Каракумский Шерлок

Яздурды-ага, допив пиалу чая со вчераш­ним чуреком, приоткрыл дверь дома. За дувалом крас­нело зарево утренней зари, на фоне которой вырисовывался четкий силуэт Болдумсазской крепости. Он чем-то напом­нил хозяину дома любимую им корову, и с мыслями о кор­милице старик направился в задний конец двора. Заглянув в коровник, Яздурды-ага на­шел в нем только испуганно прижавшегося к стенке теле­нка. Самой Глазастой не было

«Экая проказница, - под­умал Яздурды-ага, - отвязалась, а «ребенка» оставила. Нехорошо, мамаша. Придет­ся тебя повоспитывать». Он обошел коровник, и весь двор, выглянул на улицу. Все без­результатно. «Да, что ж она, сама отвязалась, баловница?» - подумал он. Вернулся в коровий закуток и слеза накатилась при взгляде на жалобно мычавшего теленка. Посмотрел Яздурды-ага на него и вспомнил о веревке, которой обычно привязывал Глаза­стую. Она была перерезана. Вот уж когда похолодело все внутри у старика: украли, убили, освежевали... Медлить было нельзя, может, еще не поздно. По пути в контору прошел виноградник, поля, освободившиеся от посевов джугары и кунжута. Все пус­то. Спотыкаясь, вошел в кон­тору колхоза и, даже не по­здоровавшись, с ходу выло­жил счетоводу Пирнепесу свою беду.

- Не переживай, - стал успокаивать его счетовод, - корова от теленка далеко не уйдет. Погуляет, погуляет и вернется.

- Какой там погуляет, - разозлился Язмурад-ага, - веревка-то перерезана.

- Так бы сразу и сказал, - стал почему-то нервничать и Пирнепес.

Он подтянул к себе теле­фон, набрал номер.

Последствия этого звонка в районное отделение милиции сказались не сразу. Еще долго ходил по селу Яздурды-ага, не веря в то, что именно с ним приключилась такая беда, а тут еще теленок стал душу рвать своим мычанием. Что ж теперь искать ему другую кор­милицу? Легко сказать - в такое время… Старик вздохнул.

Мимо его дома проходил Ханский путь - так называ­ли мощный тракт бывшего Хорезмского государства. Со стороны колодца Отара-Ход­жа показались силуэты двух всадников. Сам не понимая почему, Яздурды-ага поднял­ся и побрел к ним навстречу. Не сразу он узнал милиционера Нурджана, у которого под кителем виднелась кожаная кобура пистолета. Едущего рядом с ним человека, усатого и бородато­го, в красивом тельпеке, с ре­шительным и одновременно несколько хитроватым взглядом,- Яздурды-ага видел впер­вые. Милиционер обратился к бородатому:

- Егенмет, это хозяин про­павшей коровы, зовут его Яздурды-ага. А вот его дом.

Только теперь хозяин Гла­застой понял, что перед ним знаменитый в их краях следо­пыт по кличке Гырма. Тот спрыгнул с коня легко и ловко. Худощавый, среднего роста. В руках у него была плетка. А так - ничего особенного. Старик - посмотрел на коня: может быть, к седлу приторочены неведомые ему инструменты, с помощью которых прослав­ленный следопыт находит всякие пропажи - живые и неодушевленные? Ничего по­хожего.

Гырма первым делом ос­мотрел коровник. Но сделал это так, словно готовился встретиться с чем-то очень интересным и важным. Яздурды-ага заспешил, было, следом, да остановился на грозный окрик:

- Извини, хозяин! Ты уже побывал здесь дважды, при­чем в первый раз еще не схо­дил даже в туалет... А до этого еще кто-то топтался здесь в обуви.

Только после этих слов Яздурды-ага посмотрел под ноги и хлопнул себя по лбу: из ко­ровника к задним воротам до­ма вели следы животного и человека в обуви. Но не это заинтересовало его, а упоми­нание о туалете. Как этот чер­тов Гырма все так ловко уз­нал?

Он хотел, было, спросить об этом Нурджана-милиционера, да тому было не до разго­воров: в одной руке он держал чорек, а в другой - семечки, которые принесла услужливо жена Яздурды-ага,

- Принеси и другому гос­тю, - прикрикнул было он на жену, но следопыт отмахнул­ся и поспешил по следу. Конь последовал ним без всякой ко­манды. А Нурджан не спеша ел хлеб, запивал его чалом и умудрялся одновременно грызть семечки. Присутствие известного следопыта пока ограничивало его участие до определенного момента, ког­да можно будет потянуться и к кобуре.

А следопыт уверенно шел вперед, по направлению к кладбищу Голдаш-баба.

«Яс­ное дело, - подумал Яздурды-ага, - что за вор, который ночью мимо кладбища не пройдет. Здесь и без следов можно разобраться. А вот дальше-то как?»

- Ты что застыл? - вдруг раздался над ухом, голос же­ны. - Найдут корову, кто ж ее распознает, если тебя ря­дом не будет? Садись на осла и догоняй.

“На тебе бы самой поскакать – быстро перестанешь советы давать”, - с обидой подумал он, но не стал разви­вать эту мысль, тут же подбе­жал к своему четвероногому помощнику, сел на него и ре­зво пустился вдогонку за сле­допытом. Тот уже переходил арык словно по какой-то не­видимой ниточке.

Гырма сказал, что воров было двое, и сел на коня. Нет, он не сказал так: «Уважае­мый хозяин, вот стало ясно, что не один человек украл у вас корову. А была целая группа из... двух преступни­ков». Так может сказать хотя бы тот же Нурджан, чтобы набить себе цену. Но тот лишь щелкал семечки. Нет, следопыт сказал, словно разговаривая с самим собой: «Их было двое». И, понятно, ника­ких объяснений. Говорят же, что он очень молчаливый следопыт. Он вел себя как тот русский доктор в районной больнице: палец поднимет высоко, требуя тишины, а сам словно прислушивался к то­му, что говорит тишина ему о болезни человека.

О следопыте много говорят в селах. Его имя всегда связано с раскрытием самых запутанных преступлений. Все, имеется в виду милиция, бьются, бьются над раскрытием, а приходит Гырма и дает ответ. Обратятся ли к нему из Чуирук-кала, или из Йшланлы, Ак-депе или Васа, - он всякому рад помочь. Берет свою винтовку, которую ему подарил за три года до начала войны начальник районного отделения милиции Муразовский (об этом особый рассказ), и бумагу с печатью, выдан­ную тем же Муразовским, и заспешит по следу. Спешил онбудучи в поле, или когда шил для себя тельпек или тулуп, или помогал месить соседу глину на строительстве дома.

“Он из наших мест”, – гордо подчеркивает рассказчик. Последние рассказы о Гырме сводились к его поискам на пару с милиционе­ром Нурджаном. Тот стал участковым в Коне-Порсы и его окрестностях и вот уже около трех лет наводит вместе со следопытом порядок. Теперь-то Яздурды-ага видел, что из себя представляет при Гырме этот участковый…

Вереница искателей коро­вы продолжала свой путь. Егенмет обратил внимание на свежие надкусы на камыше, росшем по берегу древнего арыка Огшукяп, и спросил ничего не подозревающего хозяина:

- Яшули, а каким было ко­пыто левой передней ноги?

- У кого? – не понял сразу Яздурды-ага.

Гырма впервые улыбнулся, а Нурджан чуть не подавился от смеха:

- У твоей женушки! Ха-ха-ха-ха!

Яздурды-ага сердито посмотрел на разошедшегося милиционера, не принято над стариками смеяться. И так же сердито пожал плечами, мол, кто его знает, каким оно было? Только и дел раз­глядывать коровьи копыта!

Следопыт уже без улыбки скользнул понимающим взглядом и вдруг замедлил шаг, будто узнал что-то очень важ­ное. Он и за ним все спустились к броду через реку Дерьялык, которой оставалось около полста километров нести свои воды к Сарыкамы-шу. За рекой - одно из сел племени карадашлы. Как ко­рова могла перейти реку? От­вет на этот вопрос Яздурды-ага получил, когда вошел в воду: она не доходила даже до колен осла.

На другом берегу следопыт снова спросил, не была ли сломана у коровы правая доля левого копыта?

«О Аллах! – мысленно взмолился Яздурды-ага. - Еще и правая доля у левого копы­та!» Гырма словно прочитал его мысли и посмот­рел на него уже больше с сочув­ствием.

Следующие действия сле­допыта были стремительны­ми, и все закрутилось, как в немом кино. Гырма приказал перекрыть одну из проток реки глиной. Зараженный его непонятной и таинственной уве­ренностью, Яздурды-ага принялся помогать ему. При­нес колючку, которую примя­ли к ногами к дну у края берега, затем стали кетменем вырезать мягкую глину с берега. Постепенно поднималась узкая, в одно лезвие кетменя[1] преграда. Теперь вода уст­ремилась через другую прото­ку, обнажая необходимую часть дна.

Следопыт стал разгребать ил и снова Яздурды-ага послуш­но помогал ему, словно сам знал, зачем все это делается. И действительно, поиски бы­ли не бесплодными: из ила земли показались рога. Да, в яме, хитро устроенной в дне реки, оказались спрятанными голова и ноги коровы.

Яздурды еще не верил, что все это осталось от его Глаза­стой. Пока он таращил глаза на рога и копыта, следопыт вышел на берег и стал раски­дывать стоящую почти у са­мой воды огромную кучу со­бранной колючки. Здесь-то и нашлась шкура Глазастой, в которую было завернуто то, что на базаре уже называют мясом.

Запричитал бедный хозя­ин, жалеючи свою кормили­цу. Уже было ему не до вопро­сов, как это Гырма умудрился найти след на дне и в колюч­ке?

- Да это же шкура моей рыжей Глазастой! Бедный те­ленок! Сиротиночка!

Было непонятно, кто был больше сиротой: теленок или сам Яздурды-ага. Вдруг он схватил кетмень и крикнул:

- Мерзавцы! Гырма, найди их, Нурджан, арестуй их!

- Не спеши, - сказал сле­допыт и последовал дальше, - воры недалеко.

От сознания того, что обид­чики тоже будут найдены, в Яздурды-ага снова проснулся инте­рес к действиям следопыта. И как это так Гырма неожиданно для всех догадался?

- Да тут и слепому видно! - ответил тот так, словно Яздурды-ага задал этот вопрос вслух. – Видно же, что прошло со­всем немного времени, как открыли эту протоку. Вон недавно сняли лопатой слой песка на берегу. И при том - не кетменем, а большой русской лопатой.

Похоже, это была пока самая боль­шая речь, произнесенная когда-либо сле­допытом. Если бы Яздурды мог проникнуть в его мысли, когда они переходили бархан, то мог бы узнать о том, что шли двое. У одного более крупные сапоги. Значит, он крупный человек. Как и в ко­ровнике, правая сторона каб­лука на правой ноге была стерта.

Пройдя несколько барха­нов, они увидели небольшой поселок из хаотично разбро­санных домиков. Кое-где ды­мились тамдыры, в которых хозяйки пекли хлеб. Прошли несколько домов, когда следо­пыт дал знак остановиться.

- Они здесь.

При этих словах Гырма снял ружье с плеча, а Нурджан раскрыл кобуру и, выта­щив пистолет, тронул следо­пыта за плечо:

- О чем мне говорить при их аресте? Как доказать, что найденные тобой следы их?

- Они сами признаются и приведут нас туда, где мы были, уверенно ответил следопыт. – Пошли!

Он резко толкнул рукой дверь дома. Двое мужчин, один худой, а другой крупный, полулежали боком на полу, подложив под себя по две небольшие гостевые подушки, и прихлебывали чай из пиал. Увидев вошедших, они вскочили и вытащили из-за поясов грозные боевые ножи.

Но, заметив, что незваные гости тоже вооружены, отсту­пили. Гырма насмешливо сказал:

- Очень кстати вы вытащи­ли свои ножи.

- Ножи в сторону, а руки вверх! - приказал Нурджан-милиционер.

Двое подчинились приказу. Их вывели на улицу. Гырма подобрал ножи. Нурджан хо­тел было связать арестован­ным руки веревкой, но, уви­дев пятна крови на их одежде, достал наручники.

Гырма протянул нож круп­ному мужчине;

- Не стыдно было у старого человека отнимать корову?

- Какую корову? Кто ты такой, чтобы вопросы мне за­давать? Ничего не знаю.

- Эх, чудак, - сказал Нурджан, - такой большой, а не понимаешь, что перед то­бой сам следопыт Гырма. Ве­ди туда, где загубили корову!

Узнав, что перед ними знаменитый Гырма, воры сникли и повели мили­ционера к берегу реки.

Яздурды-ага еще злой, с чужим кетменем в руках шел следом, словно хотел хоро­шенько стукнуть арестован­ных. Гырма отобрал у него лопату с улыбкой:

- Отдам хозяину. Мясо возьми с собой. Ничего не поделаешь. А семечки твоя жена все-таки пережарила.

- Ты же их не грыз, - со смехом отозвался Нурджан. - Откуда узнал?

- По твоим черным губам, участковый, - усмехнулся следопыт и хлестнул легонько своего коня.

Только пыль поднялась из-под копыт.











АНГЛИЙСКАЯ ВИНТОВКА







ДАВАЙТЕ попробуем предста­вить криминогенную обстанов­ку в самом северном регионе Туркме­нистана, в Дашховузском велаяте, в 1938 году. Это в советские времена участковый сбивался с ног в поисках подростка, нашкодившего в буфете школы, или арестовывал пьяницу по подозрению в краже. А тогда сель­ская глубинка «горела». Вырезались целые семьи из-за того, что в доме по­явился велосипед или швейная ма­шинка, расстреливались целые семьи— так сводили счеты недобитые бандиты с земляками за ту или иную услугу власти, за слишком передовые взгляды.

В Коне - Порсынском районе из каж­дых пяти преступлении четыре оста­вались нераскрытыми. Дисциплина среди бойцов милиции была никудышной, следственно-розыскные ме­роприятия проводились крайне неу­мело и неквалифицированно.

Об этом, сидя в кабинете, размыш­лял новый начальник райотдела ми­лиции Муразовский. Его, депутата Верховного Совета республики, рабо­тника окружного комитета НКВД, направили сюда для наведения поряд­ка...

В дверь постучали. На пороге появился его заместитель Берды Штангиев. Опытный работник, но совершенно беспомощный в создавшейся ситуа­ции.

-Входите, -разрешил Муразов­ский. - Ну, брат, как работать дальше будем? Под самым носом орудуют бандиты, а личный состав по свадьбам и базарам разгуливает. Рядового Мурадбекова уличили в двоеженстве! У Сапарбаева брат ходит в басмачах! Позор! Ведь народ на нас смотрит, что он подумает о власти? Ты у меня комиссар, так что давай, принимай решительные меры. Очищать будем ряды нашей рабоче-крестьянской милиции! Самые строгие, самые решительные шаги сделаем, вплоть до трибунала!

- Товарищ начальник! Все немного не так, как вам доложили в области. Мурадбеков должен беспокоиться о жене своего погибшего родственника и его детях. Так у нас принято испо­кон веков. У Сапарбаева нет братьев, он один среди семи сестер. А в банде был однофамилец...

- Черт голову сломит! Письменно все доложишь! Но преступлений на­бралось, как навоза в авгиевых ко­нюшнях.

Муразовский еще долго метал гром и молнии, но чувствовалось, что чело­век он отходчивый и в глубине души рад, что факты, позорящие милицию, не подтверждаются.

- Товарищ начальник, разрешите совет.

- Ну, что там?

- Нам в нашей работе надо опи­раться на народ. А бывший наш на­чальник никому не доверял. В каждом видел переодетого басмача. Люди тол­ковые в наших селах есть. Слышали ли вы о нашем следопыте Гырме?

- Слышал, да все это, небось, сказ­ки.

- Он с нашими участковыми дру­жен. Немало пропаж обнаружили. Сам Егенмет честный дехканин, пре­красный охотник, умный человек...

- Ну, прямо представление к на­граде. Посмотрим... Вот что, Штангиев, пригласите его ко мне завтра часи­ков в 12.

Заместитель, козырнув, вышел. Муразовский вызвал дежурного. Спустя несколько минут в его кабинете уже сидели два бойца.

...Егенмет вогнал кетмень в землю, оперся на длинную рукоятку. Надо бы передохнуть. Щурясь, посмотрел из-под ладони на мартовское утреннее солнце. Год обещал быть урожайным. И обильный снегопад в феврале, и дружное таяние в песках, и необычай­но тихая поступь реки. И радующее поведение животных: самки донаши­вали детенышей, а самцы носились вокруг них с какой-то озорной резво­стью. Счастлив Егенмет ощущением дыхания жизни. Он подумал о своем дутаре, о своей жене, прекрасной Хурджан, о сыне, маленьком Ашире, который обещал быть здоровым и ве­селым.

У арыка Сараряп вдруг появился незнакомец в милицейской форме. Видимо, опять нужна помощь. Егенмет знал, что милиция задыхается от нахлынувших на нее забот. Он пони­мал, что за каждым обращением к не­му стоит чья-то судьба, а раз так, надо поработать без всяких условий. Когда ему что-то обещали, он оставлял это без внимания. Сердце болело от раз­говоров о набегах, зверствах, гибели женщин и детей. Егенмет не вел счета вызовам и километрам, пройденным вместе с милиционером в поисках преступников. Он рад был найденным им сокровищам из краеведческого му­зея, счастлив был безмерно, когда возвращал заблудившихся детей, ког­да указывал на спрятанные семейные реликвии. Он никак не мог понять лю­дей, которые не видят следы своих по­ступков. Они же во всем видны. В сло­вах, в движениях, во взглядах...

- Егенмет-изчи, - обратился к нему прибывший милиционер, и Гырма по произношению определил, что он не просто из Чарджева, а из посел­ка Фарап. - Еле нашел вас, меня по­слал новый начальник.

То, что к нему был послан незнако­мец, насторожило. Этот новобранец, наверное, переполошил все село, рас­спрашивая о нем, следопыте. Следо­пыт улыбнулся. Ох уж эта суета! А вестовой только диву давался, как охотник за несколько мгновений пре­образился из мирного землепашца в настоящего следопыта. И как он, об­ращаясь к своей жене, точно опреде­лил срок своего отсутствия:

- Хурджан, для семян еще холод­но в земле, через шесть дней будем сеять. Не забудь, у Аширчика разотри за левым ухом...

Муразовский встретил следопыта явно без особого восторга. Егенмет это сразу почувствовал, но он никогда не позволял себе ориентироваться на на­строения и взгляды других людей. Он совершенно бесстрастно выслушал жалобы нового начальника милиции на рост бандитизма, на то, что бук­вально вчера из конюшни отделения уведены две лошади.

Еще перед въездом в расположение отделения он обратил внимание на следы пары лошадей, уходящие к до­му напротив казармы. Зорким взгля­дом определил Гырма характер дви­жения этой пары, и смысл всего этого «пируэта» лежал перед ним как на ла­дони. Сейчас, глядя в глаза новому начальнику, он понял, что ему зада­ются определенные правила игры. До­сада рвала сердце: дома дел было не­мало. Но он хмуро принял эти прави­ла, решив, видимо, раз и навсегда по­ставить все на свои места: с ним, Егенметом шутить нельзя!

И он повел двух данных ему в со­провождение милиционеров по кругу базаров: в Ак-Депе, Йыланлы, Даш-ховуз, Мангит, Чуйрук-Кала и Коне-Порсы. Следов пропавших лошадей не было.

В Дашховузе милиционер Адылбек предложил им остановиться в доме своего дальнего родственника. Но там была печаль: ночью по чьему-то наве­ту увели хозяина. Адылбек, было, рва­нулся снова отправиться в путь, но под взглядом Егенмета сел.

Они пили чай и слушали причита­ния жены. Она никак не могла пове­рить, что ее муж был в нем-то вино­ват. Размышлять на эту тему было не­безопасно, но и не утешить бедную женщину, давшую приют гостям, бы­ло бестактно. Егенмет все больше ин­тересовался последними днями жизни арестованного, его работой, кругом друзей и врагов.

Гости переночевали. Наутро они уже были на базаре Мангита. Но базар совершенно не интересовал следопы­та. Он поспешил в близлежащий кол­хоз, в котором когда-то жил и работал арестованный. С председателем кол­хоза зашел обычный разговор о пого­де, видах на урожай. Отвечал на воп­росы гостей 'Палва-ага как-то испу­ганно, а затем не выдержал и стал жа­ловаться:

- Вах-вах, наш склад с семенным материалом оказался на одну треть пуст. И замки целы, и следов нет, а сеять придется меньше. Как найти воров?

Егенмет попросил позвать кладов­щика.

- Этого святого человека? - пере­спросил председатель колхоза. - Да он сам на себе волосы рвет. Пошел с мешками по родственникам, чтобы возместить украденное.

- Позовите несчастного! - уже приказным тоном сказал знаменитый охотник.

Прибывший вскоре кладовщик Джурабек выглядел очень и очень пе­чальным. Но у Егенмета в глазах иг­рал огонек гнева. Он начал подробно расспрашивать о том, что, казалось, не имеет значения: о семье, детях, знакомых, родственниках. Беседа шла в мирном тоне, как вдруг Егенмет встал и приказал вести его к складу. На месте следопыт поскучнел:

- Смысла нет здесь искать.

- Да, да, уважаемый, - обрадовался кладовщик, - лучше идемте ко мне домой чай пить...

- Домой, так домой, - согласился Егенмет.

У Джурабека был неплохой дом, огороженный надежным дувалом.

Особенно заинтересовали следопыта хозяйственные постройки, задние во­рота, арба. Эта повозка вызвала у сле­допыта почти детский интерес. Это так забавляло милиционеров, что они сдержанно зубоскалили по поводу внимания следопыта к колесам и ще­лям на дне повозки. Уж сколько раз хозяин приглашал к чаю, а гость все отмахивался. Чудак!

Неожиданно Гырма отправился к маленькой кладовой и попросил всех идти за ним. Попросил одного из ми­лиционеров придержать дверцу кла­довой приоткрытой, чтобы можно бы­ло осмотреть ее внутри. Вот он приоткинул какой-то хлам в углу, и перед изумленными свидетелями предстало десятка полтора мешков...

Лицо у Джурабека исказилось в злобной и ненавистной ухмылке. Он закричал:

- Будь проклят тот день, когда ты родился, несчастный любитель совать свой нос в чужие дела!

- Будь проклят тот день, когда ты стал доносить на односельчан, - спо­койно отозвался Гырма. Он посмот­рел на милиционера Адылбека, у ко­торого арестовали родственника по злому навету, и сказал:

- Не дрожи за свою анкету. Чист твой родственник, грош цена свиде­тельству этого вора.

Джурабек бросился было бежать. Да куда?

Когда следопыт предстал перед Муразовским через шесть дней, тот одоб­рительно выслушал историю с Джурабеком-кладовшиком и спросил:

- Ну, как с нашими лошадками?

- Забыл, начальник, было, про них, - он лукаво улыбнулся. - Они неплохо себя чувствуют вон в том до­ме, что напротив вас. Я знал об этом еще шесть дней назад.

Лицо Муразовского залила краска смущения. Он отвел взгляд от следо­пыта, повернулся куда-то в сторону, затем рассмеялся:

- Ну и жук же ты, Егенмет!

- Ошибаешься, начальник, я ро­дился в год тигра.

... Через две недели к дому Гырмы прибыл на лошади сам Муразовский в сопровождении отделения ми­лиционеров. Они выстроились в одну шеренгу. Когда Егенмет вышел из до­ма, Муразовский скомандовал:

- Смирно! Равнение на середину!

Для односельчан Гырмы это было удивительное зрелище. Сам началь­ник милиции строевым шагом под­ошел к их земляку и торжественно вручил ему новый английский пяти­зарядный карабин. Муразовский под­ошел к своему коню, отбросил накид­ку и на солнце ярко вспыхнул никели­рованный металл драгоценнейшего в те времена оружия.

И еще выдал документ, подтверж­дающий право носить карабин в на­граду за заслуги перед страной.

А затем был чай. Во время беседы Егенмет спросил:

- Парня-то освободили, того, что кладовщик оговорил?

- Дома он. Жди в гости.







КУДА ТЫ, ЕГЕНМЕТ?



Шел 1932 год. Время тревожное, неспокойное. Классовый террор, развязанный в то время , сво­еобразно отозвался и в Туркмениста­не. Многие мирные люди гибли от рук басмачей, которые видели в каждом пособника НКВД. На севере респуб­лики, в краю древних хорезмских па­мятников былого могущественного государства, особенно свирепствовали Однорукий Бешим и его брат Мерет. Днем они вместе с другими дайханами занимались мирным трудом, а ве­чером или ночью выходили на разбой­ничий промысел. Они грабили без разбору, не знали пощады в расправе, умерщвляли свои жертвы самым жес­токим образом, создавая вокруг себя атмосферу дикого страха. Засады, ус­траиваемые работниками НКВД, ми­лицией, не давали результатов...

А люди строились. Кирпичных до­мов не было, стены поднимали из глины. Егенмет считался искусным мас­тером в этом деле, и его нередко при­глашали помочь жители не только Коне-Порсы, но и окрестных селений. Стояла осень. Стали частыми порывы северного ветра, напоминающего о предстоящей зиме. Может быть, поэ­тому один из крестьян в местечке Ушаган-Ой решил ускорить дело с постройкой дома для своей семьи. Еген­мет возводил последнюю стену и с вы­соты мостков нет-нет да поглядывал на дорогу, словно ждал кого. В селе только и разговоров было про беду Бердьшета, у которого украли коня. Досужие местные детективы склоня­лись к мысли, что это дело рук Одно­глазого Бешима.

Случай этот получил широкую ог­ласку еще и потому, что сын Бердымета — уважаемый Нарбай, работал секретарем местного Совета, а он не смирится с пропажей. Вот и погляды­вал Гырма на дорогу, ожидая Нарбая. Он прикидывал, успеет ли закончить нанести узоры на стену, чтобы дать возможность хозяину заняться уст­ройством крыши.

Когда прискакал Нарбай, стена уже расцвела узорами, и радостный кре­стьянин ходил вокруг коробки буду­щего дома. После взаимных приветст­вий и пожеланий Нарбай заговорил о пропавшем коне, но Гырма остановил его:

- Я готов, поедем.

Гырма знал, что поиски не пройдут без его участия, потому что малочис­ленная милиция и чекисты области разбирали одновременно десятки по­добных дел. И сил на каждое новое у них просто не оставалось. А местность вокруг Коне-Порсы была как бы не­гласно закреплена за ним. Но без офи­циального приглашения со стороны потерпевших или властей следопыт за расследование не брался.

Осмотр места, где был привязан конь, занял немного времени. Все тот же наглый почерк грабителей: собака убита выстрелом из карабина ворота широко раскрыты, постромки уверен­но перерезаны. Конокрадством зани­мались и кочующие по Средней Азии цыгане, но те обставляли исчезнове­ние таким образом, чтобы у хозяев пропажи создавалось впечатление о неожиданно выросших у ло­шади крыльях.

Дорог было две. Одна вела к рай­центру, другая — к пристани Лавак на Амударье. Следопыт и Нарбай, во­оруженный именным маузером, повернули коней в сторону реки. На­рбай был тоже не из говорливых, но считал неудобным ехать все время молча. Он рассказывал об аульных делах, о борьбе с саранчой, которая за­кончилась успешно. Затем о самосож­жении девушки, назвав ее «несозна­тельным элементом», на что Гырма буркнул, что люди сжигают себя как раз очень даже сознательно. Беседа оборвалась. Теперь, чтобы скрыть не­ловкость, заговорил Егенмет:

- Гаракчы (разбойник) был один. Вот здесь он отдыхал, а затем к нему подъехал другой, и дальше они отпра­вились вместе...

Гырма искоса взглянул на своего спутника. Движения у Нарбая были тяжелые, бычьи. Не зря его зовут Окузом, то есть быком. Такой шутя об­хватит так, что косточки затрещат. Рядом с ним следопыт казался тростинкой.

Вдоль реки ехали часа полтора, за­тем повернули от нее к селу. Здесь была усадьба колхоза «Интернацио­нал». Председатель хозяйства Джемек Хандурдыев был в правлении. Он что-то внушал бригадиру хлопкоро­бов, но, увидев прибывших, широко раскинул руки:

- Не ожидал, не ожидал таких гос­тей. Как благополучие и здоровье родных?

Смешливая нарядчица в красной косынке, словно сошедшая с газетных плакатов того времени, принесла чай. Председатель порылся в сейфе, доставая «подушечки» - мучнисто-белые конфеты. Когда узнал, что следы во­ров привели в его колхоз, он высказал догадку, что не иначе, как им придется ехать в Совет-Яб, где находился дом Однору­кого Бешима.

- Громко говоришь, башлык[2], - предупредил Нарбай Окуз, - как бы не улизнул разбойник. И у стен есть уши.

Все почему-то оглянулись. Насту­пило неловкое молчание. Чтобы нару­шить его, Джемек вызвался прово­дить.

Село надо было обогнуть со сторо­ны, где у речки виднелось большое ко­лесо черпалки. С помощью быков братья-разбойники Бешим и Мерет поднимали воду для своего канала. Судя по этому дорогому приспособле­нию, по размерам усадьбы, было ясно, что они из байской семьи. При таком достатке трудись, нанимай батраков, богатей! Неужели надо еще грабить?

Долго подступались власти к брать­ям, да никак не могли застать их дома. Испуганные соплеменники все время упреждали появление наряда милиции или чекистов. И братья ускольза­ли. Не надеялся на удачу и наш небо­льшой отряд. Когда увидели Однору­кого Бешима у дувала, даже опешили.

Бешим оправдывал свое прозвище. Был могуч и безобразен. Необъятный в плечах, огромная ручища, мясистое самоуверенное лицо палача с круп­ным, как картошка, носом, мокрыми губами и... одним глазом. Второй был изуродован в стычках, и это придава­ло ему вид закоренелого бандита. При виде группы Бешим осклабил­ся, изобразив учтивого и радушного крестьянина. Крикнул жене:

- Дорогим гостям — чай!

Все нехотя спешились. Обы­чаи есть обычаи.

Однако, чаепития не получилось. Егенмет заметил, как метнулась ку­да-то жена Бешима. А тот, словно ожидая нападения, застыл в напря­жении у столба, поддерживающего крышу гостевого эйвана.

—Ты убийца и вор! — крикнул Нарбай Окуз, и эти слова послужили сигналом к началу захвата. Стычка была короткой. Если бы не оружие в руках прибывших Однорукий Бешим, возможно, и улизнул бы, но од­на его рука против троих крепких мужчин решила исход борьбы. Через несколько минут разбойник был при­вязан к столбу собственного дома.

«Группа захвата» ликовала. Еще бы: грозный, беспощадный насильник в их руках! Но как, с чем связать этот конкретный правовой шаг? Гырма вы­скочил на улицу, вспомнив о стран­ном поведении жены бандита. Нашел женщину за домом, у арыка: она осво­бождала патронташ от содержимого, выбрасывая патроны от английского карабина в воду. Испуганно вскрик­нула, заметив Следопыта, потом за­кричала:

- Это не наше, это я нашла! - Егенмет, не обращая внимания на причитания и всхлипывания, снял са­поги и, засучив брюки, полез в арык, шаря руками по дну. Торжествующая улыбка пробежала по лицу: он нащупал и вытащил английскую винтовку. Сразу стало легче от мысли, что най­дено самое серьезное вещественное доказательство вины Однорукого пе­ред законом. Позже, во время обыска, в доме было найдено награбленное: украшения, посуда и многое другое, что было отнято у людей вместе с их жизнью. У столба извивался в бесси­лии Бешим. Он что-то пытался крик­нуть. но ему мешал кляп. Егенмет вы­разительно посмотрел на Нарбая, и они быстро вышли к воротам усадьбы. И вовремя: в проеме, держа в руках такую же английскую винтовку, по­казался Мерет — брат задержанного разбойника.

Егенмета-следопыта знали в округе и уважали не только за природную способность читать следы и распуты­вать их, но и за очень меткую стрель­бу. Не зря он слыл мергеном. Поэто­му, завидев знаменитого челове­ка, Мерет даже и не попытался всту­пить в борьбу. Он был сметливее и хитрее брата, поэтому отбросил вин­товку и поднял руки.

- Попались, - с сожалением бор­мотал он, когда ему закручивали ве­ревку на руках за спиной. - Попа­лись...

Солнце клонилось к горизонту. Арестованных решили отправить в Тахиаташ — ближайший поселок. Об украденном коне поговорили корот­ко: братья отказались признаться в его похищении. Егенмет чувствовал, что продолжение этой истории еще впереди, и будет оно неожиданным.

ДЕЙСТВИТЕЛЬНО, вскоре выяснилось, что Мерет сумел сбе­жать при этапировании в Дашховуз. На это он был мастак. А еще некото­рое время спустя на Дашховузском базаре Нарбай увидел коня своего от­ца. Небольшая засада — и снова раз­бойник Мерет в руках властей. На этот раз его охраняли несколько человек.

Но он опять ускользнул, попро­сившись по нужде в милицейскую уборную. Когда конвой через полчаса открыл дверь, изумлению охранников не было предела: за туалетом следили, не отводя глаз, а преступника в нем не оказалось. Возмущенное начальство грозило всем расстрелом. Тогда кто-то надо­умил вновь обратиться к следопыту за помощью. Оцепили злосчастное неказистое отхожее место, привели Гырму.

Осмотрев место исчезновения, сле­допыт презрительно хмыкнул и по­шел к своему коню.

- Куда ты, Егенмет? — окликнул его начальник облуправления НКВД.

- Домой! Здесь делать больше не­чего. И расстреливать никого не надо.

- А где же Мерет?

- Очистите выгребную яму. Он там, в дерьме! Дерьму дерьмовая смерть.

















КОВАРНАЯ ЖЕНЩИНА



ЗДАНИЕ областного суда в Дашховузе в конце 50-х годов нахо­дилось в небольшом здании в центре этого старого глинобитного городка. Но с раннего октябрьского утра сюда потянулись люди: должен состояться суд над пойманным разбойником Мухамеджаном, имя которого обросло самыми противоречивыми легендами.

Сам он происходил из знатной семьи хорезмских шахов. Но к тому времени об этой стороне его биографии мало кто знал, а кто дога­дывался, помалкивал до поры до вре­мени. Скрыв свое происхождение, этот человек сумел войти в доверие окружного руководства и стать заве­дующим одного из ведущих отделов органов власти области. Сам по себе он был статен и красив, удачлив и смел. Не одна девушка вздыхала по нему, а во время войны некоторые вдовы пытались дать ему приют и ла­ску. Но в середине войны не спасла его броня, и он отбыл на фронт.

После победы его ждали домой, но что-то случилось в части, раскварти­рованной в одной из западных стран. По одним сведениям он в ссоре застре­лил командира роты, по другим— на него вышла разведка американцев и дала ему какое-то задание. Как бы там ни было, он вернулся сначала как по­бедитель, а когда на него в местные органы НКВД пришла ориентировка, Мухамеджан уже гулял по пустын­ным просторам Каракумов. У него ока­залось несколько автоматов Калаш­никова, пистолеты, гранаты. Через полгода к нему примкнуло несколько человек из ранее разбитых басмаче­ских банд, скитавшихся все эти годы по дальним колодцам пустыни, и на­чалась противоречивая слава разбой­ника Мухамеджана.

Ум и природная хитрость подсказы­вали разбойнику свой стиль хозяйни­чанья в этих краях. 0собого секрета нет в том, что среди областных, рай­онных руководителей, среди предсе­дателей колхозов и директоров совхо­зов попадались такие, кто грел руки на народном достоянии, кто был не­справедлив, жаден, корыстен и охоч до красивых женщин. Вот таких-то высокопоставленных “выдвиженцев” и из­брал Мухамеджан объектом своих на­падений. Оказывается, он был когда-то прилежным учеником и хорошо ус­воил произведение Пушкина «Дуб­ровский». Эдаким благородным раз­бойником захотелось стать и ему. И не безуспешно. Был хорошенько избит первый драчун и матершинник, пред­седатель колхоза Аманбаев, дом кото­рого неожиданно сгорел во время эк­зекуции над ним самим. Оказался вываленным в дегте и куриных перьях жадный заготовитель Сапарбай, был ограблен и посажен на осла лицом к хвосту руководитель общепита одного из районов...

Впрочем, Мухамеджан не стеснял­ся в выборе жертв. Ему ничего не стоило отобрать и у бедного человека коня, а если тот еще и сопротивлялся, то тут же был проучен плеткой или выстрелом из пистолета. Да и его сподручные не церемонились, добы­вая себе пропитание: угоняли скот, отнимали муку. нападали на бахчи и огороды.

Чем больше входил в силу Муха­меджан, тем сильнее нервничало ок­ружное начальство, снаряжая не один специальный отряд на поимку разбой­ника. Но он всегда уходил из любой засады живым и невредимым. Оче­видцы рассказывали, как окружен­ный со всех сторон Мухамеджан выез­жал в круг кольца, и ни одна пуля не брала его, а люди, подчиняясь его взгляду, вдруг расступались и давали ему дорогу. Мухамеджан с диким хо­хотом покидал оцепление, а людей от его голоса пробирал мороз по коже.

Тактика разбойных нападении у бандита была своеобразной. Сегодня он нападал на левом берегу Амударьи, а завтра слухи о его нападении уже ходили по правобережью. Удивитель­но было то, что следов его коня никто не мог обнаружить. Говорили, что, убегая от погони, Мухамеджан вхо­дил в густые тугаи, забирался на дере­во, спрыгивал на огромного дикого ка­бана, н тот нес человека сломя голову через весь прибрежный лес.

Все эти россказни изрядно надоели как в Дашховузе, так и в Ашгабате. Наконец к 1947 году был прислан спе­циальный небольшой отряд для поим­ки «благородного» разбойника, пото­му что высокое начальство в Москве уже высмеяло ашгабатских энквэдэшников и пригрозило разобраться на месте. Что это означало, было ясно и младенцу.

Надо сказать, что дела v присланно­го отряда шли неважно. Не зная мест­ности и не учитывая глубокой симпа­тии к «благородному» разбойнику со стороны жителей, особенно там. где царили несправедливость и притесне­ния «во имя блага народа», оператив­ники не находили следов Мухамеджана и потому стали хватать невинных людей по первому подозрению в соу­частии или укрывательстве.

СВИДЕТЕЛЬ Егенмет- следопыт ожидал вызова в суд. Сидя под виноградником у здания суда, он ду­мал о том, как народ воспримет его рассказ о поимке разбойника. Умуд­ренный жизнью Гырма не тешил себя иллюзиями, что будет создано много­томное дело по обвинению Мухамеджана. Над другим разбойником та­кого открытого суда не не могло быть. Здесь было важно раскрыть классо­вую подоплеку разбойных действий, припугнуть сочувствующих. «Если выслушают, - вздохнул Егенмет,- бу­ду говорить как оно было на самом деле. За правду народ меня не осудит».

Встреча Егенмета со знаменитым разбойником состоялась cpaзу же по­сле войны. Следопыт долго бродил в тугаях, разыскивая логово волков, чтобы взять щенка для чабанов. Его давнишний знакомый чабан Шабай воспитывал волчат, и те оказывались самыми верными охранниками стада, отпугивая волков. В тугаях Мисгината и наткнулся Гырма на человека с оружием, стоящим к нему спиной.

- Эй, - окликнул его следопыт. Человек резко развернулся, явно готовый пальнуть из автомата по сле­допыту. Но, с уважением посмотрев на нацеленную на него английскую винтовку, подаренную Муразовским, опустил оружие.

- Да ты никак Егенмет? - спросил звонким, молодым голосом человек, которому на вид можно было дать за сорок лет. Был он прекрасно сложен и быстр в движениях. На губах застыла усмешка сильного и уверенного в себе хозяина.

- А ты, как я понял, тот самый Мухамеджан?

- Которого никак нс поймают со­ветские ублюдки. Ну, как, стреляться будем, мерген, или мирно разой­демся?

- Сам бы пошел и сдался, Мухамеджан. Грабить людей нехорошо.

- Я слышал о тебе, как о честном человеке, Гырма. Хотя ты не одного из джигитов Каракумов выследил и сдал властям...

- Для кого они джигиты, а для кого убийцы и грабители!

- Ладно, у каждого свой путь в жиз­ни. Я бы должен убить тебя здесь, Гырма, потому что знаю, что ты ста­нешь моей погибелью. Но от волн всевышнего не уйти...

Голос Мухамеджана неожиданно стал обволакивающим сознание. Егенмет смотрел в глаза разбойнику и не мог понять, что с ним вдруг случи­лись: какая-то сила сковала руки. А затем наступило затмение, и Егенмет очнулся один на один с тугаями. Он встряхнул головой. Да, не зря расска­зывают про силу внушения этого раз­бойника.

Прошло четыре года. Люди из ми­лиции вновь обратились за помощью к знаменитому следопыту. И привели его к дому, откуда ранним утром ускакал Мухамеджан, вырвавшись из ок­ружения. Егенмет внимательно ос­мотрел все вокруг. Следов бестолко­вой суеты было много. Пришлось ос­матривать копыта всех лошадей, на которых были всадники из окруже­ния. Но вот, наконец, один незнако­мый след. Подковки на задних копы­тах были сделаны кузнецом из Васа. Мастер кузнечного дела знаменитый Худаяр-уста делал более выпуклый рельеф и стачивались его изделия дольше, чем у других кузнецов. Да и металл у Худаяра-уста прочнее. Люди с достатком обращались к этому куз­нецу.

-По этому следу и пойдем, - ска­зал Егенмет начальнику спецотряда НКВД Шамсутдинову. - Но вы не до­лжны опережать меня.

Засада построилась в цепочку и ти­хим шагом вышла из поселка Йыланлы, круто повернув от крайнего дома на запад, в сторону Акдепе. Причем сразу же отряд перешел на быстрый бег, повторяя темп движения усколь­знувшего разбойника. Но уже за Ак­депе, часа через два после выхода из Йыланлы, показались первые барха­ны. Егенмет поднял руку. Отряд оста­новился. Следопыт приказал всем спешиться и рассредоточиться. Затем он вместе с начальником и его заме­стителем взял влево и стал обходить пологий склон сыпучего холма. Гырма сказал, чтобы сопровождающие шли, прикрывшись лошадьми со стороны бархана. Но Шамсутдинов поступил по-своему: он подал бойцам знак об­ходить с правой стороны, а сам наизго­товку с огромным маузером вскочил на коня. В это же мгновение из-за бар­хана раздался выстрел, и Шамсутди­нов кувыркнулся на землю. Замести­тель начальника бросился к своему командиру, а бойцы, посланные в об­ход, застрочили беспорядочно в сторо­ну бархана. Но вдруг прекратили стрельбу, потому что послышался гро­моподобный хохот:

- Вам меня не поймать, жалкое во­ронье! А ты, Гырма, уходи! Предуп­реждаю: буду стрелять!

Заместитель начальника команди­ра молодой казах Егенбаев вскинулся мстить за своего начальника. Но и он был метким выстрелом сражен и скор­чился на земле от боли, пуля попала в живот.

Егенмета разозлила глупость этих людей, не подчинившихся его предуп­реждениям. Но и действия Мухамеджана были предельно оскорбительны­ми. Он вскочил .на своего Азата и тут же, скользнув ему под брюхо, выстре­лил из-под коня в сторону бархана, туда, где острый глаз заметил небо­льшую пыльцу, взвихрившуюся от выстрела противника. А Азат уже не­сся галопом по склону 'бархана, инс­тинктивно выбирая темные островки мелкого тальника и тамариска, кото­рые создавали плотную опору для ко­пыт. Вверх по зыбучему песку идти было бесполезно. Прикрываясь пра­вым боком скакуна, Егенмет, легкий и цепко державшийся на сильном хо­ду. изловчился вновь выстрелить по пыльной змейке. Глухой вскрик под­твердил точность попадания. Бойцы снова подняли стрельбу.

Чья пуля попала в Азата — трудно было сказать. Он вдруг на полном хо­ду уперся передними ногами и свалил­ся на песок, увлекая за собой седока. II снова выстрел. Он принес с собой что-то раскаленное, обжигающее правое плечо. Но это еще была горяч­ка боя. Егенмету показалось, что про­шли мгновения, пока он высвободился из-под коня, как побежал по склону вверх, как вновь упал на простреленное плечо, и тут уже его пронзила такая боль, что он потерял сознание.

На чужом коне, за спиной бойца он возвращался домой. Пуля прошла на вылет, не задев кости и Егенмет стре­мился домой, он знал, как унять боль, и сейчас внушал себе видимость потери чувствительности у места ранения. Горестно вздыхая над бездарно погибшими ру­ководителями, над сорванной опера­цией.

...Через три месяца он был в засаде у дома очередной любовницы Мухамеджана. Единственным его условием новому руководителю операции было то, чтобы рядом не было ни одного бойца.

Пришла полночь. Егенмет выбрал позицию у дувала, как раз наискосок от входной двери. Чуть рядом распо­ложилась собака. Это грозное на вид животное даже не открыло пасти, уви­дев направленный прямо в зрачки взгляд следопыта. Собака предатель­ски заскулила и ползком стала при­ближаться к Егенмету, повиливая униженно хвостом.

Следопыт горько усмехнулся. Он прошелся по шерсти собаки ладонью. и та притихла, войдя в блаженное со­стояние сна.

На небе сверкали мириады звезд. Егенмет пристально взглянул на это скопище золотых блестящих украше­ний на куполе ночи и поразился ни­кчемности своего нынешнего занятия. Он, здоровый мужчина, лежит на зем­ле, ожидая другого такого же здорового человека, которому сейчас раздава­ла ласки коварная красивая женщи­на, которую сломили на допросе в НКВД. Он знал, что после этой засады и ее выселят из Туркменистана, и она кончит свои дни где-то на холоде, под завывание вьюги. Ради чего все это? Почему Мухамеджан стал таким? И почему именно ему, Егенмету, доста­лась такая участь выслеживать и ло­вить негодяев? Почему такое мощное государство оказалось бессильным поймать одного человека?

Но вот звезды начали блекнуть. Скрипнула где-то в доме внутренняя дверь. Егенмет насторожился, в нем моментально произошло внутреннее перераспределение сил. Слух и взгляд обострились. Руки сжали винтовку

Звякнул запор, отодвигаемый с предельной осторожностью. Затем в проеме раскрытой двери показался силуэт женщины. Но она отступила вглубь, и на пороге появился Муха­меджан. Он застыл, затем сделал не­сколько шагов по скрипучим полови­цам веранды. И снова замер.

И здесь уже Егенмет тихо и властно сказал:

- Ни с места, иначе пуля будет в твоем сердце! Я — Егенмет.

Мухамеджан знал цену этим сло­вам. Он медленно поднял руку, разра­зившись тихой бранью в адрес ковар­ной женщины, скользнувшей в глубь дома:

- Продажная гадина! Змея! Тварь. они и тебя не пощадят...

- Вперед, к калитке! - приказал следопыт.

Они вышли, двое мужчин, на ули­цу, навстречу поднявшемуся оцепле­нию. Люди в' страхе перед разбойни­ком держали наизготовку свои вин­товки и карабины, готовые при малейшем движении Мухамеджана спустить курки. Следопыт знал, что в этом случае и он может быть убит. Он знал, что в порыве мести Мухамеджан может шарахнуться в его сторону. Разбойник, как будто читая его мыс­ли, шепнул:

- Живи, Гырма...



Суд над Мухамеджаном действительно был коротким. Следо­пыт прошел как незначительный сви­детель, словно каким-то образом случайно оказавшийся на месте ареста. Подсудимый отрешенно слушал xoд судебного разбирательства, но когда услышал, какую незаметную роль от­вели его пленителю, усмехнулся и громко сказал:

- Так бы я вам и дался, не будь ря­дом Гырмы!









СОРОК КРАСАВИЦ



РЫЖЕВАТОГО вестового из милиции на такой же рыжей кобыле Егенмет заметил, когда тот замаячил за кроной густых деревьев на краю села, где строился очередной дом.

Милиционер спешился и попросил следопыта отойти в сторону.

- Беда, Егенмет-изчи, - зашептал он, - банк в райцентре ограбили. Убит милиционер из ночной смены. В области уже знают и требуют немедленной поимки пяти грабителей.

- Вот как, - улыбнулся Гырма в свои усы, - даже знают, сколько было нападавших? А что сами-то не бросятся в погоню?

- Вам шутить, уважаемый, а ловить некому. Следователь топчется в банке и все повторяет: два мешка денег, два мешка денег…

- А что можно купить на эти деньги? - спросил Егенмет, хитровато прищурясь.

- Даже не знаю. Много. Ну, корову с телятами, баранов там, кетмень… Нет, два кетменя…

- Эх, ты, кетмень! Кто грабит банк, лопаты не покупает.

В райотделе милиции следопыту представили нового следователя прокуратуры Мухаммеда Гаипова. Тридцатилетний мужчина из фронтовых разведчиков.

- Понимаете, Егенмет- ага, два мешка денег! Вся районная выручка за месяц. Следили за банком, знали, когда напасть.

Лучи полуденного солнца косо падали сквозь зарешеченные окна небольшого кирпичного здания. У порога банка лежал в крови тот милиционер из ночной охраны. Он был убит ножом прямо в сердце. Бедняга, по-видимому, даже испугаться не успел, когда его ударили в грудь большим тесаком.

В глубине второй комнаты стоял настежь открытый сейф. Невероятно, как уместились в нем два мешка. Замок разворочен притянутой на проволоке гранатой.

Начальник милиции и его заместитель с интересом следили за действиями Гырмы. Но в помещении его уже ничего не интересовало, и он быстрым шагом вышел на улицу, старясь не глядеть на ярко освещенные места.

Увидев у двери обилие следов, Гырма съязвил:

- Похоже, здесь побывал целый полк следователей.

Но вот он метнул взгляд на первое окно банка, заметив на его наружном подоконнике что-то интересное. Молодой следователь ринулся за ним:

- Что там, Егенмет-изчи?

След сапога. Кто-то из грабителей, видимо, подъехав на коне, оперся или оттолкнулся от окна.

- И правда, теперь вижу след. Как я его сам не заметил? Сапог недолгой носки, вон как отпечатались контуры шипов! Судя по ширине – размер – 44-й. Прав ли я?

Егенмет внимательно посмотрел на новенького и поощрительно кивнул головой:

- Вы наблюдательны, молодой человек. И каковы выводы о внешности этого человека?

- Судя по размеру сапога, это – крепкий, физически развитый человек, роста не меньше 170 сантиметров, веса не меньше 70 килограммов…

- Думаю, что вес у него был около 90 килограммов, - поправил следователя Гырма.

- Почему, разве след сапога и это говорит?

- Нет, я сужу по следу сильно вдавленного заднего копыта его коня. Оно как раз находилось тогда под седоком…

Мухаммед только развел руками.

Он еще что-то долго говорил, но Егенмет уже тронул своего коня. На ходу он обратился к начальнику милиции:

- Дайте нам с собой еще того рыжего вестового, что за мной приезжал. В сопровождение.

- Рыжие все портят, - засмеялся начальник, - а когда приведешь к нам бандитов?

- Не знаю. Но если в ближайшие дни их не доставят сюда связанными, то дело считайте безнадежным…

- За тобой, Егенмет, вроде бы никогда не числилось таких проигрышей.

Гырма не стал слушать, он кивнул головой рыжему милиционеру, и тот тронулся вслед за следопытом.

Следы привели в село Дышкы.

- Правильно едете, аксакал, - одобрил выбранный путь следователь, здесь живет известный вор Какабай-бала.

- Вот именно, известный вор, а не убийца, - сердито отрезал Егенмет.

В Дышкы Гырму встречали с почетом и уважением, предлагали остановиться на ночь, но следопыт вежливо отказался и небольшая группа двинулась дальше.

Они миновали дом Какабая-бала к великому неудовольствию рыжего вестового. Тот считал дело ясным и с неохотой, ворча, следовал за Егенметом

Осталось позади и село Харазчи, показались дома аула Ёмик. Но и здесь всадники не остановились, а направились прямо к мосту Жендара, перекинутого через арну[3] Гылычбая и уткнулись в бывший Ханский тракт. Однако невидимые почти следы вели в центр большой лужи, чему следопыт довольно улыбнулся: отпечатки лошадиных копыт по выходе из болотца стали похожими на прекрасные слепки, богато рассказывающие как о самих животных, так и об их ездоках. Заметив на себе взгляд следователя, Гырма пояснил свою улыбку:

- Их было трое. О том, коренастом, мы уже знаем, двое других были полегче. У одного из них лошадь явно не своя – или украденная, или взятая на время. Это заметно по ее шараханьям: не привыкла к ездоку. Второй…

Следопыт задумчиво посмотрел вперед, оглянулся на рыжего сопровождающего:

- Послушай, друг, едем вместе, а я тебя, вроде, не знаю. И имени твоего не спросил. Со мной так редко бывает.

- Бегенчбай я. Сын пастуха Дурдыбая из Чуйрук-кала.

Гырма досадливо хлопнул себя по лбу:

- Вах-вах, как же я опростоволосился! Ну как же, пастуха такого я знаю. И видел лет десять назад его сыновей. Один из них был немного рыжим. А это, оказывается, ты! Вот второго я уже, наверное, не вспомню.

- Мой брат тоже работник милиции, - почему-то угрюмо сказал рыжий. – Его зовут Зерипбеком.

- Так это тот, у которого на левой ноге был глубокий шрам… Ну, допустим, от кетменя?

Рыжий милиционер встрепенулся. В его глазах проскочил огонек недовольства, а следопыт, как ни в чем не бывало продолжал:

- Вот второй спутник того толстяка двигался на очень дисциплинированной лошади, прошедшей строевую выучку. И, если внимательно присмотреться, то можно заметить с левой стороны хода его лошади выпадающие волоски. Словно человек сильно прижимал ее бок левой ногой, побывавшей в переделке.

Рыжий милиционер вдруг резко хлестнул свою лошадь и вырвался вперед шагов на пятьдесят, затем, словно одумавшись, осадил животное. Егенмет самому себе одобрительно кивнул головой.

Крепость Болдумсаз виднелась на юго-западе. Следы вели к широко известному кладбищу Арык-Ишан-Баба. Здесь, судя по характеру отпечатков, всадники привязали лошадей к толстой иве и вошли в мечеть. В метжите они отдохнули и снова двинулись в путь. Сегодня, в пятницу, была саадака. На следопыта и его спутников, похоже, не обратили особого внимания, так как люди были заняты святым делом. Сам же Гырма посчитал невежливым и оскорбительным задавать какие бы то ни были вопросы на интересующие розыск тему. И они снова тронулись в путь.

Егенмет, похоже, увлекся погоней так, что почти не обращал внимания на сопровождавших. Они, несмотря на выучку, стали выдыхаться, но старались не показывать вида. И только поздно вечером, у пристани Мангит, после преодоления подъема на возвышенность Губадаг, Гырма сочувственно посмотрел на своих спутников:

- Решено, едем в чайхану. Уж мимо нее никто здесь не проходит.

Приезд знаменитого следопыта и представителей органов явно не обрадовал толстого чайханщика Шакулибека. Он подобострастно встал перед прибывшими и, стараясь как можно радушнее улыбаться, пригласил их не на веранду своего заведения, а в дом, в небольшую, но уютную комнату для гостей. Здесь чинно представились друг другу. Следопыт сказал:

- Дорогой хозяин, извини, что вмешиваюсь в твои дела, но недавно у тебя были гости. Нам важно знать, куда они поехали дальше?

- Да, да, это мои дальние родственники наезжали.

- Богатый ты человек, - не унимался Егенмет, - если дальних родственников встречаешь так по-царски!

Он выдержал паузу и добавил с явной издевкой, сквозь которую прорывался гнев:

- Здесь, судя по запаху, гости твои угощались отменным терьяком[4]…

Чайханщик, казалось, вот-вот упадет в обморок.

- И специально вызволили из садка двух сомов… Это очень дорого по нынешним временам.

Шакулибек инстинктивно схватился за сердце, но, как всегда бывает у изворотливых людей, быстро взял себя в руки:

- Да, я уже слышал, что люди говорят об ограблении банка. Сюда вести доходят быстро: переправа! Я же знал, что без вас, уважаемый Егенмет-ага, дело не обойдется.

Ужин и трудная дорога сделали свое дело. Егенмет и сопровождающие его быстро легли спать.

“Все верно, и “гости” и терьяк. Но откуда взял Гырма сомов из садка? Надо бы завтра спросить. Да, очень интересный и умный человек этот Егенмет! – подумал следователь прокуратуры и уснул.

Но утром ему было не до этих вопросов: они не обнаружили ни гостеприимного чайханщика, ни… рыжего милиционера.


Чайхана стояла в несколь­ких десятках метров от реки, спуск к воде был крутым. Преследователям грабителей банка после исчезновения чайханщика и милиционера, казалось, было не до красот, окружавших их на этом кру­том берегу Амударьи. Ближе к переправе спуск к воде становился бо­лее пологим, дорога к парому прорывалась сквозь густые заросли тамариска. Дальше начинались тугаи[5].

Myхаммед Гаипов, следо­ватель прокуратуры, пере­ключаясь на мучавшие его с ран­него утра мысли, сказал:

- Сбежал чайханщик. Это вроде понятно. Но милицио­нер? Почему предал он?

- Я не уверен, что он преда­тель. Врагом власти стал его брат. Ночью я слышал, как наш рыжий уходил.

- И вы его не остановили?

- Зачем? Ему есть что ска­зать Зерипбеку...Поехали, они ждать не будут.

Но их ждали. Слухи о при­бытии знаменитого следопы­та взбудоражили людей. Ка­питан парохода, коренастый мужчина с окладистой боро­дой, какую носили уральские староверы, обосновавшиеся с давних пор в Нукусе, покури­вал трубку. Когда Гырма подъехал к судну, он привет­ливо махнул рукой:

- Салам, яшули!

Егенмет спешился, отдал поводья следователю, а сам поднялся на колесный пароход, протис­нулся на капитанский мос­тик. Зрители с парома виде­ли, как они обнялись, словно давнишние друзья.

- Салам, Чувиль!

Капитан Василий Чувилёв улыбнулся:

- Кого потерял, Гырма?

- Два мешка.

- Не буду спрашивать, с чем. А вот вчера были сомнительные людишки с грузом на пароме, но держались тихо, словно арестованные. С ними был милиционер.

- А не заметил ли ночью лодки или плота?

- Видел около полуночи, как толстячок один заспешил на лодке на тот берег... А чуть позже всадник проскакал к дальнему броду. Опасный этот брод – метров семьдесят глубокой стремнины у право­го берега. Мы называем ее «Радостью утопленника».

Капитан пыхнул трубкой:

- Со мной или к своему серьезному на вид товарищу пойдешь? Надо отчаливать.

Следопыт легко сошел с па­рохода и перешел на баржу с многочисленными пассажи­рами. Знакомые обступили его, стали расспрашивать о новостях. Кто-то поднес ду­тар:

- Егенмет-изчи, просим, сыграйте. До того берега еще далеко…

На удивление многим, не знавшим Егенмета, они были поражены его сильным певческим голосом. Но больше их поразили слова незнакомой песни о закате в пустыне. Об очень метких и глубоких чертах, придавших природе такой одушевленный вид. Казалось, люди встретились с очень хорошо и по-доброму знакомым человеком.

Уже у берега следопыт закончил петь. Дав немного отойти людям, негромко спросил:

- Кто видел чайханщика?

Паромщик, пожилой речник, не спеша разматывал ве­ревку, чтобы бросить ее своему напарнику, застывшему в ожидании на берегу.

- Джума, —крикнул он бе­реговому лодочнику, - на твоей лодке перебрался чай- ханщик?

Джума поймал веревку, так же молча стал накручи­вать ее на причальный столбик. Минуты через две он громко сказал:

- Ночной гость попросил у меня коня и помчался к кре­пости Кырк-Гыз.

- Значит, нам туда? – спросил следователь, но ответа не получил на столь неприхотливый вопрос.

Через час езды они замети­ли вдалеке человека, сидяще­го на обочине дороги. Чуть поодаль пасся конь. Судя по размерам сидящего, угадывался толстый чайханщик. Завидев своих вчерашних гостей, он бросился на землю, встал на колени:

- Егенмет-ага, прости! Шайтан попутал, когда узнал про деньги.

- Встань? - с презрением приказал Гырма. Встань, че­ловек! Садись на коня, по до­роге все расскажешь,

Они взяли чайханщика с двух сторон и тихим ходом продолжили поиски грабите­лей. О них-то и стал расска­зывать хозяин чайханы,

- Один из них мой дядя Ар­тык, который недавно вер­нулся из тюрьмы. Ему дали десять лет за нападение на за­готовителя. Когда он с други­ми приехал ко мне, я понял, что-то случилось...

- Шакули, не нужны твои впечатления, - сказал Гырма. - Кто был с ним? Берды-бай, твой племянник из Мангита? А с ним еще милицио­нер?

- Вай, вай, от вас ничего не скроется...Так оно и было.

- Как вел себя милицио­нер?

- Он был мрачным и все скрипел зубам. Мой дядя да­же засмеялся: «Зерипбек, ты как девушка перед выданьем за старика. На, потяни дымок... Смейся, пока!»

- Ты знал, что они ограби­ли банк?- спросил следова­тель.

- Нет, нет,- запричитал чайханщик,- но я видел, что дядя и племянник довольны, что у каждой лошади по два хурджуна, которые сняли я внесли в дом. Артык тогда по­шутил: “Дважды два четыре. А все равно — два!”

Следователь посмотрел на Егенмета:

- Похоже, они переложили деньги.

- Почему ты поехал этой дорогой?- спросил Гырма.

- Артык сказал, что надо надежно спрятать груз. А пле­мянник предложил отвезти его к сорока красавицам[6]. Я понял, что это та крепость.

Солнце уже было в зени­те, когда показалась величе­ственная Кырк-Гыз-кала. Посовещались и решили схо­ду идти на штурм предполагаемого логова разбойников. И вдруг чайханщик встрепе­нулся и предложил:

- Пустите меня одного. Я попытаюсь уговорить их сдаться. Только назову ваше имя, Егенмет-ага, как они сложат оружие.

И потянулись минуты ожи­дания. Егенмет хмуро глядел под моги и уже был готов рвануть за узды своего коня, как из крепости выехал всадник. Они узнали в нем рыжего ми­лиционера. Он махнул рукой. как бы приглашая бывших своих спутников приблизить­ся к нему. Как тут было Егенмету и следователю не схва­титься за оружие. Они тронули коней. Рыжий повернулся и медленно пересек ворота, за ним въехали и наши пресле­дователи. И сразу же картина прояснилась.

У северной внутренней сте­ны находились три человека. Один крупный, с огромными сапожищами, вероятно Артык, лежал накрытый его же, развернутым кушаком. Егенмет приподнял платок и увидел оскаленный взгляд мертвого человека. Рядом сидел связанный племянник чайханщика, затравленно на­блюдавший за приближением новых людей. Чуть поодаль стонал милиционер Зерипбек.

Рыжий заботливо нагнул­ся и поправил повязку на гру­ди, которая уже почти полностью пропиталась кровью. Зерипбек что-то прошептал

- Вас, следователь, - гром­ко позвал милиционер, Бегенчбай, - брат что-то хочет ска­зать.

- Не вините моего брата. Он здесь не причем. Это все я виноват, поддался на уговоры. Этот разбойник, - милиционер ткнул пальцем в сторону мертвеца, обещал дать мне на калым. Как здесь не согласиться, когда моя Акбиби не может соединиться со мной вот уже много лет. А когда одумался, то надо было встать на одну сторону. Я и встал. Запишите эти мои слова.

Раненый говорил уже с трудом. Но в последние для себя мгновения жизни он приподнялся и указывая взглядом на какой-то почти невидимый лаз в стене крепости, сказал:

- Деньги там.

И закрыл глаза.

- Да, все суета сует, - тихо сказал Егенмет, - но не это жизнь. Нет, не это.

Он посмотрел на затуманенное жаром пустыни небо и черты его лица сгладились, словно он увидел что-то очень важное и дорогое для себя.

Это было последнее его расследование.





--------------------------------------------------------------------------------

[1] Лопата (авт.) Здесь и далее прим. авторов.

[2] «Голова», в данном случае - председатель колхоза

3 Протока Амударьи

[4] Наркотическое средство.

[5] Густые прибрежные заросли, переходящие в низкий лес.

[6] “Кырк-Гыз” в переводе с туркменского означает «Сорок красавиц”