотя эти встречи были тщательно подстроены Поплавским, но выглядели случайными. И не истек месяц, как отношения знакомых перешли в новое качество.
Анна Григорьевна была человеком веселым, жизнерадостным и абсолютно безпроблемным. Она жила легко, и казалось не задумывалась ни о завтрашнем, ни о вчерашнем дне. Она была ненасытна в постели, в развлечениях, в острых ощущениях и тратах. Где-то за линией горизонта существовал муж, который служил по какому-то ведомству так, что мог обеспечивать ей безбедную и беззаботную жизнь. Поплавский его никогда не видел и не был с ним знаком.
- Ах, бросьте, Вольдемар, - растягивая слова, говорила Антонова. – Зачем вам это? Что пользы вам в этом знакомстве? Или вы хотите посмотреть в глаза человека, которому наставляете рога? В таком случае, вы или жестоки или чересчур развращены…
- Да, нет при чем тут моя развращенность. Просто мне неловко обманывать человека и даже не познакомиться с ним. Может показаться, что я боюсь этого знакомства.
- Пустое это, Вольдемар, пустое, - смеялась Анна Григорьевна и тащила его или в постель, или в ресторан, или…
Была правда была в ней странность. И, если говорить совсем честно, не одна. Поплавский отмахивался от этих странностей, как от назойливых мух, но не обращать на них внимание становилось все сложнее и сложнее.
Иногда она пропадала на несколько дней и на его вопросы отвечала, что ей «стало грустно и захотелось побыть одной» или она «ездила в деревню, чтобы навестить своих ангелочков, потому что соскучилась» (у Анны Григорьевны было двое детей, мальчиков, которые жили у бабушки в поместье). Иногда он замечал, что она явно узнает кого-то в толпе, в ресторане, в магазине или просто на улице. Она говорила Поплавскому, что ему все показалось, но очень быстро после этого прощалась и уходила. Время от времени ей звонили по телефону или приносили телеграммы, и тогда она просила его уйти.
- Вольдемар, нам хорошо вместе, не просите большего, у каждого человека должна быть своя и только своя жизнь, не правда ли? Вы же не ревнивы? Впрочем, у вас для этого нет повода! – говорила она.
И он уходил, во-первых, признавая ее правоту – она не лезла в его дела, так почему, он должен быть в курсе её, во-вторых, он действительно не был ревнив. Но, к стыду своему, Поплавский был любопытен, и любопытство это не давало ему покоя, терзая его каждодневными вопросами и загадками. Не желая, однако, разрушить столь удобные для них обоих отношения, Владимир держал пока свое любопытство в узде.
Прошло около полугода со дня их знакомства. Поплавский купил в ювелирном на Невском очень симпатичное колечко, добавил виноград, персики и пирожные из французской кондитерской. Попросил все упаковать в изящную корзиночку и отправился к черному ходу в доме Самсоновых, поскольку изо всех сил избегал встречи с этим семейством. Как для того, чтобы избежать ненужных пересудов, так и для того, чтобы не пасть жертвой их старшей дочери, которая весьма недвусмысленно была в него влюблена.
Анна Григорьевна хоть и была рада подарку, но была в этот день бледна и задумчива.
- Вы ведь любите меня, Вольдемар? - спросила она. – Хотя бы сейчас?
- Конечно, милая, – как истинный мужчина и кавалер, ответил тот.- А что случилось? Откуда такие вопросы?
- Да нет, ничего, – сказала Антонова, задумчиво разглядывая любовника и переходя на «ты». – Хотя нет. Возможно мне понадобится твоя помощь. Ты ведь мне поможешь?
- Да, безусловно, – Поплавский был очень заинтригован. – Но в чем же, собственно, дело?
- Ах, потом. Завтра. Мы поговорим обо всем завтра. А сегодня давайте кутить!
Было открыто шампанское, и вечер пролетел незаметно. Муж Антоновой был опять в одной из своих бесконечных поездок, и Поплавский, уже не в первый раз, остался на ночь. В доме, кроме любовников, была только горничная Анны Григорьевны. Девушка преданная и услужливая, которая была в курсе всех дел своей хозяйки и всегда во всем ей помогала.
Ночью Анна Григорьевна растолкала Поплавского.
- Вольдемар, проснитесь. Да проснитесь же! Там кто-то ходит! Мне страшно!
Еле продрав глаза, он какое-то время не мог понять, где и с кем находится. Проснувшись же, тоже услышал осторожные шаги, доносящиеся то ли из гостиной, то ли из кабинета.
- Может это вернулся ваш муж? –спросил Владимир.
- Нет, нет, что вы! Он прислал мне телеграмму вчера из Иркутска, просил срочно передать с нарочным какие-то важные бумаги. Не мог же он добраться оттуда в Петербург за сутки?!
- А горничная?
- Что вы зачем ей ночью шарить по дому?
- Ну, не знаю, может микстуру ищет от зубной боли!
- Уже полчаса?
- Да, вы правы, – задумался Поплавский. – Ну что ж, не вижу другого выхода. Надо пойти и посмотреть, что там происходит!
- Вольдемар, будьте осторожны! Вот возьмите, – она что-то сунула ему в руку.
Поплавский опустил глаза и увидел в своей руке элегантный дамский револьвер, отделанный перламутром.
- Что вы, зачем это? – отшатнулся, не любящий оружия граф.
- Берите, - решительно подтолкнула его к выходу женщина. – Я уверена, там бродит вор. Вы же не собираетесь стрелять. Это только, чтобы испугать. Идите, я жду вас здесь. Только осторожнее! Умоляю вас!
Поплавский осторожно открыл дверь, стараясь не шуметь вышел в коридор, и так же бесшумно прикрыл дверь за собой. На ощупь продвигаясь в полной темноте, он подошел к дверям гостиной и кабинета мужа Антоновой. Из-под двери кабинета пробивалась узкая полоска света. Она перемещалась. «Это точно не горничная, - подумал Вольдемар. – вряд ли она стала ходить ночью по хозяйскому кабинету с фонариком». Он осторожно подошел к дверям и, стараясь, чтобы они не скрипнули, потянул на себя.
Темная комната освещалась только тонким лучом фонаря, но в свете проникающем в комнату от уличных фонарей Поплавский разглядел представительного мужчину, со спокойствием хозяина копающегося в сейфе. Владимир Николаевич был человеком не только авантюрного склада характера, но и в достаточной мере бесстрашным. Поэтому он вошел в комнату, сжимая в руке дамский револьвер, и включил свет.
- Может, вы расскажете мне, по дружбе, что вы тут делаете? – осведомился он.
К его удивлению грабитель оказался человеком со стальными нервами. Он спокойно повернулся всей своей массивной фигурой и посмотрел прямо в глаза Поплавского. После чего невозмутимо переложил футляр, только что вынутый из сейфа в свой объемистый саквояж, стоявший тут же на хозяйском письменном столе.
- Эй, милейший, я к вам обращаюсь, - сделал еще один шаг вперед Владимир.
В ответ на это, вор преспокойно вынул руку из саквояжа. На Поплавского смотрел огромный, как ему показалось, черный револьвер, неизвестной ему модели.
- Послушайте, граф, я бы на вашем месте не возмущался и не поднимал крик. Насколько я знаю, оружие не ваш конек, – сказал мужчина у сейфа.
- Вы меня знаете? – в изумлении опустил дамский пистолетик Поплавский.
- Видел как-то, – ответил грабитель, тоже откладывая оружие в сторону, и продолжая вытаскивать драгоценности. – Вы специалист по облапошиванию дурочек и простаков, кличка «Граф», пристрастие – бриллианты, слабость – женщины. На счету несколько очень успешных дел, последнее – вдовье ожерелье. Вам не стыдно, граф? Ни разу не привлекались, и, за что мое уважение, ни разу не подозревались и не арестовывались.
- Для себя наметили кубышку? – спросил он, кивая на раскрытый сейф.
- Нет, я здесь по личным делам, - медленно произнес Граф.
- А хозяйка. Да ничего себе дамочка, – согласно мотнул головой вор. – Вот только, эти цацки мои. Кто успел, тот и съел!
- Я вам не позволю! – снова поднимая пистолет, заявил Поплавский.
- А что ты мне сделаешь? – хмыкнул плотный грабитель. – Ты посмотри на себя!
Владимир огляделся. И понял, что бандит полностью прав. Что может сделать со здоровенным вооруженным преступником мужчина в одних кальсонах, с женской игрушкой в руке! Но ситуация была забавной и Граф не мог этого не сознавать.
- А ты-то кто? – спросил заинтересовано он, снова и на этот раз окончательно, опуская пистолет. – А то какое-то одностороннее знакомство получается…
- Ну, кто я и так по-моему понятно. Кличут Николой Питерским, а боле тебе знать ничего и не надобно. Так вроде я здесь закончил, – сказал грабитель, оглядываясь по сторонам. – Ну, бывай, не поминай лихом, полиции привет! Кстати, хотел бы я посмотреть, как ты будешь с ними объясняться!
Питерский радостно хохотнул, подхватил саквояж и направился к дверям и Поплавскому, который в растерянности переваривал мысль о полиции.
Страшный крик донесся из спальни. Оба преступных элемента замерли на месте. Крик повторился и, уже не прекращаясь, двинулся по направлению к кабинету. Мужчины услышали, как распахнулась дверь в гостиную, потом тот, кто кричал, двинулся к кабинету. Не двигаясь с места они ждали. Двери распахнулись и в кабинет крича вбежала горничная. Увидев их, она замолчала. Несколько мгновений все стояли неподвижно и молча.
Вдруг лицо горничной напряглось, рот ее распялился, и она зашлась в истерическом вопле. Николай оправился первым и бросился к девушке, но она в ужасе отшатнулась и бросилась вон из комнаты.
- Кажется, мы вляпались, – медленно произнес Питерский.
Поплавский его не слушал, он бросился в спальню.
Первое, что он там увидел была небольшая лужица крови на полу. Со свесившейся руки кровь тоненькой струйкой стекала и капала на паркет. На растерзанной кровати лежала еще недавно его такая любимая и живая женщина. Между ее грудей торчала рукоятка ножа для разрезания бумаги в виде турецкого кинжала. Он сам подарил ей его после поездки в Крым и он всегда лежал на ее ночном столике…
- Дела… - послышался за его спиной голос. – Ты бы, паря, линял отсюда. Да и мне, кажись, пора.
Никола Питерский двинулся было в коридор, но на лестнице послышался топот ног, возбужденные голоса и женские рыдания. Питерский проворно вернулся в спальню и запер за собой дверь.
- Бежим, дурья твоя башка, - дернул он за рукав, стоявшего, как в столбняке Поплавского. – Сейчас здесь будет полиции, как в дни храмового праздника… Только чествовать будут нас, до самого подножья виселицы! Давай в окно, благо второй этаж.
И он потащил не сопротивляющегося, но и не принимающего активного участия в происходящем Поплавского в сторону большого, открытого по случаю теплой погоды, окна.
Граф не мог отвести взгляда от разворошенной постели и тела на ней. Он больно стукнулся о приотворенную раму и только тогда он смог оторваться от созерцания ужасной картины. Никола тянул его, заставляя перекинуть ноги через подоконник. Поплавский неловко спрыгнул, отбив ноги о мостовую. Сразу за ним ловко приземлился Питерский, который так и не выпустил тяжелый саквояж из рук.
- Ну, что ж, прощевай, ваш бродь, - сказал он Поплавскому, намереваясь дернуть вверх по улице. Но тот мертвой хваткой вцепился в рукав своего странного приятеля.
- Ты, что с ума сошел, - зашипел он, стараясь не кричать. – Ты меня зачем оттуда вытащил? Мог бы оставить, да и саквояж свой еще рядышком положить, кто бы стал разбираться? А то вытащил, а теперь хочешь бросить под окном ограбленной квартиры, с трупом в спальне в одних подштанниках?!
- Ну, ты тоже того не передергивай, чай не маленький – сам должен разобраться…- хмуро, но признавая правоту Владимира, пробурчал вор. – Ладно, побегли… Но смотри, я тебе припрячу на время, одежу какую-никакую соорудим, но потом все – табачок врозь. Разбегаемся, кто куда. Понял?
- Да, понял я, понял, пошли отсюда, - заторопил Поплавский.
Вскоре две фигуры, мощная Никольского и почти висящая на нем, прихрамывающая фигура, босого Поплавского, скрылись в лабиринте Питерских дворов.