$$$
Если ты проголодался,
даже если это в мае,
собери чуток лепнины
(это будет за сметану),
оборви в зените солнце
(чтоб не жарило, пожарим,
лишь бы не было пожарных),
отожми рукой в перчатке,
а не то прожаришь руку,
и когда на сок от солнца
прибежит шальная кошка,
словно на валерианку,
ты хватай ее за шкирку
и клади скорей в кастрюлю,
но помешивай все время,
чтобы кошка не сбежала.
Так ты сваришь суп из кошки,
суп с котом потом ты сваришь.
Да зови скорее Стеллу.
Ты ведь знаешь, что так мало
тех, кто любит эти блюда.
Божественный гу(г)л
…Что за бред? Возвращаешься в Google, теребишь поисковые службы,
Бесполезные ищешь ответы на "что делать?" и "кто виноват?",
Но страницы ответствуют: Error. Вот и там никому ты не нужен.
Все, что мог, ты, дружище, прощелкал — обращайся к Йцукен в приват.
$$$
что горюешь, поэт? интернет отдает в наши руки
нашу клавиатуру, пусть и выглядит это убого.
под божественный гугл, если ты гражданин на Фэйсбуке,
заведи вип-аккаунт - и сразу увидишь Фэйсбога.
правда, этот Фэйсбог принимает к себе после смерти.
и тогда Цукербергу - доход, богу - фэйс, ну, а хакеру - воля.
но его файервол охраняет безжалостный qwerty.
не читай там стихов - не пройдешь у него фэйс-кон-тролля
Срезала
...она вошла в вагон
села напротив
положила на столик
черную мотоциклетную каску
с таким видом
будто это
голова Олоферна...
$$$
В Москве, чтоб было веселей,
решил сходить я в мавзолей
назло настырной лени.
Вознагражен я был вдвойне.
И грустно, и лукаво мне
там улыбнулся Ленин.
Он был лекалом всех лекал.
К себе прилечь он привлекал,
хоть это против правил.
И пусть Ильич был исполин,
но я ему не пластилин.
И не Владимир - Павел.
Пусть миллионы нас, не я
пройду отважно сквозь нея -
сквозь выплавку стареньем.
Я - горец, Дункан МаклаУд.
Меня столетья не берут.
Берут стихотворенья.
Со звездою
Когда заснёт ребёнок, а сосед
долбать закончит женщину о стену,
ты выйдешь из подъезда в тапках сменных
прожить моменты, лучше коих нет.
Когда тебя не спрашивал никто
и тишина и в потрохах, и вне их,
и лунный свет врезается, как лемех,
в высотку, в легковушку и в пальто,
ты бомж, и сирота, и нувориш,
и дырка незалатанная в крыше —
и ты себя впервые в жизни слышишь
и сам с собою строго говоришь.
$$$
человек не похож на кота,
даже если с хвостом и усами.
поглядите - увидите сами:
человек без хвоста - лепота.
пусть у блюдца стоит босиком,
и топорщится чуткое ухо,
человек - не кошак, это - муха,
и вполне насеком
поэтическое
Рассубмаринились битлы,
Старушки лицами светлы,
Лимон дрейфует не спеша
По чайной речке,
Сметаной обездвижен кот,
Баран - ещё не антрекот,
Во вдохновлённом антраша
К одной овечке.
…………
Жужжит в панаме майский жук,
А я в ответ жуку жужжу
А Гессе - в бисер отложу:
Он здесь не в моде.
$$$
погиб поэт, невольник че…
при чем тут Лермонтов вопче?
но возложили скоро так
венец терновый.
виват терновому венцу.
баран же смотрит на овцу.
хотел смотреть на ворота,
но нету новых.
а буря мглою небо кро…
и потому везде мокро.
жаль Гессе мечет не икру,
а только бисер.
он пишет нам. чего же бо…
а жаба в кружевном жабо
приходит в гости поутру
к домашней крысе.
гнев Ахиллеса ты воспой
перед неграмотной толпой.
и пусть Гомер был и слепой,
но все же древний.
объят рифмованной тоской,
я, обыватель городской,
кончаться буду - ни ногой
в твою деревню.
там лес и дол видений по…
царевна в стареньком кашпо.
но вместо волка там поэт
по лесу рыщет,
он, каплю верности храня,
увидит слабого меня
(а я неправильно одет)
и - на кладбище.
$$$
Обои в пятнах - словно батик.
(Начну свой стих издалека.)
Пишу стихи я, как астматик.
Все обрывается строка.
Пойду во двор, как алкоголик:
Ну, может, где стакан налит.
Мой стих уже совсем не горек,
но голова еще болит.
Чужие строки я кукую.
Мне б краски белой и - ку-ку.
Ну, где мне нить найти такую
пройти сквозь красную строку!?
Привез из отпуска
Ребята напротив курят и пьют мохито,
и шепчут официантке милые пустяки.
Они привезут на память с собой магниты.
Из нового города я привожу стихи.
…………
…Я привожу с собой искренних и настоящих.
Уж ты-то поверь мне, Отче, я им найду приют.
$$$
Снова вернусь, прошвырнувшись по разным странам,
Пылью покрывшись, эмоций – на целый клад.
Много чего я видел. Но вот что странно:
Я привезу то, чему я совсем не рад.
Те существа, что приехали в чемодане,
Пьют мой элитный кофе, дымят напролет всю ночь.
Утром приходят и требуют некой дани.
Вычистят все карманы и убегают прочь.
Я им отвел две толстенных, больших тетради.
Там хоть катрен, хоть поэма поместятся только так.
Только теперь не знаю – скажите мне, бога ради! –
Есть у стихов, кроме рифмы, какой-нибудь стыд и такт?
Смотришь на рондо: в нем совести нет ни грамма.
С ним заодно триолеты, терцет, сонет.
Пьяный под утро приходит. С ним эпиграмма.
У эпиграммы, понятно, той совести тоже нет.
Скоро от этих дел я сыграю в ящик.
Нюхают, колются, гадят везде и пьют.
Вроде хотел их искренних и настоящих…
Но ты поверь мне, Отче, я им найду «приют»…
Счастливый ад
Это - не сон… Нет - нет!
Просто ветра гудят…
Это счастливый бред,
это весёлый ад…
Глушат штормов басы
звуки морских дорог -
плеск моих ног босых
слушаешь ты… и Бог…
…………
светится изнутри
синей лагуны дно,
входит в таверну Грин,
в чаше горит вино…
Тени ветров чужих,
бродят в моих краях…
Берегом жизнь бежит,
а по волнам – я…
$$$
Выползу я на свет.
Нет мне пути назад.
Это веселый бред,
Это счастливый ад.
В зеркале – крокодил,
Морда вся – как мешок.
Словно не уходил,
Словно и не пришел.
Выпил один лишь дринк,
Был я вчера весь Ваш.
Вроде бы пил, как Грин,
Нынче же – что алкаш.
Нынче хожу косой,
Шлют меня: я посол.
Встретил вчера Ассоль,
Нынче ищу рассол.
Только все не найду.
Что же вы, люди, так!?
Это ж крутой бодун,
Это ж глухой сушняк.
Выпить ищу давно.
С утра хожу трясусь.
Чашку воды в вино
Мне преврати, Иисус.
Выпью – уймется дрожь:
Жизнь спасена моя.
Ты по волнам пойдешь,
А за тобою – я…
storyoflove
вечерами ждала под дверью, вся обратившись в слух,
ты приходил с дождем, но до нитки сух,
повелитель примозговых эрогенных зон,
доширак – на первое, заливное - жидкий озон
лжи цвета индиго с претензией на эпатаж,
накачать бы как сара бицы, бежать, но 8-й этаж,
айлбибэкбэби грозил, уходя,
рецидивом с тех пор в ушах – шум проливного дождя
$$$
вечерами стоял под дверью, весь обратившись в зов.
мог бы с места в карьер, но всегда начинал с азов.
на Багамы катался, но помнил родной Азов.
говорила обычно «смотри-ка, пришел качок».
про себя же беззвучно бесилась все, мол, а чо к
Веронике своей не поперся совать стручок.
но несла доширак ему. что же потом - молчок...
только слышен бэкграундом розовый стрип-музон.
айлбивэйтинъюхани, как хиггсовый, блин, бозон.
рецидивом в ушах с тех пор депутат Кобзон
Освищение
Это плёнка горит, да и только –
чёрно-белый альбом теребя,
понимаешь: от прошлого торкать
если будет кого, то тебя,
это твой телефон за полушку,
как нога на погоду, визжит,
это жизнь головою в подушку
незнакомкой у стенки лежит…
$$$
натощак почитаешь ли Лорку,
или с Лоркой пойдешь в ресторан,
понимаешь: от прошлого торкать,
если будет, то дергай стоп-кран.
отыщи с няней Пушкина кружку
и "Козла" за либидо до дна...
если жизнь - головою в подушку,
в одеяло ногами она.
что могу написать я еще вам?
я могу написать вам еще,
что читал Михаила Свищева,
значит, музой его освищен.
На безымянной высоте
(на мотив мелодии одноименной песни)
Там, на листе горело «завтра»,
Нет, нет, ещё не полыхало,
Ещё писал влюблённый автор
Зимы безумное начало.
…………
Ещё строка – сухая ветка,
Четверостишие и… - всполох,
В огонь шкафы и табуретки,
В огонь бумаг забытых ворох,
…………
Декабрь ложился белым тальком,
На ладно сшитую ондатру,
На море, город, скалы, гальку…
На тошноту мою и Сартра!
$$$
Там на листе горело «завтра»,
Но оставалось полчаса.
И оставался только автор,
Он о зиме стихи писал.
Перо скользило, замирая,
Хрустело что-то под ногой.
Через дыру в двери сарая
Зима глядела на него.
Стихи писал он очень редко.
Но тут – зима и холода.
Кто видел в печке табуретку,
Тот не забудет никогда.
Тот не забудет, как летели
В огонь одежда и дрова.
Рисуя инеем на теле,
Вступала зимушка в права.
Дрожал в замерзших пальцах почерк,
Дрожало стылое нутро.
В огонь последовал листочек,
А за листочком и перо.
В огне сгорели пятьдесят рам
На безымянной высоте
Назло камям, рембам и сартрам,
Назло зиме и тошноте.
Линия жызни
Пахнет дымом и осенью — влажен и грустен июнь,
Но еще не мерцал звездопад и дожди не стучали.
Брось гадать и на линию жизни короткую плюнь,
Потому что и лето, и жизнь бесконечны в начале.
Мы еще не живали, мы лето как жизнь проживем,
Мы с тобою в начале начал, только б вызнать сначала —
На какое число выпадает у нас перелом,
За которым всегда впереди — сколько б ни было — мало?
$$$
Мне на линию жизни плюнуть смачно да и растереть.
Ну, какое мне дело, она коротка ли, длинна ли!?
Я плевал пять минут, стала сразу короче на треть.
Каково там в начале, уже безразлично в финале.
Чтобы дольше прожить, отсидись в тишине за углом.
Дождевая струя хлещет, будто нещадная розга.
На какое число выпадает у нас перелом,
Если каждый четверг у меня сотрясение мозга?
О чюйстве
…я целую подушек
бесцветные щёки.
Безответность тревожит
во мне каннибала.
Я желаю до дрожи
тебя, одеяло!
Но оно так бесплече,
безруко, бескудро...
Вновь, внезапно как вече,
протикает утро.
$$$
Далеко мне за тридцать.
Видел в жизни немало.
Что ж ночами мне снится
инвалид-одеяло?
Так безруко, безного,
безголово, беспопо.
А вчера я немного
его спину заштопал.
О желаньи долдоню
от волненья нелепо,
а подушки ладони
оплеухи мне лепят.
Грудь его до рассвета
тихо трогаю пальцем.
Называю за это
себя неандертальцем.
Одеяльская кожа
складки морщит брезгливо.
После этого что же
подумать могли вы!?
Понимаю вас, хоть
это мне и непросто.
Неприлично восход
протекает на простынь.
Все слова в горле комом -
мое упущенье.
Нет названья такому,
как мое, извращенье.
Вороны и футбол
Погляди – за окошком зима. И над голыми кронами,
над балконами башен, подставивших ветру бока –
растекается воздух – тягучий и полный воронами –
черно-серыми пифиями, фанатками Спартака.
$$$
Погляди, на экране – футбол. И за всеми экранами
Возле чаш стадионов, чья влага, как пиво, терпка,
Миллионы ворон, что расставили мелкими кранами,
Черно-серыми кликушами, фанатами Спартака.
Да, Спартак – это клуб. Я без смеха скажу тебе, mon ami.
Он, как тот, что в Др. Риме. Но только свисток прозвенит,
И окутают газом вокруг всех газпромы с омонами,
То бросают Спартак эти пифии и болеют уже за Зенит.
Но как только взметнутся они над вокзалов помойками,
От финальной сирены свой гвалт озорной укротив,
Разобьются вороны мобильными птичьими тройками,
Сядут на поезда и болеют за Локомотив.
Знать бы все-таки, кем решено это: Богом, начальником, нами ли, -
Чтоб вороны кричалки кричали, я логику ту потерял.
Только, как ни крути, а ворон тех опять продинамили,
Потому что болеть нужно было опять за мадридский Реал.
$$$
И ребенок спросил: что такое трава.
Только папа не сразу расслышал слова.
Голос сына тонул в сигаретном дыму...
Я и сам, что такое трава, не пойму.
На дорожку присядь, я тебе расскажу,
как волна на бархане качает баржу.
Как смешинки садятся на теплый язык,
как меняются вещи, к которым привык...
Говорят, что однажды, когда свистнет рак
на горе в сильный дождь, будет послан нам знак.
И тогда мы свернем с не такого пути,
только к финишу силы не будет идти.
Те, кто был раньше сыном и сыну отцом,
станут кто-то укропом, а кто - огурцом.
И застынет улыбка в проеме двери.
Но сначала, сынок, покури, покури...
Протитаненное
Я и призрачный город – как матрос и “Титаник”,
Мы еще над водою – но утонем вот-вот.
…………
Мне с балконов окурки, как ракеты, сигналят.
По-мертвецки раскрыты арки-рты у домов.
…………
Утопающий Питер приумолк недовольно,
Не пускает матросов по другим городам.
Я на вахте оставлен перелистывать волны
Да на карты морские клеить пиковых дам.
$$$
где теперь ни живи, все прописки во благо,
только зуд путешествий все равно не унять.
я прошел бы по Минску под андреевским флагом,
чтобы мачты стояли и опять двадцать пять.
мне с балконов окурки кидают за ворот.
чем тебе не культура?! чем тебе не уют?!
но на севере диком, я слышал, есть город,
где листать волны моря за бесплатно дают.
я в Уфе, где живу - как матрос и «Титанка».
поматросить и бросить бы, но без следа.
а вот был бы я в Питере - пошел на Фонтанку
гнать волну и валетом клеить пиковых дам.
Стихофрения
Усталость – пыльная парча,
Плита из мокрого гранита.
Не надо вызывать врача:
Я в январе еще убита.
Пишу стихи, пью чай, хожу
По матовой земле московской,
А как присмотришься – лежу
На облетелом Востряковском.
Не чувствуя ни рук, ни ног,
Тугим клубком свернулась с краю
И деревянный потолок
Во сне локтями подпираю.
$$$
Уже сигнал подал старпом,
И Джигурда поет мне песни,
А я сижу все за компом
И все пишу стихи, хоть тресни.
Катаю рифмы сгоряча.
И косо смотрят все родные.
Не надо вызывать врача,
Стихи ведь не шизофрения.
Пью чай, пишу, опять пью чай.
Жаль, что вчера допили водку.
Ах, мама, комп не выключай,
У вдохновенья миг короткий!
От клавиш мокрых оторвусь,
Пойду куда-нибудь прилягу.
Что, пробки выбило? И пусть!
Возьму свечу, перо, бумагу.
Не чувствую ни рук, ни ног.
Пишу, чем дальше, тем длиннее.
Как жаль, я знать никак не мог,
Что все стихи пишу во сне я.
500 червяков и 8000 улиток
Восемнадцать драконов летели на юг косяком,
Восемнадцать принцесс танцевали фокстрот босиком,
Но с тех пор, моя радость, прошло восемнадцать веков,
Так что спи, не жалей ни о ком.
И седьмой из драконов был бел, как вершина горы,
А седьмая принцесса ложилась, не сняв кобуры,
Эти двое в лихую годину тушили костры,
Пили ром и спасали миры.
А потом расставались, и он, улетая к заре,
Вспоминал их победы и будни, богов и царей.
Он сказал бы, что любит ее, но пока не созрел.
Вот и все. Засыпай поскорей.
$$$
Взапуски к тихой речке тащились пятьсот червяков,
Восемь тысяч улиток сползлись - их табун был таков,
Без команды «на старт», без шиповок, судейских свистков.
Так что спи и забудь про альков.
И десятый червяк был могуч, как Валуев-боксер,
А вторая улитка ракушку таскала и все.
Эти двое – такие, что парочке Питт и Джоли
Фору сильную дать бы могли.
Но пришли Шварценеггер Арнольд и Уиллис, что Брюс.
Червяку и улитке такое, конечно, не плюс.
Только кто там кого раздавил в драке, словно соплю?
Спи, малыш. Я не сплю, я боюсь.
Писать как Черсков
Трудно привыкнуть быть
чистым
пустым
листом,
Белым наброском нейтрального полотна.
Ночь, что была мне подругой уже лет сто,
Стала со мною неласкова,
Холодна.
Небо плюётся белым, но это не снег -
Это моя ненавистная одиночь.
За руки взявшись за мною идут след в след
Дети мои нерождённые -
Сын и дочь.
Сделай меня разноцветным, теки сюда,
Рыжая девушка, памятником не стой.
Это не сложно, не только огонь - вода
Пишет на том, кто был
чистым
пустым
листом.
$$$
Трудно привыкнуть писать как Сергей Черсков.
Гением сразу себя так вот и сочтешь,
сам ведь не сыщешь под утро своих носков
или на кухне на пальцы опустишь нож.
Строчку пишу за строчкой, но то не стих.
Прямо хоть сразу колпак шутовской надень.
Крутится, вертится карма в словах пустых.
Это мой наступающий дребедень.
В зеркало глянешь - да ведь не колпак надет.
Смысл шаманишь, а он взял и был таков.
Вроде не сложно. Не только Черсков - поэт.
Только поди напиши, как Сергей Черсков...
Техника плевка
Два дня тебя не видел, и броня
Обычных слов колышется от стужи.
Внутри виолончельная струна
Звучит мощнее, чем могла б снаружи.
По тротуарам плещется волна
Безлюдья. В потускневшем кинозале
Мерцает чёрно-белая стена,
Двухмерное подобие вокзала.
Там светотени резкие плевки
В лицо, в лицо мне... Техника наплыва
Сперва приподнимает за грудки,
А после в кресло вдавливает силой.
В ушах внезапно встрепенется пульс –
Хлопками растревоженная птица.
Рукою от экрана заслонюсь,
Чтобы глаза успели прослезиться…
$$$
Выпив для храбрости крепкий, как мат, боржом,
Выйду я трезвый в родные страны поля
Резать подсолнухи старым тупым ножом
И кукурузы початочки заголять.
Дождь испугался, и травка пустилась в пляс.
В строй кукурузы вошел я, как страшный сон.
Старый подсолнух своей головою тряс,
Словно вчера постиг его Паркинсон.
Вот я готов уже делать «секир-башка».
Поле волнуется, страхом своим пленя.
Только, похоже, с ножом я хватил лишка:
Эти початки напали вдруг на меня.
Табором целым устроили мне мангал:
Хлещут по пальцам, хоть руки не вынимай,
Грустно синел под глазом моим фингал.
Резво бежал я с поля, как хан Мамай.
Думал я, что, наконец-то, от них утек.
Долго по парку свой ужас и боль таскал...
А надо мною - неба глухой сачок,
А из ведра, если глянуть - воды оскал.
Томик стихов
У электричек на вокзале
В субботу около восьми
Бездомный с ясными глазами
Мне шоколад совал: "Возьми".
…………
Она сверкала вроде слитка
Среди житейского гнилья –
Его надтреснутая плитка
Ценою в тридцать два рубля.
Пальто обтёрханное в складку,
На левой кисти купола...
Бомж предлагал мне шоколадку
На Белорусском. Я взяла.
$$$
ножницы камень бумага
унтер фельдфебель корнет
скрыты на склоне оврага
склонные к рынку вполне
ручка ручается словом
словно пускается в пляс
кто вам напишет такого
смысла с бухого нуля
пешка мечтает быть в дамках
мела намыть на мели
виснет на шее берданка
выстрелить все не велит
срежешь буквально до литер
литр кабачковой икры
бог твой надежный кондитер
мастер горбатой горы
лепит горбатого тихо
опухоль тоже стихи
длится творение стихо
новый продукт нефтехим
можно писать километры
писаной той красоты
но ретируется ретро
мениск метелят менты
Все едино
Будь дважды хорошим, трижды хорошим,
молись на коленях — помилуй, Боже! —
по сто леденящих душонку раз.
Води старушек через дорогу,
трамвайного хама словцом не трогай.
Она всё едино отыщет лаз.
Надеясь на милость, отращивай святость,
протягивай руку — врагам заклятым,
запомни понятие «не комильфо».
Раздай чужим последние вещи.
Не мсти, ведь это — удел слабейших.
Она не зачтёт тебе ни-че-го.
Заляжешь дома, в пледик укутан? —
однажды ты не проснёшься утром.
А если проснёшься, то лучше б не.
Она не просто всё время рядом.
Она в тебе — такая засада.
$$$
Будь дважды хорошим, трижды хорошим,
Носи телогрейку, трусы в горошек,
Открой ненароком на небо лаз,
Устрой свое эго в трамвайном хаме,
Напротив, всю жизнь говори стихами, -
Но ты все едино получишь в глаз.
Прохожий пусть в шапку кидает милость,
Пусть что-то по Фрейду тебе приснилось,
Запомни до смерти словцо – «хорей».
Но выучи пару словец похлеще.
Держи в чемодане для зоны вещи.
Она насует тебе сухарей.
Очнешься от жизни, как от наркоза,
Хотел говорить, как обычно прозой,
Но строчки стихов так и прут ровней.
Ах, как бы не вышло опять конфуза:
В тебе опять поселилась муза.
Но ты-то думаешь, что – вовне…
В пустоте
«Земля была безвидна и пуста»
Но кто-то был до мига сотворенья:
Плевал мальчишка косточки с куста,
Вскипало пенкой бурое варенье;
Неведомое порождало гул;
Широкой алюминиевой ложкой
Отбрасывая к краю плодоножки,
Верховный Некто на жаровню дул.
Над варевом вздымался пар густой.
Субстанцию торжественно мешая,
Он вынул нас и вытолкнул из рая
В безвидный мир. Безвидный и пустой…
И мы поплыли по чумной воде
Два маленьких чахоточных растенья,
Как водится - по кругу, по теченью,
Прилипшие, до самоотреченья,
Друг к другу, вопреки беде.
$$$
"Земля была безвидна и пуста"
Ну, как тут написать стихотворенье!?
Но разомкнулись в пустоте Уста,
произнеся "Вишневое Варенье".
И Ложка появилась в Пустоте
и ну в нее - в субстанцию - макаться:
в безвременье том не было статей -
защиты от подобных провокаций.
И Некто наглый жрать Варенье стал,
при всем при этом чавкать некультурно,
и брызгал сладкий сок во все места,
а Косточки летели мимо Урны.
И я Там был и видел, как течет
Варенье по Усам ли, по Устам ли.
А Некто, разорвал гигантский счет
А Сам исчез. Но Косточки остались.
Не целуйте жаб
Аты-баты, кабы да бы -
А вчера я встретил жабу
В белом венчике из роз
Цаловался с ней взасос.
В синем море, в белой пене,
В пьяном вихре поколений,
В бородавочную слизь.
Перед нами пронеслись:
Как губами ищут манну,
Как поленом лупят панну,
Как железный, блин, поток
Точит каменный цветок.
Как на площади Остапа
Слышит добрый Авва Папа,
Как маманя в шушуне
Ищет истины в вине.
Как рассвет встречает жрец,
Как Баюн и кот Мурец
Ходят по цепи кругом
В сапогах и босиком.
Как разбойник Кудеяр
Тушит булками пожар,
Крокодилы, баобабы,
Чернецы и мертвецы -
Всем попробовать пора бы
Аз, глаголь, добро и рцы.
Сорок душ, посменно воя.
Ищут кони водопоя.
Но фасуют у реки
В синий пластик языки
Айболиты, Бармалеи,
Кардиналы, Галилеи,
(Чак Паланик и Фадеев)
Баба курица с ведром,
Novus ordo и разгром.
И на этом под итожу:
- Не снимайте с жабы кожу,
Дайте жабе молока
Дабы жизнь текла легка!
$$$
Паровоз мой, дирижабль,
Не целуйтесь сильно с жабой.
Поматрось ее, матрос,
Только лучше не взасос.
Хор античный кроет хором
Вместе с дядькой Черномором:
В чешуе, как жар горя,
Нам бросают якоря.
Только я не побирушка.
Няня, няня, где же кружка?!
Тятя, тятя, тот мертвец
Спит в сетях твоих, подлец.
Сверху вьется черный ворон.
Жабу он берет измором.
Буревестник иже с ним,
Горькой долею гоним.
Уж заждался жабу сокол,
В горы он залез высоко.
Но не пишет Эдгар По -
Демократии все по...
Написал бы все толково
Volens-nolens и ab ovo.
Но на плечи волкодав
Прыгнул, падла, век продав.
Даже кони над Сулою
Ржут. Так выйду за село я
Весь в каких-то волосах,
К Вам письмо свое писах.
Наберу на ноутбуке
Аз, глаголь, добро и буки
И захлопну, весь дрожа...
Не целуйте сильно жаб.
Неумру
Звёзды гаснут поутру -
Я умру, умруумру.
Песня стынет на ветру -
Я умру, умруумру.
Червь слепой грызёт кору -
Я умруу мруумру.
Мыш скрывается в нору -
Я ум руу мруу мру.
Кошь на крыше мур-муру -
Я умруумруумру!
Харе Кришна мамбуру -
Только весь я неумру.
Потому как я - поэт
Весь и не умру, нет, нет.
$$$
не дождуся я утра
мир не хочет умира
ни собаку и ни кошь
не задушишь не убьешь
даже маленькая мышь
прыг из норки с криком «шиш»
от микроба до ежа
все упорно размножа
знать мне тоже не с руки
в темноту бросать коньки
и об позднюю пору
весь я тоже не умру
потому как я поэт
здесь умру а здесь вот нет
раз мой памятник стоит
я надеюсь без обид?
и пойду под рифмы скрежет
может жить а может нежить
В постели со штангистом
Он выпал за ночь. Хочется тепла.
Лимона, мёда, имбиря, покоя...
И чтобы нас под пледом было двое
(И плед перетянуть я не могла!).
И чтобы ты в конце морозных дней
Читал мне вслух (Но только без нотаций:
Я не сумею перевоспитаться!
Зато сумею воспитать детей).
Пусть белый шарф окутает наш дом,
В нём будет пахнуть кофе и корицей...
Снежинки тают на моих ресницах,
И всё идёт неспешным чередом...
Наш город бел. Покров его хрустит.
И мы бредём, смеясь, по переулку.
И ты так крепко держишь мою руку,
Что никогда
Не сможешь
Отпустить.
$$$
Творятся ночью странные дела,
Когда на ужин выпьешь грамм по триста:
Ко мне под плед вдруг занесло штангиста
(И плед перетянуть я не смогла!)
И я всю ночь промерзла. Ну и гад!
А я, скажу, отнюдь не привереда.
И хоть и не отвоевать теперь мне пледа,
Зато сажусь спокойно «на шпагат».
И вот когда захочешь ты «любовь»,
Не сможешь приобнять меня неловко,
Поскольку пробегаю стометровку
Секунд за десять я. И без шипов!
Но если вдруг догонишь – ты погиб.
Ведь я не зря ходила год на самбо.
Тебе я руку заломлю неслабо.
Ты никогда
С нее
Не снимешь
Гипс.
Проснувшись
Просыпаешься. В окне - Грабарь:
Голые ветки и голубая хмарь,
Т.е. вдыхаешь, а выдохнуть – никуда.
Грачи прилетели. Чингисхан. Орда.
Снег расползается, точно кожа, обнажая земли
Череп и глиняные позвонки,
На балалайке играют на Вайнера и
Хочется сладкого или любви.
Сожаленье (о чем?) похоже на затянувшийся сериал:
Досмотреть бы, но лень, не досмотреть – жаль.
Липнет на пальцы, на волосы белая краска дня,
Все это, все, моя радость – не для меня.
Ленка идет через двор на кругленьких каблучках,
Солнце в глазах ее отражается, как жареная камбала
На маминой сковородке, черной и круглой, жизнь,
Ты держись за меня – не рукой, так перчаткой в руке –
держись.
$$$
Просыпаешься. В ушах - Кобзон.
Нет, не назло, а такой сезон.
Стынет в тарелке манка.
Басков поет. Шарманка.
Пиджак расползается. Швы - что крутой гран-при.
В спортзал не ходи, стероиды, гад, не жри.
Глянь, вон сосед у подъезда лежит бухой.
И хочется выпить или стихов.
А подойти ли к нему, рядом ли в лужу лечь?!
Бродского вслух орать, сбросить груз тренировок с плеч...
В этой вот луже и зародилась жизнь.
Вовка, лежи, даже если ты встал - лежи
Стихоминатор
Вот ты утверждаешь, ещё не вечер,
пора не настала трубить отбой:
железная девочка Бекки Тетчер
шагает по жизни вдвоём с тобой
и скачет по времени стремя в стремя,
и ловко вращает в руке лассо,
и с нею не стрёмно любое бремя,
и с нею вполне достижимо всё.
Легко остановит в степи мустанга,
горящее ранчо зальёт водой,
споёт в стиле кантри, станцует танго
и станет невестою под фатой.
И Твен, и Некрасов шутить не станут:
есть в русских селеньях и в Штатах есть
подобные девы из прочной стали –
аукнется east – отзовётся west.
Ты знаешь, хранит и меня такая,
меня выручает в любой беде
рождённая мамой однажды в мае
одна из железных российских дев.
$$$
А, ну-ка, девушки, ну-ка, парни,
Раздайся в стороны от греха.
Сюда шагает железный Арни,
Топча ботинками гладь стиха.
С бедро Сергея евонный бицепс,
Деревья может вязать узлом.
Такой вот ночью во сне приснится,
И дуба даст мировое зло.
Конь на скаку для него не штука,
Два раза в день он спасает свет.
В одной руке у него базука,
В другой - под кожей эндоскелет.
Он чужд сомненьям и праздной неге.
Ему стихи недосуг листать.
Ведь он - железный, он - Шварценеггер.
И лишь Уиллис ему под стать.
И пусть ты прав, что еще не вечер,
Положит рифмы он мордой в снег.
И заберет твою Бекки Тэтчер.
И вслед услышишь ты I'll be back
Про Альбину Петровну
…У Альбины Петровны на юбке такой разрез -
Смотрит ярый прогульщик с восторгом,себе не веря.
Возрастает к предмету практический интерес:
Вот бы с ней после пар побалакать... о теорвере!
Возле корпуса в сквере, по кругу пустив стакан,
Альма-матерно хают некстати пошедший дождик.
Из окна наблюдает с улыбкой седой декан:
«Молодёжь-молодёжь! Мне бы ваше... и я бы – тоже...»
$$$
У Альбины Петровны на кофточке декольте,
да таких размеров, что видно вокруг нечетко,
и последний отличник хотел бы плестись в хвосте,
только лишь бы почаще бы к ней приходить с зачеткой.
Возле корпуса в сквере, по кругу пустив стакан,
делит группа студентов нехитрую их закуску.
Из окна кабинета завидует им декан.
Жаль, что после бутылки не выдержат ноги спуска.
В лабиринте
Я сегодня без сил. Повяжи мне на голову бинт
Или просто сними эту тяжесть горчащего лавра.
Мое сердце, увы, превратилось в глухой лабиринт,
Где невидимо бродит зловещая тень минотавра.
…………………
Город будто застыл. Над стрехами летит суховей.
Небосвод раскален. Задыхается сердце от зноя.
Ариадна, прости. Я запутался в нити твоей.
Минотавр не убит. Он очнулся и сделался мною.
$$$
Я сегодня без сил. А во рту словно кошки скребут.
Это ж надо, как пьют в этой юго-восточной Европе!
И, конечно, опять оказался в сандали обут,
Только не по размеру. И меч свой я, видимо, пропил.
Где Афины? Эгей! Кто меня засандалил на Крит!?
Ариадна, уймись, объясни мне скорей, нафига ты
Эти нитки суешь мне в карман? Как внутри все горит…
Я вошел в лабиринт, а наутро проснулся рогатый.
Ух...Спасибо,Анатолий! Уже 2 часа не могу оторваться! Бегаю по ссылкам,читаю,возвращаюсь и...опять бегу к интересным авторам! Много замечательных стихов! Я Вам бесконечно благодарна! Кстати,Серёжа Черсков(как я и предпологала)не только не обиделся,но и с удовольствием читает Ваши пародии!