Яма и Маятник

Это рассказ об испанской инквизиции. Инквизиция была судебно-следственным органом католической церкви, который, во времена, описываемые в этом рассказе, обладал властью только в Испании. Работой суда было выявление и наказание людей, чьи религиозные убеждения и обычаи не сходились со взглядами католической церкви. Наказание часто было ужасно жестоким.

The Pit and the Pendulum, Edgar Allan Poe ЯМА И МАЯТНИК

После многочасового страдания, верёвки, которые стягивали меня, были развязаны, и мне было позволено сесть. Я почувствовал, что теряю сознание. Я услышал голоса судей, выносящих мне смертный приговор, и затем голоса угасли. Я видел чёрные платья чиновников и чёрные занавески зала. Бледные губы судей двигались: они предопределяли подробности моей смерти. Меня била дрожь, и я не слышал ни единого звука. Меня наполнило внезапное чувство тошноты, и в глазах помутилось. Затем ко мне пришла мысль, подобно глубокой музыкальной ноте, - мысль о том, что какой приятный покой должен быть там, в могиле.
На мгновение моё зрение несколько прояснилось, и я увидел поднимающихся и покидающих комнату судей; а потом наступила темнота, тишина и покой: я упал в обморок, но не в полный - в глубочайшем сне, в лихорадке, некоторая частичка сознания оставалась. Впоследствии я вспомнил, хотя не очень отчётливо, что меня подняли с моего места в зале суда; что высокие фигуры тащили меня, в безмолвии, вниз - вниз - и всё дальше вниз. Наконец, движение прекратилось, как будто те, кто нёс меня, не могли идти дальше. После этого, вспоминаю, было что-то плоское, холодное и сырое; а затем - страдание и сильный страх.
Внезапно ко мне вернулось ощущение движения и звук. Это было движение моего стучащего сердца и звук его биения в ушах. Сознание возвращалось, а чуть позже - и способность размышлять, - и страх снова вызвал дрожь во всём теле. Я вспомнил судебный процесс, судей, и затем свой обморок.
До сих пор я лежал на спине не открывая глаз. Я захотел определиться со своим истинным положением. Попробовал пошевелиться - это удалось: я не был связан. Я вытянул в сторону руку, и она упала на что-то сырое и жёсткое.
Мне захотелось осмотреться, но я пока не осмеливался открыть глаза, так как боялся, что окажется, что видеть совсем нечего. Поколебавшись некоторое время, я быстро открыл глаза. Меня окружала тьма. Казалось, что она давит на меня тяжким грузом. Где и в каком состоянии я сейчас пребывал? Это был вопрос, который меня больше всего беспокоил.

Многие узники, я знал, были публично казнены в день моего суда. Меня оставили до следующего жертвоприношения, которое может состояться через несколько месяцев?
И вдруг кровь с силой хлынула мне в голову от страшной мысли, и я затрепетал всем телом. Я поднялся и начал беспорядочно, вытянув руки, шарить во тьме во всех направлениях. Я не находил ничего. Я всё ещё не осмеливался сделать ни шага из-за страха, что буду остановлен стенами могилы. Меня прошиб пот, а на лице выступили большие холодные капли. Наконец набравшись мужества, я медленно двинулся вперёд, выставив перед собой руки. Я сделал много шагов, но ничего не почувствовал. Я задышал свободнее: если бы я был похоронен живым, то моя могила была бы меньше, чем эта.
Я продолжал очень медленно продвигаться дальше, пока мои руки не коснулись стены. Она была гладкой, холодной и слегка влажной. Я пошёл вдоль стены, и вскоре понял, что без определённой, зафиксированной точки начала движения, не смогу оценить размеры помещения. Я оторвал от своей тюремной одежды полосу ткани и положил её, во всю её длину, на пол, под прямым углом к стене, и снова начал движение по кругу. Пол был сырой и скользкий, и я, сделав не более дюжины шагов, упал плашмя вперёд. Так я пролежал несколько минут и почувствовал непреодолимое желание спать.

Я, должно быть, провалился в сон, так как проснувшись и протянув руку, обнаружил около себя хлеб и бутылку воды. Я энергично набросился на пищу. Через некоторое время я продолжил обход помещения, и проделав около полусотни шагов, наступил на свой лоскут ткани. Моя тюрьма, в таком случае, была около тридцати ярдов* по периметру, если два моих шага равнялись одному ярду. Естественно, владение этой информацией ничего не меняло - и определённо, не давало никакой надежды, - но любопытство подстрекало меня, и я решил пройти поперёк комнаты, чтобы получить представление о её форме. Я пошёл осторожно, так как пол был очень скользким. Я прошёл, возможно, около шести ярдов, когда упал снова. И почти сразу же почувствовал, лёжа плашмя на полу, что под моей головой не было ничего! В то же время я ощущал странный запах, похожий на запах прелых листьев. Я выставил руку и ужаснулся, обнаружив, что упал прямо на край круглой ямы. Мне под руку попался небольшой камешек, и я столкнул его в яму. Я слышал как он ударялся о стенки, и наконец, через несколько секунд, он бултыхнулся в воду. Вдруг надо мной сверкнул слабый проблеск света, и я услышал звук, как будто бы кто-то быстро открыл и закрыл дверь; а затем снова наступила темнота.

Теперь я знал какая мне была предназначена участь. Если бы я успел до своего падения сделать на один шаг больше, меня бы вскоре не было в живых. О смерти, которую я только что избежал, мне приходилось слышать из рассказов об инквизиции. Но я подсмеивался над подобными историями как над безумными и нереальными. Теперь я знал, что они были правдивыми. Инквизиция предлагала выбор смерти: можно было умереть испытывая сильные физические боли или с ужасными моральными страданиями. Смерть в яме наступала бы медленно, сопровождаясь умопомешательством.
Я отполз от ямы обратно к стене. С судорожным трепетом во всём теле, я представил ещё колодцы в разных местах комнаты и другие скрытые формы наказания. Эти мысли держали меня настороженным на протяжении нескольких часов; но в конце концов я снова уснул.
Когда я проснулся, то обнаружил около себя уже другую бутылку воды и хлеб. Я сразу же выпил воду, так как страдал от сильной жажды. Вода, должно быть, содержала снотворное - я всё время хотел спать, и не мог заставить себя держать глаза открытыми. Моё бесчувственное состояние длилось, вероятно, долгое время.

Когда я очнулся, то увидел, что моя тюрьма была залита ярким жёлтым светом, но откуда он шёл, было не ясно.
Комната была неправильной прямоугольной формы и приблизительно тех размеров, которые я прикидывал. Но стены были не каменными, как я предполагал, а железными или из какого-то другого металла, составленные из очень крупных плит. Вся поверхность этой металлической комнаты была разрисована ужасными фигурами чертей. Хотя их очертания были достаточно отчётливые, цвета, казалось, были потускневшими от сырости. Пол был каменным, в его центре находилась круглая яма, пасти которой я избежал. Это была единственная яма. Всё это я смог увидеть, только приложив большие усилия, так как моя позиция сильно изменилась во время последнего забытья. Теперь я лежал на спине, во всю длину, на низкой кровати, к которой я был крепко привязан чем-то типа ремня или ленты, позволяющей мне двигать только головой и нижней частью левой руки. Сбоку от меня, на полу, стояла тарелка с мясом. Воды не было, а я имел такую жажду, как никогда.
Я обратил взгляд наверх и исследовал потолок комнаты. Его высота была приблизительно 30 - 40 футов,* и он был тоже металлическим. Прямо надо мной, на одной из плит, была нарисована фигура Отца - Времени. Когда я взглянул первый раз на это изображение, я подумал, что фигура держит в своей руке большой маятник, какой бывает на старых часах. Но секундой позже маятник совершил незначительное движение, и я осознал, что он не является частью рисунка. Движение было коротким и медленным, из стороны в сторону.
Я понаблюдал за маятником ещё несколько минут, а затем переключил своё внимание на другие части комнаты.

Послышался небольшой шум, и я увидел на полу нескольких крупных крыс, направляющихся в мою сторону. Они появились из ямы, что распологалась справа от меня. Крысы продолжали появляться оттуда в большом количестве. С голодными глазами, они устремлялись к моей тарелке с мясом. Мне стоило больших усилий, чтобы отогнать их прочь.
Прошло около получаса, возможно, даже час, когда я опять взглянул на потолок. То, что я там увидел, удивило и смутило меня: амплитуда качания маятника возросла почти до ярда. И естественно, заметно увеличилась скорость его движения. Но что меня обеспокоило больше всего - это факт, что он ко мне приблизился!
Я увидел, что нижний конец маятника имеет вид лезвия из сверкающей стали в форме полумесяца. Концы лезвия были загнуты кверху, а нижний край казался острым, как бритва. Маятник выглядел массивным и тяжёлым. Он был закреплён на медном пруту и при каждом взмахе со свистом разрезал воздух. Теперь я уже ясно осознавал какая смерть мне была приготовлена дьяволами в человеческом облике от инквизиции. После того как я избежал падения в яму по чистой случайности, - я не был просто брошен в неё, а мне была уготована другая, полегче, смерть. Полегче! Меня бросало в дрожь, когда я об этом думал.
Имеет ли смысл рассказывать о долгих, долгих часах страдания, которые я перенёс, подсчитывая качания стального полотна?! Мало-помалу оно опускалось ниже. Движение вниз было необычайно медленным - только спустя несколько часов я смог заметить некоторое увеличение длины медного прута.

Прошли дни, должно быть, многие дни до того, когда лезвие маятника стало проноситься надо мной настолько близко, что я уже чувствовал его резкое дуновение. Запах заточенной стали обдавал меня волнами. Я умолял маятник дойти до меня быстрее. Я старался изо всех сил выгибаться кверху, к его острому краю, в то время когда он проходил надо мной поперёк моего тела. А потом внезапно я успокоился, и лежал улыбаясь сверкающей смерти, подобно ребёнку, который улыбается, глядя на какой-нибудь яркий драгоценный камень.
Через некоторое время я потерял сознание.

Когда я пришёл в себя, я почувствовал тошноту и слабость, и несмотря на свои страдания - чувство голода. С болезненным усилием я дотянулся до кусков мяса, лежавших на полу, сбоку от меня. Когда я поднёс один из них к губам, у меня промелькнула полуоформившаяся мысль с примесью радости и надежды.
Я постарался придать ей завершённую форму, но полностью её потерял. Долгое страдание отняло у меня почти всю способность мыслить. Поперечное по отношению к моему телу движение маятника проходило прямо над моим сердцем. Я, уже ни о чём не думая, просто наблюдал как полотно с высокой скоростью пролетало надо мной: медленно, но неизменно, оно опускалось ниже и ниже, - вправо - влево, - с ужасным свистом смерти, в трёх дюймах* от моей груди.
Сейчас амплитуда размаха маятника была очень широкой - около тридцати футов. Безуспешно попытавшись освободить свою левую руку, я просто лежал и поворачивал голову то вправо, то влево вслед движению маятника; то открывал глаза, то закрывал их, когда лезвие сверкало надо мной. Какое это было бы облегчение - умереть сейчас!

Внезапно, от отчаяния, на меня нашло полное спокойствие. Впервые после многих часов - или даже дней - я начал мыслить. Ремень, который связывал меня, был цельный, но ни одна из его частей не проходила через мою грудь. Надежды на то, что лезвие перережет ремень и освободит меня - не было. Если бы завязка могла быть в каком-нибудь месте разорвана, я бы смог быстро размотать её и соскользнуть с кровати. Но как уже страшно близко находилось лезвие! И как трудно было совершить под ним малейшее движение!
Вдруг ко мне вернулась та, ранее незавершённая, с примесью надежды, мысль. Только теперь она предстала предо мной в ясном виде, хотя и казалась всё же безрассудной.
Я сразу же приступил к её реализации, чтобы избежать смерти. Моими спасителями могли стать...крысы. Моя кровать на протяжении многих часов находилась в окружении крыс. Они были голодными и наглыми, и они сожрали, за то короткое время пока я был без сознания, почти всё мясо с тарелки.

В течение долгого времени я продолжал шевелить левой рукой отгоняя их прочь, и многие из них кусали меня за пальцы стараясь добраться до тарелки. Я знал, что если бы я лежал неподвижно, то они бы набросились на меня. Я взял с тарелки последние кусочки жирного мяса и начал тщательно смазывать ими ремень повсюду, докуда я только мог дотянуться. Затем, положив руку на кровать, я замер. Через мгновение несколько самых наглых крыс забрались ко мне на кровать и начали обнюхивать ремень. Это послужило сигналом к общему стремительному броску. Они появлялись из ямы в новых количествах и взбирались на кровать - я был покрыт сотнями крыс. Движение маятника их совершенно не волновало: они ловко от него уклонялись и грызли завязку в тех местах, которые я натёр мясом. Они давили на меня - я чувствовал их холодные губы напротив своих - я едва мог дышать под их весом - меня переполняло чувство отвращения.

Через минуту я почувствовал ослабление ремня. Я был уверен, что он должен быть разорван более, чем в одном месте. Полный решимости, я продолжал лежать спокойно.
Я не ошибся в своих расчётах - вскоре я почувствовал что освобождён. Завязка кусками свисала с моего тела, но маятник уже разрезал мою одежду. Через два маха резкая боль прошла по моему телу. Я взмахнул рукой, и крысы бросились прочь. Равномерным, осторожным движением в сторону я соскользнул с кровати на пол вне досягаемости маятника. Хотя и ненадолго, но я был свободен. Свободен?! - Во власти инквизиции!
Как только я успел соскользнуть с кровати на пол, движение этого ужасного маятника прекратилось, и он был утянут какой-то невидимой силой наверх сквозь потолок.
Теперь я понимал, что находился под неустанным наблюдением.

Я избежал смерти в одной её форме, чтобы пережить её теперь в другой!
С тревогой я оглядел металлические стены, в которых был заперт. Что-то в них произошло необычное - какое-то изменение, которое я ещё не мог осознать. В то время как я озабоченно исследовал стены, я заметил источник того жёлтого света, который заполнял комнату. Он шёл из узкого пространства, около полудюйма по ширине, которое простиралось по периметру всей комнаты у основания стен. Стены, таким образом, были совершенно отделены от пола. Я попробовал - и конечно безуспешно - посмотреть сквозь эту щель. Когда я поднялся с пола, тайна того изменения в комнате внезапно прояснилась. Те ужасные фигуры, нарисованные на стенах, - цвета которых, как я говорил, казались поблёкшими, - сейчас выступали настолько ярко, что выглядели живыми существами!
Их бешеные глаза горели огнём, - настоящим огнём! - а в воздухе я почувствовал запах нагретого железа: стены нагревались! На их металлических пластинах уже появлялась лёгкая краснота. Дышать становилось труднее, и я устремился в центр комнаты. Я подумал о прохладе ямы и посмотрел вниз, в её глубину. Она была освещена красным светом от раскалённого потолка. Уже через секунду, с воплем, я отвернулся от ямы, отказываясь верить в то, что я увидел в том колодце смерти. Я закрыл лицо руками: "Любая смерть, но не в яме!"

Жара быстро нарастала. Посмотрев наверх, я заметил что стены двигались. Два противоположных угла комнаты медленно удалялись друг от друга, в то время как расстояние между двумя другими углами уменьшалось. Комната принимала форму ромба и становилась всё более плоской.
"Смерть, - подумал я снова, - любая смерть, но только не яма!"
Я понял, что целью движения этих огненных стен было заставить меня прыгнуть в яму.
Выдержу ли я их жар? Устою ли я перед их давлением?
Наконец, я понял что не смогу. Приближающиеся стены загнали меня на самый край ямы.
В конце концов моё изгибающееся от ожога тело начало терять последние дюймы пола под ногами, и страдания моей души нашли выход в одном долгом, громком и ужасном вопле отчаяния. С закрытыми глазами, я трепетал на краю ямы, когда услышал человеческие голоса! Раздался громкий звук и...раскалённые стены устремились обратно в стороны!
Сильная рука схватила меня, когда я, уже теряющий сознание, начал падать в яму.
В город вошла французская армия. Инквизиция оказалась в руках своих врагов.


* 1 ярд = 91, 44 см
* 1 фут = 30, 48 см
* 1 дюйм = 2, 5 см