Тетем

Это был большой по казахским меркам человек.
Казахи говорят – «денэлэ», то есть солидного вида, сановный, знатный господин с благородной кровью.
Там, в его далёком детстве, не было в его роду более крупного джигита.
Он помнил, как млели девичьи сердца от одного взгляда его огромных в пол-лица глаз, как возбуждало бабье любопытство два колючих, закрученных по-казачьи вверх, торчащих непокорно в стороны уса.
Молодой красавец ростом за метр восемьдесят сантиметров ходил по родным краям слегка похлопывая по голенищу сапога камчой (плёткой), держа в поводу коня, как хозяин степи.
Ему не надо было, как подростку, джигитовать на скакуне, чтобы на него обращали внимание люди. Секирбек, так его назвали официально родители, был заметен издали своими уверенными повадками, размеренным густым голосом. Само его появление где бы то ни было несло успокоение даже возбуждённым людям. Так было на протяжении всей его жизни.
Во время войны, в тяжёлые годы отступлений 1942-го года он попал в плен.
Никто из бывших фронтовиков никогда не любил распространяться про то, как и где они попали в окружение, как сдавались, как вели себя в немецких казематах и лагерях смерти. То ли раз и навсегда вбили им в голову «смершовцы» мысль о том, что нельзя признаваться в этом, то ли самим им было стыдно за то, что они не исполнили приказ Главнокомандующего: «Живыми не сдаваться», - но и спустя 40 лет я не слышал, чтобы хотя бы один из них без специальной просьбы сам с удовольствием рассказывал о своём пленении. Эти воспоминания были всегда им тягостны и неприятны.
Так и мой Тете, как уважительно называли Секирбека все знавшие его люди (у казахов часто заслуженным людям присваивают своё особенное отдельное от родительского имя, его обычно удостаиваются наиболее достойные люди), не любил рассказывать о военных годах, которые он провёл где-то в Греции на каких-то рудниках. В тех далёких краях, быть может, он и вдохнул размеренного воздуха древней Эллады, который, пропитав его суть, так выгодно отличал его манеры от всех остальных степных казахов?
В 1946 году, когда войска союзников выпустили на свободу всех узников концентрационного лагеря под Салонниками, моему Тете было предложено на выбор любое место жительства. США, Франция, Англия, Греция… Перед ним расстилался весь белый свет.
И, конечно, ему было известно, что дома, в далёком ауле, его ждёт каторга и, вероятно, казнь. Мой совсем ещё молодой сорокалетний военнопленный солдат избрал себе путь назад в родную степь. Он решил, что лучше умереть, как псу возле родного очага, чем стать бродягой, «бишарой», в Америке.
Хотя вряд ли он с его властным и свободолюбивым характером превратился бы в обычного несчастного дервиша. Я уверен, что он сам прекрасно сознавал это. Тетем был всегда очень умным человеком.
Ранней весной 1947-го года Секирбек, захватив с собой заготовленный заранее паёк с едой примерно на неделю, с винтовкой и пистолетом как-то прихваченными им во время своего освобождения, направился в дальнюю дорогу через десятки государственных границ.
Бог весть, как он проходил эти бесконечные заслоны и заградительные отряды, раз за разом попадавшиеся ему на дороге. Но обходя человеческое жильё стороной, охотясь по дороге на диких зверей, вкушая плоды растений, запивая всё это ключевой водой, Тетем к концу осени 1947-го года дошёл пешком до затерянного в Джезказганской области села Ортау Жана-Аркинского района. Этот крохотный оазис посреди бескрайней казахской степи, где лежали кости всех его предков, был вожделенным для него куском земли, которую он считал своей Родиной.
Сам факт того, как он добрался через всю страну в самое сердце сталинского ГУЛАГ-а, подобен выплывшей среди сопок Казахстана из озера подводной лодке.
Невозможно представить себе, что ощущает человек, стремящийся к себе в лоно Матери Родины, чтобы после встречи с родными быть осуждённым советским судом, как многие тогда думали пожизненно. Ох, совсем немногие возвращались из лагерей смерти, расположенных в устье Колымы.
Силён был мой Тете. Оттуда он тоже вернулся в 1955-ом году.
Он был очень дружен с моим дедом, Ата по-казахски, Жумабаем Ахметовичем, врагом народа. Тете называл его, как было принято в их кругу, Жумеке.
В предвоенные годы Ата прятался от рыскавших в его поисках чекистов в том числе и в доме отца Секирбека.
В 1983-ем году Тете, незадолго до своей кончины, упросил дочерей привезти его в город Караганду, чтобы попрощаться с дедом, быть может, самым близким его другом, соратником по судьбе.
В моей памяти так и остались два этих старика.
Мой дед, страдавший в старости болезнью Альцгеймера, и больной лежачий с теми же непокорно торчащими усами Тете, молча держащиеся друг за друга.
Иногда мне кажется, что самое важное дело в моей жизни совершил я в тот вечер, когда привёз своего впавшего в детство Аташку к его настоящему другу, чтобы они перед встречей с Вечностью ещё раз пожали руки …
Тете похоронили на вершине нагромождений скал, что возвышаются над родным Ортау. Туда он лазил ребёнком, водил девчат на свидания, став юношей, сидел, провалившись в свои думы о прошлой жизни, в старости. Там, непосредственно перед смертью, он указал детям место своего последнего пребывания на Земле…

Мой дед умер зимой следующего года через две недели, вслед за почившей вечным сном долго хворавшей сахарным диабетом бабушкой. Они прожили вместе 57 лет.

19 декабря 2008 года.