Dействие SKY. Часть вторая. Избранные главы. Глава 4

Глава 4

Галера, в лучах утреннего солнца, входила в широкую бухту.
– Мы скоро навсегда простимся с тобою, друг мой, – сказал Тиму Ширш, налегая на вёсла. – К полудню мы будем в Бусвире, а потом ты окажешься в самурах. Там ты узнаешь, что такое настоящие муки! Там ты поймёшь, что пребывание на галере было раем. Готовься, о несчастный!
В глазах Ширша вновь заблестел безумный огонёк, а на устах появилась кривая кровожадная улыбка.
«Сейчас у него снова начнётся припадок сумасшедствия» – подумал Тим.
Но Ширш взял себя в руки, и усилием воли подавил, накатившую было на него волну экстатической жестокости.
– О! Это опять голос дьявола зашевелился во мне, будь он проклят! Как же удобопреклонна ко греху природа человечья! Прости меня, Господи. Прости и ты меня, брат мой Квалуг. Скоро великие страдания претерпишь ты. И сострадаю я тебе, и радуюсь за тебя. Радуюсь, ибо страдания душу очищают, и к Богу её приближают. Господь желает, чтоб ты страдал, потому как приблизить тебя к себе хочет. Так прими же волю Господню, как свою собственную грядущую, ибо после познаешь ты к каким благам приведёт тебя она. Если б умел ты знать заранее о благах этих, сам пожелал бы всё страданье принять, ради обретения их. Помни об этом, брат, в минуту тяжкую.
– Спасибо за слова поддержки, Ширш.
– И ещё, если вдруг доведётся тебе встретить в самурах Респьера – бывшего капитана одного из моих судов, опасайся его. Это – чёрный человек, такой же дьявол во плоти, как и я. Давно знаю его. Он приятель мой по моим прошлым распутным и жестоким забавам. Более жадного, корыстного и подлого человека, чем он не встречал я ещё, да помилует его Госполь. Но капитаном он был толковым, правда, чересчур жестоким с командой. Жестоким, даже по моим меркам. Но, с другой стороны, всё познаётся в сравнении, и его жестокость в сравнении с жестокостью карклунцев – ничто. И, может быть, кто знает? Может быть, страдания обернули к свету и его тёмную душу? Но ты, всё равно, будь осторожен.
– Спасибо за совет. А скажи-ка мне Ширш, вот прибудем в Бусвир, меня то, ясное дело, – в самуры, а вас, невольников с галеры, куда?
– О! Для нас наступит блаженное время. После того, как разгрузим «Орарру», сведут нас в казематы – длинные здания из грубого камня, где содержит своих рабов Врынур. Великое множество рабов! Баклуши, конечно, бить нам там не дадут, будут водить на всякие работы: на разгрузку в порт, на строительство, на чистку выгребных ям и прочее. Работёнка, вестимо, будет не сахар, но всё же это отдых по сравнению с галерой. А через пару-тройку недель – снова на вёсла, снова в рейс.
Совсем близко берега. По краям бухты – высокие, обрывистые. Поверху их надстроены толстые стены с множеством бойниц, через которые в сторону моря смотрят жерла пушечных дул. Всё так, как и рассказывал некогда Тиму штурман Робэн.
«Орарра» пришвартовалась к пристани, покрытой гранитными, цвета кофе с молоком, плитами. На пристани колыхалось пёстрое людское море. Большой оркестр, на неведомых Тиму духовых инструментах и барабанах, исполнял бодро-торжественную музыку. По-видимому, встреча «Орарры» после дальнего рейса, являлась великим праздником.
Стоявший посреди палубы в окружении своей свиты, и возвышающийся надо всеми длиннющим тюрбаном Врынур, указал в сторону Тима, и к нему направились трое здоровенных бородачей-матросов.
– Это за тобой, – сказал Ширш, – прощай, прощай же друг мой! Обнял бы тебя, да нельзя, изобьют обоих.
И натруженная, шершавая от мозолей ладонь Ширша, сжала кисть Тима.
– Прощай, Ширш. Спасибо тебе за всё.
– Прощай, Квалуг. Храни тебя Бог!
Матросы отвязали Тима от скамьи, и грубыми тычками и пинками погнали вниз, в недра «Орарры». Его затолкали в ту же самую конуру, в которой он провёл неделю, после того как попал на галеру.
Примерно через час, эти же трое матросов пришли за ним и снова вытолкали его наверх. Палуба была пуста, рабов увели. Здесь стоял, сияющий, довольный Врынур.
– Быстрей тащите эту обезьяну на пристань, его святейшество Абулон уже прибыл, – приказал он матросам.
Гонимый бичами, Тим пробежал по сходням, и его босые ноги ступили на гранит пристани Бусвира. Впервые за последние полгода под его ногами оказалась земля, и это была земля Карклуна. За ним, важно ступая, на берег сошёл Врынур.
Посреди гранитной площади стоял большого роста человек в длинном, до пят, чёрном плаще, в таком же чёрном высоком тюрбане, с аккуратно постриженной бородой, правильной прямоугольной формы. Воротник, манжеты, полы его плаща, были окантованы золотой вязью. На груди, на толстой золотой цепи, висел какой-то медальон составленный из множества, невыразимой красоты и огранки алмазов. По бокам от него стояло четверо здоровых бородатых мужчин с бичами в руках, одетых в чёрные шаровары и куртки, с такими же чёрными папахами на головах.
– Приветствую Вас, о Святейшество Абулон! Да приумножит Великий Краур блага Ваши! – произнёс Врынур, сняв свой тюрбан и поклонившись.
Человек в чёрном, не снимая тюрбана, слегка кивнув головой, отвечал:
– Приветствую и я тебя, любезный сын Краура, досточтимый, светлый Врынур. Да приумножит Великий Краур блага твои! Мне донесли, что приготовил ты дар богатый нашему славному Богу. Где же он?
– Перед Вами, о Святейшество Абулон. Анпан дас! (пади ниц!) – рявкнул Врынур Тиму.
Тим даже не пошелохнулся. Тут же кулак огромного, высоченного матроса обрушился на него и разом сбил с ног. Остальные двое со всей силы принялись избивать бичами, лежащего ничком на граните Тима.
– Расте! – скомандовал Врынур через некоторое время. – Видите, о Святейшество, – породистая обезьяна! Они все, породистые, такие гордые.
– Чем ещё можешь доказать ты, светлый Врынур, что обезьяна сия породиста? – спросил Абулон.
– Вот, о Святейшество, это было при нём, – ответил Врынур, и протянул, с поклоном, кранару медальон с гербовой печатью рода Монро.
Абулон принял медальон, долго рассматривал его, вертя в своих холёных ручках, и наконец, лицо его просияло:
– О да! Это действительно породистое животное. Очень породистое. Давно такая крупная змея не попадала в наши силки. Дайте-ка я рассмотрю его получше.
– К муна! (на колени!) – скомандовал Тиму Врынур.
Тим начал подниматься с земли, хотел встать во весь рост, но матросы, давя ему на плечи, не давали подняться, заставляли оставаться в коленопреклонённом положении.
– Какая неслыханная дерзость! – возмущался Врынур, – эти животные смеют мнить себя людьми! И чем лучше их порода, тем более склонны они к этому кощунственному заблуждению.
– Да-а, хорооошая обезьяна, – смакуя, протянул Абулон, рассматривая стоявшего на коленях Тима, – гордая обезьяна, очень гордая обезьяна. Это великий дар Крауру, светлый Врынур, да приумножит Краур блага твои! Я доставлю его в Краурбор, в Верховный самур. Пусть эта обезьяна станет подарком к празднику Великих Пророков, от нашего Бусвирского кранариата, кранариату Верховному. А также подарком и моим, и твоим, лично Верховному кранару, его Великосвятейшеству всего Карклуна Арунуру, да приумножит Краур блага его!
– Ты слышишь, обезьяна, какая честь тебе уготована? – спросил Врынур Тима.
Тим и ухом не повёл, его лицо оставалось непроницаемым.
– Верно, обезьяна не понимает нашего языка? – предположил Абулон.
– Всё она понимает, знает она наш язык. Успела выучить за время плаванья. Просто, спесь свою смеет показывать, – сказал Врынур, и пнул Тима носком сапога в бок, попав по не до конца зажившим ещё рёбрам.
– Ничего, – пообещал Абулон, – в самурах спесь быстро слетает даже с тех, кого они называют «коронованными особами». Велики твои заслуги перед Крауром, светлый Врынур, и только что, ты приумножил их. Благодарю тебя и я лично, – сказал кранар, и отсчитал Врынуру семьсот арканов, как и предсказывал Ширш. – Я же отправлюсь с этой обезьяной в Краурбор немедля. Уж очень хочется поскорее порадовать Великосвятейшество. Медальон обезьяны, я, естественно, забираю с собой. До славной встречи, светлый Врынур! Да приумножит Краур блага твои!
– До славной встречи, о Святейшество Абулон! Да приумножит Краур блага твои!
Тут же огромные бородачи в чёрном, слуги Абулона, подхватили Тима под мышки и поволокли к повозке, стоявшей неподалёку, на которой была установлена большая железная клеть. Затащив его в неё, они завели ему руки за спину, крепко связали их сзади, подняли кверху, и прикрутили к верхнему перекрытию клети. Подтянули верёвку к потолку клети, настолько высоко, что пятки Тима оторвались от пола, на полу могли стоять только его носки, так образом, Тим оказался полуподвешенным на дыбе. Повозка с клетью, запряжённая двумя лошадьми, четверо слуг верхом, и чёрная карета Абулона, щедро украшенная золотом, запряжённая чётверкой отборных жеребцов, позади повозки с клетью, отправились в путь по улицам Бусвира.
Бусвир и впрямь был прекрасен. Все улицы мощёные, чистые. Дома похожи на небольшие дворцы. Люди одеты изыскано и богато, ни одного оборванца не увидел Тим. Его везли мимо великолепных фонтанов, золотых статуй, прекрасных садов и пёстрых благоухающих клумб. Провозили по широченным площадям, в центре которых стояли либо величественные Крауровы храмы, либо поразительной красоты дворцы.
Завидев процессию, прохожие начинали улюлюкать, дети под одобрительные возгласы взрослых, обзывали полувисящего в клети Тима, обидными и унизительными словами, плевали в него, кидали, в широкие промежутки клети, камни и объедки, норовя попасть в несчастного пленника, и выражая невероятный восторг, когда им это удавалось.
Бусвир оказался огромным городом. Процессия ехала по нему более двух часов. Наконец, выехали за город. Жёлтая дорога тянулась меж зелёных заливных лугов, усыпанных цветами, отчего окрестные просторы будто переливались всеми красками радуги. И как карклунцам, в таком жарком климате, удаётся иметь столь богатые и сочные луга?
Но Тиму было не до этих красот. Ему, почти подвешенному на дыбе, каждый ухаб, каждая кочка на дороге, отдавались резкой и мучительной болью в плечевых суставах, запястьях, груди и, как казалось, во всём его теле.
Стояла жара. Пить Тиму почти не давали. Лишь раз в день, когда кортеж останавливался на обед, висящему Тиму доставалось с полдюжины ударов розгами по спине и груди, затем его отвязывали и давали испить несколько глотков воды. Обедом его не кормили. После того, как сами заканчивали трапезу, его снова привязывали, и дорога-пытка продолжалась.
Когда путь проходил через деревни, было то же, что и в Бусвире: зеваки высыпали на улицу, смеялись, осыпали Тима проклятьями, и кидали в него камни. Но крупный камень на обочине деревенской дороги отыскать легче, чем в городе, поэтому, через некоторое время, спина и ноги Тима были покрыты ссадинами и кровоподтёками. А однажды один подросток изловчился и угодил немаленьким каменюкой прямо Тиму в лицо, разбив ему бровь. Кровь долго капала на грязный пол клети…
По вечерам, когда Абулон со слугами располагались на ночлег, Тим снова получал несколько ударов бичом, потом его отвязывали, и давали поесть. Едой были пара-тройка огромных дохлых карклунских тараканов. Их даже не варили, как было на галере. К тараканам прилагалась кружка воды. Вот и весь суточный рацион. Утром Тима будили розгами, снова вздёргивали на дыбу, и не покормив, продолжали путь.
Поздним утром, на четвёртые сутки пути, кавалькада въезжала в Краурбор. Столица Карклуна поражала. Своими размерами, своей красотой, своей роскошью, своей помпезностью, своим богатством, своим многолюдьем. По сравнению с Бусвиром здесь было всё в разы больше: ширина улиц и площадей; высота и размеры домов, дворцов, храмов; золотых статуй и золота в облицовке зданий и фонтанов. Здесь было в разы больше людей, карет, повозок… Несколько часов везли Тима до центра города.
В самом центре Краурбора, посереди необъятных размеров площади, вымощенной белым мрамором, величественно возвышался исполинский собор совершенной красоты. Такого чуда, такого грандиозного и прекрасного творения рук человеческих, Тиму ещё никогда не доводилось видеть в своей жизни. Не потому ли, что карклунцы способны на такое, они и возомнили себя высшей, богоизбранной расой?
Храм имел форму пентакля. От его основания, уходили высоко в небо башни, переходящие в золотые острые шпили. Этих башней и шпилей было несметное количество. Каждая из башен имела свой неповторимый орнамент, свой замысловатый и чарующий пёстрый узор, выложенный драгоценными и полудрагоценными камнями. (Конечно же, Тим не мог определить степень драгоценности камней, он лишь вспомнил то, что рассказывал ему об этом храме Ширш). Все эти башни располагались по законам строжайшей симметрии. На периферии, на окончаниях лучей звезды, были расположены башни пониже, а чем ближе к центру, тем выше и выше, выше и всё массивнее. В самой середине, в самом центре пентакля, стояла главная башня. Высота её, вместе со шпилем, увенчанным перевёрнутым крестом, составляла не менее двухсот метров! Таковым был главный храм Краурбора, главный собор Карклуна.
Повозка и карета остановились у одного из входов. Тима отвязали и поволокли по золоченым ступеням в массивную арку, украшенную поразительно тонкой и искусной лепкой. Впереди важно шествовал Абулон.
Внутри храм потрясал воображение ещё больше, чем снаружи. Огромное пространство, изобиловало какими-то неизвестными Тиму предметами культа: большущими золотыми чашами на массивных мраморных постаментах, горящими факелами в форме мистических животных, изготовленных из драгоценных металлов, неких странных идолов вырезанных из чистого изумруда… Своды башен были выполнены такими изумительными орнаментами, играли переливами таких необычайных красок, что на это, задрав голову, можно было заворожено смотреть часами, позабыв обо всём на свете. И не один орнамент не повторял другой, а сводов были многие сотни! Сверху, с огромной высоты свисали гигантские люстры искуснейшей ковки, тоже сделанные целиком из золота. Они светились мириадами разноцветных огней и искр. Если сказать, что отделка стен, колонн, арок храма являли собой запредельную роскошь и величайшее произведение искусства, то это значило бы не сказать ничего. Это являло собой нечто неописуемое. Помимо этого, стены храма были расписаны ликами и сценами из жизни великих карклунских пророков, доносивших, до местного народа учение Краура. (Об этом тоже Тиму рассказывал Ширш). Росписи казались живыми, художники сотворившие их, без сомнения были гениями. Тиму подумалось в этот момент: «Как люди, способные создавать такую божественную красоту, могут быть столь жестоки, по отношению ко всем другим, отличным от них? Этого не может быть! Так не должно быть! Здесь какая-то чудовищная ошибка. Возможно кто-то ввёл всех этих людей, карклунцев, в величайшее заблуждение. Кто же? Кто? Неужели сам Сатана?»
По всему громадному пространству центральной залы разносилось утробно низкое, басовое многоголосное напевание мантры – имени карклунского бога: «Крау-у-ур… Крау-у-ур… Крау-у-ур…». Сотни кранаров-чтецов, в чёрных балахонах, стояли в многочисленных нишах, расположенных в стенах по всему периметру залы, и синхронно возносили сие песнопение. Акустика храма была выстроена так, что мантра отражалась ото всех стен, и многократно усиленная, поднималась ввысь к главному своду.
Центральная зала тоже имела форму пятиконечной звезды. В углу каждого из её лучей располагался, на некотором возвышении, массивный, золотой, перевёрнутый крест. Пять углов – пять крестов. Шестой, самый большой, стоял в центре храма, под главным сводом. К нему и подвели Тима.
Крест этот, опять таки из чистого золота, имел исполинские размеры: метров семь в высоту, и четыре – в ширину. Как и все остальные кресты, он был перевёрнут. В его золотое тело было вкраплено такое невообразимое количество рубинов и алмазов, что на них легко можно было бы скупить треть Тимовой Брагани, одной из самых богатых стран Старого Света. Тим обратил внимание на то, что на вертикальной линии креста установлен деревянный брусок, и ещё два – на горизонтальной линии, на равном расстоянии от середины. «Для чего они здесь?» – подумал тогда Тим.
Прямо перед крестом, на полу лежала большая плита, из неотёсанного, но дорогого камня, покрытая металлическими шипами. Тим и глазом не успел моргнуть, как его швырнули на эту плиту. Острые шипы впились в его тело, так, что он завыл от боли.
Абулон, вставший в головах, грозно проговорил:
– Произноси: «Прими страдания грязного животного, Великий Краур! И вкушай их отныне каждый миг, пока я не издохну, о, Великий Краур». Тут же, стоящие подле слуги, принялись жестоко сечь Тимову спину розгами. Повинуясь невыносимой боли, Тим был вынужден выдавить из себя эти слова на карклунском.
После этого Тиму позволили встать с кошмарного ложа, и поволокли его дальше. Проведя через главный алтарь центральной залы, его втолкали в какую-то дверь, и погнали по винтовой лестнице наверх. Впереди, по прежнему, важно шагал Абулон.
По окончании подъёма все оказались в богато убранном помещении.
– Брат Икнар, – обратился Абулон к одному из находившихся в нём кранаров, – донеси Его Великосвятейшеству, что я прибыл с богатым даром.
Икнар скрылся за огромной, высокой дверью, и через минуту вернулся:
– Брат Абулон, Его Великосвятейшество, ждёт тебя.
Тима втолкнули в дверь. Посреди роскошных покоев стоял грузный человек в длинном чёрным плаще, сплошь расшитом золотом и алмазами, с огромным золотым перевёрнутым крестом на толстой цепи, висящим на груди. На голове у него был чёрный, прошитый алмазной нитью тюрбан метровой высоты. «В два раза выше даже, чем у Врынура!» – отметил про себя Тим.
– Да приумножит Краур блага твои, о Великосвятейший Арунур! – поприветствовал владыку Абулон, и низко поклонился.
– Да приумножит Краур блага твои, Святейший Абулон, – ответствовал Арунур, и слегка кивнул головой. Лёгок ли был путь?
– Благодарю, Владыка, путь был благостен.
– Донесли мне, что ты с даром богатым явился. Ну, показывай же поскорее, брат мой.
– Анпан дас! – заорал Абулон.
Обессиленный Тим вынужден был повиноваться, и распластался ничком на полу.
– Очень породистое животное попалось в наши капканы, Владыка, – сладким голосом пропел Абулон, и, с поклоном, протянул Арунуру медальон Тима.
Арунур взял медальон в руки и, едва взглянув на него, удовлетворённо констатировал:
– Да, это действительно весьма породистое животное. Эта тварь достойна наших лучших самуров.
– Она понимает по-карклунски, о Великосвятейшество – заметил Абулон.
– Вот, как? К муна!
– Тим поднялся на колени.
– Как тебя кличут, тварь?
Тим молчал.
– Видите, какая гордая! – с удовольствием воскликнул Абулон, и что есть силы ударил Тима коленом в лицо. – Обезьяной её кличут, Владыка.
– Обезьяна, – обратился Арунур, к утирающему кровь с разбитой губы Тиму, – тебя выпала невероятная честь, приносить дары Великому Крауру, пока ты не издохнешь. Понимаешь ли ты, насколько огромна эта честь?
И сам же ответил:
– Конечно же, ты не понимаешь, ибо не в силах понять ты этого в силу ограниченности своего животного разума. А где же ты раздобыл эту породистую обезьяну, Абулон?
– Её принёс в дар Бусвирскому кранариату, знатный вельможа – ашарий Врынур.
– Поблагодари от меня этого достойного человека, брат Абулон. Слышал я, что он выдвинул свою кандидатуру на выборы в Верховный Кунсер. Что ж, мой голос будет отдан ему. Благодаренье и тебе, брат Абулон. Неоценимы заслуги твои перед Крауром и кранариатом. Зачтутся все дела твои благие. А ты, грязная, но гордая обезьяна, – Арунур посмотрел на Тима, – отправишься в Главный Самур. Брат Абулон, доставь её туда лично.
Тима снова затолкали в клеть, подвесили на дыбу, и вновь повезли по улицам Краурбора.
Под вечер кортеж выехал за пределы города, и подошёл к мрачной серой крепости, окружённой высоким каменным забором, стоявшей на чёрной, выжженной земле. Один из сопровождающих, Абулоновых слуг, постучал в ворота. Они раскрылись и впустили повозку с клетью. Повозка въехала во двор. Ворота за ней захлопнулись. Лязгнул тяжёлый засов.
Полностью роман опубликован по ссылке http://www.litres.ru/aleks-bessmertnyy/