Герой Советского Союза Шинкаренко Ф.И.

Шинкаренко Фёдор Иванович родился 17.02.13 г. в селе Новониколаевка Ростовской области, в семье рабочего. Русский. Окончил семилетку. Работал слесарем в Ростове-на-Дону.
В РККА с 1932 г. В 1933 г. окончил 1-ю военную школу летчиков им. тов. Мясникова в Каче. Служил летчиком-инструктором до 1937 г.
Член ВКП(б) с 1939 г.
Участвовал в советско-финской войне. Был командиром эскадрильи 7-го истребительного авиаполка 59-й иаб ВВС 7-й армии Северо-Западного фронта. Старший лейтенант Шинкаренко совершил 46 боевых вылетов на прикрытие бомбардировщиков, штурмовку аэродромов и войск противника. В воздушных боях сбил 2 самолета лично и 1 в составе группы.
Вспоминает летчик Борисов: «В ночь с 29 на 30 ноября был получен приказ командующего о переходе границы. Все были в приподнятом настроении. В этот же день еще раз проверили материальную часть, хотя она была и так в отличном состоянии...
Наступило 30 ноября 1939 года. Было еще темно, но люди были в полной боевой готовности. Техники еще и еще раз осматривали самолеты, летчики проверяли вооружение. Стрелка часов подходила к восьми. Как только она стала на цифру восемь, весь горизонт сразу побагровел от вспышек орудийных выстрелов. Раздался залп многих сотен орудий. За первым залпом последовала непрерывная канонада.
Рассвело. По небу плыли низкие густые облака. Вылетать в такую погоду нельзя. А все так рвались сразиться с противником! Ждали весь день, но так и не пришлось вылететь.
Утром 1 декабря все поднялись в хорошем настроении. Погода явно улучшалась. Сидим в самолетах, ждем приказа о вылете.
Вдруг из землянки, где помещался штаб эскадрильи, выбегает командир... «Запускай моторы!» - раздалась команда. Летчики и техники только этого и ждали. Вмиг заревели моторы. Не прошло и нескольких минут, как эскадрилья была в воздухе и взяла курс на Выборг.
Подлетая к границе, мы увидели сплошное зарево. Дым от пожарищ поднимался высоко. Еле пробились через него.
Наконец, линия фронта осталась позади, мы - над территорией противника. Молчит земля, как бы притаившись и выжидая, на ней не видно ни одного живого существа, как будто все вымерло.
Все напряженно смотрят вокруг. Вдали появляется точка. Она все увеличивается и приближается к нам. По сигналу командира эскадрильи Шинкаренко… идем навстречу. Уже вырисовываются контуры самолета, он хорошо виден. На плоскостях и фюзеляже блеснул белый - круг со свастикой. Шинкаренко со своим звеном бросился на вражеский самолет, и тот, не ожидавший встретить нас так далеко от линии фронта, стал падать, сбитый меткими пулями Шинкаренко и Григорьева.
Взяли курс на свой аэродром. Линия фронта хорошо выделяется пожарищами на финской территории. Еще несколько минут - и мы дома. Так получили мы боевое крещение[1]».
10.02.40 г. девять самолетов СБ из 44-го сбап под прикрытием пятнадцати истребителей И-16 из 7-го иап бомбили оборонительные укрепления противника. В бомбардировщик старшего лейтенанта Мазаева М.Ф. попал зенитный снаряд и он загорелся. Пришлось садиться на озеро, находившееся на территории врага. К самолету побежали финны. Но эскадрилья Шинкаренко пулеметным огнем быстро прижала их ко льду. Тем временем ведущий звена СБ капитан Трусов приземлился рядом с машиной Мазаева, забрал экипаж и, прикрываемый огнем истребителей, взлетел.
Рассказывает Борисов: «Летчики сидели в самолетах и ждали, когда прилетят наши скоростные бомбардировщики… Из-за леса показалось звено, за ним другое, третье. Запускаем моторы истребителей. Взлетаем и пристраиваемся к бомбардировщикам. Идем по направлению к Кархуле. Не успели еще пролететь линию фронта, как зенитная артиллерия противника открыла огонь. Неожиданно у одного из бомбардировщиков задымил мотор. Самолет резко свернул в сторону и направился на свою территорию. Снаряд зенитки попал ему в мотор, зажег его. Тогда... Шинкаренко повел свое звено на помощь подстреленной машине.
Бомбардировщик все больше и больше дымил, вот уже показалось и пламя. Самолет шел со снижением. Наступали критические минуты. Неизбежна посадка на территории противника. Другого выхода не было. Внизу блеснуло большое озеро. Пылая, бомбардировщик удачно приземляется, немного скользит и закрывается дымом. Тут противник с берегов озера открывает по севшему самолету ружейно-пулеметный огонь. Подходить к самолету белофинны не рискуют. По самолету начинает бить артиллерия. Экипаж бомбардировщика выходит на озеро. Фигуры летчиков нам хорошо видны. Огонь противника по озеру и воздуху усиливается.
Звено… Булаева пошло на подавление огня артиллерии. Через несколько секунд артиллерия противника умолкла. Мы непрерывно атакуем пулеметные точки. Как только на берегу вспыхнет огонек пулемета, смотришь, уж там пикирует наш самолет и заставляет противника замолчать.
Сбросив свои бомбы на укрепленную полосу противника, возвращаются звеньями бомбардировщики. Вот они подошли к месту посадки своего товарища. От группы отделяется один самолет. Он идет на посадку. Белофинны, на время прекратившие огонь, усиливают его сейчас во сто крат. Но бомбардировщик смело и упрямо снижается. Лыжи его, вздымая снежную пыль, недолго скользят по озеру. Вот он остановился. Подруливает. Экипаж подбитого бомбардировщика быстро вскакивает на самолет. Истребители же в это время непрерывно атакуют огневые точки врага. Погрузка закончена. Самолет пошел на взлет. Теперь он в кругу своих. Скоростные бомбардировщики, оцепив его, легли на курс и пошли домой...
Шинкаренко решил ничего не оставлять врагу. Дает сигнал расстрелять оставшуюся на льду озера машину. Несколько очередей, и подбитый самолет загорается с утроенной силой…
На другой день на имя командира эскадрильи Шинкаренко пришла телеграмма от командира бригады скоростных бомбардировщиков. Он благодарит его и всю эскадрилью за помощь, оказанную экипажу подбитого самолета. В этот день среди летчиков царило веселье. Радостно и приятно было у всех на душе[2]».
7.04.40 г. старшему лейтенанту Шинкаренко Федору Ивановичу было присвоено звание Герой Советского Союза. Ему была вручена медаль «Золотая Звезда» № 291.
Участвовал в Великой Отечественной войне с июля 1941 г. Командовал 42-м иап. Воевал на Брянском и Западном фронтах.
Вспоминает Маршал авиации Зимин: «В начале года с нами на одном курсе некоторое время учился старший лейтенант Василий Сталин. Потом он из академии убыл, но, конечно, помнил, что среди слушателей есть немало опытных командиров и боевых летчиков. И вот однажды Василий Сталин снова появился у нас. Он подходил то к одному, то к другому слушателю и о чем-то беседовал с ними. Подошел и ко мне, спросил, не хочу ли я в скором времени отправиться на фронт, а когда я ответил утвердительно, сообщил, что формируется 42-й истребительный авиаполк и, поскольку, мол, я прибыл в академию с должности заместителя командира полка, мне могут предложить такую должность в формируемой части. Я тут же согласился.
Так в первой половине июля 1941 года я и некоторые мои товарищи были направлены в Орел, где шло укомплектование и переучивание летного состава полка на самолеты МиГ-3.
Командовал полком Герой Советского Союза майор Ф.И. Шинкаренко, замполитом (потом комиссаром) у него был политрук Н.В. Лысенко, опытный политработник и хороший летчик…
Это был не рядовой полк хотя бы потому, что в него отовсюду подбирали лучших летчиков. На его формирование и освоение пилотами самолета МиГ-3 было отведено меньше месяца. Но все эти вопросы были решены в предельно сжатые сроки, что само по себе свидетельствовало о том, что часть укомплектована хорошим летным и инженерно-техническим составом, который был способен успешно сражаться с сильной авиацией противника[3]».
В направлении будущего Брянского фронта[4] авиация противника активизировала свои действия только с середины июля. Фронт занимал промежуточное положение между стратегическими Западным и Южным направлениями и прикрывал юго-западные подступы к Москве. На этом направлении могли наступать войска двух групп немецких армий - «Центр» и «Юг».
Зимин рассказывает: «Задачи, поставленные перед 42-м истребительным авиаполком, были каждому из нас понятны. В первую очередь мы должны были не допускать бомбовых ударов врага по городам и железнодорожным узлам Брянск, Орел, Курск, а также некоторым другим важным тыловым объектам, пресекать пролеты вражеских бомбардировщиков в направлении Тулы и, само собой разумеется, Москвы. Нам вменялось в обязанность вести борьбу с воздушной разведкой противника и быть в готовности действовать по наземным целям и наступающим гитлеровским войскам…
Полк не такая уж крупная боевая единица, а ему между тем предстояло прикрывать территорию протяженностью в сотни километров. Объекты, которые мы должны были защищать, располагались на территории трех областей. Это означало, что действовать следовало небольшими разрозненными группами[5]».
Систематические и частые налеты немецких бомбардировщиков в дневное время начались в сентябре. Противник наносил удары по тыловым объектам фронта группами из двух-трех и более девяток, которые прикрывались истребителями сопровождения. Нередко вражеские истребители появлялись раньше бомбардировщиков, блокируя аэродром, а тех летчиков, которым все-таки удавалось подняться в воздух, связывали боем и не допускали к бомбардировщикам.
Вспоминает Зимин: «Истребителей у нас было крайне мало. Каждую атаку приходилось проводить на грани максимального риска. Такая тактика, которая стала для нас вынужденно-обыденной, конечно же не предусматривалась никакими предписаниями… Практически ни в один бой мы не вступали с численным превосходством над противником. Нас всегда было меньше…
18 августа сорок первого года командир эскадрильи нашего 42-го истребительного старший лейтенант Николай Власов таранил немецкий самолет Ю-88. Этот самолет был воздушным разведчиком. Власов перехватил его и вступил с ним в бой… В штабной документации о том бое было записано: «Командир эскадрильи старший лейтенант Власов при ведении боя с самолетом противника Ю-88, израсходовав боекомплект, протаранил его. Экипаж погиб, самолет разбит. Старший лейтенант Власов при посадке с убранными шасси получил ранение».
В госпитале Николай Власов пробыл недолго и вернулся в полк, не долечившись, как следует. Ему нужен был отдых, но он и слышать об этом не хотел. Выпускать его в полет было нельзя хотя бы еще несколько дней. Власов настаивал, и, в конце концов, добился своего - того требовала обстановка. А она резко осложнилась к концу сентября, когда танковые соединения Гудериана прорвали фронт[6]».
ВВС Брянского фронта в этот период имели 170 самолетов, в т.ч. 58 неисправных. Учитывая сложившуюся обстановку, в начале октября Ставка ВГК перебросила на аэродромы в районе Тулы и Мценска 6-ю авиагруппу Резерва Главного Командования в составе пяти авиаполков. 42-й авиаполк был включен в ее состав.
Маршал авиации Зимин вспоминает: «30 сентября на флангах фронта противник прорвал оборону 13-й и 50-й армий, механизированные войска гитлеровцев устремились к Орлу. Наши летчики, вылетавшие с орловского аэродрома на разведку, доложили, что немецкие танковые колонны вместе с мотопехотой приближаются к городу Кромы. Это уже километрах в тридцати юго-западнее Орла. Полку была поставлена задача штурмовать мотопехоту.
Мы делали вылет за вылетом. Клинья противника а его основные силы хорошо прикрывались зенитным огнем. Почти в каждом вылете нам приходилось вести воздушные бои с вражескими истребителями. Нагрузка была предельной. На штурмовку летали звеньями, одно за другим, с таким расчетом, чтобы постоянно держать немцев в напряжении и так замедлять его продвижение. При наших атаках даже такими малыми силами колонны гитлеровцев останавливались, мотопехота разбегалась по кюветам, оврагам и ложбинам… После посадки летчики часто даже не выходили из кабин. Как только машину заправляли горючим и пополняли боекомплект, звено тут же шло на очередной взлет. И так беспрерывной чередой в течение всего дня. После трех-четырех боевых вылетов на каждого наваливалась такая усталость, что многие летчики даже отказывались от обеда: только бы не тратить остаток сил и не покидать самолет…
Вскоре после того, как фронт был прорван, немецкие танки вышли к окраине Орла.
В тот день мы должны были перебазироваться на запасной аэродром Отрада севернее Орла. Однако высланная туда группа техников донесла, что никаких тыловых частей на аэродроме нет, он покинут и вести с него боевую работу невозможно. Сверху было приказано перебазироваться в Мценск. Перебазирование проходило в ходе боевых действий: взлетали со своего аэродрома на штурмовку, а производили посадку в Мценске. Так начали мы очередной боевой день.
Мое звено вылетало в тот день первым. Возвращаясь с задания, я заметил, что вражеских танков в непосредственной близости от Орловского аэродрома нет. С него, как обычно, в порядке очередности взлетали звенья, поэтому я приземлился и со всем звеном отрулил на юго-восточную окраину летного поля, где техники начали заправку наших машин. Летчики самолетов не покидали.
Сзади нас, метрах в трехстах, по самой окраине аэродрома проходила железная дорога. Заправка близилась к завершению. Мы видели, как на боевое задание взлетело последнее звено полка. На аэродроме оставалось только наше звено, когда на насыпь и полотно железной дороги вышли сразу три фашистских танка и открыли огонь по аэродрому. Первые снаряды со свистом пролетели над нами и разорвались впереди на летном поле. Я невольно втянул голову в плечи, скомандовал «От винта!» и запустил двигатель. То же сделали и мои подчиненные.
Говорят, чудес не бывает. Бывают. Мы взлетели под прицельным огнем, не выбирая курса, и ни один из нас не угодил в воронку. Это можно считать чудом. Когда я вспоминаю этот взлет, мне и по сей день становится неуютно.
Мы пошли на Мценск и вскоре увидели безотрадную картину. Мценский аэродром, занимавший площадь каких-нибудь полтора квадратных километра, был забит самолетами различных типов, которые стояли по периметру поля в несколько рядов. Оказалось, что сюда перебазировались почти все полки ВВС фронта, которые в связи с быстрым продвижением противника лишились своих передовых аэродромов. Сразу подумалось: один массированный налет вражеских бомбардировщиков — и большая часть авиации фронта перестанет существовать…
Зарулив куда указывал дежурный, я понял, что самолеты нашего полка разбросаны по всему аэродрому и сосредоточить их в каком-то одном секторе невозможно: все перемешано, свободной площадки нет... Печальную картину на аэродроме довершала полная неразбериха: смешались офицеры разных частей и рангов, никто никого не слушал и не слышал, командиры полков были озабочены тем же, чем и я. В этой ситуации я был за командира, так как Ф.И. Шинкаренко остался в Орле и контролировал исполнение приказа об уничтожении объектов, а также руководил эвакуацией инженерно-технического состава полка…
Скоро на высоте примерно пять тысяч метров появились два звена Хе-111, и на аэродром посыпались бомбы. Несколько самолетов вспыхнуло. Некоторые машины взрывались. Как я и предполагал, никто не вылетел на отражение налета, хотя в такой обстановке первое, о чем должен был бы позаботиться старший командир на аэродроме, это выделить два-три дежурных звена и держать их в боевой готовности.
После налета, который вызвал еще большую суету и неразбериху, появился грузовик, который шел мимо стоянок по краю летного поля. Стоявший в кузове офицер оповещал командиров частей о том, что они должны немедленно собраться на северной окраине аэродрома у прибывшего командующего ВВС Красной Армии. Никаких других машин не было. Побежали. Когда собралось большинство командиров, генерал П.Ф. Жигарев потребовал, чтобы до наступления темноты ни одного самолета на аэродроме не осталось. Некоторые командиры попытались доложить, что не все самолеты заправлены и что большинство летчиков не подготовлены для полетов в темное время суток. Выслушав все это, П.Ф. Жигарев только повторил свой жесткий приказ…
Наш полк должен был перебазироваться на полевой аэродром Залегощ. О нем в полку никто не знал. Как выяснилось несколько позже, его и не было вовсе. Было обыкновенное поле, на котором предстояло произвести посадку. Находилось оно в 80–90 километрах восточнее Мценска. Даже подобия ночного старта в том поле, конечно, не было… Трава на поле была скошена, и по самой середине в одну линию стояли стога. А рядом там проходит железная дорога Орел - Елец. Все эти приметы, конечно, не гарантировали того, что, вылетев туда второй раз в жизни, да в сумерки, я безошибочно найду это поле... Вернувшись к стоянке самолетов, я поставил задачу командирам эскадрилий и звеньев, объяснив, как найти новый полевой аэродром, сказал, что вылетаю первым, и что к прилету остальных звеньев на посадочной площадке будут зажжены стога. Посадку надо производить по направлению костров. Два рядом стоящих зажженных стога будут обозначать посадочное «Т». Главная проблема - горючее. По моим расчетам, у летчиков должно было остаться после перебазирования в Мценск примерно по полбака, а этого до Залегоща хватало.
Закончив инструктаж, я со своими ведомыми взлетел. Мы довольно быстро нашли площадку и благополучно сели. Каждый стог разделили пополам и одну часть убрали в сторону как запас горючего. Подожгли стога по всей линии, обозначив «Т», и стали ждать остальных. Сырое сено горело медленно — это было нам на руку…
Пришло еще одно звено и тоже благополучно совершило посадку. Людей стало больше, они начали помогать подносить сено из запасных стогов.
Наступила полная тьма. Один раз мы услышали рокот приближающихся самолетов, но они прошли стороной, и все снова стихло. Ни шума, ни самолетов...
Ночь прошла в тревоге…
Короче, мы едва дождались утра, когда прилетел командир полка Ф.И. Шинкаренко. Он сообщил, что три наших звена сели на аэродроме в Ельце, где был ночной старт... Постепенно нашли и остальных. Кто-то приземлился в Ливнах, кто-то - на полевом аэродроме Туровка, кто-то - просто в поле, а один летчик совершил невероятную посадку на дно оврага. Туда и средь бела дня вроде бы не сесть. Как он умудрился это сделать, не поломав при этом машину и не получив ранений, осталось загадкой. Этот «миг» слегка повредили, когда вытаскивали из оврага. Но в целом все обошлось на редкость благополучно. Все садились в полной темноте, как говорится, на ощупь — и обошлось! Эпопея по розыску самолетов была короткой, но запомнилась надолго. В конце концов, все самолеты полка были сосредоточены на аэродроме Елец[7]».
Немцы заняли Карачев и Брянск и подтягивали авиацию для массированных ударов по Москве. 42-му иап было приказано во взаимодействии с 74-м шап нанести бомбоштурмовой удар по крупной авиационной группе Люфтваффе, сосредоточенной на орловском аэродроме.
Рассказывает Зимин: «Наконец в очередной раз назначен день вылета. У штурмовиков с горем пополам набралось шесть исправных Ил-2, в нашем полку собрали два звена истребителей МиГ-3. Итого - 12 самолетов. Чтобы выделить эти шесть машин, инженерно-техническому составу полка пришлось крепко потрудиться…
Сбор с «илами» планировался по кругу над нашим аэродромом. Группу истребителей должен был возглавлять я. Мне было приказано вывести группу точно на аэродром для удара с первого захода. Мы ожидали сильное противодействие зенитной артиллерии и истребителей противника, поэтому очень важно было достичь внезапности при первом заходе. Из-за плохой погоды накануне произвести разведку аэродрома не удалось. «Может быть, это и к лучшему, - размышлял я, сидя в кабине своего «мига». - Аэродром мы знаем хорошо, а разведка могла бы только насторожить врага, и тогда на внезапность трудно было бы рассчитывать». А мы, с нашими весьма ограниченными силами, все свои расчеты строили на внезапности.
Время идет, штурмовиков по-прежнему нет. Так бывало и в предыдущие дни. Сидишь часами в кабине в ожидании команды на вылет, а вместо этого вдруг отбой: вылет откладывается. И это напряженное ожидание выматывает больше, чем воздушный бой…Туман начал приподниматься и от штурмовиков пришла команда быть в готовности... Ждем. Еще час проходит, потом другой...
Наконец появляются штурмовики. Они ходят под облаками на высоте 70–80 метров. Вялое состояние от неопределенности и долгого ожидания как рукой сняло. Взлетаем, пристраиваемся к штурмовикам - все на одной высоте...
Видимость плохая. Земля просматривается только под собой. По мере приближения к Орлу погода улучшается. На подходе к орловскому аэродрому высота облачности около пятисот метров, видимость - до четырех километров. На душе стало спокойней: выйдем точно на цель.
Вот наконец аэродром. Смотрю и глазам своим не верю: самолеты в три ряда по кругу! Стоят - крыло в крыло. В большинстве бомбардировщики. Нас не ждут, все спокойно, выстроились как на параде...
В северной части аэродрома вижу 20–25 истребителей. Всего более 200 самолетов.
Четыре Ме-109 начинают взлет. Поздновато! Звеном немедленно атакуем их, и я сбиваю ведущего. Легчаков поджег еще одного. Звено Морозова атакует следом за нами и вгоняет в землю двух остальных. Больше желающих взлететь, кажется, не видно.
Легким покачиванием с крыла на крыло подаю сигнал «Внимание» и начинаю пикировать на северо-западную часть аэродрома, где стоят бомбардировщики. Штурмовики перестраиваются в растянутый правый пеленг, становятся в левый круг. На первом заходе каждый с индивидуальным прицеливанием сбрасывает бомбы, на втором заходе «илы» пускают эрэсы, после чего методично начинают уничтожать самолеты пушечным огнем. Открывают огонь точки МЗА, но мы быстро их подавляем.
Штурмовики делают заход за заходом. Я осматриваюсь и вижу, что с юга к аэродрому подходит колонна транспортных самолетов Ю-52. Насчитываю пять штук. «Юнкерсы» уже находятся на высоте, не превышающей 200 метров. Явно заходят на посадку. Даю команду своим летчикам, и мы атакуем эту группу с предельно малых дистанций. Каждый летчик звена выбирает себе «своего», и каждый из нас сбивает по одному самолету. Еще два Ю-52 поразили огнем летчики звена Морозова.
Штурмовики образовали левый круг над аэродромом на высоте метров 150–200. Каждый летчик Ил-2 сам себе выбирает цель. Звено Морозова - тоже в левом развороте - ходит по кругу над штурмовиками метров на 100–150 выше. Мое звено под самой кромкой облаков - метров 500 - в правом кругу: мы ходим над аэродромом в обратном направлении и хорошо просматриваем весь боевой порядок.
Картина на аэродроме - впечатляющая. Горят и взрываются самолеты, огонь полыхает повсюду. Никогда не думал, что такими небольшими силами можно так эффективно поработать… Черный дым… обволакивает аэродром со всех сторон... Пытаюсь определить, сколько самолетов уничтожено на земле. Насчитываю 60 горящих машин. Только горящих... Немецких истребителей в воздухе нет. Впечатление такое, будто наш налет полностью парализовал гитлеровцев и им сейчас не до погони…
На следующий день партизаны через штаб фронта передали уточнение: на земле сгорело 70 самолетов. Подтвердили 9 сбитых в воздухе[8]».
15.11.42 г. остатки 42-го авиаполка были выведены на переформирование. Полк пересел на истребители ЛаГГ-3 и в конце зимы вернулся на Брянский фронт.
Вспоминает генерал-полковник авиации Полынин: «42-м истребительным авиаполком командовал Герой Советского Союза подполковник Федор Шинкаренко. После войны он станет генерал-полковником авиации, но тогда он для нас был просто Федя. Невысокого роста, худощавый, темпераментный, он был весь воплощением энергии и бойцовской лихости.
- Шинкаренко дай только подраться, - с уважением говорили о нем товарищи и командиры. - Тогда у него сразу настроение полнимется.
Федор Шинкаренко действительно любил и умел драться в воздухе. Когда предстоял бой с большой группой вражеских самолетов, он непременно сам возглавлял истребителей, показывая пример бойцовской удали. Собственно, ничего плохого мы в этом не видели. Командир авиаполка таким именно и должен быть, иначе его не признают летчики. Для них он станет попросту надзирателем и распорядителем. А такому человеку грош цена. В авиации любят людей отчаянных, лихих в бою, веселых, не унывающих. Именно таким и был Федор Шинкаренко.
О его боевой доблести слышал я еще в начале войны на Брянском фронте и не раз напоминал командиру дивизии: да урезоньте же вы командира 42-го. Для чего он рискует без надобности? Комдив каждый раз обещал поговорить с Шинкаренко, но, как только доходило до серьезных баталий, махал рукой и делал вид, что знать не знает, что там творит подчиненный ему командир полка.
Признаться и я все эти разговоры вел больше для виду, а в душе искренне одобрял мужество командира, поскольку отчетливо понимал: ничто так не воодушевляет воздушных бойцов, как пример старшего. Своей отвагой командир сплачивает коллектив, делая его во сто раз сильнее. В ведь речь-то идет о трудном для нас времени, 42-м годе. Гитлеровцы тогда имели в воздухе известное преимущество. В этих условиях личный пример старшего оказывал решающее влияние на исход борьбы с противником. Ну разве могли летчики не восхищаться поведением своего командира в бою, который он провел 3 декабря 1942 года!
Шестерка Як-7Б во главе с Ф.И. Шинкаренко прикрывала тогда поле боя. Чтобы расчистить путь своим бомбардировщикам, сюда приблизилась шестерка немецких Ме-109Ф. Завязалась схватка. Наши дрались двумя группами: одна производила атаку, другая в это время прикрывала сверху. Одному из вражеских истребителей в азарте боя удалось зайти в хвост машине Шинкаренко. Быть бы беде, если бы командир полка проморгал, вовремя не принял мер. Он энергично сделал горку, немец проскочил вперед и оказался в прицеле нашего летчика. Тут-то его и уложил Шинкаренко.
На 10-й минуте боя старший лейтенант Н.В. Тихонов, выждав, когда вражеский летчик с виража начал набор высоты и потерял скорость, приблизился к нему и выпустил добрую порцию снарядов. Вражеский самолет загорелся. На 20-й минуте Шинкаренко сбивает третий самолет, а на 25-й лейтенант Чкаусели тремя очередями из пулемета отправляет на землю четвертый Ме-109. 4:0 - неплохой счет для двадцати пяти минутного воздушного боя и лучшая аттестация для командира полка[9]».
В мае-августе 1942 г. в полку проводились фронтовые испытания ЛаГГ-3, вооруженных 37-мм пушкой Шпитального. За время пребывания на Западном фронте летчики полка сбили около 50 вражеских самолетов. К концу августа 1942 года испытания пушки Шпитального были полностью завершены. Новое оружие показало высокую эффективность: одного-двух снарядов было достаточно, чтобы уничтожить бомбардировщик противника, но слишком малый боезапас, 20 снарядов, требовал снайперской точности стрельбы. Кроме того, маневренность машин, и без того не очень высокая, уменьшилась, что потребовало выделять для их прикрытия отдельные группы истребителей. В крупносерийное производство эти машины не пошли.
19.07.43 г. 42-й иап был включен в состав 240-й истребительной авиадивизии. Дивизия переучивалась на истребитель Як-9Т, вооруженный 37-мм авиационной пушкой. За месяц надо было получить самолеты с завода, перегнать их, облетать, и переучить большое количество молодых летчиков.
Рассказывает Маршал авиации Зимин: «На переучивание, отработку групповой слетанности, высшего пилотажа и боевого применения отпускалось всего по 5 часов налета на пилота.
Этого, конечно, было крайне недостаточно, особенно для молодежи. Но большего не давали. Когда дело дошло до полетов, я дал указание командирам полков, чтобы летчикам-новичкам планировали по 7–7,5 часов налета за счет времени опытных и обстрелянных воздушных бойцов.
Ветеранам дивизии на освоение Як-9 отводилось только по 2,5–3 часа…
С подробным планом подготовки личного состава дивизии я поехал в штаб ВВС… В разговоре генерал сказал мне, что 240-я истребительная авиадивизия одной из первых получает самолеты Як-9 с 37-миллиметровой пушкой и что ходом подготовки дивизии интересуется И.В. Сталин… Я сказал, что если придется докладывать И.В. Сталину об уровне подготовки летчиков, то я должен буду заявить, что необходимо увеличить нормы налета минимум вдвое…
Через два дня после моей поездки в Москву нам добавили еще по 5 часов налета. Это уже было неплохо: с такой подготовкой можно было вполне успешно воевать[10]».
В августе 1943 г. 42-й иап в составе 240-й иад был переброшен на Калининский фронт под Ржев.
Вспоминает Маршал авиации Зимин: «Я вылетел в Ржев. Первым по графику туда должен был перелететь 42-й истребительный авиаполк…
Взлетно-посадочная полоса была в плохом состоянии. Я это почувствовал при посадке. Самолет бросало во все стороны, в начале пробега он несколько раз отрывался от полосы, и удерживать его на дорожке было очень трудно.
Зарулив, куда мне указывал руководитель полетов, я выключил зажигание и отправился на полосу. В воздухе никаких самолетов не было, поскольку аэродром готовился принимать полки нашей дивизии.
Полоса оказалась в еще более плачевном состоянии, чем я смог почувствовать это при посадке. Воронки на ней самой и на рулежных дорожках были заделаны наспех, небрежно. То там, то здесь торчали целые кирпичи и острые углы больших камней. Видимо, ремонтными работами руководил человек, не имеющий понятия о безопасности полетов. Я не на шутку встревожился. Но за оставшееся время ничего собственно уже нельзя было исправить.
Расстроенный, я свернул с полосы на грунт, чтобы идти к радиостанции, но сопровождавший меня офицер из стартового наряда вдруг закричал:
- Мины! Тут кругом все заминировано!..
Час от часу не легче. Полоса - в аварийном состоянии, в сторону ступить нельзя ни шагу - все заминировано...
Пока шли к радиостанции, я отметил про себя, что на аэродроме не сохранилось ни одной постройки. Люди живут в землянках и в подвалах. Та же картина опустошения...
Когда я уже был на радиостанции, пришло первое звено командира полка подполковника Ф.И. Шинкаренко. Я взял микрофон и дал полную информацию о состоянии полосы, о недопустимости резкого торможения, о большой опасности сруливать с полосы и рулежных дорожек.
В соответствии с порядком, установленным еще перед перелетом, первыми приземлялись ведомые командира полка. Самолеты при пробеге бросало во все стороны, но все же пилоты произвели посадку благополучно. Я еще подумал: «Не так, оказывается, страшен черт...» И в это время заходил на посадку командир полка. Расчет и приземление — точно у посадочного «Т», как и положено опытному летчику, который еще в молодые годы работал инструктором в старейшем Качинском авиационном училище.
Но здесь благополучное приземление зависело не только от мастерства летчика. Федору Ивановичу не повезло: в начале пробега на правом колесе сорвало покрышку, самолет вынесло с полосы на грунт, и почти сразу же один за другим раздались два довольно мощных взрыва.
Дым рассеивался очень медленно: стояла безветренная погода. У меня кольнуло сердце. Вот так, на моих глазах, в относительно спокойной обстановке наверняка не стало лучшего командира полка. Сколько лет летал, заслужил звание Героя еще в советско-финляндской войне, сколько всяких передряг прошел на трех фронтах от начала Великой Отечественной войны, и вот так, на земле...
Между тем дым понемногу рассеялся, стал виден самолет - точнее не он сам, а то, что от него осталось. И вдруг из этой кучи обломков возник Шинкаренко. Весь в копоти, командир полка больше был похож на трубочиста, чем на летчика. Но живой! Живой и совершенно невредимый!
По проложенным мосткам, чтобы не подорваться, к самолету побежали люди. Федор Иванович от всякой помощи отказался. Он пытался привести себя в порядок, отряхивая с себя мусор и стирая копоть, но от этого пачкался еще больше. Очевидно, он так же, как и мы, еще не успел осознать все случившееся и потому с преувеличенным усердием продолжал приводить себя в порядок.
От этого занятия его отвлекли летчики полка: едва только звенья появились в воздухе, Федор Иванович спокойно переключил свое внимание на подчиненных и начал руководить посадкой[11]».
В начале осени 1943 г. 42-й иап проинспектировал командующий ВВС Красной армии Маршал авиации Новиков.
Вспоминает Зимин: «Я сопроводил маршала авиации в 42-й истребительный авиаполк. Когда я докладывал о боевой работе этого заслуженного боевого коллектива, маршал спросил:
- Как справляется командир полка?
Я подробно и с большим удовольствием рассказал о Федоре Ивановиче Шинкаренко, который был моим командиром в сорок первом году, и добавил, что, на мой взгляд, он — готовый командир дивизии.
Потом маршал поинтересовался, есть ли еще в дивизии летчики, которые сбили более десяти самолетов противника. Я ответил, что есть, и назвал по фамилиям несколько человек, в числе которых был и Григорий Герман[12].
- Тех, кто заслуживает, представьте к присвоению звания Героя Советского Союза, - приказал А.А. Новиков.
Во время беседы с летчиками командующий авиацией поинтересовался их отзывами о самолете Як-9 с 37-миллиметровой пушкой. Оценки были хорошими: наши пилоты любили эту машину. Маршал похвалил летный состав и сказал, что командование фронта и воздушной армии лестно отзываются о боевой деятельности 240-й дивизии. Тут-то генерал И.Л. Туркель и доложил ему о том, что порядки в дивизии неважные. Пришлось мне давать маршалу подробные объяснения. Все это происходило в присутствии летчиков, которые подтвердили целесообразность практикуемого у нас метода дежурства. Вывод А.А. Новикова был для нас приятной неожиданностью.
- Если готовность с вылетом обеспечивается, то такая система себя оправдывает, и надо подумать, как распространить этот опыт на другие истребительные соединения, - заключил он.
Вскоре, когда маршал все еще находился в дивизии, с КП был получен сигнал на взлет полка в полном составе. Все эскадрильи уложились в нормативы, установленные для боевой готовности номер один. Александр Александрович отметил высокую боевую готовность полка, ценную инициативу по наблюдению за вражескими аэродромами и объявил всему летному составу дивизии благодарность.
На другой день я был в двух километрах от линии фронта на КП дивизии и руководил боевыми действиями своих истребителей, когда из штаба воздушной армии мне передали, что А.А. Новиков отправился ко мне на КП.
Через некоторое время я увидел три приближающихся «виллиса». Когда маршал и сопровождающие его офицеры вышли из машин, а я уже бежал им навстречу, начался интенсивный артиллерийский обстрел, и все залегли около машин.
Налет продолжался минут пятнадцать, и когда я все-таки подбежал к машинам, картина была не слишком приглядной: все были мокрые, перепачканные грязью, шофер получил легкое ранение. Маршал, отряхнувшись, выслушал мой доклад и улыбнулся:
- Невежливо ты встречаешь командующего ВВС... - Потом, после паузы, добавил: - Ничего... Бывает хуже.
Едва мы пришли на КП, воздушные разведчики передали по радио, что с аэродрома Шаталово взлетела группа вражеских бомбардировщиков – 45-50 единиц. Вскоре эти данные подтвердил расчет радиолокационной станции.
Я поднял шесть эскадрилий. На высоте две с половиной - три тысячи метров и практически прямо над нами наши истребители завязали бой. Горели, падая, немецкие бомбардировщики. Один наш летчик на глазах у всех присутствующих сбил подряд два из них. Зрелище было впечатляющее.
Всего в этом налете гитлеровцы потеряли семь самолетов. Само собой разумеется, бомбардировка была сорвана, группа - рассеяна.
А.А. Новиков приказал уточнить фамилию летчика, сбившего два самолета. Им оказался лейтенант Григорий Герман - заместитель командира эскадрильи из 42-го истребительного авиаполка.
Через несколько дней, 28 сентября 1943 года, был опубликован Указ Президиума Верховного Совета СССР, которым звание Героя Советского Союза было присвоено Григорию Ивановичу Герману[13]».
А еще две недели спустя Приказом Народного Комиссара Обороны СССР от 9.10.43 г. № 293 42-й иап был преобразован в 133-й гвардейский истребительный авиаполк[14].
15.10.43 г. 240-я истребительная авиационная Невельская дивизия была перебазирована на аэродром Дубовицы для доукомплектования личным составом, материальной частью. Менее чем за два месяца дивизия совершила 2559 боевых вылетов, в воздушных боях уничтожила 223 самолета противника (80 бомбардировщиков и 143 истребителя), потеряв при этом 58 летчиков. Потери в технике составили 62 самолета. 133-й гиап временно был передан в оперативное подчинение 211-й шап и продолжал участвовать в боях, обеспечивая действия штурмовиков.
Весной 1944 г. подполковник Шинкаренко был назначен командиром 330-й истребительной авиационной Островской дивизии, вооруженной принципиально новыми самолетами Як-9Б, которые были истребителями-бомбардировщиками и могли нести четыре стокилограммовых бомбы.
Требовалось не просто освоить их, но и отработать совершенно новые способы боевых действий, новой тактики применения такого типа самолета. И не случайно эту работу поручили именно Шинкаренко, который любил новаторский поиск и с блеском справился с возложенной на него задачей.
С 16.05.44 г. и до конца войны полковник Шинкаренко командовал 130-й истребительной авиационной Инстербургской ордена Суворова дивизией 3-го Белорусского фронта (168-й, 409-й и 909-й иап).
18.12.44 - 20.02.45 гг. проходили войсковые испытания Як-9Б. Бомбовыми ударами было уничтожено большое количество боевой техники и живой силы противника, а в воздушных боях было сбито 25 самолетов противника и потеряно 4 своих машины. Несмотря на положительные результаты боевого применения, по ряду причин, было построено лишь 109 самолетов данного типа. Ими была вооружена 130-я иад, в которой одна из эскадрилий, построенная на средства артистов Московского театра, называлась «Малый театр – фронту».
Всего за годы Великой Отечественной войны совершил несколько десятков боевых вылетов и сбил 8 самолетов противника.
После войны продолжал службу в ВВС.
До 1946 г. командовал авиадивизией в МВО.
В 1949 г. окончил Военно-воздушную академию им. Жуковского.
Служил в ВВС на командных должностях в Группе советских войск в Германии и Прикарпатском военном округе; командовал войсками ПВО Прибалтийского (1951—53 гг.) и Киевского (1953—54 гг.) военных округов; в 1954—55 гг.— командующий истребительной авиацией ПВО Киевского военного округа; в 1955—56 гг. — заместитель главного военного советника ВВС и ПВО в Болгарии; в 1956—58 гг. — командующий ВВС Воронежского военного округа; в 1958—73 гг.— командовал 30-й (с апреля 1968 г. — 15-й) воздушной армией Прибалтийского военного округа; в 1973—75 гг.— был консультантом Рижского высшего военного авиационного инженерного училища.
С 1975 г. Заслуженный военный летчик СССР генерал-полковник авиации Шинкаренко в отставке. Жил в Риге. Автор книг «Небо родное» и «Испытаны боем». Последние годы жил в Монино.
23.04.94 г. умер. Похоронен в г. Монино Московской области.
Герой Советского Союза (7.04.40). Награжден четырьмя орденами Ленина, тремя орденами Красного Знамени, орденами Кутузова 2-й степени, Отечественной войны 1-й степени, Красной Звезды, медалями, иностранными орденами.

Литература:
1. Книга о героях. вып. 2. – М., 1963. С. 242-252
2. Они прославили Родину. – 3-е изд. – Ростов-на-Дону, 1975. С. 115-119

Примечания:
[1] Борисов М. Из дневника летчика-истребителя // Бои в Финляндии. Воспоминания участников. Часть I. - М.: Воениздат, 1941. С. 48.
[2] Борисов М. Указ. соч. С. 53.
[3] Зимин Г.В. Указ. Соч. С. 33.
[4] Брянский фронт был образован 14.08.41 г.
[5] Зимин Г.В. Указ. Соч. С. 42.
[6]Зимин Г.В. Указ. Соч. С. 49.
[7] Зимин Г.В. Указ. Соч. С. 54.
[8] Зимин Г.В. Указ. Соч. С. 61.
[9] Полынин Ф.П. Боевые маршруты. - М.: Воениздат, 1972. С. 164
[10]Зимин Г.В. Указ. Соч. С. 204.
[11] Зимин Г.В. Указ. Соч. С. 212.
[12] Герман Григорий Иванович (род. в 1917) Герой Советского Союза (28.09.43), полковник. Украинец. В РККА с 1938 г. В 1940 г. окончил 9-ю Одесскую военную авиашколу летчиков им. Полины Осипенко. Участвовал в Великой Отечественной войне с июля 1941 г. Был зам. командира эскадрильи 42-го иап. Лично сбил 21 самолет противника. В 1949 г. окончил Высшие офицерские летно-тактические курсы. С 1955 г. – в запасе.
[13] Зимин Г.В. Указ. Соч. С. 234.
[14] Впоследствии 133-й гиап был награжден орденом Красного Знамени и получил почетное наименование Оршанский.